Текст книги "Новейшая история России в политико-социологическом измерении"

Рабочий класс, с другой стороны, также претерпел длительную эволюцию со времен Маркса. В настоящее время он, как и класс капиталистов, далек от гомогенности и в нем существует весьма развитая стратификация ролей, полюсами которой являются, с одной стороны, – высококвалифицированный рабочий, по своему положению близкий к представителям свободных профессий – инженерам, экономистам и т. д., с другой – неквалифицированный рабочий. В настоящее время рабочий класс имеет три основных страта – высококвалифицированных, среднеквалифицированных и неквалифицированных работников. Тенденция к усилению первых двух категорий набирает скорость с усложнением техники производства.

Растворение и фактическое пересечение двух основных участников производственного процесса – капиталистов и рабочих – сделало возможным появление новой исторической реальности – так называемого среднего класса, вбирающего в себя социальные слои менеджеров, интеллигенции, белых воротничков, вообще высококвалифицированных рабочих и служащих. На этой основе возникает возможность преодоления того социального конфликта, который, согласно теории Маркса, неизбежно должен привести к социальной революции. Универсальным средством для этого является социальная мобильность, масштабы которой несравненно усилились со времен индустриального капитализма. В условиях всеобщего распространения доступного образования оно само становятся важнейшим институтом социальной мобильности, благодаря которому способные люди из низших слоев общества могут подняться к его вершинам. Другим важным источником социальной мобильности могут служить так называемые смешанные предприятия, удельный вес которых неуклонно растет в развитых странах рыночной экономики. Такие предприятия открывают возможность малообеспеченным слоям общества участвовать в бизнесе и, следовательно, получать прибавочную стоимость.

Наиболее важным изменением в политической сфере, происшедшим со времен Маркса, является распространение принципов равенства, политической демократии и прав человека. Декларированные в свое время политические права (право создания партий, выборов в парламент, свободного доступа к средствам массовой информации) были со временем дополнены социальными правами (пособия по безработице, пенсии и т. п.). Государство выступает тем самым как весьма эффективный инструмент регулирования противоречий в обществе. Существование демократических институтов дает возможность институционализации конфликта, введения его в определенные контролируемые обществом рамки. Поле битвы враждебных социальных сил заменяется рамкой, где идет деловое обсуждение проблем на взаимоприемлемой основе. Путь к консенсусу открыт.

При таком подходе к социальным противоречиям особое значение имеет ряд принципов, сформулированных М. Вебером. В отличие от Маркса этот мыслитель не ставил своей специальной задачей анализ социального конфликта однако в его сочинениях можно найти достаточно положений до этому вопросу. Достаточно сказать, что Вебер, создавая теорию «идеальных типов», размышлял над проблемами диалектики и не был совершенно чужд данного метода с его основной идеей о борьбе противоположностей. Вебер, далее, принимал тезис Маркса о том, что собственность и разделение труда являются основой формирования классов с несовпадающими интересами, хотя и считал их не столько реальными социальными образованиями, сколько идеально-типическими конструкциями исследователя. Поэтому, в отличие от Маркса, выделявшего для эпохи капитализма три основных класса – землевладельцев, капиталистов и рабочих (с тенденцией к образованию на их основе двух антагонистических классов), Вебер допускал гораздо большее разнообразие классовых ситуаций, исходя из своего понимания социальной стратификации, принципы которой изложены нами. Наконец, различным был, исходя из этого, и прогноз обоих мыслителей на будущее. Маркс считал, что конфликт классов неизбежен, он будет нарастать и приведет к разрушению существующего порядка вещей, социальной революции, осуществить которую суждено пролетариату. Вебер, не отрицая в принципе данного конфликта, указывал также на существование многих других (национальных, религиозных, политических и т. д.), которые, по его мнению, играют в истории не меньшую, а подчас и большую роль. Однако основной вклад Вебера в социологию конфликта следует искать в его теории рационализации. Остановимся на этой проблеме более подробно, поскольку данная веберовская теория лежит в основе подхода современной социологии к объяснению конфликта.

