Текст книги "Золото Колчака"

Часть VIII

В Горький прибыли поздним вечером, и как только перевезли всю имеющуюся аппаратуру в квартиру к подполковнику, Блок отпустил всех не задействованных по службе офицеров по домам. Для всех был объявлен двухсуточный отдых, и его чекисты проводили в семьях. Саблин все так же постоянно находился в маске, ему было выделено место в комнате, где располагались Блок и Свит. По улице он перемещался только в автомобиле с затемненными окнами, а при выходе поднимал повыше воротник полушубка. РоМу было непросто передвигаться в тяжелом армейском полушубке, и специально для него были куплены черное ниже колен пальто и такая же черная шляпа. Теперь он напоминал какого-нибудь профессора из девятнадцатого века. В руках у него всегда был черный кожаный портфель, который он никогда не выпускал из рук. Что было в нем, никто не знал. РоМ, в надвинутой на глаза шляпе и обмотанный шарфом, с портфелем и деревянной тросточкой, сильно сгорбленный, наводил ужас на, казалось бы, много чего повидавших чекистов. Его сравнивали с самим Вольфом Мессингом. Говорили, что он может предсказывать будущее, но мало кто отважился обратиться к нему с подобного рода вопросами. Рядом с ним все время находились офицеры его личной охраны, у которых мурашки бегали по телу, когда они встречались взглядом со своим подопечным.

Через указанные два дня Блок созвал свою команду для совещания. Он все время ходил по комнате и раздавал указания:

– Тинки, ты остаешься с Саблиным и ждешь нашего возвращения. РоМ, на тебе полный контроль за безопасностью. Свит, едешь со мной: может понадобиться твоя помощь. Мы выдвигаемся сегодня, после обеда.

– Может, ты все-таки объяснишь, в чем дело и почему вдруг такая спешка?

– У нас осталась еще одна незаконченная деталь в нашей разработке, и, судя по всему, Лау как раз и занимается этим вопросом. Где-то же она должна уже появиться? Думаю, что завершение всей операции возложили именно на нее.

– Ты привезешь Лау? Наконец-то, вот здорово… – Тинки светилась от радости, – хоть подарки ей отдам, а то у меня уже вся сумка забита ими…

В указанное время две черные легковые автомашины по снежной дороге выехали из города и растворились в темноте. Блок и Свит сидели на заднем сидении и вполголоса обсуждали предстоящую поездку:

– Ехать долго?

– Сорок километров, но по времени может много занять – неизвестно, как там с сугробами.

– Деревня какая-то?

– Женский лагерь ГУЛАГ.

– Из-за этого не стал всем говорить?

– Да, незачем раньше времени всем нервы мотать. С РоМом вон как все испереживались, а тут еще сейчас выяснится, что Лау у нас там столько времени находится…

– А что за лагерь-то?

– Темляковский…

До зоны добрались на удивление быстро. Дорога была хорошо утрамбована грузовиками, и уже через полтора часа автомобили въезжали на территорию, огороженную высокими заборами и колючей проволокой. Блок по отработанной схеме сразу же прошел в кабинет начальника лагеря и потребовал, чтобы к нему немедленно доставили двух заключенных. Подполковник, начальник, стоял по стойке смирно, пока его подчиненные искали нужных людей. Через несколько минут в кабинет постучали, и дежурный офицер протянул два личных дела и листок бумаги, на котором было что-то написано. Начальник прочитал и повернулся к проверяющему полковнику:

– Разрешите доложить?

– Докладывайте…

– Первая осужденная из вашего списка погибла во время этапирования в тридцать пятом году. Вот документы… Попала между сцепками вагонов. Вместе с ней погибли еще двое заключенных. Что касается второй, а именно… Нариши Мокчайсонг, то она в данный момент находится в тюремном госпитале. Это, примерно, час езды отсюда.

– Мне нужен человек, который проводил бы нас туда.

– Здесь как раз сейчас находится врач из госпиталя с осмотром больных в лазарете. Он покажет дорогу и проведет вас сразу к больной.

– Хорошо. Вызывайте вашего врача – мы выдвигаемся немедленно.

