Текст книги "Вечерний день"

Глава 22

«А может быть, все-таки Сергей – мой сын? – думал Платонов, разглядывая гостя, неспешно раздевающегося в прихожей. – Основательный, неторопливый, и фигурой на меня похож. Мент, конечно, но с кем не бывает – какой у них там в провинции выбор. К тому же единственная аналитическая работа в тех условиях».

Владимир Павлович прекрасно понимал, что он себя обманывает – не доверять диагнозу врачей не было никакого смысла и повода, но так это было приятно: вот родной человек пришел к тебе в гости и можно посидеть с ним, поговорить о том о сем, в чем-то помочь, в чем-то самому попросить помощи. После смерти жены Платонов ни с кем ТАК не разговаривал.

Они молча прошли на кухню, Сергей достал из портфеля недорогой торт, банку с крупно нарезанными грибами и немецкий хлеб с тыквенными семечками.

– Я в прошлый раз с пустыми руками пришел, – сказал он, усаживаясь, – не прав был. Да вот не знал, как встретите. Грибы наши – архангельские, все остальное в магазине купил.

Платонов посмотрел на «приношение», поставил чайник, достал из холодильника ветчину, сметану, салат, который не поленился нарезать еще утром.

– Как дела-то? – спросил он.

– Командировка моя практически закончилась, – степенно сказал «сын». – Сегодня вечером подпишу у генерала документы, а в ночь на поезд – прощай, столица.

– Успешно?

– Да кто же это поймет на начальном этапе? Есть информация, есть за что зацепиться, а куда приведет, Бог его знает.

– Ты чай или кофе? – Платонов сам не заметил, как перешел на «ты».

– Кофе, только слабый и с молоком, если есть.

– На, вот молоко, вот кофе, я говорил, у меня «безалкогольный», вот сахар, сам себе накладывай. – Владимир Павлович откинулся на своем стуле, молча наблюдая за «сыном». – У тебя дети есть?

– Трое, – гордо ответил Сергей. – Две дочери и сын. Маша, Даша и Аркаша. Семнадцать, четырнадцать и десять.

Видно было, что он привык отвечать на этот вопрос и не ждал дополнительных, а сразу выдавал всю информацию. Он отхлебнул кофе, посмотрел в потолок, потом коротко взглянул на Платонова. Похоже, он никак не решался начать новую тему. Владимир Павлович пришел ему на помощь:

– Что ты хотел спросить?

– Да вот не знаю, как начать. Ты жил все эти годы, ни о чем не подозревал, вдруг на тебя сын, невестка, трое внуков… – Сергей тоже незаметно перешел на «ты», – и все со своими проблемами. В принципе ты можешь нас послать подальше и, наверное, будешь прав.

– Ну, послать я вас всегда успею, – усмехнулся Платонов. – Рассказывай, в чем вопрос?

– В Машеньке. Она в этом году школу заканчивает, и было бы неправильно ей остаться в нашей дыре. У нас, конечно, люди тоже живут, но она, как бы сказать, слишком умная для наших краев. В местной библиотеке давно все книжки перечитала, по почте я ей иногда книги выписываю, вот из командировок вожу.

Он полез в свой портфель и начал там рыться.

– И чем увлекается? – спросил Платонов.

– Экономикой и юриспруденцией. Сергей наконец достал из портфеля то, что искал, и показал «отцу». Это была толстенная книга в мягкой обложке – «Торговые стратегии. Правовые и социальные аспекты».

– И она такое в семнадцать лет читает? – изумился Владимир Павлович, разглядывая толстенный том.

– Читает, – гордо сказал Сергей. – Видишь – «правовые аспекты». По стопам отца пошла.

«В меня она пошла, а не в тебя, – сказал сам себе Платонов, – где тебе книжки юридические читать?»

Но тут же одернул себя: «Это, Владимир Павлович, не твой сын…»

– Так чего ты от меня хочешь? – спросил он, насупившись. – Чтобы я ей книжки посылал?

– Ну… Ты… – Сергей замялся. – Ты тут всю жизнь живешь, а я только иногда приезжаю. У меня тут все знакомые – менты, как и я. Да и все меня важнее и главнее. Про твоего Руслана я как будто по делу выяснял, а вот за дочь попросить не могу…

– Так чего ты хочешь-то? – рассердился Платонов.

Уверенность, что перед ним посторонний человек, скорее всего жулик, радости не приносила. Хотя жульнического в нем было мало, точнее, не было вообще. Если бы не абсолютная уверенность в своей невозможности иметь детей, Владимир Павлович точно бы ему поверил.

