Текст книги "22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»"

Осведомившись об обстановке, он сказал:

– В 12 часов по радио будет выступать Молотов»⁵⁴⁵.

«Первые часы войны, несмотря на моральную подготовку к ней, вызвали известное замешательство. – Напишет в своих воспоминаниях нарком ВМФ. – Нужно было сделать резкий поворот во всей работе, решительно перестроиться на новый военный лад. В эти часы в московском кабинете, вдали от флотов, еще не чувствовалось дыхания войны, хотя было уже известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточенного столкновения. Все нужные первые приказания отданы. Донесения с флотов поступают в Главный морской штаб и наносятся там на карту, анализируются. Хотелось что-то предпринимать, но ясности – что же именно следует делать немедленно, какие отдать приказания – пока не было.

Бумаги, горой лежавшие на столе со вчерашнего, мирного дня, потеряли свое значение. Они относились к боевой подготовке и строительству флота. Большинство вопросов теперь будет решаться по-иному, в соответствии с требованиями войны.

Я решил спокойно посидеть, собраться с мыслями. Вспомнилось, как старый марсофлот Э.С.Панцержанский говорил мне, когда я был еще командиром крейсера: «Когда обстановка на корабле становится сомнительной и вы не уверены в своих действиях, поставьте машины на «стоп», осмотритесь, прикажите штурману проверить свое место и, уточнив обстановку, двигайтесь дальше». Хороший совет! Но он пригоден лишь для мирного времени: попал в туман, не уверен в своем месте – остановись и проверь, чтобы не выскочить на мель. В военное время подчас нет времени осмотреться. Замешкаешься – и события неумолимо захлестнут тебя. Теперь надо на все реагировать быстро и точно. За промедление, как и за ошибки, ныне придется расплачиваться кровью. От военачальников всех степеней потребуется и хладнокровие, и мгновенный расчет. Командир корабля уже не может воспользоваться разумным для мирного времени советом и отдать якорь, чтобы разобраться в обстановке. Новая техника неизмеримо ускорила темпы войны. Мастерство, собранность и четкость приобрели особое значение. Таково веление времени⁵⁴⁶.

Рука невольно тянется к телефону. Связываюсь с флотами, с управлениями наркомата. Короткие разговоры сводятся к одному: больше оперативности, следить за каждым шагом противника, действовать решительно, не дожидаясь указки сверху. Утром контр-адмирал В.А. Алафузов сделал мне обстоятельный доклад о положении на флотах, всех распоряжениях, отданных им от имени наркома, и своих предположениях на будущее. Больше всего нас тревожили две опасности: высадка десанта и мощные налеты с воздуха на военно-морские базы.

Наркомат работал напряженно. Связь с флотами действовала бесперебойно».

От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается!

Нетрудно представить себе состояние И.В. Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчетам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал вплоть до самых последних дней.

Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели лишь выполнять волю Сталина, стоявшего над ними. Такова трагедия тех часов.

Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни, в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь одиночные машины, проносившиеся на повышенной скорости, пугали пешеходов тревожными гудками.

Столица еще не знала, что на границах уже полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжкие бои, пытаясь задержать врага.

В Кремле все выглядело как в обычный выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырек и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам – ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с нашей, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно.

«Наверное, руководство собралось где-то в другом месте, – решил я. – Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?»

Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат.

– Кто-нибудь звонил? – был мой первый вопрос.

– Нет, никто не звонил⁵⁴⁷.

В 12 часов партия и Советское правительство обратились к народу с заявлением о нападении фашистской Германии»⁵⁴⁸.

