Текст книги "Модель Нового американского университета"

4. Открытия, креативность и инновации

В 1995 г. в ответ на планируемое сокращение федеральной поддержки научных исследований 16 руководителей ведущих технологических корпораций направили членам Конгресса открытое письмо, в котором сообщалось о тысячах научно-технологических прорывов, явившихся плодами партнерства между исследовательскими университетами, федеральным правительством и исследовательскими подразделениями промышленных предприятий. «Представьте себе жизнь без вакцин от полиомиелита и кардиостимуляторов, – говорится во вступлении. – Или цифровых компьютеров. Или муниципальных водоочистительных систем. Или космических метеостанций. Или передовых методов лечения рака. Или реактивных авиалайнеров. Или болезнеустойчивых зерновых культур и овощей. Или же сердечно-легочной реанимации»[419]419
  “А Moment of Truth for America”, an open letter to the U.S. Congress signed by W. Wayne Allen, Norman R. Augustine, John L. Clendenin et al.// Washington Post. 1995. May 2. В гл. 4 предложены исправленные и дополненные фрагменты из нашей главы, опубликованной в другой книге: CrowM.M., Dabars W.B. University-Based Research and Economic Development: The Morrill Act and the Emergence of the American Research University // Precipice or Crossroads: Where America’s Great Public Universities Stand and Where They Are Going Midway through Their Second Century / ed. by D.M. Fogel. Albany: State University of New York Press, 2012. P. 119–158, а также главы: CrowM.M. The Research University as Comprehensive Knowledge Enterprise: A Prototype for a New American University // University Research for Innovation / ed. by L.E. Weber, J.J. Duderstadt. L.: Economica, 2010. P. 211–225.


[Закрыть].

Позже, в самом начале экономического кризиса 2008 г., более 50 лидеров сферы государственного высшего образования, созванные Корпорацией Карнеги в Нью-Йорке, написали открытое письмо только что избранному президенту Обаме и его администрации относительно проекта Закона об инвестициях в высшее образование.

В разгар кризиса авторы подтвердили свое участие в партнерстве с федеральным правительством и исследовательскими университетами и даже еще более ярко описали их ключевую роль для общества:

Государственные и частные колледжи и университеты Америки всегда работали на благо страны, способствуя нашему социальному, экономическому, научному, культурному и техническому превосходству, обучая миллионы граждан, вносящих вклад в развитие каждого сектора общества. Сегодня, имея миллионы студентов, тысячи лабораторий, образовательных и информационных программ, развернутых в бесчисленных сельских и городских сообществах Америки, прославленные учебные заведения государственного высшего образования, а также аналогичные вузы в частном секторе обладают всеми возможностями обучить людей, прийти к новым идеям, средствам, решениям и инфраструктуре знания, необходимым нашей экономике для восстановления темпов роста, вернуть утраченные позиции и достичь новых вершин[420]420
  Higher Education Investment Act: An Open Letter to President-Elect Obama and His Administration// New York Times. 2008. December 16.


[Закрыть].

В то время как фундаментальные исследования изменили наше миропонимание, передовые технологии на основе университетских разработок – от лазеров до МРТ, глобальной системы навигации GPS и поисковых алгоритмов Google – неизмеримо подняли наш уровень жизни и способствовали экономическому росту. Все эти инновации фигурируют в перечне, составленном Джонатаном Коулом, вместе с тысячами других передовых «открытий, изобретений, устройств, понятий, методов и инструментов», значительно вознесших наш уровень жизни и внесших неизмеримый вклад в экономический рост. И все это благодаря исследовательским университетам нашей страны. Коул представил замечательный обзор фундаментальных и прикладных научно-технических исследований, но поскольку тот включает в себя более ста страниц, вряд ли есть смысл пытаться предложить здесь выжимку из него[421]421
  Cole].R. The Great American University: Its Rise to Preeminence, Its Indispensable National Role, and Why It Must Be Protected. N.Y.: Public Affairs, 2009. P. 4. Раздел 2 его книги «Открытия, изменяющие нашу жизнь» (Discoveries That Alter Our Lives. P. 191–342) дает представление о масштабах явления, но для перечисления всех открытий за последние 75 лет Коул создал сайт: <http://university-discoveries.com>.


[Закрыть].

Хотя об инновациях в секторе науки и технологий мы вспоминаем чаще из-за их ощутимого воздействия на нашу повседневную жизнь, творческая и исследовательская деятельность в области искусств, гуманитарных, социальных и поведенческих наук, возможно, определяет наши жизни в неменьшей степени. Ввиду того что любая попытка оценить степень, в какой мир науки сформировал и помог осмыслить реальный мир и повлиял на то, как мы в нем живем, была бы бесперспективной, если не невозможной, достаточно предположить, что объем вклада и диапазон воздействия науки просто неизмеримы. «Исследователи в данных областях беспрестанно делают открытия, – напоминает Коул. – Мы привыкли не считать результаты их деятельности чем-то чрезвычайно глубоким или имеющим важные последствия. И зря». Чтобы не объяснять очевидного, скажем лишь, что эти открытия «часто принимают форму основополагающих идей, понятий, теорий, а также итогов эмпирических исследований» и тем самым отличаются от научных открытий и технических изобретений: «Но когда исследователи переводят великих авторов, чьи работы до того нам были совершенно неизвестны, те становятся подобными открытиями. Когда лингвисты определяют фундаментальную структуру языка и лингвистических форм, или когда философы выдвигают новые гипотезы относительно причинно-следственных связей, это тоже – открытия». А с пришествием информационных технологий распространение знаний неизмеримо ускорилось: «Крупнейшие открытия в одной области быстро переходят в другую – скажем, из экономики в социологию или же из психологии в экономику. В самые краткие сроки перспективные концепции переходят из изначальной области в родственные дисциплины, а оттуда – в язык повседневности. Вот так мы все узнаем о таких понятиях, как “человеческий капитал”, “самосбывающееся пророчество”, “относительная депривация”»[422]422
  Cole J.R. The Great American University. P. 299–300. Коул объясняет, что этот сборник не задумывался ни всеобъемлющим, ни строго систематизированным (Р. 301). На его взгляд, если не считать сугубо количественных индексов цитирований, поразительно мало усилий было предпринято для системной оценки наиболее важных открытий в этих областях. Один из подобных перечней он расценивает как «крайне субъективный». См.: Deutsch K.W., Platt/., SenghaasD. Conditions Favoring Major Advances in the Social Sciences//Science. 1971. Vol. 171. February 5. P. 450–459.