– Есть! А по поводу проверки лагеря у вас есть какие-нибудь вопросы?

– Нет, меня все устраивает. Замечаний нет.

Начальник немного успокоился и расслабился. Эти проверки сверху никогда не приносили ничего хорошего, и, если эта прошла с такой легкостью, можно считать, что сегодня у него был очень удачный день.

Машины Блока ехали за грузовиком, в котором везли больных в госпиталь. Сам врач сидел рядом с Блоком и Свитом.

– Мне сказали, что вы ищете больную Наришу Мокчайсонг.

– Да…

– Очень интересная больная.

– И чем же она вас так заинтересовала?

– Она у нас уже несколько лет, я даже вот так сразу-то и не вспомню, сколько. У нее очень серьезная травма, и большую часть времени она проводит в бреду.

– Она что-нибудь говорит в бреду?

– Да, говорит. Она все время повторяет одну и ту же фразу. Я сейчас уже и не вспомню, какую, но будто она просит прощения у родителей.

– Вы можете точнее вспомнить, что именно она говорила?

– Ну, что-то типа – скажите родителям, что я больше не буду или я этого не делала, или это не я сделала… – точнее уже не вспомню. Самое удивительное во всей этой истории то, что, по идее, она уже давно должна бы умереть, но видимо, что-то очень важное и сильное ее удерживает на этом свете. Я думаю, что она что-то совершила в детстве и теперь очень сильно из-за этого мучается. Как только она сможет выполнить свою задачу – она тут же умрет…

Врач еще какое-то время объяснял свою точку зрения, но Блок его уже не слушал. Всеми мыслями он был уже у Лау, а Свит с интересом слушал своего коллегу, даже пару раз спросил его мнение по интересующим вопросам и сделал несколько уточнений по состоянию больной.

В госпитале их уже ждали. Главврач стоял у дверей с медицинской картой, а рядом с ним находились несколько медсестер. Не успела машина Блока подъехать к воротам, как врач вышел из здания и встретил гостей уже на улице. Выйдя из машины, Блок огляделся. Серое двухэтажное здание мало чем отличалось от самой тюрьмы. На окнах везде стояли железные решетки, и вся территория наводила какую-то смертельную тоску. Здесь ходили угрюмые санитары и не менее хмурые медсестры. Главврач подошел к Блоку:

– Товарищ полковник, мне доложили, что вы интересуетесь больной Мокчайсонг. Вот ее карта…

– Где она сама?

– Она в данный момент находится в палате для тяжелобольных. Была переведена туда уже несколько лет назад. Откровенно говоря, туда мы переводим уже безнадежных больных, которым осталось жить несколько дней, может даже, часов… но с ней происходит что-то очень странное.

– Что именно?

– Она живет, несмотря ни на что. Такое ощущение, что ее что-то держит в этой жизни. Я не могу объяснить эту ситуацию.

– Пройдем к ней.

– Товарищ полковник, я сразу хочу вас предупредить, что это очень тяжелое зрелище и там трудно находиться. Если у вас есть какие-то вопросы по лечению, то я постараюсь на них ответить, а сама больная не разговаривает. Она не может принимать самостоятельно пищу и ухаживать за собой. Я думаю, что вам не следует заходить в эту палату.

– Вы меня не поняли. Я сказал: ведите меня к ней и немедленно. Каждая минута очень дорога для нас.

– Да, конечно…

Блок и Свит шли по мрачным коридорам в самый конец здания, затем спустились в полуподвальное помещение. Здесь было еще более мрачно и неприятно. Дверь в палату похожа на двери, какие бывают в тюрьмах, тяжелая, металлическая, с маленьким окошечком в середине. Блок повернулся к Свиту:

– Я один зайду…

Он сделал шаг в открытую дверь и тут же закрыл лицо перчаткой. В палате стоял очень резкий и сильный запах гнили. Смрад ударил по глазам, и они стали слезиться. Чувствовалось, что здесь очень редко убирались, если убирались, вообще. Свежий воздух сюда поступал, только когда открывалась дверь, а открывалась она в тех случаях, когда приносили еду и убирали нечистоты. А это происходило один раз в день. Иногда приносили новых больных и уносили старых уже на кладбище. В палате не было света, и изредка лучи пробивались через давно наглухо забитое окно. По стенам текла липкая жижа, и везде можно было почувствовать крепкое и надежное присутствие смерти. Единственным желанием Блока сейчас было немедленно покинуть это страшное и неприятное место.