Оставив в стороне оценку «дополнений», сделанных уже после смерти маршала и адмирала в вышеперечисленных фрагментах воспоминаний, следует обратить внимание на несоответствие со справочником «На приеме у Сталина» в части времени посещения Жукова и Кузнецова Кремля. Не в 4-30 Жуков с Тимошенко приехали в Кремль, а в 5-45 (и уехали в 8-30). «Всех» членов Политбюро тогда там не оказалось. В сталинском кабинете помимо него самого и Г.К. Жукова с С.К. Тимошенко находились В.М. Молотов, Л.П. Берия и Л.З. Мехлис. К 8-30 – времени выхода из сталинского кабинета наркома и НГШ – в кабинете находились Г.М. Маленков, А.И. Микоян, Л.М. Каганович, К.Е Ворошилов, А.Я. Вышинский (первый заместитель наркома иностранных дел) и Н.Г. Кузнецов⁵⁴⁹, зашедший в кабинет за 15 минут до этого:

«1. т. Молотов вход 5-45 м.

выход 12–05 м.

2. т. Берия вход 5-45 м.

выход 9-20 м.

3. т. Тимошенко вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

4. т. Мехлис вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

5. т. Жуков вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

6. т. Маленков вход 7-30 м.

выход 9-20 м.

7. т. Микоян вход 7-55 м.

выход 9-30 м.

8. т. Каганович вход 8-00 м.

выход 9-35 м.

9. т. Ворошилов вход 8-00 м.

выход 10–15 м.

10. т. Вышинский вход 7-30 м.

выход 10–40 м.

11. т. Кузнецов вход 8—15 м.

выход 8-30 м.

…

14. т. Кузнецов вход 9-40 м.

выход 10–20 м.

…

24. т. Тимошенко вход 14–00 м.

выход 16–00 м.

25. т. Жуков вход 14–00 м.

выход 16–00 м.

26. т. Ватутин вход 14–00 м.

выход 16–00 м.

27. т. Кузнецов вход 15–20 м.

выход 15–45 м.

…

Последние вышли в 16–45 м.»⁵⁵⁰.

22-го июня Генеральным штабом была выпущена Оперативная сводка № 01 на 10.00. 22.6. 1941года (на документе отсутствует время его подписания), свидетельствующая о полной потери связи с войсками, растерянности и отсутствием понимания происходящего. Документ был по своей сути дезинформационным и предназначен для успокоения руководства страны:

«ОПЕРСВОДКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ № 01

На 10.00. 22.6.1941

4.00. 22.6.1941 немцы без всякого повода совершили налет на наши аэродромы и города и перешли границу наземными войсками (здесь и далее выделено мной. – М.А.).

1. Северный фронт. Противник звеном самолетов-бомбардировщиков нарушил границу и вышел в район ЛЕНИНГРАДА и КРОНШТАДТА. В воздушном бою нашими истребителями сбито 2 самолета.

До 17 самолетов противника пытались пройти в район ВЫБОРГА, но, не дойдя, повернули обратно.

В районе КУОЛАЯРВИ взят в плен немецкий солдат моторизованного полка 9 пд. На остальных участках фронта спокойно.

2. Северо-Западный фронт. Противник в 4.00 открыл артогонь и одновременно начал бомбить аэродромы и города ВИНДАВА, ЛИБАВА, КОВНО, ВИЛЬНО и ШАУЛЯЙ. В результате налета возникли пожары в ВИНДАВЕ, КОВНО и ВИЛЬНО.

Потери: уничтожено на аэродроме ВИНДАВА 3 наших самолета, ранено 3 красноармейца и зажжен склад горючего; в 4.30 над районами КАУНАСА и ЛИБАВЫ шел воздушный бой, результаты выясняются. С 5.00 противник ведет систематические налеты группами по 8—20 самолетов на ПОНЕВЕЖ, ШАВЛИ, КОВНО, РИГА, ВИНДАВА, результаты выясняются. Наземные войска противника перешли в наступление и наносят удары в двух направлениях: основной – из района ПИЛЛКАЛЛЕН, СУВАЛКИ, ГОЛЬДАП силами трех-четырех пд и 200 танков в направлении ОЛИТА и обеспечивающий главную группировку удар – из района ТИЛЬЗИТ на ТАУРАГЕ, ЮРБАРКАС силами до трех-четырех пех. дивизий с невыясненной группой танков.