[Закрыть].

В главе о воздействии научных исследований на нашу культуру, общество и ценности, уместно названной «Nosce te Ipsum» («Познай самого себя») Коул составляет свой перечень важнейших открытий в области гуманитарных, социальных и поведенческих наук, разбив их на пять общих категорий: «понятия, связанные с нашими решениями и рассуждениями; ценности и мнения; культура, экономика и общество; мы и наши чувства; а также наше “мышление о мышлении” – т. е. открытия в области философии, литературной теории и т. п.» Воздействие на процесс принятия решений и рассуждений, к примеру, отпочковывается от таких понятий и концепций, как «самосбывающееся пророчество», предложенное социологом Робертом К. Мертоном; теория когнитивного диссонанса, разработанная психологом Леоном Фестингером; теория игр и сопутствующие ей игры с нулевой суммой, которые он связывает с новаторскими работами математика Джона фон Неймана и экономиста Оскара Моргенштерна; или трагедия ресурсов общего пользования – дилемма, впервые рассмотренная Аристотелем, а затем, значительно позднее, экономистами XIX в., но выдвинутая на передний план в 1960-х годах экологом Гарреттом Хардином. Сходным образом, такие технологии, как голосование на выборах и проверка свидетельств и свидетельских показаний в ходе судебных слушаний, были преобразованы посредством научных исследований[423]423
  Cole J.R. The Great American University. P. 301–312.


[Закрыть].

Примеры воздействия академического мира на культуру, экономику и общество включают разработку и применение таких понятий, как «человеческий капитал», которое, как объясняет Коул, было предложено Адамом Смитом, но введено в современный научный оборот экономистами Мильтоном Фридманом и Гэри Беккером; «непреднамеренные последствия», введенное Робертом К. Мертоном в 1946 г.; «девиантное поведение», которое Мертон, заимствовав из текстов Эмиля Дюркгейма, использовал для анализа причин преступности и правонарушений. Социолингвистика внесла свой вклад в понимание лингвистических шаблонов представителей социально уязвимых слоев населения, а эконометрические и статические модели помогли политикам и чиновникам оценить эффективность социальной мобильности и взаимосвязанных с ней параметров неравенства, бедности и богатства. Социологи и антропологи сформулировали структурные детерминанты шаблонов поведения, а анализ социальных сетей пролил свет на человеческие взаимодействия. В качестве примера последнего Коул приводит «силу слабых связей» – явление, обнаруженное Марком Грановеттером: информационные и коммуникационные потоки и сигналы легче распространяются по сети знакомых, нежели среди близких друзей[424]424
  Ibid. Р. 314–329.


[Закрыть].

Вклад экономических, политических и поведенческих наук слишком значителен, чтобы его можно было описать вкратце, и для наших задач нет нужды углубляться. То же касается и оценки вклада данных областей в наше понимание «нас самих и наших чувств». И вновь мы здесь полагаемся на представленный Коулом обзор: «Исследования в таких областях, как лингвистика, социальная и культурная антропология, социальная психология и человеческая сексуальность, а в области прикладной профессиональной подготовки – правоведение, помогли нам сформировать представления о специфике человеческой природы; благодаря им мы получили знания из многих областей человеческой жизни, иногда влияющие и на политические дебаты и решения»[425]425
  Cole J.R. The Great American University. P. 329–342.


[Закрыть]. И это мы еще не упомянули о вкладе искусств и гуманитарных наук, укрепляющих нашу интеллектуальную культуру и расцветших в американском исследовательском университете.

Настоящая глава в основном посвящена совокупному воздействию научных исследований, разработок и образования на локальное, региональное, национальное и глобальное экономическое развитие – все больше зависящее от научных открытий и технологических инноваций. Новые знания, полученные благодаря научным исследованиям и ведущие к технологическим инновациям, по возрастающей содействовали экономическому росту, способствуя развитию целых новых отраслей промышленности. Заявления о важной роли исследовательского университета в экономическом развитии подразумевают, что такой университет является базой для осуществления широкомасштабных социальных преобразований. Повторимся: наше внимание к потенциальным возможностям академических исследований содействовать экономическому развитию объясняется убеждением, что экономическое благосостояние подталкивает и прогресс социальный – т. е. способствует распространению и укреплению ценностей и идеалов нашей плюралистической демократии.

