Текст книги "Вечерний день"

Глава 28

Платонов взял бывшую тетрадь и с отвращением посмотрел на пачку разлохмаченной бумаги:

– Вот это?

– Она лежала под шкафом, – Сергей беспомощно развел руками, – ножку подпирала, чтобы шкаф не качался. А там мыли полы и в той точке, где вес шкафа давил, сохранилось сухое место.

– Так здесь же теперь ничего не прочтешь, – Владимир Павлович попробовал отделить один лист от другого, но ничего не получилось. – Он что – сумасшедший? Зачем он это сделал?

– Ну вы, ребята, и наглецы, – прервала их диалог Анастасия. – Я же женщина, значит, существо любопытное. А у вас какие-то загадки, смысл которых я понять не могу.

«Ребята», которым на двоих было больше ста, переглянулись. Платонов отрицательно покачал головой, показывая, что не надо впутывать в эту историю женщину.

– С чего ты взял, что меня отравили? – сменил он тему разговора.

– Не думаю, чтобы кто-то хотел тебя отравить, – Сергей опять принялся за кофе. – Или это была ошибка, или их, это еще одна версия, интересовало содержимое твоих карманов.

– Деньги?

Сергей отрицательно покачал головой.

– Ты же сам говоришь, – недоверчиво спросил Платонов, – что раз паспорт не смотрели, то никто и не придет с ключами.

– Повторяю, так нечестно, – попыталась опять вступить в разговор Настя.

– Никто не пришел и никто не придет – это разные вещи. – Сергей, не обращая на нее внимания, назидательно поднял палец. – И паспорт, я сейчас подумал, не обязательно смотреть.

– А как же адрес?

– А что им мешало знать его заранее?

Платонов замолчал, озадаченно посмотрев на «сына».

– Ты думаешь, что надо менять замки?

– Пошли вон, – Анастасия поднялась, подошла к двери и распахнула ее. – Халат оставьте, а выпитый кофе можете унести с собой. Ваше нижнее белье, – она обернулась к Владимиру Павловичу, – получите вечером с посыльным. Дырки зашивать и штопать не буду, не дождетесь.

– Но, Настенька… Анастасия… – закричали «мальчики» в один голос.

– Тамбовский волк вам Настенька, – парировала она, – а вам, – она повернулась к Сергею, – серый брянский.

Она стояла у дверей, явно демонстрируя свое раздражение и недовольство. «Ребята» опять переглянулись, Платонов встал и понуро побрел к выходу, остановившись перед соседкой, которая перегораживала ему дорогу.

– А халат? – язвительно спросила она.

– В коридоре положу, – буркнул Владимир Павлович, – вы уж нас не провожайте, неудобно.

– Настя, – решительно вступил Сергей, – как же вы можете старого голого человека из дома выгонять? Это бесчеловечно.

Платонов гневно сверкнул на него глазами.

– Вам не говорили, что вы похожи на осла? – вдруг совершенно спокойным голосом спросила Анастасия и отошла от двери. – Первый раз в жизни встречаю человека более упрямого, чем я. Секретничайте, а я выйду.

Но Платонов обратно не вернулся и пошел к выходу.

– Бать, – позвал Сергей. Владимир Павлович каждый раз внутренне вздрагивал от такого обращения. – Куда ты собрался? У нас же ключа нет.

– Без сопливых разберемся, – повторил Платонов, сам того не заметив, вчерашнюю реплику Арбуза.

Ему было невыносимо чувствовать себя жестоким и смотреть в страдающее лицо Анастасии. Наверное, только всеми предшествующими ночными приключениями можно было объяснить то, что он просто не заметил перемены в ее голосе.

Но Сергей-то заметил и, извиняясь, пожал плечами – дурит, мол, старик. Он встал и, грустно оглядев заставленный стол, поплелся вслед за Платоновым. Настя бросилась за ними.

И вовремя – Владимир Павлович, аккуратно повесив халат на вешалку, уже выходил на площадку. Она схватила куртку, догнала его и набросила ему на плечи.

