Текст книги "Снежный король. Сны об Александре Блоке"

Глава 7 В заповедных и дремучих лесах

Все знают, что среди дремучих лесов всегда есть и заповедный, это тот единственный, в котором и живет Баба Яга после того, когда богиня была изгнана с небес, она тут и поселилась. А было это в те самые времена, когда Велес стал медведем, страшные это были времена. Впервые в мир пришло зло.

Но Яга, узнав, что Велес здесь, и Кащей стал Стариком безобразным, не сильно печалилась и о собственной судьбе. Она уже тогда была мудрой, и понимала, что с Мокошью и пряхами ее не поспоришь, коли суждено ей оставаться в заповедном лесу да хранить мир живых от мира мертвых и наоборот, то от этого никуда не деться.

Вот и хранила, поджидала молодых богов, перепекала души подростков несмышленых, которые становились отважными воинами, а то и князьями. Ни один из них мимо избушки ее не прошел.

Разное про нее говорили, людям нужны были страшные сказки, а на самом деле более мудрого, а значит, и доброго создания не было в этом мире. Вот и теперь, когда Яга узнала, что Морена – вечная ее молодая и прекрасная соперница, которой больше подходили сказки, о ней сочиненные, что Королева Метелей похитила Генриха, она понимала, что к ней обратиться любимая и верная жена его. И хотя с самого начала с ней был Добрый Сказочник, но ведь ему не многое ведомо из грядущего, он сказки о прошлом сочинять Мастер. А чтобы прожить и спасти, и сказку сочинить, без ее советов не обойтись, и избушку ее стороной не обойти. Ему это прекрасно известно.

И когда они появились на дороге, улыбнулась она гостям непрошенным, но дорогим.

Леший сам шествовал рядом, и серый волк готов был служить верой и правдой. Но на этот раз она одобрила его рвение, это не то, что непутевому царевичу, который ничего ладом не может сделать помогать, королева полна мужества, силы и воли, как и любая древняя богиня, ей не грех и помочь и послужить.

№№№№№

А Скитальцы наши между тем уже пришли в заповедный лес, они ласково с Лешим поговорили, Королева погладила волка, около перепутного камня ее дожидавшегося.

Волк аж подпрыгнул от удивления, за все эти века никто и никогда не осмелился бы его погладить, ну кроме… А ласка даже волку из Пекла приятна. Но она была юна и прекрасна, и вполне земное создание. Рождаются видно и такие. Никогда прежде не встречал он девицу такую, даже Елена прекрасная, которую он для Царевича спасал, и та побаивалась его, а Герда вот совсем ничего не боится. И с первых минут стал волк уважать королеву, а потому жизнь за нее готов был, не задумываясь, отдать. А что задумываться, если он был бессмертным, и никто жизни его не посмел бы требовать.

Но они уже подошли к избушке, той самой, которую еще повернуть следовало к лесу задом, а к себе передом. Сказочник шагнул первым, королева, конечно, бесстрашна, но не стоило испытывать ее силу воли, так много испытаний у нее впереди.

Волк уселся перед избушкой их дожидаться да свежим лесным воздухом подышать, это всегда для него было особенно приятно, после очередного похода в Пекло. Они пока не знали, а он догадывался уже, то Яга к сестрице своей его отправит с ними вместе.

№№№№№

Старуха взирала молчаливо на молодую и прекрасную королеву, она умела так смотреть, любого смутить могла, но Герда вела себя достойно.

– Тебе ведомо то, что случилось, и мы пришли за советом и помощью.

– Конечно, о том любая ведьма знает, а я и подавно. Марена разбушевалась, надоело ей одиночество, а король хорош, вот и украла она его, и спрятала.

– Но как же нам до нее добраться?

– Многие хотели, да не многие смогли, – задумчиво говорила Яга, – волк тебя дожидается, вот к сестрице моей и домчит, а она уж знает, что дальше делать. Сказочник со мной останется, ему там делать нечего, но ты можешь его три раза позвать на помощь, если понадобится больно. Только зря не тревожь, если сама справишься со всем, что случиться должно.

