Текст книги "Небо Сталинграда. Смертельная рана люфтваффе"

24.08.1942 г

Бомбардировочная эскадра KG51 «Эдельвейс» пять раз поднималась в воздух в полном составе! При этом потери люфтваффе оказались минимальными, всего три самолета. Среди них был Не 111 из III. /KG55, который над Сталинградом был поврежден зенитным огнем, а затем добит русским истребителем. Весь его экипаж: пилот фельдфебель Гюнтер Хойер, штурман гауптман Ханс Айсманн, бортрадист унтер-офицер Гюнтер Райман и бортмеханик обер-ефрейтор Йохан Армани – пропал без вести.

He 111, сбитый советской ПВО при бомбардировке Сталинграда. Август 1942 г. (РГАКФД)

Зефиров М.В., Дегтев Д.М., Баженов Н.Н. Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО. – М.: АСТ; Хранитель, 2007.

25.08.1942 г

Жара, пыль, нагрузка ужасная; есть ничего не хочется. Помню, арбузной мякоти принесут, пососешь – и все. Кормили нас хорошо: и борщ, и мясо. Но ничего не хотелось. Придешь с полета, повесишь шлемофон, в землянке на брезент ляжешь, и перед тобой весь этот кошмар проходит. Обдумываешь, почему этот так пошел, другой – так… Через 30–40 минут опять идти. В этой обстановке чувство товарищества было очень сильным. Я не мог пропустить свою очередь, если мне полагалось идти. Поэтому мы очень неприязненно относились к тем, кто говорил: «Я взлетел, а шасси не убирается». На земле проверяешь – убирается… Отказывающихся летать сама среда выживала. Был у нас летчик, который дважды возвращался, бросал группу. Мы перестали с ним здороваться. Это было страшно. Он сказал: «Я застрелюсь». Я попросил командира полка отправить его от нас.

Летчик 296-го иап Б.Н. Ерёмин. Сталинград. Лето 1942 г.

Как-то вернулся с очередного вылета, смотрю – фуражки с красными околышами около нашей землянки. На другой стороне аэродрома стоит другой полк. Летчик этого полка вылетел в группе на боевое задание, потом один вернулся и сел. А группа ушла. Такое сразу расследуется. Почему вернулся? Почему бросил товарищей? Если признают трусость – или десятка, или «шлепка».

Подходит ко мне энкавэдэшник: «Товарищ майор, испытайте самолет, можно ли было на нем лететь?» – «Подожди, отдохну». Отдохнул. У самолета молодой парнишка стоит: «Товарищ майор, не тянет двигатель. Я бы только помехой был – все равно меня бы сбили, никакого толка». Я запустил – масло горит. Неприятно. Взлетел. Ушел на восток, а то еще немцы увидят. Стал делать фигуры. Ну, боевой вытянул, на петлю пошел – самолет завис, и все. Мотор не тянет. Сел. Говорю: «Правильно, что не полетел». Акт подписал, и парень остался неподсуден. Как он плакал…

Были, конечно, не совсем чистоплотные. Пошлешь его на разведку. Он на цель не выходит, а докладывает, что был. Одного такого я засек. Я таких не любил. Я мог сразу определить, когда пришел с задания, был он там или нет. Два-три вопроса – и готово. Штрафные эскадрильи не прижились – это было не нужно, мы и так были штрафниками.

Драбкин А.В. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. – М.: Яуза; Эксмо, 2006.

26.08.1942 г

«Наверное, начальство решило банкет устроить, накормят и наградят, а потом опять в бой», – решил сержант Попков с присущим ему оптимизмом. Но в землянке не оказалось ни столов с фронтовыми деликатесами, ни наград, зато собралось не меньше тридцати генералов. Летчиков поставили с краю, а когда вошли Жуков и Маленков, вытолкнули в первый ряд. – Почему летчики плохо воюют? – закричал будущий маршал, добавив мата, без которого не обходился. – Мало мерзавцев расстреливаем? Сколько вы лично трусов и предателей расстреляли? – Жуков ткнул пальцем в Попкова.

– Нам, товарищ заместитель Верховного Главнокомандующего, немцев хватает. Своих мы не расстреливаем, – смело ответил летчик.

– A вот я расстреливаю трусов и предателей! Во двор их…

Выпускник Батайской военной авиационной школы пилотов В.И. Попков.

Май 1942 г.