Оценка экономического эффекта знаний

В ходе так называемого Великого расслоения промышленная революция изменила средний уровень жизни некоторой части населения земного шара: «Около 1800 г. в Северо-Западной Европе и Северной Америке мальтузианский период человеческой истории завершился, – оповещает экономист Грегори Кларк. – Жесткая взаимосвязь между численностью и уровнем жизни населения, при которой любое его увеличение приводило к немедленному сокращению зарплат, была окончательно разорвана»[426]426
  Clark G. A Farewell to Alms: A Brief Economic History of the World. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2007. P. 193.


[Закрыть]. Слова историка экономики Джоэля Мокира емко отражают позицию исследователей, усматривающих непосредственную причину беспрецедентного и устойчивого экономического роста Запада на протяжении последних двух столетий не столько в географических, культурных, социальных или политических факторах, сколько в «революции знания», запущенной научно-технической революцией и Просвещением: «Главным феноменом Нового времени стало то, что вместе мы знаем больше». Его оценка исторических истоков экономики знания тем самым представляет ценную точку зрения на взаимоотношения между знанием и экономическим развитием. «Поток основополагающих научных знаний о природе, не прекращавшийся со времен Просвещения, – поясняет Мокир, – способствовал началу промышленной революции и привел к появлению технологических инноваций и сопутствующему росту производительности, что сделало возможным экономическую трансформацию Запада, начавшуюся с раннего Нового времени»[427]427
  Mokyr J. The Gifts of Athena: Historical Origins of the Knowledge Economy. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2002. P. 1–8. Дополнительно об исторической панораме см.: Mokyr J. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. N.Y.: Oxford University Press, 1992; Rosenberg N., Birdzell L.E. How the West Grew Rich: The Economic Transformation of the Industrial World. N.Y.: Basic Books, 1986.


[Закрыть].

Попытки дать определение «экономике знаний» фокусируются вокруг воздействия производства знаний на создание технологических инноваций. «Ключевым компонентом экономики знаний является акцент, скорее, на интеллектуальных возможностях, чем на физическом труде или природных ресурсах», – заключают Уолтер Пауэлл и Кайса Снеллман. И «в экономике развитых стран на передовом крае сегодня заправляют технологии, основанные на производстве и распространении знаний и информации»[428]428
  Powell W.W., Snellman K. The Knowledge Economy//Annual Review of Sociology. 2004. Vol. 30. P. 199.


[Закрыть]. Оценка роли технологических инноваций в нашем наукоемком обществе требует более вольных определений как технологии, так и инновации. Согласно экономисту и специалисту по теории комплексности, У. Брайану Артуру, под технологией можно просто подразумевать любые «средства для осуществления тех или иных целей человека… Как средство, технология может быть методом, процессом либо устройством: будь то алгоритм распознавания речи, процесс фильтрации в химическом производстве или дизельный двигатель». В более широком смысле технология есть также «совокупность практик и компонентов» и может означать «весь набор устройств и инженерных практик, наличных в какой-либо культуре»[429]429


[Закрыть]. Инновация, изначально понимавшаяся в контексте разработки нового промышленного продукта, теперь обозначает любую «реструктуризацию элементов для их более продуктивной комбинации», свидетельствует экономист Генри Эцковиц. Применительно к институциональной реконцептуализации модели Нового американского университета при помощи этой новой модели инноваций можно описывать «реструктуризацию и совершенствование организационных структур и стимулов для проведения инновации», т. е. процесс, названный им «инновация инновации»[430]430
  Etzkowitz H. The Triple Helix: University Industry Government Innovation in Action. N.Y.: Routledge, 2008. P. 4.


[Закрыть].

Мокир подчеркивает взаимосвязь между научными открытиями и технологическими инновациями – «технология – знание», но научное знание является основой технического прогресса, как и его адаптируемости к запросам рынка: «Чем шире и глубже эпистемологическая база, на которую опирается техника, тем больше вероятность, что техника сможет развиваться и находить новое применение, качество продукции и обслуживания будут улучшены, производственный процесс усовершенствован, станет более экономичным и приспособленным к изменчивым внешним обстоятельствам, а объединение известных методов породит новые». Без просветительской работы, осуществляемой благодаря все новым научным исследованиям, опирающееся на технологии экономическое развитие, свойственное Западу с начала промышленной революции – и все более свойственное мировой экономике в целом, – без сомнения, обречено на застой: «Без расширения эпистемологической базы непрерывное развитие техники в конце концов приведет к сокращению доходов просто потому, что природные феномены можно понять лишь отчасти и лишь поверхностно»[431]431
  Мокуг J. The Gifts of Athena. P. 1–8, 34–35. См. также: Rosenberg N. Inside the Black Box: Technology and Economics. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. Ch. How Exogenous Is Science? P. 141–159.


[Закрыть]. Действительно, согласно экономистам Парте Дасгупта и Полу Дэвиду, «сказать, что экономический рост в современную эпоху основывается на эксплуатации научного знания, было бы банальностью»[432]432
  Dasgupta R, David P.A. Toward a New Economics of Science // Research Policy. 1994. Vol. 23. P.487.


[Закрыть].