Поблагодарила Герда старуху, убедилась в том, что все сказки про нее -выдумка сплошная, тех, кто с ней и не сталкивался вовсе, да и отправилась к волку.

Тот вильнул хвостом, как домашний пес, впрочем, этот волк ничего про собак не знал, потому что ни с одной из них, ну кроме лютого Цербера и не встречался никогда, потому он просто вильнул хвостом, показав свою радость.

Сказочник стоял на крыльце избушки и махал ей, грустно улыбаясь, он понимал, как труден и опасен этот путь, и только горячее любящее сердце поможет ей все трудности одолеть.

А потом он вернулся, чтобы вместе с Ягой взглянуть на то, что творилось в царстве метелей. И покатилось яблочко по блюдечку, долго катилось, пока не увидели они сначала только танец метели, он был красив и очарователен, едва не усыпил их, но они выдержали это испытание. И тут же нарисовался ледяной дворец. Впрочем, он так был украшен снежными узорами, что никакого льда там и близко не было видно. Зато каким красивым казался он, и каким холодным.

– Как же там выдержит он, в этом белом безмолвии, дождется ли?

Яга только усмехнулась, хотела сказать, то деваться ему все одно некуда, но не стала раньше срока надежду дарить Сказочнику. Недаром строго настрого запрещено заглядывать в грядущее. Все должно идти своим чередом и своим порядком, тогда и ладно будет.

Глава 8 Танец в метели

Лирическое отступление

ВАЛЬС ПОСЛЕДНЕЙ МЕТЕЛИ (ТАНЦОВЩИЦА)

 
Снова кружится в час заката
эта маленькая танцовщица
Белый вальс метели куда-то,
в той весне опять растворится.
И в экстазе она взлетает,
чтобы снова миру явить,
И надежду свою и тайну,
и любви незримую нить.
 
 
Но февраль уже на исходе,
и пустеет бокал с вином,
И она навсегда уходит.
И живем в пространстве ином,
Вдохновенье весны нагрянет.
И отпрянет забвенье сна,
Танцовщица во мгле воспрянет,
невесома уже она,
 
 
Словно отзвук иного гимна,
словно прошлой любви мираж,
Я кружилась тогда с другими.
Но ты душу теперь отдашь
За успех этой странной книги,
где романа и музыки свет,
Танцовщица сбросит вериги,
и в экстазе своих побед,
 
 
Не забуду потом в ненастье
этот танец– закат и сон,
Это счастье, вьюжное счастье,
знать, что рядом и что влюблен,
Никого во мгле не осталось,
только музыки этой бред,
Только дева во тьме металась,
и внезапных иллюзий свет
 
 
Подарила, и миг последний
этой музыки грустный плен,
И останется сон и сплетни,
и растает она совсем.
Только память моя кружила,
над обрывом замрет душа
Танцовщица уйдет красиво,
вдохновенно, едва дыша..
 

Королева Метелей шагнула в свою увитую снегами и льдами залу, где стоял ее трон. Туда уже поспешил король Генрих. Сколько времени провел он в седле, пока на белых скакунах разъезжал по снежному безмолвию.

С восторгом и ужасом, он видел, как бескраен мир снегов, который она ему отдала во владения. Он думал о том, что ни у одного из королей нет таких бесконечных владений, и очень хотел спросить у своей королевы, почему она так щедра. Он не помнил, чтобы кто-то делился тем, что имел с другим, пусть и любимым человеком, а ведь она его почти не знала.

Никто не отказывался добровольно от власти, не из-за этого ли все сражения на земле и происходили.

Но она, выслушав его речь – только улыбалась. Нет, этот парень нравился ей все больше. Если он притворяется, то очень искусно, она, конечно, подарила ему белое безмолвие, которому не было конца и края, потому что не могла подарить большего – тепла и любви. Она сделала его властелином холода и пустоты, на это когда – то обрек себя сам Кащей и царил здесь, пока Даждь с ним не расправился. Но потом, когда она пробовала заманить сюда любого из Богов, ни один не соглашался на все ее Дары, даже Стрибог улизнул, только притворившись, что рад такому дару, усыпил ее бдительность и бесследно исчез. А Генрих на самом деле счастлив. Но что это значит? Она становится все более могущественной и способна покорить любого.

