Текст книги "Модель Нового американского университета"

Договор между федеральным правительством и американскими исследовательскими университетами

Семьдесят пять лет затянувшихся дебатов о роли федерального правительства в высшем образовании следовали за изначальными дискуссиями Конституционального конвента, завершившимися принятием Закона Моррилла, который и явился прецедентом федеральной поддержки высшего образования. Но достижение американскими исследовательскими университетами мирового господства может быть связано более непосредственно с федеральными инвестициями в научно-исследовательскую деятельность в десятилетия, последовавшие за Второй мировой войной[275]275
  Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities. P. 30–48. См. также: Geiger R.L Research and Relevant Knowledge. P. 3–29; Graham H.D., Diamond N. The Rise of American Research Universities. P. 9.


[Закрыть]. Послевоенная эпоха подготовила почву для беспрецедентной федеральной поддержки научных исследований, проводимых исследовательскими университетами нашей страны, сфокусированными в основном на национальной обороне, экономическом процветании и здравоохранении. Условия «общественного договора в области науки» определялись следующим образом: «Правительство обязуется финансировать фундаментальные науки, которые независимые эксперты сочтут наиболее достойными поддержки, ученые же обещают, что исследования будут проведены на должном уровне и добросовестно, а также что они обеспечат непрерывный поток открытий, а с ними – и новые продукты, медикаменты или вооружение»[276]276
  Guston D.H., Keniston K. The Social Contract for Science // The Fragile Contract: University Science and the Federal Government / ed. by D.H. Guston, K. Keniston. Cambridge, MA: MIT Press, 1994. P. 1–2.


[Закрыть]. Этот поразительно продуктивный симбиоз породил так называемый децентрализованный, плюралистический и чрезвычайно конкурентный академический рынок, подпитываемый федеральными долларами на исследования. Ожесточенная конкуренция за федеральную и промышленную поддержку и частные инвестиции способствовали инновациям и рискованным предприятиям и побудили ряд амбициозных университетов стать крупнейшими исследовательскими институтами[277]277
  Graham H.D., Diamond N. The Rise of American Research Universities. P. 9–25.


[Закрыть].

Федеральные инвестиции в академические исследования едва ли были чем-то новаторским. Истоки подобной поддержки исследований в области сельского хозяйства прослеживаются с момента принятия Закона Хэтча (1887), породившего, по выражению Роджера Гейгера, «клубок взаимоотношений», которые оказались бесценными как для нашего общего благосостояния, так и для всего академического сектора. В основном же именно интересы национальной обороны послужили причиной того, что федеральные инвестиции приобрели свои настоящие очертания. Так устанавливались иногда весьма непростые взаимоотношения между американскими исследовательскими университетами и вооруженными силами или тем, что президент Дуайт Эйзенхауэр в 1961 г. в своем знаменитом прощальном обращении к стране назвал «военно-промышленным комплексом»[278]278
  Geiger R.L. Science, Universities, and National Defense, 1945–1970// Osiris. 2nd ser. 1992. No. 7. P. 26–27; Eisenhower D.D. Farewell Address to the Nation (January 17,1961)//Public Papers of the Presidents. 1960. P. 1035–1040.


[Закрыть]. Хотя федеральные инвестиции в университетские исследования стали отличительной чертой договора, взаимоотношения между федеральным правительством и академическим сектором явились решающими для растущего влияния американского исследовательского университета и в некоторых других аспектах. Так, Управление общественных работ (WPA), созданное администрацией Франклина Рузвельта и финансировавшееся Конгрессом для разрешения экономического кризиса той эпохи, привело к созданию крупномасштабной академической инфраструктуры, функционирующей и по сей день. Закон о переходе военнослужащих на гражданское положение (1944), известный как Закон о правах военнослужащих (G.I. Bill), способствовал широкой доступности крупнейших исследовательских университетов вследствие своего воздействия, охватившего миллионы ветеранов. Федеральная поддержка программ финансовой помощи, включая Грант Пелла, не перестает оказывать значительное воздействие на жизни миллионов студентов[279]279
  Mumper М. et al. The Federal Government and Higher Education. P. 113–118.


[Закрыть].

Условия договора между федеральным правительством и американскими исследовательскими университетами определялись манифестом «Наука – бесконечные рубежи: доклад президенту о программе послевоенных научных исследований», опубликованный в июле 1945 г. Ванневаром Бушем, директором-основателем Управления НИОКР при президентах Рузвельте и Трумэне. Этот доклад положил начало послевоенным федеральным инвестициям в национальные научные предприятия, возглавляемые группой элитных исследовательских университетов, а также зарождавшейся системе национальных лабораторий. Негласное воззвание к академической науке предполагало восприятие науки как источника, способного не только поддерживать американское военное господство, но и служить движущей силой экономического роста и повышения уровня жизни посредством производства наукоемких технологий на благо всего человечества. Грег Закари высказал соображение, что образ рубежей, к которому апеллирует доклад, был крайне уместным: тем самым «поиски знаний могли заменить исчезающую географическую границу, являя собой новый источник американской свободы и творчества»[280]280
  Zachary G.P. Endless Frontier: Vannevar Bush, Engineer of the American Century. Cambridge, MA: MIT Press, 1999. P. 223. «Популярность тезиса Фредерика Джексона Тернера о “рубежах” – то есть о том, что способность к развитию в новых географических границах подпитывала американскую демократию, – означала, что лидеры общественности оказались крайне восприимчивы к заявлению Буша», как замечает Закари (Р. 442).


