Текст книги "Золото Колчака"

– Опять самогоном расплачивалась?

– Ага, а самогон тут же купила – все, не отходя от кассы.

– Когда выдвигаемся-то?

Они посмотрели на Блока, который все еще сидел в цветастом шарфе и задумчиво рассматривал узоры на замороженном окне:

– Как только получим одно подтверждение, то сразу же и выезжаем.

– Ты про группу, которую в Москву отправил?

– Да, про них.

– А зачем нужно было этого английского консула убирать?

– Это английский спецагент, и он разрабатывал схему захвата и переправки через границу Десятого. Это означает, что он прекрасно знает Десятого в лицо, поэтому без него нам будет намного спокойнее; тем более, что нечего иностранным разведкам по нашей земле ходить, тоже мне, союзнички…

На следующий день, уже ближе к обеду, в Управление зашли два капитана. Они уверенным шагом направились в кабинет, где в это время находились Блок и еще несколько офицеров, докладывающих ему о выполнении поставленных задач. Вошедшие строевым шагом подошли к столу Блока и, приложив руки к козырькам фуражек с синим верхом, отрапортовали:

– Товарищ Десятый, ваше приказание выполнено.

Блок встал навстречу офицерам:

– Как все прошло?

– Согласно плану, товарищ Десятый.

– Благодарю за службу.

– Служим Трудовому Народу.

– Сейчас можете отдыхать, а вечером выезжаем. Никому не опаздывать.

– Есть.

Офицеры развернулись и вышли из кабинета. За ними тут же вышел и помощник Блока. Он догнал офицеров в коридоре и несколько минут с ними беседовал. Затем вернулся и сел рядом с Блоком. В кабинете еще находились несколько человек, не посвященных в эту операцию, поэтому обсуждать детали они не хотели. Единственное, что спросил Блок у помощника:

– Как?

– «Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца…» – продекламировал Пушкина помощник.

– Ясно… – Блок прекрасно понял, что объект ликвидирован и его тело находится где-то на дне глубокой реки. – Сотрудников нужно будет отметить, не забудь. А сейчас всем готовиться к отправке. Наш поезд отправляется через… – Блок сделал паузу и стал подсчитывать в уме время отправки.

– Шесть часов, – подсказал помощник.

– Значит, шесть часов. Поехали домой. Здесь у нас больше нет дел…

В указанное время вся команда была на местах. По перрону с каждой стороны вагонов прохаживались по два НКВДшника. Внутри было тепло и очень уютно. Огромный титан был полон кипятка, на столе – горячий чай, баранки и конфеты. Ровно в назначенное время поезд тронулся и застучал колесами по военным железным дорогам.

Добираться до места пришлось больше двух недель. Так как поезд был не военного назначения, то он часто задерживался на станциях и ожидал, пока пройдут вагоны с боевой техникой и солдатами. На каждой стоянке в обязательном порядке выставлялись дежурные караулы вокруг вагонов, и за время поездки никаких непредвиденных ситуаций не произошло.

Время, проведенное в дороге, позволило Блоку составить план будущих действий, и теперь он частенько под стук колес с кружкой чая просто смотрел в окно и думал о чем-то своем. Свит и Тинки были рядом. И теперь от них ничего не зависело. Свит постоянно читал медицинские журналы, а Тинки просто сидела в наушниках и слушала музыку. Время летело само собой. Два раза в неделю они с удовольствием парились в бане и обтирались снегом на пустых полустанках. Везде чувствовалось холодное дыхание войны. На вокзалах стояли усиленные караулы, и каждый проходивший поезд сопровождался вооруженными солдатами. Люди Блока, наконец-то, смогли полноценно выспаться в дороге и теперь снова были готовы стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Все дни были похожи друг на друга, как братья-близнецы.

И сегодняшнее утро, казалось, не привнесет ничего нового в распорядок боевого подразделения. Но все-таки с самого подъема можно было заметить некую таинственность в действиях бойцов. Они скрывали улыбки, напуская суровость на лица, и старательно делали вид, что ничего не происходит. Тинки была самая таинственная. Она больше всех старалась своим поведением показать обыденность сегодняшнего дня и тем самым особенно выделялась среди остальных. Наконец, она не выдержала и утащила помощника Блока в пустующий зал заседаний:

– Он ничего не догадался еще?

