Текст книги "…в этом мире несчастливы… Книга вторая"

По случаю 32

Мой Шолохов.

Диалектика, метафизика или формальная логика? От: «И на Марсе будут яблони цвести…», до: «Олигарх хочет построить собственную военную базу на Луне» (из Сети).

• Мне было 15—16 лет, когда я открыл для себя Шолохова. В это время я вовсю, в подлиннике читал энциклопедистов – по совету бабушки, княгини Марии Алексеевны Ухтомской. Конечно, я уже прочитал всего Гоголя, Пушкина, Есенина, Льва Толстого, Максима Горького… В доме мама постоянно декламировала Лермонтова и Есенина. У нас была огромная библиотека…

• На берегу Амура в черте города Хабаровска, где мы тогда жили, построили огромный стадион им. В. И.Ленина. И вот город свихнулся! Прекращали работать заводы и фабрики, в магазинах оставалось по одному – два продавца… Все шли, ехали, бежали на стадион Ленина – Тихий Дон приехал! Но столпотворения не было: все были добрые, счастливые и радостные, первые от трибун, насмотревшись на гарцевание Григория Мелехова, а ему не уступала Аксинья, обнявшись с Натальей Мелеховой, с «живой» Дарьей Мелеховой, пожав крепкую руку самого Пантелея Прокофьевича Мелехова, уступали место следующему ряду! В Хабаровске отличный цирк. Наездниками не удивишь. Но то, что выделывали на конях Григорий и Аксинья – мы в цирке не видели! Море красок, Вихри галопирующих казаков по огромному стадиону так действовало на зрителей, что вся многотысячная толпа была под гипнозом счастья! Но, самое главное (я потом проверял свои ощущения), всем казалось, что рядом совсем не Амур, а сам Тихий Дон, как будто Амур сменил волну и запах!..

• …Я вернулся домой. Забросил Вольтера, Дидро, Монтескье, и начал читать Тихий Дон. «Михаил Александрович Шолохов» перестал быть для меня Олимпийцем, за которого я, по правде, и не думал в ближайшее время браться! Уже тогда я думал возвращаться с малой Родины – из Дальнего Востока, на Родину – в Москву, поступать на философский факультет МГУ им. М.В.Ломоносова, где учились, со дня его основания мои предки Черносвитовы. Откуда мой папа, по призыву КПСС, ушел со второго курса литературного факультета в военные летчики…

• …Поступил я в МГУ в аспирантуру в 1973 году. Через полтора года успешно защитился, одновременно окончил клиническую ординатуру по психотерапии у профессора Владимира Евгеньевича Рожнова. Поработал в Московской области и Москве в разных ПБ. И вот, 1 апреля 1978 года я поступил в Центральный Госпиталь МВД СССР и получил магическое удостоверение – красную в суперобложке «корочку», на которой крупными буквами было выдавлено МВД СССР. В Москве было много милиции разного подчинения, но Министерства Внутренних Дел СССР было одно. «С этим удостоверением, – как сказали мне в ХОЗУ МВД, где я его получал, – ты можешь очень многое, парень: нарушать правила движения, а гаишники, если ты им покажешь, будут отдавать тебе честь! Только людей не дави… Я не случайно вот на этой книжке заостряю внимание… Именно она «создала мне возможность» лично познакомиться с Великим Советским Казаком и с народным Гением – Михаилом Александровичем Шолоховым.