[Закрыть].

Поскольку доклад систематизировал позицию в пользу долгосрочной правительственной поддержки исследований и разработок, он стимулировал создание таких федеральных ведомств, как Национальный научный фонд (NSF), Национальные институты здравоохранения (NIH) и Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (NASA), а также систему национальных лабораторий, например, в Лос-Аламос и Ливермор[281]281
  Всесторонний обзор с описанием истории развития системы федеральных лабораторий представлен в работе: Westwick P.J. The National Labs: Science in an American System, 1947–1974. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2003. См. также: Crow M.M., Bozeman В. Limited by Design: R&D Laboratories in the U.S. National Innovation System. N.Y.: Columbia University Press, 1998.


[Закрыть]. Значительное число исследований, осуществленных учеными и инженерами под эгидой университетов, проводится в рамках системы национальных лабораторий, финансируемых такими федеральными ведомствами, как Министерство энергетики США, но управляемых промышленными подрядчиками или университетами[282]282
  Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities. P. 38.


[Закрыть]. Хотя статус американских исследовательских университетов как основного места проведения исследований и разработок в ретроспективе представляется очевидным, финансирование исследований могло точно так же быть направлено и на промышленные лаборатории или независимые исследовательские институты. Однако успех Манхэттенского проекта показал потенциал и экономические выгоды исследований именно на базе университетов, а доклад Буша упрочил формальные взаимосвязи между федеральным правительством и исследовательскими университетами[283]283
  Geiger R.L. Organized Research Units: Their Role in the Development of University Research// Journal of Higher Education. 1990. Vol. 61. No. 1. P. 1.


[Закрыть]. Сфокусированность на науке и технике, однако, оставляла без внимания социальные и гуманитарные науки, что, как объясняет Джонатан Коул, «серьезно повредило будущему обеих отраслей наук, замедлив их развитие, и принизило достоинства междисциплинарных исследований». На данное упущение обратили внимание лишь в 1960-е годы, когда Национальный научный фонд начал поддержку социальных и поведенческих наук[284]284
  Cole J.R. The Great American University. P. 100.


[Закрыть].

Федеральные инвестиции в производство знаний играют ключевую роль, ибо частному сектору обычно недостает стимулов для проведения фундаментальных исследований. Ванневар Буш указывал на это: поскольку «фундаментальные исследования по своей природе являются некоммерческими… они не получат требуемого внимания, будучи предоставленными одной лишь промышленности»[285]285
  Bush V. Science – The Endless Frontier: A Report to the President on a Program for Postwar Scientific Research. Washington, DC: U.S. Government Printing Office, 1945. Ch. 3.


[Закрыть]. Экономисты долгое время отмечали этот недостаток мотивации бизнеса и промышленности к инвестициям в фундаментальные исследования. Классический анализ данной дилеммы принадлежит Ричарду Р. Нельсону, заметившему в 1959 г., что, хотя научные исследования несут общественную пользу и обладают экономической ценностью, «одни лишь частные коммерческие возможности, скорее всего, не привлекут такие объемы ресурсов в фундаментальные исследования, какие были бы желательны для общества». Частный сектор вряд ли сможет достаточно инвестировать в фундаментальные исследования, поскольку «лишь немногие фирмы действуют в столь обширной области экономики, чтобы суметь извлекать непосредственную пользу из всех новых технических возможностей, открываемых благодаря успехам в области фундаментальных исследований»[286]286
  Nelson R.R. The Simple Economic of Basic Scientific Research // Journal of Political Economy. 1959. Vol. 67. No. 3. P. 302.


[Закрыть]. Как заметил Кеннет Эрроу в своей работе (1962), поскольку для фундаментальных исследований «существует явно мало возможностей быть оцененными по заслугам, необходимо, чтобы правительство или иное ведомство, не руководствующееся хозрасчетными критериями, финансировало исследования и разработки»[287]287
  Arrow K.J. Economic Welfare and the Allocation of Resources for Invention// The Rate and Direction of Inventive Activity: Economic and Social Factors / ed. by R.R. Nelson. Cambridge, MA: National Bureau of Economic Research, 1962. P.618, 623.


