Текст книги "Модель Нового американского университета"

Воспроизводить имеющееся или проводить инновации?

Еще раз оттолкнемся от факта, что и по сей день академическая структура и практики американского исследовательского университета основываются на исторической модели, сложившейся в 15 учебных заведениях «золотого стандарта» в конце XIX в.[499]499
  Geiger R.L. To Advance Knowledge: The Growth of American Research Universities, 1900–1940. Oxford: Oxford University Press, 1986. P. 2–3.


[Закрыть] И хотя стремление к достижению новых знаний отличает исследовательский университет от других институциональных форм, изначальные структурные недостатки неизбежно сужают его потенциал. Мы не ставим под сомнение, что наши институты оптимально структурированы и нацелены на то, чтобы не только способствовать производству и распространению знаний, но и целенаправленно находить знания и увязывать полезные знания с практикой ради общего блага. Оставляя в стороне важные соображения объективности и доступности, эта филиопиетическая приверженность традициям академической культуры иногда оказывается серьезнейшим препятствием для дальнейшей эволюции институтов подобного рода. Если институт не достигает поставленных целей и не выполняет своих функций, его «дизайн-макет» следует пересмотреть. Так что критика в адрес институционального проектирования – отнюдь не просто нападки на произвол бюрократии.

Несмотря на то что о рефлексивных взаимоотношениях знания с его организационным контекстом сказано немало, понятию институционального проектирования и его роли в продвижении научных разработок, креативности и инноваций все еще не уделяют достаточного внимания. Институциональное проектирование, как мы его понимаем, включает и сам процесс проектирования, и полученный результат – организационную структуру знаниеемкого предприятия и порожденные ею социальные образования и сети обмена знаниями. Динамика этих взаимосвязей в американском исследовательском университете на первый взгляд может показаться сугубо формальным административным соображением. «На всех факультетах гуманитарных и естественных наук действует примерно один и тот же набор кафедр», отмечает социолог Эндрю Эбботт, подчеркивая традиционную взаимосвязь между научными дисциплинами и кафедрами. Но любая институциональная платформа, призванная стимулировать рост знаний, представляет собой лишь конечный продукт целой цепи последовательных решений, определяющих ее структуру и функции, которые могут со временем потребовать корректировки или же перестройки.

Понятие проектирования часто воспринимается как должное или поверхностно. Как здесь будет уместно вспомнить, в своем собрании эссе о процессе проектирования специалист по информатике Фредерик П. Брукс так перефразирует определение глагола проектировать в Оксфордском словаре английского языка: «Составить план или схему, подготовить или представить для дальнейшего исполнения»[500]500
  Brooks F.P. The Design of Design: Essays from a Computer Scientist. Boston: Addison-Wesley, 2010. P. 4.


[Закрыть]. Его идея состоит в акцентировании императива планирования до исполнения, однако он упускает из внимания другое значение этого существительного, которое в нашем контексте представляется особенно значимым: «объект устремлений; обозримая цель; конечная цель или результат»[501]501
  Oxford English Dictionary. 3rd ed. Oxford: Oxford University Press, 2012.


[Закрыть]. Брукс напоминает нам, что процесс проектирования одновременно выражает видение и обеспечивает его осуществление. Платон, как он объясняет, сформулировал эту взаимосвязь, когда в одном диалоге говорил о «соотнесении идей и форм», – в данном случае идеи кровати или стола, обеспечивая конструкции «для нашего пользования, в согласии с идеей»[502]502
  Plato. The Republic. Book X; цит. no: Brooks F.P. The Design of Design. P. 6.


[Закрыть]. Ценность понятия проектирования, лежащего в основе реализации, была очевидна с античности – и Брукс ссылается на труды римского архитектора Витрувия, чей трактат «Об архитектуре» вдохновил целые поколения проектировщиков с момента его повторного открытия в эпоху Раннего Возрождения[503]503
  Ibid. P. 8–9.


[Закрыть]. Ссылка на Витрувия крайне актуальна для настоящей дискуссии: проектировщика знаниеемких предприятий справедливо будет назвать «архитектором знания».