– Два дела. Может, у тебя знакомые какие-нибудь есть, чтобы помочь ей в институт поступить? – не поднимая глаз, спросил Сергей. – Сейчас это очень сложно, почти как раньше стало.

– Так на юридический тебе, как менту, и карты в руки.

– Она хочет на экономику. С точки зрения права, но все же экономика, – почти шепотом сказал «сын». – В финансово-юридическую академию или на экономический в МГУ.

Видно было, что он очень любит свою дочь и гордится ею.

Платонов задумался. Среди людей, прошедших через его жизнь и как-то задержавшихся в ней, был один ректор, но математического вуза, а вот экономисты? Хотя один был, даже какое-то время в советниках у Ельцина служил. Владимир Павлович непроизвольно задвигал губами.

– Ты сам-то понимаешь, что сегодня только знакомства может быть мало? – спросил он Сергея. – Нужны, я думаю, деньги, и большие.

– Как ты думаешь, – почему-то с надеждой в голосе спросил тот, – сколько попросят?

– Десять, двадцать, тридцать – кто знает? В зависимости от конкурса и престижности…

Платонов в этих вопросах разбирался плохо, только слышал иногда краем уха возмущенные родительские разговоры.

– Десять, двадцать, тридцать – чего? – с ужасом спросил «сын».

– Тысяч долларов, конечно.

– Не может быть, – поник Сергей. – Таких денег мне никогда не заработать и не занять.

– Ты погоди печалиться, – давай узнаем, что к чему, – попробовал подбодрить его Платонов и перевел разговор: – А второе?

– Что второе? – не понял тот.

– Второе дело ко мне. Ты сказал, что их два…

– Второе, наверное, и не нужно, – махнул рукой «сын», – если с первым не получится.

– А все же?

– Я хотел тебя попросить, чтобы она пожила у тебя, пока учиться будет. В общагу ее отпускать страшно, сам знаешь, какая нынче молодежь и чем они увлекаются, а на съемную квартиру денег не хватит. Я тут узнавал, однокомнатная на окраине меньше четырехсот долларов даже рот не открывай.

Все это было выпалено единым духом, почти единым словом, и, так же как и раньше, глаза были опущены в пол.

«Вот оно, – подумал Платонов, и сердце у него опустилось. – Вся сложная комбинация затеяна, чтобы подселить ко мне незнакомую девицу. Все, к сожалению, очень просто».

– Но теперь этого ничего не надо. – «Сын» горько вздохнул. – Отправляю ее в Архангельск, там всего пятнадцать тысяч в год обучение стоит. Так что выбрось все это из головы.

«Или он гениальный разводящий, или не врет…» – подумал Платонов. Он только что поймал себя на том, что хотел броситься к сыну и начать его уговаривать, чтобы тот согласился, чтобы Машенька пожила у него, Платонова дома.

Сергей встал, медленно убрал книгу в портфель. Владимир Павлович начал убирать со стола. Разговор, получалось, закончился, да и отношения тоже.

– Теперь насчет твоей просьбы, – сказал «сын». – Человек, который жил у Лериных дома и назывался их племянником, совсем даже не племянник в прямом смысле этого слова. Он их очень, очень дальний родственник и фамилия его – Скосырев. Руслан Скосырев.

От неожиданности Платонов уронил тарелку.

Глава 23

– Как ты сказал? – спросил он. Сергей озадаченно глядел на «отца».

– Руслан…

– А фамилия? Фамилию повтори…

– Скосырев. Что ты кричишь? Платонов не стал убирать осколки фарфора, сел на ближайший стул и задумался. Похоже, дело приобретало совсем иной оборот. Не обращая внимания на «сына», он встал, прошел в комнату, взял бумаги историка, еще раз их просмотрел.

Да, вот помещик Сергей Скосырев судился с майором Лериным за выгон, который должен был достаться ему как часть приданого за дочерью Лерина. А ее, как следует из письма, звали Варварой. И ей, как мы знаем из того же письма, достался ключ от ларца. Тогда становится понятным, почему примирение в пятидесятых годах произошло по «причине выполнения важной миссии». Внук Лерина просто помирил ключ со шкатулкой.

И сегодня, точнее вчера, Станислав Петрович Лерин, разыскав и поселив у себя Руслана Скосырева, не просто искал и нашел наследника, чтобы передать ему ларец, он, как и его прадед, соединял его с ключом.

Не сходится…

Или это не тот Скосырев, или ключ за десятилетия был утрачен, или теория неверна. Потому что, если бы у Руслана был ключ, шкатулку бы давно открыли, а ни по пометкам на полях, но по всему образу действий Станислава Лерина ниоткуда не следует, что он знал содержимое ларца, смысл его тайны.

