Текст книги "Любовь Носорога"

Глава 19

Паша Носорог

Она его все-таки вывела. И получила то, чего добивалась, маленькая лисичка.

Ох, как получила!

Нет, вывела она из себя его еще раньше, когда начала рот свой открывать, совершенно не для этих целей предназначенный. И с вызовом так разговаривать. С ним. Она. Опять. И Батя, козел похотливый, рядом стоял не просто так. И еще и смотрел так серьезно, с предупреждением. Батя. На него. Да бля! Это уже ни в какие ворота!

Паша сдерживал себя с трудом. И думал о том, что возраст все же играет роль. Уже не тот он порывистый дурак, который только за один косой взгляд в свою сторону мог сорваться и натворить дел. Раньше, если б кто-то так себя с ним повел, уже отдыхал бы. И хорошо, если не в морге.

А тут… Прямо надо ему памятник ставить. За терпение, бля.

Полина-казачка смотрела на него своими настороженнымси глазками. И пряталась, бля, за спиной его подчиненого! От него! От Паши! Так, словно подчиненный этот, говна кусок, мог ее защитить! Словно он ИМЕЛ ПРАВО ее защищать! Это осознание окончательно снесло барьеры, и Паша двинулся вперед с явным намерением раз и навсегда закрыть вопрос с наглой бабой, поверившим в себя Батей, и всеми, кто вздумает его остановить, забыв, кто он такой, бля.

Но Батя, что-то повелительно сказав его (его, бля!) женщине, пошел на перехват, как охотник на носорогов в саванне.

И заговорил горячо и убежденно, пытаясь сходу пробиться в мозгу, заволокшемуся уже красной пеленой:

– Паша, ты чего? Ты же сам сказал, ее перевести на наш этаж… А тут такой вариант… Паша, успокойся… Напугал ее до усрачки… Так доиграешься, она коньки раньше времени отбросит от страха, и не попользуешься толком…

Все это доходило до Паши с трудом, но в конце концов дошло. Он выдохнул, вырвал локоть, за которые его цепял Батя, прикурил, уже более спокойно глядя на заместителя, помощника, друга, собутыльника, бывало… А теперь еще и сводника. Прикольно придумал. Молодец. И оперативно. Вот только где его лапы были еще минуту назад?

– Какого хера лапал? – спросил, прищурившись своим фирменным взглядом, от которого менее стойкие мужики реально бледнели, а кто послабее, так и обсирались.

Но Батя явно думал, что в своем праве. Ну и опыт – великое дело. Каждый раз не набледнеешься. А уж второго варианта и не было у него никогда.

– Паш, я ее через лужу переносил. А ты напугал, бля, ревом своим. Чуть не уронил твою куклу в лужу.

– Какого хера вы вообще здесь? Она-то зачем?

– Да это ее Пузырь, похоже, послал. Он на нее чего-то вообще последнее время гонит… А я увидел, что стоит, маршрут изучает, спросил, где машина корпоративная, а она на такси. Вот я и подвез. А то мало ли. Таксисты сейчас…

– Гонит, говоришь… – Паша задумчиво затянулся, разглядывая свою порядком заляпанную машину. Интересно… Как это он раньше не замечал? А ведь посматривал камеры-то, посматривал… И главного не увидел…

– Паш, Паша… – торопливо заговорил Батя, верно поняв направление мыслей босса, – не надо Пузыря… Где мы еще такого главбуха найдем…

– Не елозь.

Паша постоял, подумал, решил.

– Вали отсюда. Я ее подхвачу.

– Паш… Может, не надо так ее сразу, а? – Батя неуверенно оглянулся на дверь вагончика, откуда как раз выходила Полина с документами.

– Переживаешь за нее, сука? Мало полапал? – оскалился Паша, и Батя только руками развел.