Мы начнем концептуализацию понятия проектирования и подхода к оптимальному проекту знаниеемких предприятий, используя фундаментальное различие между естественным и искусственным, предложенное Гербертом Саймоном в его книге 1969 г. «Науки искусственного». Согласно его трактовке этих понятий, «искусственное» просто относится к объектам и феноменам – артефактам, – созданным человеком, в противоположность естественным. Он называет знание подобных продуктов и процессов «искусственной наукой», или «наукой проектирования», замечая, что наиболее очевидными проектировщиками артефактов являются инженеры. В целом же он расширяет сферу искусственного, распространяя ее даже на использование символов – «артефакты» письменной и устной речи. В его расширительном понимании каждый является проектировщиком, «изобретающим последовательность действий, нацеленных на изменение существующих ситуаций в желаемые». По его мнению, естественные науки сосредоточены на том, как обстоят дела, тогда как искусственные науки обращаются к тому, какими вещи «должны быть для того, чтобы достичь целей, а также функционировать». Искусственная наука, или наука проектирования, определяет не только форму того, что мы строим – будь то инструменты, фермы или же городские агломерации, – но и наши институциональные структуры. В основе концепции Саймона лежит подтверждение потенциала эволюции и дифференциации структуры и организации знаниеемких предприятий. Так что нет причин, почему бы реконцептуализация института или организации не могла стать процессом, столь же целенаправленным и выверенным, как научное исследование или технологическая инновация[504]504
  Simon Н.А. The Sciences of the Artificial. 3rd ed. Cambridge, MA: MIT Press, 1996. P. 1–24 (курсив в оригинале). В отношении символов Саймон пишет: «Системы символов представляют собой практически квинтэссенцию артефактов, поскольку приспособляемость к среде является их raison d'etre (сутью). Они являются целеориентированными системами по обработке информации, обычно обслуживающими более крупные, инкорпорирующие их системы» (Р. 22). Мы заимствуем термин «формация знания» из замечательной обзорной работы о производстве знания: Weingart Р. A Short History of Knowledge Formations // The Oxford Handbook of Interdisciplinarity / ed. by R. Frodeman, J. Thompson Klein, C. Mitcham. Oxford: Oxford University Press, 2010. P. 3–14.


[Закрыть].

И вместе с тем любые усилия понять институциональные инновации могут быть поглощены моделью организационной адаптации – ее выдвинули Дэниел Кац и Роберт Кан в их, ставшем классическим, анализе обсуждаемого процесса. В данной модели теория открытых систем и биологическая метафора взаимодействия между организмом и его средой служит базисом для оценки выживаемости и роста в организациях. Теория открытых систем концептуализирует взаимозависимость социальной структуры и ее внешнего окружения, а также ее прогресс через процессы вложений, производительности и выработки[505]505
  Katz D., Kahn R.L. The Social Psychology of Organizations. N.Y.: Wiley, 1966.


[Закрыть]. Структура определяет динамику деятельности системы, а растущая сложность зависит от адаптации. В таких знаниеемких структурах, как университеты, информация является основным вложением, которое при определенной производительности приносит полезные для общества результаты. Реструктуризация, таким образом, есть ключ к адаптации, и она же определяет качество выпускаемой продукции – т. е. определяет качество выпуска образованных граждан и распространение полезных знаний.

Процесс организационной адаптации предполагает эволюционную модель. Технологическая инновация моделируется как эволюционный процесс[506]506
  Technological Innovation as an Evolutionary Process / ed. by J. Ziman. Cambridge: Cambridge University Press, 2000; цит. no: Brooks F.P. The Design of Design. P. 54.


[Закрыть], и при экстраполировании институциональная инновация может быть понята сходным же образом. Согласно комментарию Фредерика Брукса относительно использования «эволюционного» в контексте проектирования, «эволюция понимается в широком смысле. Модель эволюционна в том смысле, что и понимание проблемы, и разработка решения постепенно создаются и постепенно эволюционируют»[507]507
  Brooks F.P. The Design of Design. P. 53.


