Текст книги "Женские лица русской разведки"

Через какое-то время возникла иллюзия, что постепенно жизнь начинает налаживаться. У неё появились ещё один сын, названный Борисом, и дочь, имя которой на данный момент остаётся неизвестным. К сожалению, даты рождения детей тоже неизвестны. В доме был материальный достаток. Дети получили высшее образование. Казалось бы, что ещё нужно для тихого семейного счастья? Но тут внезапно она оказалась в центре кампании, развёрнутой в прессе публицистом В.Л. Бурцевым и его единомышленниками по разоблачению секретных агентов охранки. На календаре была осень 1909 года.

Вначале семья дружно встала на защиту доброго имени Анны Егоровны. Однако после серии разоблачительных публикаций бывшего чиновника Департамента полиции Л.П. Меньщикова, видимо, что-то заставило их изменить своё отношение к А.Е. Серебряковой. Муж без видимых причин бросил службу в земстве и подал на развод. Дети отказались от матери. Анна Егоровна была лишена последних средств к существованию. В результате она оказалась брошенной на произвол судьбы всеми близкими ей людьми.

Однако её страдания на этом не закончились. В 1910 году умерла от душевной болезни её дочь, в чём Анна Егоровна винила себя до конца своих дней. Она считала, что к этому трагическому исходу привели неприятности, связанные с её разоблачением в качестве агента охранки. Но эта старая и больная женщина продолжала демонстрировать твердый характер и несгибаемую волю. Даже тогда, когда она предстала перед Московским губернским судом и против неё выдвигались серьёзные обвинения в провокациях и предательстве революционеров-подпольщиков, слепая старушка держалась, по свидетельству очевидцев, до последнего и признала лишь сам факт своей службы в московской охранке. Ход судебного процесса над А.Е. Серебряковой ежедневно освещался на 4-й странице газеты «Известия» в номерах с 87 (16 апреля) по 96 (27 апреля) 1926 года.

Бесславный конец знаменитой «Мамаши»

Бывший секретный сотрудник Московского охранного отделения А.Е. Серебрякова (в девичестве А.С. Рещикова) была арестована осенью 1924 года. Почти 1,5 года продолжалось следствие, которое проводил следователь Алексеев. Кстати, в ранее названной книге Е.Ф. Жупиковой ошибочно указывается, что следствие проводил Л.Р. Шейнин. Лев Романович в своей известной книге «Записки следователя» сам указал: «К расследованию дел… Серебряковой я непосредственного отношения не имел, но в тот период… я был начинающим следователем, не раз присутствовал при… допросах и, наконец, был на судебных процессах…»[298]298
  Шейнин Л. Записки следователя. М.: Правда, 1986. С. 303.


[Закрыть] На основе личных впечатлений он опубликовал очерк «Дама Туз», рассказывавший о разоблачении провокаторской деятельности секретного сотрудника московской охранки А.Е. Серебряковой (Рещиковой).

Следствие по этому делу, как уже упоминалось, вёл старший следователь Московского губернского суда И.В. Алексеев. Позже он написал небольшую книгу под названием «Провокатор Анна Серебрякова», которая вышла из печати в 1932 году. Определённый интерес представляют репортажи из зала суда корреспондента газеты «Известия» Л. Николаева, которые регулярно появлялись на страницах издания в период с 16 по 28 апреля 1926 года.

На скамье подсудимых под охраной двух рослых милиционеров оказалась слепая старушка. Потерявшая зрение ещё в 1907 году, она с тех пор тихо жила на пенсии, которую до 1917 года получала от Департамента полиции, а затем – от советской власти, как инвалид по зрению. И мало кто догадывался, что когда-то она была одним из лучших секретных сотрудников Московского охранного отделения.