Центральной для метода Вебера, как и Маркса, являлась проблема объективности социальных наук. Однако объективное внутреннее содержание науки состояло для Вебера (в отличие от Маркса) не в каких-то имманентных тенденциях процесса исторического развития или необходимо действующих факторах, но прежде всего в каузальном характере взаимодействия явлений. Исходя из этого, можно интерпретировать основные направления научной работы Вебера – анализ отношений между экономическими структурами и формами социальной организации, а также мировых религий и обратного их влияния на экономику. Этот анализ позволил Веберу сформулировать главный вывод социологической теории – концепцию рационализации (которая возможна в двух формах – целевой и ценностной). Понятие «рациональность», ключевое в социологии Вебера (подобно понятию «классовая борьба» в социологии Маркса), не носит, однако, характер категории, отражающей объективный процесс. Важно подчеркнуть (поскольку это часто игнорируется), что рационализация – это вовсе не онтологический атрибут и не инструмент измерения истории, исторического процесса или человеческой деятельности. Как хорошо показано некоторыми современными исследователями его творчества, Вебер был далек от представления об истории как едином процессе рационализации и связывал его скорее с определенными эпохами и регионами, прежде всего – европейскими странами нового и новейшего времени.

Будучи основной категорией социологии Вебера, «рациональность» кладется им в основу объяснения исторических изменений, смены экономических отношений, и в частности – капитализма и образования его форм хозяйства, развития социальной и политической сферы (структуры власти и управления, парламентаризма, права), этики (выработка честности в отношениях между кредитором и должником), а также науки в искусства (напр., рационализация музыки). Идея рационализации служит, таким образом, для интерпретации различных сторон жизни общества, прежде всего – социальных конфликтов.

Так, рационально ориентированная хозяйственная деятельность имеет свое соответствие (или несоответствие) в типах организации общественной жизни и легитимной власти. Рационализация социальных отношений проявляется в борьбе различных экономических и политических интересов и представляющих их групп за статус, престиж и благосостояние в рамках системы рыночной экономики. В перспективе процессов рационализации анализировалось Вебером развитие мировых религий, выработка ими определенных этических норм, правил, ценностей, направляющих и регулирующих поведение людей в различных сферах жизни. Вебер показал, в частности, каким образом рационализация этических религиозных постулатов, охватывающая все поведение и ценности человека, сыграла значительную роль в эволюции фундаментальных институтов общества.

Важно отметить, что собственно структурно-функциональный подход часто подвергается критике именно за то, что не объясняет процесса изменения в истории, роли конфликта в ней, ограничиваясь лишь указанием на его существование и попытками формальной типологии конфликтов. Действительно, конфликт как условие социальных изменений может рассматриваться с различных точек зрения. Прежде всего конфликты между обществами в истории сыграли большую роль в образования более крупных социальных образований, в установлении или укреплении определенной социальной стратификация, оказали глубокое воздействие на экономическую и политическую структуру обществ, социальную политику, нормы поведения и культуру. Конфликты между социальными группами внутри обществ являлись и являются главным источником нововведений и социальных изменений. Конфликты между классами (в полной мере сложившимися к новому времени) во многом обусловили картину социальных отношений современного общества. В частности, установление политической демократии в странах Западной Европы во многом являлось результатом классовой борьбы. Наконец, в различных обществах прошлого и настоящего существовала масса конфликтов разного уровня между нациями, этническими группами, поколениями, возрастными, половыми, профессиональными группами и т. д., которые определяют пеструю палитру взаимоотношений между индивидами в современных условиях.

При объяснении социального конфликта в современной социологии наметилась тенденция к интеграции экономического, социологического в политического подходов к его интерпретации. Такая интеграция осуществляется главным образом на основе системного анализа конфликтов с применением структурно-функциональной теории. Согласно данной теории всякий конфликт в социальной системе может быть интерпретирован как ее дисбаланс (нарушение гомеостаза) в результате изменений, вызывающих несоответствие структурных подразделений системы между собой (структурный конфликт), нарушение функций (функциональный конфликт), вызываемое изменением в распределении ролей участников игры или, наконец, противоречиями между структурами и функциями (структурно-функцциональный конфликт). Сказанное объясняет тот синтез различных концепций конфликта (прежде всего марксистской и веберьянской традиций его анализа), который имеет широкое распространение в различных современных трудах по политической социологии.

