Текст книги "Любовь Носорога"

– И не поймешь, похоже. Или я не могу объяснить доходчиво? Паш… Да, не скрою, мне нравилось с тобой… Быть. Очень нравилось. И я благодарна тебе за помощь с Леной. Но это не значит, что я готова к такому формату отношений в дальнейшем.

– А к какому формату отношений ты готова?

И тут я замолчала. Потому что не знала, вот вообще понятия не имела, каких отношений я от него хочу. И хочу ли? Его – хочу. Это без вариантов. А вот всего остального…

– Знаешь… – медленно проговорила я после раздумий, – пожалуй, что ни к какому… С тобой – ни к какому…

Раздавшийся внезапно треск заставил вздрогнуть. Ручка, которую крутил Паша в пальцах уже какое-то время, тяжелая и дорогая, хрустнула в его руках и залила какие-то документы чернилами.

Паша даже внимания не обратил, не отвел от меня взгляда. Уже не жадного. Злого. Очень злого. Одним таким взглядом убивать можно. И меня сейчас убьет, похоже.

Пауза затянулась, и я встала. Без разрешения, уверенная, что больше мне не придется здесь находиться.

– Я могу подавать заявление на увольнение? – как можно более нейтрально и спокойно произнесла я, всей душой стремясь убраться побыстрее из кабинета.

– Это вы с вашим непосредственным начальником решайте, Полина Андреевна, – так же спокойно и нарочито нейтрально, зеркаля меня, ответил Носорог, отбрасывая в сторону ручку, – у меня к вам никаких претензий нет по работе.

Я, не веря своим ушам, бросила на него короткий взгляд, была вознаграждена ответным, злобным и темным, и выбежала прочь из кабинета.

Перед тем, как тяжелая дверь закрылась за мной, я услышала краткое ругательство и шелест бумаг, словно их одним движением смели со стола.

Но оглядываться не решилась.

Глава 24

– Славик, зайка, у меня опять не проходит служебка… – Я канючила по телефону специально жалким голосом, изо всех сил изображая из себя убогую головой девочку.

Забавно, что Славик прекрасно знал, что это не так, но все равно покупался. Или делал вид, что покупается. Мне было плевать, на самом деле. Главное – результат.

– Ты чего там опять с базой намудрила, овечка белобрысая?

Вот кто бы мне сказал, что, спустя всего неделю знакомства я буду для одного компьютерного гения белобрысой овечкой, тому бы я… Ай, да ладно, что бы я? Ничего, конечно же.

Пусть как хочет называет, только придет и поможет. Чертова база, написанная нашими гениями из отдела ПО, и работала только в их руках. А в моих ужасно тормозила, жевала служебки и не пропускала задачи дальше по службе. Бунтовала, в общем. А мне очень, ну вот просто очень нужно было эту задачу ниже провести! Батя два раза напоминал уже.

Я призадумалась, с каких это пор я нашего безопасника, так же как и все остальные, стала за глаза называть Батей… Да уж, к корпоративной кухне быстро привыкаешь…

– Чего молчишь там, рыбка гуппи? – голос Славика стал напряженным, – только не говори мне, что ты что-то все же сделала… Да ты и не можешь ничего, у тебя доступа нет…

– Как это нет? – возмутилась я, – ты мне сам открывал!

– Чеерт… – застонал Славик, очевидно, вспомнив этот момент и пожалев уже о своей доброте, – сиди на месте, а? И не трогай ничего, Бога ради. Приду сейчас.

И положил трубку.

А я, хмыкнув, откинулась назад в кресле, улыбнулась, глядя в огромное панорамное окно. Лето закончилось осенней слякотью. На улице было серо, шел дождь. Да, домой добираться буду вплавь, похоже… Бедные мои модные туфли…

Ну ничего, вот зарплату получу первую и обновлю гардероб.

Надеюсь, Батя не обманул с суммой.

Со всем остальным же не обманул, так чего в этом сомневаться? Но все равно, пока не увижу на карте деньги, не поверю.

