Текст книги "Мир и война в жизни нашей семьи"

Умерла Таня довольно рано, в 1960-1970-х годах. В последнее время она работала в ГИПРОзерно. Ведущим инженером проекта по нашей специальности.

Гринвальд Фаина и Таня были подружками. Фаня была красивая, Таня в глаза не бросалась. Способности у Фани средние. В группе отношения были товарищеские.

Фаня принимала активное участие во встречах. Внешний вид Фани с годами резко изменился. Если студенткой была красивой, то после войны я ее не узнал. Сильно пополнела и стала какой-то старой, обрюзгшей еврейкой.

В период учебы вся группа была дружной, но как-то было заметно, что больше дружили небольшими группками. Само собой, что девчата дружили между собой отдельно от ребят.

Отличники как-то тяготели к Апельцину. Среди них были Гладков, Лившиц, а также Савохин, Рыбина.

Южалкин был в дружбе с Иванихиным.

После получения стипендии мы небольшой группой – я, Кабанов, Федотов, Маслов и Коверницын – часто заходили в пивную у Орликова переулка и выпивали по одной, а иногда по две кружки пива. Это как-то сплачивало нашу дружбу, потому что за кружкой пива всегда следовал разговор.

Еще больше нас сблизили лыжи.

Лыжи. Человека с детства приучают кататься. Катают в колясках, санках. Когда ребенок научился ходить, он начинает бегать, но возможности бега ограничены [малой] скоростью, человек хочет двигаться быстрее. Ребенку очень нравится, когда его везет взрослый на санках бегом. Еще лучше, когда катится на санках с горки – и в это время скорость увеличивается…

Первым снарядом для катания в деревне применяли решето с замороженным в дне его навозом. Дно имело сферическую форму и гладкую ледяную поверхность. Катались обычно с небольших горок где-либо вблизи воды – или у колодца, или на берегу реки.

Горку поливали водой. Она становилась ледяной. К решету привязывалась веревка. У горки всегда было много ребят. Для того чтобы удобно сидеть в решете, туда подстилали сена, соломы или какую-нибудь старую ветошь: тряпку, пальтушку.

Кататься на таких снарядах хорошо. Ребенок испытывал большое удовольствие. Но этот снаряд плохо управляем, и поэтому, когда катится с горки, несколько раз перевернется вокруг оси, как правило, в конце горы, и ребенок вываливается из решета в сугроб.

Более совершенным снарядом для катания являются санки. Вначале ребенка в санках катают, затем он начинает на них кататься сам. Лучше кататься на санках лежа. Санки лучше иметь подлиннее, тогда катание становится управляемым. Лежишь на санках, а ноги волочатся по земле, вернее – по снегу, и торможение левой или правой ногой регулирует направление езды. Чтобы прокатиться ещё раз, надо подняться на горку, везя за собой санки: «Любишь кататься, люби и саночки возить».

Со временем кататься лежа становится неинтересно, так как обзор пути спуска недостаточен. Лучше спускаться с горы стоя. Но на санках с горы спускаться стоя трудно. Это возможно только с маленькой горки.

Для катания с гор стоя придумали пыжи.

На заре развития лыжного спорта в деревне приспособляли для этого клепки от бочек. Чем длиннее клепка, тем удобнее на ней кататься. Крепления на таких лыжах весьма примитивные. В средине клепки прибивается ремень. Нога, обутая в валенок, вставляется в этот ремень. Для удобства управления к передним концам лыж привязывается веревка.

Спускаясь с горы, катающийся держится за веревку и управляет движением и ногами, и руками.

Спускаться на таких лыжах с горы трудно. Но при этом всё тело человека очень развивается, работают все мышцы рук и ног, и обостряется глазомер.

Во время спуска с горы лыжи дрожали, влияла мельчайшая неровность лыжни. Дрожание лыж передавалось человеку, и он должен был все эти толчки амортизировать. Если своевременно не среагировать на толчок, то теряешь равновесие и падаешь.

Надо научиться падать так, чтобы что-то не сломать и не ушибиться.