– Нет.

– А что тогда он на меня так посмотрел за завтраком?

– Он на всех так смотрит, не только на тебя.

– Думаешь, совсем ничего не заметил?

– Ну, если ты не перестараешься, то ничего не заметит…

– А где он сейчас?

– В карауле, на улице.

– А когда сменится?

– Через два часа.

– А может, пораньше его сменим, как будто смены стали короче?

– Зачем? Вот тогда он, действительно, заподозрит, что что-то неладно.

– Ну, хорошо. Значит, через два часа. Тогда в обед и объявим.

– Мы же договорились, что на ужине.

– До ужина еще долго ждать, а до обеда уже близко.

– А Десятый знает, что перенесли на обед?

– Нет. Ты ему скажи.

– Я ничего говорить ему не буду. Раз решили до ужина ждать, значит, будем ждать до ужина…

– Ну, как знаете. Я хотела как лучше…

Тинки до ужина не находила себе места. Она все время смотрела на часы, тяжело вздыхала и без конца бегала то на кухню, то в комнату отдыха. Ее можно было увидеть везде, причем, в одно и то же время. За окном уже стемнело, и время неуклонно подошло к заветным часам ужина. Тинки уже давно заняла свое почетное место за столом и теперь глядела на все происходящее огромными сияющими глазами. В столовой собрались все, кто в данное время не был на постах, и ужин начался. Офицеры сидели и ждали, когда дежурные по наряду разнесут еду. Блок и Свит сидели так же, как и все, и изредка перекидывались фразами. Наконец, Блок громко спросил у повара:

– А что сегодня у нас на ужин?

– Все строго по графику, товарищ Десятый. Сегодня гречневая каша с тушенкой.

– Гречневая каша? А по праздникам разве не бывает ничего другого?

– Чего, например?

– Ну, я бы поел настоящих пельменей сегодня.

– Ну, по праздникам, может, и бывает, но сегодня какой же праздник-то?

– Как это, какой? Самый настоящий праздник…

Блок встал из-за стола и сделал шаг на середину столовой. Вокруг сразу все стихло. Все не сводили глаз с Блока, а он пристально смотрел на одного сотрудника:

– Капитан…

– Я… – офицер вскочил со своего места и вытянулся по стойке смирно.

– Подойдите ко мне.

Офицер с непонимающим видом встал перед Блоком:

– Товарищ Десятый, капит…

– Что же это вы, товарищ капитан, скрыли от своих друзей, что у вас сегодня юбилей? Четверть века на свете живете, а так и не поняли, что обманывать нехорошо?

Тишина в столовой тут же заполнилась радостными криками и поздравлениями. Офицеры бросились обнимать своего боевого товарища и даже подняли его на руки. Но Блок еще не закончил:

– Поставьте его на место. Значит, так, капитан. За отличные показатели в боевой и политической подготовке Главное Политическое Управление страны сочло возможным поздравить вас с двадцатипятилетием и наградить личным оружием.

Блок повернулся к Свиту, и тот протянул ему новенький ТТ. Блок взял пистолет и прочитал гравировку, сделанную на рукоятке:

– Теперь попрошу внимания: Сотруднику НКВД за преданность и мужество, проявленные при выполнении служебных заданий. Подпись: В. С. Абакумов…

Офицер приложил руку к фуражке и отчеканил:

– Служу Трудовому Народу…

Блок пожал руку имениннику и вернул его в объятия друзей. Его все поздравляли и хлопали по плечам, обнимали и приподнимали. Каждый хотел лично подержать в руках именной пистолет. Оружие ходило по рукам. Для боевых офицеров оно стоило гораздо дороже любого другого, даже изготовленного из золота. О такой высшей похвале руководства они даже и не могли мечтать. Наконец, пистолет вернулся к своему новому хозяину, и ужин продолжился.

