Текст книги "Обнаружители Магии. Змеиная гора"

– Неудивителен пейзаж пред взором нашим, – голос сэра Бивербрука слышался все глуше и глуше по мере его удаления вдаль по открывшемуся туннелю, – как я и полагал, здесь монстры ритуалы проводили.

Николас вскочил, опасаясь, что Август вновь начнет испытывать судьбу и ломать окружение. Безусловно, он верил и в сэра Августа, и в бдящий Священный Дуб, но что-то подсказывало молодому паладину, что иногда Дуб то ли моргает, то ли иным образом отвлекается от своих последователей. Задаваться вопросами о священно-древесных делах было, однако, уже на грани богохульства, поэтому Николас быстро схлопнул зачатки еретичных мыслей.

И вовремя – теперь ему было над чем подумать и что пытаться осознать. Примитивистская мозаика, издалека сливавшаяся в вихрь пестрых оттенков, изображала змеиные хвосты, вытянутые по всей поверхности стены и заканчивающиеся через пару десятков метров выступающими каменными головами. Головы вызывали неприятное ощущение, так как через увеличенную версию такой Николас с отрядом и попал в это проклятое место.

Три головы на южной стене и три головы на северной злобно скалились друг на друга, демонстрируя клыки внушительных размеров. Огромные клыки были единственным одинаковым атрибутом змеиных голов – узоры, соотношения цветов и формы капюшонов значительно различались, придавая каждой голове зловещей индивидуальности.

В отличие от Августа, Николас не увидел ничего ритуального в обстановке туннеля. Он с подозрением прищурился, чтобы отыскать предметы, сподвигнувшие сэра Бивербрука на такую мысль, но взгляд молодого полуэльфа замылился после таинственных статуй, высоких обелисков и столкновений с гигантскими убийственно опасными тварями. В отличие от полной опасностей улицы древнего города, здесь, в спуске под подземным городом, веяло многовековым умиротворением. Надежно законсервированный подвал, в который никто давно не спускался (и уж тем более не продавливал прыжками себе путь, ломая всю инженерную задумку движения плит!), был укрыт от ветров, влажности и обжигающих солнечных лучей.

Здесь безопасно, подумал Николас. Здесь спокойно, как в младенческой колыбели. Сверхъестественная тишина укутывала в надежный кокон и обещала укрыть от шипения с громыханием, которых Николас так боялся услышать за металлическими дверями обелиска. Змеи уже не казались такими страшными и успокаивали переливающимся сиянием глаз.

Сияние. Сменяющие друг друга черные и желтоватые волны, пляшущие в каменных радужках. Не бойся, юноша. Опусти голову. Отдохни. Вздохни полной грудью. Останься.

Не бойс-с-ся…

Лязг механизма вернул Николаса обратно к реальности. Оставленный без присмотра Август все это время отколупывал часть неплотно прикрепленной мозаики на конце хвоста. Особо потрескавшаяся чешуйка с готовностью слетела вниз на пол и обнажила выемку, из которой довольный паладин вытянул крюк на цепи.

– Вы уверены, что это стоит делать? – с нарастающим сомнением спросил Николас, когда Август, натягивая цепь, отошел к голове на противоположной стене. – Я странно себя чувствую. Это место старается обмануть нас.

– Обманут станет тот, кто тьме позволил разум заглушить, – сэр Бивербрук чуть не выбил кобре клык в попытке зацепить крюк за металлическую петлю где-то в глубине змеиной глотки, – а разум наш с тобой надежно защищен дубовых листьев шелестом. Ну, кстати…

Август, вспомнивший о курительных припасах в мешочке на своем поясе, отпустил крюк.

Оба паладина не сразу поняли, что произошло. Крюк бряцнул, упав к ногам Августа, а затем со скрипучим свистом молниеносно исчез с пола. Николас ощутил разливающуюся по скуле теплоту и аккуратно потрогал лицо. Содранная кожа ответила ему раздражающим жжением.

На пальцах полуэльф увидел кровь.