Катание с гор прививает человеку качества храбрости, смелости и любви к труду. Кататься на клепках можно только с гор, они катятся только с горы. На ровном месте на них не разбежишься.

Чтобы испытать удовольствие прокатиться, необходимо затратить труд, чтобы забраться на гору.

Любовь кататься с детского возраста сохранилась и у взрослых. И человек стал совершенствовать лыжи. В настоящее время лыжи доставляют не только удовольствие для катания, но и служат необходимым средством для передвижения человека: различают лыжи для охотников, лыжи в армии и т. д.

О конструкции всевозможных лыж и их назначении распространяться не буду. Остановлю внимание читателя на наиболее распространенных лыжах – прогулочных.

Для катания лыжи должны быть достаточно длинны.

Детские мои годы пришлись на первые годы становления советской власти. В стране царила разруха. В деревне бедность. В нашей семье тоже особого достатка нет. В многодетной семье кормилец один – папанька. Жили на его заработки.

Он работал в то время на Рублевской насосной станции. Мама занималась домашним хозяйством. Землю обрабатывали кое-как. Сельским хозяйством папанька занимался урывками. Но советская власть укреплялась. В деревенскую жизнь усиленно внедрялась культура. Большое внимание уделялось распространению печати. Мы выписывали газеты и журналы.

Где-то мы с Санькой (старшим братом) вычитали, как можно самим изготовить лыжи. Нас мама каждое воскресенье посылала в церковь молиться и давала мелочь, чтобы или купить свечку, или положить на тарелку. Из выданной нам мелочи мы кое-что оставляли себе – вернее, добрую половину. На скопленные от церкви деньги, купили сперва рубанок, стамеску, затем фугасок и стали сами делать лыжи.

Вначале мы попытались производить лыжи из досок щитов, которые устанавливались вдоль дорог для предохранения от заносов. Щиты эти изготовлялись из тонких досок, толщиной примерно 1,5–2 см, шириной примерно 10–12 см, длиною около 2 метров.

Доски эти очень подходили под размер лыж, но вся беда в том, что у нас никак не получался согнутый мыс лыж. Попытки наши не увенчались успехом.

Мы вычитали, что хорошо изготовить лыжи из дерева твердой породы – березы, дуба или клена. И вот мы спилили растущий у нас в палисаднике клен. С большими трудностями мы всё же изготовили лыжи. Правда, они были тяжеловаты и не очень гибкие, слабо пружинили. Но всё же кататься можно. Это все-таки не клепки от бочки.

Мечта наша приобрести лыжи фабричного изготовления в конце концов сбылась.

И вот я катаюсь на настоящих лыжах с палками из бамбука.

Экипировка лыжника состоит не из одних лыж. Должны быть у него и соответствующая обувь, одежда, а главное – надежные крепления обуви с лыжами, т. е. то, что связывает живого человека с неодушевленными деревянными досками в единое существо лыжника.

Экипировка лыжника всё время видоизменяется и совершенствуется. Первое время крепления устраивались в виде прибитой к средине лыжи ременной или брезентовой петли. Эта петля своими концами прибивалась гвоздями или прикреплялась шурупами к боковым стенкам лыжи. В петлю вставлялся мыс обуви.

Затем для крепления петли придумали прорезать в лыже отверстие и в него стали просовывать ремень. У ремня на одном конце была пряжка. Затем крепления, всё более и более усовершенствованные, были заменены на металлические с надежным и быстро разъемным замком.

Обувь тоже подвергалась усовершенствованию. Первое время человек катался в той же обуви, в которой он ходил зимой повседневно. Это были обычно валенки. Но могли быть и кожаные сапоги, а иногда и ботинки. Затем придумали специальную обувь для лыжника – пьексы. Пьексы – это кожаные ботинки, внутри с мехом или теплой подкладкой. Мыс у ботинок задран вверх, что во время хода лыжника препятствовало соскакиванию крепления. В помощь задранному мысу, чтобы ботинки не выскакивали из крепления, петлю стали привязывать веревками, шнурками или ременными поясами к ботинку – вдоль ботинка.