[Закрыть]. Смоделированный таким образом процесс проектирования был описан промышленными дизайнерами Кисом Дорстом и Найджелом Кроссом как своего рода совместная эволюция проблемы и решения:

Принято считать, что креативный дизайн – это не просто сначала зафиксировать проблему, а потом подобрать под нее удовлетворительную концепцию. Нет, скорее это итеративный процесс, в котором формулирование проблемы и варианты ее решения многократно уточняются, совершенствуются друг относительно друга: два измерения – проблема и решение – постоянно взаимодействуют в ходе анализа, синтеза и оценки[508]508
  Cross N., Dorst K. Co-Evolution of Problem and Solution Spaces in Creative Design // Computational Models of Creative Design / ed. by J.S. Gero, M.L. Maher. Sydney: University of Sydney, 1999. Vol. 4. P. 243–262; цит. no: Brooks F.P. The Design of Design. P. 51. Вариант формулировки см. в работе: Dorst К., Cross N. Creativity in the Design Process: Co-Evolution of Problem-Solution // Design Studies. 2001. Vol. 22. P. 425–437.


[Закрыть].

Отталкиваясь от описанных концептуализаций и моделей, мы можем перейти к оценке недостатков проектирования, свойственных современным знаниеемким организациям, чтобы затем предложить дополнительные модели, более подходящие для комплексных вызовов XXI в.

Итак, Новый американский университет – особая разновидность модели современного исследовательского университета, ориентированная на инновацию, индивидуализацию и адаптацию. Инновация обычно относится к идеям, продуктам и процессам, получаемым в результате научных исследований, но в нашем случае это понятие уточняет само институциональное проектирование. Недостаток инновации лишь консервирует устоявшиеся недостатки проектирования и затягивает институты в бюрократические шаблоны и дисциплинарные социальные конструкты, в основном служащие для сохранения существующего положения. Филиопиетизм заставляет институты цепляться за замкнутые на себе традиции. Как мы уже говорили в связи с организационным изоморфизмом в главе 3, недостаточная дифференциация приводит к выхолащивающей однородности институтов, порождая однотипные колледжи и университеты, практически неотличимые один от другого. Индивидуализация корректирует направление изменений, ведя к институциональной дифференциации. Адаптация подразумевает важнейшую задачу университета – посредством обучения и исследований содействовать социальной адаптируемости.

Ключевую роль для реконцептуализации университета как знаниеемкого предприятия играет институциональная реструктуризация, выдвигающая на передний план уникальный набор задач, присущий тому или иному институту. Каждая подобная инициатива неизбежно является уникальной, ибо в основе институционального проектирования не должно лежать ничего однотипного. Насущная потребность в адаптируемости, жесткости и быстрых, но дальновидных решениях самоочевидна. Поскольку академические часы отмеряют время по четвертям или семестрам, для корректировки их такта может потребоваться новая настройка. Факультетские советы обычно склонны к неспешным раздумьям, тогда как перемены в политике, культуре и технологии мелькают со скоростью света. По мере того как межинституциональное сотрудничество с бизнесом, промышленностью и государственными структурами становится нормой, амбициозные университеты, стремящиеся к участию в таком партнерстве, будут настраивать свои часы по темпам реального времени. Знаниеемкие предприятия знаменуют собой новый этап в эволюции университетов, что с их адаптируемостью и масштабируемостью ускорит производство и распространение знаний – новых идей, теорий, понятий, объектов, алгоритмов, процессов и форм художественного творчества. Обучение, исследования и служение на благо общества будут совершенствоваться при восприятии их в контексте инновации, дифференциации и адаптации.

Реконцептуализация института, предпринимаемая для исправления его проектных недостатков, может в некоторых случаях потребовать «масштабных изменений» – понятие, заимствуемое нами у теоретика дизайна Брюса Мо: он трактует изменения с точки зрения «дизайна – проектирования – систем, организаций и организмов» для «удовлетворения человеческих потребностей по всему миру». Изменения на таком уровне требуют исследования «проектируемых экономик», в которых «возникающие модели высвечивают комплексность переплетений, интегрированное междисциплинарное мышление и беспрецедентную взаимосвязанность»[509]509
  Маи ВLeonard J. Massive Change. L.: Phaidon Press. 2004. P. 16–17.


[Закрыть]. Но изменения, независимо от их масштаба, вовсе не требуют отрицания тысячелетнего пути, представляющего наше институциональное наследие. Генетический код, который наши университеты унаследовали от предшествовавших институциональных форм – академий Древней Греции и первых университетов средневековой Европы, – остается жизнеспособным. Постольку, поскольку цели или задачи академических изысканий в мире возрастающей комплексности можно обоснованно охарактеризовать как ключевые для выживания нас как вида, мы утверждаем, что рассуждения относительно проектирования наших интеллектуальных предприятий должны стать неотъемлемой частью дискурса нашей академической культуры, если не аспектом более широкой общественной дискуссии. В дальнейшем мы рассмотрим модели институционального проектирования, способствующие производству междисциплинарного и утилитарно-ориентированного знания.