Паша развернулся, посмотрел на подходящую к ним женщину, имевшую испуганный, но отчаянно храбрящийся вид, неожиданно почувствовал возбуждение и еле сдержал лицо. Как пацан, бля. Секса не было неделю, и все, реакция теперь идиотская. Раньше он, правда, за собой такого не замечал, но, все бывает. Посмотрел, вспомнил, каково это, быть с ней, в руках ее держать… Губы ее пухлые целовать… Стоны ее испуганно-возбужденные слушать… И все, привет, стояк. Ну ничего, скоро утихомирим.

Прорычал что-то, кивнул на машину повелительно и ушел, не дожидаясь. Конечно пойдет. Побежит даже. Куда денется, коза строптивая.

Коза в самом деле прискакала. Правда, перед этим взбесив окончательно своими попытками договориться с Батей, чтоб спас. Паша не слышал, но этого, в приниципе, и не надо было. И так все понятно. Батя, естественно, не дурак, и почки ему еще дороги, так же, как и яйца, которые точно не смог бы больше подкатывать ни к Соньке, ни к Полине, ни к кому бы то ни было еще, если б согласился.

Поэтому козочка села в машину, понятливо сразу на переднее, без напоминаний, пристегнулась, вкусно вздрогнула от защелкнушихся замков, Паша еле переборол желание прямо здесь ее расстегнуть и на колени к себе затащить. Но нет. Пока едем.

И поехали.

И, пока ехали, настроение Носорога менялось. Так менялось, что сам охеревал. Как у мальчика в пубертатный период. Злость, похоть, потом гнев. Потому что смотрела на него казачка так, словно он ее прямо тут жрать собирается. Прямо вот с оберткой. Зверь, животное, мудак. А он не животное. И не зверь. Ну и не мудак. Что бы она там ни думала по этому поводу.

И чего бояться-то? Вот чего, скажите, бояться? Ну выебет он ее, и что? В очередной раз к обоюдному удовольствию. В чем проблема-то? Почему каждый раз он должен херов квест проходить, чтоб до ее щели добраться?

И еще вопрос: нахер ему это все сдалось?

Паша уже практически решил подвезти дуру пугливую до офиса и высадить там, когда атмосфера в машине внезапно поменялась. Он поймал боковым зрением на себе взгляд Полины, и только сильнее сжал руки на руле. Потому что не было уже в ее глазах испуга. Вот ни на грамм. А другое было. Внимание. Непонимание. Боязнь понять о себе что-то. То, чего не хочется понимать. И жажда. Плохо, очень плохо скрываемая за показным равнодушием.

Казачка сидела, одернув чинно узкую юбку, которую он сорвать с нее собирался сразу же, как только до места довезет. Это сначала. А потом радовался, что она такая закрытая, и не дает простора фантазии.

Облизывала губы свои пухлые, сама, похоже, этого не осознавая, не понимая, как заводит его, тварь, как с ума сводит! И взгляд ее наливался уже знакомым голодом, тем самым, который крышу сносил на раз, той ночью, который заставлял делать самые дикие, но такие классные вещи. Потому что она хотела. Потому что она позволяла.

Он рулил, все крепче стискивая руки, она смотрела. Паша молчал, только мысленно уговаривая ее отвернуться.

Потому что, бля, ну невозможно же! Ну не доедут они так никуда! Ну отвернись же, бля, отвернись! Но Полина смотрела, словно забывшись, а потом… Потом чуть слышно выдохнула.

И в сгустившейся атмосфере салона это прозвучало взрывом.

И Паша понял, что все. Что приехали. Не железный он.

Быстро срулив с трассы на обочину, он отстегнул ремень, дернул у замок у пассажирского сиденья, и резко схватил уже подавшуюся к нему Полину за затылок. Помедлил ровно секунду, сполна насладившись непониманием, испугом и диким, уже и нескрываемым желанием в лисьих глазах, а затем вжался в эти пухлые, так ждущие его губы жестко и требовательно.

