Текст книги "Персона"

– Желтым цветом будет обозначен «Твиттер», зеленым «Инстаграм».

Цвета внутри сферы поляризовались, указывая на топологию регионов происхождения каждого контакта.

Вскоре Филипп оказался в самом сердце цифровой планеты, им же самим и созданной.

Фрэнк встал и подошел к телевизору, чтобы внимательнее приглядеться к карте.

– И как теперь во всем этом определить то, что мы ищем?

– А вот это уже третий этап, – ответила Ариана. – Поскольку сейчас у нас уже есть практически вся информация о его общественной вселенной, мы можем задействовать инструмент анализа под названием «Биг Дата» и выявить профили, так или иначе связанные с армией.

До сих пор толком не понимая, на что он подписался, Фрэнк повернулся к Эльге и спросил:

– А что такое «Биг Дата»?

– Так называются большие массивы данных, – ответила она, – их можно сравнить с озером, вместо воды наполненным информацией. Обрабатывать их с помощью классических, базовых инструментов нельзя. Понимаете, по сути, мы сейчас создаем огромное количество сигналов, этакую чудовищную путаницу. Миллиарды миллиардов самых разнообразных случайностей с вашим участием, собранных в единую историю, а затем скомпилированных, дабы понять, что вы собой представляете. Вот почему для обработки этих гигантских озер данных нужны специально спроектированные инструменты. Ариана, ни много ни мало, делает ровно то же самое, чем занимается «Гугл», «Амазон», «Фейсбук», «Эппл» или «Майкрософт», чтобы узнать вас с помощью имеющихся в их распоряжении инструментов за счет анализа всех источников социальной и цифровой информации.

– От всего этого у меня голова идет кругом. Но послушайте, разве вы не нарушаете закон о защите личной жизни?

– Отнюдь! – хохотнула Ариана. – Я не взламываю никакие личные данные, все эти сведения носят публичный характер.

– Публичный?

– С точки зрения права, все данные, опубликованные в соцсетях, принадлежат уже не вам, а тем платформам, на которых вы их разместили, таким образом они становятся публичными и доступными для всеобщего обозрения, – объяснила Эльга.

– Вводный курс по цифровой идентичности отложите на потом, моя программка, способная творить настоящие чудеса, в потенциале обнаружила шесть человек.

Эльга с Фрэнком повернулись и посмотрели на экран Арианы.

– Погодите, я внесу необходимые уточнения. Для начала вычеркнем тех, кого в интересующий нас временной промежуток не было во Франции.

– А как вы это узнаете?

– В постах и фотографиях на «Фейсбуке», в твитах, даже в сообщениях в «Линкедине» содержатся метаданные о местонахождении их автора на момент публикации. Вот, глядите! – сказала она, показывая на исчезающие профили, после чего их стало на три меньше.

– Удивительно… – протянул Фрэнк.

– Теперь дальше, у вас есть хотя бы общие представления о возрасте подозреваемого?

– Пока лишь самые общие. Исходя из внешности и мастерского владения некоторыми методиками, обучиться которым можно только в армии, мы считаем, что ему от двадцати пяти до пятидесяти лет.

Когда Ариана ввела эти данные в систему, исчез еще один профиль.

– Отлично. Осталось только два. Какие-то дополнительные параметры я могу добавить?

– Погодите, мне надо подумать.

Фрэнка накрыла волна адреналина. Он наконец понял, с какой невероятной силой и скоростью Ариана могла заполучить и сложить в одно целое все цифровые данные об окружении Филиппа. Эти потребительницы нового мира его решительно обворожили.

– Вы можете выяснить, в каких армейских подразделениях они служили? – наконец спросил Фрэнк.

– Подождите секунду, я посмотрю, нельзя ли провести идентификацию по фотографиям.

Несколько минут спустя Ариана встала, ее взгляд выражал триумф.

– Победа! – закричала она. – У меня их двое, один офицер связи на флоте, по поводу второго у меня есть только одна фотография, но на ней отчетливо видны все признаки Иностранного легиона.

– Давайте того, что прошел легион, – без малейших колебаний сказал Фрэнк.

Виртуальная планета Филиппа тут же исчезла, оставив после себя одну-единственную связь.

– Парень, которого вы видите перед собой, работает в той же области, что и Филипп, они без конца пересекаются по работе и постоянно контактируют в соцсетях. С мая месяца текущего года их общение активизировалось. Если судить по фотографии, сделанной в начале девяностых годов, он служил в Иностранном легионе. Его зовут Каль Доу. Насколько я вижу, вице-президент транснациональной компании по производству и продаже косметики.

