Текст книги "Новейшая история России в политико-социологическом измерении"

Важнейшее значение приобретал подход к истории общества как развитию целостного, взаимосвязанного социального организма, взятого во всей его сложности и единстве. Раскрывая общую идею главного труда своей жизни, С. М. Соловьев писал: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию». Новизна рассматриваемой исторической концепции состояла в последовательном изучении соотношения общества и государства в их историческом развитии; выявлении объективных условий, в которых протекал русский исторический процесс; анализе состояния общества; характеристике роли государства в русском историческом процессе. Эта триединая задача реализовалась в исторической концепции, объяснявшей действие географического фактора, колонизацию страны, формирование сословно-государственного строя.

Само обращение к проблеме влияния природных условий на жизнь общества явилось новым и плодотворным направлением в исторических исследованиях, далеко опередившим свое время. О его плодотворности говорит, в частности, тот факт, что создатель современной экологической теории В. И. Вернадский несомненно находился под влиянием идей государственной школы по этой проблеме. Имеются прямые свидетельства как о научных, так и о личных связях ученого с представителями этого исторического направления. К их числу относится его переписка с историком А. А. Корниловым 1892–1919 гг., в которой В. И. Вернадский рассказывает о своих научных планах и исследованиях. Ряд современных направлений в западной исторической науке, как, например, школа «Анналов» и «евразийская теория» Г. В. Вернадского, несомненно обнаруживают определенную преемственность по отношению к этим идеям, разрабатывавшимся государственной школой впервые на русском материале.

Уже С. М. Соловьев придавал географическому фактору решающее значение, подчеркивая, что в русской истории «ход событий постоянно подчиняется природным условиям». Он выделяет, в частности, такие особенности природных условий страны, как обширность и равнинность русской государственной области, роль рек, как важнейшего условия освоения земель и складывания социально-экономических взаимосвязей между регионами. Он подчеркивает, далее, что Россия, как «ворота из Азии в Европу», породила специфический тип цивилизации. Сильной стороной такого подхода явилось взаимосвязанное рассмотрение естественно-географических и социально-политических, демографических процессов развития общества. Именно в этом состоит научная ценность синтезирующего (на междисциплинарном уровне) понятия «колонизация», на что в нашей литературе не обращалось должного внимания. Колонизация предстает решающим фактором русской истории, обусловившим в конечном счете характерные черты социального и государственного развития. Тезис В. О. Ключевского, а впоследствии М. К. Любавского, о том, что «история России есть история страны, которая колонизуется», представляет собой конкретизацию концепции Соловьева.

Важно, однако, обратить внимание на то, что концепция Соловьева была во многом шире и более монистична, чем концепции его последователей. Дело в том, что влияние географического фактора и колонизации на общественное развитие рассматривалось им через призму такого важнейшего фактора, как отношения собственности на землю, т. е. выступало в качестве материальной, экономической основы. Традиционный тезис о географическом факторе и роли колонизации у А. Д. Градовского обогащается новой чертой – им подчеркнута неоднозначность взаимодействия (не только сотрудничество, но и конфликт) между государством и колонизацией. Интересно, что решающая роль в процессе колонизации отводится именно народу, а не государству. Процесс вольной колонизации («народное движение») рассматривается как первичный и противопоставляется вторичному – колонизации государственной («правительство едва успевало следовать за этим народным движением»). В трактовке географического фактора и колонизации Коркуновым имеется определенная специфика: особенности русской колонизации выясняются в сравнительной перспективе. Если западные государства приобретали колонии прежде всего в целях экономической их эксплуатации (решение метрополиями проблем избытка населения, рост обрабатывающей промышленности, получение удобных рынков сбыта товаров), то русская колонизация, считает он, носила прежде всего политический характер, в частности, осуществлялась для обеспечения границ государства. В то же время он обращает внимание на специфику развития демографических процессов на Западе и в России.