Королева была почти счастлива, глядя на своего пленника, но она помнила о том, что ее соперница снова вышла в путь, как Жива когда-то, все повторяется в этом мире, нет ничего нового.

Тогда она не думала, что эта кривляка чего-то добьется, но она прошла Пекло, где Кащей распял Даждя, как – то обольстила самого Ния – она должна была признать, что Живе это никогда не удавалось прежде, и ушла вместе с ним. Но это была богиня Жива, а королева не сможет отнять у нее Генриха. Она не так сильна и несгибаема. Сама же Марена за это время стала значительно сильнее и увереннее в себе.

Она увлекалась своими помыслами, Генрих в то время сидел перед зеркалом – озером – ее любимой забавой, глядя туда, можно было увидеть весь мир. Он смотрел на что-то очень внимательно, не отрывая взора своего.

Королева вспыхнула и бросила свой взор туда.

Так и есть. Там в танце кружилась ее вечная соперница, Жива и на этот раз не могла оставить ее в покое. Она очень изменилась, ее золотистые волосы, фигура, лицо– все было как у Морены, не отличишь, только наряд оставался красный, на белый она его так и не сменила, не решилась, но в остальном все похоже.

И более того, она пела ему какую-то песенку, что-то пыталась рассказать. Марена невольно прислушалась, и чем больше она слушала, тем бледнее становилась. Такое могла придумать только эта негодная, она почти все ему рассказала, окаянная.

И самое главное, что останавливать ее было уже поздно.

 
Она обнажалась, срывая одежды,
Нелепейшей страсти, и странной надежды,
Желая вам душу свою показать,
Пред этой толпой обнажалась опять.
И молча смотрели чужие мужчины,
И не было более странной картины.
Чем эти, летящие прочь покрывала,
Со смехом немым всю одежду срывала,
 
 
Швыряла толпе дорогие наряды,
О дивная осень, момент листопада,
Кружились, кружились листы золотые,
И девы смотрели, о чем-то грустили,
И контуры -вдруг нагота проступила,
И замерли все, и толпа отступила,
А там пустота – нет прекрасного тела,
Она хохотала, куда-то летела.
 
 
И только одежды ее дорогие,
Над этой толпой возбужденной кружили.
И все им казалось – она обнажится.
И в тело нагое хотелось влюбиться,
И впиться, терзая, но нет его, други,
И это узнали, и смотрят в испуге,
На то, чем никто не посмел обладать.
И дева иллюзий вернется опять,
И будет во тьме над толпою кружить,
И только на вечер позволит любить,
И воздух руками нелепо хватать.
Одежды надежды с усмешкой бросать
Она не устанет, в экстазе мужчины.
И девы ее раздраженно окинут
Презрительно взглядами, будут шутить.
Мы только иллюзии можем любить
 

Королева пытливо взглянула на своего пленника.

Он был грустен и задумчив, правда, недолго, потом снова повернулся к ней и улыбнулся. Чары действовали безупречно, как только он видел ее забывал обо всем, усилия Живы оказались напрасными.

Глава 9 А вот и Жива

Богиня жизни в то время была во второй избушке, там, куда стремились теперь волк и королева Герда. И недаром к ней Яга их отправила. Она и должна была выяснить, насколько серьезна и смертельна болезнь короля Генриха.

Они приближались, а Жива металась по просторной комнате, она понимала, что ей нечем утешить королеву. Тогда, очень давно, узнав, что Даждь в ее плену, она бросилась во тьму и спасла его. Страшно даже вспоминать чего ей это стоило много времени прошло. На этот раз Морена так просто не сдастся, а они, что могут они? Наверное, не так и мало, только что-то дурные предчувствия не отпускали ее душу, не давали ей никакого покоя.