Затем придумали для лыжника специальный ботинок под металлическое крепление. Крепления всё время совершенствуются, и какими они будут в дальнейшем, трудно сказать. Но будут они еще более удобными, простыми и надежными.

Лыжами увлекался не только я, но и мои сверстники, и мои товарищи. Катались мы в пионерском возрасте на клепках. На фабричных лыжах начали кататься, только когда подросли до комсомольского возраста. А это было в конце 20-х годов.

В это время комсомолом устраивались всякого рода агитационные культпоходы по деревням.

В Павшине наша компания лыжников состояла из братьев Савиных – Александра, Егора и Леши, Кабанова Николая, Попова Николая, Клопова Николая, Никитина Володи и меня.

Катались мы большей частью днем по воскресеньям и в будние дни вечерами, когда кончались все домашние дела.

Походы у нас были небольшие, по 3–5 км, и большей частью катались с гор. Излюбленной горой для нас была Пенягинская гора. Гора эта длинная (около 0,5 км) и сравнительно крутая.

Для проверки нашей ловкости и храбрости мы устраивали посредине горы небольшой трамплин. Но надо сказать, что преодоление трамплина редко у кого было удачным. Обычно мы после трамплина падали и часто ломали лыжи. В то время мы катались в валенках и крепления у нас были самыми примитивными. Однажды мы съезжали с Пенягинской горы вечером, возвращаясь из поездки к д. Митино. Стало темнеть. Съезжая с горы, я не заметил трамплина и не подготовился к нему. Когда летел с него, то не удержал как следует лыжи. Мыс правой лыжи у меня наклонился и врезался в снег. Я сделал цирковое сальто-мортале через правую лыжу. Она сломалась. Я валяюсь на снегу с обломками на правой ноге. Левая лыжа соскочила с ноги, укатилась куда-то вниз.

Падение совершилось удачно. Руки-ноги целы. Ребята надо мной посмеялись. У них спуск оказался удачным: они не попали на трамплин. Я спускался с горы с двумя половинками правой поломанной лыжи. Левую лыжу в потемках я не нашел. Она, наверное, врезалась в сугроб.

К этому времени я уже прилично научился кататься. И то, что в этот раз не поломал ни рук, ни ног, говорит о том, что я научился падать.

Еще раз подчеркиваю, что самое основное качество хорошего лыжника, – это научиться падать без ушибов. Падать мы научились и ходили на лыжах иногда без отдыха километров по 10. Ходили до ближайших к Павшину деревень. Иногда катались до Архангельского, один раз даже до Воронков.

И вот стали мы поговаривать о более длинных переходах. На одном таком собеседовании мы договорились совершить, как часто писали в то время, «культпоход» от Павшина до Истры.

После долгих переговоров и приготовлений группа наконец-то сформировалась в составе: Никитина Володи, Кабанова Коли и меня. Вышли мы из Павшина утром, часов в 9.00. Экипировка не ахти какая. Лыжи фабричного производства, в валенках, костюмы обычные: брюки обычные повседневной носки, пиджаки костюмные, конечно, уже сильно поношенные (новый костюм всегда теплее). Под пиджаком трикотажные свитера, не шерстяные, поношенные. На головах вязаные шапки, и в варежках. Крепления на лыжах ременные, для крепости крепления привязаны вокруг валенка через задник.

Погода довольно холодная, что-то в пределах 20–25 градусов. Холодит – бодрит. Мы идем быстро. Местами попадается лыжня, но большей частью приходится идти по целине, иногда по санному пути. Первым идем попеременно, так как первому идти тяжелее.

Когда прошли немногим более 5 километров, за Черневом начался встречный ветер. Идти стало тяжелее. Одежда у нас, как говорят, была жидковата, у нас у всех стала мерзнуть часть тела ниже пояса. Продувало через ширинку. Вот тогда мы поняли, в чем преимущество матросских брюк.

Собираясь в поход, мы даже думали где-либо на остановках провести среди населения читку и взяли с собой несколько экземпляров свежих газет. И вот когда стали замерзать, мы вспомнили о газетах и догадались утеплиться: опустили их спереди под пояс между нижним бельем и брюками.