Август неторопливо развязал веревку на курительном мешочке и насыпал листьев в трубку, пока Николас панически озирался вокруг. Ответ пришел практически сразу – края выемки, откуда Август изначально достал крюк, были расколоты. Крюк, вернувшийся в родное гнездо, встал поперек углубления, поэтому Николасу понадобилось время, чтобы снова его вытащить.

Скула засаднила сильнее.

– Приспособленья прикреплены здесь неспроста, – Август выдул клуб дыма на змеиную голову, – есть некая загадка в этих стенах. Соединим мы головы с хвостами, и результат придет, но суть его мне не ясна.

Николас не развернулся к нему, но рассеянно покивал, соскребая с крюка багровую корочку собственной крови, успевшей застыть на металле за короткую продолжительность полета. Плечи полуэльфа чуть дрогнули, когда он представил вариант прошлого, где его нос находился на прямой траектории крюка.

Воистину, Николаса хранил Дуб. Но у сэра Августа были все шансы преодолеть божественное благословение и все же его угробить.

В мыслях Октавии мелькнуло, что им стоило бы наметить план перед выходом, но ее склонность к поиску приключений на чуть подломанный падениями копчик была сильнее желания что-либо планировать. Она понадеялась на Иоахима, вроде как обладающего тем самым инстинктом самосохранения, отсутствие которого волшебник ранее заметил у своей спутницы.

Однако жажда открытий и резко проснувшийся исследовательский интерес снизили планку опасности для кренийца. Сперва он вел Октавию по закоулкам, избегая даже самых мелких камешков на дороге, чтобы не шуметь лишний раз. Потом ему стало плевать на камешки, на прятки в узких проходах и, в конце концов, на тишину – поначалу он говорил опасливым шепотом, но ближе к зиккурату размышлял почти в полный голос, пока тифлингша рассеянно оглядывалась по сторонам в попытках разглядеть движущиеся змеиные тени.

Она устало осматривала строения, выхватывая глазами частное, а не общее, и потому она не сразу поняла причину остановки Иоахима. Он встал и довольно упер руки в боки, закинув голову наверх. Октавия хотела раздраженно поторопить волшебника, но торопиться было некуда. Они дошли.

Окинув взглядом зиккурат снизу вверх, девушка не могла не присвистнуть на манер Иоахима. Выстроенный из невесть откуда взявшегося в глубоком подземелье песчаника, зиккурат уходил высокими ступенями наверх, понемногу вытягиваясь к макушке. Нижние ступени доходили двухметровой тифлингше до края подбородка и явно не использовались для восхождения. Узкая, еле заметная в рельефе зиккурата дорожка с пологим наклоном напомнила Октавии об увиденной в доме лестнице.

Ее догадку разделял и Иоахим, который подошел ближе к дорожке и поставил ногу на небольшой выступ.

– Все не по-людски сделано, – покачала головой Октавия.

– Они и не люди, хоть и гуманоиды, – парировал волшебник, – как ты со змеиным хвостом собралась по ступеням залезать? Пандус с таким наклоном идеален что для ползучих, что для ходячих.

В подтверждение своих слов он необычайно ловко запрыгнул на следующую подставку, добираясь до высоты второй ступени.

– Хвосты? – переспросила тифлингша и шагнула вслед за волшебником. – Ты хочешь сказать, что они были как русалки, только не рыбы, а змеи?

– И да, и нет, – на секунду задумался Иоахим, – судя по летописям, у некоторых юань-ти сохранялись две обычные ноги. Однако чем более приближенной особь становилась к Зехиру, тем больше змеиных черт во внешности у нее было. Большинство жрецов, как и другие помеченные змеиным богом, обладали хвостом. Это отражалось и на их социальной структуре – наиболее высокое положение в обществе имели те, кто был меньше человеком и больше змеей…

Продолжая малоинтересный для Октавии рассказ, крениец пожалел о слишком активном начале подъема, потому что ближе к вершине выступы уменьшались в размерах и крошились при наступании.

Очередной шаг, и песчаник под его сапогом превратился в пыль. Словно поскользнувшись на банановой кожуре, волшебник стал заваливаться назад, панически хватаясь за ближайшую ступень, оказавшейся, по иронии судьбы, гладкой, как яйцо.