В результате пограничных боев атака противника на Таураге отбита, но противнику удалось захватить ЮРБАРКАС. Положение на направлении главной группировки противника уточняется. Противник, видимо, стремится действиями на ОЛИТА, ВИЛЬНО выйти на тылы Западного фронта, обеспечивая свои действия на ТАУРАГЕ, ШАУЛЯЙ.

3. Западный фронт. В 4.20 до 60 самолетов противника бомбардировали ГРОДНО и БРЕСТ. Одновременно во всей полосе Западного фронта противник открыл артиллерийский огонь.

В 5.00 противник бомбардировал ЛИДА, нарушив проводную связь армии.

С 5.00 противник продолжал непрерывные налеты, нанося удары группами бомбардировщиков До-17 в сопровождении истребителей Ме-109 по городам: КОБРИН, ГРОДНО, БЕЛОСТОК, БРЕСТ, ПРУЖАНЫ.

Основными объектами атаки являются военные городки.

В воздушных боях в районе ПРУЖАНЫ сбиты 1 бомбардировщик и 2 истребителя противника. Наши потери – 9 самолетов.

СОПОЦКИН и НОВОСЕЛКИ горят. Наземными силами противник развивает удар из района СУВАЛКИ в направлении ГОЛЫНКА, ДОМБРОВА и из района СОКОЛУВ вдоль железной дороги на ВОЛКОВЫСК. Наступающие силы противника уточняются. В результате боев противнику удалось овладеть ГОЛЫНКА и выйти в район ДОМБРОВА, отбросив части 56 сд в южном направлении.

В направлении СОКОЛУВ, ВОЛКОВЫСК идут напряженные бои в районе ЧЕРЕМХА. Своими действиями этих двух направлений противник, очевидно, стремится охватить северо-западную группировку фронта.

Командующий 3-й армией вводом танковой дивизии стремится ликвидировать прорыв противника на ГОЛЫНКА.

4. Юго-Западный фронт. В 4.20 противник начал обстрел пулеметным огнем нашей границы. С 4.30 самолеты противника ведут бомбардировку городов ЛЮБОМЛЬ, КОВЕЛЬ, ЛУЦК, ВЛАДИМИР-ВОЛЫНСК, НОВОГРАД-ВОЛЫНСК, ЧЕРНОВИЦЫ, ХОТИН и аэродромов у ЧЕРНОВИЦЫ, ГАЛИЧ, БУЧАЧ, ЗУБОВ, АДАМЫ, КУРОВИЦЕ, ЧУНЕВ, СКНИЛОВ. В результате бомбежки в СКНИЛОВЕ был зажжен технический склад, но пожар ликвидирован; выведено из строя на аэродроме КУРОВИЦЕ 14 самолетов и на аэродроме АДАМЫ 16 самолетов. Нашими истребителями сбито 2 самолета противника.

В 4.35 после артогня по району ВЛАДИМИР-ВОЛЫНСК и ЛЮБОМЛЬ наземные войска противника перешли границу, развивая удар в направлении ВЛАДИМИР-ВОЛЫНСК, ЛЮБОМЛЬ и КРЫСТИНОПОЛЬ.

В 5.20 в районе ЧЕРНОВИЦЫ у КАРПЕШТИ противник также начал наступление.

В 6.00 в районе РАДЗЕХУВ выброшен парашютный десант противника неустановленной численности. В результате действия наземных войск противник занял, по непроверенным данным, ПАРХАЧ и ВЫСОЦКО в районе РАДЫМНО. До полка конницы противника с танками, действующими в направлении РАВА-РУССКА, проникло к УР. В районе ЧЕРНОВИЦЫ противник потеснил наши пограничные заставы.