Дежурные стали заносить в столовую огромные кастрюли с настоящими пельменями и отдельные кружки со сметаной. Это был второй сюрприз сегодняшнего вечера. Тинки с несколькими офицерами всю ночь лепила пельмени для этого праздника и теперь еле дождалась кульминации торжества. Офицеры с громкими приветственными криками встречали каждую новую кастрюлю с любимой едой и готовы были по такому случаю съесть все запасы ночной работы Тинки. Торжество продолжалось около часа. Все остались довольны сегодняшним вечером, и о нем еще долго вспоминали впоследствии.

Часть VI

Воркута встретила сильными морозами и огромными сугробами. Прибывшие два вагона поставили в самый дальний тупик, и Блок с частью своих бойцов направился прямиком в Управление. Там его уже ждали. Это было заметно по блестевшим полам и свежей стенгазете в коридоре. Едва он переступил порог здания, как к нему навстречу сразу же выскочил начальник Управления и на ходу стал докладывать:

– Товарищ полковник, во вверенном мне подразделении происшест…

Блок махнул ему, чтобы он замолчал, и протянул руку:

– Здравствуй, майор.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Уже доложили, значит, о моем приезде?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ну, ясно… Ладно, показывай, где тут у тебя что. Где можно расположиться и поработать, чтобы не мешал никто?

– Ну, у нас здание старое, и лучше всего вам будет в моем кабинете, а я пока буду в соседнем.

– А почему в твоем?

– Он единственный, который обогревается в здании. Нам все обещают ремонт сделать, да, видно, руки пока не доходят…

– Давай так. Ты в своем кабинете сиди, а мы будем в соседнем, просто нам поставь там буржуйку какую-нибудь, чтобы мои люди не замерзли. И еще, мне нужны будут документы по исправительным лагерям, поэтому постарайся сделать так, чтобы все приносили без задержек.

– Так точно, товарищ полковник. Все будет сделано. Мы вам в городе сняли квартиру, поэтому можете ехать туда. Отдохнете с дороги пока, а мы вам все подготовим.

– Квартиру? Это хорошо. Сколько комнат? А то со мной люди…

– Три комнаты и кухня…

– Ну, нам хватит… Так, и еще, майор. Мне нужна будет легковая машина и один грузовик, с тентом желательно, чтобы люди от ваших холодов не позамерзали у меня, пока мы ваши лагеря будем осматривать.

– Все будет сделано через пару минут.

– Ну, тогда поехали смотреть квартиру…

Деревянный дом, именуемый квартирой, был больших размеров, здесь была русская печка, что очень обрадовало уже начинавших замерзать людей. Как только в печи заиграл огонь, весь дом сразу же ожил и стал уже более приветливым к своим новым постояльцам.

Тинки сразу же стала давать указания, куда и что передвинуть, а Свит занялся расстановкой постов охраны. Офицерам, дежурившим на улице, дополнительно были выданы длинные тулупы, и теперь они походили больше на извозчиков со старых картин. Часть личного состава еще оставалась на охране вагонов, а остальные уже были на новом месте жительства.

Блок с охраной сразу же отправился в Управление, где его уже ждала целая груда различного рода документов. Он с содроганием оглядел огромную стопу бумаг и с видом человека, приговоренного к высшей мере наказания, сел за стол. Ему пришлось до позднего вечера перебирать приказы и переводы, читать протоколы допросов и различного рода донесения. Наконец, он с силой ударил кулаком по пачкам дел и подумал про себя: «Превратился в канцелярскую крысу. Мое дело ходить по острию ножа, а не в кабинетах сидеть, чаи распивать. Нужно ехать и на месте уже решать все вопросы. Тем более, что нужная информация мне была предоставлена еще Отцом на базе, а здесь – просто небольшие уточнения. Все, решено. Завтра с утра приступаем к реализации основной задачи…» Он вытащил две интересующие его папки с личными делами заключенных и решительно направился к дверям.