О! Теперь совсем другое дело. И теплее, и не дует. И мы не мерзнем. Прошли километров 15. Стали уставать. Собирались заехать в какую-нибудь чайную, но в ближайшей деревне чайной не оказалось. Коля Кабанов вспомнил: в деревне Талицы у него есть дальняя родня – какая-то двоюродная тетка. Деревня эта скоро будет.

И вот мы в Талицах. Нашли родню – тетю Дуню. Дома она оказалась одна. Был первый час. Тетя Дуня уже истопила русскую печь. В доме тепло, чисто.

Тетя Дуня Николая узнала. Он представил ей нас как своих товарищей.

Тетя Дуня забеспокоилась, забегала. Предложила нам раздеваться, проходить вперед к печке погреться.

Стена печки, выходящая в большую светлую комнату, облицована белыми изразцами с синей каемочкой. Кухня от прихожей отделена перегородкой. Вход на кухню зашторен цветастой занавеской.

– Сидите, грейтесь, а я пока поставлю самовар. Потом уж покормлю вас.

Мы отогрелись, осмотрелись. Тетя Дуня, когда мы вошли, выглядела какой-то растрепанной: один рукав платья засученный, другой – опущенный, волосы на голове распущены; на одной ноге галоша, а на другой – какой-то опорок.

Пока мы отогревались, слышали, что на кухне загромыхала об ведро крышка от самовара, полилась вода. Слышали, как раскалывалась щепа для растопки самовара. Через каких-то минуты 2–3 слышим: зашумело пламя в самоварной трубе, послышался шум соска умывальника, плеск воды. И вот в переднюю входит тетя Дуня.

– Ну как, отогрелись?

– Да, почти отогрелись, тетя Дунь!

Смотрим, но это уже совсем другая тетя Дуня! К нам вышла пожилая, но моложавая и какая-то аккуратная женщина. И когда она только успела привести себя в порядок?! На обеих ногах опорки из валенок, ноги в белых шерстяных носках. Голова причесана. Поверх платья надет расшитый белый фартук. Лицо чистое и слегка разрумяненное.

Еще когда тетя Дуня копошилась на кухне, оттуда всё время раздавался ее голос. Она всё время о чем-либо спрашивала Николая: то о его матери, тете Оле, то о бабушке, потом перебрала всех сестер тети Оли. Спрашивала, как их здоровье, как живут, где работают, кто вышел замуж и т. д., и т. п. И сейчас она постоянно говорит и говорит. Николай еле успевает отвечать. А тетя Дуня хотя и не перестает говорить, но ни одной минуты на месте не стоит. И опять не прошло 3–4 минут, а стол уже накрыт белой скатертью. На столе чашки, сахар, хлеб, нож и ложки. Капуста кочанная, огурцы соленые. И в это время слышно: зашумел самовар.

– Ну, ребятки, идите мойте руки и к столу. Коль, приглашай товарищей!

Мы пошли на кухню мыть руки. Из самовара идет пар. В кухне всё прибрано. Шесток печи задернут белой занавеской. А на занавесках вышито: «Всё, что есть в печи, на стол мечи».

Мы уселись за стол.

– Ой, тетя Дунь, куда это Вы столько наставили-то?!

– Ничего, ничего, ребятки. Вы, небось, устали и намерзлись. Вон ведь сколько отмахали. Небось, руки, ноги гудят. Я бы и двух шагов на ваших лыжах не прошла, а тут сами идут да еще лыжи с палками тащат.

– Э! Тетя Дунь! Не мы лыжи-то тащим, а они нас.

– Коля! А может выпьете немножко с морозу-то да с устатку? Небось, уж выпиваете?

– Да нет, теть Дунь, мы не пьем. Если родители узнают, то что будет?

– Ну хорошо, что родителей боитесь. А самим-то хочется!

– Да нет, теть Дунь, еще успеем, когда подрастем.

– Чего ж подрастать, вы уж большие. Небось, в армию скоро. Сколько вам лет?

– Мне 17, Егору – 18, а всех старше Володя, ему уже 19 лет.