Летчиков вывели во двор. Появились автоматчики. Виталий Иванович помнит страх и беспомощность перед нелепостью происходящего. И острое чувство унижения. Через минуту троих действительно расстреляли: привели анонимных, безразличных от обреченности русских мужиков в гимнастерках без знаков различия и расстреляли среди пыли и обломков кирпича.

1. Ожимков П.М. Из воспоминаний о войне. – М.: Военная литература. 2005.

2. В.И. Попков [видеоинтервью] // Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v=C7qy0u0JDRY

27.08.1942 г

Девушка-боец 57-го отдельного батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). ЦАМО

Меня направили служить в отдельный женский батальон службы ВНОС (служба воздушного наблюдения, оповещения и связи). Я была начальником поста ВНОС. Наши посты были по всему Сталинграду. Находились они на возвышенностях, чтобы было хорошее обозрение и мы могли как можно раньше заметить вражеские самолеты и сообщить об этом в штаб. Помню, мы постоянно были в движении, постоянно меняли дислокации и каждый раз рыли себе землянки. Рыли котлованы для подслушивания – это был хороший метод: летит самолет, мы его еще не видим, но уже хорошо слышим и по звуку определяем тип самолета. Однажды нам дали команду: двигаться к Мамаеву кургану. В ночь наша рота заняла эту высоту. Была такая тишина… Это было затишье перед бурей. Под утро такая бомбежка началась… Ужас! На город налетали сразу сотни самолетов. Бомбы сыпались, как пшено!!! Был дан приказ: спуститься с высоты и переправиться на другой берег Волги. Мы спустились в город и с большими потерями добрались до переправы. Картина перед глазами предстала жуткая! Тьма народу, повсюду взрывы, Волга горит, убитых людей столько… человек на человеке лежал. Никогда не забуду тот ужасный тошнотворный запах крови и мертвых тел… Вся земля была пропитана кровью. Это было очень страшно. Один взгляд – и мороз за душу берет!

Погрузились на переправу, а немцы снова нас бомбить стали – «мессершмитты» налетели. Такие гады, верткие, как коршуны. То высоко летят, а то в «пик», казалось, что вот-вот – и в голову врежется! Пока переправлялись, половина людей погибла. Начался дождь. Мы, промокшие до нитки, замерзшие, измученные, ползком по песку добрались до ближайшей лесополосы. Наломали веток, постелили их на землю, чтобы хоть как-то переночевать. Кантовались мы в этой лесополосе неделю, а потом нам дали приказ отправляться в Красноармейск.

1. Войска противовоздушной обороны страны / группа авторов. – М.: Военное издательство, 1968.

2. Из воспоминаний Атапиной Лидии Николаевны – участницы Сталинградской битвы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.admkamyshin.info/tags/%E1%E8%F2%E2%E0/

Девушки-военнослужащие батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи. Лето 1942 г. (ЦАМО)

28.08.1942 г

Затем полк перебросили на наиболее «горячий» на тот момент участок фронта – под Сталинград. 28 августа 126-й иап, сформированный по штату 015/174 (три эскадрильи), но располагая всего 18 самолетами и 50 % положенного технического состава, поступил в состав 268-й иад и разместился на аэродроме Солодовка. Положение под Сталинградом было тяжелым, и в этом аду хорошо подготовленный полк сгорел, как спичка, – всего за неделю. Начало складывалось неплохо: 29 августа летчики сбили Bf.109F, Ju 88 и FW 189 ценой потери одного Р‐40Е, 30 августа – 5 Bf.109F и 5 Не 111 при потере трех Р‐40Е, на следующий день – 10 Bf.109F, один Не 111 и один Ju 87 за два сбитых и два подбитых Р‐40Е. Но перелом наступил уже в начале сентября: за два «мессершмитта» и один Ju 88 пришлось заплатить четырьмя «киттихауками»: два были уничтожены в бою и два столкнулись в воздухе. В тот день был сбит и тяжело ранен командир полка. Хотя летчик смог привести свой самолет на аэродром, но врачам спасти ногу летчику не удалось.

Война в воздухе / Под ред. С.В. Иванова. – Белорецк: Нота, 2005. – № 148. – С. 148.

Самолеты Р-40Е из состава 126-го иап в небе под Сталинградом. Лето 1942 г. (Фото из архива 126-го иап)

29.08.1942 г

Н.С. Скрипко. Сталинград 1942 г.