Готовая к такому повороту событий, Октавия недвижимой скалой встала на пути падения спутника и приняла удар его тела на плечо.

– Ты под ноги вообще смотришь? – поинтересовалась она, пока Иоахим пытался вернуть себе равновесие.

– Разумеется, смотрю! – огрызнулся он и опустил стопу на кажущийся надежным выступ.

Кусок камня покатился вниз по дорожке, грохотом уведомляя всю округу о посетителях зиккурата.

В ответ где-то вдалеке на краю города послышался звук обрушиваемого здания.

Переглянувшись, парочка без лишних слов побежала по дорожке к зияющему проему на верхушке зиккурата. Октавия легонько подталкивала замешкавшегося волшебника, придавая ему дополнительное ускорение вдобавок к развитой от тревоги скорости.

Шум передвижения чего-то громадного приближался.

Иоахим буквально залетел в проход, притормозив пятками перед внезапно разверзнувшимся обвалом вовнутрь. Октавия, наученная горьким опытом падения в шахту, снизила темп раньше и вовремя схватила за рукав начинающего падать Иоахима.

На выдохе волшебник попытался выдавить из себя ругательство на кренийском, вышедшем в форме нечленораздельного свиста. Дыхание тифлингши восстановилось быстрее, поэтому первой зиккурат услышал бранную речь на инфернальном.

– Иоахим, – прорычала она, – еще один такой выпад, и я забуду, что ты мне когда-то жизнь спас. Брошу тебя на съедение местным живым достопримечательностям и даже не моргну.

– Все-все, я аккуратен, внимателен и чуток, – тихо прокашлялся волшебник, краем глаза выглядывая в проем, – пойми меня тоже, я всю жизнь прожил в городах, где, м-м-м, мне негде было набраться опыта пряток от змееголовых тварей.

– Я не думаю, что такой опыт много у кого есть.

– Не кокетничай, ты здорово от него улепетываешь, – осклабился Иоахим, – предполагаю, что в Синем Пределе есть народная забава «убеги от гигантских спутанных кишок, пока они не выпустили тебе кишки».

Октавия хотела было ответить колкостью на сомнительный комплимент, но навалившаяся усталость вымела все остроумие, оставляя голую пустыню безразличия в голове. Она села на корточки перед трещиной в полу и прикрыла глаза, перекладывая на провинившегося Иоахима ответственность за оценку внешней обстановки.

Ее спокойствие было обманчиво – Октавию раздражала собственная слабость, и если бы волшебник неудачно заикнулся в этот момент о ее возможностях, то он вполне мог полететь вниз с зиккурата. Тифлингша замерла на месте, стараясь угомонить зарождающееся внутреннее пламя, готовое разрушить все на своем пути.

Стук крови в висках замедлялся. Октавия чуть надавила на пульсирующие веки до появления болезненной красноты перед закрытыми глазами. Когда она открыла их, вокруг оставался все тот же пейзаж – низкий ступенчатый потолок, дыра в полу и тень Иоахима у входа. Волшебник напряженно всматривался в город с высоты, нутром чуя, что сейчас не время заводить разговор со спутницей.

Октавия спустила ноги в расщелину, которая центрилась расширенным зрачком на этом зиккуратном чердаке. Поболтав ногами в воздухе и не наткнувшись ими ни на какую преграду, тифлингша заглянула вниз и тут же чуть не упала с края.

На нижнем этаже виднелся характерный блеск драгоценных камней.

– Все стихло, – наконец заключил Иоахим, – ничего подозрительного не слышно и не видно. И, кажется, я знаю, где остальные.

Октавия медленно переползла на живот и склонилась в упоре лежа над провалом. От ближайшего изумрудного блика ее отделяло полдесятка метров.

– Двери обелиска были приоткрыты, когда мы стояли на дороге, – продолжал волшебник, не отвлекаясь от созерцания города и не замечая странных передвижений Октавии, – а сейчас закрыты наглухо. Учитывая предрасположенность паладинов к выбору наиболее очевидных путей решения проблемы, неудивительно, что они побежали в самое очевидное убежище. Осталось только дать им понять, что мы здесь. Или нам стоит отправиться к ним? Это небезопасно что для нас, что для них, но есть вероятность, что страж ходит по определенному маршруту, который мы можем предугадать…

– А ну-ка посвети сюда, – прервала его тифлингша. Иоахим развернулся к ней в тот момент, когда она вытягивала руку вперед в бесполезной попытке найти хоть какой-нибудь выступ с другой стороны ямы.

