Текст книги "Новейшая история России в политико-социологическом измерении"

Одной из особенностей современного состояния общественного сознания является все возрастающий удельный вес виртуальной компоненты. Этот процесс, радикальным образом изменяющий и ментальное пространство, вряд ли можно и нужно остановить. Тем более, что мир образов и фантазий существовал, параллельно реальному, на всем протяжении жизни человечества. Но, признавая несомненные достижения информационной революции, которая уже выстраивает новый мир человеческой деятельности, – более того, создает не только новую информационную среду, но и иное цивилизационное измерение, нельзя не сказать о сопутствующих ей тенденциях, которые не могут не беспокоить. Одна из них возможная асоциальность, замена живого общения виртуальным контактом. Конечно, в каких-то случаях в этом есть плюсы. Как интересен и продуктивен поиск в Интернете не только информации, друзей-единомышленников, но и ответов на мировоззренческие, бытийные вопросы, связанные с формированием личности. Специалисты, занимающиеся изучением влияния компьютерных игр на психику детей, обращают внимание на опасность, в случаях перебора в этом деле, получить поколение, зависимое от электронной машины, легко подвергающиеся манипулированию, живущее в условном и схематичном мире. Западные фирмы, кстати, уже активно разрабатывают и модели виртуального секса. Не случайно российские математики тревожатся по поводу того, чтобы человек из хозяина электронной машины не превратился в ее раба. Но, думается, все же человечество сумеет найти рациональный баланс между реальными и виртуальными формами своего существования.

Изменения, происшедшие со времени вступления России в новый исторический этап, выстроили свои ценностные ориентации, изменили менталитет населения, в первую очередь, молодого поколения. В отношениях между людьми появилась жесткость, подчас жестокость, нередко господствует и цинизм. К сожалению, в ментальности людей современной России до сих пор имеет место неряшливая необязательность, желание обмануть («кинуть»), «совковое» поведение. Не изжит рудиментарный коллективизм, сущность которого точно иллюстрируют иронические фразы из кавэновского цикла 2001 года: на распашку душа, за душой ни шиша, все вместе и все – навеселе. Не все еще ощутили реалии конкурентного общества, где конечный успех требует большого труда и ответственности, а проблема занятости напрямую связана с нормальной жизнью.

Отечественный менталитет, к сожалению, пока еще не изжил антиправовые черты. Чего стоят толпы купающихся в водоемах под табличками, запрещающими это делать, машины, едущие на пешеходов и т. п. Не изжита так называемая коммунальная психология, носители которой нарушают общественный порядок, не соблюдают нормы быта, портят подъезды, загрязняют тротуары и парки, и т. п. Вообще, неправовое сознание представляет собой питательную почву для анархистской вседозволенности, либо антидемократической диктатуры.

«Есть люди очень гуманные, но гуманных государств не бывает, – писал оригинальный русский мыслитель К. Леонтьев в конце XIX века. – Гуманным может быть сердце того или другого правителя; но нации и государства – не человеческий организм. Правда, и они организмы, но другого порядка; они суть идеи, воплощенные в известный общественный строй. У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть не что иное, как ясно или смутно осознанные законы природы и истории». Грустный взгляд на природу и историю, – так прокомментировал эту цитату талантливый российский ученый и общественный деятель Н. Устрялов, сам отдавший дань иллюзиям и политическим фантазиям и ценою собственной жизни заплатившей за это. Быть может, – продолжал он, – творческая активность человека когда-нибудь их исправит, переделает, преобразит. Может быть, правы милые чеховские герои и «через двести – триста лет жизнь станет такой прекрасной»… Но пока не наступили эти манящие сроки и не сбылись хилиастические (ожидающие наступления царства божьего) мечты, приходится считаться с суровыми, трагическими реальностями, искать величественное в печальном, возвышенное и осмысленное – в суровом и трагическом.