[Закрыть]. Натан Розенберг выделяет два ключевых фактора: «Рыночные стимулы недостаточно сильны, чтобы провести социально оптимальное количество инвестиций в исследования – ввиду несоответствий и неопределенностей». Поскольку знания – однажды оказавшись «на витрине» – рассматриваются как товар, даже если его предназначение остается неопределенным, инвестиции в производство знаний предполагают степень риска, пойти на который частный сектор может оказаться не готов. Таким образом, «рыночные силы не предоставляют мощных стимулов для проведения исследований, в особенности фундаментальных»[288]288
  Rosenberg N. Why Do Firms Do Basic Research (with Their Own Money)? // Research Policy. 1990. Vol. 19. P. 165–174.


[Закрыть]. «Исследования стоят денег – больших денег», – замечает экономист Пола Стефан, а распределение федеральной поддержки на фундаментальные исследования приходит с признанием того, что научные исследования являются общественным благом. Как она объясняет, пекарь зарабатывает деньги, продавая хлебобулочные изделия, а симфонические оркестры требуют оплаты за посещение своих выступлений, однако научные исследователи не могут быстро указать на выгоды своей деятельности, поскольку, будучи раскрытой, их информация может утратить свою ценность: «В особенности сложно указать на выгоды от фундаментальных исследований, на которые в лучшем случае потребуются годы для получения какой-то определенной продукции, а рынок может этого и не оценить, – поясняет она. – Кроме того, не менее, если не более, важным оказывается то, что практически невозможно выявить выгоды от вклада, который фундаментальные исследования смогут внести в будущие фундаментальные исследования»[289]289
  Stephan R How Economics Shapes Science. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2012. P. 111–112.


[Закрыть].

С началом холодной войны вновь усилившаяся потребность в обеспечении конкурентоспособности США посредством научных открытий и технологических инноваций подчеркнула необходимость долгосрочных федеральных инвестиций в академические исследования. В сложившейся ситуации американскому исследовательскому университету, судя по всему, пришлось придерживаться ряда целей и ценностей, определяемых цепочкой интересов, связанных с военно-промышленным комплексом, который называли университетом холодной войны. Федеральные инвестиции в научные исследования породили, по выражению историка Стюарта Лесли, «университет, рассеянный вокруг вооруженных сил». О «военно-промышленно-академическом комплексе» Лесли пишет: «“Золотой треугольник” военных ведомств, высокотехнологичной промышленности и исследовательских университетов породил новый тип послевоенной науки, размывшей традиционные различия между теорией и практикой, наукой и проектированием, гражданским и военным сектором, засекреченным и незасекреченным, и связанной как по роду деятельности, так и контрактным обязательствам, с национальной безопасностью»[290]290
  Leslie S.W. The Cold War and American Science: The Military Industrial Academic Complex at MIT and Stanford. N.Y.: Columbia University Press, 1993. P. 2. См. также: Löwen R.S. Creating the Cold War University: The Transformation of Stanford. Berkeley: University of California Press, 1997; и сборник эссе, изданных Ноамом Хомски и др.: The Cold War and the University: Toward an Intellectual History of the Postwar Years. N.Y.: New Press, 1997.


[Закрыть]. Новое научное предприятие – «Большую науку» – иногда уподобляют сделке Фауста. Считается, что данные институты подверглись «огосударствлению», способствовавшему сужению области их научных исследований и бюрократизации науки. Призыв к переосмыслению американского исследовательского университета тем самым предполагает преодоление ограничений, навязанных университетской моделью времен холодной войны.

Масштабы высшего образования в америке в исторической перспективе

Являясь одновременно старейшей корпорацией и высшим учебным заведением США, Гарвард олицетворяет собой легитимность и авторитет, который социолог Дж. Дуглас Тома, рассуждая об институциональном изоморфизме, т. е. парадоксальной тенденции организаций и институтов копировать друг друга и становиться все более единообразными, приписывает престижным колледжам и университетам. Гарвард действительно престижен, и в той мере, в какой академический престиж коррелирует с прибылью в корпоративном секторе[291]291
  Тота J.D. Institutional Strategy: Positioning for Prestige // The Organization of Higher Education: Managing Colleges for a New Era / ed. by M.N. Bastedo. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2012.


[Закрыть], богатство Гарварда намного превосходит размер его фонда целевого капитала и обширных владений. Помимо своего внушающего уважение наследия научных достижений, размеры его мирских активов, непревзойденных среди американских вузов, говорят об объеме средств в распоряжении некоторых университетов «золотого стандарта» американского высшего образования. «Объемы пожертвований в фонды целевого капитала некоторых учебных заведений поистине ошеломляют», пишет экономист Рональд Эренберг[292]292
  Ehrenberg R.J. Tuition Rising: Why College Costs So Much. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2000. P. 36. Эренберг представил свою оценку, основываясь на рыночной стоимости фонда целевого капитала 30 июня 1997 г., когда по Гарварду их цифра достигла 11 млрд долл.