Я повертелась в кресле, отвлекаясь от работы. Сейчас Славик прибежит. Поможет. Он только с виду оказался сноб и выскочка, а на самом деле милейший парень, гений компьютерный. Батя его вон в руководители ПО продвинул, а то совсем там мальчики от жизни оторвались, такую дичь порой воротили, что даже я понимала, что это дичь. А значит, там дно было полное. И, само собой, никакой нормально выстроенной коммуникации с другими отделами. Так, это во мне кадровик песню запел… И бухгалтер бывший. Сразу вспомнилось, как база у меня висла, и как решения вопроса не получала от отдела ПО неделями. Приходилось самой бежать, уговаривать, решать… А как по-другому? Максим Юрьевич только повод искал, чтоб меня премии лишить. А я не могла ему этого позволить. Вот и крутилась. При воспоминании о работе под его началом привычно вздрогнула. Надо же, всего неделю здесь, а уже и не представляю, как это по-другому могло бы быть… И вспоминаю с ужасом горы документов, кучу сверок, отчетов… А еще и кдп по всему холдингу!!! Мамочка моя!!! Как я все успевала?

Здесь, по сравнению с пятым этажом, благодать. Работа, конечно, нервная, ответственная, но мне эта ответственность очень даже нравится. И интереснее. И начальник не пытается за зад ухватить. И не салит взглядом мерзким.

Отлично просто!

Славик пробыл со мной два дня, затем переехал на этаж ниже, к системщикам и ПОшникам. Но приходил по первому зову, болея за свое прежнее место и кроя меня довольно несдержанно, зато очень смешно, последними словами. При этом я знала прекрасно, что он так не думает, но отчего-то играет в эту игру, что все бабы дуры непроходимые, и железо у них в руках ржавеет любое.

А я и не противилась. Нравится ему, ну и подыграю, поизображаю из себя овечку. Это смешно же.

Мне вообще частенько за последнюю неделю было хорошо и смешно. Главное, чтоб и дальше так шло. А что для этого нужно? Правильно, чтоб и дальше генеральный директор в Германии сидел.

Без него, без его душного присутствия, и дышать легче.

Носорог уехал практически в тот же день, когда состоялась наша эпическая беседа.

Я вернулась обратно на свое рабочее место, посидела, под удивленным взглядом Славика, сначала вздумавшего мне что-то выговаривать за долгое отсутствие, когда столько еще дел, и остановившегося, заметив мой невменяемый вид.

Я, не услышав ни слова из его претензий, встала и пошла обратно в кухню, где налила себе чистого Батиного коньяка четверь стакана и хлопнула залпом.

Задохнулась, покраснела и… Отчего-то заплакала. Горько так, тихо.

Не знаю, чего я рыдала, кого отпускала этими своими слезами, не думалось в этот момент. Просто стало жалко себя, так жалко, что сдержаться было нереально.

А потом встала, убрала коньяк обратно в бар, сходила до туалета, умылась холодной водой, пригладила взъерошенные волосы. И минут пять смотрела на себя в зеркало. Изучала. Узнавала. И то, что я видела, мне нравилось. Правда. Уже не овца безвольная, не дурочка, которая только и пищать умеет. Нет. Носорог способен устраивать такие квесты, после прохождения которых ты либо ломаешься, либо поднимаешься на ступень выше. Я поднялась. По крайней мере, очень хотелось в это верить.

Батя, выйдя чуть позже из кабинета, застал меня на рабочем месте уже спокойной и внимательно слушающей Славика. Постоял, посмотрел на меня, выискивая следы от копыт Носорога. Ведь явно он должен был по мне основательно потоптаться. Не зря же звал. А вот и нет! Ну, потоптался, конечно. По нервам только. И это тоже так себе удовольствие.

А чуть позже по коридору засновали сотрудники, говорящие громче обычного и вообще на легком расслабоне. Славик получил сообщение по внутрикорпоративной аське, обронил сухо:

– Павел Сергеевич сегодня улетел в Германию. На выставку.

Я никак не откомментировала эту новость, только плечами пожала. Типа, улетел и улетел, мне-то что? Пусть летит…

А у самой внутри словно воздушный шарик прокололи, с хлопком. Так стало оглушительно пусто. И не поняла даже, хорошо это или плохо. Плюс или минус.