Охрана работала безукоризненно. Когда он выходил из Управления, то у подъезда уже ждала машина с открытой дверцей. Блок уже начал привыкать к тому, что всегда и везде передвигался без задержек. Он никогда не тратил время на ожидание, пока подгонят машину или принесут ключи от дверей. Для него всегда и все было открыто в любое время дня и ночи. Блок с командой подъехали к своему новому дому, где их ждали тепло и уют. Но перед тем, как зайти в дом, БлокАДА тщательно осмотрел часовых под окнами. Он потрогал толщину тулупа и спросил:

– Как, не холодно?

– Никак нет, товарищ Десятый.

– Я не просто так спрашиваю. Может, тебе и тепло, а вот твои товарищи смогут в таких одеждах на ветру в чистом поле целый день продержаться?

– Никак нет, товарищ Десятый, не смогут. Нужно будет двойное зимнее белье надевать и дополнительно брать теплые одеяла.

– Ну, вот хоть что-то.

Блок обернулся к помощнику:

– Назавтра нужно приготовить один грузовик для людей, а второй загрузить дровами. Проследи, чтобы сотрудники взяли с собой одеяла и вещи потеплее. Ехать придется далеко и долго, а мне нужны целые и невредимые бойцы, готовые в любую минуту вступить в бой.

– Я понял, товарищ Десятый. Все сделаем.

– Заодно узнай, как там насчет дороги. А то, может, туда только на лошадях и можно добраться.

– В Управлении сказали, что дорога укатана. Машины с лесом оттуда идут постоянно на станцию, а туда пустые, так что доедем нормально.

Помощник вернулся в дом далеко за полночь. Он выполнял распоряжения Блока и теперь с чистой совестью расположился недалеко от жаркой печки. Уснул он сразу, и ему показалось, что он только прикрыл глаза, как его уже разбудил голос Свита:

– Все, пора, вставай…

– Который час?

– Шесть утра.

– А где Десятый?

– На улице, проверяет машины…

– А вы давно все встали?

– Да уж больше часа. Это тебя просто не стали будить пока. Сейчас иди завтракай, и потихоньку начнем выдвигаться…

Подполковник вышел во двор, морозный воздух обжег легкие. Пары секунд хватило, чтобы холод пробрался под гимнастерку.

– Раздетый не стой на морозе. Нам еще не хватало тебя потом лечить, – услышал он голос Блока.

– Есть, не стоять на морозе, – помощник зачерпнул пригоршню пышного снега и растер себе лицо, а затем зашел обратно в теплое помещение. Чувствовалось, что мороз на улице был очень крепким, и ехать куда-то в полной темноте в такую погоду совершенно не хотелось. В комнату зашел Блок:

– В первый грузовик посади десять человек с автоматами и гляди мне, чтобы ни одного не обморозил. Сам садись в кабину. Мы поедем в легковой впереди. Как почувствуете, что замерзаете, то сразу же дайте знать. Будем останавливаться и жечь костры – отогреваться. Тебе десять минут на завтрак, и выдвигаемся – нам к вечеру уже обязательно нужно быть на месте, а то придется ночевать в поле.

Через указанное время в кузове грузовика сидели десять человек, укутанных с ног до головы. Сверху они были закиданы одеялами и дополнительными тулупами. Водители также были одеты как можно теплее, и им помогали залезать в кабины, иначе они бы не справились с этой теперь такой трудной задачей. Блок еще раз осмотрел все машины и махнул рукой, отдав приказ о начале движения.

Ехать пришлось долго и утомительно. Когда взошло солнце, то показалось, что стало еще холоднее. Стекла в машинах сразу же покрылись толстым слоем льда, и водитель, по возможности, протирал лобовое стекло тряпкой с крупной солью. Это немного улучшало видимость, но ненадолго. Приходилось несколько раз останавливаться, когда окоченевшие солдаты в кузове начинали стучать ногами по кабине. В легковушке было также холодно, и команда Блока еле могла вылезти из небольшой машины. Зато когда разводили костры, то сразу же становилось хорошо и радостно. На огне кипятили чай, и можно было, наконец, размять затекшие и онемевшие от долгой дороги руки и ноги.