Платонов тяжело вздохнул – все стало ясней, но и непонятней. Что-то мелькнуло перед его глазами, и он поднял голову. Перед ним в дверях комнаты стоял «сын»:

– У тебя, может, неприятности какие? – спросил он смущенно. – Может, я могу помочь?

«Смущенный мент, это что-то вроде „плачущего большевика“ и посильнее, чем „Фауст“ Гете…» – невпопад подумал Владимир Павлович.

– А что мы еще знаем про Скосырева? – спросил он.

– Скосырев Руслан Андреевич, – Сергей с готовностью достал блокнот, – тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения. Семья живет в городе Екатеринбурге, где родился и сам Руслан. Последние пять лет проживал в Москве у своих дальних родственников Лериных. Весной этого года поступил на первый курс факультета компьютерного дизайна Московского института маркетинга. В момент взрыва бытового газа в квартире Лериных находился в компании многочисленных однокурсников в ночном клубе «Трали-вали». По сообщению соседей поссорился с Лериными в конце весны или начале лета этого года и больше у них ни разу не показывался. Хотя тут показания не сходятся, одна соседка пояснила, что видела как-то раз Руслана в середине лета в их подъезде, – Сергей поднял глаза от блокнота. – Но на кладбище не пришел, пащенок. Прожил пять лет у людей и даже проститься не захотел.

– И где он сейчас? – спросил Платонов и на недоуменный взгляд «сына» добавил: – Живет где?

– В общежитии того же института, – Сергей заглянул в блокнот и назвал адрес на окраине Москвы.

– Надо ехать, – грустно сказал Владимир Павлович.

– Может быть, ты мне скажешь все-таки, что с тобой происходит?

Платонов поднял голову и долго рассматривал «сына». Он привык полагаться на свою интуицию и потому решился:

– Только в обмен…

– Не понял, – искренне не понял Сергей.

– Меняю свою историю на твою. Расскажи мне, пожалуйста, кто ты такой, – Владимир Павлович посмотрел в потолок, – и не пытайся мне пудрить мозги баснями про сына, я точно знаю, что это не так.

Пауза тянулась больше минуты.

– В общем, – решился наконец Сергей, – если бы вы, – он опять перешел на «вы», – когда я предложил, посмотрели мои документы, вы бы увидели, что я Сергей Геннадьевич. На ваш вопрос я приготовил ответ, что мама потом вышла замуж, и меня усыновил отчим, чью фамилию и отчество я теперь и ношу. Но это отчество соответствует истине, а фамилия у меня мамина…

– Ты сын Генки Поздняка? – догадался Платонов. – Как же я сразу не догадался? Только он знал эту историю в таких подробностях, чтобы можно было пудрить мне мозги. Но он же дембельнулся и уехал куда-то к себе в Сибирь раньше меня.

– А потом вернулся. Дома у него что-то не сложилось, а мама была беременна мной. Он ведь перед отъездом пришел к ней, в отличии от вас. И оставил адрес, нет, вру, взял мамин. И написал ей, а она ему в свою очередь ответила – про беременность. Ну, вот он и вернулся где-то через год, а может, полтора и так всю жизнь и прожил в Северодвинске. На «Звездочке» работал мастером, потом замначальника цеха, потом автослесарем.

– Помер?

– В прошлом году.

– Ну, Царствие ему небесное. А как вы на меня-то вышли и зачем? Я Генку не видел почти сорок лет, да и ничего не знал о нем все эти годы.

– Я к этому как раз перехожу. Года два назад, не очень задолго до смерти, отец оказался здесь в Москве, в командировке. И, проходя по улице, увидел вас через окно. Вы стояли у прилавка в каком-то очень богатом магазине и держали в руках огромный золотой подсвечник.

Платонов покачал головой. Золотой подсвечник он встречал один раз в жизни, был тот на одну свечу, сделан во второй половине девятнадцатого века во Франции и на золото был похож не сильно. То, что видел Поздняк в окно, было на сто процентов позолоченной бронзой.

– Он даже не посмел войти в магазин, – продолжал Сергей, – а вы стояли, что-то говорили, и к вам почтительно прислушивались две девицы и какой-то солидный господин. Он вернулся домой и все вспоминал эту картинку, а потом как-то рассказал вашу с ним историю и говорит: «Тебе бы надо было оказаться его, Платонова сыном, ты даже похож на него. Даже не тебе, с тобой все в порядке, Машке надо было бы быть его внучкой…» Он ее очень любил. Потом он умер, а потом стало понятно, что Машеньке у нас делать нечего, и мы с Лизой придумали эту историю. А как вы догадались, что я – не ваш сын?