Крениец не стал задавать лишних вопросов и послушно зажег магические огоньки. Когда они проскользнули под пол этажа, в глазах Октавии зажегся другой огонь.

Огонь жадности.

– Отличные они ребята, эти твои юань-ти. Хоронили своих с почестями, – проговорила она, зачарованно оглядывая усыпальницу, усеянную россыпью призывно поблескивающих драгоценных камней.

Иоахим заглянул ей за плечо. Его внимание привлек не блестящий ковер из камней, напоминающий разномастную цветочную поляну, а монументальные гробницы и бдящие над ними статуи из песчаника. Лица змеехвостых статуй скрывались за золотыми масками, в прорези для глаз которых были вставлены крупные изумруды. Плоские каменные крышки напоминали все те же неприглядные ровные стены домов юань-ти, за тем лишь исключением, что на дома не выкладывали килограммы самоцветов.

Огоньки пролетели рядом со статуями, подергиваясь рядом с их скрытыми лицами.

– Без шансов, – помотал головой Иоахим, – во-первых, мы много на себе не унесем. Во-вторых, я достану только до самых верхних.

– Ты можешь до них достать? – Октавия так резко повернулась к волшебнику, что тот услышал хруст ее шеи.

Иоахим почувствовал, что совершает большую ошибку, но весь вид тифлингши говорил, что раз он сказал «а», то «б» из него вытянут в любом случае, и для сохранения собственного здоровья лучше бы до «вытягивания» ему не доводить.

– Если спустить меня на веревке… – он сделал паузу и вздохнул при виде пляшущих искр в глазах Октавии, – …если меня спустить на пару метров, то я дотянусь до парочки камней магической рукой.

Девушка не спускала глаз с Иоахима, будто ожидая, что сейчас он растворится в воздухе и не осуществит сказанное. Не глядя она сняла с бока рюкзака смотанную веревку и протянула ее волшебнику.

– Ты сейчас серьезно? – скривился он.

– Абсолютно.

Промедление спутника Октавию не устраивало, поэтому она начала сама обвязывать веревку вокруг его талии.

– Будешь меня слишком резко поднимать или опускать – сломаешь мне ребра, – Иоахим подергал за свободный конец веревки, с опаской проверяя натяжение.

– Я буду нежна, – ухмыльнулась тифлингша, одним выражением лица вынуждая волшебника подойти ближе к дыре.

Он аккуратно спустил ноги, перелез вниз и, еле удерживаясь на краю на руках, коротко кивнул удерживающей веревку девушке, чтобы та понемногу спускала его к сокровищам.

Веревка сдавила диафрагму почти сразу. Иоахим мысленно попросил всех богов дать ему хотя бы пару минут в сознании перед потерей воздуха, чтобы достать инфернальной женщине злополучные камешки и как следует оглядеться вокруг, запомнив обстановку усыпальницы.

Гробница, принадлежащая давно умершей цивилизации, изнутри ощущалась чем-то вневременным. Отсутствие пиктограмм, узоров и каких-либо надписей на древних языках полностью стирало заряд древности, прослеживаемой в городских строениях подземного города.

Смерть – это только начало служения, говорили немые стражи-статуи. В ней нет потаенного смысла, вторили им погребенные под каменными плитами и драгоценными горами юань-ти.

Тело – лишь оболочка. Несовершенная, нефункциональная оболочка, задающая ненужные вопросы вместо беспрекословного исполнения приказа…

Призванная волшебником магическая рука еле различимым призраком перелетела через огоньки и коснулась кончиками пальцев крупного сапфира на одной из гробниц. Сжав зубы, Иоахим дернул за веревку, призывая Октавию опустить его чуть ниже.

Рука легко схватила переливающийся синеватый камень. Выдохнув, крениец отправил руку с сапфиром на край провала, надеясь, что при виде него тифлингша не отпустит веревку.