Специфика социальных процессов в России, в отличие от Западной Европы, виделась в особенностях ее геополитической ситуации: на Западе из-за отсутствия свободных пространств и высокой плотности населения фактор колонизации не играл такой значительной роли, как в России. В результате социальные противоречия в странах Западной Европы не снимались, а, наоборот, приобретали острый характер, решались путем борьбы. Это, как считал, например, Коркунов, вело к постепенному складыванию населения в «определенные, резко обособленные сословия», которые объективно противостояли государственной власти и ограничивали ее, добивались от нее гарантий сословных и личных прав подданных. Совершенно иной представлялась ситуация в России, где широкий простор земли, степи окружающих ее окраин давали возможность недовольным элементам общества избегать борьбы с властью за счет освоения все новых земель. Поэтому «недовольные у нас не брались за оружие, а разбегались». Это развитие «вширь» приводило к снятию конфликтных ситуаций, отсутствию выраженных социальных противоречий, что, в свою очередь, вело к запаздыванию по сравнению с Западной Европой развития социальных отношений, формирования сословной организации общества. «Отсутствие скученности и простой оседлости населения делало невозможным и образование сколько-нибудь организованных сословий». Сословные различия при этом предстают как результат деятельности государственной власти, а не ее ограничение. В соответствии с этим и задачи самого государства в России были специфичны: они состояли не в утверждении светской власти против враждебных сословных притязаний, а в выполнении чисто хозяйственных функций – «чтобы собрать полуоседлое население и как-нибудь устроить его».

Демократические реформы 1860-х годов создали объективные предпосылки для теоретического и исторического анализа права и правовых отношений в истории. Реформы, стимулируя интерес к изучению права и институтов, дали новый импульс развитию специального научного направления. Оно было представлено именами таких выдающихся ученых, как А. Д. Градовский, С. А. Муромцев, Н. М. Коркунов, В. И. Сергеевич, В. Н. Латкин, А. Н. Филиппов, М. Ф. Владимирский-Буданов, Б. Э. Нольде и др. Центральной фигурой в этом ряду является А. Д. Градовский, заложивший основы так называемой юридической школы, представляющей собой определенную модификацию основных положений, свойственных государственной школе в целом.

Переход от абстрактных философских доктрин к позитивизму означал определенный разрыв традиции: «абсолютному он (позитивизм) противопоставлял относительное, диалектическому развитию – развитие реальное, личному – социальное». Это означало появление ряда новых теорий права: оно понимается теперь и как социальная защита (Муромцев), и как разграничение интересов (Коркунов), и как нравственность (Петражицкий), и как порядок социальных отношений. Несмотря на различие подходов и определений, это был все же единый процесс переосмысления традиционных установок в отношении права с позиций «позитивной науки».

Важным направлением в решении проблемы уровней познания стала попытка использования в науках об обществе методов и понятийного аппарата естественных наук. Если главное отличие общества от природы состоит в наличии у человека сознания, разума, обусловливающих его поведение и делающих его непредсказуемым, то задача науки, следовательно, состоит в том, чтобы определить природу этих психических явлений, детерминирующих поведение человека, и на этой основе перейти от изучения индивида к изучению общества как совокупности индивидов. Эти настроения дали почву созданию психологической школы в социологии, представленной именами Г. Тарда, В. Вундта и других исследователей, а также в праве, наиболее видным представителем которой явился Л. И. Петражицкий. Поиски формальных оснований поведения привели, в частности, к широкому применению учения о рефлексах – рефлексологии (в терминологии И. П. Павлова) к объяснению социальной психологии и поведенческих явлений, получившему развитие и в последующей социологической мысли (школа бихевиористов). Однако психологическая интерпретация общества имела тот существенный недостаток, что, ставя психику и поведение человека в центр внимания, она не объясняла, собственно, социальные детерминанты этой психики и поведения, а также их эволюцию в ходе общественного развития.