Блок с трудом сделал несколько шагов вперед и остановился. Вдоль стен стояло около десяти кроватей, и на них лежали люди. Он внимательно всматривался в лица, но не мог увидеть знакомых черт. Ему пришлось обойти всех еще раз. Наконец, он остановился и прислушался. Вся палата была заполнена стонами. Изредка можно было разобрать слова, но в основном это были какие-то болезненные вскрики или предсмертный шепот умирающих. Неожиданно ему показалось, что он услышал раздельную речь. Блок весь напрягся и повернул голову в сторону этих звуков.

– Сообщите Отцу – это не она… Сообщите Отцу – это не она…

Блок подошел поближе, и у него сильно забилось сердце. Ему стало нестерпимо жарко, и он расстегнул полушубок. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. На кровати лежало тело. Именно тело. Невозможно было понять, мужчина это был или женщина. Череп, обтянутый серой безжизненной кожей, был почти без волос. Они валялись здесь же по всей кровати. Было понятно, что к этому человеку не прикасались уже очень давно. Поверх грязной полусгнившей простыни лежали части рук. Они были уже почти полностью сгнившими, и остатки мяса кусками слезали, обнажая кости. Местами оставшаяся кожа была похожа на кисель – она размазывалась по кровати и издавала жуткий запах. Почти полностью ввалившиеся глаза были закрыты, а открытый рот все время издавал очень важные для этого человека пять слов. Блок склонился над больной:

– Лау, ты меня слышишь?

Но в ответ звучало, как заклинание:

– Передайте Отцу – это не она…

– Лау, это я, Блок… Ты меня слышишь? Лау…

Прошло около пяти минут, а Блок никак не мог успокоиться. Он звал Лау и не знал, что делать. Один раз он попытался дотронуться до ее руки, но в его ладони оказалась липкая тягучая субстанция, оставшаяся от прикосновения к Лау. Он сидел рядом и все время звал ее. Наконец, ему показалось, что глаза Лау дернулись и даже слегка приоткрылись. В тот же миг он услышал еле различимый голос:

– Блок? Это ты?

– Лау, это я. Наконец-то, ты очнулась. Сейчас мы вытащим тебя отсюда.

– Подожди. Блок, – это не она…

– Лау, не разговаривай. Сейчас я позову Свита, и он тебя вылечит. Сейчас я вернусь…

– Стой, Блок. У меня нет времени… Это не она…

– Кто, не она?

– Я поменяла ей документы… Не уходи, я могу не успеть… Она сейчас Плахова Надежда Михайловна. Запомни – Плахова…

– Я запомнил, больше не разговаривай…

– Нет, не уходи… Блок, я так долго вас ждала. Обещай, что выполнишь мою просьбу…

– Никаких просьб. Свит тебя вылечит, и мы еще все вместе посмеемся над твоей болезнью.

– Подожди… Меня не оставляйте здесь… Монах подойдет к вам… Сожгите, а пепел развейте… Палочки зажгите… Фонарь в небо… Они знают… Монастырь в джунглях… —

Голос Лау становился все тише и тише, и вскоре она уже просто шептала или, вернее, хрипела какие-то обрывки фраз.

– Я все сделаю для тебя, да и любой для тебя сделает все, что хочешь…

– Я знала, что вы придете за мной. Может быть, еще встретимся… Я вас не забуду… А теперь оставь меня одну на несколько минут, у меня уже нет сил ждать…

– Прощай, Лау…

– Прощай, Блок. Береги наших людей…

Блок вышел из палаты и закрыл за собой дверь. Он молчал, но по его лицу было видно, что внутри идет очень громкий диалог. Он с кем-то спорил и ругался, сжимал кулаки и отворачивался от всех. Наконец, через указанное время он кивнул Свиту:

– Зайди к ней, справа третья кровать…

Свит зашел в палату, а Блок обратился к главврачу:

– Как она попала к вам?

