Текст книги "Мститель"

Сцена 49

Октябрь 1924 года.

Как-то утром Шолом вдруг сказал Хане:

– Знаешь, вчера мне сказали, что Петлюра перебрался вo Францию. Но в какой город, не знаю…

Хана пораженно посмотрела на мужа и воскликнула:

– Не может быть! Это чудовище выжило! И он здесь? Наслаждается свободой и безнаказанностью?

Шолом вздрогнул и бледный посмотрел на жену. Обычно он не смотрел на нее. Смотрел либо сквозь нее, либо мимо нее. Рассеянным, невнимательным взглядом, не ожидая услышать от нее что-либо заслуживающее внимания. А тут он был поражен и восхищен её словами.

– Ханале, ты говоришь, как древняя Юдифь[173]173
  Юдифь – иудейская героиня, патриотка и символ борьбы иудеев против их угнетателей. Главный герой библейской книги Иудифи. После того, как войска врагов осадили её родной город, она нарядилась и отправилась в лагерь врагов, где привлекла внимание полководца Олоферна. Когда он напился и заснул, она отрубила ему голову его же мечем, и принесла её в родной город, который таким образом оказался спасён.


[Закрыть]! Если бы ты могла, ты бы убила его за всю нашу кровь, которую он пролил…

– И убила бы… А кто тебе рассказал о том, что Петлюра вo Франции? Он же раньше жил в Польше и в Венгрии, и в Швейцарии. Неужели этому убийце стали не по душе прелесть швейцарских деревушек?

Шолом с обожанием посмотрел на жену и, улыбнувшись ей, ответил:

– Подозреваю, что ему начал кто-то угрожать в нейтральной и тихой Швейцарии… Видимо, его жизни там угрожала опасность… Не исключаю, что его решили убрать Советы. А тут украинская диаспора, большая и сильная, и его лучше могут здесь охранять…

После завтрака Шолом вышел из дома и пошел на работу. Обычно он полдня работал в своей часовой мастерской, а потом, закрыв её, шел в библиотеку, где по несколько часов в день изучал интересовавшие его книги. Он читал труды философов и историков, интересовался теорией анархизма и коммунизма, древней историей Иудеи и еврейского народа. Его все больше и больше влекли Тора и еврейская религиозная мысль, каким-то удивительным образом переплетавшаяся в нем с идеями социализма и анархизма. Часто, идя пешком по улицам Парижа, Шолом размышлял о жизни и думал о том, как ему все же не хватает образования. Он всегда восхищался блестяще образованными людьми. В его понимании это означало иметь прекрасное университетское образование и абсолютное знание еврейских религиозных текстов: Торы, Талмуда, еврейских языков и истории. Тех же, кто имел только светское или только религиозное образование, Шолом считал неучами.

Падал первый снег, Шолом шел домой из библиотеки. Он подошел по своему обыкновению к газетному киоску, и вдруг увидел украинский журнал «Тризуб». Шолом взял его в руки и начал читать статью Петлюры. Он во всем винил евреев, во всех своих поражениях, а правительство большевиков он неизменно именовал «жидовским». И всё происходящее в России связывал с засильем евреев.

– Аман[174]174
  Персонаж Библии, связанный с еврейским праздником Пурим. Подробно история Амана изложена в библейской Книге Есфирь. Аман, царедворец персидского царя Артаксеркса, задумал истребить всех евреев Персии. Был повешен на виселице. История козней Амана, как и его падения, ежегодно публично читается в праздник Пурим. Антисемитов часто называют Аманами.


[Закрыть]! – процедил Шолом и сплюнул.

Шолом понял, что Петлюра организовал издание этого журнала и работает в нем. «Тризуб» называл Петлюру лидером украинской эмиграции в Париже.

Сцена 50

В середине января 1925 года в Париже Шолом Шварцбурд встретился с Иваном Крыжовым, своим однополчанином, с которым он бок о бок воевал во французском иностранном легионе почти всю войну…

Они сидели в ресторанчике, пили вино и вспоминали прошлое.

Вдруг Иван хлопнул себя по лбу и сказал:

– Чуть не забыл… Ты знаешь, что Петлюра уже в Париже?