Понятно, что рассматриваемые философско-социологические дискуссии о предмете и задачах общественных наук не могли пройти незамеченными со стороны юристов и историков. В их трудах этого времени действительно шли острые споры о предмете и методах исторических дисциплин. Результатом этих споров явились весьма различные представления о методах историографии (соответствующих основным философским подходам, изложенным выше), которые, однако, имели и нечто принципиально общее: стремление переосмыслить исторический процесс на основе методов социологии, применить к изучению прошлого ее основные достижения – представление об обществе как едином социальном организме, где в то же время благодаря действию различных социальных факторов (экономических, демографических, Правовых, психологических, политических и т. д.) и их взаимодействию между собой на каждом данном этапе возникает определенная картина социального бытия, действуют определенные силы и преобладают определенные настроения. Изучение такого общества, далее, возможно исходя из генерализации (или обобщения) многих типичных, устойчивых, повторяющихся или просто сходных общественных отношений, процессов, институтов и норм. Средством для раскрытия такого рода явлений и норм служит сравнительно-исторический метод, суть которого состоит в сознательной установке исследователя на выявление существенно общих, сходных черт исторического процесса у различных народов.

Анализ общесоциологической концепции предусматривает прежде всего раскрытие ее философской природы, установление тех идей, которые послужили отправной точкой развития мировоззрения мыслителя. Он далее предполагает установление вклада ученого в научную разработку поставленных ранее проблем, а также раскрытие эволюции его взглядов с течением времени. Такой анализ призван дать ответ на вопрос о месте мыслителя в развитии науки и показать, следовательно, чем его творчество ценно для современников и потомства, каково значение отстаиваемых им идей для науки нашего времени. Обратимся к изучению с этих позиций теоретической основы биологической концепции М. М. Ковалевского. Двумя основными источниками мировоззрения ученого стали позитивистская философия О. Конта и достижения сравнительно-исторического метода в юриспруденции.

Уже в период учебы в университете, Ковалевский не без влияния своего учителя – профессора Каченовского, читавшего государственное право европейских держав, начинает, по его собственному выражению, тяготиться чистой юриспруденцией, изучающей исключительно догму права. Как в свое время Маркс, Ковалевский начинает все больше переходить от права к социологии, от изучения юридических норм к стоящим за ними реальным социальным отношениям.

Переход от права к социологии был общей тенденцией рашития общественных наук в рассматриваемый период. На Западе он нашел выражение в отказе от метафизического взгляда на право, свойственного школе естественного права и замене ее исторической школой Савиньи и Пухты в юриспруденции. Развитие этой тенденции вело к пониманию права как исторически возникшего, развивавшегося с течением времени института, выражающего определенные культурные и социальные отношения. Данный взгляд, получивший окончательное завершение в концепции борьбы за право Иеринга, стал общим достоянием науки того времени. В России адептами социологической интерпретации права стали С. А. Муромцев, Н. М. Коркунов и М. М. Ковалевский. В своей полемике с юристами старой школы, особенно Б. Н. Чичериным, они доказывали необходимость историзма в подходе к праву, широкого применения сравнительного метода и критического отношения к историческим источникам.