Дома в этот день опять застала Ленку, какую-то напряженную, но занимающуюся делом, читающую материалы по теме будущего занятия.

Я решила, что это она из-за учебы такая, все же деятельность-то для нее непривычная, и со спокойной совестью ушла спать. И только закрыв глаза, позволила себе на полсекундочки воскресить в памяти его сегодняшний взгляд, черный, жестокий, злой. Такой, что дух перехватывало. Такой, что сердце останавливалось. Я сделала осторожный вдох-выдох, и, вместе с кислородом в мой органнизм словно вирус попал. Возбуждения. Я припомнила свои мысли перед кабинетом. И попыталась представить, что было бы, если б все пошло по одному из тех, придуманных мною сценариев?

Если бы он, не спрашивая, просто подошел и поцеловал? Не разговаривая, не считая нужным, как всегда, тратить на это время. Просто прижал бы меня к деревянной поверхности двери, дернул бы блузку, так крепко застегнутую на все пуговицы… Разлетевшиеся по кабинету горохом… Залез бы под юбку грубыми пальцами, подбросил, ухватив под попу, усадил на себя…

С ужасом ощутив совсем не фантомную тяжесть в низу живота и болезненные ощущения от того, что мой организм яростно хотел его вторжения, ныл, требовал, пульсировал в том месте, где отчаянее всего хотелось его присутствия, я тут же прекратила строить всякие дурацкие гипотезы, выдохнула зараженный мыслями о Носороге воздух, и попыталась уснуть. Прекрасно зная, что сниться мне будет что-то явно очень непристойное. Горячее. Острое. Безумное. Животное.

К счастью, после того первого вечера, мучившего меня воспоминаниями, который я квалифицировала как кризис, наступила ремиссия. С надеждой на полное выздоровление. За отсутсвием причины воспалительных процессов в организме.

Я вникала в новые для меня обязанности, и это было интересно, хоть и тяжело.

Славик ругался на меня, но в целом, я чувствовала, что он мной доволен. И это не могло не радовать. И, когда через два дня, он отбыл на четырнадцатый, наводить порядок во вверенном ему подразделении, я уже чувствовала себя вполне уверенно. Вот только база проклятая…

Славик явился через десять минут, весело обматюкал мои попытки объяснить, почему не идет дальше служебка, выслушал клятвенные заверения, что ни чай, ни кофе, ни лак для ногтей я на клаву не проливала (насчет лака для ногтей – это вообще инсинуация злобная, я даже не крашу ногти), весело застучал клавишами.

– Ну вот, глянь сюда, ты здесь галочку не поставила, коза, – наконец усмехнулся он.

– Какую? – поразилась я, потому что прекрасно помнила, что все галочки везде, где можно, я наставила.

– Ну вот, садись давай, покажу.

Он усадил меня обратно в кресло, склонился близко, указывая на место, где я, на самом деле, проглядела галочку.

Это было очень невинное действие, рабочий момент… И, думаю, что именно об этом в первую очередь и подумал генеральный директор холдинга, так не вовремя явившийся из заграниц и прямиком прошедший к своему заму в кабинет.

По крайней мере лицо его, как обычно маловыразительное, в этот момент буквально заледенело. И только глаза жгли в прежнем режиме сверхновой.

И главными объектами для испепеления были мы со Славкой. Склонившие головы близко друг к другу. Так, что сразу и не поймешь, обнимаемся, или уже целуемся.

Глава 25

Паша Носорог

Паша смотрел на самую возмутительную картину, которую только может застать руководитель его уровня, вернувшись внезапно из деловой поездки обратно в родную компанию. Нарушение корпоративной этики, субординации, флирт на рабочем месте, возможно, секс на рабочем…

И остро, очень остро чувствовал свой возраст. Все свои тридцать пять. Потому что больше всего хотелось заорать привычно:

– Хули тут происходит?

И двинуться на наглого щенка, прямо у него на глазах посмевшего лапать его, Носорога, собственность. И эта самая собственность, такая довольная с какого-то хера сидела, счастливая, улыбалась, глазки лисьи блестели, губки пухлые растягивались… Сука, соскучился ведь! Мысль эта промелькнула где-то на краю сосзнания, нисколько не успокаивая, а наоборот, распаляя, добавляя к привычной злости на сотрудников и ситуацию уже инфернальную злобу на себя, мудака, никак не умеющего выкинуть из головы эту чертову казачку.