А Королева уже шагнула в ее избушку, и встретила ее Жива спокойно и радостно, не подавая виду, что радоваться особенно нечему. Не ожидала Герда тут увидеть такую молодую да прекрасную девицу, и волк ее ни о чем не предупредил.

– Дальше волк не пойдет с тобой, замерзнет он, но домчит тебя до оленьего стана, а там Олень с золотыми рогами. Только, – она замолчала вдруг, – ты можешь еще остановиться. Никто не гонит тебя туда.

– Но ты ведь в Пекло ходило, а это только Страна Метелей.

– Это так, только Пекло не так страшно, как его малюют духи и Сказочники, а страна Метелей, не так красива, как кажется издалека.

Жива говорила туманно, волк видел, что ей известно что-то, но Герда не собиралась отступать.

– Хорошо, иди, дай ей черта Макара в помощники, – обратилась она к волку, – туда, куда вы отправляетесь, Макар телят не гонял, но может он и пригодиться, это все, что я могу. Он доведет тебя до третей избушки, а там и видно будет.

№№№№№№

Когда волк поймал черта, тот противился, скорее из вредности, но как только волк отпустил его и предупредил, что и без него обойдутся, так он на все сразу и согласился.

– Уж до избушки – то дойду, у меня там дела свои есть, – заявил он волком на волка глядя.

Но кто же этих чертей поймет, и кто когда понимал? Она уселась на Оленя златорогого – любимого Живиного зверя, черт примостился рядом, указывая, куда оленю идти нужно, на королеве оказалась шубка чудная, и они помчались, обгоняя ветер. Несколько раз сам Стрибог их догонял, а потом исчезал где-то снова.

Черт насвистывал какую-то песенку, и не забывал за дорогой смотреть, королева была молчалива и печальна. Слова и глаза Живы никак не могла она забыть, как ни старалась. Сразу ясно, что та сказала не все, что ведомо ей было. Белое безмолвие может оказаться страшнее Пекла, это точно, но разве у нее есть какой – то выбор, если надо спасти короля?

№№№№№№

А богиня между тем покинула избушку, где она не любила бывать долго, только самые важные дела заставляли ее туда отправляться.

А теперь она вышла на поляну, залитую солнечным слепящим светом, и присоединилась к танцу русалок.

Это они неустанно кружились, готовы зачаровать всю природу, заставить расти, цвести, благоухать все, что жизнь получило, как великий дар этой весной. И сами они, наверное, не понимали, какое это чудо – живая природа, как дурманно пахнут травы и цветы, как шелестят деревья о чем-то своем, и переговариваются с птицами.

Но было бы это все возможно без них? Жива радостно оглянулась – нет, там, где не было ее и русалок и осталось белое безмолвие, куда и понес олень бедную королеву. Но она загрустила не из-за той, которая пройдет все, и вернет свою любовь, она бросила свой взор на небеса и увидела там любимого своего. Как равнодушно сиял он со своей высоты, заметил ли ее, отличил ли среди остальных? Она не знала этого, потому и грустила.

Юный бог Солнечного света был предназначен ей судьбой, но не случайно ли сбежала от него Морена, сколько слез пролила Жива, когда ждала его напрасно. Нет, он подобно Перуну или Велесу, не изменял ей, в том она была уверена, хотя это ее мало утешало. Тот, кто призван был светить и согревать всех, никого не любил и не выделял. Он был ей благодарен за спасение, потому до сих пор с ней и оставался, но как много она отдала бы за то, чтобы вместо благодарности получить от него любовь и нежность, уж не говоря о пепелящей страсти – об этом Жива даже мечтать боялась.

Несколько раз в отчаянье, так и не дождавшись этого от мужа своего, она бросалась то к Яриле, то к Купале, то к Усладу. Проводила с ними бурные страстные ночи. И каждый из них был хорош по-своему, страсть, нежность, наслаждение, они умели дарить ей щедро и весело. Но наступало утро, на небосклоне снова появлялся Даждь во всем своем сиянье и блеске, и она знала, что никуда от него не сможет деться. И она корила себя за слабость, но как еще можно было почувствовать, что ты жива, что ты желанна, что ничего не закончилось. Он не ревновал ее, он даже и не замечал того, что происходило вокруг. Снисходительная улыбка, это все, что она получала взамен своей любви и нежности.