Преодолевая «пропасть взаимного непонимания»

По случаю уже ставшей знаменитой лекции Рида 1959 г., ежегодного публичного обращения чествуемого Кембриджским университетом лауреата (лекция имени сэра Роберта Рида – ежегодная лекция в Кембриджском университете; лектор каждый раз специально назначается вице-канцлером университета. – Примеч. пер.), Ч.П. Сноу поведал анекдот о некоем оксфордском доне, чьи вежливые попытки завести беседу с компаньонами за обедом во время его визита в Кембридж были встречены с равнодушием и непониманием. С раздражением и стараясь оправдаться, принимавший его хозяин стал ему объяснять: «О, да ведь они математики! Мы никогда с ними не разговариваем…» В работе «Две культуры и научная революция» Сноу сводит современную интеллектуальную культуру к общим категориям, названным им, с одной стороны, «науки», под которыми понимаются естественные науки, математика и иногда инженерное дело, а с другой, – «гуманитарные науки». Эти расширительные категории, предполагавшие, соответственно, области «естественников» и «интеллектуалов-литераторов», получили звучную формулировку в известном представлении Сноу, чья концепция бифуркации придала ей значение культурного раскола. Сноу ощущал «пропасть взаимного непонимания» меж двумя противоположными лагерями, которые «практически перестали общаться». Он утверждал, что те, кого он называл интеллектуалами-литераторами, «до такой степени не понимают MIT, что можно подумать, будто ученые не владеют ни одним языком, кроме тибетского». Так что в этот вечер он намеревался предупредить о том, что «ученые и художественная интеллигенция до такой степени перестали понимать друг друга, что это стало навязшим в зубах анекдотом»[510]510
  Snow CP. The Two Cultures and the Scientific Revolution. Cambridge: Cambridge University Press, 1960. P. 2–4,12.


[Закрыть].

Хотя Сноу признавал, что многим естественникам не хватало общекультурной образованности, он более других порицал интеллектуалов-литераторов, указывая на отсутствие у них самых элементарных научных познаний:

Множество раз мне приходилось бывать в обществе людей, которые по нормам традиционной культуры считаются высокообразованными. Обычно они с большим пылом возмущаются литературной безграмотностью ученых. Но как-то раз я не выдержал и спросил, не может ли кто-то из них объяснить, что такое второе начало термодинамики. Ответом было молчание или отказ дать внятное толкование. А ведь задать этот вопрос ученому значит примерно то же, что спросить у писателя: «Читали ли вы Шекспира?»[511]511
  Ibid. P. 15–16.


[Закрыть]

Сноу сетует: «Создается впечатление, что в результате огромного числа последовательно проводимых экспериментов отсеялась целая группа людей, не воспринимающих какие-то определенные звуки. Разница только в том, что эта частичная глухота не врожденный дефект, а результат обучения – или, вернее, отсутствия обучения»[512]512
  Ibid. P.15.


[Закрыть].

В ценном комментарии к данному эссе историк Стефан Коллини размышляет о последствиях чрезмерной, по мнению Сноу, бифуркации наук: «Ведь по существу, Сноу не просто спрашивал, какие взаимоотношения должны быть между двумя культурами, которые, как он полагал, он смог определить, и не просто задавался вопросом, как школьные и университетские учебные программы должны быть построены, чтобы дать людям адекватное образование в рамках обеих ветвей знания». Коллини утверждает, что «выставляя на публичное обсуждение» подобное представление о двух культурах, Сноу имел в виду и насущную необходимость обращения и противостояния вызовам, с которыми столкнулось человечество, и неадекватность академической культуры, разъединенной на дисциплинарные вотчины и неспособной адекватно отреагировать на них[513]513
  Collini S. Introduction to С.Р. Snow, The Two Cultures. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P. viii. Как Коллини объясняет в исправленном варианте, опубликованном четыре года спустя после лекции «Второй взгляд», Сноу попытался исправить излишнее упрощение первоначальной дихотомизации посредством введения третьей категории. Согласно Коллини, «беспомощная попытка» устранить первоначальное проседание общественных наук ознаменовало растущее влияние этих дисциплин в британских университетах (Р. liv).