Похожие проблемы встали перед Россией, вступившей в третье тысячелетие. Они в равной степени актуальны и для власти и для народа. Россиянам необходимо сильное государство, ответственная, дееспособная и подконтрольная обществу власть, защищающая его интересы, создающие условия для продуктивной работы.

С приходом к власти В.В. Путина и победой на парламентских выборах поддерживающего его общественно-политического движения «Единство» (ставшего затем самой крупной партией «Единая Россия») был преодолен конфликтный дуализм парламента и президента, характерный для всей ельцинской эпохи. Этот факт принципиально изменил расстановку политических сил, позволив главе государства активно проводить курс экономических преобразований. В связи с этим в обществе стали обсуждаться проекты дальнейших политических реформ. В центре полемики различных сил вновь оказался вопрос об изменении конституции и структуры высших институтов власти.

Политика нового президента, направленные на укрепление целостности российского государства упрочению его конституционно-правового пространства и наведение порядка в разбалансированном механизме управления как в центре, так и, особо, на местах, дало позитивные результаты. Заслуживает одобрения внимание верховной власти к социальным проблемам. Важно – не потерять динами структурных реформ.

Глава VIII
Мир сегодня: тенденции политико-социального развития (вместо заключения)

Во введении отмечалась значимость социально-политических знаний для адекватной оценки событий общественной жизни. Однако, это не означает, что социально-политические знания содержат некие рецепты, которые позволяют не только точно оценить настоящее, но и провидчески увидеть будущее. Это не так, ибо самонадеянность и стремление к универсальным объяснениям к позитивным результатам не приводят. Не прекращающиеся попытки некоторых представителей научного сообщества сформулировать социально-исторические законы мало продуктивны. В лучшем случае речь может идти о закономерностях, а точнее – тенденциях развития, которые, в свою очередь, можно подразделить на долгосрочные и краткосрочные.

Хотелось бы утверждать, что развитие человеческого общества отмечает поступательное движение к прогрессу. В области технологической – наверное. А вот в сфере нравственной, духовной?

В свое время французский философ, социолог и математик Ж.А Кондорсе, ставший жертвой якобинского террора, сводил надежды к «улучшению состояния человеческого рода» к трем основным положениям: уничтожения неравенства между нациями, прогресс равенства между различными классами того же народа, наконец, действительное совершенствование человека. История показала, что достигнуть этого чрезвычайно сложно.

Социальный оптимизм, с которым мировое сообщество вступило в новое столетие, сегодня во многом спал. Мир не освободился от бремени агрессивной конфликтности. Одним из ее стержневых составляющих является национализм в его радикальных проявлениях. Как его резкий всплеск, которым был отмечен конец XIX столетия, вылился волной глобальных и локальных катаклизмов уже в нашем веке, так и его нынешняя фаза несет в себе чрезвычайно опасный конфликтогенный заряд, упакованный в том числе и в националистическую оболочку – от геополитического гегемонизма до племенных побоищ.

Продолжаются этноконфессиональные конфликты, не исчезают националистические амбиции, превратившиеся в государственные идеологии и требующие для своего претворения в жизнь человеческих жертв. А революционный синдром, столь характерный для политической жизни XX века и повлекший многочисленные трагедии, не исчез. Его наиболее одиозной разновидностью явились террористические и экстремистские акции, продолжающие оставаться подлинным бичом человечества.

Одной из актуальнейших проблем мирового развития является вопрос поиска действенных технологий, способных предупредить сепаратистские процессы, разрушающие, подчас с трагическими последствиями, единые территориальные пространства и обеспечить в то же время стремления к автономии и самоуправлению, отвечающему потребностям демократии.