• …В 14 часов я освободился с работы и шел пешком в медицинскую библиотеку, что в конце Калининского, в начале Кутузовского проспектов. Первое здание слева – знаменитое кафе Валдай. Я решил зайти перекусить. В кафе всегда было много народа. Но самообслуживание «обслуживалось» быстро, и змейка с подносами, пройдя по узкой, огороженной серебряными трубами, текла быстро. В весьма просторном зале было множество маленьких круглых уютных столиков, где легко могли поместиться 3 человека со своими тарелками, вилками, ложками и стаканами с компотом, кофе или чаем. На входе в кафе стоял молодой милиционер «для порядка». Вот ему, показав свое удостоверение, я поручил занять мне столик посредине и никого ко мне не пускать. Он шепнул официантке, которая собирала пустую посуду, она на столик поставила красивую карточку с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ»…Я уже набрал свой поднос и подходил к кассовому аппарату с милой кассиршей. Как вдруг в кафе зашли человек 6 милиционеров, оцепили зал… А один, поднял рупор и очень вежливым голосом попросил голодных и полуголодных посетителей, взять свои подносы и не спеша спуститься на первый этаж. Там был ресторан, который начинал работать после 17 часов. Милиционеры выстроились в два ряда и граждане послушно встали со своих стульев, и с подносами пошли вдоль рядов милиционеров. А я не шелохнулся: продолжал спокойно есть, чувствуя в нагрудном кармане магическую «корочку». Ко мне подошел милиционер с рупором, когда зал был уже пустой, вежливо, но с металлом в голосе спросил: «А Вам, гражданин, особое приглашение…» Я не дал ему договорить, сунув под нос магическую «корочку». При видя ее он автоматически вытянулся, словно собрался отдать мне честь, а потом нагнулся к моему уху и сказал: «Извините, но Вам тоже придется пойти на первый этаж…» Я проработал в госпитале всего-навсего 3 месяца, но уже дружил со всеми начальниками главков, министрами МВД Советских и Автономных республик и, конечно, со всеми милицейскими начальниками Москвы и Области… Психиатра ЦГ МВД СССР они уважали, ибо два раза в год им нужно было пройти через его кабинет при диспансеризации… Самого главного, кому «подчинялся» Калининский проспект я тоже знал и его служебный телефон… Зал был уже пуст… Не успел я выяснить до конца свои отношения с милиционером, как увидел что прямо через зал идут два человека в штатском: маленький, худенький, сморщенный старичок и верзила, который еле держался на ногах, до такой степени он был пьян! А, милиционер, видя мое недоумение, шепнул: «Шолохов!» Я, еще не понимая, что делаю, стал быстро собирать уже пустые тарелки и еще полные стаканы с компотом на свой поднос, чтобы убежать на первый этаж… Но, милиционер – век буду этому парню благодарен! – опять шепнул: «Около кассирши за шторой есть служебный столик – иди туда…» Честное слово, он шептал мне на ухо! Как вдруг слышу очень твердый, очень чистый голос «старичка»: «Вот туда посадите этого балбеса и, пожалуйста, постойте с ним рядом, а то свалится на пол, потом не поднимем… А Вы, молодой человек, уважьте старика – оставайтесь на месте, и разрешите к Вам подсесть!» Я разинул рот, а Михаил Александрович, аккуратно сняв с моего подноса целые стаканы компота и поставив их на стол, сунул пустой поднос милиционеру, который уже профессионально держал верзилу под руку… А тот «выпрямился» и стоял, не шелохнувшись, подпертый собственной согнутой в локте правой рукой, заведенной за спину. Одна официантка убегала с моим подносом, а другая положила перед Михаилом Александровичем два красиво оформленных меню из ресторана. «Нам хватит одного, – сказал Шолохов, и, не спрашивая меня, добавил, кивнув официантке, – он мой гость…»