Стемнело очень быстро. Белый день длился всего несколько часов, и все вокруг колонны из трех машин снова погрузилось во тьму, прорезаемую светом фар. Несколько раз им навстречу попадались грузовики, груженные лесом. Один из них посигналил фарами и остановился, чуть съехав с дороги. Колонна Блока тоже остановилась, и водитель открыл дверь. К нему уже бежал человек в черном ватнике и шапке-ушанке:

– Братишка, не угостишь табачком? А то мой весь закончился. Машина сломалась, пришлось полдня на морозе на коленках стоять – все выкурил. А сейчас уже уши пухнуть стали, совсем невмоготу.

– На, держи. Отсыпь себе на дорогу.

– Вот спасибо. Я уж думал, придется листья в лесу собирать для курева.

– Далеко еще до лагеря-то?

– Да часа четыре ходу, если не останавливаться.

– Ну, спасибо.

– Тебе спасибо. Счастливо добраться.

Человек в ватнике вприпрыжку побежал к своей машине, на ходу сворачивая самокрутку. Он запрыгнул на подножку и тронулся только тогда, когда, наконец-то, смог сделать большую затяжку. Свит строго посмотрел на водителя:

– Зачем остановился?

– Как, зачем? Здесь такой негласный закон, на Севере, если увидел, что машина стоит на дороге или на обочине, остановись и спроси человека, в чем дело. Может, помощь нужна какая. Так проедешь мимо, а он нуждается в чем – и все, погибнет человек. А он также остановится, если меня увидит. Здесь такая суровая природа, что не прощает людям ничего. Если не помогать друг другу, то просто не выжить…

К лагерю подъезжали, когда уже было совершенно невмоготу терпеть этот лютый холод и смотреть на узкую ленту освещенной дороги. Едва подъехали к воротам, как те распахнулись, и колонна, не останавливаясь, проследовала внутрь. К ним тут же подскочил начальник лагеря и стал помогать всем выйти из машины. Блок пытался разогреть окоченевшие ноги. Тинки из машины вышла самой последней. Блок заставил ее надеть теплые ватные штаны под полушубок, и она очень этого стеснялась. Ей все время казалось, что все на нее смотрят и смеются про себя. Но никому не было до нее совершенно никакого дела. Все одевались как можно теплее, чтобы хоть как-то согреваться на трескучем морозе.

Блок протянул свое удостоверение СМЕРШа и сразу же начал с важным видом осматривать строения и бараки. Начальник лагеря везде следовал за ним по пятам. Они обходили периметр, и охрана Блока старалась не отставать от своего командира. Наконец, он многозначительно хмыкнул и спросил:

– А солдаты на вышках почему без теплых тулупов на таком морозе?

– Мы выдали им полушубки…

– Полушубки? Вы в своем уме? Вы что же, хотите всех людей поморозить и оставить лагерь без охраны, чтобы все разбежались?

– Сейчас же выдадим на каждую вышку по тулупу, товарищ полковник.

– А почему у вас вышки не закрытые?

– Так по уставу караульно-постовой службы не положено же…

– Это «не положено» в каких погодных условиях? Там написано в уставе или нет?

– Никак нет.

– Утеплить все вышки и сделать караульным приемлемые условия для несения службы.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Теперь пройдемте в штаб, у меня к вам есть серьезный разговор…

Они поднялись на второй этаж в кабинет начальника лагеря. Майор был предупрежден, что приедет большое начальство, но никак не ожидал, что это начальство будет сопровождать целый грузовик автоматчиков. Он стоял по стойке смирно в своем кабинете и слушал распоряжения приезжего полковника:

– В вашем лагере находится человек, который очень интересует наше ведомство. Вы же понимаете, что я не просто так приехал в такую даль?

– Так точно.

– В первую очередь, я хочу встретиться с заключенным Михайловым. Доставьте его сюда как можно быстрее.

– Возможно, он сейчас на работах по вырубке леса. Это может занять некоторое время.

– Ничего, я подожду, и расположите пока моих людей, чтобы они не стояли на улице.

