Текст книги "Модель Нового американского университета"

Борьба с «болезнью издержек» в сфере академических открытий

Столь типичные для бюрократических структур рутина, стандартизация и инерция губительны для возможности совершения научных открытий, применения творческого подхода и создания инноваций, а подчинение правилам не способствует появлению образцов великого искусства. Кроме того, пока, например, так и не найдено эффективных путей к раскрытию тайны происхождения Вселенной. Задачи исследовательского университета, выделяющие его в особую категорию по сравнению с учебными заведениями, что в основном занимаются распространением уже имеющихся знаний, как может показаться, идут вразрез с легитимными общественными запросами все большей эффективности – и сокращения издержек – в высшем образовании. Что хуже – издержки, связанные с попытками реанимации и восстановления устаревшей модели, продолжают расти. Значительная часть претензий, обращенных к учебным заведениям, связана с увеличением платы за обучение, достигшей запредельных по историческим меркам показателей. Экономист Уильям Дж. Баумоль в 2012 г. представил следующую картину: «С начала 1980-х годов стоимость обучения в колледже в США выросла намного больше (вплоть до 440 %) среднестатистического уровня инфляции (110 %), медианного семейного дохода (150 %) и даже стоимости медицинских услуг (250 %)»[395]395
  Baumol W.J. The Cost Disease: Why Computers Get Cheaper and Health Care Doesn’t. New Haven, CT: Yale University Press, 2012. P. 4.


[Закрыть].

Стандартное объяснение предполагаемой неизбежности роста издержек в сфере высшего образования связано с понятием «болезнь издержек», введенным в оборот Бау-молем и его коллегой-экономистом Уильямом Дж. Боуэном, бывшим президентом Принстонского университета, в основополагающей статье 1965 г. и последующей книге об экономических проблемах некоммерческого сектора[396]396
  Baumol W.J., Bowen W.G. On the Performing Arts: The Anatomy of Their Economic Problems // American Economic Review. 1964. Vol. 55. No. 1/2. P. 495–502; Baumol W.J., Bowen W.G. Performing Arts: The Economic Dilemma. N.Y.: The Twentieth Century Fund, 1966.


[Закрыть]. Баумоль и Боуэн рассматривают сферу исполнительского искусства, изучая последствия недостаточной производительности в таких трудоемких «отраслях», как высшее образование. Поскольку рост производительности обычно взаимосвязан с совершенствованием технологий, потенциал для роста производительности в области исполнительского искусства ограничен. Сектор, ограничиваемый неизменным уровнем производительности, отличается от сектора, для которого был характерен потенциальный рост производительности посредством технологических инноваций:

Очевидно, что исполнительские виды искусства в экономике принадлежат сектору стабильной производительности. Драматический театр, симфонический оркестр, камерный ансамбль, опера, танец – все они могут служить хрестоматийными примерами видов деятельности, предоставляющих немного возможностей для каких-либо серьезных технологических изменений. Производительность за человеко-час скрипача, исполняющего квартет Шуберта в обычном концертном зале, относительно фиксирована, и довольно трудно сократить число актеров, необходимых для постановки «Генриха IV», Часть II[397]397
  Baumol W.J., Bowen W.G. On the Performing Arts. P. 500.


[Закрыть].

В книге 1966 г. «Исполнительские искусства: экономическая дилемма» Баумоль и Боуэн рассматривают дифференцированный рост производительности: «В то время как объем труда, необходимый для получения типичного фабричного продукта, с начала промышленной революции неизменно сокращался, Ричарду II требуется примерно столько же минут, чтобы поведать “преданья печальные о смерти королей”, сколько требовалось на сцене театра “Глобус”. Человеческая смекалка помогла изобрести способы сократить объемы труда, необходимого для производства автомобиля, но еще никто не преуспел в сокращении трудозатрат при живом исполнении 45-минутного квартета Шуберта»[398]398
  Baumol W.J., Bowen W.G. Performing Arts. P. 64.


[Закрыть].