Но то, что прокатывало на строительной площадке и за закрытыми дверями кабинетов, не особо хорошо смотрелось здесь. Поэтому пришлось ограничиться кратким:

– Пошел нахер, – это щенку, уже осознавшему свой глубочайший косяк и побледневшему так, словно все краски с лица стерли валиком для побелки. Возникшая в голове картинка морды нахального юнца, извозюканного в побелке, бальзамчиком прям легла, стало даже легче дышать. Чуть-чуть.

– Ко мне в кабинет, – это уже дуре-казачке, упрямой козе, не понимающей своего счастья.

Она, кстати, в отличие от своего любовничка, наоборот, вспыхнула, красиво так. Зарумянилась. Как во время секса. Очень привлекательно. Сейчас он и проверит, насколько это совпадет с реальностью. И можно ли ее заставить еще сильнее покраснеть. И вообще, хорошее слово «заставить»… И как это он раньше до этого не додумался? Чего танцевал вокруг нее столько времени? Уговаривал? Время давал на обдумывание своего счастья? Расслабился совсем. Старый стал.

Нет той прежней молодой ярости, уровня тестостерона, когда выходил на ринг, ловкий и прыгучий, неожиданно для своей комплекции и для противников, разбирался в первых раундах с соперниками, а потом на адреналине трахался всю ночь так, что горело все вокруг, и бабы от него выползали еле живые.

И все знали, что Носорог – тот еще зверюга. Что нельзя с Носорогом, как с другими. Потому что уработает, и не заметишь. И, хоть отношений у него было и немного, но все тоже знали, что на его женщину не положено даже смотреть, а уже не то чтоб стоять. ТАК. БЛИЗКО. ДЫШАТЬ. ЦЕЛОВАТЬ? БЛЯДЬ!!!

К счастью для него, мальчишка ситуацию просек и свалил так быстро, что Паша успел только моргнуть.

В отличие от своего кавалера, чертова казачка, мурыжащая его уже несколько недель, так и осталась сидеть на своем рабочем месте и смотрела на него с вызовом. Хотя губки пухлые и подрагивали.

И так ему хотелось просто сорваться и подойти к ней, вытащить ее из-за этого гребанного стола и опустить на колени перед собой. Так, чтоб опять взгляд ее увидеть, глаза ее на уровне своего паха. Как тогда, в лифте.

И Паша мог поклясться, что именно так сейчас и сделает, если она не подчинится. И плевать на то, что он – серьезный бизнесмен, владелец холдинга, выходящего уже на международный, между прочим, формат, и что надо вести бизнес по-европейски, и что лет ему уже под сраку, к сорокету скоро… Плевать. Потому что именно сейчас, от ее неподчинения, от смешного упрямства своей(да-да, своей, бля!) женщины, все это наносное ушло на задний план. А вперед вылез тот, кто всегда вывозил стрессовые ситуации. Паша Носорог. Бешеный и жесткий. И, бля, сейчас казачка рисковала отхватить носорожьей ласки по полной программе.

– Плохо слышим, Полина Андреевна? – надо же, сил пока хватает на разговор… Выдержка, бля.

– Во-первых, добрый день, Павел Сергеевич, – голосок, мягкий и нежный, подрагивал, но глаза смотрели неуступчиво, подбородок задран. Милое упрямство, безрассудная храбрость маленького зверька перед хищником. Смешно. И заводит. Еще больше. – Как долетели? Поездка не утомительна была, надеюсь?

– Полина… Андреевна, давайте поговорим в кабинете. – Цени, цени выдержку, бля! И не злоупотребляй.

– Но Сергей Витальевич в отъезде, и у меня срочная задача, я не готова в беседе прямо сейчас…

– То есть, с подчиненными компании ты готова… беседовать, а с генеральным директором нет?

– С Вячеславом мы обсуждали рабочие моменты, я еще не совсем разобралась в базе, он меня учил…

– Учил, значит? Учитель… Хорошо.