– Есть…

У дверей кабинета начальника лагеря уже стояли охранники Блока, и теперь сюда посторонним войти было невозможно. А по всему лагерю бегали солдаты и искали нужного заключенного. По нарядам выходило, что из лагеря он не выдвигался, а находится на внутренних работах. Но в железном цехе его не было. Прошло уже около четверти часа, когда, наконец, нужный человек был найден. Начальник лагеря уже даже начал волноваться, но, вроде, все обошлось, и заключенного доставили к строгому НКВДшнику.

Блок сидел за столом и ждал, когда приведут осужденного, который должен был помочь ему в работе с главным объектом задания. Ему было абсолютно все равно, кем был этот человек, главное, чтобы он был полезен и дал Блоку хоть что-то, что помогло бы разговорить объект, какие-то факты из биографии или еще что-то. Любая информация сейчас могла пригодиться и сыграть очень важную роль в доведении операции до логического завершения. В кабинет постучали. Блок коротко бросил:

– Войдите…

– Гражданин начальник, осужденный Михайлов, пятьдесят восьмая статья, двадцать пять… – он неожиданно замолчал и вдруг произнес, – Блок, это же я…

БлокАДА некоторое время внимательно смотрел на заключенного, вдруг сделал большие глаза и удивленно привстал из-за стола:

– РоМ?? Ты?? Как ты здесь? Я ничего не знал… Если бы я знал, я бы никогда… РоМ…

– Я знаю. Именно поэтому и решили тебя не посвящать в начальную стадию задания, – голос у РоМа предательски дрогнул. – Блок, что вы так долго?

И, отвернувшись от друга, спрятал навернувшиеся на глаза слезы, но быстро взял себя в руки и уже обычным голосом добавил:

– А я вас еще только через восемь лет ждал…

– Какие еще восемь лет? Ты сколько уже здесь?

– Семнадцать…

Блок подскочил к РоМу, крепко сжал его в своих объятьях и слегка приподнял. Он удивился, что РоМ совершенно ничего не весил. Казалось, что в руках была только одна одежда.

– А-а-а… ты чего? Отпусти…. Блок, отпусти… ребра… – РоМ громко застонал, и Блок немедленно выпустил его из своих объятий. РоМ опустился на пол и весь согнулся.

– Что с тобой?

– Ребра болят… никогда не делай так больше.

Блок осторожно помог другу сесть на стул и внимательно на него посмотрел. Он совершенно не узнавал РоМа. Из высокого крепкого красавца тот превратился в немощного больного старика. Вообще, было чудом, что он сумел узнать РоМа. Тот отдышался и, наконец, впервые улыбнулся:

– Вы все здесь?

– Лау с нами нет. Но теперь я, кажется, знаю, где она…

– Еда есть какая-нибудь с собой?

– Да, тебя сейчас накормят и оденут. Саблин с тобой?

– В бараке сидит. Нужно поторопиться, а то может быть поздно.

– Что-то должно произойти?

РоМ быстро объяснил Блоку ситуацию в лагере и то, какая опасность грозит человеку, из-за которого им пришлось столько всего пережить. Во время всего рассказа Блок ходил из угла в угол по кабинету, как разъяренный тигр. В нем все кипело. Он даже боялся представить, сколько всего пришлось пережить РоМу за эти долгие годы, проведенные в лагерях.

– Ясно. Ты сиди в кабинете и никуда не выходи, я все решу. Сейчас приведем Саблина и уедем отсюда…

– Подожди, Блок, не суетись. У меня ведь тут тоже дела остаются незаконченные. Мне нужно сначала с беспредельщиками разобраться. Не могу же я просто так от них уехать и не попрощаться.

– Ты посмотри на себя. Какой из тебя прощальник-то сейчас? Давай поставим к стенке – и закончим с ними. На земле меньше подонков просто будет – и все.

– Я должен сам это сделать. Я сейчас приведу Саблина, а ты попробуй задержать возвращение отрядов с работы. Они уже с минуты на минуту должны вернуться. А там дальше уже решим, как поступить.