– Пусть она спасет его, и пусть у нее все будет по-другому, – думала Жива о королеве, и продолжала самозабвенно кружиться в танце своем чарующая и очарованная.

Лирическое отступление

 
На белом коне в этот мир он вернется,
В плену ледяном побывав,
И солнцу, и свету король улыбнется,
Счастливым таким не бывал
Он прежде, и рядом его королева,
И Боги так рады за них,
И слышатся песни, такого напева
И призрак в печали возник.
 
 
И где-то проносится всадник усталый,
Навек в королеву влюблен.
И только во мраке луна трепетала
И в блеске победных знамен,
Сраженный Дракон – этот герб проступает
Но буря лютует во мгле.
Пирует король, и еще он не знает,
Что новой беде на земле
Его суждено разгореться кострами,
Какая беззвездная ночь.
И новый сюжет в той неведомой драме
И кони уносятся прочь.
 

Глава 10 На краю земли

Пока Жива вместе с русалками чаровала свой мир и помогала песнями и танцами своими расти всему живому, Олень с золотыми рогами мчался вместе с королевой и чертом Макаром к третьей избушке, где жила третья сестра Яги нашей. Хотя она была молода и прекрасна, но ведь у богинь все не так, как у людей, кто-то стареет, а кто-то остается вечной молодой и прекрасной. И они не сетуют на судьбу, а все принимают как должное, потому что понимают, что будет, как будет, никто ничего не изменит.

И чертоги ее, которые избушкой назвать было трудно, находились уже между небом и землей.

И это была, конечно, красавица Мокошь, та, которую мало кто видел, но знали и живые и мертвые. Она всеми судьбами и тайными знаниями владела. И встречала, и провожала каждого, когда человек из одного мира в другой передвигался, а уж о пряхах ее самые разные сказки ходили, каких только не было. Ни сна, ни покоя не знали они, и, склонившись над пряжей своей, не разгибались даже. Пряли они нитки судеб человеческих, если надо было уходить человеку, нитку обрывали, а если испытание его какое-то поджидало, то узел завязывали на нитке той. До всего им было дело, так хотелось поспеть везде, и все знать.

Но редко кто и когда в гости к ним пожаловать мог, одни сами не хотели в такую даль отправляться, другие просто трусили и говорили, что делать там им нечего, и только самые безрассудные, или отчаянные, или рабы, властелинами в путь отправленные и появлялись тут, на самом краю земли.

Кому– то Кота Баюна добыть надо было, кому-то то, не знаю что, а кто-то о глупости своей шкуру лягушкину сжег, чтобы жена красавица больше такой уродиной не становилось – нетерпеливыми очень оказались, на авось надеялись. А тут и выяснилось, что нет шкуры и жены у него нет, вот и приходилось на поиски идти и в страшных муках глупость и вину свою искупать. За все платить надо, а за глупость – вдвойне. Потому так все оно и было в те самые дни.

И впервые с былинных времен, когда богини к ним захаживали по дороге в Пекло или Ирий, только и слышали они такие страстные любовные истории, от которых и дух захватывало у любого.

Вот и теперь, опечалилась Мокошь и стала им рассказывать о Медведе, Драконе, Рыцаре и королеве. Так рождалась самая новая сказка.

Конечно, что-то из этой истории они прекрасно знали. Сами ее и предсказывали, и потом исполнения ждали. Но так нравились им сказки эти в мерцании огня, когда с одной стороны вьюга завывает, и метели мечутся, а с другой солнце печет, и травы зеленеют, а между мирами этими огненная река полыхает. И они на границе миров, как и Яга, остаются, только она в лесу заповедном, а они там, за горизонтом расположились. Они тоже сторожат тайну человеческой судьбы.