Примечательной чертой картины мира на рубеже XX–XXI вв. является изменение системы развития внутригосударственных и межгосударственных отношений, эрозия традиционной модели национального государства. Суть происшедшего сдвига состоит в развертывании настоящей федералистской революции. Переживают интенсивную политико-административную дифференциацию, идущую по линии вертикального перераспределения власти, некогда сильно централизованные унитарные государства: Испания – представляющая ныне «государство автономий», построенное на основе двусторонних соглашений между центром и каждой из провинций; Франция – с ее опытом регионализации путем укрупнения департаментов и воссоздания исторических провинций; Италия, готовящаяся к полномасштабной конституционной реформе, одной из новаций которой является значительное расширение политических прав областей. Последовательно идет деволюция власти в Великобритании – восстановление части региональной автономии Шотландии и Уэльса. На карте Европы появилось новое федеративное государство Бельгия.

Демократический ренессанс переживают старые союзные государства, вступившие в эпоху «федералистского постмодерна», в рамках которого классические основы федерализма уживаются с новыми или нетрадиционно прочитанными старыми принципами. В их числе – отказ от гегемонизма со стороны наиболее сильного субъекта федерации; неприятие духа униформизма; трактовка процесса федерализации как соединения весьма разнящихся между собой элементов, уважения этого многообразия при сохранении единства целого. Но с решением одних проблем возникают новые.

Как смотрятся в контексте общемировых тенденций проблемы развития российского государства, налаживания эффективно работающей федерации? Поиск ответа на эти вопросы требует адекватной оценки реального состояния нашей государственности, понимания сложнейшего переплетения многообразных социально-экономических и национально-этнических интересов, мотиваций действий федеральной и региональных элит, переходного характера общественно-политических процессов, а также ряда нерешенных, исторически протяженных проблем. Именно такой подход будет способствовать выработке базовых парадигм развития федеративной государственности, ее нормативно-правового и институционального оформления.

Частые ссылки на мировой опыт обязывают хотя бы вкратце остановиться на его основных уроках. Прежде всего подчеркнем: какого-то единообразного и универсального, годного для всех времен и народов опыта не существует. Если мы посмотрим только лишь на Европу, то увидим, что на ее западе идет процесс интеграции, не наносящий вреда национальным особенностям или региональной специфике; восток же континента полыхает мощными национальными и националистическими течениями, взорвавшими установившийся после второй мировой войны порядок и возвращающими нас к эпохе государств-наций, более того: микро-государств, государств-этносов.

Идея национальной исключительности, этнической нетерпимости вполне может оказаться ощутимой и для европейского Запада. Сегодня зона неспокойствия ограничена там несколькими периферийными областями – Северной Ирландией, Страной басков, Корсикой. Кто, однако, поручится, что эти тлеющие очаги дестабилизации вновь не обернутся пожаром террора, угаром идей национального величия? Серьезной гарантией блокирования процессов разъединения и распада является наличие единого политико-экономического пространства, такой ткани социальной взаимозависимости, которую образуют общественные связи в рамках гражданского общества.

Концепции федерализма непрестанно эволюционируют. Наряду с сохраняющими свое значение классическими его основами – равноправием федерированных единиц, добровольностью их вхождения в единое союзное государство, можно констатировать, как уже было сказано выше, наличие новых принципов – отказ от гегемонизма со стороны самого сильного субъекта или федерального центра, неприятие униформизации. Самой сильной стороной федерализма современная социальная наука считает возможность сохранения каждым субъектом своей базовой политической идентичности. В федеральных системах действует правило, согласно которому большая политика формируется и осуществляется посредством различного рода переговоров, дабы все члены сообщества могли участвовать в принятии и выполнении политических решений.

Ведущим в федеральной «игре» является правило «политического торга», когда вертикально дифференцированные центры власти ведут постоянные переговоры с целью достижения компромисса и координации своих действий, что является самым надежным средством обеспечения индивидуальных и местных свобод.

Современный федерализм, подчеркивает крупнейший специалист по компаративному анализу проблем союзных государств, президент Международной ассоциации центров по исследованию федерализма Д.Дж. Элейзер, предполагает согласие на партнерство и активное сотрудничество. Успешные федеральные системы характеризуются не только конституционными установлениями, но и духом федерализма, проявляющимся в установке на разделение полномочий посредством переговоров, взаимные уступки и самоограничение в достижении целей.