Чтобы обеспечить точную бомбардировку, мы организовали целеуказание силами стрелковых дивизий и частей ПВО. Артиллеристы обозначили основные точки прицеливания разрывами снарядов, а ПВО – пересечением лучей зенитных прожекторов. Для войск, обороняющих Сталинград, это дело было новым, тем не менее все получилось хорошо. Еще до наступления темноты из штаба фронта я получил информацию, что в войсках выложены сигналы и выделенные артиллерийские подразделения и расчеты зенитных прожекторов готовы действовать по плану. Затем связался по ВЧ со штабом АДД, уточнил, что авиадивизии начали взлет, и решил выехать на Сталинградский тракторный завод, который находился в непосредственной близости от передовых позиций. Отсюда можно было наблюдать удары нашей авиации по скоплениям противника. Вместе со мной изъявил желание поехать представитель Государственного Комитета Обороны – заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР нарком танковой промышленности В.А. Малышев. Нетрудно понять, что Сталинградский тракторный, где в годы войны строились и ремонтировались танки, был предметом его особых забот. 23 августа, когда фашистская авиация с варварской жестокостью бомбила город и вслед за массированным налетом к заводу прорвались немецкие танки, нарком Малышев был на заводе, организовывал работу предприятия и его оборону.

– Раз вы едете на тракторный, можно быть спокойным за завод, – пошутил В.А. Малышев. – Теперь есть твердая уверенность, что дальняя авиация ошибки не совершит и по заводу не отбомбится.

Пришлось заверить наркома, что ошибки быть и не может, ибо все тщательно рассчитано, подготовлено и обеспечено. Посмотрев на часы, я сообщил Вячеславу Александровичу, что с минуты на минуту должны появиться наши самолеты, высланные для освещения целей и обеспечения успешного бомбардировочного удара.

И вот в темном небе послышался хорошо знакомый, нарастающий гул моторов. Долго тянется время, напряженно работает мысль, как будет дальше…

Серии светящих авиабомб, сброшенных с головных самолетов, залили ярким светом всю местность. Ориентировка для подходивших бомбардировщиков была хорошей. Метко легли зажигательные и сигнальные авиабомбы, сброшенные отрядом наведения. А затем в течение полутора часов вспыхивали огненные разрывы фугасных авiабомб. Вячеслав Александрович Малышев не скрывал своего восторга от блестящей работы наших летчиков и штурманов. В ту ночь 119 самолетов бомбардировали скопление танков и моторизованной пехоты противника в районе юго-западнее Ерзовки, а частью сил мы наносили удары по району Самофаловка, Котлубань, Западновка, Новая Надежда, расположенных в 18–35 километрах северо-западнее Сталинграда.

Закончена бомбардировка. Артиллерия врага, подавленная нашей авиацией, на этом участке фронта молчала. Спало напряжение и у нас. Вернувшись на КП, я доложил А.И. Еременко и Н.С. Хрущеву данные нашего наблюдения о бомбардировке. Улыбаясь, они в свою очередь сообщили, что уже получены донесения из войск. Всюду дается хорошая оценка действиям АДД. Но командиры дивизий высказали пожелания, чтобы мы бомбили ближе к нашему переднему краю.

Да, такие пожелания мы слышали неоднократно. К сожалению, не всегда это можно было выполнить. Требовалось обеспечить безопасность наших войск. Для поддержки их боевых действий в тактической и оперативной глубине существовала ближнебомбардировочная, штурмовая авиация фронтов. Но поскольку ощущалась большая нехватка фронтовой авиации, тем более под Сталинградом, АДД ставились задачи порой даже тактического характера. От нас требовали, чтобы дальние бомбардировщики, в том числе и четырехмоторные гиганты Пе‐8, наносили удары чуть ли не по первой траншее противника. Примерно о таких пожеланиях командиров стрелковых дивизий говорил мне и командующий фронтом генерал А.И. Еременко. Но мы тогда еще не имели средств для надежного обозначения своих войск ночью – обходились кострами. А костров на войне много. Да и для войск крайне затруднительно выкладывать яркие костры во второй траншее и поддерживать их горение в течение нескольких часов.

Ночь на 29 августа оказалась для меня очень напряженной. Сбрасывание бомб крупного калибра ночью вблизи от своих войск вызвало большую нервную нагрузку. Вернувшись с тракторного завода в штольню, я бросился на топчан и уснул как убитый.

Скрипко Н.С. По целям ближним и дальним. – Воениздат, 1981. – С. 223.