На румынском участке в воздушных боях над КИШИНЕВ и БЕЛЬЦЫ сбито 2 самолета противника. Отдельным самолетам противника удалось прорваться на ГРОСУЛОВО и бомбить аэродромы БЕЛЬЦЫ, БОЛГРАД и БОЛГАРИЙКА. В результате бомбежки уничтожено 5 самолетов на аэродроме ГРОСУЛОВО.

Наземные войска противника на фронте ЛИПКАНЫ-РЕНИ пытались форсировать р. ПРУТ, но были отбиты. По непроверенным данным, противник в районе КАРТАЛ высадил десант через ДУНАЙ.

Командующие фронтами ввели в действие план прикрытия и активными действиями подвижных войск стремятся уничтожить перешедшие границу части противника.

Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия. Используя это преимущество, противнику удалось на отдельных направлениях достичь частного успеха.

НАЧАЛЬНИК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

КРАСНОЙ АРМИИ

ГЕНЕРАЛ АРМИИ

ЖУКОВ»⁵⁵¹.

В сочетании с массированным применением диверсионных групп в тылу, с хорошо скоординированным с действиями сухопутных войск ударами авиации танковые и механизированные войска вермахта сеяли хаос и панику, оказывая мощное психологическое воздействие⁵⁵² на красноармейцев и командиров. Одновременно прикладывался максимум усилий для нарушения связи, для разрушения системы управления войсками с первых же минут развязывания военных действий – особенно в оперативном звене. Опираясь на хорошо поставленную войсковую разведку, танковые части и соединения вермахта не «прогрызали» оборону, а находили пути прорыва на оперативную глубину на стыках соединений, на их флангах.

22 июня в «Бюро Риббентропа» было подготовлена сводка агентурных донесений, в которой подчеркивалось, что «тайна относительно подлинных замыслов фюрера… была сохранена фактически до последнего дня»:

«Хотя иностранцы, проживающие в Берлине, в течение последних недель и дней следили за русским вопросом, понимая его актуальность, очень внимательно, сегодняшнее сообщение о решении фюрера для большинства из них оказалось все же полной неожиданностью. Относительно возможного развития германо-русских отношений было пущено столько путаных слухов, что фактически до ночи с субботы на воскресенье никто не решался давать твердый прогноз. Вплоть до последнего времени… иностранцы, проживающие в Берлине, считали вполне возможным… дальнейшее сближение Германии и России. В этих кругах говорилось не только о некоем «великом германском блефе» по отношению ко всему миру, но и о некоем тайном соглашении между рейхом и Советским Союзом. В этой связи многие иностранцы распространяли версию о том, что сосредоточение войск у германской восточной границы призвано отвлечь внимание от запада. В действительности же следует ожидать внезапно го нападения на Британские острова. Статья Геббельса и конфискация «Ф[ёлькишер] б[еобахтер]» приводились в качестве подтверждения этой версии.

Тайна относительно подлинных замыслов фюрера… была сохранена фактически до последнего дня…

Берлин, 22 июня 1941 г.

Л[икус]»⁵⁵³.

В полдень 22 июня 1941 года народный комиссар иностранных дел СССР, заместитель председателя Совнаркома СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б) В.М. Молотов выступил с обращением к гражданам Советского Союза, в котором он официально сообщил советскому народу о нападении нацистской Германии на Советский Союз и объявил о начале отечественной войны против агрессора: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории…»⁵⁵⁴.

В последующие дни это обращение было опубликовано во всех газетах с портретом Сталина рядом с текстом. Точное время выхода обращения в эфир – 12:15 минут 22 июня 1941 года. В 12:05 Молотов вышел из кабинета И.В. Сталина с текстом выступления и направился на Центральный телеграф, откуда осуществлялась трансляция.

О событиях 22 июня оставил свое свидетельство и Геббельс, который в выступлении В.М. Молотова увидел не существующие «слезливые жалобы» и усмотрел, что во всем «сквозит страх». Министр пропаганды упустил главное: объявление о начале отечественной войны против агрессора:

«23 июня 1941. Понедельник.