И Полина ответила сразу. Раскрыла рот, застонала, так мягко и жалобно, что как он тут же не кончил прямо в штаны, как пацан, непонятно. Паша оторвался от нее только тогда, когда уже почувствовал под пальцами голую грудь. Расстегнул он все на Полине на автомате, совершенно не осознавая того, что делает. Опять оглядел ее, потом осмотрелся, соображая. Кивнул:

– Назад, – и вышел из машины. И поймал Полину, перебирающуюся на заднее сиденье, прямо, как говорится, в полете. Сжал, заваливая на спину, пробираясь одновременно по бедру вверх, юбка жалобно треснула, Полина вскинулась:

– Снять надо, снять, порвешь, как же я…

– Никак, бля, – зарычал он, разрывая юбку по боковому шву прямо до молнии и дергая простенькие трусики.

Навалился сильнее, уже между раздвинутых ног, опять поцеловал, глуша все неожиданно появившиеся проблески разума, погладил по щекам:

– Скучала? – выдохнул, сам не веря в то, что сказал. Не говорил он раньше женщинам такого, сопли это все, считал. Но тут почему-то спросил, так важно стало.

– Да… – прошептала она, отвечая лаской на его прикосновение, трогая его лицо, скользя по шее и груди тонкими пальчиками. Нереально кафовое ощущение. Он ей позволит так себя трогать обязательно. Потом. Когда насытится.

Полина ахнула сдавленно, уперлась в него ставшими огромными глазами, когда он начал входить. Медленно, очень медленно, наслаждаясь процессом. Хоть и хотелось, как всегда, рывком, получить свое, но не сегодня. Не сегодня. Слишком уж кайфово было, как она смотрит, как она губу закусывает, как она выгибается и сжимает его, постепенно, по сантиметру погружающегося в нее. И когда он все же не выдержал, рывком добирая последнее, она только опять ахнула, сжала пальчики на его рубашке сильнее и опять прикусила губу. И обхватила его ногами. Крепко. Однозначно. Готова, значит? Ну поскакали…

Паша не особо часто трахался в машине, по малолетке только, а потом уже не было надобности. Да и желания. И вообще, с его габаритами это довольно проблематично. Но сейчас явно был особый случай. И женщина особая. С такой где угодно хорошо будет. И удобно. И правильно. Да и машина у него теперь большая. И вроде устойчивая.

Хотя тоже, как оказалось, не до конца. Потому что раскачивало ее так, что Паша пару раз отвлекался и бросал взгляд на датчик ручника. Точно ли все в порядке. Полина в эти моменты протестующе стонала и очень однозначно двигала бедрами, уговаривая продолжить. Нимфоманка маленькая. Паша целовал, возобновляя движение, и опять уплывал в эту их нирвану на двоих, в этот кайф, который прекращать не хотелось. И женщина под ним, такая открытая, доверчивая, ласковая, нежная-нежная, просто невозможно остановиться, хочется длить наслаждение бесконечно. И она стонет так, кто просто крышу сносит, в зверя превращает. Которым не хотел быть, но не с ней, не с ней! И нет возможности задержать это погружение, это падение. В нее. Только в нее. В ее глаза, распахнутые, сумасшедшие, не понимающие ничего, в ее губы, мягкие, пухлые, такие сексуальные, что это нереально просто. Не бывает таких губ. Только у нее. Только. И Паша не выдерживая, опять целовал ее, опять скользил по щекам, шее, куда доставал, куда мог, куда попадал, и двигался все резче и сильнее, не сдерживая себя, потому что она позволяла, потому что она хотела так.

– Паша, Паша, Паша, – Полина внезапно выгнулась, руки ее беспокойно заметались по сиденью, он перехватил одной ладонью, чтоб не отвлекали, уперся другой в дверь машины над их головами, и начал двигаться совсем уже бешено. Потому что она так хотела. Требовала. И он так хотел. И кончил за секунду до нее, и продлил свой кайф ее оргазменными сжатиями, ее стонами, ее судорожным изгибом шеи. И это настолько вкусно, настолько невозможно пряно, сладко, тяжело и остро, что даже и слов нет, чтоб это все описать. И мыслей в голове нет, чтоб их связать. И не надо ничего связывать, вот не надо. Надо только целовать, уже нежно, уже мягко, измученные губы, мокрые от пота виски, нежную шейку, только шептать всякие утешительные глупости, чтоб дать понять, насколько ты в кайфе. От нее.