Когда рука положила добычу на верхний этаж, веревка чуть дрогнула, заставив сердце Иоахима пропустить удар, но он все же остался на той же высоте. Второй камень, чуть треснутый изумруд, достался Иоахиму легче. С тремя последующими вышло не так радужно, но в конце концов волшебник вошел во вкус, уже не так сильно тревожась из-за возможного падения.

Он проводил глазами поднимающийся наверх пятый камень – черный агат, словно поглощающий падающие на него лучи света, – и еще раз осмотрелся вокруг. Зрение приспособилось к полутьме углов усыпальницы, и волшебник сумел различить ниши за статуями, в которых блики приобретали более дешевый, стекольный характер.

Иоахим прокрутил веревку, чтобы лучше видеть ближайшее углубление. Рука подлетела к нише и со звоном столкнулась с ее содержимым. Сомнений у волшебника, столько лет проработавшего в лавке магических предметов, не было – прямо по курсу стоял сосуд с жидкостью, предположительно зелье. Чуть раскачавшись, Иоахим улучил момент, чтобы схватить колбу магической рукой за узкую шею. Он настолько наловчился в этой игре, что за то время, пока рука несла колбу наверх, волшебник успел качнуться в другую сторону и, быстро переместив руку в противоположную нишу, достать второе зелье.

– Ты сам сказал, что мы много не унесем, – хмыкнула где-то наверху Октавия, – но я не против. Просто перестану выполнять роль носильщика твоего тельца и стану нести что-то реально ценное.

– А больше я и не достану, – поозирался вокруг Иоахим, – если только…

Два изумруда торчали совсем близко, в маске статуи-копейщика. Рука вопросительно зависла над золотым безэмоциональным лицом.

Пальцы заскребли по маске, простукивая окружность глазницы, но камни крепко сидели в своих гнездах. Решив не ходить (или не трогать?) вокруг да около, Иоахим мысленно повелел руке просто вырвать изумруд.

Как только рука коснулась камня, внутри него начало разгораться зеленое пламя, и призрачный помощник волшебника растворился в воздухе. Помещение наполнили звуки скрежета. Не ожидавший такого поворота Иоахим замер на веревке, как кролик перед удавом.

Древний страж просыпался.

На маске копейщика проступили гневные морщины, словно прямо на нем плавилось его золотое лицо. Изумруды по очереди выпали из расширяющихся глазниц, в которых не переставал гореть магический огонь. Иоахим дернул веревку раз, два, и, к его ужасу, это не привело к нужным результатам – он оставался висеть посреди усыпальницы, пока копейщик со скрипом поднимал руку с оружием.

Иоахим знал, что ему лучше не оглядываться в этот момент, но голова сама развернулась на звук тихого воя. Волшебник был не просто посреди гробов с одним разозленным стражем, он был посреди целого отряда взбешенных вторжением статуй. Статуя змеелюда по правую руку от кренийца угрожающе шипела из-за маски и взводила арбалет, невероятным образом сохранивший упругость тетивы за столько лет.

Пока статуя непослушными каменными пальцами пыталась управиться с арбалетным болтом, Иоахим успел открыть рот и тут же его захлопнуть, прежде чем оттуда вырвался какой-либо вопль. Статуи вертели головами так, будто ориентировались в пространстве не с помощью глаз. Волшебник справедливо решил не привлекать лишнего внимания и подергал за канат еще, поморщившись при подозрительных звуках лопания прядей веревки.

– Все, наигрался? – громко крикнула Октавия в дыру.

Пущенное статуей копье стукнулось об край разрушенного потолка в десятке сантиметров от сгиба каната. Иоахим прикрыл глаза.

– Тащи меня наверх, тупая ты адская курица! – заорал он в ответ и закашлялся в конце – легкие волшебника не были готовы к концертам такой громкости.

– Бессмертным себя считаешь?! – к облегчению Иоахима, реакция не заставила себя ждать. – Сейчас посмотрим, как ты мне в глаза это скажешь!