В федеральном государстве власть функционирует по принципу субсидиарности. Высшей единице не передается то, что может быть сделано низшей единицей: то, что может делать семья, не должно делаться в муниципалитете; то, что может сделать муниципалитет, не должно делаться штатом; то, что могут сделать штаты, не должно делаться федеральным правительством.

Создавать федеративные отношения, по мнению ведущих зарубежных экспертов, означает соединять разное – зачастую разновеликое и разносущностное. Сохранение разнообразия – такая же высшая цель федерации, как и сохранение целостности, единства государства. Именно в таком контексте ученые и политики говорят о плюрализме и асимметрии, как качественных характеристиках современного федерализма, выступающего антиподом тоталитарной упрощенности и одинаковости, навязанных центральной властью.

Исходя из мирового опыта развития федеративных отношений, можно сказать, что федеративная форма политико-территориального устройства, безусловно, подразумевает правовое равенство субъектов федерации и унификацию их конституционного статуса; в то же время в подавляющем большинстве федераций различия в численности населения, уровне социально-экономического развития, исторических традициях государственности составляющих федерацию единиц с неизбежностью создают значительную асимметрию в объеме полномочий, реальной политической власти и влияния. В практике современных федераций иногда возникает необходимость конституционного закрепления разностатусности субъектов, что может быть связано с задачами обеспечения национальных интересов государств.

Мировой опыт свидетельствует, что высшая цель каждой федерации – обеспечение единства при сохранении многообразия – задача высшей степени сложности, не имеющая гарантий правильного и единственно верного для всех решения. Ни одна асимметричная политическая формула не дает абсолютной стабильности и стопроцентного выживания многосоставных государств. Для стабильного и динамичного развития политико-государственных систем в наше время одинаково опасны как беспредельная и бесконтрольная асимметрия, так и тоталитарно-великодержавная унификация во многом разных территорий, народов. Не следует забывать об одном, очень актуальном для сегодняшней России международном уроке: именно отказ англоговорящих провинций и центрального правительства Канады от предоставления особого статуса для франкоязычного Квебека (что аргументировалось столь понятными нам ссылками на недопустимость статусного неравенства субъектов федерации, конституционно закрепленной асимметрии) поставил одну из старейших федераций мира на грань распада. Проявляя гибкость и маневренность, допуская определенную правовую свободу на региональном и муниципальном уровне, федеративные государства мира тем не менее строго следят за обеспечением единого правового пространства.

Так, например, Конституция Мексики определяет ответственность губернаторов за нарушение федерального законодательства. Конституция Австрии предусматривает возможность возбуждать дело в Федеральном конституционном суде против губернатора земли, его заместителя или члена правительства не только в связи с нарушением закона, но и в случае неисполнения постановлений и распоряжений федеральных органов власти. Для предотвращения развала государства существует институт федерального вмешательства как формы контроля федерации за деятельностью ее субъектов.

Сегодня мир предстает в разных цивилизационных обликах. Во многих странах укрепляются демократические режимы. Торговые и культурные связи преобразуют традиционный тип развития.

Международная торговля, культурный обмен, туристические контакты диктуют свои законы дружелюбия и открытости, готовности помочь и услужить, вызвать интерес и симпатию к стране и ее людям, побывать в ней еще. Но не исчезают, к сожалению, агрессивная ксенофобия и фундаменталистский фанатизм.