И получать в ответ награду, ее еле слышный сладкий голос, повторяющий его имя:

– Паша, Паша, Пашаааа…

Глава 20

– Бегать не надоело тебе?

Носорог выпустил струю дыма в приоткрытое окно, откинулся на сиденье, лениво перебирая мои волосы. Я лежала у него на коленях, и вид мне снизу открывался невероятно притягательный. Широкая, поросшая негустым темным волосом грудь в расстегнутой рубашке, мощная шея, подбородок небритый. Лицо, словно высеченное на барельефе, жесткое и грубоватое. С неожиданно чувственным изгибом губ. Тело предательское, казалось бы, полностью удовлетворенное Бог знает, на сколько времени вперед, опять несильно дернуло сладкой судорогой от низа живота и в ноги. Пальцы в моих волосах замерли, затем продолжили свою ненавязчивую ласку. Хитрый Носорог! Поймал мою реакцию.

Но не заострил внимание. Значит, и в самом деле хочет поговорить. И я, как бы не была разнежена и мало на что способна, но все же не могла этот момент упустить.

– Можно подумать, я специально… – пробормотала я, делая попытку сесть, но пальцы чуть сжались, показывая, что не стоит дергаться.

Ладно, Носорог, я поняла. Лежим дальше. Тем более, что мне это только в удовольствие. И пальцы его грубые, так ласково перебирающие мои волосы, слегка массирующие кожу головы… Мммм… Нежность какая, мягкость… Кто бы знал, что он на такое способен…

– А нет? Боишься что ли до сих пор? – голос его, тихий и спокойный, так мало похожий на недавний ревнивый рев, и еще менее недавнее хриплое бормотание, был намеренно ленивым и отстраненным. Нарочно. Нарочито.

И я это почувствовала. Поняла, что ждет. Правды ждет. Ну, раз так хочет…

– Боюсь.

Рука в моих волосах замерла. Взгляд не опустился. Никакого волнения. Затяг, вдох. Выдох в окно.

– Почему? Больно делаю?

Господи! Ну вот как объяснить? Я стала испытывать дискомфорт в таком положении, и провела пальцами по мгновенно напрягшемуся прессу, отвлекая. Привстала, кошкой скользнула по телу, положила голову на грудь, потерлась, с удовольствием вдыхая запах кожи. Ловя момент. Кто его знает, может, после моих откровений, больше не придется этого делать? Надо надышаться до одурения. Чтоб хватило надолго.

Носорог не среагировал на мою провокацию. Ну как, не среагировал. Задышал, конечно, шумнее, рука, потерявшая мои волосы, рефлекторно прошлась по спине, заставляя чуть выгнуться и прижаться сильнее. Но положения не изменил. И взгляда не опустил. Ждал.

– Нет, не больно.

– А чего тогда?

– Паш… Ты бы себя сегодня видел у вагончика… Очень страшно, правда…

– Тебе-то чего страшно, не понял? Это Батя рисковал…

– Не могу объяснить… От тебя такое исходит… Агрессия такая, злость, что ломает просто…

Он помолчал. Опять затянулся. Выдох. Грудь мерно поднялась-опустилась. Я, прильнув, считала удары сердца и успокаивалась. Нечего переживать. Что бы дальше ни было, сейчас я могу говорить и буду услышана.

– Ладно. – Сказал он наконец, – ладно, тогда. А вообще? Сама же хотела… А теперь бегаешь? Чего хочешь-то?

– Я хотела? – изумилась я, оторвалась от прослушивания стука сердца и села, уставившись на Пашу, поймав наконец-то его взгляд. Спокойный такой. Уверенный. – Я?

– Ну ты же меня в лифте подловила… Кофе разлила… И потом…

– Паш, Паша…

Я на полсекунды прикрыла глаза, собираясь. И изумляясь еще больше одновременно. То есть, вот так это выглядит с его точки зрения? Ну ничего себе!