В революционном подполье во времена Российской империи многие её знали как Анну Степановну Рещикову. После замужества она сменила фамилию и стала Серебряковой. И лишь узкий круг лиц на самых верхах политического сыска знал её оперативные псевдонимы: «Субботина», «Туз» и «Мамаша» (по другим сведениям – «Мамочка»). Псевдоним «Мамаша» она заслужила тем, что проводила по поручению С.В. Зубатова и других руководителей московского сыска обучение начинающих агентов и филёров. У неё было богатый опыт и природные данные, позволявшие ей вести как провокационные, так и задушевно-доверительные беседы с самыми разными людьми, перевоплощаться до неузнаваемости, скрывать свои мысли и чувства.

Дочь близкой подруги А.Е. Серебряковой по московским женским курсам Е.П. Дурново (в замужестве Эфрон) А.Я. Трупчинская вспоминала, что уже в ту пору у будущей секретной сотрудницы проявлялись такие качества, как лесть, отказ от своей точки зрения в пользу мнения собеседника, готовность к унижениям и лжи по пустякам[299]299
  См.: Жупикова Е.Ф. Указ. соч; https://iknigi.net/avtor-elena-zhupikova/89819-e-p-durnovo-efron-istoriya-i-mify-elena-zhupikova/read/page-13.html


[Закрыть]. Она плакала и обещала исправить своё дурное поведение. Елизавета Дурново считала все её поведенческие недостатки результатом тяжёлого детства Анны, о котором она поведала подруге. Затем работа в тайном сыске дополнила её поведенческие манеры и навыки. Хорошо знавший Серебрякову по подпольной работе известный большевик А.В. Луначарский в своём выступлении на суде в апреле 1926 года дополнил её характеристику своими наблюдениями. Нарком просвещения свидетельствовал, что в общении она была «чрезвычайно разговорчивая, необычайно ласковая и отзывчивая на всё общественное и личное… Беседовали с ней о злободневных вопросах марксистской журналистики, о политических событиях, о друзьях в ссылке и за границей. А.Е. потом любила уединиться и с глазу на глаз осведомляться, что делается в нелегальной области… Очень многое о нашей деятельности она знала, хотя строго конфиденциальные факты мы ей не говорили. Потом переходила на личное: быт, здоровье, оказывала маленькие услуги. Уходя, все говорили себе: «Какой же это милый и добрый человек!»[300]300
  Жупикова Е.Ф. Указ. соч; https://iknigi.net/avtor-elena-zhupikova/89819-e-p-durnovo-efron-istoriya-i-mify-elena-zhupikova/read/page-13.html


[Закрыть].

Бывший следователь по этому делу в своей книге «Провокатор Анна Серебрякова» приводил и другие слова Луначарского. «Умом своим она меня не поражала, – отмечал известный большевик. – В теоретических вопросах больше помалкивала или поддакивала. Мне казалось, что она слишком шумна и поверхностна, чтобы глубоко вникать в теорию марксизма. А в практических делах у нее было много опыта и смекалки. Все же она была очень и очень неглупа»[301]301
  Там же.


[Закрыть]. Личные качества, приобретённые навыки и умения тайного сыска позволили Анне Егоровне на протяжении 25 лет оставаться вне подозрений, несмотря на череду громких провалов и арестов среди подпольщиков и революционеров.

Ещё в 1900-е годы Анна Егоровна, тяготясь сыскной службой и ощущая полное расстройство здоровья, неоднократно обращалась с просьбой уйти со службы в отставку. Она помнила наставления С.В. Зубатова о том, что уставших агентов надо отпускать с почётом. «Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был предан и как бы честно ни работал, всегда рано или поздно наступит момент психологического перелома… – наставлял организаторов политического сыска С.В. Зубатов. – Не прозевайте этого момента. Этот момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного кружка, устройте его на легальное место, исхлопочите пенсию…»[302]302
  Алексеев И.В. Провокатор Анна Серебрякова. М.: Изд-во политкаторжан. 1932. С. 13.