С первых социологических трудов Спенсера, пишет Ковалевский, и до новейшего времени, когда некоторые направления в социологии стали выдвигать на первый план не столько борьбу, сколько идею общественной солидарности, «социология являлась прямым придатком к биологии, а социологические законы – одним видоизменением тех, которыми Дарвин объяснял развитие видов животного и растительного царства». Согласно данной точке зрения старая социология уступает место новой, в том смысле, что старая занималась главным образом борьбой, новая же – сотрудничеством, находящим выражение в процессах дифференциации и интеграции общественных функций. Из этого явствует, что Ковалевский отнюдь не считал дарвинизм совершенно неприемлемым для социологии. Единственное, против чего он выступал, – упрощенная трактовка дарвинизма, свойственная так называемой органической теории, отождествлявшей, по существу, законы природы и общества. «Дарвин, – заявляет он, – неповинен в том злоупотреблении, какое сделано было из верной в общем теории борьбы за существование в применении к социологии». Интересна в этой связи попытка Ковалевского сблизить Маркса и Дарвина как двух мыслителей, открывших однотипные закономерности развития природы и общества: «Классовая борьба, – говорит он, – значение которой для установления более справедливых общественных порядков так подчеркнуто Марксом, – не иное что, как проявление той самой борьбы за существование, последствием которой, согласно Дарвину, является образование более сложных и совершенных видов. Но, в отличие от Дарвина, Маркс предвидит конец борьбы и соперничества с исчезновением классов в не допускающем их существования уравненном коммунистическом обществе. В этом отношении так называемый научный социализм возобновляет традицию утопий, из которых республика Платона является не только древнейшим, но, быть может, и совершеннейшим образцом». Что касается самого Ковалевского, то он отстаивал идею солидарного общества, исходя при этом из того, что разумность человека может и должна преодолеть деструктивные тенденции.

Подводя итоги идейного развития своей эпохи, Ковалевский среди крупнейших мыслителей и социологов XIX столетия называет Сен-Симона, Конта, Спенсера и Маркса. Выстроив этот ряд мыслителей, Ковалевский вполне определенно выделяет из них Конта как основателя позитивного метода. Для него Конт продолжает оставаться отцом социологии, а многие из вновь высказываемых идей обществоведения оказываются в конечном счете развитием его мыслей. Сравнивая Конта с Дарвином, Ньютоном и Лавуазье, Ковалевский подчеркивает, что основные положения социологии уже установлены им и нуждаются поэтому лишь в дальнейшем развитии.

Анализ источников идейного формирования Ковалевского необходим для понимания его собственно социологической теории. Они прослеживаются уже в определении социологии как науки. «Что такое социология? – спрашивает Ковалевский. – Родоначальник ее, Конт, считал социологию наукой о порядке и прогрессе человеческих обществ». Это определение социологии, данное Контом, Ковалевский вполне принимает, но несколько модифицирует его. По его мнению, следует говорить не столько о порядке и прогрессе, сколько об организации и эволюции человеческих обществ как предмете тех двух частей социологии, которые известны под названием «статики» и «динамики». Как отметил П. Н. Милюков, специально обративший внимание на эту сторону дела в своей работе о Ковалевском, здесь, в этом понимании социологии, сделаны уступки отнюдь не субъективной русской школе социологии. Напротив, субъективные термины Конта заменены объективными. Строго следуя Конту, Ковалевский признает в социологии науку, а не искусство, свод законов бытия, а не свод правил поведения. Действительно, социология для Ковалевского – наука, имеющая своей целью установление законов и тенденций общественного развития. «Социолог, – считал ученый, – устанавливает одни верховые столбы, указывает общую тенденцию, приводя каждый раз свои выводы в соответствие с другими, столь же общими». Исходя из этого, Ковалевский решающее значение в развитии социологии придавал исследованию сходных и типичных черт в истории различных стран и народов.

Особенности социологического метода Ковалевского стали предметом изучения для современников ученого. Отражая некоторую специфику метода, подхода, исследовательской манеры, они были в то же время выражением общей тенденции развития общественных наук того времени. Особенно интересно в этом отношении обращение к свидетельству о Ковалевском такого видного социолога и историка, как Н. И. Кареев. Говоря, что Ковалевский считал себя скорее историком, чем юристом, Кареев связывает эту позицию с общей социологической теорией ученого. Являясь верным последователем Конта, Ковалевский, отмечал Кареев, исходил из того положения, что социология, как теоретическая наука, должна изучать общественные явления в их консенсусе – т. е. общей совокупности и взаимодействии. Если более специальные общественные науки изучают общество лишь с какой-либо одной стороны, например, с точки зрения развития хозяйства, права, государства, то социологическая точка зрения, напротив, заключается в стремлении к синтезу экономики, юриспруденции и политики.