– Обратно ляг, – скомандовал он так, что я осознала, что подчинилась, только когда опять устроила голову на его груди.

Черт! Как он это делает?

Я опять, уже преодолевая сопротивление тяжеленной руки, удобно обхватившей меня за талию, отстранилась, чтоб в глаза посмотреть. Важно это мне было.

– Паша… Тем вечером я ничего не хотела. Пойми. Я ехала вниз. Не ожидала, что лифт на директорский поедет… И тебя не ожидала увидеть. Я просто напугалась. Тебя многие боятся, просто так, ты в курсе? Я просто уронила стакан от страха. И решила вытереть кофе… Не самая умная идея, согласна… Но я была настолько испугана и вымотана, что даже и не подумала толком… И потом, когда ты…

– То есть, тебя любой бы вот так в лифте на колени поставить мог? И член в рот сунуть? – глаза его, до этого спокойные, по мере моего глупого сбивчивого рассказа становились все холоднее и опаснее.

Я невольно поежилась… Ну вот опять он! Неужели не понимает, как на людей действует? И в то же время, вместе с невольным страхом, стала накатывать уже знакомая, можно сказать привычная злость и упрямство. Гад какой! Носорог толстокожий! Это он о чем сейчас вообще? О том, что я любому минет готова сделать?

Договорилась! Объяснила ситуацию.

Умница просто!

Я попыталась успокоиться, потому что инстинкт самосохранения работал все же, несмотря на все те глупости, что я творила и еще натворю, и понимание, что не стоит резко, все же было.

Понимание было. А вот желания сглаживать не было. И я не стала. Хотел подтверждения, что шлюха? Мало ему? Получай!

– Конечно, – спокойно ответила я, и глаза Носорога стали совсем безумными, он напрягся мгновенно, переходя из мирно-расслабленного состояния в бешенство. – Я же только для того на сверхурочные и задерживаюсь все время, чтоб кого-то из дирекции поймать. И да, каждому готова отсосать в лифте. Вот только тогда в самом деле мое поведение дальнейшее может показаться странным. Как же так? Отсосала, в постель залезла. Дождалась предложения… Не паникуй, Паш, не ждала я. И не хотела. Ничего не хотела. И сейчас не хочу. Домой только. От грязи этой отмыться.

Мне неожиданно стало мерзко. Все наши дурацкие отношения, весь этот фарс, все стало мерзким. Липким каким-то, отвратным. Я дернулась, чтоб выйти, забыв о том, что на мне мало того, что опять, как в последнее время постоянно случалось после встречи с высшим руководством, нет трусов, но и даже юбки нет! Разорвана по шву!

И, само собой, если трусы я могла бы и прихватывать запасные (примечание: нет, не могла, потому что, как и любая нормальная женщина, после работы домой планировала, а не на потрахушки с генеральным директором), то уж юбки на смену у меня точно не водилось.

И как бы я добиралась из пригорода в таком интересном виде – вопрос. Но в тот момент плевать мне было на все эти мелкие неполадки. Главное, уйти, исчезнуть, чтоб даже воздухом с ним не дышать одним.

Но Паша резко дернул меня на себя, утверждая в очередной раз право сильного.

– Сидеть, истеричка.

Я, пыхтя, упрямо пыталась вырваться. Дергалась, пока он за обе руки не схватил.

– Прекрати, я сказал.

Встряхнул, вроде несильно, но так, что зубы клацнули. Я замерла, застыла, глядя на него зло и неуступчиво.

А Паша, убедившись, что я не собираюсь дергаться, стал все с тем же каменным выражением лица снимать с себя рубашку.

И вот тут-то меня мороз по коже и продрал. Потому что одно дело нарываться, а другое – нарваться. И, особенно, когда тебе дают время осознать происходящее.