Когда олень остановился около третьей избушки, скорее на замок похожей, чем на избушку, то замерла невольно королева. И только черт Макар, который сюда и на самом деле носа не показывал прежде, хорохорился, вел себя довольно бодро и уверенно даже. Он не собирался показывать, что ему тут и холодно и одиноко и жутковато. Не мог же он перепугать Герду, ему бы Яга не простила такой трусости, а Леший бы еще поддал помощнику -трусу.

– И долго мы стоять будем, раз приехали, пошли, уж если Яги в первой избушке не испугалась, то тут тем более бояться нечего.

Королева очнулась от очарования своего и пошла навстречу новым испытаниям.

А черт уже стоял на пороге и приветствовал богиню.

– Если Мокошь к нам не идет, то мы к ней направились, – говорил он, словно Мокашь во всем ему подчинялась, а это он был высшим божеством.

Черт всегда умел пыль в глаза пустить и, кажется, ничего не боялся больше.

Но прекрасная богиня только по рожкам его потрепала, и повернулась к Герде:

– Мои пряхи только о тебе и говорят в последнее время, мы надеялись, что ты Ягу пройдешь, она добрейшее воздание, сомневались в том, что Жива тебя дальше пошлет. Она обычно охраняет жизнь, а не к смерти в объятья бросает. Но то, что и этот путь пройдешь, это уже просто выше всех похвал.

– А я на что, там волк был, а здесь сам черт Макар, – не мог промолчать шустрый помощник.

Ему показалось, что они про него совсем позабыли, а это не лады были, от скромности он помирать не собирался.

– Это конечно, – согласилась Мокошь серьезно, – без тебя бы они дороги не нашли, только мало по дороге этой пройти, надо еще силы сохранить для того, чтобы дальше двигаться. Но и когда туда попадешь, это еще полбеды, а сама беда впереди будет.

Королева молчала. Ей теперь было страшно, хотя вместо Яги Прекрасная Дама была рядом, улыбалась, ласковой казалось.

Тогда она только и подумала, что не все страшно, что страшным кажется, ведь и красота бывает ужасной и тревожной. Она ли спасет мир или погубит его, это никому в мире не ведомо.

А Мокошь все видела, и ей интересно даже стало, сможет ли она дальше двинуться, или только сюда ее черт принес.

Тогда, словно желая искусить ее еще больше, и произнесла она:

– Ты еще можешь остановиться, более того, тебе не надо в обратный путь пускаться, ты проснешься в своем дворце, я устрою это.

Каким заманчивым показалось такое предложение. Черт начал ковырять копытом мох, и что-то тихо ворчал себе под нос. Но понять, чем он недоволен было невозможно, да никто и не прислушивался к его речам.

– Нет, не хочу я в пустом замке просыпаться, – наконец услышали они голос Герды.

Макар подпрыгнул так, что головой о сучок кедра стукнулся, и шишка упала ему на голову, а когда он приземлился, на него повалилась и вторая и третья.

– Ты что это шишки мои оббивать пришел, – усмехнулась Мокошь, глядя на такую забавную картину.

Он уже отпрыгнул в сторону, но шишки все еще падали вниз.

– Что за деревья такие, даже шишки на них не держался, – ворчал черт, почесывая ушибленные места.

Но Герда ничего этого не видела и не замечала, она смотрела вдаль, словно старалась там разглядеть через снега и метели, того единственного, без которого жизнь ее была пуста и уныла.

Но его все еще не было видно нигде, словно бы пропал он без следа. И только вьюга– Морена кружилась в танце и, мороком странным ее охватив, никак отпустить не хотела, да и не могла отпустить, потому что она если не полюбила короля Генриха, то поняла как хорошо с ним рядом, и совсем не хотела одна оставаться.

– Мне пора двигаться дальше, – только и произнесла Герда.

От страхов и сомнений ее больше не осталось и следа.

Мокошь взглянула на черта, ни слова за ее спиной не произнесли пряхи, все они оставались в неподвижности странной.

Она отозвала черта в сторону, он стал на диво серьезным, и говорила с ним о чем-то. С нетерпением ждала ее королева, ей хотелось снова пуститься в путь.

Мокошь проводила их дальше, но ничего больше не сказала.