Важной общей чертой социологической теории Ковалевского является сознательное стремление избежать односторонности. На эту существенную характерную черту обращали внимание все современники ученого, и она действительно проходит через все его творчество. Ковалевский, как мы видели, скептически относился к германской академической науке именно в силу того, что она во многом была пристрастна, развивалась в русле определенной социальной тенденции. Современники отмечали и то обстоятельство, что Ковалевский по сходным причинам избегал писать и о русских социологах. Руководствуясь данным подходом, Ковалевский, как сообщает хорошо знавший его воззрения Н. И. Кареев, отмежевывал себя, как верный последователь Конта времен «Курса положительной философии», от той субъективной социологии в России, главными представителями которой были П. Л. Лавров и Н. К. Михайловский.

К сходным выводам об особенностях социологической теории Ковалевского по сравнению с другими доктринами русских социологов пришел П. Н. Милюков. Соглашаясь с мнением одного американского исследователя (Юлий Геккер) о том, что русская социология явилась произведением не столько профессиональных ученых, сколько руководителей общественного мнения, Милюков следующим образом определяет место Ковалевского в ней: «Нужно ли подтверждать, в какой степени это определение справедливо относительно всей смены наших социологических систем, начиная с социологии славянофилов и западников и продолжая социологией русской субъективной школы Лаврова и Михайловского, социологией объективной школы ортодоксальных марксистов, как Плеханов, анархистской социологией Кропоткина, революционной социологией Чернова? Социология каждого из этих течений есть квинтэссенция его политического мировоззрения. Ковалевский в этом ряду русских социологов занимает совершенно особое место». Именно эта научная позиция Ковалевского, считает Милюков, оказала ему важную услугу, оградив его от крайностей той борьбы теоретических мнений, которая велась в его время, от необходимости выбора между ними. Для нас важно констатировать данный факт, подтверждающийся анализом всего творчества ученого, начиная от первой его крупной теоретической работы о сравнительно-историческом методе, где была впервые высказана эта идея, до последних обобщающих трудов по социологии, где она получает развернутое теоретическое обоснование. Не случайно любимым изречением ученого стали известные слова Спинозы – «не радоваться, не печалиться, а понимать».

Прослеживая достижения социологического метода во всех этих конкретных областях знаний, Ковалевский определяет данный период развития социологии как «нечто цельное и законченное»: «…он открывается упадком теории органического учения об обществе и заканчивается попыткой сблизить между собою противоречивые учения о первенствующей роли тех или других факторов общественного развития». Здесь Ковалевский, вероятно, отчасти подводит итог и своему собственному идейному развитию, намечает перспективы, которым действительно суждено было широкое распространение в западной и американской социологии вплоть до нашего времени. Отметим, что в поле зрения Ковалевского находилась практически вся как прошлая, так и современная ему социологическая мысль. Об этом свидетельствуют его письма издателю книги «Современные социологи», в которых он рассказывает, в частности, о ходе работы над ней. По замыслу автора, книга должна была включать в себя анализ следующих важнейших направлений, отраженных в ее структуре: «1) Предисловие; 2) Вступительный очерк о различных школах социологии; 3) Психологическая школа – Тард, Гиддингс; 4) Экономическая школа – Маркс – Энгельс – Лориа – Лабриола, Брукс, Адаме и др.; 5) Социологическая школа в тесном смысле слова – Дюркгейм, Бугле и др.; 6) Антропологическая школа – Лапуж, Аммон; 7) Биологическая школа – Ваккаро; 8) Географическая школа – Матте-уци». Из переписки Ковалевского с Л. Ф. Пантелеевым – общественным деятелем и издателем научной литературы явствует, далее, стремление ученого возможно более полно охватить новейшие направления в социологической мысли его времени.