Сила тифлингской злобы подняла его сразу на метр вверх. Крениец вовремя успел раскачаться, чтобы болт, который статуя с тупым упорством заряжала в арбалет, пролетел мимо и приземлился аккурат в нишу, где раньше стояло зелье.

– На кой черт тебе мускулы сдались, если ты ими пользоваться не умеешь? – подначивал спутницу Иоахим. Дрожь в его голосе только раззадорила тифлингшу, решившую, что волшебник пойдет на попятную сразу после подъема, и тем приятнее будет хорошенько ему врезать.

Оставшуюся высоту Иоахим пролетел молниеносно. Октавия перевалилась через край, схватила волшебника за шкирку и злобно оскалилась, показывая, что спуску ему не даст.

– Только не отпускай меня, – жалобно пробормотал он.

– Что? – нахмурилась она, наконец обратив внимание на шум c нижнего этажа.

Молот третьей статуи, перекрутившись в воздухе, почти врезался в голень панически перебирающего ногами волшебника. Октавия рывком подняла Иоахима, чуть не сбив собранные им камни обратно вниз, но крениец подставил руку и воспрепятствовал пропаже результата своего тяжелого труда. Он сгреб камни и зелья в мешок и побежал из зиккурата прочь, утянув к выходу все еще недоумевающую спутницу.

Подошвы сапог скользили по покатому склону и иногда настолько неудачно сталкивались с выступами, что последнюю треть пути споткнувшемуся волшебнику пришлось проехать на пятой точке. Октавия не видела причины для паники, но Иоахима было не остановить, потому она неторопливо и ловко вскочила на ступень зиккурата. Она мощными прыжками перемещалась со ступени на ступень, разгоняя при приземлении оседавшую столетиями пыль.

– Убегаешь от ответственности за слова? – оскалилась тифлингша, нагнав волшебника у подножья.

– Да нет же! – сипло кашлянул он в ответ. – Ты разве не слышала?..

– Слышала, но тебя это никак не оправдывает, – оскал стал натянутее, – так что сейчас будет немного больно.

От приведения угрозы в действие ее отвлек ужасающий вой из недр зиккурата. Тягучий скрип вперемешку с зубодробительным скрежетом воем можно было назвать с натяжкой, но нечто одушевленное прослеживалось в этом протяжном стоне статуй-стражей.

Стону завторил грохот в городе. Октавия приняла защитную стойку, но быстро поняла ее бесполезность, когда вдалеке от напора змееголового монстра обвалилась крыша дома.

Очень редко в своей жизни тифлингша бежала не к чему-то, а от чего-то, но мертвый город словно решил исправить эту вселенскую несправедливость и сравнять счеты, заставляя Октавию уже в который раз улепетывать от смертельной опасности.

Неприступный зиккурат на поверку оказался опасным местом, что лишний раз подтверждало нарастание леденящих кровь криков из гробницы, которые эхом разносились по всей каверне. Не имея лучших вариантов, парочка пустилась в бег по направлению ко второму видимому оплоту надежности, обелиску.

Октавия долго убеждала себя не оглядываться ни на грохот, ни на переходящие на ультразвук вопли, ни на шипение и дрожь земли позади. Только изгвазданная рубашка и пыльные штаны впереди бегущего Иоахима мелькали перед ее глазами, будучи единственным ориентиром для уставшей и изнеможденной тифлингши.

Но любопытство взяло свое. Когда им с волшебником оставалось меньше сотни метров до гигантских металлических дверей, она развернулась на шум, показавшийся ей чересчур близким.

Тварь обрушила добрый десяток домов, прежде чем выбралась на открытую площадь перед зиккуратом. Нижние змеи стелились по полу, перекатывая общую массу ближе к ступеням, пока верхние нетерпеливо тянулись головами ко входу, вытягиваясь почти под прямым углом к основному ползучему комку. Змееголов застыл на пару мгновений перед подъемом, словно не понимая, как ему забираться дальше.

Октавия почувствовала комок отвращения в горле, когда монстр сплел из своего тела четыре «конечности» и по-человечески начал хвататься за выступы зиккурата, быстро подтягивая «туловище» ближе к вершине. Наверху змеи вновь освободились из дружеского захвата и влезли в проем, на этот раз вплетаясь шипением в надрывную песнь статуй. Часть змеиных голов осталась снаружи, дергаясь из стороны в сторону и нервно подрагивая в предвкушении.