– Это было несколько лет назад. Во время одной из многочисленных драк заключенных в лагере ей сломали позвоночник в нескольких местах. Думали, что она сразу же умрет, а она выжила. Но так как она была полностью парализована, то ее отправили из лагерного лазарета к нам в тюремный госпиталь. Здесь ее осмотрели и приняли решение, что она не протянет и трех дней. Но проходили недели, месяцы, годы, а она все жила и жила. Операции делать было бесполезно – медицина еще не достигла таких высот, чтобы восстанавливать подвижность человека после таких травм. Через некоторое время у нее образовались пролежни, и она стала заживо загнивать. Со временем мы даже не могли уже менять ей белье, так как боялись ее тревожить – ее тело буквально распадалось на части, и к ней уже никто даже не притрагивался. Поэтому на нее уже просто перестали обращать внимание – ждали, когда же она, наконец, перестанет мучиться и умрет. А она все не умирала. Вокруг нее практически каждый день уходили из жизни люди. За время ее пребывания в этой палате она сменила соседей раз сто и была здесь долгожительницей, если можно так сказать. На моей практике это первый такой случай. А вы ее хотите забрать?

– Да, мы ее забираем.

– Тогда я пока подготовлю документы.

– Не нужно. Оформляйте как умершую…

Вышел Свит. Он подошел к Блоку:

– Она мертва. Там ничего нельзя было сделать. Мы не смогли бы ее довезти. Ее, вообще, нельзя было не то что транспортировать, но даже переворачивать, чтобы постель под ней заменить. Ты застал ее живой?

– Да.

– Она что-то успела сказать?

– Успела. Потом расскажу… не здесь.

Врач зашел в палату и через несколько секунд вышел:

– Она, действительно, мертва. Удивительно…

Блок вышел на воздух, некоторое время он молчал, переосмысливая случившееся. Он никак не ожидал, что вот так потеряет кого-то из своей команды. Свит стоял рядом и ждал распоряжений. Наконец, Блок заговорил:

– Мы не оставим ее здесь. Нужно будет найти крематорий или какую-нибудь печь и сжечь ее тело. Прах заберем с собой. Свит, займись – это больше по твоей части, я не могу на это смотреть…

– Не переживай, я все сделаю как нужно… Можешь ехать домой, а когда я все закончу, то вернусь.

– Нет, я сейчас должен возвратиться в лагерь – там у нас, оказывается, осталось одно незаконченное дело. А на обратном пути мы тебя заберем. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, поезжайте… я все устрою.

Блок прошел через длинный коридор, вышел на улицу и, наконец-то, вдохнул полной грудью свежего воздуха. Морозный холод внутри тела сразу же привел его в чувство. Он открыл дверцу своей машины:

– Мы возвращаемся…

– Домой?

– Нет, в лагерь…

Яркий красный круг солнца медленно плыл по горизонту, сверкал снег, вокруг суетились какие-то люди, в мире как будто все осталось, как прежде… а Лау больше не было…

Машины неслись по снежной дороге на самой большой скорости, на которую только были способны. Изредка им навстречу попадались грузовики, но в большей степени дорога к лагерю была безлюдна. Солнце уже должно было вот-вот зайти, и Блок хотел быстрее покончить с этим неприятным заданием. На въезде в лагерь им пришлось остановиться, так как никто не ожидал возвращения высокого начальства, и ворота некоторое время оставались закрытыми даже для больших звезд на погонах Блока. Наконец, к ним выскочил уже знакомый начальник лагеря и стал лично помогать солдатам открывать ворота. «Так я и думал, все-таки нашли замечания, и сейчас начнется… Прощай, погоны…» – думал он про себя, отдавая честь проезжавшим мимо него автомобилям.

Блок, едва выйдя из машины, уверенным шагом направился к штабу. По пути его догнал начальник лагеря:

– Что-то не так, товарищ полковник?