Идеи Ковалевского, несмотря на их противоречивость, занимают особое место в истории русской социологической и экономической мысли. Для современников они представляли несомненный интерес уже потому, что были построены на значительном материале европейской экономической истории, который при этом сопоставлялся с русским материалом с целью увидеть в нем проявление общих закономерностей. «Экономическая эволюция, совершающаяся в наше время в России, – писал Ковалевский, – заслуживает внимания всех, интересующихся социальными науками, ибо в лице ее мы имеем дело с самим возникновением капитализма, уже более двухсот лет существующего в Европе. Перед нами – явления, вполне аналогичные тем, которые совершались в XVIII и первой половине XIX века, но здесь они захватывают более значительные пространства и проявляются с большей силой».

Сформулированный вывод, имевший несомненное общественное значение, вызывал интерес к методам, на основании которых он был получен. Анализ этих методов и их дальнейшее развитие можно показать на примере работы известного экономиста Н. Д. Кондратьева. Учение Ковалевского о росте населения как факторе социально-экономического развития Кондратьев ставит в контекст той общей линии развития общественных наук, которая стала преобладающей в XIX в., обозначив переход от статической теории XVIII в. к новой – динамической. После Кондорсе, Тюрго и Сен-Симона, считает он, Конт провозгласил преобладающее значение динамической теории над теорией статической в социологии. Отмечая, что динамическая точка зрения постепенно проникает в самые различные отрасли обществоведения, Кондратьев проводит определенную параллель между развитием общественных и естественных наук, где под влиянием открытий Ламарка, Бэра и Дарвина развертывается стройная система эволюционного развития. После Спенсера, который сопоставляется с Дарвином, доктрина эволюционизма, «динамическая точка зрения», стала господствующим направлением и в общественной науке. В этой исторической перспективе рассматриваются и взгляды Ковалевского, в заслугу которому ставится внимание к вопросам генезиса и развития общественных иститутов, а также применение сравнительно-исторического метода с эволюционной точки зрения. В соответствии с этим интерпретируется значение роста населения как самостоятельного фактора в социологической концепции Ковалевского, причем увеличение численности и плотности населения рассматривается как биосоциальный фактор. Следуя логике рассуждений Ковалевского, Н. Д. Кондратьев раскрывает принцип действия демографического фактора, его влияние на развитие экономических отношений. Согласно данной теории, увеличивая спрос на предметы потребления, рост населения способствует интенсификации хозяйства, «рост населения поэтому объясняет главным образом всю экономическую эволюцию общества».

Становление социологии как самостоятельной науки об обществе, претендующей к тому же на роль «социальной физики» (Конт), ставило задачу определения ее места в кругу других наук, как естественных, так и гуманитарных, выработки своего особого метода, отличного от прочих, четкого определения проблематики и исследовательской программы. Все эти задачи, последовательно и успешно разрешавшиеся европейской наукой со времен основателя социологии О. Конта, стали предметом живого, а подчас страстного обсуждения в русской общественной мысли, предложившей свой оригинальный синтез достижений европейской науки об обществе. Особого внимания в этом отношении заслуживает вклад Н. И. Кареева, который наиболее полно разрабатывал в рассматриваемый период вопрос о методах социальных наук. Следует подчеркнуть, что Кареев, являвшийся далеко не самым оригинальным из русских мыслителей, наиболее всесторонне излагал и популяризировал те взгляды, которые были господствующими в европейской (прежде всего французской и германской), а затем и русской науке того времени. Во всяком случае, в трудах Кареева мы находим наиболее общее и систематическое изложение классификации всех общественных наук, места социологии среди них и обоснование ее специальных методов. Остановимся подробнее на этих проблемах.

В основу классификации наук об обществе Кареев положил степень обобщения ими социальных явлений или уровень абстракции. В соответствии с этим он выделил три основные науки – историю (и другие родственные ей дисциплины); социологию и философию истории, каждая из которых имеет свой предмет, метод и уровень обобщения информации.