– Хорошо. Ты – за Саблиным, а я займусь заключенными…

РоМ вышел из здания и огляделся по сторонам. Он нагнулся, чтобы, будто бы, поправить что-то в валенке, а сам достал из-под снега спрятанный топорик, который он, перед тем, как зайти к начальнику, предусмотрительно засыпал снегом у крыльца. Топорик занял свое место в рукаве фуфайки, и РоМ направился к бараку, где его ожидал друг. Пока они с Блоком разговаривали, в лагере произошли небольшие перемены. Отряды уже начали возвращаться с работ, и осужденные стали проходить в свои бараки.

Неожиданно раздался сигнал к всеобщему построению. Недовольно ворча, заключенные снова начали строиться на заснеженном плацу. Холодный ветер гулял по территории лагеря, и большая группа людей замерзала от его ледяного дыхания.

РоМ вдоль стены незаметно добрался до своего барака и юркнул в приоткрытую дверь. Как оказалось, он появился здесь вовремя. Четверо здоровенных заключенных стояли рядом с его шконкой и громко разговаривали:

– Ты, паскуда, у меня землю жрать будешь…

– Может, на перо его – и все? Чего с ним возиться?

– На перо – это быстро. Дружка на перо посадим, а этого ночью оприходуем…

Саблин лежал в проходе между шконками и пытался вытереть лицо, залитое кровью, хлеставшей из сломанного носа. Он прикрывал голову руками, чтобы хоть как-то смягчить удары. Все вокруг было забрызгано кровью, и зеки уже просто били его ногами, не желая пачкать свои руки. РоМ плотнее прикрыл за собой дверь и сделал шаг к беспредельщикам:

– Урки, вы про меня не забыли?

– Опаньки, а вот и он…

Зеки одновременно обернулись, и двое тут же направились к РоМу:

– Ты, падла, почему заставляешь нас ждать? Тебе же сказано было: здесь сидеть…

До зеков было около пяти метров, и они медленно шли навстречу. РоМ взмахнул рукой – и в воздухе свистнуло что-то ослепительно белое. Уголовник, шедший первым, как-то странно дернулся, опустился на колени и обмяк, завалившись на спину. Точно между глаз у него торчал небольшой топорик.

– Ты чего сделал, чушкан? Да я тебя за такое сейчас порву…

Зек рванул на себе фуфайку, и по всему бараку разлетелись оторванные пуговицы. Пока он показывал обычную отработанную для таких случаев программу, РоМ вытащил из валенка нож – и через секунду авторитетный зек схватился за горло, в котором уже торчало по самую рукоятку лезвие. Зек также повалился на пол, хрипя и расплескивая кровь. Он еще какое-то время пытался ползти, оставляя за собой красные лужи, но вскоре замер. РоМ, не торопясь, пошел к остальным. Они замерли от неожиданности и совершенно не знали, как себя вести. Приближающийся старичок вытащил из убитых смертоносные топор и нож и теперь направлялся к ним.

– Ты это, подожди… поговорить нужно…

Один из зеков пытался оттянуть время расплаты.

– С дружками своими поговоришь, но не здесь…

Беспредельщики переглянулись и одновременно бросились на РоМа. То, что произошло потом, можно было разглядеть только при замедленной съемке. РоМ резко опустился на одно колено и вытянул вперед левую руку с ножом. Вторая рука сделала круговое движение над головой – и один из зеков рухнул на пол. На груди одного из нападавших, на уровне сердца, виднелась большая дыра, и его голова еле держалась на перерубленной шее. Доли секунды понадобились РоМу, чтобы закончить и с последним уголовником. РоМ вогнал ему в живот нож, а топором разрубил голову. Саблин ничего этого не видел. Он лежал в проходе и по-прежнему прикрывался руками, ожидая побоев. РоМ находился в бараке не больше двадцати секунд, но за это время столько всего изменилось. В первую очередь, изменился он сам. Из слабого старикашки он снова превратился в заряженную машину для убийства. И хотя данные у него уже были далеко не те, как раньше, тем не менее, он все еще представлял собой очень опасного, хорошо подготовленного специалиста. РоМ подошел к Саблину:

– Как ты?

– Ничего, терпимо. А эти где? Ушли?

– Ну, можно и так сказать. Ладно, вставай, нам пора.