[Закрыть]. С фондом целевого капитала в 35,4 млрд долл, (а до кризиса он составлял 38,4 млрд) Гарвард является самым обеспеченным университетом в мире. По объему фонда целевого капитала он значительно превосходит Йель (20,8 млрд), Принстон (18,2 млрд) и Стэнфорд (18,7 млрд)[293]293
  Year-by-Year Comparison of College and University Endowments, 2007–2012 // Chronicle of Higher Education. 2013. February 1. <http://chronicle. com/article/Year-by-Year-Comparison-of/136935/>; U.S. and Canadian Institutions Listed by Fiscal Year 2013 Endowment Market Value and Change in Endowment Market Value from FY 2012 to FY 2013 // National Association of College and University Business Officers and Common fund Institute.


[Закрыть], и, по некоторым оценкам, этот капитал даже превышает сумму ВВП Иордании[294]294
  America’s Ten Richest Universities Match These Countries’ GDPs // New Republic. 2014. April 30.


[Закрыть]. «Богатство, как и возраст, не делает университет великим. Но они тому способствуют» – сие откровение доносит до нас проспект о приеме в Гарвард 1963 г.[295]295
  Information about Harvard College for Prospective Students 60. 1963. P. 1–2; цит. no: Thelin J.R. A History of American Higher Education. P. xxi.


[Закрыть]

Двадцать пять миллионов квадратных метров учебных и административных площадей и помещений научно-исследовательской инфраструктуры – Гарвардский университет размещается в более чем 600 зданиях, разбросанных на 5000 акров в Кембридже, окрестностях Бостона и других регионах, включая Дамбартон Оукс (Вашингтон, округ Колумбия), а также Вилла Тати (около Флоренции и Фьезоле). Библиотеки Гарварда хранят более 17 млн томов, а его знаменитые коллекции изобразительного искусства, насчитывающие более четверти миллиона объектов, занимают три музея – Фогг, Буш-Райзингер и Артур М. Саклер – которые вместе с четырьмя научно-исследовательскими центрами образуют Гарвардский музей искусств. Гарвардский музей науки и культуры включает консорциум учреждений мирового класса, как, например, Музей археологии и этнологии Пибоди и Музей сравнительной зоологии[296]296
  Harvard University Fact Book 2010–2011 and 2011–2012 / Harvard University, Office of Institutional Research, <http://www.provost.harvard.edu/ institutional_research/factbook.php>; Harvard at a Glance. <http://www. harvard.edu/harvard-glance>; <http://www.harvardartmuseums.org/>; <http://hmsc.harvard.edu/>.


[Закрыть].

Факультет искусств и наук, одно из 11 академических подразделений, включает Гарвардский колледж, сегодня предлагающий студентам более 3 тыс. курсов в более чем 40 базовых областях специализации на уровне бакалавриата, и Высшую школу, предлагающую 50 магистерских образовательных программ. Доминирующее положение других структурных подразделений университета – от бизнеса до дизайна, от богословия до инженерных наук, менеджмента, права, медицины, здравоохранения и др. – не требует доказательств. Имеется также великое множество академических центров, исследовательских институтов и научных обществ. Профессора – численность ППС в Гарварде составляет приблизительно 2400 человек – являются лауреатами бесчисленных международных наград и премий, а полный их список, включая работавших ранее, насчитывает 44 нобелевских лауреата. В разные периоды времени 29 выпускников Гарварда возглавляли государство, в том числе из Гарварда вышли восемь президентов США, от Джона Адамса до Барака Обамы. И хотя федеральные расходы на научные исследования в Гарварде отстают от объемов федерального финансирования Университета Джонса Хопкинса (ведущего в этом отношении в стране на протяжении более трех десятков лет) и еще более двух дюжин университетов, в 2013 финансовом году они тем не менее составили 639 млн долл, плюс нефедеральные поступления – 182 млн. Доходы университета превысили 4,2 млрд, что точно соответствует цифре опубликованных расходов[297]297
  Harvard University Fact Book, <http://oir.harvard.edu/fact-book/sponsored_ research>; Harvard at a Glance, <http://www.harvard.edu/harvard-glance>.


[Закрыть].

Будучи старейшим и наиболее состоятельным университетом Америки, Гарвард, возможно, и не самый типичный представитель своего институционального типа, но мы предложили обзор его ресурсов, просто чтобы продемонстрировать масштабы некоторых американских исследовательских университетов. Это чрезвычайно успешная модель, породившая институциональные платформы, где неизменно сочетаются образование и исследования мирового уровня – с довольно скромными объемами набора студентов. Так, в нынешнем учебном году в бакалавриат было зачислено около 6700 абитуриентов[298]298
  Harvard at a Glance, <http://www.harvard.edu/harvard-glance>. Сегодня в Гарварде обучается приблизительно 14,5 тыс. студентов магистратуры и слушателей программ профессионального образования; это вдвое больше, чем в гарвардском бакалавриате и примерно столько же, сколько обучается в магистратуре Мичиганского университета. Common Data Set 2012–2013 / University of Michigan Office of Budget and Planning, <http://sitemaker.umich.edu/obpinfo/files/umaa_cds_2013.pdf>.