– Извините меня, пожалуйста, – залепетала она, – я правда не хотела вас обидеть. Я же не знала, что вы такой… Я только хотела у вас все секреты выпытать, я же от любопытства помереть могу.

– Вы? – Платонов резко повернулся. – Обидеть меня? Это невозможно. Такая женщина, как вы? На таких не обижаются.

Он был фантастически забавен – в Настиных тапочках с помпонами, с голыми ногами и в зимней куртке. Глаза Платонова горели, а взлохмаченные волосы придавали ему сходство с одним литературным персонажем. Жаль, что плоского тазика у соседки дома не нашлось.

– Идите домой, Настенька, – Владимир Павлович даже чуть приобнял Анастасию за плечо, – здесь сильно дует. И не обижайтесь на меня, пожалуйста, я вас очень прошу.

Она сделала шаг к своей двери, но не вошла внутрь, а остановилась в дверной нише, опершись о косяк. Сергей с любопытством наблюдал за этой сценой. У него в голове роились вопросы по поводу взаимоотношений «отца» с соседкой.

Платонов подошел к лестнице, ведущей на чердак, она была отгорожена от площадки решеткой, и сунул руку сквозь толстые прутья. Небольшой кусок деревянных перил оказался съемным. Владимир Павлович вытащил его наружу и показал «сыну» внутреннюю сторону. Там что-то блеснуло.

– Это на случай, – Сергей достал из углубления в деревянных перилах ключ, – если потеряешь или внутри захлопнешь?

– Или если помру, – Платонов кивнул Сергею на замок: открывай. – У меня дверь крепкая, ломать трудно.

– И как же это мы тут, снаружи узнаем, что ты уже помер? – полюбопытствовал «сын».

Они уже вошли внутрь квартиры, Платонов снял куртку и надел торопливо свой халат.

– Ну, во-первых, я на работу перестану ходить.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я одному человеку оставил конверт с условием, что если я не позвоню в течение трех дней, конверт надо вскрыть и прочитать. А там, внутри все инструкции и про ключ написано.

Это была и правда, и не правда. Конверт такой у Палыча был готов, но только отдать его было некому.

– Рассказывай, – он налил воды и поставил чайник.

– Что?

– Где взял бумаги? Все ли в порядке с Русланом? Где ты его нашел? Что думаешь по поводу моего «загула»? Когда уезжаешь, наконец, и можешь ли, если понадобится, задержаться?

Сергей, считая, загибал пальцы на руках:

– Шесть вопросов. Допрашиватель из тебя неважнецкий. Такие серии можно выдавать, только если хочешь подозреваемого с толку сбить. – Он жестом остановил Платонова, который пытался что-то сказать. – А по сути дела поясняю: задержаться могу максимум до завтра. Про загул, если помнишь, где и что пил или ел, надо ехать разбираться. Руслан жив и здоров, нашел его в общаге, тетрадь взял у него.

Платонов налил себе горячего чаю. Его познабливало, наверное, выходила гадость, которой его вчера накормили.

– В котором часу у тебя завтра поезд? Или самолет? – спросил он.

– Самолетов несколько, но я – на поезде. Разница больше двух тысяч.

– Если я тебе возмещу разницу, ты сможешь остаться до послезавтра? И естественно, все твои расходы на такси сегодня ночью – с меня.

Сергей задумался над этим предложением.

– Наверное, смогу.

– Теперь скажи мне еще вот что: после всего, что ты сегодня видел ночью, тебе еще хочется прислать Машу в Москву?

«Сын» встал, подошел к шкатулке и начал внимательно рассматривать ее:

– Понимаешь, если бы у нас было все тихо и красиво, – он взял ларец, поднес к свету, – я бы, наверное, не стал этого делать. Но у нас все то же самое, только хуже, да еще дурной пример перед глазами – я же пьяница, как все менты. А ты вон какой умный и порядочный.

Платонов хмыкнул.