• …Я находился под «колпаком» Михаила Александровича Шолохова наверное с 15-лет. С того момента, когда Амур уступил место Тихому Дону. До 23 лет – под впечатлением всего, что я читал и перечитывал, что создал гений Шолохова. А в 23 года я познакомился с любимым племянником Михаила Александровича – Анатолием Журавлевым, главным врачом и хирургом, лауреатом множества советских и международных конкурсов любительских кинофильмов о природе и фауне, с которым я познакомился и с первого рукопожатия, крепко подружился. Это, благодаря ему, я написал книгу «Акафист Григорию Распутину». Прочитайте начало, убедитесь сами! Когда в 1974 году учился в клинической ординатуре ЦОЛИУв на кафедре психотерапии, на конференции увидел ровесника-коллегу, который учился также в клинической ординатуре, но на кафедре психиатрии. Он до ужаса был лицом, голосом и ростом похож на моего школьного и институтского друга Сережу Афонникова (в будущем возглавившего Бюро судебной медицины Дальневосточного военного Округа). Я подошел к нему в перерыве, сказал о его сходстве с моим другом и мы сразу подружились! Мне было трудно с ним, ибо я в сознании все время путалось, это Алеша или Сережа? Он был племянником Михаила Александровича Шолохова, жил и работал в Волгограде, но его родители жили в Вешенской, где он с семьёй также проводил все свободное время. Он в детали посвятил меня в казачий уклад жизни, считая его единственно возможным для нашей Державы! Самое интересное, что фигура у него была грациозная, длинные музыкальные пальцы, узкие кисти, очень белая кожа, словно холеная. При этом черные, как у цыгана волосы и огромные карие глаза. И говорил он, как по писанному, заслушаешься! Очень богатая и красивая речь! Я несколько раз спросил его, а умеет ли он ездить верхом? «Все, что казаку положено – умею: фехтую, работаю с пикой. Ну, а на лошади с колыбели…». Отвечал спокойно, я ему верил. Настойчиво звал меня в станицу и обещал познакомить со всей родней, и прежде всего, конечно, с дядей Мишей… В 1990 году, когда открыто в нашей стране шла расправа с сотрудниками МВД, я возглавлял психиатрическую службу, мои дорогие друзья – Василий Иванович Белов и Леонид Анатольевич Фролов (писатель, директор крупнейшего советского издательства «Современник», который выпустил двумя тиражами по 35 тысяч каждый мою книгу «Пройти по краю» о моем друге Василии Макаровиче Шукшине) с одной стороны, и академик Иван Тимофеевич Фролов, правая рука Горбачева и главный редактор «Правды» буквально спрятали меня от расправы. Иван Тимофеевич отправил меня с делегацией ведущих писателей, религиозных деятелей, деятелей культуры в «логово» к иезуитам корреспондентом «Правды». Пока я был на вилле черного папы в Кавалетти и на Капри, выступал перед итальянскими коллегами-иезуитами в соборе святого Игнатия де Лойолы, Леонид Анатольевич Фролов выбил мне суперставку старшего научного сотрудника в ИМЛИ им. Максима Горького, в отдел русской и советской литературы. А Иван Тимофеевич приказал «уволить меня из МВД за 20 минут по возвращению»! Я стал работать в ИМЛИ – и первым человеком, с кем я там подружился, был племянник Михаила Александровича, который готовил полное собрание сочинений Федора Крюкова, (одному из тех, кому приписывали авторство «Тихого Дона») … Но это – еще не все… Самое интересное впереди!

• …Мы просидели в кафе Валдай допоздна. Охранявшие нас милиционеры успели два раза «перекусить» «за счет заведения». Наш столик тоже постоянно пополнялся, и к моей большой радости в конце к чаепитию были поданы горячие и румяные пирожки и плюшки, на чем меня вырастила княгиня Мария Алексеевна Ухтомская! И как это Михаил Александрович узнал про эту мою слабость, и пока я ему увлеченно рассказывал о его любимом племяннике, по-своему гениальном человеке, Анатолии Журавлеве, он шепнул официантке о пирогах и плюшках! Немного расскажу о своем друге Анатолии Журавлеве. Он работал на полуострове Мыс Лазарева. Небольшой портовый поселок почти полностью оккупировали японцы, построив там гостиницу и интерклуб – они бойко торговали с нами лесом. Это конец Татарского Пролива, куда впадает Амур, и начало Тихого Океана. Недалеко от него остров Сахалин с чудовищным местом «Погиби». Там самое узкое место, отделяющее Сахалин от материка. На Сахалине была крупная царская колония. Так в «Погиби» был «блокпост». Охранка ловила беглецов, отрезала им головы и сдавала, получая денежное вознаграждение. А трупы оставляли на пустынном месте на съедение птицам и зверям… Я, кажется, с этого фильма Анатолия Журавлева начал рассказывать Михаилу Александровичу о творчестве его племянника. Михаил Александрович, улыбаясь, попросил меня, чтобы я перечислил все фильмы-лауреаты, которые снял Анатолий. Каждый отпуск Толя приезжал на Родину в Вешенскую и привозил новую бабину дяде. А тот, в свою очередь дарил Толе новое издание своих книг, которые начали издавать не только на европейский и латиноамериканских языках, но и на восточных и африканских и австралийских диалектах. «Вот приедешь ко мне в Вёшенскую, Женя, увидишь, что у меня одна стена в доме – сплошной стеллаж с бабинами фильмов Анатолия. Я в свою очередь сказал: «А у Толи – одна стена с Вашими книгами на всех языках мира, вторая стена – с патефонами и граммофонами и множеством пластинок…» «Я знаю – он фанат аргентинского танго! – перебил Михаил Александрович меня и добавил – а ты видел, как они с женой и дочерьми танцуют танго? Толя специально фильм снял…» И попросил меня рассказать, какие фильмы я видел у Журавлева.