Вчера: душный, жаркий день. Нашим войскам будет трудно вести боевые действия. Молотов выступает: ругает невероятно, призывает к патриотизму, слезливые жалобы, и во всем этом сквозит страх: «мы победим». – говорит он. Бедный! Англия по-прежнему на распутье. Слишком велико удивление. Нет ясной линии. В США пока только сенсация. Антонеску публикует патетические призывы к армии и наро-ду. Финляндия пока не отреагировала. Венгрия настроена крайне антибольшевицки и на нашей стороне. Италия объявляет войну России. Весьма значительно. Волна антибольшевизма катится по Европе. Решение фюрера является величайшей, насколько это вообще можно представить, сенсацией. Наши воздушные налеты проводятся крупномас-штабно. Задействовано 900 пикирующих бомбардировщиков и 200 ис-требителей. На русские города, среди них Киев с <<*>> и аэродромы. По всему фронту протяженностью в 3000 км начались боевые дей-ствия. Через все малые реки осуществлена переправа. Мы осуществили крупный налет на Саутхэмтон. Английские налеты на Рейнскую и Рурс-кую область, но без значительного успеха. В полдень у Альфиери <<*>> приглашен к Риббентропу, который ему заявил, что посещение Паволини не желательно. Это верх…<<*>> При первом удобном случае я обяза-тельно об этом доложу фюреру. Обсуждал с Паволини проблемы кино: особенно регулярный обмен сюжетами из Вохеншау и художественны-ми фильмами. Здесь у нас абсолютное единство мнений. Также более широко необходимо обмениваться журналистами. Во второй половине дня психологическая ситуация прояснилась. Обращение фюрера бук-вально дословно публикуется во всем мире. Лондон заявил пока, что Гитлер сошел с ума и ссылается при этом на пример Наполеона, о чем и Молотов говорил. По этому поводу мы еще будем полемизировать. Кое-кто в Англии призывает к разуму и рассуждает о том, что Англия потеряет, если мы захватим Украину. США разразились бранью. Но нам это, как известно, не может повредить. Если мы победим, то будем правы. Япония еще не высказала своего мнения. Русские уже понесли тяжелейшие потери в военной авиации. При налете на Тильзит они потеряли из 73 задействованных самолетов 22. Операция осуществляет-ся по плану. Сообщение из Лондона от нейтрального очевидца: тяже-лейшие разрушения практически во всех подвергшихся бомбардировке городах. Но настроение пока еще совершенно безупречно. Ощутимые социальные и антиплутократические настроения. Черчилль по-прежне-му еще весьма популярен. Пока нет признаков, что его положение поко-лебалось. Весь вечер я напряженно работал. Риббентроп после того, как я зачитал по радио прокламацию фюрера, решил тоже вставить свое словцо. Должен же он отдать дань тщеславию! Стратегическое развер-тывание русских <<*>> как у французов в 1870 году. Они потерпят такое же поражение. Русские пока обороняются весьма посредственно. Но их ВВС сразу же понесли чудовищные потери: 200 сбито, 200 унич-тожено на земле и 200 повреждены. Это уже весьма значительный урон. Мы скоро с этим справимся. Мы должны это быстро сделать. В народе несколько подавленное настроение. Народ не желает мира [ценой] пора-жения, но и каждый новый театр военных действий доставляет ему забо-ты и печаль. Испанская пресса рьяно взялась за дело. Так же, как и шведская. В Европе как бы распространилось настроение крестовых походов. Это нам на руку. Но только не надо уж очень заострять внимание на лозунге «За христианство». Это, пожалуй, [было бы] доволь-но лицемерно. Антонеску назначил своего брата своим заместителем. Это не очень-то красиво, но нас это не касается. В Лондоне по-прежне-му недостает ясности. Уж очень велик шок. Под вечер прием в честь Пазолини в тесном кругу в Ланке. Несколько приятных гостей. Но я не имею возможности уделить им внимание. Почти каждую минуту поступают новые сообщения. Чаще всего отрадные. К этому времени уничтожено 1000 русских самолетов. Неприятный сюрприз [для них]. Взят Брест-Литовск. Все задачи дня достигнуты. До сих пор никаких осложнений. Мы можем быть спокойны. Советский режим развалится как глиняный колосс. Черчилль выступает. Чудовищная брань в адрес фюрера. В остальном его речь полностью подтверждает взаимо-действие между Лондоном и Москвой, направленное против нас. …»⁵⁵⁵.