[Закрыть]. На своей 363-й церемонии вручения дипломов, прошедшей в мае 2014 г., Гарвардский колледж вручил 1662 диплома бакалавра[299]299
  7,334 Degrees, Certificates Awarded at Harvard’s 363rd Commencement // Harvard Gazette. 2014. May 29.


[Закрыть]. В марте 2014 г. Гарвардский колледж принял 2023 человека, что составляет 5,9 % от подававших заявление абитуриентов (34 295 человек)[300]300
  College Admits Class of‘18’ // Harvard Gazette. 2014. March 27.


[Закрыть]. Из них, по нашим оценкам, приблизительно 1600 человек, скорее всего, были приняты по результатам достижений за предыдущие три учебных года.

Гарвард вовсе не одинок в том, что касается скромного масштаба приема. Энтони Грэфтон совершенно прав: вместе все студенты, зачисленные во все традиционные гуманитарные колледжи, не заполнили бы футбольный стадион даже одного университета Большой десятки, однако о наборе в некоторые ключевые университеты надо сказать особо. В Массачусетский технологический институт на осенний семестр 2013 г. было принято 4528 бакалавров и 6773 магистра[301]301
  <http://web.mit.edu/registrar/stats/yrpts/index.html>.


[Закрыть]. Соотношения «три студента на одного преподавателя» в Калифорнийском технологическом институте удалось достичь, когда в 2012/2013 уч. г. приняли 997 бакалавров и 1253 магистра[302]302
  <http://www.caltech.edu/content/glance>.


[Закрыть]. В Бард-колледж зачисляется приблизительно 2000 бакалавров; в Уильямс-колледж – примерно столько же; в Боудойн – примерно 1750; в Сварсмор – около 1500. Сдвиг в сторону жесткой селективной политики приема в гуманитарных колледжах очевиден. Государственные колледжи и университеты обычно, разумеется, принимают намного больше абитуриентов. Весь контингент студентов в Гарвардском колледже, например, по численности приблизительно равен числу выпускников-бакалавров, которых ежегодно выпускает Университет Калифорнии в Беркли[303]303
  <http://opa.berkeley.edu/statistics/UndergraduateProfile.pdf>.


[Закрыть], или числу абитуриентов, зачисляемых на бакалаврские программы в Инженерную школу Университета Техаса в Остине[304]304
  Cockrell School of Engineering Facts & Figures, 2012–2013. <http://www. engr.utexas.edu/about/facts>.


[Закрыть]. Исследовательские университеты обычно включают в свои академические структуры гуманитарные образовательные программы, набор на которые по численности обычно превосходит набор во все независимые гуманитарные колледжи. Однако даже эти университеты (и государственные, и частные) не смогли расширить набор до уровня, который соответствовал бы росту численности населения. В известной мере прочность позиций нынешней модели зависит от успеха в этом деле. Поскольку престиж ведущих университетов остается высочайшим, нет и мотивации для каких-либо перемен. Как следствие они стали настолько избирательными, что систематически отсеивают большинство хорошо подготовленных абитуриентов. В 2012/2013 уч. г. восемь университетов Лиги плюща выдали 15 541 диплом бакалавра, а лучшие 50 гуманитарных колледжей – 23 672 диплома. В том же учебном году университеты Лиги плюща отвергли 222 279 абитуриентов, а гуманитарные колледжи – 190 954 абитуриента[305]305
  Данные за 2012/2013 уч. г. – самые свежие в базе IPEDS (Integrated Postsecondary Education Data System). Данные по лучшим 50 гуманитарным колледжам взяты из рейтинга: U.S. News & World Report за 2015 г. Анализ University Innovation Alliance проведен Archer Analytics LLC.


[Закрыть]. Если наши ведущие исследовательские университеты полагают нормальным сохранение подобных невысоких показателей набора, должны появиться другие институциональные модели, обеспечивающие доступность академических платформ и содействующие производству знаний. Таким образом, проблема заключается в ограниченных возможностях масштабируемости, в особенности наших государственных исследовательских университетов, которые предлагают образование широким массам населения, в том числе студентам в первом поколении и студентам из социально уязвимых категорий населения, а также – соединяя исследования с обучением – содействуют экономической конкурентоспособности нашей страны.

Напомним: когда Гарвардский колледж набрал свою первую учебную группу, все европейское население колоний насчитывало примерно 10 тыс. человек. К началу Американской революции численность населения выросла до 2,5 млн, при этом в имевшихся девяти колледжах (впоследствии ставших Гарвардским университетом, Йельским университетом, Пенсильванским университетом, Принстонским университетом, Колумбийским университетом, Брауновским университетом, Дартмутским колледжем, Колледжем Вильгельма и Марии, Ратгерским университетом) обучалось не более 750 студентов. К 1800 г. число колледжей возросло до 18, с общим набором 1150 человек[306]306
  Bowen W.G., Kurzweil М.А., Tobin Е.М. Equity and Excellence in American Higher Education. Charlottesville: University of Virginia Press, 2006. P. 13.