• …Я начал перечислять: 1) Как медведь укладывается в берлогу на зимнюю спячку. 2) Как он просыпается и вылезает из берлоги. 3) Как танцуют коренные жители ДВ и Крайнего севера – чукчи, эвенки, нанайцы, ульчи и т. д. 3) Как они охотятся на кита в Океане. 4) Как медведь догоняет и задирает изюбра… Я говорил, а Михаил Александрович шевелил губами и загибал пальцы – значит, у него этот фильм есть!5) Танцы шаманов разных народностей ДВ и Крайнего Севера… Но есть один фильм, – я знал, что Анатолий только собирался его подарить дяде, – и выдал тайну («Да, не мучай ты меня, Женя, скажи старику!) – Толя научил нанайцев, одетых в разукрашенные шкурками дорогих зверьков и яркими лентами, в тарбазах, танцевать… классическое аргентинское танго! Великолепный фильм! Человек двадцать молодых ребят и девчат начинают танцевать свой, национальный танец, а через пять минут резко делятся на пары и продолжают танцевать уже аргентинское танго под соответствующую музыку!..

• …Нашу увлеченную беседу один раз прервал, спавший головой в тарелке племянник-алкаш: «Дед, – проснулся он, отчего милиционер, охранявший его, встал в боевую стойку, – скажи, чтобы водки дали, а то помру!» «Женя! – серьезно спросил меня Михаил Александрович, скрывая раздражение, – дать или не дать? Как лучше?» «Пусть принесут граммов сто… Хуже не будет. Выпьет и уснет», – посоветовал я. «Может, возьмешь по дружбе, полечишь оболтуса, я договорюсь с Щелоковым, положат к вам в госпиталь…» «Михаил Александрович, не обижайтесь, но я не умею лечить алкоголиков, разве, что белую горячку и класть его лучше…» «Да был он в блатном отделении Сербского… Прав ты – без толку!» «А давайте положим его… на полгода в больницу Яковенко… Это посерьезнее, чем «отделение для сынков-алкоголиков» Сербского… Там работают мои друзья – лучшие психиатры и наркологи Москвы и Московской области… Там есть и «закрытое отделение», как в Сербском… «Не, только не под стволы…» – взмолился Михаил Александрович, как будто я вот прямо из «Валдая» отправлю «оболтуса» в Яковенко! Я положил племянника Михаила Александровича Шолохова в ПБ им. Яковенко через месяц, когда уже развивалась «белая горячка…». Ровно полгода пролечился «оболтус» в больнице им. Яковенко, конечно, инкогнито, у талантливого врача, моего покойного друга Анатолия Иванова – заведующего наркологическим отделением. Я часто клал к нему разных «блатных» сынков. Последние три месяца племянник Шолохова работал конюхом в больнице. Парень с высшим образованием. Известный журналист…