[Закрыть].

В дальнейшем мы сосредоточимся на потенциальных последствиях формулировки диагноза, поставленного Сноу академической организации, и в особенности на реализации междисциплинарного обучения и исследования, рассматриваемых здесь в общих чертах для передачи различных подтипов, включая трансдисциплинар-ность, мультидисциплинарность, плюридисциплинарность, постдисциплинарность и интеллектуальный синтез. Там, где дисфункциональность кажется чрезмерной, мы подключаемся к дискуссии о категориях в соответствии с обоснованиями, представленными философами Робертом Фродманом и Карлом Митчемом: «И наука, и общество теперь признают, что междисциплинарность и дисциплинарность являются не взаимоисключающими, но взаимодополняющими»[514]514
  Frodeman R., Mitcham C. New Directions in Interdisciplinarity: Broad, Deep, and Critical // Bulletin of Science, Technology, and Society. 2007. Vol. 27. No. 6. P. 506–507.


[Закрыть]. Предварительным условием для внедрения междисциплинарности, как мы утверждаем, является взаимная усвояемость между дисциплинами и дисциплинарными и междисциплинарными областями, так же как предпосылкой для верной реакции на вызовы, стоящие перед современным обществом, являются междисциплинарное обучение и сами исследования[515]515
  Мы заимствовали лингвистическое понятие взаимного распознавания из введения Коллини к новому изданию эссе Сноу. Неизбежные недостатки, обусловленные нашими разрозненными познаниями, как утверждает Коллини, «угрожают сделать невозможным поддержание уровня дискуссии или взаимно понятного обмена взглядами, от которых зависит эффективное управление делами общества» (Р. lvii).


[Закрыть].

Недостаточно внимания уделялось оценке роли институционального проектирования при реализации междисциплинарности. Эти взаимосвязанные отношения нигде так критически не проявляются, как в институционализации дисциплин и междисциплинарных конфигурациях американского исследовательского университета. Хотя разновидности междисциплинарности уже стали предметом детальных разъяснений со всевозможных точек зрения, понятие проектирования в настоящем контексте – как продвижение междисциплинарного сотрудничества в рамках знаниеемких предприятий, и в особенности в модели американского исследовательского университета – само по себе часто воспринимается лишь как должное. Обратимся ли мы к дисциплинарным генеалогиям или междисциплинарному слиянию, понимание динамики, определяющей их институционализацию и распространение, требует оценки их институциональных установок[516]516
  Подробнее об институционализации междисциплинарности см.: Dabars W.B. Disciplinarity and Interdisciplinarity: Rhetoric and Context in the American Research University / PhD diss. Los Angeles: University of California, 2008.


[Закрыть]. Предпосылкой к внедрению междисциплинарности, как мы утверждаем, является адекватная институциональная платформа, как и взаимопонимание между научными дисциплинами и междисциплинарными областями. Итог оптимального институционального проектирования, соответствующего разнообразным целям университета с точки зрения междисциплинарных изысканий метко характеризует Джонатан Коул: «Почти все подлинно самобытные университеты создают цельную, неразрывную сеть когнитивного влияния, охватывающую отдельные дисциплины и воздействующую на качество всего целого»[517]517
  Cole J.R. The Great American University: Its Rise to Preeminence, Its Indispensable National Role, and Why It Must Be Protected. N.Y.: Public Affairs, 2009. P.5.


[Закрыть].

Устойчивость традиционной корреляции между научными дисциплинами и кафедрами, возможно, является основным недостатком модели американского исследовательского университета. Несмотря на широкий консенсус относительно насущной потребности в меж– или трансдисциплинарных подходах к научным изысканиям, традиционная корреляция между научными дисциплинами и кафедрами остается основой академической организации и управления. Обратимся еще раз к приведенному нами наблюдению Эндрю Эбботта: «На всех факультетах гуманитарных и естественных наук действует один и тот же набор кафедр». И пусть дисциплины теперь все больше взаимосвязаны между собой или переплетаются со стремительно плодящимися междисциплинарными областями, их местоположение в дисциплинарных кафедрах или же, по обстоятельствам, таких структурных единицах, как центры, институты, школы или колледжи, остается традиционным. Из-за их «уникальной способности к организации индивидуальных карьер, подбору преподавательского состава и начальному высшему образованию», как замечает Эбботт, дисциплинарные кафедры выступают «основополагающими и незаменимыми конструктивными блоками» американского академического сообщества. Подобным же образом, «американцы, судя по всему, неспособны представить себе учебную программу бакалавриата без профилирующих предметов. И конечно, без дисциплин нет и профилирующих предметов». Придя за последние десятилетия XIX в. к своей нынешней конфигурации, «американская система дисциплин» на базе кафедр оставалась «беспрецедентно устойчивой и устойчиво самобытной»[518]518
  Abbott A. Chaos of Disciplines. Chicago: University of Chicago Press, 2001. P. 126–128.