С ростом рационализации в современном обществе становится более ясно, что человек в очень большой степени зависит от своей позиции по отношению к средствам производства. Этот вывод, как справедливо отмечал еще Р Мертон, не должен представляться исключительно положением марксистской теории, но все более становится общепринятым достоянием современной науки вообще. Те отношения собственности, которые ранее были не вполне ясны и могли служить предметом дискуссии, в настоящее время стали совершенно очевидными благодаря росту бюрократизации. Все большее число людей, например, обнаруживает, что для того чтобы иметь работу, нужно быть на нее нанятым. Для того, далее, чтобы работать, нужно иметь необходимые орудия труда и оборудование. Однако и наем на работу и доступ к технике осуществляется лишь под контролем бюрократии, причем не имеет значения какой характер (публичный или частно-правовой) она имеет. Тот факт, что для поддержания своего существования человек необходимо должен быть нанят бюрократией и пройти через ее контроль, превращает данный социальный слой в исключительно грозную силу современного общества. Традиционный классовый конфликт таким образом постепенно трансформируется в конфликт между значительной частью общества и бюрократией. В этом смысле можно констатировать, что бюрократизация повсюду ведет к отделению производителей от средств производства, порождая отчуждение. Данная ситуация весьма сходна с той, которая имеет место во всех армиях нового времени, где бюрократизация выражается в полном отделении личного состава от орудий разрушения, поставленных под контроль административного ведомства. С усложнением техники в условиях научно-технической революции (необходимость лабораторий для проведения научных исследований, машин, сложной техники) значение бюрократии вырастает еще больше, ибо зависимость от нее непосредственных производителей (которые не имеют самостоятельного допуска к средствам производства) и военных (которые не допускаются к вооружениям) неуклонно возрастает.

В результате такого развития общества социальный конфликт, как столкновение различных антагонистических классов, все более трансформируется в противоречие между обществом и бюрократией, а в конечном счете выражается в некоторых основных тенденциях ее собственного развития. Нет ничего удивительного поэтому, что большинство западных исследователей часто рассматривают социальный конфликт как конфликт бюрократический, со свойственными для него правилами игры. При таком подходе в центре внимания оказывается борьба трех основных типов или моделей бюрократической организации – традиционной, рациональной и харизматической. В исторической перспективе эта борьба выражается в последовательном вытеснении традиционных начал организации рациональными, для чего иногда применяется харизматический (самостоятельный) тип власти. С точки зрения социальных отношений можно констатировать устойчивую тенденцию к расширению состава бюрократии за счет выходцев из различных социальных классов, сословий и групп. Данная тенденция особенно хорошо прослеживается на материале административных реформ нового времени. Существо конфликта здесь состояло в борьбе нового бюрократического начала со старым традиционным-аристократическим, постепенно уступавшим свои позиции. Средством борьбы служила социальная мобильность – привлечение на государственную службу абсолютистского государства выходцев из менее привилегированных или даже непривилегированных сословий. Мобильность оказывалась таким образом одной из важнейших средств разрешения конфликта в обществе. Она позволяла, в частности, ликвидировать тот социальный разрыв, который образовался постепенно между новыми отношениями собственности и властью, позволяя наиболее богатым, образованный или просто талантливым представителям низших классов достичь власти и могущества в рамках традиционной бюрократической иерархии.

Практически во всех странах конфликт двух групп в рамках элиты порождает соперничество между ними, осознанное их лидерами или бессознательное – не имеет значения. До 1873 г. две группы японской правящей верхушки сосуществовали, хотя придерживались различных точек зрения на перспективы развития. В это время сторонники нововведений во западному образцу доказала свою большую подготовленность для руководства модернизацией. Поэтому со стабилизацией и окончательной организацией правительства в 1873 г. преимущество второй (бюрократической) группы стало признанным, а ее представители получили ключевые посты. На первое место выступает теперь не принадлежность к знати и родственные узы с членами императорского дома, а бюрократические факторы элитной мобильности, которыми в Японии, как и в петровской России, признавались деловые способности, знания, профессиональное мастерство, длительность службы (выслуга), ее характер.

В странах Европы рационализация управления проходила раньше, чем на Востоке, осуществлялась в течение длительного времени, постепенно, в результате вытеснения традиционной феодальной аристократии новыми людьми в аппарате управления. Абсолютизм в какой-то мере поощрял эту практику, по крайней мере не препятствовал ей, в результате чего мы можем наблюдать во всех европейских странах такое явление, как бюрократизацию центрального органа власти – королевского совета, средствами чего является политика назначений, продажа должностей, выслуга незнатных чиновников или их выдвижение благодаря редким административным качествам.

