Текст книги "…в этом мире несчастливы… Книга вторая"

Короче, готовясь к разговору с военным дознавателем, следователь продолжал ясно чувствовать, что его интуиция упирается на что-то весомое и важное, что мешает ему принять версию о самоубийстве, к которой сейчас, выходит, склонны были все, кто замешан был в расследовании этого дела. Военный дознаватель, судя по его поведению, привез заранее заготовленное решение военной прокуратуры о закрытии дела по факту самоубийства… Но, интуицию к делу не пришьешь, и поэтому, скорее всего следователю придется сдаться! «Если бы мы жили в Англии! – Громко сказал следователь, усаживая дознавателя в кресло. – Можно было бы поискать прецедент подобного случая, сослаться на него (а, ведь, наверняка такой есть!) и раскручивать спокойно дело об убийстве…» «Сроки, дорогой мой коллега, и в Англии – сроки! Нет улик – нет убийства!» «Хорошо! – начал сдаваться следователь. – Иду к прокурору и закрываю дело, раз и Вы такого же мнения…» Он начал вставать из-за стола, то тут дознаватель весьма неожиданно, одним мановением руки, усадил его опять на место, тихо произнося все тем же чеканным слогом: «Три дня у Вас еще есть. Чтобы совесть Ваша была также чиста, как моя, давайте поработаем вместе над версией об убийстве!» Такого предложения от дознавателя, с решением о прекращении уголовного дела в кармане, следователь никак не ожидал. Он покорно сел в свое кресло, обмяк и произнес: «Но – у меня ничего нет! И у Вас – тоже!» «У Вас есть интуиция… Если бы она была у меня, я ни за что не согласился бы на версию о самоубийстве! Но – у меня – ее нет! Кстати, как насчет Вашей интуиции, что парня мог кто-нибудь пожалеть и дострелить?! Хотя бы тот же самый грибник, который его нашел…» «Дострелить? – Воскликнул следователь. – Это – идея! Это – укладывается в образ предполагаемого мной убийцы… Но, тогда он должен присутствовать сначала действия, с первого выстрела! Он мог присоединиться и после первого выстрела, и после второго выстрела… Вероятнее всего, после второго!» «Да, но они должны быть очень близки… – сказал дознаватель. – Как Рудольф и Вечора!» «Увы! Таких в окружении офицера не найдено!» «Дострелить смертельно раненого – это по-человечески! Но это, когда, например, половина мозгов уже наружу… В нашем случае – это только после второго выстрела… А это – мало что нам дает!» «Помню, помню! – Поддержал следователя дознаватель. – Это когда у вас упал вертолет на площадь перед центральной районной больницей… Один вертолетчик без головы пытался встать и идти, а другой без половины туловища продолжал дергаться… Когда подъехавшие милиционеры спросили главного врача – «Куда их? (вертолетчиков) В морг или больницу? То тот мудро ответил: «Сначала я окажу им помощь, а потом решим!» «Он мудро и поступил, сделав им смертельные дозы морфия… Хотя, вряд ли кто из них испытывал какие-либо страдания!..» Дознаватель неожиданно замолчал. Встал со стула, зашел за спину следователя и взял графин с водой. Медленно налил себе полстакана и большими глотками, с паузами, начал пить воду. Потом вынул пачку «Севера», вынул папироску и без разрешения хозяина, закурил. Начал кольцами пускать дым, усевшись на прежнее место. Потом на его морщинистом лице появилась широкая улыбка, и он прямо посмотрел в глаза следователя, заметив, что они слегка слезятся, как бывает у стариков. Наконец, он сказал: «Выстрелы могли услышать. Там много ветвящихся тропинок. И просека напрямик до аэропорта. Довольно таки наезженные дороги ведут к сопкам, где прииск, и к лесному озеру, куда много ездят на велосипедах и мотоциклах отдыхающие… И, вообще, там грибные и ягодные места, значит и людные… Странное место для самоубийства выбрал офицер. Да и от его части оно далековато…» «Да я думал обо всем этом, и не раз… Но кто мог быть с ним рядом и когда он появился, вот в чем вопрос?» «Кто мог совершить не умышленное, но тем не менее, не случайное, убийство?» «Это – по вашему кодексу «убийство» «А разве есть другой УК в нашей стране?» «У военных есть кодекс чести…» «Значит, следуя Вашей логике, если есть убийца, то он непременно военный…» «Или – любимый человек, и любящий погибшего больше жизни…» «Его – жизни!» «Любимой женщины у офицера не было…» И тут следователя словно окатило кипятком – он внезапно соскочил с места и начал быстро ходить по кабинету, почти бегать, смешно размахивая руками… Прецедент то был! Не в Англии, а в Голландии, когда он там работал… ДУЭЛЬ!.. Как же он раньше об этом не подумал?! «Могла быть дуэль…», – словно читая его мысли, спокойно произнес дознаватель. «Да. да! Нужно проработать и эту версию… Но – дуэль особенная, Во-первых, до смерти. А, во-вторых, чтобы все выглядело как самоубийство… Того, кто первым теряет сознание – добивает дуэлянт, имитируя самоубийство!»…