– Октавия, – предостерегающе окликнул девушку Иоахим, но она продолжала завороженно следить за происходящим. Волшебник в одиночестве пытался открыть двери механизмом, но рычаг словно заклинило.

Вой из зиккурата замолк. Вместе с ним затихли и змеи, остановив безумную дрожащую пляску.

Внутри строения что-то забурлило, будто перекипающая вода в котелке. Успевшие осесть змеи лениво поднимались, выворачивая гибкие черные тела в разных направлениях.

БАМ!

Тифлингша дрогнула. Звонкий удар случился где-то совсем рядом.

БАМ!

Змеи синхронно повернули головы.

БАМ!

– Вы собираетесь открывать или нет?! – крикнул Иоахим внутрь обелиска, продолжая толкать дверь здоровым плечом.

Октавия попятилась назад при виде выбирающегося из зиккурата темного клубка. Змееголов сползал со ступеней, постепенно вырастая с маленькой волны до сметающего все на своем пути цунами.

– Август! – в гневной мольбе заорал волшебник, не сводя глаз с набирающего скорость монстра.

Тот сперва растекся шебуршащим гнездом у подножья зиккурата, но затем вернул объем и покатился к путешественникам. Октавия по примеру Иоахима забарабанила по двери, в ярости чувствуя онемение ладоней от приложенной силы.

– Август!

Дверь резко приоткрылась, даруя волшебнику с тифлингшей узкий проход вовнутрь. Они торопливо проскользнули в обелиск, не обращая внимания на боль от содранной острыми углами дверей кожи.

Николас снова щелкнул рычагом, закрывая за ними проход.

Иоахим и Октавия испуганно отпрыгнули от дверей – на улице монстр выглядел не как тот, кто просто так отпустит жертв. Однако прошла минута, две, но на обелиск никто не набрасывался. Шум стих, и в щели между створками был виден лишь маячивший на главной дороге цветной туман.

– Это было тупо, – заключил Иоахим.

Октавия кивнула.

– Абсолютно идиотская идея, – продолжил волшебник.

Тифлингша опять кивнула.

– Кому только могло прийти в голову лезть в дыру с очевидно проклятой усыпальницей в очевидно проклятом городе? – его риторический вопрос был встречен одобрительными угумканьями девушки.

– Но камни ты захватил, – утвердительно хмыкнула она.

– Да, но тебе достанутся только два.

– Три, или я скину тебя в новую дыру, – тифлингша показала подбородком на разломанные плиты.

– Два и одно из зелий!

Николас кашлянул, привлекая внимание.

– Боюсь вас разочаровать, леди Кларимьер, – холодно сказал он, – но в «дыру» нам придется лезть в любом случае.

– Это еще почему? – осклабилась Октавия, распрямляя плечи. Ничто так не возвращало ее на землю, как желание показать таким, как Николас, их место.

Молодой рыцарь не стал ничего объяснять и молча спустился по обломкам вниз.

– Никуда я не собира… да ты-то куда полез? – протест девушки не был поддержан Иоахимом, который с готовностью отправился вслед за полуэльфом.

– Надо посмотреть, как там дела у Августа, – услышала она голос волшебника из-под пола.

Конец фразы изящно перешел в поток кренийских ругательств. Октавия не знала кренийского, но у нее создалось впечатление, что за пару минут она услышала все бранные слова, которые только могли в нем быть. Речь Иоахима сопровождалась тихим уточняющим бормотанием Николаса, пыхтениями, списанными девушкой на счет Августа, и отвратительным хлюпаньем.

– Замотай сапоги получше, маг, – сумела разобрать она, – дрянь легко проникает в складки.

После услышанного Октавия все же свесила голову в дыру. В проеме она разглядела, что Иоахим сидит на обломанной плите и послушно обвязывает обувь разорванным холщовым мешком. Волшебник смотрел за край порога, где плескалась жидкость мутного оттенка.