– Кстати, – продолжил Сергей, – я, по-моему, нашел тебе ключ от шкатулки…

Глава 29

Сергей спал на нерасстеленной кровати Платонова, оглашая комнату невероятным по мощи и разнообразию храпом, поэтому сам Владимир Павлович пристроился на кухне, плотно прикрыв дверь. Он не сердился на «сына» за оттяжку во времени – в конце концов, тетрадь у них и, значит, Руслану ничего не угрожает, а Сергей не спал всю ночь и еще полдня и начал заговариваться. Он и попросился-то всего на час и обещал после этого быть в полной форме.

Платонов дописал последние строчки в свой дневник и решил взяться за тетрадь, принесенную «сыном». Он не стал упоминать про ключ, обнаруженный Сергеем, тем более что и получить его они могли, только поехав в общежитие, а изложил только историю своего отравления и появление тетради Станислава Петровича.

Это была когда-то обычная ученическая тетрадь на двенадцать листов в непривлекательной зеленоватой обложке. В годы юности Владимира Павловича такие тетради стоили две копейки. Чтобы шкаф не шатался, ее сложили вдвое, поэтому там, где ее сейчас можно было раскрыть, видно было сплошное голубое поле в расплывшихся чернильных пятнах с четырьмя более-менее разборчивыми «островками» на разворот.

Мест, где тетрадь можно было раскрыть, было всего два, в остальных листья слиплись и спрессовались так, что разделить их было невозможно. Так что сухих «островков» с разборчивым текстом оказалось ровным счетом восемь. Правда, «разборчиво» далеко не всегда равнозначно «понятно».

В трех случаях на сухих местах оказались концы слов и по две-три буквы от начала следующих. Платонов откуда-то знал, что человек во время чтения видит верхнюю половину букв и начала слов. Он не помнил, где это было, в книге или журнале, но тут же был приведен тест, доказывающий правоту такого заключения. Напечатаны были четыре текста, в которых попарно были убраны нижние концы букв и верхние, первые половины слов и последние. Действительно, первый и четвертый тест с трудом, но все же читались, а второй и третий были абсолютно непонятны.

Сейчас в этих трех местах Владимиру Павловичу предстали три третьих варианта: концы слов, а от начала было где две, а где и одна буква. Еще два островка пришлись на абзац, и их занимала в основном белая бумага. В одном случае снизу были видны только неясные верхушки пяти или семи букв, а во втором четко читалось слово «или».

Так что более-менее содержательными оказались только три сохранившихся места. По странному стечению обстоятельств, все они расположились на одном развороте и по крайней мере два касались одного и того же куска текста. Во всяком случае, их не разделяло более светлое пятно, как это было на других местах, где кончался один абзац и начинался другой. Третий был на противоположной странице, и там явно читалось следующее: «…ных при ус-лов…» И ниже верхними половинками букв слово «шкатулка». Куда как содержательно…

Поэтому все внимание свое Платонов сосредоточил на двух «смысловых» местах. Первый выглядел так: «…едний Скосыр…» Вторая строка ниже: «…гиб в Андор…»

Второй островок гласил «…ковую вет…» и ниже опять же верхушками букв хорошо читалось слово «Свердловск» или «Свердловска».

«Скосыр» явно означало Скосырев, а «Андор» с большой буквы, особенно после отмеченного в «Коде да Винчи» слова, так же явно означало Андорру. Какое отношение имело одно к другому? Неделю назад он пытался узнать что-нибудь про эту страну, и вот сегодня она возникает опять.

Владимир Павлович поднял глаза и посмотрел на книжные полки в поисках какого-нибудь справочника. Здесь в кухне стояли книги утилитарные или ненужные совсем, но по какой-то причине не подвергшиеся продаже или дарению. В основном это были справочники типа «Желтых страниц» или презенты знакомых.

Глаза Платонова остановились на толстой книге «Страны Европы», подаренной ему лет пять назад тогдашним партнером по кличке Лужа. Он тогда часто ездил за границу и все время соблазнял Палыча поехать с ним. Для этого и книга была подарена. Лужа один раз так и не вернулся в Россию, осел где-то в Германии и периодически звонил Платонову, чтобы рассказать, как он счастлив.