Мокир называет знание, ведущее к технологической инновации и тем самым экономическому росту, «полезным», следуя в этом за экономистом Саймоном Кузнецом. Таким образом, «научное» знание, равно как и прикладное – «разновидность полезного»[433]433
  Mokyr J. The Gifts of Athena. P. 1–5. Мокир перефразирует Кузнеца: «Проще говоря, технология есть знание, даже если и все знание технологично» (.Kuznets S. Economic Growth and Structure. N.Y.: W.W. Norton, 1965; Economic Growth of Nations. Cambridge, MA: Belknap Press, 1971; цит. no: Mokyr J. The Gifts of Athena. P. 3. N. 1]. Технология определяется как «прикладное знание, воплощаемое в инструментах, оборудовании и материальной базе, в методах работы, практиках и процессах, а также в дизайне продукции и услуг». И далее: «Именно ноу-хау – знание как, а не почему – характеризует науку… В рамках традиционных этапов инновации наука наиболее тесно связана с чистыми, фундаментальными, или общетеоретическими исследованиями, тогда как технология, скорее, ассоциируется с прикладными разработками и проектированием» (.Kassicieh S.K., Radosevich H.R. From Lab to Market: Commercialization of Public Sector Technology. N.Y.: Plenum Press, 1994. P. 127). Историк Рональд Клайн далее развивает эту концепцию взаимоотношений между научным прогрессом и технологической инновацией, детально разбирая обобщение: «технология есть не что иное, как прикладная наука» (Kline R. Constructing “Technology” as “Applied Science”: Public Rhetoric of Scientists and Engineers in the United States, 1880–1945 // Isis. 1995. Vol. 86. P. 194–195). В данном контексте Клайн цитирует работу: Mayr О. The Science-Technology Relationship as an Historiographic Problem // Technology and Culture. 1976. Vol. 17. No. 4. P. 663–672.


[Закрыть]. Мокир подчеркивает, что экономический рост в современную эпоху определялся не только производством знания, но и его распространением посредством социальных сетей, включая научные публикации, академические общества и особенно университеты. И однако лишь посредством доступности знание становится полезным[434]434
  Mokyr J. The Gifts of Athena. P. 1–8.


[Закрыть]. Исследовательские университеты как центры производства и распространения знания представляют собой первые пункты доступа и выполняют стратегическую функцию передачи знаний другим поколениям. Насущная потребность в подобной доступности подразумевается в комментарии экономиста Пола Ромера: «У каждого человека есть лишь ограниченное число лет, которые можно потратить на приобретение тех или иных навыков. Когда этот человек умирает, навыки теряются, но любое неконкурентное благо, которое этот человек производит – научный закон; принцип механического, электрического, химического проектирования, электромеханики или химического производства; результат математического вычисления; программное обеспечение; патент; технический чертеж или макет, – будет жить и после него»[435]435
  Romer P.M. Endogenous Technological Change // Journal of Political Economy. 1990. Vol. 98. No. 5. Pt. 2. P. 75. Определение знания как общественного блага Джозефом Стиглицем помогает прояснить понятие неконкурентности: «У общественного блага есть два определяющих свойства: неконкурентное потребление – потребление одним индивидом не ущемляет потребление другим – и неисключаемость – трудно и даже невозможно отключить индивида от пользования благом». См.: Knowledge as a Global Public Good//Global Public Goods: International Cooperation in the Twenty-First Century / ed. by I. Kaul, I. Grunberg, M. Stern. Oxford: Oxford University Press, 1999.


[Закрыть].

Оценки экономических эффектов технологических инноваций впервые были проведены в середине XX в. Робертом Солоу и Мозесом Абрамовицем, осуществившими исследование детерминант экономического роста и выдвинувшими гипотезу, что помимо труда и капитала производительность зависит от таких переменных, как получение и применение знаний. В отчете Национальной академии уточняется, что, по расчетам Солоу и Абрамовича, «85 % установленного роста доходов на душу населения в США за период 1890–1950 гг. нельзя объяснить увеличением основного капитала или других измеряемых затрат», а потому может быть приписано эффекту технологических инноваций[436]436
  Rising above the Gathering Storm: Energizing and Employing American for a Brighter Economic Future. Washington, DC: National Academies Press, 2007. P. 1. N. 1, P. 43–45. В докладе цитируется работа: Solow R.M. Technical Change and the Aggregate Production Function // Review of Economics and Statistics. 1957. Vol. 39. P. 312–320.


[Закрыть]. Как уточняют Дэвид Моуэри и Натан Розенберг: «Не более 15 % установленного роста производительности США в конце XIX в. и первой половины XX в. можно объяснить ростом затраченного капитала и труда: поразительно крупный “остаток” в 85 % позволяет предположить, что экономический рост Америки в XIX в. по большей части объяснялся извлечением больших результатов из каждой единицы затрат на экономическую деятельность». Очевидно, что такой переменной является технологическая инновация[437]437
  Mowery D.C., Rosenberg N. Paths of Innovation: Technological Change in Twentieth Century America. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P.4.


[Закрыть]. Позднее, взяв за основу модель роста Солоу, экономисты пришли к модели технического прогресса как совокупной факторной производительности – переменной, объясняющей различия в производительности, которые не являются производными от затрат на труд и капитал[438]438
  Comin D. Total Factor Productivity//The New Palgrave Dictionary of Economics / ed. by S.N. Durlauf, L.E. Blume. L.: Palgrave Macmillan, 2008. Комин определяет общий коэффициент производительности как «долю продукции, не объясняемой количеством затрат на производство».


[Закрыть]. И в то время как для Солоу технологическая инновация оставалась внешней расчетной переменной, Пол Ромер добавил в модель технологические изменения как продукт, порождаемый новыми знаниями. В его модели человеческий капитал – запас знаний и творческого потенциала индивидов – является фактором производства, ответственным за экономический рост[439]439
  Romer Р.М. Endogenous Technological Change. Р. S72-S74.