Продолжение

Вот на этом самом месте, видя, что за окном зажглись огни на высотках «СЛАВА КПСС!», Михаил Александрович неожиданно, впившись в меня взглядом (мне показалось – колючим!), вдруг стал меня расспрашивать обо мне весьма целенаправленно. Вернее, не расспрашивать, а говорить обо мне, попадая в «десятку»… «Ты, Женя, врач и философ, наука для тебя – ВСЕ! Но ты очень похож на Есенина, ты это знаешь, следовательно, писал стихи… Ты много читал, значит, хочешь еще быть писателем. Наверняка написал уже роман и пишешь рассказы… Со стихами и с романом у тебя не получилось… тебе грубо сказали – «Можешь – не пиши!», и теперь ты, человек тревожный, прячешь свои рассказы!» «Все так и есть, Михаил Александрович! Стихи начал писать в десять лет. Но, честное слово – даже не пытался подражать Есенину. Они у меня какие-то грустные все получаются и безОбразные… Роман написал в 20 лет. Назвал его «Феликс Амуров»… «Ну, да, конечно, – перебил меня Михаил Александрович, – есть Евгений Онегин, Печорин, почему не быть Феликсу Амурову…» «Я сначала окончил факультеты философии и журналистики и на шестом курсе медицинского института уже заведовал отделом здоровье в Хабаровской Краевой Газете «Тихоокеанская Звезда», писал во всех жанрах – статьи, очерки, зарисовки, репортажи… Все удачно! «Знаю Тихоокеанскую Звезду», Анатолий привозил со статьями о себе. Это на ДВ, как в СССР «Правда»! Там и забраковали твои стихи и «Феликса Амурова»? «Там!» А рассказы не рискнул показать?» «Не рискнул…» «Ладно, – вдруг прервал наше камление Михаил Александрович, – пора и честь знать!.. Вот, что я тебе скажу Женя, а ты поверь: пиши рассказы и свои философские эссе… Это никто не отвергнет!…У тебя литературный дар рассказчика, несмотря на то, что ты, уверен, настоящий ученый… Вот, говорят, на двух стульях не усидишь… Забывают, что есть еще скамейка… Сколько талантливых людей всю жизнь сидят на скамейке… На одном конце – он поэт. Посредине – философ. На другом конце – художник или музыкант!..» (Когда я читаю воспоминания «друзей» Василия Макаровича Шукшина, который был в гостях у Михаила Александровича в Вёшенской, что Шолохов, якобы сказал ему: «Вот, что: на двух стульях не усидишь, Василий Макарович… Бросай свое кино и пиши…!» Не мог это сказать Шолохов: он видел, что Шукшин из тех, кто сидит на скамейке! Вот, как Василий Макарович сам вспоминал встречу с Шолоховым (со слов).

…Во время съёмок кинофильма «Они сражались за Родину» съёмочная группа встретилась с писателем в ст. Вёшенской. Эта встреча состоялась 10 июня 1974 года. М. А. Шолохов принимал у себя в доме С. Ф. Бондарчука, В. И. Юсова, Ю. В. Никулина, В. М. Шукшина, В. В. Тихонова, И. Г. Лапикова, Г. И. Буркова, И. Лазаренко. Это была единственная непосредственная встреча Шукшина с Шолоховым. Шукшин придавал ей особое значение, волновался, переживал: он ехал «к Шолохову на отдельный, серьёзный разговор»…

…Болгарский журналист Спас Попов, в один из перерывов между съемками фильма «Они сражались за родину» взял у В. М. Шукшина последнее интервью. Последние слова писателя были записаны на хуторе «Мелоголовском» во вторник 16 июля 1974 года в 9 часов утра. Это интервью по признанию В.И.Белова до сих пор не в чести в нашей хваленой демократической прессе. Шукшина спросили о Шолохове. Привожу этот ответ: «От этих писателей я научился жить суетой. Шолохов вывернул меня наизнанку. Шолохов мне внушил – не словами, а присутствием своим в Вешенской и в литературе, что нельзя тропиться, гоняться за рекордами в искусстве, что нужно искать тишину и спокойствие, где можно осмыслить глубоко народную судьбу.

Ежедневная суета поймать и отразить в творчестве все второстепенное опутала меня. А он предстал передо мной реальным, земным светом правды».

В конце интервью Шукшин говорит такие слова: «В кино я проиграл лет пятнадцать, лет пять гонялся за московской пропиской. Почему? Зачем? Неустроенная жизнь мешала мне творить, я метался то туда – то сюда. Потратил много сил на ненужные вещи. И теперь мне уже надо беречь свои силы. Создал три-четыре книжечки и два фильма. Все остальное сделано ради существования. И поэтому решаю: конец кино! Конец всему, что мешает мне писать!»

…Вася Шукшин был у меня 15 сентября 1974 года. Прилетел в Москву 14 сентября. Хотел к 1 сентября, чтобы сопровождать Машу в школу – не смог. Да, он говорил, что Шолохов помог ему понять, что нужно бросить все и писать… А что на самом деле было в голове и сердце Василия Макаровича за полмесяца до смерти? ПОСТАВИТЬ ФИЛЬМ О СТЕПАНЕ РАЗИНЕ. Фильм – эпопею… Струги уже в Астрахани были готовы! Я дружил с Леонидом Ильичем Брежневым. Да, дружил, несколько раз спас его дочь от смерти… И, утверждаю, что Брежнев боялся этого фильма! Он как-то, шутя, мне сказал – «А, что, если начнется съемками фильма, а потом народ поднимется… Главарь-то есть: Шукшин!.. Закричать удальцы – «Сарынь на кичку…!»…