Фрэнк застыл, разинув рот. Эльга, со своей стороны, ликовала, зная, что след, тот или иной, в любом случае найдется. Нынешняя фотография Каля Доу занимала собой весь телевизионный экран. Он стоял с микрофоном в руке, явно выступая на какой-нибудь конференции, – загорелый, с темно-синими глазами, волосами, в которых уже пробивалась седина, суровым взглядом, квадратной челюстью и выражением победителя на лице. Ариана вновь запустила процесс, чтобы создать цифровую вселенную Каля Доу и в явную выделить его связь с армией – организацией, по праву заслуживавшей звания великой немой. Появилась совершенно очевидная связь с бывшим наставником, ветераном Джоном Лейном, затем на экране возникло пожелтевшее фото отряда во время войны в Персидском заливе. Каля Доу было видно хорошо – он стоял левее от центра, прижимая к груди автоматическую винтовку «Фамас».

Глава 14

В искусственном периметре на пляже перед дворцом «Мажестик» собрались две тысячи человек. Безоблачное небо являло им всю непомерность Млечного Пути, воздух самую малость тормошил легкий бриз – ровно для того, чтобы развеять влажную дневную жару. Воздушные сборные павильоны таили в своих недрах блюда со всего мира с промышленным вкусом, искусно закамуфлированным изощренными визуальными уловками. Дамы, жеманные, будто на своем первом балу, подставляли локоток безупречным, элегантным до блеска господам, а в другой руке держали туфли-лодочки, милостиво позволяя босым ногам ступать по еще горячему песку. Сотня официанток, барменов и слуг занимались пополнением целой колонии спиртных напитков. Некоторые из них, в совершенстве овладевшие премудростями ремесла капитализма, снабжали гостей запретным товаром, демонстрируя при этом скрытность и профессионализм. Признанный во всем мире диджей скреплял все это собрание избранных печатью электронной музыки.

Каль с Филиппом вот уже добрый час опрокидывали один мохито за другим. Им удалось найти поистине идеальное местечко, затерянное в уголке между воздушными павильонами. Они могли видеть все, оставаясь при этом незамеченными, и показывать пальцами, не обращая на себя внимания. Филипп без конца говорил, Каль делал вид, что его слушает. Он упивался подвигами своей «лиги» и предлагал воспользоваться ею собеседнику. Выставлял ее чуть ли не футбольной командой, которую сам же и тренировал, с каждым противником прививая амбициозную волю к полной победе, с каждым сезоном ненасытный вкус к трофеям. Со временем их действия становились все разнообразнее. От похабного, чуть ли не школьного фотомонтажа вначале, они перешли к оскорблениям и организованной травле. А с недавнего времени, чтобы досаждать избранным целям в мире живых, даже нападали из клоаки соцсетей.

Время от времени Каль буквально поражался глубине познаний Филиппа о личной жизни его жертв. Он, казалось, знал о них все – секреты, комплексы и тайные желания. А потом, опираясь на них, вместе со своей «лигой» публично унижал.

– Вон, видишь, – вдруг сказал он с дьявольской, но в то же время какой-то детской улыбкой.

И показал на женщину лет тридцати пяти – красивую, но не прекрасную, стройную, но не изящную, с манящим, хотя и не харизматичным взглядом.

– Она хотела всех нас сдать, – продолжал он, – но дерзость, которую проявила эта гиена-феминистка, мы затолкали ей обратно в глотку. С новым программным обеспечением монтажа видео, включающим в себя элементы искусственного интеллекта и обеспечивающим эффект морфинга, это стало гораздо проще.

Он протянул Калю свой смартфон и показал короткий ролик буквально на несколько десятков секунд. Гнусная, жесткая порнография, на которую ежедневно натыкаешься в Интернете. Лицо женщины, насилуемой несколькими мужчинами, принадлежало той самой даме, на которую перед этим показал пальцем Филипп.

– Впечатляет, правда?

Да, Каль бесспорно был впечатлен. Он понял, что перед ним фальшивка, созданная с помощью технологии, которой так восторгался Филипп, но определить это по короткому ролику не представлялось возможным.

– Мы воспользовались новыми программами для морфинга, с помощью которых голову любого человека можно приставить к телу другого, а искусственный интеллект потом автоматически их соединит, чтобы ты увидел единственно огонь страсти. Достойно даже голливудских спецэффектов.

– И что вы с этой записью сделали? – спросил Каль, отдавая Филиппу смартфон.

– Разослали по «Вотсапу» родителям ребят, которые учатся с ее детьми в одной школе, сопроводив лаконичным сообщением, что она ищет партнеров для бурных ночей. Скандал был такой, что ей пришлось определить чад в другую школу. Впредь будет умнее.