Предложение обойтись без скрипача или виолончелиста рассматривать не приходится, как не могут, например, исполнители ускорить вдвое темп исполнения музыкального произведения для увеличения производительности за человеко-час: «Сами условия производства исключают какие-либо значительные изменения в производительности», – справедливо заключает экономист Джеймс Хейлбрун. Кроме того, Баумоль и Боуэн указывают на то, что «труд исполнителя является самоцелью, а не средством для производства того или иного блага». Как уточняет Хейлбрун, «поскольку труд исполнителя и является производительностью – пение певца, танец танцора, игра пианиста, – по сути, нет возможности улучшить показатели почасовой производительности»[399]399
  Ibid. P. 164; цит. no: Heilbrun J. Baumol’s Cost Disease // A Handbook of Cultural Economics / ed. by R. Towse. Cheltenham, UK: Edward Elgar, 2003. P.91.


[Закрыть]. Усилия по сокращению издержек на единицу продукции посредством «меньшего числа репетиций, использования менее подготовленных исполнителей и низкосортных костюмов и декораций» оказалось бы лишь контрпродуктивным: снижение эстетических стандартов привело бы к сокращению числа посетителей и подрыву реноме у общественности[400]400
  Baumol W.J., Bowen W.G. On the Performing Arts. P. 500.


[Закрыть].

Не так давно Баумоль сравнил подходы и методы здравоохранения и образования – т. е. сектора, сдерживаемого не поднимающимся уровнем производительности, с сектором декоративно-прикладного искусства. Тогда как издержки в данном секторе продолжают расти, как он объясняет, затраты на компьютеры, например, будут отставать от среднестатистических темпов инфляции: «Причину установить нетрудно. Продукция группы с растущими затратами обычно выполняется с наличием элемента ручного труда – т. е. человеческого фактора, не столь легко заменяемого техникой, – что усложняет задачу снижения трудоемкости»[401]401
  Baumol W.J. The Cost Disease. P. xi, 19.


[Закрыть]. Таким образом, мы бы могли назвать этот блок «ручного труда» на высших этапах сферы исследований и образования – «ручной работой», «ремесленничеством».

В американских исследовательских университетах находится место как для ультрасовременных научных открытий и технологических инноваций, так и для, по сути, фундаментально ремесленнических методов производства и распространения знаний. А потому Джон Ломбарди говорит о факультетах как о гильдиях, а Пол Дюгед указывает на то, что практическое обучение является «не просто предпочитаемым методом неавтоматизированных “ремесел”, но представляет одну из высших научных дисциплин»[402]402
  Lombardi J.V. How Universities Work. P. 2–10; Duguid P. The Art of Knowing: Social and Tacit Dimensions of Knowledge and the Limits of the Community of Practice//Information Society. 2005. Vol. 21. P. 112–113,115. N. 1.


[Закрыть].

Так что недостаточный рост производительности в сфере исполнительского искусства видится неизбежным. А издержки бесконечно долго проецируются на рост в отраслях, в которых основные методы производства благ и услуг не могут быть усовершенствованы технологически. Как утверждается, отсутствующие технологические инновации, издержки наукоемких «услуг» в искусстве, здравоохранении и образовании – от выступления струнного квартета до пересадки почки и производства авиатоплива на основе водорослей в лаборатории кампуса – лишь будут двигаться по восходящей спирали. Как поясняет экономист Грегори Бешаров, «при зарплате, основанной на показателях производительности, увеличение продуктивности в растущем секторе приводит к увеличению зарплаты в обоих секторах. Поскольку зарплата растет, а производительность в сфере искусств остается неизменной, их себестоимость возрастает в зависимости от производственного сектора. Если далее допустить, что цены пропорциональны издержкам, то относительная цена продукта в сфере искусств будет расти относительно цен в производственном секторе. Отсюда и “болезнь издержек”»[403]403
  Besharov G. The Outbreak of Cost Disease: Baumol and Bowen’s Founding of Cultural Economics // History of Political Economy. 2005. Vol. 37. No. 3. P.416.


[Закрыть].