«Нет, не выходит! – С явной досадой (что не выходит) заключает дознаватель. – Стреляли ведь в упор!» «А кто Вам сказал, что не бывает дуэлей, когда стреляют в упор?!» «Я не знаю такого!» «Я дам Вам книгу Сергея Смидовича „История дуэли“. Она издана была до революции. Там есть и о дуэлях, условием которых являются выстрелы в упор…» «Дуэли у нас не редкость…, – сказал дознаватель. – Особенно на „точках“, где – ни женщин, ни вина… Но, повторяю, ни одного случая, чтобы стрелялись в упор – не знаю!»

«Ну, так что решили? – бодро спросил дознавателя следователь, аккуратно складывая документы по погибшему офицеру в стопку. – Дело закрываем! Самоубийство…» «Согласен! Никаких ведь улик для убийства нет!» Они встали почти одновременно и крепко пожали друг другу руки. Потом пошли в портовый ресторан, расположенный на крутом берегу Татарского пролива и заказали столик, чтобы видеть, как проплывают мимо, там, внизу, корабли…

Никому из заинтересованных лиц, занимающихся делом о гибели молодого офицера, найденного с тремя ранениями в теле, где только последнее ранение было смертельным, никогда не стало известным нечто, что имело к этому делу самое прямое отношение. А именно, что в день смерти офицера, из порта города, где он жил, служил и погиб отшвартовался лесовоз, груженный добротной дальневосточной древесиной, и направился в японский порт Осака. Лесовоз увозил молодого штурмана, кареглазого красавца, с печальным лицом. Когда лесовоз отдавал прощальные гудки, выходя из бухты, штурман стоял на верхней палубе, и смотрел в сторону синих сопок. Тонкие, нервные пальцы его безжалостно мяли пустую пачку из под дорогих импортных сигарет…

История семьдесят первая. Благодарение судьбе

«…Как будто заснувший, лежит общий друг,

И на пол стекают из крови озера.

А в углу близ стены – вся упрек

и испуг —

Мария Вечора».

(Велимир Хлебников. «Мария Вечора». 1909—1912 гг.)

«…О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Я сказал:

Долой Габсбургов!

Узду Гогенцоллернам!».

(Велимир Хлебников. «Я переплыл залив Судака…».

1909-начало 1910гг.)

Мы убеждены – есть государственные тайны, которые никогда не будут раскрыты. Время от времени они будут приковывать к себе пристальное внимание общественности и вновь и вновь по-разному «отгадываться». Такая тайна конца прошлого столетия – то, что произошло в Майерлинге – охотничьем домике последних правящих Габсбургов – в ночь на 30 января 1889 года.

События такого рода не только всегда исторически значимы, но и глубоко символичны. Российская империя умерла не во время октябрьского переворота 1917 года, а в ночь с 16 на 17 июля 1918 г., в Екатеринбурге, в подвале дома Ипатьева. Это действительно так, ибо Колчак, армия которого вскоре вошла в Екатеринбург, имел в своих руках все атрибуты царской государственной власти плюс золотой запас России. Кстати, в 1918 году с лица земли исчезают четыре самые могущественные мировые империи: Российская, Австро-Венгерская, Оттоманская и Германская… Так вот, произошедшее в Майерлинге символизирует гибель Австро-Венгерской империи, второй по величине (после России) в Европе. У Османов (турецких султанов с 1299 по 1922 год) и Гогенцоллернов (династии бранденбургских курфюрстов с 1415 г., прусских королей с 1701 по 1918-й, германских императоров с 1871 по 1918 год) свои «майерлинги» и «ипатьевские дома».