[Закрыть]

Победившая советская власть начала преследование бывших жандармов и агентов охранки. В этой связи вспомнили и о секретном сотруднике Московского охранного отделения А.Е. Серебряковой. Она была арестована 20 октября 1924 года и 7 месяцев провела под стражей в арестном доме. Затем старую женщину – инвалида по зрению выпустили на свободу под подписку о невыезде. Но бежать ей уже было некуда. Никто и нигде её не ждал. Примерно через год она вновь оказалась в камере московской Новинской женской тюрьмы.

В руках следствия оказались неопровержимые улики, подтверждавшие её многолетнее сотрудничество с Московским охранным отделением. Заседания Московского губернского суда были открытыми.

Своей вины в провокаторской работе А.Е. Серебрякова на суде не признала. Но каждый желающий мог бы сам услышать, как она рассказывала о том, что разделяла взгляды и идеи своего начальника С.В. Зубатова о необходимости легализации рабочего движения в Российской империи. Не отрицала и того, что часто помогала ему в этом деле. Но обвинений в предательстве революционеров-подпольщиков и выдаче девяти названных в обвинительном заключении их нелегальных организаций она не признала. Возмущённо реагировала на письменные свидетельства её работы по освещению деятельности революционного подполья, оглашавшиеся в суде.

Несмотря на то, что обвинением было предоставлено немало косвенных фактов, не все из которых получили подтверждение в ходе судебного разбирательства, участвовавший в процессе прокурор Б.Я. Арсеньев заявил, что в деятельности обвиняемой А.Е. Серебряковой выявлены все признаки состава преступления, предусмотренного статьёй 67 УК РСФСР от 1922 года. На этом основании он потребовал применение в отношении бывшего секретного сотрудника охранки высшей меры наказания. Состав преступления, предусмотренный статьей 67, относился к государственным преступлениям. «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, – гласил текст этой статьи, – проявленные на ответственных или особо-секретных (агентура) должностях при царском строе, караются – наказаниями, предусмотренными первой частью статьи 58»[303]303
  Уголовный кодекс Р.С.Ф.С.Р. 1922 г. с изм. и доп. // Некоммерческая интернет-версия КонсультантПлюс; http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ESU&n=42602#02553882597790762 (Дата обращения: 15.05.2021.)


[Закрыть]. Часть первая указанной статьи предусматривала высшую меру наказания и конфискацию всего имущества. При наличии смягчающих обстоятельств допускалось снижение строгости наказания до лишения свободы на срок не ниже 5 лет со строгой изоляцией и конфискацией всего имущества.

Участвовавший в судебном процессе общественный обвинитель Ф.Я. Кон поддержал прокурора. Однако против такого строгого наказания выступили защитники П.П. Лидов и А.Е. Брусиловский. При этом оба защитника А.Е. Серебряковой отмечали, что в нынешнем состоянии слепая старуха почти 70-летнего возраста не представляла реальной угрозы советскому строю. В подтверждение своих доводов защитник Лидов привёл исторический факт, когда 32-летний решительный большевик-подпольщик Виктор Ногин прибыл в Москву в 1910 году с целью убить провокатора Серебрякову. Вряд ли что-то могло его остановить. К тому времени за плечами у подпольщика-революционера было 8 арестов, 6 лет тюремной жизни и 8 побегов[304]304
  См. Ногин Виктор Павлович; https://ru.wikipedia.org/wiki/Ногин,_Виктор_Павлович (Дата обращения: 15.05.2021.)


[Закрыть]. Но когда он увидел слепую, никому не нужную старуху, он отказался от своего намерения покарать провокатора. Сам Ногин подтвердить это факт уже не мог, поскольку умер в 1924 году.