Поскольку исследовательские университеты изначально ориентированы на научные открытия, творческую деятельность и инновации, как и массу социальных целей, задача простой максимизации прибыли, мотивирующей другие отрасли, будет неактуальной. Сравнение с ними, согласно Джону Ломбарди, неуместно: «Хотя снижение издержек, разумеется, возможно, а определенная неэффективность остается свойственной деятельности университетов и колледжей, масштаб снижения издержек, возможный без снижения качества продукции, невелик». Как он уточняет, «многие указывают на резкое снижение цен на такие вещи, как, например, бытовая техника, и требуют подобной же эффективности от высшего образования». Но такие сервисные – «услугоемкие» – секторы, как здравоохранение и высшее образование, влекут за собой «двойную зависимость от дорогостоящих высококвалифицированных специалистов и сложной дорогостоящей материально-технической базы». Да и «отрасли персонифицированного обслуживания, в которых заняты высококвалифицированные профессионалы, не могут сходу и запросто расширять масштабы производства, поскольку реализуемая ими продукция индивидуализирована относительно и рынка, и потребителей»[404]404
  Lombardi J.V. How Universities Work. P. 29.


[Закрыть]. Методы персонального обучения и наставничество при проведении исследований нельзя автоматизировать без ущерба для качества. Несмотря на распространение виртуальных невидимых колледжей и интеллектуальных сообществ, а также дистанционного обучения, на фундаментальном уровне это процессы производства и распространения новых знаний «ручной выделки».

Сторонники онлайн-обучения, подающие его как средство от «болезни издержек» и панацею при обеспечении доступности образования, неизбежно трактуют высшее образование чересчур схематично, как будто опыт программ бакалавриата в учебных заведениях, ориентированных в первую очередь на обеспечение доступности, когда-либо мог сравниться с академическими платформами, ориентированными на производство новых знаний и научные открытия. Для счастливчиков, попавших в лучшие исследовательские университеты и гуманитарные колледжи, опыт обучения в бакалавриате предполагает индивидуальный подход – погружение в педагогическую среду. По замыслу и при правильном осуществлении дистанционное обучение является важным дополнением и – безусловно, для все большего числа студентов – альтернативой традиционным программам бакалавриата. Но при бездумной трактовке его потенциал, в сочетании с рыночными силами, может подвести к ошибочному выводу, будто появилась полноценная альтернативная форма высшего образования. Что достаточно получить доступ к любой его форме. Однако это не так. Как мы покажем в главе 7, онлайн-обучение оказывается наиболее эффективным именно на базе исследовательских университетов.

Разработка новых моделей американского исследовательского университета – необходима. И несмотря на элемент «ручной выделки» в педагогической и исследовательской деятельности академических платформ, ориентированных на научные разработки и открытия, налоговые ограничения заставляют стремиться к большей эффективности затрат. Академические учреждения могут даже использовать опыт «Чизкейк фэктори», успешной сети ресторанов, которую медик из Гарварда Атул Гаванде предложил в качестве прототипа альтернативной модели

здравоохранения. Стремительно растущие издержки и печально знаменитая нерентабельность системы здравоохранения прекрасно изучены: «Наши издержки неудержимо растут, обслуживание обычно посредственно, а качество – ненадежно», – резюмирует Гаванде. «Каждый врач следует собственной методике, а кривая неудач или осложнений (не говоря об издержках) применительно к той или иной услуге традиционно различаются в два-три раза даже в рамках одного медицинского учреждения». Гаванде сравнивает историческую модель – врачей, занятых в частной практике или клинике с небольшим персоналом, и муниципальные больницы – со стандартом первоклассных ресторанов. Если не брать премиальный сегмент в «экосистеме питания», то более повседневный, «общепитовский» сектор за последние десятилетия научился предлагать широкой публике кухню, ранее ей недоступную. Такие сети, как «Чизкейк фэктори», по сути, превратили высокую кухню в «доступное питание для миллионов». К вопросу Гаванде – «Нужно ли нечто подобное сфере здравоохранения?» – можно было бы также добавить – и высшему образованию?[405]405
  Gawande A. Big Med: Should Hospitals Be More Like Chain Restaurants? // New Yorker. 2012. August 13. P. 52–63.