– А как взломали «Вотсап»?

– Это оказалось труднее всего! – загоготал он. – Если по правде, то нам не пришлось ничего взламывать, мы разослали ролик с ее собственного смартфона, взяв в сообщники ее коллегу. Шаг, достойный фильма «Миссия невыполнима», но ты же знаешь – нас ничто не остановит.

Он громогласно захохотал, хлопнул в свои широкие ладоши и заказал еще по порции мохито. Чувство мужского всемогущества вспарило от его члена в мозг, который у него был как у рептилии.

– Берегись, она может отомстить!

На этот раз Филипп показал на атлетического телосложения брюнетку с короткими, напомаженными волосами, которая в двадцати метрах от них что-то обсуждала с двумя мужчинами уже не первой молодости.

– Кто это?

– Она работает в «Рокет Фьюэл», командует Департаментом Ближнего Востока и Африки.

– Глядя на третий размер ее груди окружностью в классические девяносто сантиметров, я не понимаю, почему бы тебе к ней не подкатить, – бросил Каль, болезненная сдержанность которого в плане дружеского общения с каждым выпитым стаканчиком постепенно уходила.

– Ты никогда о ней не слышал?

– Нет, а что в ней такого?

– Она бывшая сотрудница «Моссада».

После этих слов Филипп подмигнул и склонился к уху Каля, делая вид, что сообщает ему страшный секрет.

– Некоторые даже говорят, что работа на «Рокет» для нее только прикрытие… Если принять во внимание ее внешность, ничего удивительного в этом нет. С такими округлостями она способна на гораздо большее, чем торчать вот так на открытом месте.

– Кто тебе это сказал?

– Помнишь Дамьена? Коммерсанта из «Твиттера», без конца талдычившего про «здравый смысл».

– Не знаю, наверное.

– Блондин, католик, не без дури в голове, который, пока его жена была беременна, трахал все, что шевелится.

– А, ну да, вспомнил, – соврал Каль.

– В прошлом году в «Фейсбуке» организовали вечеринку для агентств и госпредприятий. Он засек ее с самого начала и с присущей ему элегантностью тут же бросился на приступ. Выложил ей все, как на духу, о дворянских корнях, о ежегодном доходе, о своих возможностях, позволяющих ему познакомить ее с политиками и влиятельными участниками рынка, одним словом, все… Бабенка наполовину растаяла, но за рамки приличий так и не вышла.

Филипп говорил все громче и громче, подчеркивая двусмысленными жестами каждую деталь.

– Ну и вот, он ее хватает, ведет на танцпол и трется об нее, как святой отец о ребенка из церковного хора. Она применяет к нему пару приемчиков из крав-маги и через четверть секунды этот бедный мешок с дерьмом уже валяется на полу, что-то бессвязно бормоча. Потом его увезла «скорая».

– Но ведь она могла научиться этому на курсах самообороны.

– Э, нет, военная закалка видна у нее в глазах.

– В глазах? Что ты хочешь этим сказать?

– Она не такая, как все, у нее взгляд убийцы.

Свою речь Филипп закончил новым сальным смешком, а потом заказал еще один стаканчик, то ли пятый, то ли шестой – на этой стадии их уже никто не считал.

– Вот как? Убийц уже можно узнавать по взгляду?

Каль еще не сознавал, что ползучий хмель штурмует его последние естественные запреты.

– Да, я лучший специалист по определению людей с первого взгляда.

– Ты правда веришь в то, что говоришь?

Филипп не уловил легкой перемены в голосе товарища по игре. То был лишь намек, сопровождавшийся сменой позы, чтобы удобнее опереться на разделявший их высокий столик. Каль больше не играл, но Филипп ничего другого делать не умел.

– Говорю тебе, я лучший! Давай, проверь меня.

– Ну что же, хорошо. Покажи мне какого-нибудь другого убийцу.

– Заметано. Погоди, мне надо сосредоточиться, мой дар требует некоторой подготовки.

Он потер руки, постучал себя кулаками по животу, выпил половину оставшегося в стакане содержимого, а под конец несколько раз шлепнул себя по лицу. Его жестикуляция где-то напоминала действия спортсмена, намеревающегося на Олимпийских играх побить мировой рекорд. Филипп мог стать замечательным комиком-стэндапером, и Каль с удовольствием посмеялся бы над всей этой мизансценой, но тема приобрела слишком серьезный крен, чтобы улыбаться. Филипп по очереди внимательно вглядывался в каждого окружавшего их человека. На его лице застыло выражение глубокой сосредоточенности, которое он нарушил только раз, когда заказал еще выпить.