Паша прошел мимо ее стола к кабинету Бати:

– Мне нужны документы за последнюю неделю по реорганизации филиала в Торжке. Сергей Витальевич должен был переслать. И не переслал.

Он зашел в кабинет, оставил дверь открытой.

Полина зашла следом, уже переключаясь на работу, похоже:

– Он, наверно, не успел… Я сейчас… Я их сегодня утром ему на стол положила…

Она двинулась к столу, похоже, немного потеряв бдительность, и успела только охнуть, когда Паша поймал ее. Так, как и хотел. Попалась, бляха муха! Попалась!

Все тело, от ладоней, до ступней тут же прошило жесточайшим кайфом, настолько нужна она была ему в этот момент. Казачка испуганно зашевелила губками, явно пытаясь образумить, напомнить, что она ничего с ним не хочет.

Ага! Так он и поверил! Губы шевелились, слова выдавали:

– Паша, Паша! Мы же договаривались! Паша! Что ты делаешь!

А тело льнуло. Прогибалось. Послушное такое, радующееся его рукам. И кожа розовела, мягко, ярко, как и положено у натуральных блондинок, и даже смотреть на это было в кайф. А уж трогать, целовать, покусывать…

Черт… Надо признать, повело его на этой бабе так, как ни на одной другой не вело никогда в жизни.

Паша наклонился, обрывая поток бессмысленных фраз, и неожиданно мягко поцеловал раскрытые сочные губки, сразу проникая языком в рот, овладевая, пока так хотя бы. Полина только сладко ахнула и прижалась к нему еще сильнее, не отвечая, но позволяя, все ему позволяя. Как и всегда, впрочем.

И зачем этой женщине мозг? Только мешает жить счастливо! Ничего, сейчас Паша его отключит полностью.

Юбка, строгая и узкая. Нафига? Вот нафига? А, хотя, правильно, чтоб всякие учителя не лазили. Это его, Паши, только его. Воспоминания о близости ее с помощником Бати заставили чуть озвереть, сделать поцелуй грубым. А потом и вовсе отпустить измученные губы и куснуть нежную шею, всасывая тонкую кожу на самом видном месте, оставляя четкий знак принадлежности. Мое! Не трогать, бля!

Рука, отчаявшись залезть под подол, выдернула блузку из-за пояса, добралась до груди в тонком кружевном белье, сжала, тоже грубо. Полина, которая опять принялась чего-то там сбивчиво шептать, уговаривая, упрашивая зверя, тут же заткнулась, еще вернее, чем от поцелуя, задрожала, выгибаясь. Паша, понимая, что уже с катушек давно слетел, лихорадочно оглядывал помещение, соображая, где удобнее расположиться. У Бати в кабинете был один мягкий уголок для переговоров, довольно хлипкий, особенно для Пашиного темперамента, и стол с креслом. Стеклянный, сука, стол! Зато кресло, да! Кресло подходило.

Паша, приняв решение, подхватил покорную уже свою добычу на руки по двинулся к креслу.

Она в этот момент опять пришла в себя, потому что заизвивалась в его руках, зашептала отчаянно и жалко:

– Паша, нет! Нет! Не здесь! Паша, пожалуйста!!!

Пришлось опять ставить ее на пол и опять затыкать поцелуем, попутно задирая повыше блузку, потому что терпение не безграничное, и груди хотелось коснуться губами невыносимо, а белье мешало, к херам его, потом еще купит!

Полина, услышав треск кружева, забилась в его руках возмущенно и отчаянно, протестуя, должно быть, против варварства. Но, бля, пусть привыкает! И нехер вообще такие препятствия устраивать! Была бы юбка посвободнее, уже давно бы ее поднял и ноги ей раздвинул! А тут никак! Опора нужна!

А, может, на стол? Ну и хер с ним, что стекло, если Батины лапы выдерживает, то и легкую девочку тоже сможет! А он, Паша, не будет наваливаться, приподнимет только, чтоб удобней было.

Он поменял немного вектор движения, Полина, почувствовав грубые пальцы уже на голой груди, ощутимо дрогнула в коленях, сладко так, возбуждающе. Как его заводила эта ее искренность, отзывчивость! Невозможно просто заводила!