22 июня Гальдер записал в своем дневнике: «12.00 – Поступили сведения о том, что русские восстановили свою международную радиосвязь, прерванную сегодня утром. Они обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел»⁵⁵⁶.

Только 22 июня были расшифрованы и переведены телеграммы, отправленные из Токио за два дня до этого.

«ТЕЛЕГРАММА Вх. № 10216

Начальнику Разведывательного Управления

Генштаба Красной Армии

Токио. 20 июня 1941 года

По радио.

Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии, также хорошо, как это было сделано в самом начале… (искажение) потому, что стратегические оборонительные позиции СССР до сих пор еще более небоеспособны, чем это было в обороне Польши (здесь и далее выделено мной. – М.А.).

Инвест сказал мне, что японский генштаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны.

Предложения о японо-американских переговорах и вопросы внутренней борьбы между Мацуока с одной стороны и Хиранума с другой – застопо-рились потому, что все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии.

№ 143—РАМЗАЙ

Расш. Малинников 14.35 22.06

Перевел: полковник РОГОВ

Адресату.

Панфилову.

Дронову.

В реестр.

[РЕЗОЛЮЦИЯ ЗНУ]: Инфор.

АП[анфилов]».

«РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА

Вх. № 10217

Начальнику Разведывательного Управления Генштаба Красной Армии

Токио, 20 июня 1941 года

По данным германского военного атташе, один германский авиаполк, который дрался все время против Англии, сейчас переброшен в Краков.

№ 144—ИНСОН

Расш. Малинников 01.00 22.06

Перевел: полковник РОГОВ

[РЕЗОЛЮЦИЯ ЗНУ]: Инфор

Нанести на карту. АП

Адресату.

Панфилову.

Дронову.

В реестр.

[Резолюция]: «Инф: Нанести на карту. П. [ПАНФИЛОВ] 22.6.41”

РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА

Вх. № 10225

Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии

Токио, 20 июня 1941 года

По радио.

По вопросу критического положения отношений между СССР и Германией здесь нет ничего нового в иностранных и внутренних политических кругах Японии, кроме ожидания наступления – момента кризиса. Из Америки до сих пор нет еще ответа.

№. 147 РАМЗАЙ.

Расш. Малинников. 13.20 22.6

Перевел: полковник РОГОВ

Адресату.

Панфилову.

Дронову.

В реестр.

[РЕЗОЛЮЦИЯ ЗНУ]: НО4.

Дать указание. В связи создавшимся положением – усилить бдительность. Быть готовым ко всяким неожиданностям. Работать осторожно не покладая рук. Желаю успеха.

АП.[ПАНФИЛОВ]».

Почему-то телеграммы из Токио были направлены не начальнику Разведупра, а Панфилову. Ранее донесения Зорге поступали к Голикову.

Уже после начала войны была расшифрована телеграмма, отправленная в 21 час 15 минут 21 июня 1941 г. начальнику 1-го [Разведывательное] управление НКВМФ (контр-адмиралу Зуйкову) из Берлина резидентом военно-морской разведки «Карлом» (Смирнов): «Сроки, сообщенные ранее, 22–24.6., вновь подтверждены источниками. Считаю их стратегическими. Старая граница между Германией и занятыми польскими владениями закрыта. Немецкое население из Кракова и других польских городов спешно эвакуируется. Исходя из обстановки в отъезде Баумбаха⁵⁵⁷ [военно-морской атташе Германии в СССР] и его аппарата нет ничего удивительного»⁵⁵⁸. Телеграмма была получена в Москве в 3 часа 15 минут, а расшифрована лишь в 6 часов 22 июня 1941 г.