[Закрыть]. Согласно переписи 1840 г. 173 колледжа страны зачислили примерно 16 тыс. студентов. И, как заметил один эксперт относительно средних цифр набора в колледж, «остается лишь гадать, какой тип факультета сможет продержаться с 93 (или и того менее) студентами». После Гражданской войны численность населения страны резко возросла – до 39,8 млн человек, и, по примерным подсчетам, 52 286 чел. (0,13 % населения) были зачислены в 563 учебных заведения, присуждающих ученые степени. К концу десятилетия, когда был основан Университет Джонса Хопкинса, численность населения достигла уже 50 с лишним миллионов, и прием в высшие учебные заведения вырос более чем вдвое – до 115 817 человек в 811 вузов, что тем не менее представляло лишь 0,23 % населения страны[307]307
  Министерство образования США. Национальный центр по статистике образования. Табл. 197: Историческая сводка по преподавательскому составу, студентам, ученым степеням и финансам в университетах: избр. годы за период с 1869/1870 по 2009/2010 уч. г.


[Закрыть].

Между 1890 г. и Первой мировой войной масштабы приема возрастают, при этом число появившихся новых колледжей практически сравнялось с числом прекративших существование. Крупнейшие вузы лидировали по показателям роста, причем набор в них более чем удвоился за этот период[308]308
  Geiger R.L. The Ten Generations of American Higher Education // Higher Education in the Twenty-First Century: Social, Political, and Economic Challenges. 3rd ed. / ed. by Ph.G. Altbach, R.O. Berdahl, P.J. Gumport. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1999. P. 52. Гайгер отмечает, что в 10 крупнейших университетах в 1895 г. контингент студентов насчитывал в среднем 2 тыс. человек, а два десятилетия спустя эта цифра возросла до 5 тыс. человек.


[Закрыть]. К началу XX в. 977 вузов зачисляли 238 тыс. студентов, а к 1930 г. примерно 1400 вузов – 1,1 млн студентов[309]309
  Menand L. The Marketplace of Ideas: Reform and Resistance in the American University. N.Y.: W.W. Norton, 2010. P. 100. Эта тенденция подкрепляется ростом численности профессуры. Как сообщает Менанд, «в 1870 г. в Соединенных Штатах было 5553 профессоров; в 1890 г. – 15 809; в 1930 г. – 23 868».


[Закрыть]. Период между мировыми войнами был назван началом массового высшего образования. Набор вырос до 1,5 млн человек к началу Второй мировой войны, и впервые в истории набор в государственные вузы превысил по численности набор в частные вузы. Однако в 1939 г. все еще не более 1,1 % населения страны поступало в колледжи[310]310
  Lingenfelter Р.Е. The Financing of Public Colleges and Universities in the United States I I Handbook of Research in Education Finance and Policy / ed. by H.F. Ladd, E.B. Fiske. N.Y.: Routledge, 2008. P. 651–654.


[Закрыть]. Послевоенная эпоха, по мнению Менанда, может быть четко поделена на два периода: период экспансии с 1945 по 1975 г., называемый «золотой эпохой», и период диверсификации – с 1975 г. по настоящий день[311]311
  Menand L. The Marketplace of Ideas. P. 63–64.


[Закрыть]. Набор на программы бакалавриата, включая муниципальные колледжи, с 1940 по 1970 г. вырос в 5 раз. Набор на программы магистратуры возрос почти на 900 %: «Доля молодых людей, обучающихся в колледже, утроилась: с 15 до 45 %, – поясняет Гейгер. – Начавшись с потока возвращавшихся солдат и завершаясь притоком студентов муниципальных колледжей в начале 1970-х годов, данный период оказался отмечен самым бурным ростом в истории Америки»[312]312
  Geiger R.L. The Ten Generations of American Higher Education. P. 58–59; цит. no: Menand L. The Marketplace of Ideas. P. 64.


[Закрыть]. Менанд четко подытоживает объемы роста: «В 1870 г. один из 60 человек в возрасте от 18 лет до 21 года учился в колледже; к 1900 г. – один из 25. В 1940 г. – один из 6,5… Сегодня половина всех американцев имеют какой-либо опыт обучения в колледже; 25 % получают диплом бакалавра (два или четыре года обучения)»[313]313
  Ibid. P. 48. No. 26.


[Закрыть]. За последнюю четверть века общая численность поступающих в высшие учебные заведения выросла с 13 млн до более чем 21 млн человек[314]314
  Snyder T.D., Dillow S.A. Digest of Education Statistics 2011. Table 279: Degrees conferred by degree-granting institutions, by level of degree and sex of student: Selected years, 1869–1870 through 2019–2020/National Center for Education Statistics, Institute of Education Sciences, U.S. Department of Education. Washington, DC, 2012; The Economics of Higher Education /U.S. Department of Treasury with the U.S. Department of Education. Washington, DC, 2012.