Заседания суда проходили во второй половине апреля 1926 года. Перед вынесением приговора совещание суда затянулось на целые сутки. 26 апреля суд приговорил даму «Туз», по совокупности её преступных деяний и с учётом смягчающих вину обстоятельств, к 7 годам лишения свободы. Помимо этого, она была на 5 лет поражена в правах по отбытию наказания. В срок отбытия наказания А.Е Серебряковой зачли 1,7 года её пребывания в следственном изоляторе[305]305
  Серебрякова Анна Егоровна; https://ru.wikipedia.org/wiki/Серебрякова,_Анна_Егоровна (Дата обращения: 12.05.2021.)


[Закрыть]. Но предстоявшие ей почти 5 с половиной лет заключения для 69-летней слепой женщины были равносильны смертному приговору.

В период с1925 по 1928 год председателем Московского губернского суда был Алексей Терентьевич Стельмахович. К моменту назначения на эту должность ему было 35 лет, и, судя по всему, он не имел юридического образования. Однако выходец из крестьян Могилёвской губернии к тому времени уже имел 12-летний партстаж и боевой опыт службы в Красной армии, а также Брянской и Самарской ЧК. При назначении на ключевые должности в судебной системе в 1920-е годы в первую очередь принимались во внимание революционно-боевое прошлое кандидата и его преданность делу партии большевиков. Как раз с этим у товарища А.Т. Стельмаховича всё было в порядке. Поэтому приговоры суда он утверждал с чувством исполненного революционного долга. Приговор 69-летней слепой старухе за её провокаторскую деятельность почти 20-летней давности председатель Московского окружного суда подписал без колебаний.

По злой иронии судьбы через 12 лет был сам арестован как «враг народа», обвинен в преступлениях, предусмотренных статьей 58 УК РСФСР, и приговорён к расстрелу. В феврале 1956 года А.Т. Стельмахович был реабилитирован.

Финал жизни А.Е. Серебряковой, незаурядной женщины с несчастливой судьбой, был печальным. Всеми покинутая и забытая, она умерла в заключении. Как сложилась жизнь её бывшего мужа и детей – неизвестно.

По сведениям Е.Ф. Жупиковой, полученным из архива ФСБ, А.Е. Серебрякова 18 февраля 1994 года была реабилитирована «ввиду недоказанности улик»[306]306
  См.: Жупикова Е.Ф. Указ. соч; https://iknigi.net/avtor-elena-zhupikova/89819-e-p-durnovo-efron-istoriya-i-mify-elena-zhupikova/read/page-14.html


[Закрыть].

Самозванки на тайной службе

В своих публикациях Меньщиков упоминал и о неудачах в привлечении женщин к негласному участию в политическом сыске. В качестве примера такой вербовочной ошибки бывший чиновник Департамента полиции изложил ситуацию, возникшую с крестьянкой Антониной Монаковой. По месту её проживания в городе Никольском, входившем в зону ответственности Вологодского ГЖУ, были найдены её 4 письма и рукописный устав тайного общества «Кредо». Проведённым негласным наблюдением и проверкой было установлено, что ситуация была спровоцирована самой Монаковой после ссоры со своим сожителем. При проверке доноса подтвердилось, что женщина злоупотребляет алкоголем, вступает в беспорядочные связи и при этом выдаёт себя за генеральскую дочь, окончившую гимназию. Она утверждала, что участвовала в подготовке государственного преступления, за что была осуждена и отбывала наказание как политзаключённая.

На самом деле самозванка оказалась неграмотной крестьянкой, причём неоднократно судимой. Склонность к провокациям и лживость её проявились на первоначальном дознании по факту её участия в тайных обществах «Кредо», «Защита» и «Арор». Позже она отказалась от своих признаний и заявила, что никогда не состояла ни в каких подпольных организациях и тайных обществах. Однако факт её заочного оскорбления вдовствующей императрицы подтвердился, за что она была на 3 недели помещена под арест.