– Вот! Нашел! Вон там, видишь? Черная куртка и маленькие круглые очочки, разговаривает с генеральным директором «Виваки».

Посмотрев в указанном направлении, Каль сразу узнал патрона «Виваки», перед которым стоял невзрачный человечишко, хрупкий, согбенный, лет на десять – двадцать старше всех остальных на этой вечеринке. Невероятная смесь бухгалтера и чиновника из Берси. Само присутствие на этом празднике уже бросало на него тень подозрений.

– Кто это?

– Я с ним уже сталкивался, это один из финансовых директоров «СФР», их главный специалист по минимизации налогообложения или, как принято говорить, убийца затрат.

– Ты решил отделаться метафорой?

– Отнюдь, он действительно убийца.

– Что-то я тебя не пойму.

– Три года назад, на предыдущей работе, он довел до самоубийства одного парня. У профсоюзов были все изобличающие его доказательства. Провели расследование, и, если бы не очень, очень высокое покровительство, перерабатывать бы ему сейчас в тюрьме Френа лысые шины.

– Но таких не принято называть убийцами.

– Убить словами еще круче, чем руками.

Филипп по-прежнему не понимал, на какой скользкий путь встал, хотя и двигался по нему все дальше и дальше.

– Знаешь, что я тебе скажу? Я и сам…

Договорить Каль не успел, его перебил голос, донесшийся откуда-то сверху из-за спины:

– О чем это вы здесь говорите?

Это оказалась Простофиля, сорокапятилетняя обитательница Версаля, вечно наряжающаяся в безвкусные, мятые ханжеские платья и до сих пор не знавшая о том, что в мире давно изобрели щетки для волос. Каль с ней уже несколько раз встречался, она работала коммерческой директрисой «Фигаро». Безголовая утка, единственным талантом которой было умение уважать дворянское происхождение, протоколы и представителей власти. Этого было достаточно, чтобы Филипп пригласил ее за их столик пропустить стаканчик.

В тот момент Каль не смог бы сказать, с какой целью он ее позвал: чтобы сделать объектом своих едва завуалированных насмешек или же просто в поисках легкой добычи, которой можно будет заняться после вечеринки.

Но вот в чем он был уверен точно, так это в том, что Филипп не питал к Простофиле ничего, кроме презрения, а та, похоже, этого не замечала, а если и замечала, то даже не думала обижаться. Филипп вовлек ее в свою игру, цель которой сводилась к тому, чтобы поливать грязью все, что попадалось ему на глаза. Каль, в свою очередь, больше участия в ней не принимал и даже их не слушал. К ним подошла его новая помощница, что-то ему сказала, но он даже не обратил внимания. Что же касается Филиппа, то он буквально набросился на эту потерянную малышку, явно пытавшуюся хоть у кого-то найти защиту. Чтобы она почувствовала себя непринужденно, он демонстрировал невероятные чудеса выспренности, после чего возобновил перед новой дамской аудиторией свой спектакль.

Каль схватил смартфон и отправил через «Вотсап» сообщение Тифен. Он не смог бы охарактеризовать ее терминами, которые помогали ему раскладывать по полочкам весь мир. Ее нельзя было назвать ни подругой, ни пассией, ни тем более возлюбленной, хотя она, по сути, в какой-то степени представляла собой и первое, и второе, и третье. Личность каждого из них когда-то отлили из одного металла, заполнив сердца одним и тем же абсолютным нигилизмом.

Она ответила почти мгновенно, пообещав подойти минут через пятнадцать, как только закончит какие-то свои дела на другом конце пляжа. Этой паузой он воспользовался, чтобы окончательно затеряться в другом времени, где не было ни смешков Простофили, ни лающих выкриков Филиппа, ни наивности новенькой помощницы. Его забирал хмель, унося далеко-далеко.

Часть прошлого Каля давно и навсегда испарилась. Он никогда и никому о ней не говорил. Даже Ева, и та не знала, где он пропадал три года между сдачей школьных выпускных экзаменов с отметкой «очень хорошо» и поступлением в университет Париж-Дофин. Сегодня остался только один свидетель того периода: Джон Лейн. Джон, заменивший Калю отца, тот самый человек, которого он искал все свое детство, а нашел в Обане, когда ему уже исполнилось восемнадцать лет. Только он один мог выдать Каля, поведав о его прошлом, но тот знал, что Джон этого никогда не сделает. Тем более что он, что ни говори, был ему не отец, а поводырь, военный командир. Джон стал его инструктором в Иностранном легионе – самой безыскусной армии западного мира и самой эффективной на всем белом свете. Даже американцы, и те знали, что если на театре боевых действий принято решение о сухопутной операции, в первых ее шеренгах выступит легион. Только он в самых трудных ситуациях мог сыграть роль достойного противника. В легионе встречались два типа солдат. Те, кто пришел прикоснуться к самому суровому воинскому формированию в мире, и те, кто подался туда, чтобы забыть прошлое, а заодно изменить жизнь. Каль относился и к тем, и к другим.