Что же произошло тогда в Майерлинге? Кронпринц Рудольф, наследник австрийского и венгерского тронов поехал охотиться на оленей в венский лес. Его сопровождали два лучших друга и слуга. В Майерлинге постоянно прожинали прислуга, повара, истопники. Каким-то образом там оказалась возлюбленная кронпринца, 17-летняя баронесса Мария Вечера. Никто, правда, живой ее в Майерлинге не видел. Предполагается, она доставлена туда была тайно, хотя до этого Рудольф и Мария уже три месяца открыто встречались, и не только в общественных местах столицы, но и в покоях кронпринца в Хофбурге, зимнем дворце Габсбургов.

Накануне, то есть 29 января, граф Хойос и князь Филипп охотились, а Рудольф отказался: у него болело горло. Вечером, как обычно втроем, ужинали, пили шампанское, шутили, балагурили. Потом разошлись по спальням. Утром 30 января Рудольф к завтраку не вышел. Почувствовав неладное, друзья вместе со слугами взломали дверь спальни кронпринца и обнаружили его с раскроенным от выстрела в упор черепом в луже крови. Скоро натолкнулись и на труп Марии Вечера, заваленный подушками: голова у нее тоже была прострелена насквозь… Убийство? Убийство и самоубийство? Вопросы не сняты до сих пор. Официальная версия, одобренная отцом Рудольфа, императором Францем Иосифом, – самоубийство на почве психического заболевания. Это в отношении кронпринца. О Марии Вечера до 1918 года на территории империи запрещалось говорить. В других европейских странах даже упоминание этого имени считалось дурным тоном. «Самоубийство как следствие безумия» не только успокоило совесть Франца Иосифа (врач императорской семьи Видерхофер определил это так: «Рудольф умер от безумия, как другие умирают от иных болезней»), но и позволило похоронить кронпринца по христианскому обычаю в фамильном склепе Габсбургов в Вене в церкви капуцинов. Он был похоронен 5 февраля. «Труп девицы, найденный в окрестностях Майерлинга» (из протокола полиции) после некоторых формальностей был отправлен в аббатство Хайлигенкройц. Там она и покоится поныне под маленькой часовней, поставленной ее матерью и дядей.

Попытки в разное время разгадать, что же все-таки произошло в Майерлинге, к настоящему времени развились в «майерлингологию». Вскоре после гибели сына император сносит Майерлинг почти полностью. Там, где была спальня со смертниками, по приказу Франца Иосифа возводится небольшая часовня. На месте кровати Рудольфа теперь алтарь. Там, где лежал труп кронпринца, ныне стоит Дева Мария с ростом и лицом императрицы-матери Элизабет. В сердце Богородицы воткнут кинжал. Майерлинг отдан беднейшему ордену кармелиток.

Конечно, было вскрытие трупа Рудольфа, которое производил придворный патологоанатом, доктор Аухенталер, подтвердивший заключение своего коллеги о безумии наследника соответствующими изменениями костей черепа. Была и следственная комиссия под началом барона Слатина. В разных источниках цитируются письма Рудольфа и Марии. Но в 10-х числах февраля, когда в газетах появился портрет нового наследника престола Франца Фердинанда (убитого впоследствии, как известно, вместе с женой Софией в Сараево в 1914-м), все документы были изъяты премьер-министром графом Тааффе. Следы подчистил шеф полиции барон Краус. Замолкли и немногочисленные очевидцы. Поэтому майерлингологам осталось не так-то много: воспоминания этих двух лиц и… дневник двоюродной сестры кронпринца, сыгравшей, как посчитали тогда, роковую для него роль. Это была Мария Лариш Валензее, дочь родного брата императрицы баварского князя Людвига от морганатического брака с актрисой-еврейкой. Любимая племянница Элизабет, ее доверительное лицо. Мария Лариш, когда труп Рудольфа еще не успел остыть, была отлучена от двора и выдворена из Вены.