Секса я не хотела больше, вообще страшно жалела о произошедшем, в этот конкретный момент была зла и испугана, и сама мысль, что Паша решит наказать меня таким образом, вызывала ужас. Панику. И твердую решимость сопротивляться. Все, нет больше надо мной его темной носорожьей власти! Такой скот, такой деспот не прикоснется больше ко мне по моей воле! Только силой! И это ему не понравится, клянусь!

Паша, все с тем же каменным выражением на лице, стянул рубашку с плеч и, помедлив, чтоб сполна насладиться смесью ужаса и решимости на моем лице, кинул ее мне в руки.

– Надень.

Тут я, конечно, могла бы встать в позу (и не ту, которую Носорог бы одобрил), и не принять помощь. Но я говорила, что я, кроме того, что недалекая, похотливая и не к месту гордая, еще и практичная?

Я прекрасно понимала, что вид у меня, откровенно говоря, так себе, и в таком только либо опять в постель к Паше (а этого не будет больше), либо приключений искать на пригородной трассе. И в том, что я их моментально найду, сомнений не возникало.

На мне не было одежды, его стараниями. А домой надо. И до подъезда из машины тоже как-то надо дойти.

Короче говоря, я, зло глянув на него, одела рубашку, оказавшуюся на мне очень даже приличной длины, миленькое черненькое платьишко получилось, обулась и гордо вышла из машины, хлопнув дверью.

И пересела на пассажирское. Потому что, границы гордости тоже переходить не стоит. И расхаживание по трассе без трусов – это уже за пределами. Пусть везет теперь домой, Носорог проклятый.

Паша молча вышел из машины, сел за руль.

Я покосилась на нереально брутальную, фактурную грудь, которую совсем недавно целовала, гладила, терлась щекой, стремясь побольше вдохнуть в себя его запаха, чтоб с запасом, и отвернулась к окну.

Он молча завел машину, и мы поехали.

И ехали так же молча до города.

Паша зарулил в мой двор, даже не проверяя навигатор, видимо, запомнив маршрут. И остановился.

Я дернула ручку. Заблокировано, естественно. Решил помучить меня напоследок?

– Выпусти.

– Слушай… – Паша заговорил настолько неожиданно, что я даже удивилась, развернулась к нему, – я, может, и не понял тогда… Ну, в лифте… И потом… Перегнул, может… Но ты же понимаешь, что это ничего не меняет?

– В смысле? Не хочу я ничего понимать! И больше не хочу… Продолжать это!

– Я хочу.

Чееерт… Ну зачем он опять? Да еще и так! Таким тоном! У меня даже бедра сжались непроизвольно.

Так. Спокойно. Мало ли чего хочет этот Носорог?

– Выпусти.

Паша помолчал, посмотрел на меня, я сидела, отвернувшись от него и с каждой секундой напрягалась все больше и больше. И воздух опять густел. Не хватало его, воздуха. И сил все меньше и меньше.

И тут, уже когда я чуть ли не в обморок падала от напряжения, щелкнули замки.

Я буквально вывалилась из машины, непонятно как умудрившись не потерять сумку и документы. И побежала, сверкая голыми бедрами, к подъезду, под пристальным конвоем из взглядов вездесущих бабок. Да уж, звание главной проститутки района теперь мое. И, самое обидное, что по праву. По праву!

Дома меня встретила напуганная Ленка, видевшая мою эпическую выгрузку из машины Носорога в окно, обняла сходу, бормоча опять глупости:

– Поля, Поля, опять он, да? Прости меня, прости! Из-за меня все, черт, дура тупая… Прости меня! Давай все бросим и уедем, а? Давай? Одни беды нам здесь от этого города. Одни беды…

Я обнимала ее, вдыхала родной запах волос, и потихоньку отпускало напряжение. И сердце опять начинало биться в нормальном ритме, забывая то сумасшествие, что оно устроило в машине.

Отчего-то стало до слез обидно. Потому что не права Ленка. Не она всему виной. А я. Моя глупость. Моя слабость. И он виноват. Носорог проклятый. Потому что такой сложный, такой тяжелый. Такой ласковый сегодня. Такой…