– Все так. Мне понадобился еще один человек из твоей богодельни. Быстренько разыщите его, и мы уедем, и так столько времени потеряли у вас…

– Так точно, товарищ полковник, мигом разыщем и доставим. Кто именно нужен?

– Некая Плахова Надежда Михайловна – к сожалению, больше никакой информации о ней у нас нет…

– В таком случае, если их будет несколько, мы доставим всех…

– Правильно…

Прошло уже больше десяти минут, а нужного человека в лагере найти никак не могли. Вскоре в кабинет, где сидел Блок, зашел дежурный офицер с лейтенантом НКВД:

– Товарищ полковник, в нашем лагере такой осужденной на данный момент нет. Но, судя по документам, она отбывала наказание здесь вплоть до сорок первого года. Затем добровольно изъявила желание помочь Красной Армии на фронте, и была отправлена в один из фронтовых лазаретов. К сожалению, дальнейшая ее судьба нам неизвестна. Если у вас есть время, то мы можем по своей линии сделать запрос, и уже через пару часов вы будете обладать всей нужной информацией.

– Времени нет. Товарищи офицеры, от имени командования объявляю всем благодарность за помощь и оперативность в очень важном деле.

– Служим Трудовому Народу…

Ехать домой Блоку не хотелось. Сегодняшний день, так хорошо начавшийся утром, был безвозвратно испорчен. Настроение было отвратительным, а впереди его еще ждало объяснение с командой, и нужно было подобрать соответствующие слова, чтобы как-то объяснить всем, как он сумел потерять одного из членов своей группы. Блок сел в машину:

– Сильно не гони…

– Есть…

Когда машины въехали во двор госпиталя, Свит уже стоял на крыльце и беседовал с главным врачом. Тот удивленно хлопал глазами, когда Свит объяснял ему, как нужно поступать в той или иной ситуации, которые постоянно возникали на операционных столах. Судя по всему, они уже нашли общий язык, и оторвать их друг от друга, казалось, было невозможно. Наконец, Свит отошел от своего собеседника и направился к машинам:

– Еще не закончили. С час придется подождать…

– Подождем, теперь нам торопиться некуда.

Ждать пришлось чуть дольше, и уже через некоторое время Блок держал в руках небольшую жестяную коробочку из-под монпансье. В ней и хранился теперь прах Лау. Помимо этого, Свит еще протянул небольшую черную капсулу – предмет, необходимый для перемещения обратно:

– Это может когда-нибудь пригодиться…

– Вряд ли, но, на всякий случай, возьмем. Что нашим-то скажем?

– Даже и не знаю…

– Ладно, скажем, как есть… Я сам скажу. Сейчас возвращаемся домой – у нас появилось новое задание…

Блок не знал, как можно было объявить группе о гибели Лау, и все время перебирал в уме различные варианты. Машины, как назло, летели с огромной скоростью, и время в пути прошло очень быстро. Казалось, что они только еще выехали из тюремного госпиталя, а водитель уже остановился возле подъезда дома, в котором они жили. Офицеры на входе сразу же заметили, что Блок и Свит вернулись мрачнее тучи. Блок поднимался на второй этаж, еле передвигая ногами по ступеням. Каждый шаг давался ему с великим трудом, и чем ближе он подходил к двери, тем все больше усилий ему приходилось прикладывать для преодоления этого невероятно сложного препятствия. Наконец, он поднялся на нужный этаж, и один из дежурных офицеров распахнул перед ним двери. Судя по всему, уже было доложено, что Блок и Свит вернулись, так как им навстречу выскочила радостная Тинки, а за ней, громко стуча тросточкой, ковылял РоМ. Тинки проскользнула мимо Блока и выскочила в коридор:

– А где она, еще в машине? Что вы так долго, мы уже устали ждать…

Блок молчал. Позади него стоял Свит и тоже, молча, смотрел в пол.

– Где Лау, говорю? Вы что, языки проглотили? – Тинки уже начинала злиться.