Шолом вскочил на ноги и крикнул:

– Знаю, что во Франции. Что он в Париже не знал. Где он? Не томи!

Крыжов тоже встал из-за стола и, пригладив свои русые волосы, сказал:

– Не волнуйся, Самуил Исаакович, он у нас теперь с тобой как на ладони… Моя жена – двоюродная сестра корректора журнала «Тризуб», где он теперь печатается. У тебя к нему счеты… Твою родню убили… И у меня к нему счеты… Моего родного брата, молоденького офицера, петлюровцы зверски убили… Так что всё… Не уйти ему теперь…

Шолом вцепился в руки Ивана и сжал так, что ему стало больно. Он прямо смотрел в его голубые глаза, испепеляя его взглядом и желая мести. Его русые волосы и усы в этот момент светились в лучах солнца огненно-рыжим цветом.

– Иван! Отдай его мне!!! Он мой, Иван… Я за всех отомщу. И за твоего брата. Слово даю!

Крыжов только кивнул в ответ.

Теперь Шолом знал о всех передвижениях Петлюры в Париже. В тот же день он купил пистолет, и больше не расставался с ним.

Ночью к нему во сне пришел отец.

– Шоломке… Сыночек мой… Иди сюда, иди, и я тебе кое-что покажу…

И Шолом пошел вслед за отцом. Они шли по какому-то большому полю. Солнце сильно пекло, и вокруг виднелись горы… Две древних армии стояли друг против друга. И впереди первой стоял огромный великан, с обоюдоострым мечом и с перьевым шлемом на гигантской голове, и проклинал Бога Израиля…

Шолом сразу ощутил, что это Голиаф, а за ним стоит армия филистимлян…

– Смотри, сын мой… – сказал Иче, и указал пальцем на вышедшего вперед из армии Израиля юношу.

Шолом посмотрел на него и не поверил своим глазам…

Перед ним с пращой в руке стоял не кто иной, как он сам… Он сам был юным Давидом. Маленького роста, с огненно-рыжими волосами, символизирующими кровь врагов, которую он прольет… С еле заметными усами, над верхней губой… Его голубые глаза горели жаждой мести… Он верил в то, что Б-г с ним…

Голиаф шел на него, обнажив меч и даже не прикрываясь своим круглым щитом… Еще мгновение, и камень, брошенный Давидом, пробил голову Голиафа, и тот рухнул, как гнилое дерево…

– Папа! Папа! Что это значит? – крикнул Шолом.

Отец стоял поодаль… Его лицо светилось. Он улыбнулся и ответил:

– В тебе душа Давида, сын мой, ты воин и поэт, как царь Давид… И Б-г поможет тебе сразить нашего врага… И он рухнет на землю перед тобой…

Сцена 51

По совету Ивана Крыжова Шолом пришел в кабак, где обычно собирались петлюровцы по пятницам. В большом зале было многолюдно. Отовсюду слышалась непривычная для Парижа украинская речь. В облаках папиросного дыма Шолом прошел к стойке бара и заказал себе рюмку водки и закуску.

– Пьете эту русскую гадость? – спросил его по-французски с тяжелым украинским акцентом сидевший рядом усач.

– За неимением горилки пью водку, – ответил Шолом на украинском и, подняв стопку за усача, опрокинул её.

– Петро Нахайчук, – представился усач и протянул свою огромную руку.

– Василь Давиденко, – ответил Шолом и пожал руку Петро.

– Василь, очень приятно… – сказал Петро и достал из внутреннего кармана пиджака узкую фляжку.

– У меня есть настоящая горилка. Выпьем её! За знакомство! – громко гаркнул Петро.

Они выпили, и Петро спросил:

– Давно ли пан живет в Париже?

– Смотря как считать… Но Вы же спрашиваете, наверное, о том, где я был во время войны на родине?

Петро хитро улыбнулся и разгладил свои усы.

– Вы очень догадливый и хитрый человек, Василь…

– Вначале я служил на фронтах германской войны. Как и многие из нас.

Петро откусил маринованный огурец, понимающе кивнул и произнес:

– А как же… Мы все воевали с немцем… Я был поручиком. А потом?