– Это хорошо, что вы не пьете, а то вот у нас недавно у соседа мальчишка, ему еще и 17 лет нет, на свадьбе (сестра его выходила замуж) напился и начал что-то кричать. А это его мужики на смех подпоили. Ему уж отец дал такую трепку и запер в чулан. Он, наверное, целых полчаса из чулана кричал: «Прости, папаня, больше не буду». А потом заснул и всё гулянье проспал. Правильно делаете, ребята, не спешите. Вот отслужите в армии, тогда и выпьете. Ну, может быть, немножко, если уж захочется, выпьете, когда вас будут провожать в армию. Ну, значит, «Рыковку» пить не будете. Рыковка-то – это ведь молоко от бешеной коровки. Я лучше сейчас подам вам молочка от Зорьки.

И вот тетя Дуня принесла на стол большую сковороду поджаренной подрумяненной картошки и большую крынку горячего из печки молока.

– Ой, тетя Дунь, да куда это, так много-то всего.

Хотя мы отказывались для приличия. Но постепенно осмелели и незаметно умели всю сковороду картошки и выпили по две чашки горячего топленого молока. Не забываем при этом и огурцы, и капусту, и, само собой разумеется, хлеб.

И после всего этого выпили еще по две чашки чаю. Тетя Дуня и сама ела, но, конечно, не с таким аппетитом, как мы. И всё время не переставая говорила и говорила.

Всё узнала о нас. Рассказала также и нам все новости о Палицах и ее жителях. Разговор был непринужденный, откровенный. Она с нами разговаривала, как будто со своими детьми. И получилось так, что и мы с ней также открыто говорили – не только как с матерью, а как будто с закадычным другом нашей компании.

Да! Забыл я еще сказать, что, войдя в дом и увидев, что в комнатах очень чисто, и боясь наследить, мы тут же сняли валенки и портянки и некоторое время стояли у двери разутые. Тетя Дуня, увидев, что мы стоим разутые, стала ругаться:

– Что вы, что вы? Проходили бы в обувке, я еще пол-то сегодня не мыла, к вечеру буду только мыть. Ну ладно, я сейчас.

И тут же пошла на кухню и принесла нам целый ворох шерстяных теплых, наверное, из печурки, носков. Мы надели носки и сразу почувствовали тепло в ногах и хорошее настроение.

Поели мы с удовольствием и, как говорят, досыта, по горло. Посидели не менее часа. Отдохнули хорошо. Поблагодарили мы тетю Дуню самым сердечным образом и решили вылезать из-за стола. Хозяйка нас просит еще поесть, обижается, что мало поели.

– Я ведь сейчас и щей вам могу еще дать, наверное, уже упрели.

– Тетя Дуня! Мы и так еле вылезаем, а если ты будешь всё из печи нести, то нам из-за стола и совсем не вылезти. Большое спасибо, тетя Дуня. Ты нас накормила, как мать родная!

– Ну что вы, разве это кормежка?! Вот если бы я загодя знала, что вы заедете ко мне, тогда бы уж, конечно, чего-нибудь приготовила бы, а то что ж, картошка да молоко, от этого не уедешь далеко.

– Теперь доедем далеко.

Взглянув на тикающие ходики, Володя стал нас торопить:

– Друзья, смотрите, уже второй час, нам надо торопиться, а то сегодня до Воскресенска не дойдем.

Еще раз поблагодарив, мы устремились к двери. Сапог нет.

– Я сейчас, – и тетя Дуня несет нам валенки и портянки.

Оказывается, пока мы сидели за столом, наши валенки грелись на печи, а портянки и варежки – в печурке. Да, хорошо мы отдохнули: и поели, и отогрелись.

Тетя Дуня предлагала нам на дорогу яиц, хлеба, мы отказались. Она звала нас заезжать на обратном пути. Мы сказали, что обратно поедем поездом. Николай просил тетю Дуни передать привет всем семейным тети Дуни и приглашал ее к себе в гости.