Блок держал в руках маленькую жестяную коробочку и не знал, что сказать. Затянувшаяся пауза казалась вечностью. В конце концов, он не выдержал и, отодвинув Тинки с прохода, не раздеваясь, прошел на кухню. Распахнув окно, он высунул голову на мороз и тяжело задышал. Холодный воздух освежал лицо и приводил в порядок мысли. Тинки прошла за ним. Она уже ничего не спрашивала, а только, не переставая, смотрела на коробочку в руках Блока. Через секунду она все поняла. Чуть слышно охнув, Тинки медленно повернулась и прошла в свою комнату.

Ее не было несколько часов. Она не вышла и на завтрак, и ее никто не посмел беспокоить. Наконец, РоМ не выдержал и, кивнув Свиту и Блоку, чтобы шли за ним, постучал в дверь к Тинки:

– Можно к тебе?

– Заходи…

– Я не один…

РоМ открыл дверь, и все вошли в комнату. Тинки сидела на кровати, опустив руки. Было видно, что она совершенно не спала, и по ее глазам можно было понять, как тяжело далась ей эта ночь. В руках она держала подарки для Лау – вязаную шапочку и длинный полосатый шарф. РоМ подошел к ней и, сев рядом, обнял ее:

– Можно я не буду ничего говорить?

– И не нужно…

Блок взял у Тинки влажную шапочку и положил на стол:

– Всю ночь проплакала?

– Нет, это от снега – лицо протирала, чтобы морщин не было.

– Понятно…

Оставшаяся четверка сидела на кровати, обнявшись, в полной тишине. Неизвестно, сколько бы они еще так просидели, если бы в дверь не заглянул один из охранников:

– Товарищ Десятый, вам срочный пакет из Управления.

– Давай… – Блок в доли секунды снова превратился в грозного начальника из Центра.

Он вскрыл донесение, и квартира в тот же миг заполнилась распоряжениями:

– Всем боевая готовность… Приготовить вагоны для отправки… Срочно перевезти оборудование и продуктовый запас. Выдвигаемся через два часа…

– Куда на этот раз?

– Сталинград…

– Сталинградская битва уже закончилась же полным разгромом немцев.

– Вот нам и нужно будет выяснить, куда отправили части на передислокацию. РоМ, на тебе безопасность Саблина. И не нужно на меня так смотреть… Нет, я сказал. Мне достаточно одной Лау… ты тут еще мне нервы мотать будешь… Выполнять приказание…

Через два часа все погрузились в вагоны и ожидали отправки на фронт. Тинки проверяла на складе, все ли погрузили, а Блок и Свит сидели в своем купе и спокойно разговаривали. Теперь времени у них было более чем достаточно:

– Так что там было в донесении из Управления?

– Нашли нужного нам человека.

– Какого человека?

– Нужного, Свит, нужного…

В этот раз в командировке все было по-другому. Офицеры уже не веселились: все знали, что едут на фронт, и поэтому были по-военному собраны и сосредоточены. В вагонах и на остановках – везде выставлялись усиленные караулы, так как теперь фронт приближался с неумолимой быстротой. Уже можно было увидеть на проселочных дорогах обгорелые остовы машин и танков от былых бомбежек. На железнодорожных станциях стояли вагоны с техникой и солдатами – шла передислокация войск перед началом большого наступления. В воздухе постоянно стрекотали самолеты, контролируя небо от немецких бомбардировщиков. Чувствовался постоянный запах пороха и сожженного дерева.

До Сталинграда пришлось добираться около недели. Железная дорога была перегружена, и в первую очередь пропускали составы, груженные танками и пушками. В связи с победой в Сталинградской битве в войсках было радостное оживление. На всех станциях и полустанках слышались звуки гармошки, песни. Впервые солдаты не отступали с тяжелые боями, теряя своих друзей, а гнали врага со своей земли, и это придавало им дополнительные силы.

Оставив вагоны на станции под усиленной охраной, Блок со своими людьми отправился на места, где еще совсем недавно проходили ожесточенные бои. Разрушенный город поражал своей серостью, развалинами. Все дороги были усыпаны обломками плит, кирпичей, кусками арматуры. Просто так по городу пройти было невозможно. Повсюду можно было наблюдать, как женщины и дети разбирали бесконечные завалы, как солдаты шли длинными колоннами на запад.