[Закрыть]. Политолог Маттеи Доган предложил краткий обзор административного коррелята для дисциплинарно организованного знания: «Во всех университетах преподавание, наем персонала, продвижение, экспертная оценка и управление организованы по дисциплинарному критерию»[519]519
  Dogan М. The New Social Sciences: Cracks in the Disciplinary Walls // International Social Sciences Journal. 1997. No. 153. P. 429.


[Закрыть]. Почетный президент Мичиганского университета Джеймс Дудер-штадт в аналогичной манере описывает «обожествление дисциплин», каковое в силу сохранения кафедральной структуры «продолжает господствовать в жизни современного университета, влиять на составление учебного плана, распоряжение средствами, управление программами и систему вознаграждений»[520]520
  Duderstadt J.J. A University for the Twenty-First Century. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000. P. 120–121.


[Закрыть].

Научные дисциплины «по сути своей триедины», как замечает социолог Иммануил Валлерстайн: «Так называемые дисциплины, конечно, являются интеллектуальными категориями – способами заявить, что существует определенное поле исследований с определенными границами, какими бы расплывчатыми или спорными они ни были, и определенные согласованные способы легитимных исследований… Дисциплины, кроме того, являются институциональными структурами, которые с конца XIX в. приобрели более законченные формы. Наконец, дисциплины – это культуры»[521]521
  Wallerstein I. Anthropology, Sociology, and Other Dubious Disciplines // Current Anthropology. 2003. Vol. 44. No. 4. P. 453–465.


[Закрыть]. Хотя дисциплины и междисциплинарные области, входящие в нашу академическую культуру, тем самым в первую очередь представляют эпистемические категории – в данном случае в самом общем смысле относясь к базе знаний той или иной области – в своих административных контекстах они могут быть восприняты как вторичные. Немаловажный социокультурный контекст дисциплинарности укрепляет эпистемологические и административные измерения. Часто называемые социальными конструктами, эти образования являют собой плоды «дисциплинарной социализации». Оценки эпистемологического потока дисциплин должны уравновешиваться пониманием того, что Эбботт называет «чрезвычайным застоем дисциплинарной социальной структуры»[522]522
  Abbott A. Chaos of Disciplines. Р. 122–125.


[Закрыть].

Вместо изучения новых исследовательских парадигм академическое сообщество весьма нередко ограничивает свой кругозор существующими организационными моделями. Хорошо известный призыв Национальной академии расширять междисциплинарное сотрудничество и в исследованиях идти от конкретной проблемы (имеется в виду доклад Facilitating Interdisciplinary Research) предлагает подход, представляющий фундаментальную модель институциональной активности в данном контексте. В отчете идет речь об «ученых, инженерах, обществоведах и гуманитариях… решающих комплексные проблемы, к которым необходимо подступиться одновременно с разных сторон с фундаментальными знаниями», и в целом он служит средством для представления наших общих рекомендаций. Авторы заявили о необходимости новых структурных моделей, которые будут «стимулировать новые способы научных изысканий и помогут преодолеть концептуальные и институциональные барьеры для междисциплинарных исследований, способных принести значительные выгоды науке и обществу», а также экспериментов со «значительными изменениями традиционных академических структур или даже внедрением новых структур и моделей для снижения барьеров» в междисциплинарных исследованиях[523]523
  Facilitating Interdisciplinary Research / National Academies. Washington, DC: The National Academies Press, 2005. P. ix, xi, 17. DOI: 10.17226/11153. <https://www.nap.edU/catalog/l 1153/facilitating-interdisciplinary-research>.


[Закрыть].