30.08.1942 г

Громкие крики в моих наушниках говорили о том, что где-то неподалеку снова идет воздушный бой. Я внимательно изучал обстановку вокруг. Флаги со свастикой, оставшиеся позади внизу, свидетельствовали о том, что мы успели перелететь через фронт. Русские аэродромы были совсем рядом, всего в 15–20 километрах, за другим берегом Волги. И вот русские пилоты мчатся сквозь облака прямо на нас. Один из них, казалось, потерял своих товарищей, и его самолет оказался прямо перед нами. Майору Эвальду оставалось лишь слегка довернуть машину, чтобы выбрать более удобную для стрельбы позицию. Он выстрелил, и белый след, потянувшийся за самолетом русского, ясно показал, что машина получила попадание в двигатель. Но Эвальд уже был далеко от ЛаГГа, поэтому мне пришлось в свою очередь тоже доворачивать машину, чтобы завершить его работу выстрелами трех своих пушек. Майор вопил по радио: «Оставь его, я сам займусь им!» «Прошу вас, майор!» – ответил я, и это прозвучало иронично, так как обычно в бою мы не называли друг друга по званию. Но майор уже не в первый раз пытался так шутить со мной и не впервые опаздывал. Прежде чем его самолет снова вышел на позицию для открытия огня, русский успел приземлиться на «брюхо», а облачка разрывов зенитных снарядов вокруг нас говорили о том, что он выбрал неплохое место для посадки. Но у майора Эвальда, видно, было другое мнение на этот счет: «Айнзидель, у тебя три пушки, постарайся зажечь его!» Аварийная посадка вражеского ЛаГГа на «брюхо» на собственной территории не позволяла майору увеличить свой личный счет, если только машину не удастся уничтожить на земле. Даже без его приказа я уже собирался атаковать приземлившийся русский самолет. Но, раздосадованный тем, что меня вынуждают совершить столь нежелательный эксперимент за 70 километров от фронта, я не удержался и спросил: «А почему бы вам не попробовать сделать это самому, командир?»

Потом я выстрелил. Под огнем моих пушек ЛаГГ на земле загорелся и развалился на части. Я снова потянул на себя ручку набора высоты. К югу от Сталинграда, там, где Волга делает резкую петлю на юго-восток, с воем летели похожие на рой раздраженных пчел двадцать или тридцать советских истребителей «Рата» и даже самолеты еще более устаревших моделей. Мы так и не смогли обнаружить, что же они защищают там, внизу, на земле, поскольку русские были признанными мастерами камуфляжа. Поэтому для нас не было никакого смысла атаковать этих беспокойных насекомых. Они летели слишком низко под прикрытием огня легких зенитных орудий, к тому же были слишком юркими для наших скоростных машин. Степень риска намного превышала возможную выгоду. Но поскольку мы не нашли других противников в небе, то все же нам пришлось несколько раз атаковать тот рой внизу.

Русские летели даже ниже, чем я думал, на уровне скалистого берега Волги, пикировали и делали петли вокруг нас. Потом они развернулись и направили свои самолеты нам прямо в лоб. Перед нами тут же засверкали огоньки пулеметных очередей, и мы чуть не столкнулись с моим противником. После очередной такой дуэли я направил свой «мессершмитт» вслед за одной из «Рат», из покрытых тканью крыльев которой мои выстрелы уже выбили довольно крупные куски. И тут я вдруг почувствовал запах какой-то гари, исходивший со стороны винта. С правой стороны радиатора охлаждения потянулась струйка жидкости. Видно, его повредил попавший туда снаряд. Я потянулся туда, где должен был находиться выключатель, но на моей машине старой модификации его не было предусмотрено. В полете на высоте примерно 600 метров я едва сумел преодолеть высоту Сарепта. Из двигателя хлестали горячее масло и дым, поршни стучали все сильнее, и вот, наконец, громко лязгнув, винт машины застопорился.

Я попытался дотянуть до линии фронта. Мимо одна за другой пролетали миниатюрные машинки русских. Их выстрелы, как горох по крыше, застучали по стальному хвосту моего самолета. Я наклонил голову и терзал рукоятку управления, пытаясь уйти с линии огня. Каждое такое движение означало очередную потерю высоты. Вот по крыльям ударили зенитные снаряды. Отвалилась левая пушка. Машина падала. Ценой неимоверных усилий мне в последний раз удалось выправить самолет и даже набрать немного высоты, но потом он вдруг ударился о землю, подпрыгнул на мгновение, а затем окончательно рухнул вниз, покатился по земле и, наконец, замер в ужасающей тишине.