Блок сразу же отправился в комендатуру в особый отдел. Там он хотел получить необходимую информацию и сопровождающего. На входе в особо охраняемое здание его неожиданно остановил капитан с двумя солдатами:

– Ваши документы.

Блок протянул удостоверение СМЕРШ, но на этот раз оно не произвело должного впечатления на офицера:

– Цель прибытия?

Блок обернулся – позади него стояли около десяти офицеров НКВД, которые по его команде тут же сровняли бы с землей этого привередливого капитана.

– Послушай, капитан, ты, видимо, плохо разглядел мое удостоверение. Вызови мне своего начальника и постарайся сделать это быстрее, мне некогда стоять здесь и объясняться с тобой.

Однако капитан сделал шаг назад и передернул затвор автомата:

– Спрашиваю еще раз: цель вашего прибытия. Если вы не сообщите мне, то я подниму караул в ружье, и тогда ваше удостоверение будете забирать в штабе округа.

Офицеры из группы Блока в одно мгновенье выхватили пистолеты, но Блок поднял руку вверх и повернулся к своим людям:

– Спокойно, никому не нервничать. Уберите оружие. Капитан, я прибыл сюда с проверкой вашего отдела. А теперь доложите обо мне своему руководству.

– Подождите минуту…

Капитан исчез за дверями, а двое его солдат по-прежнему держали автоматы наизготовку и могли в любой момент открыть огонь на поражение. Через пару минут капитан вернулся в сопровождении майора. Тот внимательно оглядел Блока:

– Ваше удостоверение, товарищ полковник…

Блок сидел в кабинете начальника особого отдела штаба дивизии, а майор, разливая горячий чай, объяснял ситуацию:

– Вот и представьте себе, товарищ Десятый, что приехали они вчетвером, в форме офицеров НКВД, и сразу же прошли в штаб. Перед ними все по стойке смирно стоят, а эти вытащили документы из сейфов и напоследок расстреляли почти всех сотрудников, которые в этот момент там находились. Это уже второй случай на нашем фронте. Поэтому получена директива из Центра: обратить особое внимание на всех незнакомых старших офицеров НКВД и задерживать до полного выяснения личности. Мне эти диверсанты уже поперек горла стоят. И задержать их никак не можем: все боятся, как только увидят удостоверение офицера НКВД, так сразу же руки трястись начинают – а вдруг это настоящий офицер, так потом греха не оберешься. Так уже месяц мучаемся, а они по нашим тылам разъезжают…

– Ладно, не переживай, майор, поймаешь ты своих диверсантов. Ты мне лучше вот что скажи. Как мне найти человека в этой неразберихе с наступлением? Все части перемешались между собой, не разберешь, где и кто… – Блок протянул офицеру листок с указанием номера части и фамилией нужного человека. Особист внимательно прочитал и поднял трубку телефона:

– Семнадцатый, сделай мне запрос по четвертому… Записывай… Двадцать два, семь… двенадцать… – майор перечислял цифры по только им понятному шифру, и посторонний человек совершенно ничего не смог бы понять из этого разговора, даже если бы очень внимательно прислушался. Наконец, он повернулся к Блоку:

– Через десять минут будет полная информация по интересующему вас вопросу. Территорию объезжать будете?

– Нет.

– Тогда пейте чай, свежий, только что заварил. Может, вы обедать хотите? Так я дам распоряжение…

– Ничего не нужно. Мы очень торопимся – дел много…

– Ну, понятно…

Вскоре раздался телефонный звонок, и майор снова стал называть какие-то цифры:

– Так, ясно… а седьмой? Это одиннадцать… Четвертый сделал? Нет, пятнадцатый не нужно… Все, отбой…

Блок понял, что это пришел ответ на его запрос:

– Ну, что там?

– Значит, так, интересующий вас человек, действительно, был в этой военной части, но затем его перевели в госпиталь. Сейчас этот госпиталь перебросили под Ржев, но ваш человек в данный момент переведен в другую часть там же. Вот я тут набросал вам на листке…

– Спасибо тебе, майор. Выручил нас, избавил от долгой и утомительной работы. Удачи тебе…

Блок пожал руку особисту и вышел на улицу. Во дворе стояли его люди и хмуро поглядывали на караул, охранявший здание. Блок махнул рукой:

– Поехали, здесь у нас дел больше нет.