[Закрыть]

Воздерживаясь от слишком поспешных аналогий, все же заметим: экономия от масштаба, описываемая Гаванде, выглядит вполне уместной применительно к колледжам и университетам, как и системам высшего образования – «большие сети процветают, поскольку предоставляют блага и услуги широкого спектра, лучшего качества и менее дорогостоящие, нежели в других местах. Ключевую роль играет их масштаб. Он обеспечивает покупательную способность, позволяет централизовать общие функции, внедрять и распространять инновации быстрее, чем если бы вместо единой сети оставался набор мелких независимых предприятий». И даже если благоразумное применение подобного масштабирования не должно приводить к пагубной стандартизации в академических учреждениях, профессура, скорее всего, действительно будет реагировать согласно ожиданиям Гаванде: «щетиниться при упоминании концепции сетевой и массовой продукции с их единообразием, предсказуемостью и идолизацией качества по доступной цене»[406]406
  GawandeA. Big Med…


[Закрыть]. Оценка таких моделей, как «Чизкейк фэктори», в контексте высшего образования может быть более или менее риторической, а при ближайшем рассмотрении неизбежно обнаружит очевидные недостатки. Но учитывая трудности и вызовы, с которыми сталкивается американское высшее образование, наша страна более не может лишь критиковать существующее положение во имя сохранения ныне действующей модели для следующих поколений.

Издержки продолжают стремительно расти отчасти потому, что университетам часто не хватает адаптивности, чтобы приспособиться к инновациям и изучить альтернативы существующим и часто уже устаревшим организационным структурам, практикам и процессам. Университеты обычно придерживаются единообразной модели, сводя к минимуму дифференциацию. Так что огромные институциональные ресурсы уходят на конкуренцию с себе подобными учебными заведениями в тщетных усилиях по копированию и опережению так называемых вузов высшей категории. Инновация должна не только обеспечить прогресс в сфере знания, но и снизить административные издержки. Так, сотрудничество в рамках синергетических сетей, вовлекающее в единый процесс университеты, промышленность и правительство, одновременно суммирует знания и предотвращает ненужное копирование. Следует предпринять все возможные усилия для повышения доступности образования и исследований мирового класса, даже в условиях снижения издержек на получение ученой степени.

Традиция, достойная самой отчаянной защиты

Учебный план в области свободных искусств служил традиционным ядром американского, бакалаврского образования с момента возникновения нашей республики и включал естественные науки, искусства, гуманитарные и социальные науки – о чем часто забывают. Но в последние десятилетия критики, относящиеся к традиции со все большим скепсисом, оспаривают его ценность. Чиновники, ожидающие прибыли от вложений в государственные колледжи и университеты, стремятся поместить высшее образование в узкие рамки утилитаризма: подчинить его задаче воспроизводства рабочей силы. Защитники эффективности и бережливости в высшем образовании заявляют, что программа свободных искусств стала или всегда была неактуальной. Комментаторы, сомневающиеся в необходимости диплома колледжа, характеризуют свободные искусства как нечто избыточное. Однако во многих отношениях ставить под вопрос ценность свободных искусств означает отвергать задачи высшего образования в принципе. И в некоторых случаях опасения относительно того, что свободные искусства находятся под угрозой, оправданы – отдельные должностные лица недвусмысленно стремятся изменить учебный план.

Дальнейшее обсуждение вопроса требует некоторого отступления: в античности свободные искусства были названы «свободными», поскольку рассматривались достойными свободного человека. Семь традиционных свободных искусств представляли собой три категории, или ветви, тривиума и четыре ветви квадривиума. В тривиум входили логика, грамматика и риторика, тогда как квадривиум включал арифметику, музыку, геометрию и астрономию[407]407
  Joseph М. The Trivium: The Liberal Arts of Logic, Grammar, and Rhetoric. Philadelphia: Paul Dry Books, 1982. P. 1–9.


[Закрыть]. Разделение процесса обучения на семь ветвей окончательно оформилось лишь в средневековый период, хотя филолог Эрнст Роберт Куртиус возводит происхождение педагогической системы средневекового образования к софисту Гиппию Элидскому, называвшему ее «обычным, общепринятым образованием»[408]408
  Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. Princeton, NJ: Bollingen, 1953. P. 36–37. Куртиус находит классическую цитату применительно к данной концепции в тексте: Seneca’s Epistle 88.


[Закрыть]. Образование по программе свободных искусств было общепринятым в том смысле, что признавалось необходимым условием, подготовкой ко всему дальнейшему образованию, как и участию в гражданской и профессиональной жизни и службе на благо общества[409]409
  Joseph М. The Trivium. Р. 4.