[Закрыть].

Возможно, «высшее образование» в Америке и началось с девяти студентов и одного преподавателя в Гарвардском колледже в 1636 г., однако в 2012 г. набор на программы высшего образования по стране, включая муниципальные колледжи, превысил 21 млн человек, в том числе 18,2 млн бакалавров и 2,9 млн – магистров[315]315
  Ginder S.A., Kelly-Reid J.E. Enrollment in Postsecondary Institutions, Fall 2012: First Look (Provisional Data). Table 1. Washington, DC: National Center for Education Statistics, 2013. <http://nces.ed.gove/pubsearch>.


[Закрыть]. Сорок пять процентов всех бакалавров США обучаются в муниципальных колледжах, в том числе 4,6 млн человек – на заочных программах[316]316
  American Association of Community Colleges, 2014. Fact Sheet.


[Закрыть]. Семьдесят три процента студентов обучаются в государственных учебных заведениях. Согласно докладу Министерства финансов США, распределение по типам колледжей следующее: «Примерно 18 % обучается в частных некоммерческих колледжах – этот сектор охватывает исследовательские университеты и небольшие гуманитарные колледжи, а также специализированные религиозные учебные заведения. Примерно 9 % – в частных коммерческих (т. е. “частновладельческих”) вузах». В докладе отмечается, что набор в этом последнем секторе стремительно вырос с 200 тыс. человек в конце 1980-х годов до более чем 2 млн сегодня[317]317
  Snyder T.D., Dillow S.A. Digest of Education Statistics 2011. Table 279: Degrees conferred by degree-granting institutions, by level of degree and sex of student: Selected years, 1869–1870 through 2019–2020; The Economics of Higher Education / U.S. Department of Treasury with the U.S. Department of Education. Washington, DC, 2012; Ginder S.A., Kelly-Reid J.E. Enrollment in Postsecondary Institutions. Fall 2012. Table 1.


[Закрыть]. Приведенные цифры говорят о несоответствии элитистской модели уровню спроса в сфере высшего образования. Это особенно верно, если цель заключается в обеспечении образования мирового класса, предлагаемого исследовательскими университетами. Как мы отметили в главе 1, в стране, где обучается 18,2 млн бакалавров, лишь 1,1 млн попали в университеты Ассоциации американских университетов, при этом совокупный набор на программы бакалавриата в 108 исследовательских университетов (в том числе 60 вузов ААУ) составляет немногим более 2 млн человек[318]318
  Association of American Universities. AAU by the Numbers. 2013. April. <https://www.aau.edu/WorkArea/DownloadAsset.aspx?id=13460>; Carnegie Foundation for the Advancement of Teaching, сводные таблицы о цифрах приема по типам вузов (на основе самых свежих доступных данных – IPEDS за осень 2009 г.): <http://classifications.carnegiefoundation. org/summary/basic.php>.


[Закрыть]. На фоне прогнозов о дефиците образованных работников и росте численности населения (к середине столетия, скорее всего, она превысит 100 млн человек) ограниченная масштабируемость американского высшего образования – не тот вопрос, решение которого можно отложить на потом.

Каждый институт укоренен в свои традиции и зависит от определенного стечения обстоятельств в исторической траектории развития общества. Наши современные колледжи и университеты – наследники многовековой традиции, которая, как известно, на Западе прослеживается до XI или XII в. и ранее – до таких институциональных форм, как монастырь и соборные школы средневековья и даже академии классической античности[319]319
  «Наши университеты – порождение средних веков, – пишет филолог Эрнст Роберт Куртиус. – Нигде в античном мире мы не встретим подобных учреждений, с их системой привилегий, фиксированной учебной программой, иерархией ученых степеней (бакалавр, специалист, магистр, доктор)» (Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. Princeton: Princeton University Press, 2013. P. 54). Классическим описанием истории первых университетов по-прежнему остается работа: Rashdali Я. The Universities of Europe in the Middle Ages. Oxford: Oxford University Press, 1895.


[Закрыть]. На разных этапах своего развития эти образовательные структуры переживали периоды стагнации и периоды поступательной эволюции. По мнению сторонников экологических теорий институциональных или организационных изменений, организации адаптируются к окружающим условиям. Естественный отбор моделей в ходе институциональной эволюции фокусируется на произвольном характере приспособления к окружающей среде для объяснения изменений. Сопутствующие теории пытаются объяснить структурную инерцию и сопротивление переменам[320]320
  См., например: Hannan М.Т., Freeman J. Structural Inertia and Organizational Change //American Sociological Review. 1984. Vol. 49. April. P. 149–164; Aldrich H.E., Pfeffer J. Environments of Organizations //Annual Review of Sociology. 1976. Vol. 2. No. 1. P. 79–105.