Однако, трансформируясь в рамках единых цивилизационных связей, мир не утрачивает своих национально-культурных традиций. Невиданный цивилизационный рывок за последнее время сумел сделать крохотный Сингапур. Занимавший с 1963 по 1990 годы должность премьер-министра Ли Куан Ю, сумел сплотить нацию, использовав энергию ее самосознания на реализацию программы политических и экономических преобразований. Он создал механизм стимулов для прихода во власть инициативных и образованных людей, всемерно усилив авторитет правительства, одновременно сделав его открытым и ответственным перед народом, ориентированным на интересы общества в целом. Южная Корея осуществляет модернистский рывок, на полную мощь использует национальные традиции корпоративизма и патернализма, проявляя чудеса капиталистического соревнования и любви «к родной» фирме и ее интересам. Японцы едят палочками, носят кимоно, соблюдают национальные обычаи. Но не только не минуют столбовой дороги модернизации, но и занимают на ней лидирующие позиции. А японские юноши и девушки также вовлечены в современное музыкальное, досуговое пространство, как и их сверстники в других странах.

Мировой цивилизационный опыт демонстрирует и иные типы развития. Не сошли с политической арены некоторые тоталитарные режимы. Не изжиты иллюзии коммунистического толка, да и вряд ли будут изжиты, пока существует человечество. Наиболее питательную почву они находят там, где царят бедность и особо гнетущее социальное неравноправие. Скажем, в отсталой латиноамериканской стране Г айане, не случайно популярен марксизм-ленинизм и идеи «кооперативного социализма». В ряде стран процветает коррупция и бюрократическое чиновничье засилие. Северная Корея с кимерсеновской идеей «чучхе», ориентирована на изоляционизм и опору на собственные силы. Попытку предложить некий третий «несоциалистический» и «некапиталистический» вариант предлагает ливийский лидер М. Каддафи. Он продолжает возглавлять им инициированный социальный эксперимент по созданию «государства масс», названному Джемахирией.

По-прежнему большой спецификой отмечается развитие государств африканского континента. Родоплеменные отношения продолжают играть значительную роль. Институт вождей оказывает сильное влияние на политическую и общественную жизнь. Не прекращаются войны между племенными и политическими группировками. Тем не менее процесс модернизации идет.

Сейчас определенную популярность имеет теория культурного детерминизма, буквально – «культура держит в плену свой народ». Иными словами, доказывается, что имеются общества, чьи традиционно-культурные ценности не позволяют обеспечить успех технико-экономическому прогрессу и необходимо либо менять их, либо быть обреченным на цивилизационное аутсайдерство. При этом контуры таких традиционалистских анклавов прочерчиваются по региональному, климатическому, историко-ментальному и иным срезам.

Элементы рационального в таких рассуждениях имеется, но только элементы. У данной цивилизационной версии есть противники, аргументы которых весьма убедительны. Дело прежде всего в создании благоприятных условий для реализации творческих инициатив. Например в Польше, в стране с ярко выраженными традиционными ценностными установками, формируемыми прежде всего влиянием и авторитетом католической церкви, тем не менее процесс демократической реформации идет успешно. Или, скажем, разбросанные в различных частях ойкумены русские, сохраняя многие традиционные социокультурные характеристики, демонстрируют при этом успешный опыт не только выживания, и достижений в разных областях жизнедеятельности.

Многообразно и европейское социально-политическое полотно. Одной из самых древних демократий является экзотическое миниатюрное государство – Сан-Марино. Два капитана-регента, избираемые на шесть месяцев, на равных правах следят за порядком в государстве и друг за другом. Констатируя высокий уровень социального развития европейских стран, не следует идеализировать их опыт. И там есть огромное количество проблем. Борьба людей с государством за лучшие условия труда и жизни составляют реалию и сегодняшнего дня. Не только у нас, но и у «них» могут не платить зарплату – так в испанской Валенсии ее длительное время недополучала жандармерия. И в штате Калифорния имели место «веерные отключания» электроэнергии.