Первая книжка по «майерлингологии» вышла в 1921 году небольшим тиражом на газетной бумаге, хотя уже через год после смерти Рудольфа в питейных и увеселительных заведениях Вены низкого пошиба за несколько медяков можно было увидеть миниатюрные кинетические картинки. Изображение, увеличенное с помощью освещенной линзы, оживало при нажатии кнопки. Глазам представлялась «упоительно-сладостная совместная смерть Рудольфа и Марии». Таким образом, простой люд Вены не делал из «майерлинга» тайну. Франц Иосиф, если верить записям доктора Видерхофера, узнав о смерти сына, сказал: «Умер, как портняжка-подмастерье!» А выдающийся венгерский писатель Дюла Круди написал о Марии Вечера: «Она была заурядной особой, но обладала грудным голосом, проникающим до самых глубин мужского сердца… Голос был глубокий, но пустой, как размышление над бессмысленностью жизни…»

Встреча Марии Вечера и Рудольфа состоялась 5 ноября 1888 года на 4-м этаже Хофбурга. Привезла девушку в замок Мария Лариш. Правда, познакомились они несколько раньше благодаря принцу Уэльскому в чайном павильоне ипподрома во Фройденау. Принц (будущий Эдуард VII) дружил с графами Балтацци, дядьями Марии. В 14 лет Мария Вечера стала любимицей венского высшего общества, постоянно фигурировала в газетных рубриках мод и светской хроники. Бисмарк не раз предупреждал Франца Иосифа, что «Рудольф – масон и пляшет под еврейскую дудку». О порочных связях кронпринца писал императору и папа римский. 13 января Рудольф и Мария совершили масонский обряд на крови (с тех пор они носили засохшие капельки крови на кусочке носового платка в своих медальонах) и обменялись, как при этом полагается, железными кольцами с магическими знаками. Мария назвала этот день «благодарение судьбе».

Рудольфу было восемь лет, когда он познакомился с графом Дьюлой Андраши, другом (любовником?) матери, магистром французской масонской ложи Востока. По его совету он, как и императрица, выучил венгерский язык. В 22 года кронпринц пишет «политический меморандум», оду Андраши, и вручает его Францу Иосифу. Во время январских событий 1889 года в Будапеште имя кронпринца, конечно же, звучало и на улицах, и на баррикадах, и в парламенте то в качестве короля независимой Венгрии, то – президента Венгерской республики. Монархическая и республиканская оппозиция в лице Рудольфа объединялась. Сам кронпринц, скорее всего, мало занимался своим политическим будущим. Незадолго до своей смерти он то признается, что хотел бы быть президентом у венгров, то мечтает о карьере ученого-орнитолога в Париже (орнитология – хобби Рудольфа). В собственной газете под вымышленным именем он так пишет о себе: «Ученый-орнитолог, обладающий пытливым умом исследователя, заботливый пестователь естественных наук, немаловажная фигура в мировой политике, приверженец европейского либерализма, масон нового просвещенного времени, желающий раздвинуть свои владения до естественных, научно обоснованных границ (подчеркнуто нами) – вплоть до Салоник».

Приверженцем европейского либерализма считалась и императрица, что нельзя было сказать о младшей сестре Рудольфа, Марии Валерии.

У Рудольфа и Марии Валерии взаимоотношения сложились крайне непростые. Подросток кронпринц ненавидел свою младшую сестру за то, что мать, ласк которой и любви он был полностью лишен, обожала и всячески лелеяла ее. Когда они выросли, их взгляды и интересы стали диаметрально противоположными. Во вражду это вылилось, когда Элизабет пообещала, что родовое гнездо семьи – замок в Бад Ишл – достанется не Рудольфу, а Марии Валерии. Идеологически и фактически кронпринц и принцесса тоже оказались по разные стороны линии «фронта»: Рудольф – с венгерской оппозицией, французскими масонами, демократической прессой и принцем Уэльским, а Мария Валерия – с Бисмарком и принцем, а потом кайзером Вильгельмом II.

Ревностная католичка, иезуитка, в 15 лет принцесса попала под влияние Георга Шенерера – австрияка, проповедывающего пангерманскую идеологию, вокруг которого быстро стали собираться представители аристократической «золотой» молодежи, готовящей себя к будущим еврейским погромам.

Итак, кажется, мы затронули все аспекты ситуации, которая сложилась к 30 января 1889 года. Осталось еще исторической справедливости ради напомнить, что в период правления последних Габсбургов их империя представляла собой богатое государство с процветающими наукой, искусством, свободным вероисповеданием. Из великих назовем лишь несколько имен: Зигмунд Фрейд, Райнер Мария Рильке, отец и сын Штраусы, скульптор Антон Фернкорн и многие другие. Представление об Австрии и Вене сейчас – слагаемое из результатов творчества этих великих людей.