Ветер утих. Мы отогрелись, усталость прошла. Мы быстро покатились под гору. Лыжи скользят хорошо. Но морозец не ослаб. Морозец бодрит. Идем быстро. Дорога меняется. Спуски с гор сменяются длинными подъемами. Идем быстро не менее часа. Понемножку начинает смеркаться. После длинного подъема мы остановились передохнуть. Немного отдохнув, тронулись в дальнейший путь. Стали поторапливаться. Запас талицкого тепла истощился, но теперь уже тепло шло изнутри, и это тепло, выходя наружу, проявлялось в виде инея на спинах.

После Талиц мы пошли опять быстро, затем через час быстрой езды стали уставать и стали при подъемах на пригорки всё чаще и чаще останавливаться. Устаем. На остановках долго не задерживаемся, не более 1–2 минут. Ветер продувает насквозь. Вот проехали какую-то деревню. Вдали показались огоньки. Повстречавшийся возница с дровами сказал, что это Воскресенск впереди.

Вдали видим очертания какой-то колокольни. Начинаем жать. Но ноги устали, и руки тоже еле поднимают палки. Идем всё медленнее и медленнее. Видно, как от впереди идущего валит пар. Появляются сосульки на бровях и из-под носа. Устали. Очень устали. Но воодушевляют впереди сверкающие огоньки и надежда, что вот-вот доберемся до тепла.

Вошли на окраину Воскресенска. У женщины, идущей с ведрами на коромысле, спросили, далеко ли до чайной. Ответила, что порядочно.

И вот мы у чайной. Не стали узнавать, где лучше, где хуже. Подъехали к крыльцу. Сняли лыжи, отряхнулись. Поднялись. Вошли. Поставили при входе у двери лыжи и палки. В чайной светло, горят две тридцатилинейные молнии. Наверное, лампы недавно только зажгли. Стекла на них чистые, еще не закопченные. В чайной что-то около 10 столов. За тремя столами, стоящими у окон, сидят посетители. За одним четыре мужика о чём-то громко разговаривают. Чувствуется, что уже порядочно выпили. Мы сели за стол подальше от двери. Поближе к кухне. Сразу почувствовали тепло. Сняли шапки, варежки, расстегнули пиджаки. Подошел половой, вынул из-за пояса полотенце, обмахнул стол и спросил: «Чего изволите?» Мы сразу, не сговариваясь, все трое сказали: «Чаю! Чаю! Чаю!»

– А кушать что будете?

– Давай чаю, а потом посмотрим. Ну давай пока баранок фунта два!..

И вот несет нам половой на подносе большой чайник с кипятком. Маленький с заваркой и три стакана с блюдцами, розетки с сахаром, щипчики для колки сахара и полную тарелку баранок.

Мы немедленно налили чаю. Попытались пить чай из стаканов, хотели показать себя причастными к образованным людям, но ничего не получилось: пить хотелось, а держать горячий стакан невозможно. И мы все стали пить чай, как и все, не привередничая, из блюдечек, с сахаром вприкуску, а чтобы было не так горячо, закусывали баранками.

Утолили жажду, выпив из блюдечек по два стакана чаю. И не заметили, как опустошили и тарелку с баранками, и чайник с кипятком. Лишь только в розетке оставалось немного сахара.

Мы немного отогрелись. Огляделись. Я пошел посмотреть, что есть в буфете. Выпив по два стакана чаю, мы не напились, а лишь только утолили жажду. Запомнил я на всю жизнь, что в то время нам так хотелось пить, что мы еще три раза стучали по стаканам, подзывая полового, чтобы заказать кипятка. Он трижды приносил нам большой чайник с кипятком. В общей сложности мы за то время выпили по 8 (восемь) стаканов чаю.

Лыжный пробег. После нашего похода увлечение лыжами пошло на спад, и лишь только когда стал учиться в институте, вспомнил я опять свои лыжные увлечения.

В институте были часы физкультуры. Мы часто группой выезжали в Сокольники, где была лыжная станция и выдавали лыжи на прокат.

В 1934 г. в Москве были организованы межвузовские соревнования по биатлону. Мы с Кабановым записались в институтскую команду лыжников. Для лучшей подготовки к соревнованиям членам команды выделили дополнительные талоны в столовую на усиленное питание.