Исходя из этого, в задачу истории входит выявление источников информации, их критическая проверка, описание индивидуальных и неповторимых явлений прошлого. История, следовательно, есть описательная наука, представляющая предварительную стадию изучения общества.

Весьма жестко определив, таким образом, интерпретационные возможности истории, Кареев рассматривает ее как своего рода кладовую актов, смысл которых становится доступным лишь в результате их социологического анализа.

«Историки и другие ученые, идеографически изучающие человеческие общества, – говорит он, – тем самым подготовляют для социологов, изучающих то же самое гомологически, необходимый практический материал, и это уже дело социологов – находить проявления эволюционной законообразности не только там, где она прямо бросается в глаза, но и там, где она более или менее замаскирована разными побочными явлениями или несущественными подробностями».

Социология, противопоставляемая истории, имеет свой особый предмет и метод. В трудах Кареева, посвященных вопросам методологии, социологии уделяется особенно значительное внимание. В этой связи следует указать на такие капитальные труды Кареева, как его докторская диссертация «Основные вопросы философии истории», а также – «Введение в изучение социологии» и особенно «Общие основы Социологии».

Взгляды Кареева на социологию претерпели на всем протяжении его творчества определенную эволюцию, развиваясь в направлении большей конкретизации, что нашло выражение и в названии его основных трудов. Тем не менее общая их методологическая основа осталась неизменной и восходит к позитивизму Конта.

В самом общем виде Кареев определял социологию как науку, изучающую законы общества, хотя и подчеркивал, что сами эти законы отнюдь не тождественны тем, с которыми имеют дело естественные науки, а представляют собой скорее общие, более или менее определенные тенденции развития социальных процессов. «Социология, – писал он, – есть общая абстрактная наука о природе и генезисе общества, об основных его элементах, факторах и силах, об их взаимоотношениях, о характере процессов, в нем совершающихся, где бы и когда бы все это ни существовало и ни происходило». Вслед за Контом Кареев считал социологию наукой, интегрирующей наблюдения частных наук и изучающей не ту или иную конкретную категорию социальных явлений, а все эти явления в их совокупности и взаимодействии. «Социология, – писал Кареев, – берет общество интегрально, имея в виду, что государство, право и народное хозяйство, обособленно взятые для изолированного изучения, существуют только в абстракте, что реально нет государства, в котором не было бы права и хозяйства, что нет хозяйства без государства и права и что нет, наконец, и последнего без первых двух».

В соответствии с философскими принципами позитивизма, Кареев рассматривал социологию как чисто теоретическую дисциплину, стремящуюся исключительно к познанию объективных тенденций общественного развития и не допускающую в своих построениях каких-либо оценок, выходящих за пределы того, что доступно проверке. Отсюда – определение соотношения теории и практики в социологии, места исследователя в ней. «По своей основной задаче – познание законов сущего (того, что есть, как оно есть) в сфере социальной жизни, социология – наука чистая, строго теоретическая, не имеющая в виду наставлять кого-либо для практической деятельности, подобно другим социальным дисциплинам с прикладным характером».

Этот тезис Кареева, столь полно выражающий в принципе дух позитивизма, несколько противоречит тем установкам, которые давал науке Конт, выразивший ее задачу в известном афоризме – «Знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы господствовать». Дело в том, что Кареев считал указанную задачу принадлежащей скорее философии истории, а не социологии в собственном смысле слова. «Социология, – заявлял он, – подобно всякой положительной науке о том, что есть, как оно есть, должна быть беспартийной и надклассовой… Чтобы сохранять свой научный характер, социология должна не только не решать вопросов о наилучшем устройстве общества, но даже не брать на себя предсказаний о том, каково будет дальнейшее развитие существующего общества, потому что и в этой области гадании многое сказывается чаяниями сердца. Поскольку социология есть наука о законах явлений, в ней нет места и для нравственной оценки, так как последней могут подлежать только отдельные явления и поступки людей, разные между ними отношения и определенные социальные формы».