После трех лет и одной войны он вернулся из Ирака, поступил в университет. Потом пять лет параллельно овладевал двумя специальностями – финансами и маркетингом. Его новым полем боя.

Ему на плечо легла рука. Он подпрыгнул.

– Ты ждал меня?

Его чмокнула в щечку красавица, прекрасная величественной, холодной красотой. Тифен могла бы быть потрясающе элегантной молодой женщиной, если бы в ее глазах не проглядывал какой-то внушавший ужас нюанс. Выражение ее лица, которое редко можно увидеть у женщин, включало последние остатки первородных инстинктов. Словно забытая аварийная сирена, которая внезапно возвращается к жизни, предупреждая о нависшей опасности. Волю своей порочности она давала в недрах транснациональной корпорации, основанной ее отцом, что гарантировало от любых нежелательных последствий. Каль время от времени оказывал ей поддержку, она же взамен предоставляла в его распоряжение свое тело, стоило ему этого лишь захотеть. Она поставила на стол локти, схватила незнамо какой по счету мохито, заказанный то ли Калем, то ли Филиппом, и, ни на кого не глядя, выпила. Филипп тут же обалдел, Простофиля втянула в плечи голову, новенькая в страхе глядела на нее, а Каль заказал ей еще стаканчик, прошептав что-то на ухо.

– Может, нам отсюда свалить? – бросил Филипп.

Калю его идея понравилась:

– Отличная мысль, пойдемте на мою яхту, там и закончим вечеринку.

Они впятером покинули пляж и отправились на «Ривьеру». Ночь предстояла долгая, а падение и того дольше.

Авраам Линкольн, Тедди Рузвельт, Дуайт Эйзенхауэр, Рональд Рейган, Дональд Трамп. Дэйв Уэйджел из «Вашингтон пост» просил своих поклонников найти ошибку в перечне этих исторических президентов-республиканцев, который включал и человека, только что ставшего кандидатом ноябрьской гонки за право въехать в Белый дом. Каль схватил пульт и включил телевизор.

Комната озарилась сдержанными физиономиями ведущих телеканала «БФМ». Трамп только что заполучил республиканскую инвеституру. Его публичное предложение о выкупе акций Республиканской партии, далекое от всякого дружелюбия, сработало. Теперь в его руках были бразды правления, позволяющие через полгода принять участие в выборах хозяина Белого дома. Его новую соперницу звали Хиллари Клинтон, и все опросы предсказывали ему в ноябре сокрушительное поражение. Чтобы раздавить все эти продажные элиты, у него в запасе было сто восемьдесят семь дней. В него не верила ни одна живая душа, однако Каль пребывал в убеждении, что этот человек знаменовал собой завершение какого-то этапа, что ему предстояло потрясти мир.

После старта избирательной кампании все прогрессивные либералы вовсю хохотали над этим наследником миллиардов, называя его клоуном реалити-шоу и знаменосцем популизма, не сходившим с экранов «Фокс-Ньюс», равно как и над его армией деклассированных белых американцев, невежественных и злобных, следовавших за ним в фарватере. После первого президента-афроамериканца Соединенным Штатам предстояло избрать первого президента-женщину. С миром в конечном итоге все было в порядке. Авторитарный эгоист не мог выиграть выборы в самой главной демократической стране планеты.

Он почувствовал, что Тифен проснулась и потянула на себя простыню. Кровать под ней колыхнулась.

– Который час? – спросила она.

– Половина восьмого.

– Черт… Три часа… Маловато…

– Так поспи еще, тебе никто не мешает остаться.

– Значит, республиканским кандидатом в борьбе с Клинтон будет эта оранжевая свинья?

– Естественно.

– Невероятно, Америка и в самом деле свихнулась. Он же пустышка чистой воды, ему ни за что не выиграть в ноябре.

– Посмотрим.

Каль не желал ничего обсуждать.

– Ты знаешь, как все вчера закончилось?

– Тебя это не касается, я сам разберусь. Спи, скоро увидимся, я с тобой свяжусь, – без обиняков сказал он и отправился в душ.