Рекомендации в отношении новых институциональных структур, поддерживающих реализацию принципа междисциплинарности, основаны на «матричной модели». В отличие от существующих конфигураций дисциплинарно ориентированной «изолированности», комитеты Национальной академии рекомендуют структуры, уже давно привычные промышленным и государственным лабораториям: это «матрица, в которой люди свободно циркулируют между дисциплинарными отраслями, соединенными междисциплинарными центрами, офисами, программами, курсами и учебными планами. Существует множество возможных форм взаимосвязи между отраслями и центрами, включая назначения, зарплаты, наем преподавательского состава, должностные обязанности, распределение сумм от накладных расходов, назначения преподавателей…учебные планы и присуждение ученых степеней». В докладе звучит мысль и о настоятельной потребности в «институциональной политике, регулирующей назначения преподавательского состава и порядок установления окладов, наем педагогических кадров, возможности заключения бессрочного контракта и карьерного роста, объем административных отчислений с полученных грантов – а также в разработке новых образовательных программ и учебно-методических материалов и т. д.»[524]524
  Facilitating Interdisciplinary Research. Р. ix, 172.


[Закрыть]

В условиях экономического роста, все более связанного с наукоемкими инновациями, взаимодействие между университетами, промышленностью и государственными структурами за последние полвека стало критически важным. Эти взаимоотношения представляют собой «тройную спираль»: инновационную триаду «университет – промышленность – государственные структуры», описанную Генри Эцковицем[525]525
  Etzkowitz Я. The Triple Helix: University-Industry-Government Innovation in Action. N.Y.: Routledge, 2008. P. 1.


[Закрыть]. Доклад Национальной академии подчеркивает, что междисциплинарные исследования в лабораториях на базе промышленности и правительственных структур должны служить эталоном для академических учреждений: «Промышленные и национальные лаборатории обладают длительным опытом в поддержке промтехнологий. В отличие от университетов, промышленность и национальные лаборатории организуют деятельность вокруг проблем, к решению которых они рассчитывают привлечь и свои исследовательские подразделения. Одни проблемы сменяются другими, с ними обновляется и дизайн-проект организации». Кроме того, «совместные междисциплинарные исследовательские партнерства между университетами, промышленностью и государственными структурами окрепли и стремительно развиваются. Хотя подобные партнерства все еще сталкиваются со значительными препятствиями, детально описанные успешные проекты представляют убедительные свидетельства как выгод от подобных исследований, так и эффективности в интегрировании различных культур»[526]526
  Facilitating Interdisciplinary Research. Р. 3.


[Закрыть].

Необходимы и новые структурные модели, ибо «доминирующие академические культуры и структуры склонны воспроизводить уже имеющиеся у них сферы компетенции, вознаграждать скорее индивидуальные усилия, нежели коллективные, оставлять право найма сотрудников за одной кафедрой, ограничивать систему мотивации и вознаграждения за междисциплинарную и коллективную работу»[527]527
  Ibid. Р. 100. Говоря о внедрении междисциплинарности в европейские системы высшего образования, обычно подчиненные централизованной администрации, Бартон Кларк обращает внимание на непреднамеренное последствие такого расклада: советы, представляющие государственную власть, порой перекрывают путь инновациям, связанным с новыми дисциплинами, если те угрожают сложившейся структуре распределения властных полномочий и ресурсов. См.: The Academic Profession: National, Disciplinary, and Institutional Settings / ed. by B. Clark. Berkeley: University of California Press, 1987. Ch. Places of Inquiry. P. 375.


[Закрыть]. Реализация институциональной политики, благоприятствующей междисциплинарности, принципиально важна по двум причинам: академические карьеры исторически складывались в строго обозначенных дисциплинарных рамках, а дисциплинарная привязка определяет социальную организацию американского высшего образования до такой степени, что для обладателей междисциплинарного образования и специалистов в области междисциплинарных исследований нередко оказывается проблематичным добиться признания коллег или продвинуться по службе. Подобная политика должна, кроме того, способствовать признанию междисциплинарности профессиональными ассоциациями, бизнесом и промышленностью и, что важнее всего, федеральными ведомствами, которые, как говорится в докладе, по-прежнему сопротивляются междисциплинарной категоризации[528]528
  Facilitating Interdisciplinary Research. Р. х, 6.


[Закрыть].