[Закрыть].

Даже в школах, ориентированных в первую очередь на воспроизводство рабочей силы, лишение учащихся свободных искусств – неоправданно. Более того, как раз студенты из социально уязвимых групп больше всего приобретают благодаря такого рода курсам, хотя исторически они предлагались в основном студентам из привилегированных классов. Уильям Дёрден, тогдашний президент Колледжа Дикинсона, сетовал, что «как только студенты из малообеспеченных семей, представители меньшинств, иммигранты, студенты в первом поколении и другие уязвимые категории населения в США начинают получать преимущества от образования по программе свободных искусств, правила игры меняются. Программа образования внезапно переосмысляется. Свободные искусства обесцениваются, а “современные” образовательные теории – обычно антиинтеллектуальные, практические, ориентированные на студентов и профессионализацию, – превозносятся»[410]410
  Durden W. Liberal Arts for All, Not Just the Rich // Chronicle of Higher Education. 2001. Vol. 48. October 19.


[Закрыть].

Скептицизм относительно ценности свободных искусств отражается в позиции должностных лиц, оспаривающих автономию колледжей и университетов. Так, губернатор Флориды Рик Скотт в известном смысле прославился в октябре 2011 г., призвав урезать ассигнования штата на определенные дисциплины в области наук. Особенно он был обеспокоен тем, что университеты Флориды выпускали слишком много антропологов. Как он объяснял, «нашему штату не нужно так много антропологов. Это прекрасный диплом, если его так хотят, но нам их здесь столько не нужно. Я бы хотел тратить наши доллары, вручая дипломы по науке и технологиям, инженерным наукам и математике. Именно этому наши дети должны посвящать все свое время и внимание, чтобы после выпуска они смогли получить работу».

Хотя Скотт стремился потеснить антропологию, дабы университеты штата могли сосредоточить ресурсы на производстве выпускников в областях точных наук STEM – науки и технологиях, инженерии и математики, – его попытка принизить значимость свободных искусств в учебной программе была недальновидной и контрпродуктивной. Губернатор не ошибался, полагая, что продвигать область точных наук – жизненно важно, однако представление о том, что для адекватного обновления рабочей силы законодатели должны сократить все академические программы, лишенные осязаемого прикладного характера, отражает упрощенный взгляд на роль высшего образования в экономике. Учитывая важность научных открытий и разработок и технологических инноваций для конкурентоспособности нашей страны, американское высшее образование должно действительно фокусироваться на повышении научно-технологической грамотности всех наших студентов. Однако потенциальный вклад образованных граждан в разрешение сложных проблем, с которыми столкнулось наше общество, зависит не только от науки и технологий.

Возможности выпускников по достижению профессионального успеха в любой сфере и тем самым по внесению вклада в нашу экономику зависят от их способности научиться легко усваивать новые знания до уровня полного ими овладения. И необходимой предпосылкой этого является сбалансированное и комплексное гуманитарное образование. Важность включения свободных искусств в учебный план студентов инженерных специальностей подчеркивал, например, Джеймс Дудерштадт. Он утверждал, что «нелинейная природа потока знаний между фундаментальными исследованиями и прикладным применением, все более междисциплинарная природа новых технологий, а также воздействие киберинфраструктуры требуют новых парадигм в инженерных исследованиях и разработках». Его рекомендация состоит в том, что, как и другие традиционные университетские дисциплины – право, медицина, бизнес и архитектура, – инженерное образование нуждается в «широкой образовательной программе в бакалавриате как предпосылке профессионального образования на последующих ступенях». Как он утверждает, инженерные науки должны истолковываться как «подлинная дисциплина свободных искусств, наподобие естественных, социальных и гуманитарных наук (и тривиум, квадривиум и натурфилософия былых времен), посредством закрепления их среди необходимых требований к общему образованию выпускников колледжа для нашего, все более зависимого от техники общества»[411]411
  Duderstadt J.J. Engineering for a Changing World: A Roadmap to the Future of Engineering Practice, Research, and Education. Ann Arbor: The Millennium Project, University of Michigan, 2008. P. iii-v.


[Закрыть].