Владимир Павлович открыл справочник, нашел по оглавлению Андорру и углубился в чтение. И через пять минут смысл «островка» стал понятен и ясен. Оказывается:

«К интересным фактам истории можно отнести еще и то, что с 1934 года Андорра семь лет была царством, потому что на трон взошел русский монархист Борис Скосырев. Обосновавшись в столице Андорре-Ла-Вьехе, а затем в близлежащем городке Сольдеу, он провозгласил себя в том же году королем Андорры Борисом Первым. Конец этому положили нацисты в начале Второй мировой войны, а самого Бориса отправили в концлагерь, где он и погиб».

Платонов отложил книгу, взял снова тетрадь. Похоже, «Скосыр… гиб в Андор…» означает «Скосырев погиб в Андорре», а разрыв в середине был заполнен словами типа в «1941 году» или «от руки немцев». Хвостик «…едний» по смыслу должен быть только словом «последний».

С этим островком было все более-менее ясно. Непонятно, что Скосырева занесло тогда в эту крохотную страну и почему он принял такое экстравагантное решение, но это все вопросы исторические и риторические. Надо было переходить ко второму куску.

Огрызок «…ковую» мог быть хвостиком от «роковую» или от «боковую». Еще существовало, конечно, «скаковую», но как-то лошади тут были уж совсем ни при чем. Эх, ему бы сейчас «Обратный словарь русского языка» – книгу вроде бы совершенно бессмысленную, но очень полезную для кроссвордов и в подобных идиотских ситуациях. Там были приведены все слова русского языка в обратном алфавитном порядке, начиная с «я» до «а».

Но такого словаря под рукой не было, а никаких больше слов, оканчивающихся на «ковую», в голову не приходило. Значит, оставались «роковую вет…» и «боковую вет…».

И «боковая ветвь» становилась единственно возможным вариантом. Тем более что сюда легко пристегивался и Свердловск. Так Станислав Петрович по привычке называл Екатеринбург, откуда родом был Руслан Скосырев.

В общем, Платонов испытывал некоторое удовлетворение. Одна из загадок пала (про Андорру), не принеся, правда, никакой новой информации. В абзаце явно говорилось о том, что когда последний прямой наследник рода Скосыревых погиб в Андорре (или когда Станислав Петрович узнал об этом), то разыскал на Урале какую-то боковую ветвь этой фамилии. Он непонятным образом связался со своими дальними родственниками и подружился с ними настолько, что они отправили к ним пожить сына Руслана.

Только похоже, что старик Лерин просчитался, ключа у Руслана не оказалось, и он писал эту тетрадку, чтобы, когда мальчик повзрослеет, тот продолжил его поиски. Мальчик повзрослел и определил для трудов родственника точное место – под ножкой шкафа.

Похоже, из тетрадки Владимир Павлович выжал все. Он отложил ее в сторону и прислушался к храпу. Потом посмотрел на часы, пусть «сынок» поспит еще минут тридцать.

Перед сном «сын» раскололся и признался, что пережил вчера несколько неприятных минут. Когда он искал Руслана, то вышел на него от несчастного случая со старухой, о котором получил информацию от своих ребят. Они объяснили ему, что ничего криминального во взрыве бытового газа нет. Тогда Сергей установил соседей и подружек по дому, потом побеседовал с ними. Одна вспомнила название института, а дальше все было делом техники.

Вчера, дожидаясь генерала, Сергей позвонил тем же ребятам и осторожно спросил, что у них есть по факту убийства историка. Те страшно удивились и попросили время на то, чтобы все выяснить. Потом один из них разыскал Сергея и долго издевался над ним, не стал ли он там у себя в деревне параноиком, которому везде видятся убийства и преступления. Что такое параноик, «сын» не знал, но слышать подробное было досадно.

Оказывается, по всем документам смерть историка проходила как несчастный случай. Старый человек, вынося ведро в мусоропровод, расположенный между этажами, споткнулся и упал с лестницы, повредив себе шею и разбив затылок.

Поэтому, когда Сергей ехал за «отцом», он был страшно зол на него, но когда нашел его в таком беспомощном состоянии, обида прошла, и опять появились подозрения, что вся эта возня вокруг неспроста.