– Я не пойду никуда. Устал я уже унижаться… Они сейчас вернутся, и все начнется сначала. Ты был прав: на забор идти смысла нет. У меня есть заточка – пару урок все равно успею кончить, а ты не лезь. Может, у тебя и появится шанс выжить… Главное, не вмешивайся, я все сделаю сам. Я слишком долго терпел, пора уже начинать расплачиваться по счетам.

Саблин был полон решимости. РоМ никогда не видел его таким: глаза сверкали ненавистью, зубы крепко сжаты, в руке большой старый гвоздь, вытащенный из щели в полу под шконкой. Саблин продолжал:

– Спасибо тебе за то, что был рядом все эти годы, за то, что помогал мне. Жаль, отплатить тебе не смогу тем же.

Саблин с трудом встал на ноги и огляделся. Его внимание привлекли торчащие из центрального прохода чьи-то ноги. Он сделал шаг вперед и увидел страшную картину. На полу в разных позах лежали четверо заключенных. Весь пол был залит кровью, и было понятно, что здесь только что разыгралась страшная трагедия. Он удивленно перевел взгляд с убитых на РоМа:

– А что здесь произошло?

– Да блатные, наверное, не поделили между собой что-нибудь – вот и перерезали друг другу глотки. Но это не главное. У нас очень мало времени, поэтому, если ты еще горишь желанием сделать что-нибудь хорошее в этой жизни, нужно поторопиться. Следуй за мной и ничему не удивляйся. Если кто-то постарается нас остановить, не обращай внимания, а просто иди за мной и не останавливайся. Ты меня понял?

– Понял…

– Посмотри мне в глаза. Я еще раз тебя спрашиваю: ты меня понял? Ни в коем случае не останавливаться и не оглядываться…

– Да, понял.

– Теперь пошли…

РоМ приоткрыл дверь барака и осторожно оглядел дорогу к штабу. На плацу в это время все еще строились заключенные, и солдаты сгоняли замешкавшихся в бараках зеков. РоМ и Саблин вышли и, опустив головы, направились мимо плаца в здание штаба. Они прошли уже больше половины пути, когда один из солдат их заметил:

– А вы куда это собрались? Не слышали сигнал сбора? Быстро на построение…

Ему не ответили и, судя по всему, на него совершенно не обратили внимания. Солдат подскочил к РоМу и ударом приклада уложил его на землю:

– Ты оглох, что ли?

– Нас вызвали в штаб.

– Кто вызвал? Сейчас всеобщее построение. А ну, быстро на плац…

РоМ встал и, как ни в чем не бывало, сделал несколько шагов в сторону нужного здания. Солдат передернул затвор и угрожающе произнес:

– Да за невыполнение требований представителя власти…

– Сержант, отставить, – перед ними неожиданно возникла невысокая фигура офицера. – Что здесь происходит?

– Товарищ старший лейтенант. Было объявлено всеобщее построение, а вот эти двое не подчиняются.

РоМ узнал Тинки и тут же взял инициативу в свои руки. Он быстро повернулся к ней и жалобно заскулил:

– Гражданин начальник, нас вызвал к себе приехавший гражданин полковник, причем, срочно…

Тинки не узнала РоМа, но, тем не менее, полковником здесь был только Блок, а это означало, что эти двое ему нужны. Она повернулась к сержанту:

– Сержант, идите на плац, а я отведу этих двух заключенных в штаб.

– Слушаюсь.

Сержант побежал дальше собирать людей, а Тинки в сопровождении своих охранников и двух зеков направилась к Блоку. Войдя в здание, они прямиком прошли в кабинет начальника лагеря. Блока здесь не было, но им беспрепятственно открыли двери, и они расположились на стульях. А Блок в это время проводил беседу с начальником лагеря:

– Майор, что же ты в лагере развел антисоветизм-то такой?

– Не понимаю вас, товарищ полковник.

– Не понимаешь? А ты хотя бы в курсе, что часть твоих заключенных готовят побег из лагеря? В их планы входило перебить охрану, добыть оружие и затем уже захватить железнодорожную станцию, по которой, между прочим, идут военные грузы.