Граждане и образовательные политики со всего мира, в особенности в развивающихся странах, строят свои колледжи и университеты по модели американского высшего образования. Первоначальные усилия по созданию исследовательских институтов в этих странах были сосредоточены исключительно на науке и технологиях как средствах экономического развития. Вскоре, однако, политики обнаружили, что исключение гуманитарных и социальных наук оказалось непреодолимым препятствием, не позволяющим готовить конкурентоспособных выпускников. Так, в недавнем отчете Американской академии искусств и наук отмечалось: «В тот самый момент, когда Китай и некоторые европейские страны стремятся воспроизвести нашу модель расширенного образования по гуманитарным и социальным, а также естественным наукам – в качестве стимула инновации и источника социальной сплоченности – мы сужаем фокус и утрачиваем понимание того, чем образование являлось и должно являться – а значит, и наше понимание того, что делает Америку великой»[412]412
  The Heart of the Matter: The Humanities and Social Sciences for a Vibrant, Competitive, and Secure Nation. Cambridge, MA: American Academy of Arts and Sciences, 2013. P. 10.


[Закрыть]. По замечанию бывшего редактора Newsweek Джона Мичема, «бесспорно, сложно монетизировать хорошее знакомство с творчеством Гомера или глубокое знание творчества Шекспира. Однако возможно, что традиционное понимание свободных искусств поможет нам в наших поисках инноваций и укреплении конкурентоспособности. Следующая глава нашей экономической жизни могла бы быть написана не только инженерами, но и предпринимателями, которые, будучи продуктами, судя по всему, крайне разнородного образования, выработали стиль мышления, позволяющий соединять идеи, которые могли бы остаться несоединенными»[413]413
  Meacham J. In Defense of the Liberal Arts // Newsweek. 2010. January 9.


[Закрыть].

Аргументы в поддержку свободных искусств обычно тяготеют к утилитарности, согласно красноречивой формулировке Дэниела Марка Фогеля, не только почетного президента Вермонтского университета, но и авторитетного специалиста по творчеству Генри Джемса: «Когда бы при обсуждении высшего образования ни заходила речь об искусствах и гуманитарных науках (или же о таких традиционных социальных науках, как политология и антропология), то почти всегда для того, чтобы приписать им определенную рыночную ценность. Обычно навыки общения и способность к критическому мышлению ценятся как необходимые условия коммерческого успеха, а современный язык и страноведение – как служанки мировой торговли. При большем воображении искусства могли бы быть названы двигателем “творческой экономики”, или же, как вариант, гуманитарное образование может получить формальное одобрение как важное для граждан демократического общества»[414]414
  FogelD.M. Challenges to Equilibrium: The Place of the Arts and Humanities in Public Research Universities // Precipice or Crossroads: Where America’s Great Public Universities Stand and Where They Are Going Midway through Their Second Century / ed. by D.M. Fogel. Albany: State University of New York Press, 2012. P.241.


[Закрыть].

Фогель блестяще проводит обзор других нюансов аргументации в поддержку искусств и гуманитарных наук, большинство из которых нашли бы отклик лишь в пределах академических кругов. Но один аргумент в особенности важен для признания свободных искусств, а тем самым и целей американского исследовательского университета. Он цитирует философа Марту Нуссбаум, указавшую на потенциальный вред всем научным дисциплинам, исходящий от упадка интереса студентов к искусствам и гуманитарным наукам: «То, что мы могли бы назвать гуманистическими аспектами естественных и социальных наук – аспекты воображения и творчества, а также строго критического мышления, – утрачивает свои позиции, ибо вся страна предпочитает интересоваться краткосрочной выгодой путем культивирования сугубо прикладных навыков, нацеленных на получение прибыли». В целом, Фогель перефразирует свое утверждение, что «образование, сводящее все к потребительской стоимости, рассматривающее студентов лишь как единицы продукции и ценящее лишь ту работу, что поддается коммодификации, и лишь те взаимоотношения, что можно коммерциализировать – носит глубоко дегуманизирующий характер»[415]415
  Nussbaum М. Not for Profit: Why Democracy Needs the Humanities. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2010. P. 2 (рус. пер.: Нуссбаум M. He ради прибыли: зачем демократии нужны гуманитарные науки. М.: Изд. дом ВШЭ, 2014). Цит. по: FogelD.M. Challenges to Equilibrium. P. 251, 255. Тамар Льюин из New York Times приводит федеральные данные, свидетельствующие о том, что «специализацию в области гуманитарных наук выбирают около 7 % студентов – что почти вдвое меньше, чем 14 % в 1970 г.» Она сообщает, что в Стэнфорде лишь 15 % студентов специализируются в области гуманитарных наук и что за последнее десятилетие в Гарвардском университете зафиксирован 20-процентный спад в специализации в области гуманитарных наук. Lewin Т. As Interest Fades in the Humanities, Colleges Worry// New York Times. 2013. October 30.