…Смена декораций. Вера Дмитриевна Шапошникова, моя родственница… Ей я принес свои рассказы, почти сразу, после разговора с Михаилом Александровичем в «Валдае»…

Вера Дмитриевна Шапошникова… Она 1) Часто бывала в семье Михаила Афанасьевича Булгакова. Была на его похоронах, когда ей исполнилось 24 года, и она знала свое призвание…2) Она опубликовала в журнале «Москва» полностью, без купюр, «Мастер и Маргарита». 3) Она объездила всю Африку, написала блестящие книги об Африке – (см. например, в OZON), – 8 лет прожила на полуострове с людоедами, покорила их настолько, что мужчины вырезали свои портреты из черного дерева, а две девушки сделали свои маски, раскрасив их природными красителями, чтобы Вера Дмитриевна помнила о них! 4) Долгое время заведовала литературным отделом журнала «Москва», была членом редколлегии журнала, часто общалась с Михаилом Александровичем Шолоховым, фамилия которого стояла под ее фамилией в журнале (по алфавиту). 5) Ее сын, мой двоюродный брат, Никита – талантливый ученый и журналист, перевел и опубликовал в «Комсомольской Правде» – «Из России с любовью», открыв советскому читателю Яна Флеминга… Когда у меня в ПБ Золино разошлись швы и начался перитонит, он на руках нес меня три километра, утопая покалено в глине (размыло дорогу) до шоссе, где ждали машины СП… Он, кстати, помог мне купить дом в Завидово для моих родителей…6) Вера Дмитриевна искренне хотела, чтобы мы с Никитой стали писателями. 7) Она опубликовала ранние рассказы Василия Шукшина, увидев в нем народного гения… Я, послушав Михаила Александровича, решился этой внешне мягкой и интеллигентной женщине, а внутренне, словно вылитой из стали, принести свои рассказы, которые написал, работая судебно-медицинским экспертом в Николаевске-на-Амуре…

…И вот я в ее кабинете журнала «Москва». Робко передаю Вере Дмитриевне пачку своих рассказов… Она протягивает к ним руку, в это время стук в дверь, потом дверь открывается и на пороге стоит Михаил Александрович Шолохов! Сколько прошло времени от «Валдая» до «Москвы» – я сказать не могу. Мне казалось, что времени вообще не было. Мы с Шолоховым по воле Воланда были перенесены в кабинет Веры Дмитриевны! Вера Дмитриевна кивнув Шолохову, берет и отводит мою руку с рукописями в сторону Михаила Александровича со словами: «Миша! Взгляни, что мой родственник написал! Мало ему статей в философских и медицинских журналах, он еще и в „Москве“ хочет печататься…» Шолохов открывает рот, чтобы что-то сказать в ответ Вере Дмитриевне, но я его опережаю, выпаливая: «Я, Вера Дмитриевна, сижу на скамейке…» Она – или знала это сравнение Шолохова, или догадалась, ибо спокойно отпарировала: «Пока, что стоишь с протянутой рукой…» И, действительно, рука была протянута и пустая, так как Михаил Александрович ловко подхватил, падающие из нее рукописи и, обращаясь к Вере Дмитриевне, спросил: «Вера, полчаса даешь? Обещаю объективную оценку, несмотря на то, что Женя мне нравится, и я сам невольно толкнул его на этот шаг с рассказами… Ты, ведь, не „Феликса Амурова“ принес, а рассказы, так?» «Какого еще Феликса… Хватит нам одного Феликса, что застыл, как каменный гость на Лубянке…!» Но, Михаил Александрович уже погрузился в мои тексты…

…Потом вынул ручку наливную с золотым пером и быстро что-то написал на первом листе рассказов… Протягивая их Вере Дмитриевне, спросил: «Вера! В журнале «Москва» есть хотя бы одна книжка классика советской литературы Михаила Александровича Шолохова? Я хочу ее одолжить, чтобы подарить с автографом этому молодому человеку… В нашем полку, как говорят, прибыло!» Вера Дмитриевна читает резолюцию Шолохова на первом листке моих рассказов, и протягивает их мне… Я читаю, и сердце мое лихорадочно начинает биться: «Удивительно прекрасный материал! Срочно в номер. Дата. Подпись – Михаил Шолохов». И тут Вера Дмитриевна говорит: « Ладно. С вами все ясно. Этот номер забит, да и куда нам спешить? В следующем опубликую…» НЕ опубликовала! Больше того, получила выговор по партийной линии за мои рассказы и предупреждение о «не полном служебном соответствии»… Однако в кресле удержалась…