С нами в выходные дни проводились дополнительные вылазки в дом отдыха в подмосковном Звенигороде, где каждый день регулярно не менее 4-х часов занимались ходьбой на лыжах и стрельбой из мелкокалиберной винтовки.

В доме отдыха мы, конечно, не поправились, но физически окрепли. Большую часть времени мы проводили на воздухе. Соревнования проводились в марте месяце. В них участвовали команды из 20-ти московских вузов. В каждой команде по 20 человек.

День соревнований выдался теплый. Старт был в Измайловском парке. Трасса проходила частично лесом, но большей частью открытым полем. Участники команды имели форменные костюмы, шаровары и куртки. Лыжи у каждого были подогнаны заранее. Крепления надежные. Пробег пришлось совершать с боевой винтовкой за спиной.

Пробег начался. Выехали бодро. На старте у всех силы свежие. Настроение веселое. Идем лесом, лыжня хорошая. Каждая команда со старта выпускается с интервалом. Нас предупредили, что зачет по времени будет по последнему участнику команды, с учетом результатов стрельбы всей команды. Задача поставлена: всем дойти как можно быстрее до финиша и хорошо отстреляться. По лесу идем быстро, без задержки. Выехали из леса. Полем лыжня немного хуже. Команда заметно растянулась. Впереди шел самый быстрый лыжник, замыкал команду самый сильный Трегубов. Прошли что-то около половины трассы. Солнце начинает пригревать. На лыжне появляются лужицы. Идти тяжело. За спиной всё время ерзает винтовка, хотя, кажется, привязана она крепко. Становится жарко. Появляется пот на лице. Я шел всё время в середине нашей колонны.

На лыжне под водой лед, и местами появляется голая земля. По земле лыжи не скользят, приходится бежать, что тяжело. Колонна всё больше и больше растягивается. Некоторые лыжники темпа не выдерживают, их обгоняют. Но команда должна прийти к финишу вся. Надо подтягивать отстающих. Старший по команде, самый сильный, всё время следит и часто перемещается, ждет отстающих и всячески их подбадривает. Один из отстающих совсем выдыхается и, несмотря на подбадривания, еле тащится. Видно, что человек выбивается из сил. Старший помогает ему снять винтовку. Он его толкает и говорит: «Иди быстрее без винтовки, догоняй своих». А сам с двумя винтовками всё же перегоняет отстающих и передает винтовку впереди идущему, приказывая тем, кто может, попеременно идти с двумя винтовками. Без винтовки, конечно, идти намного легче, и отстающий вырывается в середину. Командир всё время следит, чтобы не было отстающих, и каждый раз, если видит, что кто-то совсем выдыхается, освобождал его от винтовки, и команда подтягивалась. Пока все участники нашей команды на виду командира. Отставших нет.

Интервал между выходом команд со старта был небольшой, и на трассе команды уже стали перемешиваться. Наш командир всё время был в хвосте своей команды. Надо сознаться, что я кому-либо помогать не смог. Сам тоже шел с большим трудом, но старался не попасть в хвост. Очень боялся этого и тянулся изо всех сил, стараясь не показывать, что выдыхаюсь, а иногда даже покрикивал впереди идущему: «Давай, давай!» Но этими погонялками я подогревал больше самого себя.

А солнце печет. Идем по лужам, перчатки у всех сняты. Пот льет. Командир наш всё время покрикивает: «Давай! Давай! Подтянись! Не отставай!»

В моменты наибольшей усталости мы подкрепляемся кусочками сахара, который каждый получил перед стартом. Надо сказать, что сахар в известной мере на какой-то миг снижал усталость.

И вот приближаемся к стрельбищу. Перед приближением к стрельбищу командир каждого предупреждает, чтобы шел потише, без излишнего напряжения и глубже дышал.

Стреляли лежа, не снимая лыж. Выстрелить должны по пять патронов. Командир еще раз предупредил: «Ложись, отдышись, не торопись. Не спеши, но поскорей!»