[Закрыть].

В данном случае было бы излишним возвращаться к разговору о целесообразности свободных искусств. Но вполне уместно рассмотреть выводы еще одного утверждения об общественной пользе гуманитарных наук. Фогель приводит аргумент знатока английской литературы М.Г. Абрамса относительно настоятельной необходимости критического дискурса, функционирующего, по его мнению, более масштабно, нежели «упрощенное исчисление» логики и научного метода, а потому в большей степени «приспособленного для использования в условиях человеческого существования». Даже в рутине повседневности, отмечает Абрамс, «ценные знания и понимание необходимы, тогда как полная определенность невозможна». «Правила несистематизированы и расплывчаты, так что оставляют пространство для действия неконтролируемых различий в темпераменте, однако при этом решения и суждения не являются произвольными». «Как же, – уточняет Фогель, – в отсутствие критического осмысления, являющегося плодом общегуманитарного образования, можно ожидать от обремененных властью, хорошо это или плохо для научно-технического знания, принятия мудрых решений в областях политики и этики, совершения выбора между противоречивыми товарами и благами, человеческих издержек и выгод?»[416]416
  Abrams ММ. What’s the Use of Theorizing About the Arts? // In Search of Literary Theory / ed. by M.W. Bloomfield. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1972. P. 52–54; цит. no: Fogel D.M. Challenges to Equilibrium. P. 253–254.


[Закрыть]

Для торжества разумного начала в обществе, перефразируя Герберта Саймона, мы должны преодолеть неопределенность. «Когда какой-либо вопрос чересчур усложнен – когда вокруг него возникает слишком много неопределенности и взаимоисключающих ценностей, – тогда очень сложно прийти к компетентному мнению и легитимировать экспертов», – говорит Саймон. В подобных обстоятельствах мы обнаруживаем, что находятся выступающие как в поддержку, так и против определенной позиции. Проблема неопределенности требует критикоаналитической перспективы – а не немедленного решения того, кто прав или виноват, – чтобы понять комбинацию фактов и ценностей, которые каждая из сторон может собрать для установления между ними некоего равновесия. Как далее говорит Саймон, «мы не можем решить подобные вопросы, лишь отсылая их определенным группам экспертов. В лучшем случае мы можем переместить противоречие в плоскость конкретного судопроизводства, в котором мы, неспециалисты, будем слушаться экспертов, но будем вынуждены выбирать, каких именно»[417]417
  Simon H.A. Reason in Human Affairs. Stanford: Stanford University Press, 1983. P.97.


[Закрыть]. Традиция свободных искусств по крайней мере способна воспитать граждан, иногда использующих возможность самостоятельного мышления, а также умеющих задавать непростые вопросы, что само по себе уже отнюдь не пустяк. Колледжи и университеты, и в особенности наши ведущие исследовательские университеты, представляют собой беспрецедентные институциональные платформы для осуществления подобного проекта, начатого не кем иным, как Платоном и некоторыми из его современников 2400 лет тому назад в холмах над Афинами. Смысл его тогда состоял в том, чтобы формулировать правильные вопросы и искать на них ответы, а такой подход, осознаем мы то или нет, продолжает формировать и наши представления, и наши учебные заведения. Как нам напоминает философ Ребекка Голдштейн, эта традиция сохраняется не только в наших учебных аудиториях, но и в Гуглплекс[418]418
  Goldstein R. Plato at the Googleplex: Why Philosophy Won’t Go Away. N.Y.: Pantheon, 2014.


[Закрыть].