– А потом, когда родину начали уничтожать враги, я вернулся туда… И вступил в народную армию атамана Петлюры… – медленно произнес Шолом и выпил.

Крыжов хорошо подготовил Шолома, и даже рассказал ему о судьбе своего двоюродного брата, Василия Давиденко, призванного в армию Петлюры. Впоследствии Василий был ранен в бою с белыми, и даже получил медаль. Чудо было в том, что Василий был даже внешне похож на Шолома. Крыжов отдал ему фото своего двоюродного брата в петлюровской форме. Василь сейчас тоже жил в Париже и работал таксистом. И Крыжов, после встречи с кузеном, рассказал Шолому весь его боевой путь, который тот выучил наизусть.

– Вот… Посмотри… – сказал Шолом и показал фото Василия.

Петро посмотрел, довольно крякнул и обнял Шолома.

– Наш хлопец… Наш… Где служил? Под чьим командованием? С кем воевал?

Шолом спокойно и деловито рассказывал. Петро внимательно слушал.

– А чего раньше к нам не захаживал?

– Вначале денег не было. Работал как проклятый. А потом забыть хотел. Но не смог… Ностальгия… Вот и пришел…

Петро кивал. Затем он встал из-за стойки и ушел к столу, за которым сидели другие ветераны. Там он рассказал им про своего нового знакомого.

Шолома пригласили за стол, и он начал пить с ними. Так постепенно он узнал и подружился со многими петлюровцами.

Шолом теперь не расставался с маленькoй фотографией Петлюры, которую он вырезал из энциклопедии Larousse. Он часто встречался с украинскими ветеранами и внимательно слушал, что они говорили, не желая привлекать к себе их лишнее внимание расспросами об атамане. Постепенно он начал узнавать о нем все больше и больше. Но он так и не знал пока ни где он живет, ни куда обычно ходит.

Все эти недели Шолом постоянно ходил вооруженный, с двумя пистолетами. Второй он носил на случай, если первый даст осечку. Шолом не мог дать уйти Петлюре живым.

Ночью Шолом увидел удивительный сон.

Тонкий серебристый полумесяц нежно светил в тёмном морозном небе. Звёзды сияли ярко. По заснеженной дороге неслась тройка лошадей, запряжённая в сани, и звон её колокольчиков разносился далеко. Следом за ней лихо ехали ещё двое саней. Вдали величественно сияли серебряным светом покрытые снегом вершины карпатских гор.

Сани остановились у деревянной корчмы, и из них вышел раби Исроэл Баал-Шем-Тов, со своими хасидами. Он был одет в высокую меховую шапку и шубу. В левой руке он держал свой посох, а правой придерживал люльку у рта.

В корчме было жарко и многолюдно. За большими деревянными столами ели и пили поляки и украинцы, русские и литовцы, белорусы и евреи, румыны и гуцулы.

Корчмарь, Янкель, много лет уже арендовавший эту корчму у польского пана, пулей подлетел к двери, завидев великого раввина и чудотворца. Музыканты прекратили играть гопака, а посетители смолкли.

Вмиг для Ребе и его хасидов был накрыт лучший стол. Они помыли руки и сели.

– Чего грустим, панове? – весело спросил Баал-Шем-Тов посетителей корчмы и, подняв кружку с его любимой медовухой, крикнул:

– Лехаим!

Праведник выпил кружку до дна и, обратившись к музыкантам, сказал:

– Чего приуныли, ребятки? Ну-ка, сыграйте нам самой веселой музыки, да так, чтобы никто усидеть на месте не мог! Клезмер из Мукачева умеете?

Запели флейты, заиграли скрипки, и вся корчма пустилась в неудержимый пляс. Лишь один угрюмый бородатый мужик сидел в стороне. О нем разное говорили. Даже то, что он предводитель лихих людей.

Ребе, одетый в красивую шелковую рубашку, подпоясанную золотистым витым пояском, подошел к нему и спросил:

– Что грустишь, Иван?

Иван поднял глаза от тарелки и ответил:

– Не побрезгуешь выпить со мной, Ребе? Или ты только с богоизбранными пьешь?

Баал-Шем-Тов рассмеялся и выпил с Иваном.