– Долго рассказывать, – отмахнулся Платонов, – да и рано тебе еще об этом знать. Короче, ты нашел меня по своим ментовским каналам и пришел.

– Ты оказался очень популярным человеком у моих коллег, – они оба не заметили, как опять перешли на «ты». – Некоторые тобой восхищаются, некоторые – ненавидят, но все тебя знают.

Такая популярность в известных кругах мало обрадовала Владимира Павловича. Что-то подобное он подозревал, догадывался, конечно, что не мог не засветиться, но чтобы до такой степени…

– А чего меня ненавидеть-то? – пробурчал Платонов. – Я никого не убил, не ограбил, не изнасиловал.

– Ты – богатый человек, значит, нечистыми делами занимаешься, а поймать тебя не могут. У нас же психология такая – держи, лови.

– Это у вас там в деревне, наверное, такая психология, а здесь все давно поменялось, – проворчал Владимир Павлович. – Здесь давно уже – отними и раздели.

Он и сам не понимал, радоваться ему или горевать от только что услышанного. Играть в неведение и обманывать себя было теперь просто невозможно. Гнать «сына» в шею? Но во-первых, он обязан рассказать свою историю в обмен на услышанную. Во-вторых, мент-союзник в той ситуации, в которой сегодня оказался Платонов, был совсем нелишним. А в-третьих…

В-третьих, почему-то ему было дело до несчастной девушки Маши, которая с удовольствием читает немыслимые книги, и до ее судьбы. «Надо взять пару дней на раздумье, с Настей посоветоваться, – подумал Платонов, но тут же спохватился, вспомнив, что „сын“ уезжает сегодня вечером. „Как же быть?“

– Ну, теперь твоя очередь, я, как ты видишь, покаялся, – услышал он голос Сергея. – Чем же тебе насолил Руслан Скосырев?

Платонов встрепенулся. Что рассказывать «сыну», а что нет? И дело не только в доверии или недоверии. Как рассказать про то, чего сам не понимаешь? Или не чувствуешь?

– Ты знаешь, я начну издалека, – сказал Платонов. – Некоторое время назад я купил одну шкатулку…

Глава 24

– Ты уверен, что не пишешь романы? – спросил «отца» Сергей.

Они спешили к метро, чтобы поймать там такси и отправиться в общагу за Русланом. Платонов шел, не слыша «сына», под впечатлением только что происшедшей встречи с Анастасией. Он закрывал дверь, когда сзади загудел лифт, послышался металлический лязг открываемой двери, и он услышал знакомые шаги. Сергей чуть раньше пошел вниз пешком, ему хотелось курить так, что он уже не мог терпеть, и Владимир Павлович остался один. Он стоял, не поворачиваясь, у своей двери и гремел ключом, делая вид, что не замечает свою «блаженство и безнадежность».

– Очень глупо, – услышал он в спину, – сердиться и делать вид, что вы – бурундук надутый.

Почему он оказался «бурундуком», Бог его знает, но все равно слышать это было обидно.

– Если будете и дальше дуться, – опять сказал голос за спиной, – не дам больше пирожков с капустой. – Последовала пауза, потом в голосе Анастасии он услышал слезы: – Ну и не надо, ну и пожалуйста…

И хлопнула дверь…

Наверное, он постарел лет на пять, когда вышел из лифта, потому что Сергей посмотрел на него испуганно:

– Что-то случилось? Платонов отмахнулся.

– Как хочешь, – пожал плечами «сын». – Только я хотел тебе напомнить, что сразу с тобой поехать не могу.

– Да, я помню, тебе к генералу надо, – насупился Платонов, – потом на вокзал, билеты уже на руках, наверное…

– Билетов никаких нет, я их вечером хотел взять. Потом надо узнать про твоего приятеля историка, я же обещал, – Сергей говорил с ним, как с больным ребенком. – И нечего дуться.

И оттого, что ему второй раз за последние десять минут посоветовали перестать «дуться», Платонова вдруг отпустило. Он как-то расслабился и успокоился, «включил голову», как сейчас говорят.

– Ты надолго к генералу? – он жестом остановил «сына».

– Разговора на пять минут, плюс чтобы бумаги подписал. А сколько в приемной продержат, Бог знает.

– Тогда я сейчас в общежитие, а ты, когда освободишься, тоже туда приезжай. Если его там нет, я тебе записку оставлю.

Сергей вынул из кармана мобильник.

– Вот, выдали мне здесь на время командировки. Номер запиши. И если я не беру, значит, в кабинете у генерала уже и вот-вот освобожусь, тогда перезвони через пять минут. А парня, если найдешь, от себя не отпускай. Тебя они, похоже, трогать не собираются.