Отдышался, лежу, прицеливаюсь. Мушка дрожит. Меняю положение упора. Прицеливаюсь. Поймал яблоко мишени. Нажал на стартовый крючок. Отдача. Подаю второй патрон. Прицеливаюсь. Мушка, яблоко, курок, отдача. Стрелял, мне кажется, долго. Во всяком случае дольше соседа. Ложились вместе, а он уже снялся, я же только подымаюсь.

Как отстрелялся? Вроде бы старался. Но стрельба – это не только желание. Но и умение, тренировка. Всё зависит от условий, от степени напряжения. Может быть, все патроны полетели за «молоком». Не должно бы. Я ведь был «Ворошиловским стрелком». Но «Ворошиловского стрелка» я получил за стрельбу в тире из мелкокалиберной винтовки в спокойной обстановке, не торопясь. А тут другое дело.

Командир наш тоже отстрелялся, винтовка на нем. Теперь помогает всем и погоняет, а сам ждет, когда наш последний отстреляется. Надевая винтовку после стрельбы, чувствуешь, что ее металл как будто на живую болячку ложится. Превозмогая боль, трогаешься с места и гонишь во все лопатки.

Остается один километр, надо во что бы то ни стало дойти. Казалось, уже и сдвинуться не сможешь, но все идут, бегут. Опять руки, ноги втянулись в нагрузку. Теперь лишь бы не сдать. Надо жать и жать. И вот уже видно красное полотнище «Финиш».

– Давай! Давай! Жми! Жми!

Навстречу уже бегут товарищи без лыж. Кричат: «Десятый!»

И вот я прошел заветную линию. Подскочившие ребята помогают снять винтовку. Вот когда можно вздохнуть. Кто-то в рот сует дольку лимона. Чувствую благодать. Но это уже не то. Иду опять к финишной линии, переживаю за товарищей, за свою команду и вместе со всеми кричу: «Давай! Давай! Пятнадцатый! Шестнадцатый! Девятнадцатый! Молодец! Двадцатый! Все!»

 
И как мы ни устали,
А все ж не подкачали.
И тут же в круг все встали,
И командира вверх мы покачали.
 

– Ну ладно, ладно, хватит! Я вами доволен. Не подкачали. Спасибо, что качали.

Результаты еще неизвестны, но главное, что все дошли. Это самое главное. Время, может, и не самое лучшее и даже совсем не лучшее, но, думаю, последними не будем. Еще раз повторяю, что все, все пришли. А это одно из основных условий. Пришли без потерь. Так надо всегда. Все за одного, один за всех. Один в поле не воин, если он и воин. Но если он один с командой воинов, то и один он воин.

Пошли все в клуб. Зашли в умывальню. Снимаем куртки. Нижние рубахи у всех мокрые, с налетом выступившей соли. Поработали во всю силу, без филонства. То, что мы все дошли, сказалась подготовка. Важно, что мы за период подготовки, за время пребывания в доме отдыха все сдружились. В соревновании каждый думал, чтобы команду не подвести, необходимо вместе с товарищами прийти.

И вот судьи подвели итоги. Ура, ура! Наша команда из двадцати команд с учетом всех показателей: и скорости, и стрельбы, и единства команды – завоевала первое место. Мы как победители получили серебряные нагрудные значки – фигурки лыжника.

Так были отмечены мои достижения в лыжном спорте.

Еще раз о лыжах. Затем последовал длительный перерыв в моей ходьбе на лыжах.

Лишь только находясь на излечении в санатории в 1953 г., походил немного на лыжах. Затем опять в санатории в 1958 г. и в доме отдыха в 1972 г. Потом опять перерыв.

И снова уже встал на лыжи после тяжелой болезни в 1975 г.

Теперь имею хорошие прогулочные лыжи со специальными лыжными ботинками, с хорошими металлическими креплениями.

И хожу на лыжные прогулки уже без перенапряжения. Лыжи мне сейчас помогают поддерживать здоровье и хорошее настроение.

Вспоминая детство и юношество, сожалею, что не имел тогда таких лыж и достойной экипировки.

Лыжи позволяют ближе соприкасаться с природой! Лыжи приводят в движение всё тело и дают работу всем органам человека. Всё это приносит здоровье.

Да здравствуют лыжи!