– Каждый человек богоизбранный. Тот, кто о Б-ге помнит, о том и Б-г помнит и любит. Пошли, спляшем, Иван!

Иван встал из-за стола и, еле держась на ногах, обнялся с Ребе. А Ребе положил руки Ивану на плечи. И они начали вертеться в вихре танца. Все быстрее и быстрее играла музыка, а они плясали все сильнее и сильнее. Казалось, что мир вокруг исчез, и что они поднялись в другой, высший мир.

– Ты Мойша, я Иван! – радостно кричал Иван.

– Мы братья, – кричал ему в ответ Ребе.

Шолом проснулся затемно, и в голове его звучал голос его деда Мойше, сказавшего ему, что в нем живет и душа Баал-Шем-Това…

Он подошел к темному окну и проговорил:

– И искра души пророка Самуила во мне, и душа Давида во мне, и душа Баал-Шем-Това… Удивительно все устроил Г-дь… Но вначале, надо уничтожить Петлюру…

Сцена 52

Шолом давно ждал удобного случая, чтобы казнить Петлюру. Часто ночами к нему приходили во снах его родственники, убитые в жутких погромах, петлюровцами. Он видел их лица, слышал их голоса и плакал вместе с ними.

Перед его глазами стоял образ его дяди, Исроэла, родного брата его отца Иче. Добрый, скромный человек, хохмач и балагур, любитель анекдотов и народных сказок. Он часто рассказывал их Шолому, когда тот был маленьким мальчиком… Петлюровцы зарубили его любимого дядю Исроэла в Ананьеве.

Он видел свою двоюродную сестру Ривку, которой было всего четырнадцать лет, когда её проткнули штыками пьяные нелюди, после многократного изнасилования.

К нему приходил его зарезанный троюродный брат Шлойме, которому едва исполнилось восемнадцать лет.

Он видел печальное и светлое лицо своей двоюродной бабушки Фрейды, которую расстреляли пьяные гайдамаки. На момент гибели ей были семьдесят лет.

К нему приходил двоюродный дед Цви Хирш, хозяин проскуровского магазина шляп. Маленького роста, верующий, бородатый, добрый, вечно в большой черной ермолке. Он всегда не жалел денег на подарки Шолому, особенно в праздничные дни Хануки и Пурима.

Он отчетливо видел во сне двоюродную сестру отца, Песю. Пожилую женщину с хриплым голосом. Она часто кашляла и страдала от астмы. Добрая, милая женщина, для которой не было большего сокровища, чем её единственный сын Исроэл и его дети.

Перед глазами Шолома во сне появлялся дядя Давид, высокий, сутулый мужчина с карими глазами и выпуклыми губами. Молчаливый и добрый. Он был простым рабочим. Его забили до смерти прикладами ружей.

Исроэл, рыжий, конопатый, покрытый веснушками сын Песи… Казаки привязали его между двумя конями и разорвали на части на глазах у его детей, крошечных Зямы и Моти.

Двухлетних детей Исроэля сразу после убийства отца схватили за ноги и, чтобы не тратить зря пули, со всей силы ударили головами об угол стены их дома. Головы малышей разлетелись в разные стороны, обагрив алой кровью белые стены дома и землю перед ними.

Жену Давида, вечно куда-то спешившую и беспокойную Рохел, насиловали, пока она могла дышать, несмотря на то, что она была на пятом месяце беременности. После этого вскрыли её живот штыком и раздавили плод.

Шолом видел лицо своего четвероюродного брата Аарона. Высокого, лысоватого сорокалетнего блондина. Он был ученым человеком, самоучкой изучившим многие книги по медицине и биологии. Если бы не законы царской России, то он бы мог быть практикующим врачом. Аарон внимательно смотрел на него через пенсне. Петлюровцы забили его топорами.

Ночами перед ним появлялась рыжая жена Аарона, Сара. Горделивая, веселая хохотушка. Вечно она была себе на уме. Её убили, забив сапогами, на снегу, перед крыльцом, на глазах у троих детей: Мендела, Иосифа и Ханале.

Троих детей связали вместе и затоптали лошадьми…

Шолом просыпался в холодном поту после этих снов и тяжело дышал. Его жена, Хана, очень пугалась, капала ему валерьянки и успокаивала.