Платонов сидел, размышляя над вопросом, каким образом совершенно незнакомый человек вдруг так резко вошел в его жизнь и оказался так близок к нему, когда зазвонил телефон.

Глава 30

Ответить на звонок Платонов не успел, но пронзительный звук разбудил Сергея. Он резко сел на кровати, уставившись ничего не понимающими глазами на Владимира Павловича. Постепенно на его лице появилось осмысленное выражение, и он улыбнулся.

– Сколько сейчас?

Платонов ответил и пошел на кухню ставить чай, а «сын» побежал в ванную приводить себя в порядок:

– Бать, можно мне попользоваться твоей бритвой? – послышался его голос.

– Можно, – отозвался Платонов. А что ему оставалось делать?

– Расскажи мне наконец, что произошло вчера, – попросил он «сына», когда тот вернулся на кухню.

На правой щеке был приклеен кусочек туалетной бумаги.

– Порезался? – усмехнулся Владимир Павлович. – Не умеете настоящей бритвой пользоваться, привыкли к своим жужжалкам.

– У меня дома как раз станок, – несмотря на короткий сон, Сергей действительно выглядел отдохнувшим и посвежевшим. – Это твоя подруга меня поцарапала.

– Вы что, дрались? – Платонов почему-то сразу подумал о Насте.

– Не скажу, чтоб дрались, – усмехнулся «сын», – она пыталась меня покусать и поцарапать, но когда я объяснил ей, что ты мой отец, то сразу успокоилась.

Владимир Павлович испуганно смотрел на сына. Экстравагантное поведение «блаженства и безнадежности» уже перестали его смущать, но драться?…

– Представляешь картинка, – Сергей с удовольствием уплетал бутерброд с сыром, запивая его крепким чаем, – музыка гремит, народ скачет, а мы с твоей подружкой орем друг на друга, стоя над твоим телом. Просто сцена из оперы.

У Владимира Павловича отлегло от сердца. Все-таки не она.

– Хватит болтать, – сказал он, облегченно вздохнув, – лучше по делу расскажи что-нибудь.

– Ну, когда я тебя сюда привез, – «сын» перешел к бутерброду с ветчиной, – прикинул, смотрю, клубам этим уже закрываться пора, мне говорили, что они до первого поезда метро открыты, и поехал в общежитие. И оказался прав – эти два хлопчика были уже дома, мне охранник сказал, что только что прибыли. Я думал, они спать тут же завалятся, а они ничего – бодренькие сидят. Оказывается, были они в «Трали-вали», и если бы ты туда доехал, то мог бы их застать.

– А я туда не доехал? – удивился Платонов. У него осталось полное ощущение, что за ночь он побывал в трех клубах, а не в двух. Впрочем, чего, наверное, не бывает с людьми, первый раз попробовавшими наркотик. Владимир Павлович на всякий случай спросил у своего организма, не хочет ли он опять повторить вчерашнее, и содрогнулся. Слава Богу, никакого привыкания не обнаружилось.

– Не знаю, где ты был еще, только я нашел тебя в «Котельной», – отозвался Сергей. – Ну вот, я ребятам попытался объяснить, кто я, что я и что ищу. Пацаны оба веселые, Руслан не может понять, о чем я речь веду, а Лев, брат его, тем более. Минут через пять сообразили, о чем говорим, они, представляешь, даже не знали, что старуха умерла.

Опять зазвонил телефон, и Владимир Павлович поспешил в комнату, но снова опоздал. Сколько раз он давал себе задание купить радиотелефон: это было одно из немногих новшеств, которые он принимал. Но все как-то руки не доходили. Платонов пошел на кухню с аппаратом в руках, длинный шнур волочился по полу, но доставал он только до прихожей, поэтому телефон остался на тумбочке для обуви – сюда бежать было ближе.

– Что ты себе не купишь телефон с отдельной трубкой? – спросил его Сергей. – Вещь удобная, да и стоит недорого. Даже у меня дома такой.