В государстве с наиболее традиционной ориентацией – Испании, где длительное время существовали сильные пережитки автономии провинций, сословных корпораций знати и прочие подобные институты, пользующиеся поддержкой духовенства, именно государство в лице королевской бюрократии нашло в себе силы выступить с программой реформ по модернизации общественных и государственных структур в рамках политики просвещенного абсолютизма. Процесс этот не мог возникнуть совершенно на пустом месте, напротив, был подготовлен всей историей централизации и бюрократизации управления. Административная система испанского абсолютизма, уходившая корнями в централизованное государство Фердинанда и Изабеллы, достигла высокого уровня концентрации власти; число совещательных советов, из которых было составлено центральное правительство, – непрерывно возрастало.

Специфической чертой госаппарата испанского абсолютизма была слабость исполнительной власти при советах, некоторая аморфность всей административной структуры, которая лишь отчасти была устранена в ходе последующих административных реорганизаций. В связи с этим интересно определить тот социальный слой, который служил непосредственным источником функционеров для государственной машины, характер его социального статуса. Действительно, специфической особенностью рассматриваемой государственной машины являлось то, что в ее практическом функционировании, как отмечает Б. Бенассар, большую роль играл промежуточный между грандами и низшими группами населения слой людей, известных под именем «летрадес» (или «образованные»), которые примерно соответствовали людям мантии во Франции и рекрутировались из лиц с университетским образованием (имеющих диплом), откуда и происходит их название. Политическое значение летрадос подчеркивается тем фактом, что они играли важную роль в различных советах, являясь их председателями и ведущими членами. Как показывают специальные исследования ряда французских историков, представители ученого сословия (главным образом юристы) заседали, напр., в Совете Кастилии, Совете Финансов, Совете Крестовых походов, советах по управлению отдельными областями – Арагоном, Каталонией, Валенсией, Миланом, Неаполем и др. При Филиппе II власть юристов консолидировалась и институционализировалась. Доктора имели дипломы университетов Саламанки, Вельядолида, Ахкала де Хенарес, были освобождены от податей и имели другие привилегии. Высокий статус в области образования становился трамплином для быстрой административной карьеры. То была целенаправленная политика государства по создании специальной административной элиты, формированию ее взглядов и ценностей, профессиональных качеств. Наследственное дворянство давалось редко и в основном докторам или тем летрадос, которые занимали высокие посты и многого достигли по службе. В большинстве случаев образование открывало дорогу к пожизненному дворянству.

Большое значение для определения социальной сущности госаппарата абсолютизма имеет вопрос о соотношении в нем традиционной аристократии и новых людей. Несмотря на значение летрадос – испанской «знати мантии», которое было показано выше, говорить об их полном контроле над аппаратом невозможно. Испанская монархия не была меритократией. Роль высшего и среднего дворянства нельзя недооценивать. Дело в том, что между летрадос и знатью не всегда можно провести четкую границу, так как многие образованные люди били представителями дворянства.

Властвующая элита испанского абсолютизма формировалась как показывает ряд авторов, как смешанная: она включала в себя как представителей аристократических верхов, традиционно занимавших посты в некоторых важнейших советах, так и представителей новой знати, светской и духовной, основным источником которой служили летрадос различных советов и других менее значимых учреждений. Сами учреждения распределяются на две группы в соответствии с тем, какой социальный контингант занимал в них доминирующее положение. Так, аристократия преобладала в Государственном совете, Военном совете, была представлена в советах Индии, Италии, Фландрии. Летрадос, наоборот, приходили к власти из других советов – Кастилии и Арагона, Инквизиции, Финансов и т. д., которые осуществляли непосредственное управление и в которых, поэтому, сосредоточивалась реальная административная власть.

Обе группы – аристократическая и бюрократическая в рамках правящей элиты не были совершенно замкнутыми: несмотря на серьезные противоречия между ними, существовала устойчивая тенденция к их переплетению и смешению, осуществлявшемуся путем браков представителей обеих групп. Как и в других абсолютистских государствах (например, в Англии), данная практика вела к «инфляции почестей». Борьба аристократии и бюрократии всегда оканчивалась победой последней, однако в Испании процесс этот шел медленнее, временами аристократическая реакция брала верх и обращала развитие вспять. Сила традиционных отношений была столь велика, что в Испании существовала тенденция к стагнации общества. Одним из проявлений социальной дифференциации был необыкновенно большой разрыв в состояниях представителей различных классов. Бюрократия, не принадлежавшая по рождению к этой категория (аристократии), но проникавшая в ее среду, служила промежуточной прослойкой между различными классами, обеспечивала проникновение буржуазии в дворянскую среду.