За эти годы в Париже Шолом много и долго думал о том, кто он, и в чем смысл его жизни и его борьбы.

Он начинал свою жизнь пламенным хасидом, выросшим в ультрарелигиозной, ортодоксальной среде, затем он примкнул к общечеловеческой вере в социализм и во всеобщее равенство трудящихся, а затем перешел в веру анархизма. Сейчас же, пройдя ад мировой и гражданской войн, он полностью разочаровался и в коммунизме, и в социализме, и в анархизме, и в единстве трудящихся всех национальностей мира. Жуткая травля его народа привела его к единственной мысли о том, что он прежде всего еврей, сын своего гонимого и глубоко несчастного народа, пережившего страшнейшие трагедии за последние две тысячи лет, в то время, которое он находится в рассеянии по всему миру, вне своей земли. Все чаще Шолом думал о том, что единственное верное решение предлагают сионисты, говорящие о необходимости возвращения евреев мира на свою историческую родину.

– Лишь там, на земле наших праотцев, мы будем не у кого-то при милости на кухне, не бедными приживалами, а у себя дома, национальным большинством, проживающим на своей земле, со своей полицией, армией, правительством и всеми институтами власти. И лишь там мы сами себе обеспечим то, что нам не обеспечит никто на свете: безопасность от погромов, насилия и унижения – своими собственными силами! – часто говорил Шолом своим друзьям.

– Когда-нибудь, в скором, очень скором будущем, мы обязательно с тобой переедем в Палестину, Ханале! – говорил Шолом своей жене. – Я знаю это. Я чувствую это. Мы будем с тобой бродить по набережной Тель-Авива и будем вдыхать свежий воздух Иерусалима. Ты и я…

Хана лишь неуверенно улыбалась…

Сцена 53

Шолома очень интересовала древняя история, и он часто проводил время, сидя за книгами в библиотеке святой Женевьевы. Это была огромная публичная библиотека, расположенная неподалеку от Пантеона, величественной усыпальницы самых выдающихся деятелей Франции.

В конце апреля и начале мая Шолом не раз видел Петлюру, но не был до конца уверен в том, он ли это. Это было у станций метро «Сен-Мишель» и «Сен-Жермен-де-Пре». Мужчина, похожий на Петлюру, шел в сопровождении говоривших на украинском языке людей. Но Шолом не был уверен, Петлюра ли это. Маленькая фотография атамана, которую Шолом носил с собой, не давала ему стопроцентной уверенности. Во время очередной попойки с ветеранами петлюровской армии Шолом узнал о том, что атаман часто обедает в ресторане «Шартье», расположенном на улице Расин.

Как-то днем Шолом вошел в этот ресторан и, заказав там кофе со штруделем, по-венски, протянул фотографию Петлюры официанту, вместе с пятью франками, и спросил его:

– Скажите, пожалуйста, Вы не припоминаете, не бывает ли у Вас этот человек? Я ищу его. Это мой близкий друг, но, сами понимаете, война разлучила столь многих людей…

Официант мгновенно выхватил деньги и, изучив фото, твердо ответил:

– Конечно. Я знаю этого месье очень хорошо. Он часто у нас обедает. Иногда один. А иногда со своей женой и дочкой.

Сомнений не оставалось. Шолом радостно улыбнулся, как охотник, напавший на след зверя. Он уточнил, в котором часу обычно здесь бывает его «друг», и решил прийти сюда на следующий же день, к чacy дня.

В следующий раз Шолом увидел, что Петлюра сидел за столом рядом со своей женой и дочкой. Oн не хотел его убивать при них, так как боялся их случайно ранить. Он решил подождать нужного момента, когда верховный погромщик Украины будет совершенно один.

Наступил вторник, 25 мая 1926 года. В час дня Шолом уже ждал палача своих родственников на улице Расин, у входа в ресторан «Шартье». Петлюра появился вовремя и совершенно один. Он прошел в ресторан, сел за столик и попросил меню. Шолом решил не убивать его в ресторане, где были еще посетители. Он дождался, пока его враг поел, расплатился и довольный вышел на улицу. Шолом посмотрел на часы. Было 14:05. Он ждал больше часа.