[Закрыть]. Не стоит и добавлять, что образование есть основное средство, стимулирующее развитие человеческого капитала.

Экономисты, как правило, убеждены, что ключом к устойчивому росту развитых стран является технический прогресс, в традиционной для экономической теории широкой интерпретации. По разным оценкам, начиная с 1960 г. в США более половины экономического роста объясняется техническим прогрессом, а при сопоставлении данных по странам – до 90 % различий в показателях роста доходов на одного работника[440]440
  Blakemore A., Herrendorf В. Economic Growth: The Importance of Education and Technological Development. Tempe: W.P. Carey School of Business; Arizona State University, 2009. Блейкмор и Херрендорф ссылаются на работу: Klenow P.J., Rodriguez-Clare A. The Neoclassical Revival in Growth Economics: Has It Gone too Far? // NBER Macroeconomics Annual. 1997. Vol. 12. P. 73–103; Hall R.E., Jones C.I. Why Do Some Countries Produce so Much More output Per Worker than Others? // Quarterly Journal of Economics. 1999. Vol. 114. No. 1. P. 83–116; Aghion P, Howitt P Appropriate Growth Policy: A Unifying Framework// Journal of the European Economic Association. 2006. Vol. 4. No. 2/3. P. 269–314. Мы признательны Артуру Блейкмору и Хосе Лобо за их оценку соответствующей литературы.


[Закрыть]. В целом, Чарльз И. Джонс установил, что «70 % повышения улучшения производительности труда в Соединенных Штатах с 1950 по 1993 г. можно отнести на счет непосредственного и косвенного эффектов фактора нового знания»[441]441
  Jones C.I. Sources of U.S. Economic Growth in a World of Ideas // American Economic Review. 2002. Vol. 92. No. 1. P. 220–239. Цит. no: Blakemore A., Herrendorf В. Economic Growth. P. 23.


[Закрыть]. Другие исследования подтверждают гипотезу, что высшее образование оказывает наибольшее воздействие на страны, близкие к «передовым технологическим рубежам»[442]442
  Vandenbussche J., Aghion P, Meghir C. Growth Distance to Frontier and Composition of Human Capital//Journal of Economic Growth. 2006. Vol. 11. No. 2. P. 97–127.


[Закрыть]. Экономическое воздействие наукоемких технологических инноваций как следствие коммерциализации результатов исследований хорошо описано и для ряда более специализированных секторов[443]443
  Например, в недавнем докладе о коммерциализации научных исследований в биотехнологическом секторе представлена «цветущая мировая панорама спин-оффов, стартапов и совместных проектов между биотехнологическими компаниями, финансистами и научным сообществом». См.: De Vol R., Bedroussian A. Mind to Market: A Global Analysis of University Biotechnology Transfer and Commercialization. Santa Monica, CA: Milken Institute, 2006. P. 5. Приведем лишь несколько показательных примеров: Powell W. et al. The Spatial Clustering of Science and Capital: Accounting for Biotech Firm and Venture Capital Relationships//Regional Studies. 2002. Vol. 36. No. 3. P. 291–316; MansfieldE., Lee J.Y. The Modern University: Contributor to Industrial Innovation and Recipient of Industrial R&D Support // Research Policy. 1996. Vol. 25. P. 1047–1058; Etzkowitz HLeydesdorff L. Universities in the Global Economy: A Triple Helix of Academic-IndustryGovernment Relations. L.: Croom Helm, 1997.


[Закрыть].

Экономический эффект научно-исследовательских разработок на базе университетов

Нет никаких сомнений в том, сколь важную роль играют американские исследовательские университеты, обеспечивая художественное творчество, гуманитарные и социальные исследования, научные открытия и технологические инновации, питающие культурную динамику, экономическое процветание, высокий уровень жизни и в целом жизнеспособность нашей плюралистической демократии и мирового сообщества. Помимо их роли в воспитании для нашей страны будущих поколений исследователей, ученых и высококлассных специалистов в каждой области человеческой жизнедеятельности, исследовательские университеты зачастую выступали основным источником открытий, творчества и инноваций, стимулирующих экономический рост и социальное развитие на всех уровнях глобальной экономики знаний. Хотя их прямое влияние посредством бакалаврской и магистерской подготовки столь велико, что едва ли поддается измерению, спрос на выпускников, получивших образование в соответствии с жесткими требованиями современного рынка труда, свидетельствует о важности воздействия этих учебных заведений. Кроме того, как мы уже говорили, ожидается стремительный рост спроса на специалистов с углубленной образовательной подготовкой – особенно на индивидов, привычных к наукоемкой академической культуре, характерной для исследовательских университетов.

Поскольку данные учебные заведения производят и значительный объем важнейших фундаментальных и прикладных исследований в мире, они трансформируют и общество в целом. Научно-исследовательская функция этих вузов, гармонизированная с их образовательными программами бакалавриата и магистратуры, стимулирует экономическое и социальное развитие и безмерно способствовала достижению нынешнего уровня жизни, воспринимаемого сегодня многими из нас как само собой разумеющегося[444]444
  Особенно см.: Geiger R.L. Research and Relevant Knowledge: American Research Universities since World War II. Oxford: Oxford University Press, 1993; Geiger R.L. Knowledge and Money: Research Universities and the Paradox of the Marketplace. Stanford: Stanford University Press, 2004; Rosenberg N., Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry // Research Policy. 1994. Vol. 23. No. 3. P. 323–348; Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities: Core of the U.S. Science and Technology System // Technology in Society. 2008. Vol. 30. P. 30–38.