[Закрыть]. Процесс институциональной эволюции не прекращается, так что колледжи и университеты функционируют в эволюционно комплексном поле наподобие любого другого типа организации. В то же время есть вузы, которые даже сегодня напоминают элитные колледжи колониальной Новой Англии, и другие, все еще придерживающиеся своих конфигураций XIX в. Однако институциональная эволюция должна оцениваться в более широком контексте демократического эксперимента, все еще продолжающегося после более двух веков бурного прогресса.

В той мере, в какой исследовательский университет открыто избирает курс на инновации и тем самым превращается в научное предприятие, вуз расширяет свои задачи, не ограничиваясь традиционными ролями производства знаний (исследования) и их распространения (преподавание). Именно это мы и подразумеваем, говоря о модели Нового американского университета как о комплексном научном предприятии. Генри Эцковиц увязывает смысл данной модели с понятием «предпринимательского университета» и подводит к мысли о реорганизации, необходимой для реализации расширенной университетской миссии: «По мере того как университет приобретает новую роль в обществе, он претерпевает внутренние изменения для интеграции новых функций и взаимоотношений. “Внутренняя логика” изначальной академической миссии теперь предполагает не только сохранение знаний (образование), но производство знаний (исследования), а затем и применение этих новых знаний (предпринимательство)». Применение знания в этом смысле предполагает академическое сотрудничество с промышленностью и правительством – именуемое Эцковицем «тройной спиралью» инновации, которую мы подробнее рассмотрим в главе 4 и вновь, на конкретном примере, в главе 7. К тому же по мере того как государственный университет переоценивает себя как академическое предприятие, он отвергает представление о себе как о ведомстве и бюрократической категории, последствия чего мы рассмотрим в следующей главе. Как поясняет Эцковиц, в данном контексте «каждая последующая академическая организационная инновация укрепляет потенциал университета по определению собственного стратегического курса»[321]321
  Etzkowitz Я. The Triple Helix: University Industry Government Innovation in Action. N.Y.: Routledge, 2008. P. 33.


[Закрыть].

Траектория эволюции университетов в западном мире может быть представлена в виде гипотетических координат (X, У), охватывающих четыре квадранта (рис. 13). Движение вдоль оси X представляет расширение размеров вуза, т. е. сферу его функциональности. Если вуз осваивает сферу деятельности комплексного научного предприятия, его приверженность инновациям будет дополнять его традиционные роли и укреплять ориентацию на служение обществу. Тем самым его масштабы связаны и с интеллектуальным, или педагогическим, и функциональным измерением. Движение, описанное осью У, тем временем отражает ориентацию вуза по отношению к академическому предприятию. Внизу оси У можно обнаружить то, что теоретики организаций называют институтами консервации: ауто-ориентированные, не склонные к риску и в основном нацеленные на самосохранение. Инновация вряд ли сможет прорасти в ортодоксальной институциональной культуре, которая лишь с трудом способна продвигаться в конкурентной академической среде, полной сил созидательного разрушения. Их предприимчивые соперники – вузы, готовые приспосабливаться, вводить инновации и идти на риск при переосмыслении своей идентичности и ролей, – представлены в верхних квадрантах.

Таким образом, Новый американский университет появляется в верхнем правом квадранте, отведенном для передовых вузов, открыто ориентированных на инновации[322]322
  Crow M.M. The Research University as Comprehensive Knowledge Enterprise: A Prototype for a New American University // University Research for Innovation / ed. by L.E. Weberand, J.J. Duderstadt. L.: Economica, 2010.


[Закрыть]. Параболический сегмент показывает различные точки эволюции, которые подобный вуз может занимать.

Рис. 13. Схема эволюции вузов к модели Нового американского университета

Восходящая кривая представляет исследовательские университеты, сфокусированные на содействии инновациям, горизонтальная же – тех, что нацелены на укрупнение масштабов и увеличение доступности. Цель продвижения этой новой и дифференцированной модели американского исследовательского университета – в предоставлении альтернативы – дополнения модели традиционных вузов «золотого стандарта». Новая модель вводит условия для существенных и стремительных, а не поступательных и кумулятивных изменений. Поскольку новая модель пресекает инертность и застой, ее реализация обладает потенциалом революционных изменений, характерных для прерывистого равновесия[323]323
  О различных точках зрения на теорию прерывистого равновесия применительно к организационным изменениям см. в: Romanelli Е., Tushman M.L. Organizational Transformation as Punctuated Equilibrium // Academy of Management Journal. 1994. Vol. 37. No. 5. P. 1141–1166; Gersick C.J.G. Revolutionary Change Theories: A Multilevel Exploration of the Punctuated Equilibrium Paradigm //Academy of Management Review. 1991. Vol. 16. No. 1. P. 10–36; Weick K.E., Ouinn R.E. Organizational Change and Development//Annual Review of Psychology. 1999. Vol. 50. P. 361–386.


[Закрыть].