…А произошло вот, что: очередной съезд Союза писателей СССР, был посвящен борьбе с чуждой нам идеологией – психологизмом и фрейдизмом! В качестве «психологизма и фрейдизма» были представлены мои рассказы! Вера Дмитриевна через несколько дней пригласила меня к себе и передала очень скупо, что произошло на Съезде. Шолохов сидел в Президиуме в центре… Когда чиновник из Союза писателей начал размахивать пачкой моих рассказов, он спокойно сказал: «ВЫ, товарищ… видели, что написано на первом листе и кто написал?..» «Конечно, Михаил Александрович! Вашу подпись ни с какой другой не спутаешь!..» «Так вот, и не путайтесь!» «Но, продолжало лицо… Вы же не будете противопоставлять себя Съезду?» «Не буду» – Спокойно сказал Шолохов, встал и не торопясь покинул Съезд… Вера Дмитриевна, наверное, месяц пыталась редактировать мой фрейдизм (кстати, не случайно Фрейд написал Павлову, что они два крота, которые копают один тоннель, только с разных сторон…» Это была правда! Не понятным образом СССР и Европа (за исключением Франции и Северных стран), а также США страшно боялись психологии. В СССР, в США и Европе психологии не было, и сейчас нет! Фрейд, гениально похоронил ее за плагиатом «Эдипого комплекса» Софокла. А Павлов растворил психологию в условных и безусловных рефлексах и второй сигнальной системе… Маркс оказался сильной личностью, подменив человека с его душой, переживаниями, страданиями – Историческим материализмом. Ленин посадил великого русского психолога Николая Онуфриевича Лосского на «философский пароход», отправив подальше от России… Шукшин как-то сказал: «Русский писатель – психолог, но, больной!» После нескольких попыток все же опубликовать хоть в каком-то виде мои рассказы, Вера Дмитриевна поняла, что не только на рассказы, на фамилию «Черносвитов» в «Москве» наложено табу! Так, я, проживая в Клину, написал рассказ о Второй симфонии Чайковского, которую Петр Ильич написал в Клину. И принес Вере Дмитриевне со словами: «Никакой психологии. И без фрейдизма!» Вера Дмитриевна прочитала, потом глядя мне в глаза, вдруг спросила: «Женя! У тебя есть девушка?» Я растерялся и сказал правду: «Есть, Вера Дмитриевна…» (я был женат на Людмиле Степановне Любарской). «Кто она?» «Студентка факультета журналистики МГУ…» «А, давай сделаем ей подарок – опубликуем твой рассказ о Второй симфонии Чайковского под ее фамилией… Договоришься с ней…?» Мою девушку звали Марина (нет, не моя жена Марина, а другая Марина). Я с ней договорился. Рассказ опубликовали, но я заставил Марину написать на нем, что это рассказ мой…

…Две трети моих рассказов я опубликовал в книге, написанной вместе уже с женой Мариной «101 км.» ставшей бестселлером. По мотивам этой книги сняли так полюбившиеся нашему и не только, народу – «Особенности национальной охоты» и «Особенности национальной рыбалки». Одну треть моих рассказов Вера Дмитриевна опубликовала в журнале «Польша», сказав мне, что Анджей Вайда хотел по их мотивам снять свой фильм…

P.S. 31 декабря меня поздравлял с наступающим Новым 2015 Годом мой друг со школьной скамьи, военный юрист, 40 лет проработавший в Трибунале Дальневосточного Военного Округа, страстный библиофил Миша Кирин. Он с ужасом сообщил, что в Хабаровске, студенческом городе, где ВУЗы и техникумы представляли когда-то две трети всех построек в городе, где Краевая библиотека, в которую невозможно было записаться, не простояв в очереди полгода, построенная во времена Николая I, закрываются один за другим книжные магазины – нет покупателей! А в здании библиотеки собираются открыть казино… После его звонка, я, как по наитию, пошел к метро «Войковская», к книжным киоскам под брезентом. Там и купил «Тихий Дон» и «Поднятую целину» – по 50 рублей за книгу…