[Закрыть]. Их громадная роль подчеркивается в докладе Национальной академии, подготовленном по заказу Конгресса США и направленном на оценку угроз конкурентному статусу и традиционному доминированию этих учреждений:

Америкой движет инновация – прогресс в идеях, продукции и процессах, способствующих созданию новых отраслей и рабочих мест. Этот прогресс ведет к росту благосостояния и безопасности нашей страны и поддерживает высокий уровень жизни. В последние полвека сама инновация во все большей степени следует за образованными людьми и получаемыми ими новыми знаниями. Главным источником новых знаний и высококвалифицированных специалистов остаются наши исследовательские университеты[445]445
  Research Universities and the Future of America: Ten Breakthrough Actions Vital to Our Nation’s Prosperity and Security / National Academies. Washington, DC: National Academies Press, 2013. P. 1. <https://www.nap. edu/catalog/13396/research-universities-and-the-future-of-america-ten-breakthrough– actions >.


[Закрыть].

Глубокая мотивация к достижению новых знаний отличает американский исследовательский университет от других институциональных платформ высшего образования, а воздействие этих учебных заведений на экономическое и социальное развитие все больше связано с их достижениями в сфере научных открытий и технологических инноваций. «Производство научного знания стало не только эпистемологическим, но и экономическим предприятием», замечает Генри Эцковиц, «даже если экономика все больше функционирует на наукоемкой ресурсной базе»[446]446
  Etzkowitz H. The Triple Helix. P. 28.


[Закрыть]. Другой комитет, созванный Национальной академией, уточняет его наблюдения новыми деталями: «Знания, получаемые и применяемые учеными и инженерами, предоставляют инструменты и системы, характерные для современной культуры, а также ресурсы для экономического роста и благосостояния». По оценкам комитета, для поддержания роста в условиях экономики, все более «плотно насыщенной знаниями», общества должны «производить, отбирать, приспосабливать и коммерциализировать» знание[447]447
  Rising above the Gathering Storm. P. 43–45. Этот доклад цитирует позицию Организации экономического сотрудничества и развития: «В долгосрочной перспективе темпы экономического роста в странах ОЭСР зависят от поддержания и расширения базы знаний» // OECD. Technology, Productivity, and lob Creation: Best Policy Practices. Paris: OECD, 1998. P.4.


[Закрыть]. Согласно другому докладу, для полноценного раскрытия данного сектора с точки зрения оказываемого им влияния рекомендуется, чтобы университеты выполняли «двойную функцию: образовывать и обучать не только тех, кто ориентирован на карьеру в исследовательской сфере, но и тех, кто станет предпринимателями, менеджерами, консультантами, инвесторами или чиновниками»[448]448
  Capitalizing on Investments in Science and Technology / National Academies. Washington, DC: National Academies Press, 1999. P. 56. <https:// www.nap.edu/catalog/6442/capitalizing-on-investments-in-science-and-technology>.


[Закрыть].

Понятие «академическое предприятие» относится к миссии экономического и социального развития, характерной для американского исследовательского университета, хотя словосочетание «предпринимательский университет» так же хорошо отражает данное измерение[449]449
  Etzkowitz H. Entrepreneurial Scientists and Entrepreneurial Universities in American Academic Science//Minerva. 1983. Vol. 21. P. 1–21.


[Закрыть]. Как мы отмечали в главе 2, предпринимательский подход к знанию долгое время являлся определяющей характеристикой американских исследовательских университетов, что проявилось уже в XIX в. на примере утилитарной ориентации и взаимодействия с промышленностью «земельных» институтов, связанных с Законом Моррилла[450]450
  Rosenberg N, Nelson R.R. American Universities and Technical Advance in Industry. P. 324–333.


[Закрыть]. «Предпринимательская динамика берет начало в университете США в конце XIX в., когда недостаток формальной системы финансирования исследований, не считая сельского хозяйства, выдвинул на первый план индивидуальные и коллективные инициативы для получения средств на поддержку первоначальных изысканий», – пишет Эцковиц[451]451
  Etzkowitz H. Research Groups as Ouasi-Firms: The Invention of the Entrepreneurial University// Research Policy. 2003. Vol. 32. P. 109.


[Закрыть]. Понятие академического предприятия неразрывно связано с наукоемкой технологической инновацией, в особенности в контексте концепции предпринимательской деятельности, выдвинутой Йозефом Шумпетером, который приписывал предпринимателям инновации в качестве неотъемлемого элемента процесса созидательного разрушения: «Задача предпринимателей – реформировать и революционизировать способ производства путем внедрения изобретений, а в общем смысле – через использование новых технологий для производства новых товаров или прежних товаров, но новым методом, благодаря открытию нового источника сырья или нового рынка готовой продукции – вплоть до реорганизации прежней и создания новой отрасли промышленности»[452]452
  Schumpeter J.A. The Theory of Economic Development. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1934. P. 8.


[Закрыть]. По замечанию Дэвида М. Харта, Шумпетер понимал технологическую инновацию как «особо важный механизм, посредством которого коммерческие предприятия выражают свои новаторские и динамические качества. Ее важность в значительной степени обусловлена вкладом новых технологий в экономический рост»[453]453
  Hart D.M. Entrepreneurship Policy: What It Is and Where It Came From // The Emergence of Entrepreneurship Policy: Governance, Start-ups, and Growth in the U.S. Knowledge Economy / ed. by D.M. Hart. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 6. Харт цитирует Шумпетера, подчеркивая роль «предпринимательских инициатив как “основного импульса, приводящего капиталистический двигатель в движение”, путем создания новых благ, изобретения новых бизнес-моделей и открытия новых рынков» (Schumpeter J. Capitalism, Socialism, and Democracy. N.Y.: Harper, 1942).