Источники (а точнее источник) разведки НКВМФ, как выяснилось ранее, были сомнительные, а сообщаемые ими сведения – дезинформационные.

В 1959 году во Франции увидел свет документ под названием «завещание Гитлера»⁵⁵⁹, которое два года спустя было переведено на английский язык. Подлинность этого документа до сих пор ставится под сомнение. Если исходить из содержания «завещания Гитлера», то оно во многом соответствует материалам предлагаемого исследования, что в данном случае говорит в пользу, как первой, так и второй версии.

В «завещании Гитлера» на фоне лютого антисемитизма и непрекращающихся претензий к Великобритании, признается «пагубность» решения, напасть на Россию, а также предпринимается попытка объяснить, «Почему 1941 год?», «Почему 22 июня 1941 года?», «Почему не раньше?»:

«15 февраля 1945 года.

Ни одно решение, которое я делал в течение это войны, не было настолько пагубным, как решение атаковать Россию. Я всегда говорил, что мы должны любой ценой избежать ведения войны на два фронта. И вы можете быть уверены, что я долго и беспокойно размышлял над печальным опытом Наполеона в России (здесь и далее выделено мной. – М.А.). Тогда откуда, вы могли бы спросить, вся эта война с Россией, и почему я выбрал именно этот момент?

В это время мы уже оставили план окончить войну, посредством успешного вторжения в Англию. Но дальше – больше: глупое руководство Англии ни под каким видом не хотело признавать объединения Европы под нашим началом, пока на континенте оставалось хоть одно государство принципиально враждебное Третьей Империи. Таким образом, война грозила тянуться и тянуться, а между тем, позади англичан американцы играли всё более возрастающую и активную роль.

И это значение огромного военного потенциала США, гонка вооружений, близость к побережью Англии – всё это делало для нас крайне нежелательным втягивание в длительную войну. Потому что Время – и это всегда, как вы могли бы заметить, было именно Время, которое всё более будет играть против нас. Для того чтобы заставить Англию свернуться, вынудить её пойти на мировую, было абсолютно необходимо лишить её всякой способности конфронтировать с нами, да ещё на нашем собственном континенте.

Мы не имели другого выбора, мы должны были любой ценой убрать русскую гирьку с европейских весов. У нас была и другая, одинаково серьёзная причина, для наших действий – смертельная угроза, которую СССР представлял для нашего существования. Потому что было абсолютно ясно, что сегодня или завтра, но СССР будет атаковать нас. Наш единственный шанс разбить СССР – был напасть первыми, потому что пассивно защищаться было абсолютно бесперспективно. Мы не могли дать возможность Красной Армии воспользоваться нашими суперсовременными автобанами для быстрейшего броска своих танков; а наши железные дороги предоставить им для переброски своих частей и снабжения. Но если бы напали мы, то у нас был шанс разбить Красную Армию на её же поле, в её болотах, на её обширных и грязных пространствах. Однако на цивилизованной территории у нас не было против Красной Армии никаких шансов. Если бы СССР напал на Германию, то мы были бы для них просто трамплином, с которого они бы обрушились на всю Европу и раздавили бы её.

Почему 1941 год? Потому что в виду всё возрастающей силы англо-американского блока, если вообще действовать, мы должны были действовать без промедления. И учите, что Сталин отнюдь не сидел, сложа руки. На два фронта, время работало бы против нас. Поэтому на самом деле вопрос был не: «Почему 22 июня 1941 года?», а «Почему не раньше?» Я должен был атаковать СССР на несколько недель раньше, но эти итальянцы с их идиотской военной компанией в Греции создали нам дополнительные трудности. Для нас главной проблемой было, чтобы как можно дольше удерживать СССР от первого шага, и моим личным кошмаром был страх, что Сталин возьмёт инициативу на себя.