– Бляяя, Павел Сергеевич… Ну вы бы хоть дверь закрыли… – Грубый голос Бати прозвучал вот вообще не вовремя! Абсолютно!

Паша поднял голову от шеи казачки, медленно опустил ее на пол. И Полина тут же вывернулась из его лап, и, прикрывая грудь ладошками, скользнула мимо Бати, низко опустив голову.

Носорог проводил ее расстроенно, перевел медленно взгляд на Батю, и тот, вздрогнув, шагнул спиной к двери и прикрыл ее поплотнее.

– Паш… Ну ты совсем с катушек слетел… Ты ее до увольнения доведешь так…

– Заткнись, бля.

Паша поправил одежду, не особо даже и разворошенную. Полине явно больше досталось. Постоял, остывая, приходя в себя.

Вот это накрыло его. Бляяя… Ну реально, словно морок какой-то… Как увидел ее, обжимающуюся с пацаном прямо в приемной у Бати, так и все. Мозг фиксировал что-то, изменения какие-то, но тело не реагировало. Пиздец, ну что тут скажешь…

Батя, все еще стоя у двери и внимательно отслеживая передвижения руководства, поймал момент осознания и немного выдохнул. Сложно все же работать с ним. Попробуй останови несущегося во весь опор Носорога…

Никаких нервов и здоровья не хватит… А если еще и в маленьких радостях отказывают…

– Паш, надо аккуратнее… И в конце концов, это мой кабинет…

– Здесь все кабинеты мои, – Носорог глянул на него коротко, предупреждая не переходить грань.

Батя замолчал. Кивнул. Понял, все понял. Конечно, твои. Все твое. Рабовладелец херов.

– Так, – Паша отошел к окну, прикуривая и раздумывая. – По Торжку не получил от тебя информацию.

– На столе у меня Паш, не успел отправить.

– Почему у тебя в приемной отирается начальник ПО?

– Так он Полину учит, она еще не со всем разобралась…

– Ну да. Учитель, бля. Работы мало, раз может на посторонние дела отвлекаться?

– Паш…

– Значит, так. Начальник ПО у нас слишком инициативный. Его энергию надо использовать. Переводи его временно в Торжок, пусть разгребает дерьмо и поднимает мне филиал.

– Но…

– Дальше. Обучением нового сотрудника должны заниматься специалисты. Значит в течение дня подыщи для нее… Как это? Интенсив, вот. В Москве. На неделю. С вылетом на завтра.

– Паш…

– Еще. Я тебе скину файл моих переговоров с Мюнхеном, изучи. Надо понять, где проеб. Потому что не могут они нам так сладко чирикать. Значит, планирут поиметь жестко. Надо понять, как, и превентивно зацементировать жопу.

– Понял…

– И еще. На эту неделю договорись с Москвой на встречу. Их учредитель там сейчас. Хочу прояснить пару моментов. Вылетаю завтра.

– Паш…

– По Пузырю получил от тебя информацию. Ничего не делай. Смотри. И попробуй провернуть одну из твоих подстав. Если поведется, берем на горячем и сливаем. Если нет, пробуем еще. И сразу решай кадровый вопрос. Только тихо. Ты понял меня?

– Паш! Но как я без помощницы?

– Руками, бля! – рявкнул Паша, поворачиваясь от окна и глядя на Батю злым взглядом. – Справляйся! А то развел тут хер знает что! Бордель, бля!

Он пошел на выход, Батя поспешно сместился к окну. Носорог вышел в приемную, где стол Полины пустовал. Оно и понятно, кинулась казачка порядок наводить в одежде. Ничего. Пусть успокоится. Он и в самом деле чего-то завелся.

– И еще. – Он повернулся к Бате, стоящему в дверях кабинета, – ты остаешься здесь. И не дай Бог узнаю, что лезешь к Соньке, завяжу хер узлом. Понял меня?

Батя только кивнул.

Паша вышел из кабинета и двинулся по коридору. При виде его злой физиономии все встречные сотрудники спешно сворачивали кто куда, расступаясь перед ним, как косяк рыб перед акулой.