[Закрыть].

После 1960 г., когда экономический рост все более зависел от наукоемких инноваций, взаимодействие между университетами, промышленностью и правительством становилось критически важным. Эти взаимоотношения переплелись в «тройную спираль» (как назвал ее Эцковиц) инновационной деятельности университета, промышленности и правительства. Хотя промышленность является «ключевым актором, обеспечивая физическое местоположение производства», а правительство служит «источником контрактных отношений, гарантирующим стабильные взаимодействия и обмен», роль университета в сей триаде доминирующая: «Университет оказывается генерирующим фундаментом наукоемких обществ, точно так же, как правительство и промышленность играли центральную роль в индустриальном обществе»[454]454
  Etzkowitz H. The Triple Helix. P. 1.


[Закрыть]. Данное понятие охватывает сеть относительно автономных институциональных секторов и гибридных организаций, связанных с инновационной сферой – таких, как офисы коммерциализации технологий и венчурные фирмы. Эти «узлы» в национальной инновационной системе инноваций (к этому понятию мы еще вернемся) пересекаются с промышленными сообществами, которые гарвардские экономисты Гэри Пизано и Вилли Ших определяют как «коллективный сектор исследований и разработок, инженерную и производственную базу, поддерживающую инновации». Анализируя американскую экономическую конкурентоспособность в настоящем контексте, Пизано и Ших подчеркивают: «Важность университетов мирового класса в формировании таких сообществ нельзя переоценить»[455]455
  Pisano G.P, Shih W.C. Restoring American Competitiveness // Harvard Business Review. 2009. Vol. 87. No. 7–8. P. 121. Пизано и Ших описывают комплексные взаимоотношения академических сообществ, бизнеса, промышленности и государственных структур в стимулировании инноваций и утверждают, что распространение практики аутсорсинга и недостаток инвестиций в исследования подорвали американскую конкурентоспособность.


[Закрыть].

Подгоняемый развитием наукоемкой экономики, рост академического предпринимательства описывается Эцковицем как «реализация внутренней логики академического развития», продолжающей естественную структуру академических исследований, которые часто проводятся «рядом исследовательских групп, по многим своим качествам подобным коммерческим фирмам – в особенности когда финансирование исследований осуществляется на конкурсной основе». Эцковиц замечает, что «исследовательский университет обладает качествами стартап-фирм даже до непосредственного начала своей предпринимательской деятельности»[456]456
  Etzkowitz H. Research Groups as Ouasi-Firms. P. 109.


[Закрыть].

Интеграция научно-исследовательской и образовательной функций в исследовательских университетах способствует производству и распространению новых знаний, применение которых катализирует региональное, национальное и глобальное экономическое развитие. Разрабатывая продукты, процессы и приложения по широкому спектру отраслей и рынков, академические исследования демонстрируют потенциал получения значительной экономической отдачи – что еще более стимулирует университеты двигаться в указанном направлении[457]457
  Geiger R.L. Knowledge and Money; см. также: Geiger R.L. Milking the Sacred Cow: Researchand the Quest for Useful Knowledge in the American University since 1920 // Science, Technology, and Human Values. 1988. Vol. 13. No. 3,4. P. 332–348.


[Закрыть]. Академические исследования привлекают внешнее финансирование из федеральных источников, органов власти штатов и муниципалитетов, а также от бизнеса и промышленности. Расходы на исследования, таким образом, отражают успех института в конкурентной борьбе за получение спонсорского финансирования и потому являются важным индикатором, говорящим о совокупном вкладе этого института как в расширение массива знаний, так и в региональную экономику.

Комитет Национального научно-исследовательского совета, ответственный за оценку деятельности по трансферу технологий и прав интеллектуальной собственности, возникающих в результате исследований на средства государства и частного сектора, представил доклад, в котором описываются масштабы и комплексность процессов коммерциализации (или капитализации) научных исследований:

Открытия, обучение и социальная вовлеченность – взаимодополняющие базовые задачи исследовательского университета. Передача знаний тем представителям общества, которые способны использовать их на общее благо, способствует реализации каждой из этих миссий. Эта передача осуществляется посредством публикаций, обучения и образования студентов и занятости выпускников, а также конференций, консультаций и сотрудничества, как и путем получения прав на изобретения и открытия, дающие основания для патентной защиты (интеллектуальная собственность) и предоставления прав на их использование частным предприятиям (лицензирование). Все перечисленные средства обмена знаниями благоприятствуют длинной истории взаимовыгодных отношений между государственными и частными университетами США, частным сектором и обществом в целом[458]458
  Managing University Intellectual Property in the Public Interest. Washington, DC: National Academy Press, 2011. P. 1. <https://www.nap.edu/ catalog/13001/managing-university-intellectual-property-in-the-public-interest>.


[Закрыть].