Снова застучали колеса по рельсам, и вагоны, слегка покачиваясь, понесли отряд в сторону Москвы. На этот раз доехали быстро.

В одном из штабов Блок взял пару грузовиков, и уже на них команда продолжила свой дальнейший путь. Чем ближе они приближались к линии фронта, тем слышнее становилась непрекращающаяся артиллерийская канонада. Сначала это был простой, еле слышный гул. Затем он стал постепенно нарастать, а в конце превратился в частые одиночные раскаты взрывов. В небе постоянно шли воздушные бои, и самолеты, прочерчивая черными дымовыми полосами горизонт, падали с оглушающим свистом на землю и взрывались, таким образом заканчивая свой короткий путь от заводского конвейера до глубокой земляной воронки. Подбитые сгоревшие танки, направив стволы в землю, стояли вдоль дорог. Линия фронта была неровной, и иногда совершенно невозможно было понять, почему на той или другой улице находятся наши или немцы, хотя, судя по логике, все должно было быть наоборот.

Блок, как обычно, сначала появился в штабе. Там он встретился с особистом, и они уже вместе отправились осматривать укрепления. Особист, пригибаясь к земле от шальных пуль, докладывал:

– Здесь, товарищ Десятый, у нас в резерве стоит артиллерийская батарея, но ее использовать запрещено до особого указания сверху. Сейчас пригнитесь, а то место открытое, а снайперы немецкие охотятся за офицерским составом – совсем житья не дают. Дальше идут наши укрепления. Линия фронта на данный час проходит между тем холмом и этими развалинами домов…

Блок внимательно слушал и тщательно осматривал местность. Когда они возвратились в блиндаж, он, наконец, обратился к особисту:

– Ну, что ж, мне все ясно, а теперь давайте перейдем ко второму вопросу. Где нужный мне человек?

– Товарищ Десятый, – особист подсветил себе зажженной свечкой, – Плахова Надежда Михайловна в данный момент находится на передней линии огня. Она была направлена туда в качестве медсестры.

– Можно ее вызвать оттуда?

– Нет, там нет безопасной дороги. Немцы простреливают все подступы к этому дому, и наши люди там уже четверо суток находятся без боеприпасов и продовольствия. Мы пытались пробиться к ним, но потеряли очень многих, поэтому бросили эту затею.

– Хорошо, в таком случае, покажите мне на карте, как туда можно добраться, а мы уж сами попробуем пробиться…

– Товарищ Десятый, я не могу вас туда пустить. Вы точно погибнете, а с меня потом три шкуры за это спустят, в худшем случае, а в лучшем – отдадут под трибунал.

– Не переживай, капитан. Будем считать, что я дал тебе особый приказ, и ты его выполнил. Главное, обо мне не докладывай наверх – это секретное задание, и не нужно, чтобы о нем знали посторонние.

– Я понял, товарищ Десятый, но тогда и я иду с вами. У меня здесь около роты солдат – это все, что осталось после атаки немцев. Мой непосредственный командир сейчас находится впереди, и я попытаюсь с вами еще раз пробиться к нему на помощь.

Блок собрал в землянке всех своих людей:

– Значит, так… Снимайте шинели и надевайте ватники. Сейчас мы с вами отправимся на передовую, поэтому берите с собой только самое необходимое: оружие, боеприпасы и продовольствие. Там люди без еды и воды уже несколько суток, и мы должны им немного помочь. Эту землянку мы оставим за собой, поэтому здесь останутся двое; никто не должен даже близко подходить к ней, так как мы оставляем здесь свои документы и оборудование. Помощник, проследи за этим. Ты, – Блок обращался уже к Тинки, – должна сканировать наш квадрат на предмет радиопередач. Мы должны знать все, о чем говорят в радиоэфире на нашем участке. Обо всем интересном докладывать немедленно.