Владимир Павлович посмотрел на него с любопытством – может, все-таки это его сын?

– Короче, о ком мы говорим, они худо-бедно вспомнили. Осталось выяснить про тетрадь. Тут мы, наверное, с места бы не сдвинулись, если бы случайно не зашел сосед по комнате.

– Арбуз, – уточнил Платонов.

– Да ты не зря время там провел, – удивился Сергей, – он, Арбуз этот, так нехорошо меня рассматривал, потом говорит: «Ты – мент?» Я говорю, да, мол… А он: «С ментами дела не имею…» Я говорю, мол, не к тебе пришел, а с ментами у тебя еще встреч немало будет, да и сейчас твое личное дело в нужном шкафу лежит. Так мы с ним препираемся, а Руслан вдруг хлопает себя по лбу: «Мы же ее под шкаф сунули. Помнишь, у нас шкаф качался». Вот так и нашли.

– Так он что, не читал ее?

– Я так понял, что нет. Они, эти ребята, молодые, им все по фигу. Я почему про ключ думаю: Лева, брат Руслана, спать захотел и прямо на моих глазах разделся и лег. Я тогда еще заметил какой-то странный предмет у него на шее. Крест – не крест, талисман – не талисман. Я говорю: «Дай взглянуть…» Он протянул, чудная вещь такая, старая, поцарапанная, во всех неровностях грязь лежит. Я говорю: «Что это?» А он: «Сам не знаю, у отца взял, прикольно». А я вот шкатулку посмотрел, видишь здесь скважина хитрая, как бы с ушками маленькими, и понял, что это ключ.

– Это ты уже говорил.

– Могло так быть, что они уже позабыли, что к чему?

– Все могло быть.

Опять зазвонил телефон, на этот раз Владимир Павлович успел, но никто не ответил, и он вернулся на кухню:

– Так ты считаешь, надо начать с общежития, а к бармену в «Чир-ап» потом наведаемся? – уточнил он у «сына».

– Тут все просто, – ответил Сергей, – бармен раньше семи-восьми не появится, а к ребятам, – он посмотрел на часы, – пора уже выезжать. Только не думаю, что мы твоего бармена застанем, они обычно через день работают. А ты уверен, что ничего больше не ел и не пил? Как-то мне с трудом верится, что они купили или как-то еще пристегнули работника в клубе, не зная, что ты туда приедешь? Ты-то сам как считаешь, может такое быть?

– Все может быть, – повторил Платонов.

– И потом, ты воду пил в одном клубе, а обшмонали тебя в другом – тоже несуразица.

– Понимаю, – буркнул Владимир Павлович, – но расспросить сукина сына все равно надо. Давай собираться.

– Ты тетрадку посмотрел? – спросил «сын», вставая и потягиваясь. – Не зря мы ее искали?

– Не зря.

Они оделись и вышли на площадку.

– Соседка у тебя симпатичная, – Сергей сказал это негромко, но Платонов все равно оглянулся на «ее» дверь, – и ты ей нравишься.

– Ты что, с ума сошел? – зашипел Владимир Павлович. – Мне все-таки шестьдесят три.

– Возраст делу не помеха, – бодро сообщил ему «сын», когда они уже вошли в лифт. – Ты же не в салочки с ней играть собираешься.

– Вот судьба меня сыночком наградила, – Платонов уже взял себя в руки. – Два дня как знакомы, а он уже знает, с кем и чем я собираюсь заняться.

Сергей собрался что-то ответить, но Владимир Павлович уже загремел дверью лифта. Он никак не мог понять, хорошо это или плохо, нравится ему или нет появление «сына» в его жизни. С одной стороны, вроде помощник, с другой – все-таки не его породы, с мозгами не богато.

Они вышли на улицу, и прямо перед ними резко затормозил огромный черный лимузин. Передняя дверца открылась, и оттуда показался незнакомый человек. Платонов оглянулся на «сына»:

– Это твои приятели в таких машинах ездят?

– Владимир Павлович, – услышал он голос из-за спины, – вы не могли бы проехать с нами. Николай Николаевич хотел с вами побеседовать…