Петлюра медленно шел по улице Расин. Шолом также медленно последовал за ним. Петлюра немного прошел вперед и остановился у витрины книжного магазина «Жебер», на углу улицы Расин и бульвара Сен-Мишель. Атаман начал рассматривать книги, выставленные в витрине, облокотившись на свою трость.

Шолом подошел к нему со спины и громко окликнул его:

– Пан Петлюра?

Атаман вздрогнул и слегка дернул головой.

– Пан Петлюра, это Вы? – снова окликнул его Шолом.

Бывший лидер Украины повернулся и презрительно посмотрел на стоящего напротив него низкорослого мужчину. Взъерошенная копна волос, горящие глаза, усы.

«Что eмy надо?» – подумал атаман.

В этот миг Шолом выкрикнул:

– Это ты, Петлюра! Умри, подлец!

Петлюра злобно скривил лицо и резко поднял свою трость кверху, намереваясь ударить ею Шолома по голове. Тот же вытащил из кармана пальто пистолет и начал стрелять в Петлюру с расстояния в один метр.

Шолом произвел пять выстрелов в Петлюру. Петлюра упал на землю и захрипел:

– Хватит, хватит…

– Это тебе за моих родных и за мой народ… За погромы! За убийства! За насилие! За пожары! Будь ты проклят! Гори в аду, Амалек[175]175
  Амалек – представитель народа амаликитян. Евреи издревле называли всех своих врагов и антисемитов амаликитянами.


[Закрыть]! – проговорил Шолом.

Петлюра истекал кровью…

На выстрелы сбежалась толпа людей. Они окружили Шолома, но он никуда и не пытался убегать. Шолом спокойно сидел на асфальте[176]176
  Существует миф, изобретенный петлюровцами, и утверждающий, что, дескать, Шолом Шварцбyрд был никем иным, как агентом советской разведки, посланным Москвой для убийства Петлюры. Однако, очень важно отметить, что все советские агенты всегда убегали с места убийства. И попадались полиции только если убежать yжe не было никакой возможности. Так скрылся с места убийства руководителя украинской войсковой организации Евгения Коновальца, сотрудник НКВД СССР, Павел Судоплатов 23 мая 1938 года. Также скрылся с места убийства одного из руководителей ОУН, Льва Ребе-та, агент КГБ Богдан Сташинский в октябре 1957 года. Он же убил Степана Бандеру, 15 октября 1959 года, и точно так же скрылся с места убийства. Таких примеров очень много. Агенты Москвы всегда старались убежать, а Шолом Шварцбард, имея возможность убежать остался на месте убийства, дал себя арестовать и предать суду, т. к. хотел максимальной огласке преступлениям Петлюры против еврейского народа.


[Закрыть]. В белой рубашке и в темном пальто. Он был совершенно спокоен, и лишь его бездонные голубые глаза светились каким-то мистическим светом. Вскоре появился полицейский.

– Что здесь произошло? – спросил тот.

– Я убил убийцу, – спокойно произнес Шолом и сдaл eмy свое оружие.

Вскоре прибыла полицейская машина, и Шолома увезли в участок. Он так до конца и не был на сто процентов уверен в том, что он убил именно Петлюру. Но через час полицейские подтвердили это, созвонившись с больницей Шаритэ. Как только Шолом это узнал, он вскочил на ноги и начал безудержно танцевать хасидский танец, так, как будто он был на свадьбе или на празднике в синагоге. Он пел и танцевал, то и дело вздымая руки к небу. Счастью Шолома не было предела. Он был счастлив, что не убил случайного прохожего, похожего на Петлюру, и был счастлив тому, что отомстил за своих родных и свой народ. Все полицейские были в шоке от такого нестандартного поведения задержанного. А Шолом пел на идишe:

– Я вырвался из клетки! Я теперь сводный лев! Я уничтожил моего врага! Я опрокинул колонны лжи, на которых стоит это мир! Кто может победить меня теперь? Кто сравнится со мною?

И ему казалось, что это спонтанные слова, так похожие на псалмы царя Давида, надиктованы ему самим Давидом, воплощением которого он и являлся.