– А ты там у себя никому ничего не говори, – заворчал Владимир Павлович. – Никто все равно не поверит.

Он с трудом добился от «сына» такого обещания, а единственным убедительным аргументом оказалась опасность того, что введение в ситуацию незнакомых и не сильно деликатных людей может спровоцировать непредсказуемый поворот событий.

Платонов рассказал Сергею не все, только упомянул о своих занятиях, все равно тот уже знал об этом из своих источников. Сказал, что есть шкатулка, в которую было положено нечто, по мнению владельцев, очень важное, что ключ и ларец долгие годы существовали раздельно и что, возможно, сейчас у них есть шанс встретиться.

«Сын» смотрел во все глаза, ему не верилось, что такая история возможна вообще, тем более с его участием.

– И никто не знает, что там внутри? – он с уважением посмотрел на шкатулку.

– Думаю, что сейчас действительно никто. – Платонов тоже посмотрел на шкатулку.

– А если взломать?

– Там внутри устройство, – Владимир Павлович болезненно сморщился, все-таки мент и есть мент, – при котором содержимое уничтожается, если ларец вскрыть неправильно.

– А рентген пробовали?

– Рентген? – Платонов задумался. – Нет, рентген никто не делал. А что на нем можно увидеть в нашем случае?

– Все металлические части. Понять, какое там устройство. Ты же говоришь, там сложный замок. Наши мастера, я думаю, в два счета откроют. Посмотрят, что к чему, какая тяга куда идет, и привет…

Владимир Павлович недоверчиво смотрел на «сына». Может, так и надо жить – посмотрел на рентген, разобрался, что к чему, открыл и дальше побежал.

Он взял телефонную трубку и набрал номер:

– Болтун, это я. Как ты считаешь, если эту шкатулку на рентгеновском аппарате проверить?

– А ты все еще с ней маешься? – хихикнул Болтун. – Чего мне так и не принес? Я бы поковырялся, и привет…

Платонов посмотрел на «сына». Вот еще один собрат ему по кавалерийским наскокам.

– Так что с рентгеном? – не отвечая Болтуну, спросил он.

– Рентген, – опять хихикнул тот. – Если бы все было так просто, то я бы теперь жил в Израиле и купался каждый день в море с двумя блондинками.

– В Мертвом море, – в тон ему подхватил Палыч.

– Почему в Мертвом? – обиделся Болтун. – В Средиземном, а то и в Красном. Ты в Эйлате был?

– Так почему рентген не поможет? – Владимир Павлович уже начинал терять терпение.

– Потому что шкатулка только облицована деревом, а внутри она металлическая, и рентген ничего не покажет. Так вот про Эйлат. Там такие…

Кто в Эйлате «такие», Платонов выслушивать не стал и, не прощаясь, отключил телефон.

– Внутри шкатулка металлическая, – объяснил он «сыну», – рентген не поможет.

– И все равно я бы показал ее нашим ребятам из технического отдела. Они и не такие сейфы вскрывали.

– Это все твои идеи? – желчно спросил Владимир Павлович.

Как все упрямые люди, в других он больше всего не любил упрямство.

– Как хочешь, – смирился «сын».

Платонов рассказал ему о смерти старухи Лериной и историка.

– А как он погиб? – заинтересовался Сергей.

– Откуда я знаю. Да и зачем это?

– Ты не понимаешь, потому что не в милиции работаешь. Тот же почерк, что и в первом случае? Случались ли подобные убийства раньше? Кто их совершал? На свободе человек или сидит? Да мало ли вопросов. Скажи мне точные данные на своего приятеля – имя, фамилию, адрес.

Платонов продиктовал, потом перешел к ситуации с появлением записок историка в гардеробе цирка.

– А откуда они узнали, что историк для тебя что-то ищет? – прервал его «сын».

– Не знаю, – покачал головой Владимир Павлович. – Мне в какой-то момент показалось, что меня слушают из квартиры напротив.

Сергей встал, проследил за взглядом отца, подошел к занавеске и осторожно выглянул наружу.

– Оттуда?

Палыч кивнул. «Сын» что-то пометил в блокноте.

– А зачем тебе Руслан Скосырев? – он сел опять на стул и почесал висок. – Какое он отношение к этому всему имеет? Наследник?

– У него должна быть тетрадка от Станислава Петровича с какими-то записями, – беззаботно сказал Платонов и вдруг посмотрел на «сына».

Тому, похоже, пришла в голову та же идея.

– Надо ехать спасать парня, – сказал он, поднимаясь.