С позиции авторов доклада, коммуникация – неотъемлемая составляющая междисциплинарного сотрудничества: «Междисциплинарность зиждется на коммуникации – разговорах, контактах, союзах, несущих новые открытия практически для любого ученого и инженера, чем бы он ни занимался». И хотя доклад сфокусирован на естественных и инженерных науках, он обобщает жизненно важные требования междисциплинарности по всему спектру дисциплин. Следуя призыву создавать новые структурные модели, доклад акцентирует важность соответствующей благоприятной институциональной политики: «Какой бы ни была их структура, междисциплинарные проекты оказываются успешными лишь в той среде, которая позволяет исследователям общаться, обмениваться идеями и сотрудничать поверх дисциплинарных границ»[529]529
  Ibid. Р. ix, 172.


[Закрыть].

Как и участники недавних дискуссий о сетях распространения знаний, мы полагаем, что концептуализация потока знаний – в отличие от его накопления или сохранения в специальных хранилищах – представляет собой важнейшую метафору развитого междисциплинарного сотрудничества на уровне индивидов и групп. Обратная корреляция между пресловутым «бункерным» менталитетом дисциплинарного знания и механизмами взаимосвязей, возникающих во время междисциплинарного обмена, становится все более очевидной. Ценность хранилищ знаний, согласно теоретикам организации Джону Хэйгелю, Джону Сили Брауну и Лэнгу Дэвисону, снижается. Вместо этого мы должны «неизменно обновлять наши хранилища знаний, участвуя в соответствующих “потоках” знания – т. е. во взаимодействии, создающем или передающем знания меж индивидами». Речь идет об институциональных изменениях, инициируемых не административной элитой, а скорее «отдельными энтузиастами, которые могут оказаться в любой части организации и даже за ее пределами, но которые встречают поддержку со стороны институциональных лидеров… когда последние осознают, что подобная волна перемен не может навязываться сверху». Но доступ к знаниям зависит от оптимальной организационной структуры, в особенности в крупных корпорациях или институтах. В качестве аргумента часто приводят слова бывшего исполнительного директора Hewlett-Packard: «Если бы компания HP знала, что компания HP знает, наши доходы утроились бы»[530]530
  Hagel J. Brown J.S., Davison L The Power of Pull: How Small Moves, Smartly Made, Can Set Big Things in Motion. N.Y.: Basic Books, 2010. P. 7, 11, 73. Лью Платт; цит. no: Sieloff C.G. If Only HP Knew What HP Knows: The Roots of Knowledge Management at Hewlett-Packard // Journal of Knowledge Management. 1999. Vol. 3. No. 1. P. 47–53.


[Закрыть].

Хотя институциональное проектирование таит в себе множество непредвиденных нестыковок между дисциплинарными фракциями и может требовать от индивидов или групп преодоления устоявшихся социокультурных барьеров в ходе реорганизационных мероприятий по расширению междисциплинарного сотрудничества, благодаря взаимодействию между разнородными группами, программами и инициативами высвечиваются новые ракурсы проблем и подходов к их решению. Новаторские междисциплинарные конфигурации – своего рода институциональные эксперименты – обладают потенциалом для изменения направления исследований и их применения – и даже по открытию новых парадигм производства, организации и применения знаний. Иными словами, если соответствующие академические структуры, которым по силам решение какой-либо проблемы или преодоление какого-либо вызова, еще не возникли, такие новые подразделения должны быть созданы. На момент запуска кадровый состав и конфигурация таких новых единиц могут быть просто результатом наиболее удачных стратегических догадок и включать исследователей, представляющих разные дисциплины и работающих на стыке дисциплин или специализаций. Они могут так и остаться сугубо мультидисциплинарными. Суть в том, что подобные новаторские организационные конфигурации могут привести к неожиданным интуитивным открытиям – о роли интуиции в научных исследованиях писали Роберт К. Мертон и Элинор Барбер[531]531
  Merton R.K., Barber Е. The Travels and Adventures of Serendipity: A Study in Sociological Semantics and the Sociology of Science. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2004.


[Закрыть]. Любые такие структуры предоставляют, по меньшей мере, новые возможности для решения насущных вызовов и труднопреодолимых проблем – или даже возможности эволюции в кардинально новые межотраслевые специальности. Генеральной задачей в институциональном проектировании, таким образом, становится порождение экосистемы инноваций.