Мы рассмотрели контекст федерального инвестирования в исследовательские университеты США в главе 2. Более тщательный анализ распределения инвестиций между инновационными секторами лишь подтверждает важную роль исследований на базе университетов. По приблизительным оценкам, федеральные инвестиции в исследования и разработки по всем секторам в Соединенных Штатах в 2013 г. составили 128,8 млрд долл., в том числе 32 %, или 41,3 млрд долл., предоставлено университетам. Академическое сообщество тратит на исследования 66,6 млрд долл. – из всех 423,7 млрд долл., направленных на исследования и разработки по стране. В долларовом выражении на долю академического сообщества приходится примерно 15 % исследований и разработок в Соединенных Штатах, тогда как на долю промышленности – более половины[459]459
  2013 Global R&D Funding Forecast / Battelle Institute and R&D magazine. 2012. December. P. 6. В матрице «источник финансирования – исполнитель» НИР разбиваются по секторам, включающим федеральное правительство, промышленность, академические институты, федерально финансируемые научно-исследовательские центры (FFRDCs), под которыми понимаются национальные лаборатории и некоммерческие организации (исследовательские институты).


[Закрыть]. Но даже если промышленность и академическое сообщество представляют собой два крупнейших сектора исследовательской экономики, их влияние в расчете на каждый вложенный доллар существенно различается, и беглый обзор цифр не даст представления об огромном вкладе исследовательских университетов. Несмотря на свой относительно скромный, в сравнении с промышленностью, бюджет на исследования и разработки, академическое сообщество выполняет более 60 % всех фундаментальных исследований в Соединенных Штатах.

Повторимся, сектор, на долю которого приходится 15 % общего исследовательского бюджета США, ведет более 60 % всех фундаментальных исследований. Академическое сообщество выпускает более двух третей научных работ в Соединенных Штатах и тем самым управляет научной полемикой в печати. Кроме того, как показало обследование Баттельского института, академическое сообщество и промышленность в равной степени эффективны в сфере научно-технического сотрудничества[460]460
  2013 Global R&D Funding Forecast. Р. 12.


[Закрыть]. Так что, хотя в долларовом выражении на долю академического сообщества может приходиться меньший объем исследований, очевидно, что реальный вклад этого сектора в экономику знаний – гораздо больше.

С принятием Закона Бэя – Доула в 1980 г., позволившего университетам сохранять права интеллектуальной собственности на идеи, продукты и процессы, созданные в результате федерально финансируемых исследований, отношения между академическими институтами, бизнесом и промышленностью преобразились[461]461
  Официально известный как Акт по патентам и торговым маркам (P.L. 96-517), закон был введен в действие в 1980 г., вместе с поправками включен в P.L. 98-620, введенный в силу в 1984 г. Council on Governmental Relations, The Bayh-Dole Act: A Guide to the Law and Implementing Regulations. Washington, DC: Council on Governmental Relations. 1999. October. P. 1.


[Закрыть]. Принятие закона было продиктовано ожиданиями, что развитие патентирования и лицензирования университетами простимулирует их взаимодействие с промышленностью для коммерческого развития и, как следствие, будет способствовать и экономическому росту. Исследовательские университеты стали непосредственными выгодополучателями, но степень, в какой закон облегчал трансфер технологий между университетами и промышленностью, различается в зависимости от учебного заведения[462]462
  Mowery D.C. et al. University-Industry Technology Transfer before and after the Bayh-Dole Act. Stanford: Stanford University Press, 2004. P. 2; Mowery D.C. et al. The Growth of Patenting and Licensing by U.S. Universities: An Assessment of the Effects of the Bayh-Dole Act of 1980//Research Policy. 2000. Vol. 30. P. 99–101.


[Закрыть]. Эффективная коммерциализация результатов научных исследований требует продуманной координации политики штатов и государства, которая бы поддержала распространение инноваций. Хотя Закон Бэя – Доула и связанное с ним законодательство облегчили выдачу патентов и предоставление лицензий академическими учреждениями, продолжение правительственных инициатив по содействию инновации и конкурентоспособности остается насущным вопросом. Для того чтобы Соединенные Штаты смогли воспользоваться своей господствующей позицией в сфере науки и технологий, академические и промышленные инициативы должны получить поддержку от программ, ориентированных на экономическое развитие на основе технологий[463]463
  Роберт Аткинсон подготовил полезный обзор законопроектов, связанных с задачами Закона Бэя – Доула включая Сводный закон о торговле и конкурентоспособности 1988 г. и Закон о передаче и продвижении национальных технологий (NTTAA), введенный в действие в 1996 г.; связанные с ними программы и такие инициативы, как Программа поддержки малого бизнеса в области инновационных исследований; а также такие меры, как соглашения о совместных НИОКР (CRDA), налоговые льготы для сектора R&D и корректировки доходов с капитала и корпоративных налоговых ставок. См.: Atkinson R.D. Deep Competitiveness // Issues in Science and Technology. 2007. Vol. 23. No. 2. P. 69–75.


[Закрыть]. Сторонники политики свободной конкуренции, с самого начала доминировавшей в национальном развитии, в данном контексте считают, что инвестиций из частного сектора для поддержании инноваций достаточно, однако традиционные недовложения из промышленности, как и традиционная недооценка фундаментальных исследований, не ведущих к немедленному коммерческому применению, подчеркивает необходимость стратегий, нацеленных на настройку научно-исследовательского потенциала страны на достижение конкурентоспособности ради повышения благосостояния общества. Вызывающий множество дискуссий стратегический климат в секторе науки и технологий США требует переоценки и переосмысления для большего соответствия национальным экономическим задачам[464]464
  Crow M.M. Science and Technology Policy in the United States: Trading In the 1950 Model // Science and Public Policy. 1994. Vol. 21. No. 4. P. 202–212.


[Закрыть].