Имеются и проблемы в области обеспечения прав человека, особенно в отношении к иммигрантам и иностранным рабочим. Элементы иммигрантофобии есть в Италии – в восхитительной Венеции можно встретить на стенах домов лозунги, предлагающие им «убраться вон», подкрепленные призывами «нам нужен дуче!». В Швеции, построившей отнюдь не «подлинный социализм», а «капитализм с человеческим лицом», (тем более, что в рыночной шведской экономике 95 % предприятий являются частными, а государство, через систему налогов, сосредотачивает свое влияние в сфере социального обеспечения, здравоохранения), растет число преступлений, осуществляемых на почве фашизма. Национальные меньшинства чувствуют себя все более дискомфортно.

Практика показала, что миграционная проблема, особо остро вставшая в Европе, где мигранты дают основной приток трудовых ресурсов, породила ряд социальных коллизий. Аналитикам казалось, что разработанная ими модель «мультикультурализма», предполагающая не только равноправное существование и толерантное взаимодействие различных этнокультурных систем, но их постепенную интеграцию в единую гражданскую общность, представляет собой реальный механизм гармонизации этнокультурных отношений. Однако оказалось, что иммигранты, создавая свои этнические анклавы, население которых, явно уступая по социальному статусу «коренному» населению, не только сохраняют этноконфессиональные черты, но и усиливают ориентацию на традиционные ценности в противовес «общечеловеческим». Инкорпорация новых этнокультурных субстратов в европейское цивилизованное пространство имеет пределы, образ жизни мигрантов не вписывается в ментально-поведенческое пространство стран расселения. За последнее время мировое сообщество стало свидетелем ряда социальных конфликтов в этой области. Не разделяя довольно широко бытующее точки зрения об «имманентной агрессивности» мусульманской цивилизации, следует в то же время понимать, что речь идет о динамично развивающемся, в первую очередь численно, социо-культурном феномене, имеющим собственную логику освоения жизненных ресурсов.

Не только для американских, но и европейских властей и общественных организаций типична политика «двойного стандарта» – «огонь из всех орудий» по Югославии за «геноцид албанцев», но игнорирование геноцида сербов в Косово, других странах. Отсутствует система каких-либо действенных санкций против тех стран Балтии, где фактически реабилитируется фашизм, либо Австрии, где к власти пришли правые радикалы. И в то же время идет массированная атака на Россию, которая (пусть не всегда умело) борется с терроризмом и инспирируемым националистами сепаратизмом. О своих же экспансионистских действиях Запад склонен не упоминать. Между тем мир не забыл о военных действиях между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские (Мальвинские) острова в 1982 году, когда правительство М. Тэтчер восстанавливало их статус, отправляя на дно океана сотни аргентинских моряков.

Сегодня, в начале XXI века, когда мощнейшие информационные системы создают новые цивилизационные пространства, а виртуальная реальность становится способом распространения как созидательных, так и разрушительных идей, вновь вспыхивают дискуссии о цивилизационных судьбах нас всех, обитающих на планете Земля. Когда-то, сразу после мировой войны О. Шпенглер издал вызвавшую психологический шок книгу «Закат Европы». Развитию цивилизации, этому символу безудержного и беспощадного в своей антигуманистической направленности технологического прогресса, он противопоставлял культуру в качестве носителя духовного начала. Позже, уже в шестидесятые годы идеолог новых левых Г. Маркузе повторил этот тезис на новом витке противостояния этих явлений. И сейчас цивилизационные споры идут с новой силой.

Стоило только американскому ученому Ф. Фукуяма заявить о так называемом «конце истории», отождествляемом им с абсолютной победой либеральной демократии, как его коллега, директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете, С. Хантингтон поспешил провозгласить тезис о том, что мир стоит на пороге нового глобального конфликта, охарактеризованного как «схватка цивилизаций». Причем одним из вектором этого конфликта является противостояния Запада со всем остальным миром. Вроде бы, текущий ход истории – за Хантингтона. Но это не так.