Картина, свидетелем которой она стала после спуска, радовала не только глаз, но и злорадную душу – тифлингше очень многого стоило не загоготать во весь голос. Благородный сэр Август Бивербрук из Синего Предела, сверху донизу испачканный в буро-зеленом киселе неясного происхождения, еле волочил ноги в подвальном болоте, протягивая металлические цепочки от одной стены к другой. Из змеиных голов по бокам подвала лилась жидкость, по виду очень похожая на экскременты.

– Что же вас развеселило? – вмешался Николас, который сразу заметил повысившееся настроение тифлингши. – Опаснейший монстр наверху? Подземелье, где мы не дождемся помощи? Или, быть может, отравленные воды, которые скоро заполнят этот подвал и отрежут нам возможный путь на поверхность?

– Они еще и отравленные, – простонал Иоахим, но после перевязки ног все же зашел в бассейн.

Август защелкнул крюк в змеиной пасти и, довольный очередным достижением, отошел подальше.

Зеленая жижа полилась из клыков змеи быстрее.

– Мне кажется, – издалека начал волшебник, – мне кажется, ты делаешь что-то не так, Август.

Рыцарь остановился, гребком ноги чуть не окатив друга мутноватой жидкой слизью.

– Направление мысли верное, – с сомнением Иоахим покосился на злобную змеиную морду, – но результат, э-э-э, противоречивый. Чего мы хотим здесь добиться? Выливания всего яда?

– Мы нашли зазоры у северной стены, – отозвался Николас, – выглядит так, будто она отодвигается. Сэр Август мудро полагает, что цепи из хвостов тварей открывают проход, если защелкнуть их внутри морд в правильном порядке.

– И сколько комбинаций вы уже попробовали?

Полуэльф пожал плечами.

– Вы записывали прошлые варианты? – без особой надежды спросил Иоахим.

– Мы их запоминаем, маг, – фыркнул Николас, – это не так сложно.

Волшебник неопределенно угумкнул. Пока он разговаривал с молодым паладином и наблюдал за его старшим товарищем, Август успел перетасовать крюки в одной только ему известной последовательности. Бульканье болота усиливалось.

Иоахим вернулся «на сушу», несмотря на протесты Николаса. Маг достал кусок пергамента и принялся за то, что ему в спокойной обстановке удавалось делать лучше всего – думать. Он настолько монотонно забубнил про «шесть хвостов, шесть голов, перемножим…» и так мерно заскрипел пером об бумагу при черчении схем, что у распластавшейся на плите Октавии сами по себе закрывались глаза. Николас несколько раз пытался воззвать к ее совести, чтобы тифлингша приняла участие в ядовитых купаниях вместе с сэром Августом, но вскоре бросил эту затею. За все время пребывания внутри Змеиной горы полуэльф не научился давить на правильные кнопки, чтобы остатки совести леди Кларимьер хотя бы на миллиметр высунулись из той темной глубины, куда давно и бесповоротно были загнаны еще в детстве.

Змеи, хвосты, головы, слышала Октавия сквозь пелену. Хвосты, змеи… Головы. Шипящие головы, грохот падающего камня. Монстр, разламывающий крыши своим весом.

Мысли девушки бежали по кругу, несмотря на все попытки вырваться из цикла воспоминаний о позорном побеге от змееголова.

Головы. Удар камня об змеиную голову. Злоба змеиного клубка. Звук быстро удаляющихся шагов.

Октавия резко выпрямилась, качнув плиту, на которой Иоахим все это время старательно выводил линии комбинаций.

– А где Агарвейн?

 
                                         * * *
 

Гребень аккуратно вели по ее распущенным волосам. Ее плечи подрагивали, когда мягкие деревянные зубцы чуть щекотали кожу головы, разделяя волосы на мелкие прядки. Соседские девочки очень любили заплетать ей косы – многих слишком коротко стригли, чтобы сразу заметить заводящихся вшей, а к ней паразиты не лезли, поэтому мама только слегка подравнивала ей кончики. Ула, курносая девчонка из дома напротив, каждый раз при заплетении кос восторженно вздыхала, просеивая ее волосы сквозь тонкие маленькие пальцы.