…Что же все-таки произошло в Майерлинге? Кому было выгодно, чтобы Рудольф умер именно в ночь на 30 января 1889 года? Майерлингологи отвечают по-разному. То, что там произошло, подчеркнем сразу, было объявлено не только государственной, но и семейной тайной Габсбургов. В венском архиве следов никаких. Вся возможная информация сосредоточилась как бы вокруг одного имени – премьер-министра графа Тааффе. В 1929 году американский магнат, газетчик и издатель Рендолф Херст предложил 200 тысяч долларов внуку графа Тааффе, но ничего от него не получил. В 1938 году по приказу Гиммлера эсэсовский чин, некто Фицтум, якобы отыскал в архиве института патологии Венского университета акт вскрытия Рудольфа, а в 1941 году он же забирает в богадельне Аугсбурга мемуары Марии Лариш (которая умерла там в 1940 г). Последний из графов Тааффе – Эдуард Карл Ричард, умерший в Ирландии, признался душеприказчику, что «архив увезли иезуиты в Ватикан»…

Когда все запутанно, сложно, загадочно, самый верный путь к истине -найти прецедент. Был ли здесь таковой? Был! Как только весть о самоубийстве Рудольфа и о том, что он убил Марию Вечера, разнеслась по Вене, две девицы, Мици Каспар и Элла Шомич, заявили, что кронпринц предлагал «умереть вместе» и им. …Почему? Из-за половой слабости, по причине которой наследник чрезвычайно страдал и которая занимала все его мысли? В 1887 году Рудольф заражается гонореей. Болезнь протекает в тяжелой форме. Его жена открыто заводит любовника.

Рудольф упорно лечится. Тяжелое венерическое заболевание у неуравновешенной невротичной личности (какой был Рудольф) неминуемо приводит к импотенции и ипохондрической депрессии с навязчивой идеей: эта идея подчиняет себе всю психическую жизнь человека. Мама-императрица, когда сын вроде бы от гонореи излечился, но остался импотентом-ипохондриком, подбирает ему девицу (как в свое время своему мужу), которая может помочь принцу вернуть свое мужское достоинство. С девицей работает некая мадам Мюллер – знаток женских дел (потом некоторые майерлингологи посчитают, что она сделала Марии Вечера криминальный аборт в Хофбурге, где та и умерла от сепсиса, а в Майерлинг привезли уже труп Вечера и мертвой прострелили голову). С принцем тоже работает врач (жаль вот только, что не Зигмунд Фрейд!). Рудольфу обещают, что «все будет хорошо».

…И вот ночь с Марией в Майерлинге. Надежды не оправдываются. Отчаяние, раздражение, досада, гнев. Естественным образом, первой жертвой этого буйного состояния становится Мария: Рудольф убивает ее. В презрении забрасывает труп подушками. Потом пьет коньяк с шампанским в смеси и убивает себя… Так представляется «майерлингское дело» нам, ученикам и последователям Зигмунда Фрейда.

Начало века. В мире еще спокойно. Но уже появилось предчувствие близких войн и революций. Назревает чудовищный кризис, результатом которого станет падение четырех великих империй. Произойдет полный передел мира.

У каждой из четырех крупнейших монархий была своя болевая точка. В России – расстрел Романовых. В Ипатьевском доме убили не Николая II – убили монархию. Возможно, это было самоубийство монархической власти – многие обвиняли русского царя в том, что он вел себя, как самоубийца.

В Австро-Венгрии, наиболее близкой к России, – Майерлинг. Произошедшее в Майерлинге – на уровне шекспировской, философской трагедии. Личное, частное, государственное переплелось так тесно, что трудно отделить одно от другого. Пала империя последних Габсбургов, правивших 700 лет. Семейная драма становится общенациональным бедствием. Борхесовской точкой Омеги. Произошел краж того мира, крах мировоззрения. Не случайно уже в начале века шли разговоры о фашизме и еврейском заговоре, не случайно в печати появлялись работы о гибели человечества и конце света.

…Конец века во многом повторяет его начало. Вспыхивают новые войны, гибнут новые империи. Снова поднимает голову фашизм. Какой Майерлинг ждет нас впереди?