Профессор Б. С. Ерасов обращает внимание на ряд уязвимых мест в концепции конфликта цивилизаций. Многие из цивилизаций несут на себе серьезные внутренние противоречия этноконфессионального характера. В основе конфликтов, как правило, лежат не цивилизационные, а политические, экономические, групповые интересы. Их конфигурация проходит отнюдь не по цивилизационному контуру. Сама западная цивилизация по ряду составляющих конфликтогенна. Поэтому попытки подменить многополюсный мир однополюсным, закамуфлировав гегемонистские амбиции одной (и примыкающих к ней) страны некими, олицетворяемые ей, «общемировыми» общецивилизационными ценностями, несостоятельными в принципе. Альтернатива в другом – в сохранении цивилизационного многообразия как «содружества равных», где во взаимообогащении ценностными достижениями друг друга, укрепляется дух гармонии и созидания. Другой вопрос – как это осуществить?

Сегодня достаточно популярны идеи американского исследователя И. Валлерстайна. Суть его концепции в следующем. Если рассматривать мир как единую систему, то можно выделить в ней центр, периферию и полупериферию. Отправным пунктом мирового развития Нового времени, согласно логике данной теории, следует признать качественные технологические, экономические и военные изменения в странах Западной Европы начиная с эпохи Возрождения. Именно в это время в Европе начались динамичные процессы, обеспечившие ее последующую центральную роль в мире. Французская революция дала стратегию решения социальных проблем традиционного общества революционным путем. Разрешение конфликта общества и государства в революциях последующего времени опиралось на эту модель, но модифицировало ее применительно к другим социально-политическим условиям. В данной перспективе, – считает Валлерстайн, – страны, где установились тоталитарные режимы коммунистического и фашистского типа могут быть отнесены к полупериферии, для которой особенно характерно явление модернизации. С этих позиций объясняется установление тоталитарных режимов различной идеологической направленности. В России, согласно данной концепции, было наиболее подготовлено установление социалистического режима ленинского образца: в отличие от центральных районов мировой экономики здесь возможности адаптации к новым условиям развития были менее выраженными, к классовой основе массовой мобилизации прибавлялся острый кризис национальной идентичности (выраженный в антиимпериализме), здесь, наконец, существовали предпосылки для успешного восстания (в виде развитых городов). Продолжая эту логику, – считает Валлерстайн, – можно констатировать, что сталинизм стал естественным продолжением ленинизма и был необходим по геополитическим соображениям (было ясно, что Запад в той или иной форме попытается разрушить советский строй). В данной перспективе, наконец, интерпретируется постсоветский период – горбачевская перестройка, которая в рамках этой концепции выступает как перегруппировка традиционной элиты в условиях кризиса марксизма-ленинизма как идеологии и стратегии в период прекращения холодной войны. Возвращение к ленинизму в этих условиях не могло компенсировать отсутствия новой идеологии реформ. Это помешало провести преобразования в духе голлизма.

Концепция Валлерстайна, получившая развитие в его последних работах о геополитике и геокультуре, не случайно оказалась воспринята консервативными российскими приверженцами данного подхода. Она воспроизводит многие идеи почвеннической и марксистской историографии, выводящей антизападнические настроения из особого геополитического и экономического положения страны, а также ее специфических геополитических интересов. Критики Валлерстайна, однако, уже показали основные уязвимые стороны данной теории, вытекающие из слишком схематичного и в целом упрощенного взгляда на мировое развитие. Это – своеобразный технологический детерминизм в интерпретации мировой истории; представление о линейном характере движения из единого европейского центра, исключающего реально существовавшие исторические зигзаги; отрицание многополярности современного мирового развития, наконец, недостаточное внимание к процессам глобализации, неизбежно приобретающим характер взаимодействия различных культур, институтов и ценностей. Особенно спорны попытки перенесения выводов, сформулированных на историческом материале, на современный и, тем более, будущий этапы мирового развития.

Знакомясь с новейшими теориями цивилизационного развития и не абсолютизируя ни одну из них, тем не менее в наступившем новом тысячелетии следует, наверное, учесть то рациональное, что содержалось и в других, более ранних концепциях предлагавших различные перспективные общественные модели.