Складывание рационально организованной бюрократии в странах Европы нового времени и бюрократии в современном смысла слова порождали особый тип поведения, психологии, ценностей. С этой точки зрения вполне оправданно обращение многих исследователей к изучению данных явлений в художественной литераторе и публицистике рассматриваемого времени, прежде всего сочинениям Бальзака, Гоголя, Кафки и других, создавших классические образы чиновников. Реконструкция психологии бюрократии прошлого, рассмотрение образа жизни, представлений и ценностей чиновничества проводится в контексте административной истории ряда стран. При этом выделяется, как правило, три аспекта наблюдения: собственно административный аппарат, поведение индивида вообще и чиновника, в частности, в нем, наконец, психические переживания, настроения, идеи, возникающие у него из-за соприкосновения с миром формальных организаций и официальных отношений. Примером такого обращения к административной истории является ряд исследований Г. Тюилье под общим заглавием «Бюрократия и бюрократы во Франции в XIX в.», в основе которых часто лежат литературные источники или пресса. Примечательно рассмотрение в данном контексте переписки Г. де Мопассана в период его службы в министерстве. В своих письмах родным и своему учителю Флоберу писатель сообщает о характере своей службы, отношениях с начальством, работе и тех чувствах, которые она у него вызывала. Особенно много было им взято для критики министерских порядков: деспотизм начальства, игнорирование жизни, моральный упадок и деградация служащих. Мы начинаем лучше понимать инфраструктуру бюрократии, когда видим яркие примеры продвижения по службе, систему рекомендательных писем, значение неформальных связей и т. п. Сходные наблюдения получаем при обращении к деятельности таких высших администраторов и чиновников, как Поль Клодель, Поль Валери, Ш. Ренувье и пр.

Одним из признаков развития самосознания бюрократии, как показал Тюилье, стало появление особой административной прессы, то есть изданий, в которых освещались вопросы организации, перестройки госаппарата, находили освещение вопросы, интересующие чиновничество, а позднее – профсоюзные интересы функционеров. Подобные издания являлись признаком развития гражданской службы, поскольку в них специально обсуждались вопросы ее теории и практики, оовещались способы повешения эффективности и т. д.

Таким образом, социология конфликта открывает перспективный путь исследования тенденций развития социальных процессов в истории и современности. Она позволяет, в частности, увидеть в объективных противоречиях источник и движущую силу изменений социальной структуры, причину появления на исторической арене новых социальных слоев, институтов и политических групп. Анализ конфликта традиционных и рациональных начал в управлении с этой точки зрения позволяет, как было показано, во многом объяснить становление одной из принципиальных сил современного общества – бюрократии нового типа.

Важную политическую нагрузку в политической социологии имеет понимание механизма власти.

Согласно М. Веберу власть может быть определена как возможность того или иного социального деятеля проводить свою волю в обществе, несмотря на оказываемое сопротивление. В типологической шкале отношения власти по различным уровням и критериям ее функционирования в обществе наиболее распространенными являются: легитимность – способ обеспечения консенсуса между властью и обществом; природа используемых властью санкций – позитивных или негативных (награды или кары), а также средства или каналы коммуникаций, которые власть использует для проведения своих решений в жизнь. Имеются также такие функции власти как участие в распределении экономических ресурсов и другие.

С точки зрения системного анализа власти важной проблемой являются критерии распределения и перераспределения власти. Применяя теорию социального действия Парсонса можно раскрыть процесс принятия решений, роль и их изменения, поведенческих мотивов. Большинство социологов солидарны в наличие «политического класса», «правящей элиты». Можно констатировать, что теория элиты является одним из наиболее важных открытий социологической мысли.

Все названные общесоциологические теории имеют важное значение для осмысления и российского политического процесса.

Использованная и рекомендуемая литература

Медушевский А.Н. Политическая социология и история. Ангарск, 1990.

Современная западная социология. Словарь. М.,1990.