Я дважды ударился головой о приборную панель. Полуоглушенный, я все же сумел сдвинуть назад фонарь кабины, который плотно заклинило, и спрыгнул на землю. Примерно в 40 метрах от меня лежали разбросанные в форме подковы останки русского самолета. С запада, в сторону заходившего солнца, через степь перемещалась какая-то часть в плотном строю, очевидно пехотная. Со стороны русского запасного аэродрома, на краю которого я умудрился совершить посадку, в меня начали стрелять. Потом показались солдаты, которые быстро бежали в мою сторону. Я поднял руки.

Это был тот самый решающий момент, который мы часто и очень ясно рисуем себе в воображении и которого так боимся.

С поднятыми руками я дожидался русских. Мой взгляд был прикован к западу, туда, где солнце приближалось к горизонту. Там всего в пятнадцати минутах полета на родном аэродроме меня ждали товарищи. Но теперь все это осталось позади. Я остался один, и неизвестно, что ожидало меня впереди. Я посмотрел вниз на свою кожаную летную куртку, испачканную маслом, стоптанные сапоги и пилотские перчатки. Наконец мне удалось расстегнуть ремень с кобурой пистолета, и я вручил его первому же подошедшему русскому. Потом я снова поднял руки. Не говоря ни слова, русский опустошил мои карманы: носовой платок, сигареты, бумажник, перчатки – похоже, ему пригодится все это. В это время к нам подъехала машина, из которой выбрался офицер в летных меховых унтах. Он протянул в мою сторону рукой.

Генрих фон Айнзидель в кабине своего Bf.109E-7. Лето 1942 г. (Из кинофотоматериалов Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)

Воздушный бой Генриха фон Айнзиделя на Bf.109E-7 против советского истребителя И-16. Район аэродрома Бекетовка. Сталинград. 30.08.1942 г. (реконструкция) – 101 –

– Товарищ, – произнес офицер с раскатистым «р» и добавил еще несколько слов.

Мне наконец позволили опустить руки. Испытывая чувство глубокого облегчения, я пожал протянутую руку.

Взглядом специалиста он посмотрел на мой самолет, который одиноко стоял на песке, с погнутыми крыльями, помятым фюзеляжем и переплетенными лопастями пропеллера. Когда он увидел маленькие белые полосы на фюзеляже, советские кокарды и красные звезды, то издал возглас удивления. Летчик быстро пересчитал все эти символы: десять, двадцать, тридцать, тридцать пять, потом медленно кивнул и, показав на пальцах число «двадцать два», ткнул себя в Золотую Звезду на груди и что-то сказал по-русски.

Генрих фон Айнзидель. Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942–1948. – M., Центрполиграф, 2012.

31.08.1942 г

На сопровождение шести бомбардировщиков СУ‐2 вылетела четверка Як‐1 (ведущий И.Е. Кочуев) из 515-го иап (268-я иад, 8-я ВА). Бомбардировщикам предстояло нанести удар по скоплению войск противника на ж.д. станции Котельниково. Летели на высоте 1500 м под самой кромкой облаков. В облаках были небольшие разрывы (окна). Кочуев с ведомым шел с одной стороны бомбардировщиков, В.И. Шаталов с ведомым – с другой. Шаталов и Кочуев были недовольны тем, что ведущий группы Су‐2 шел под самой кромкой облачности, т. к. это ограничивало обзор и маневренность истребителей. Передать Су‐2, чтоб снизились хотя бы на 300–400 м, было невозможно: на самолетах не было радио. Пролетая под очередным разрывом облаков, Шаталов увидел, как внезапно сверху был атакован «як» из пары Кочуева. Самолет упал. Это было примерно на середине маршрута в районе озера Цаца. Кого сбили, Шаталов не знал. Дойдя до цели, Су‐2 спокойно отбомбились и, возвращаясь, снова стали подниматься к кромке облачности. Шаталов подошел поближе к ведущему группы Су‐2 и с большим трудом знаками руки просил снизиться. Су‐2 благополучно вернулись на базу. Кочуев с задания не вернулся.

Як-1 из 515-го иап на взлете. Сталинград. Лето 1942 г. (ЦАМО)

Вид из кабины стрелка на результаты бомбардировки самолета Су-2. 1942 г. (ЦАМО)

Звено самолетов Су-2 осуществляет бомбардировку. 1942 г. (ЦАМО) – 103 –

Губин Б.А., Киселев В.Д. Восьмая воздушная. Военно-исторический очерк боевого пути 8-й Воздушной армии в годы Великой Отечественной войны. – М.: Воениздат, 1980.