Другой причиной было российское стратегическое сырьё, которое было для нас жизненно необходимым. Несмотря на официальные поставки, СССР постоянно сокращал их и сокращал; и была реальная угроза, что они вообще их могут прекратить. Если они были не готовы дать необходимое нам добровольно, то у нас не было другого выхода как сами придти и взять – на месте и силой. Я пришёл к решению немедленно после визита Молотова в Берлин, в ноябре; потому что мне стало ясно, что это только вопрос времени, когда Сталин бросит нас и перейдёт на сторону врага (Англии). Или я должен был бы играть на затягивание времени, чтобы лучше подготовиться?

Нет и ещё раз нет! Поступив так, я бы пожертвовал инициативой, и короткая и опасная передышка, которую мы могли бы получить, стоила бы нам очень дорого. В этом случае мы должны были бы уступить советскому шантажу в отношении Финляндии, Румынии, Болгарии и Турции. …

26 февраля 1945 года.

В действительности, я решился на выяснение отношения с Россией с помощью силы, как только я убедился, что Англия не изменит своей позиции. Черчилль оказался неспособным оценить мой рыцарский дух, когда я воздержался от их полного уничтожения под Дюнкерком. (В мае-июне 1940 года Гитлер дал уйти остаткам разбитой английской армии через Ла-Манш. Прим. Пер.).

Мы были обязаны заставить англичан понять, что если бы они признали Германскую гегемонию на континенте, чему англичане были всегда самые ярые противники, то мы бы представили им неоценимые преимущества.

Уже к концу июля 1940 года, через месяц после разгрома Франции, я понял, что мир снова выскальзывает из наших рук, А парой недель позже я понял, что мы не успеем высадиться в Англии до начала осенних штормов, а также и потому, что мы ещё не достигли превосходства в воздухе. Другими словами я понял, что Англия ускользает из наших рук.

Тот факт, что СССР летом 1940 года проглотил Прибалтику и Молдавию, в то время как мы сами были заняты на западе, не оставил у меня никаких иллюзий относительно их дальнейших намерений. И даже если бы у меня какие-нибудь иллюзии оставались, то визит Молотова в ноябре был достаточен, чтобы развеять их окончательно. Предложения, которые Сталин сделал мне после возвращения своего министра иностранных дел, не обманули меня. Сталин, – этот несравненный и невозмутимый шантажист, старался выиграть время, чтобы укрепить свои новые базы в Финляндии и на Балканах. Он пытался играть с нами «в кошки мышки».

Трагедия, с моей личной точки зрения, заключалась в том, что я не мог атаковать раньше 15 мая 1941 года; но если я хотел сделать «Блицкриг» – это было существенно, чтобы я атаковал не позже этой даты. Сталин же, однако, мог атаковать и намного раньше. Всю зиму 1940-41 года, а весной 1941 года ещё больше меня мучила навязчивая мысль, что Русские вот-вот нападут.

А тут ещё поражения итальянцев в Албании и Киренаике, которые подняли партизанское движение на Балканах. Косвенно эти поражения нанесли удар по нашей непобедимости, в которую уже уверовали как наши друзья, так и наши враги.

Одно только это стало причиной югославского «volte-face» («Смены лица»), события, которое вынудило нас влезть в войну на Балканах; а это было как раз именно то, чего я хотел избежать любой ценой. Потому что если мы уже влезали в это направление, то нам ничего уже не оставалось, как продвигаться в этом направлении дальше. Мне вряд ли надо было бы повторяться, но весной 1941 года мы могли быстро освободить Ближний Восток силами, которые составляли только небольшую часть войск, которые мы собирались задействовать в России.

Однако если мы в этот момент перебросили бы наши силы из нашего восточного боевого развёртывания, то это давало бы косвенный сигнал СССР атаковать нас. СССР атаковал бы нас летом, самое позднее, – осенью. И уже при таких обстоятельствах, которые уже были для нас катастрофическими и без всякой надежды на победу. …»⁵⁶⁰.