При этом она ещё несколько раз обращалась в охранные отделения с сообщениями о заговорах и тайных организациях, проявляя свои фантазии и умение их излагать довольно складно. Дело дошло до того, что в ярославском «Листке Северного комитета» осенью 1903 года появилось сообщение с предупреждением о том, что Антонина Монакова, называвшая себя то швеёй, то акушеркой, то фельдшерицей, на самом деле имеет сомнительное прошлое. В этой связи всем рекомендовалось держаться от неё подальше[307]307
  См.: Меньщиков Л.П. Охрана и революция: К истории тайных полит. организаций, существовавших во времена самодержавия. В 3 ч. Ч. 3. [Начало XX в. Азеф, Серебрякова и прочие]. М.: Мосполиграф, 1925—1932. С. 68—69.


[Закрыть].

Звезда Парижского сыскного бюро

В разные периоды истории Российской империи работы по розыску политических противников царского режима за границей проводились с использованием всех доступных на тот момент средств и возможностей. Однако первые попытки организовать заграничный политический сыск на постоянной основе были предприняты лишь после образования III отделения, когда стала создаваться агентурная сеть в европейских странах. Несмотря на все усилия, тайная работа за границей велась с переменным успехом. Только после создания в мае 1883 года в Департаменте полиции самостоятельного подразделения под названием «Заграничная агентура» дело сдвинулось с места. Наиболее результативно сыск противников царской власти среди русских политэмигрантов стал проводиться после подчинения в 1898 году всей секретной службы за рубежом Особому отделу Департамента полиции.

Руководство всеми агентами за границей осуществлялось из Парижа, где в русском посольстве размещалось начальство Загранагентуры, секретное делопроизводство и архив спецслужбы. В начальный момент работа среди русских эмигрантов велась всего четырьмя секретными агентами. Со временем агентурная сеть в Европе расширилась и стала охватывать всё большее число политических партий и движений в разных странах. В 1913 году побывавший в Париже с инспекцией заведующий Особым отделом М.Е. Броецкий отмечал, что в европейских странах осуществляли тайную работу 23 секретных сотрудника, из которых 11 агентов были внедрены в партию социал-революционеров (далее – эсеров). Для сравнения можно указать, что за деятельностью РСДРП в то время наблюдали всего 2 агента. Такое пристальное внимание эсерам уделялось потому, что в этой партии имелась боевая организация, осуществлявшая теракты против представителей власти на территории Российской империи. По состоянию на 27 февраля 1917 года в Заграничной агентуре состояло 32 секретных сотрудника, из которых 15 человек осуществляли свою деятельность в Париже. Состоявшие в штате загранагентуры две женщины-агента тоже находились на тайной работе в столице Франции[308]308
  См.: Заграничная агентура Департамента полиции (Записки С. Сватикова и документы Заграничной агентуры). М.: Главархив НКВД СССР, 1941. С. 68—69.


[Закрыть].

Семья тайных агентов

Среди эсеров и польской эмиграции за границей успешно работала семейная пара Загорских – Пётр (по другим данным – Владимир) Францевич и Марья (в других источниках – Мария) Алексеевна. Оба были давними и проверенными секретными сотрудниками охранки. Когда конкретно и при каких обстоятельствах началась их служба в политическом сыске Российской империи, в общих чертах изложил политэмигрант из эсеров В.К. Агафонов, который в 1917 году в Париже участвовал в работе созданной Временным правительством комиссии по расследованию деятельности Заграничной агентуры Департамента полиции. В марте следующего года он выпустил книгу «Заграничная охранка», которая стала первым печатным изданием, рассказавшим о провокаторах и агентах, боровшихся против политических противников российской монархии за рубежом. В книге были перечислены ставшие известными по состоянию на 1 октября 1917 года фамилии около 100 секретных сотрудников, среди которых были и супруги Загорские. Приведём опубликованные в этом издании краткие сведения об их скрытой от посторонних глаз работе по политическому сыску среди политэмигрантов из России[309]309
  См.: Агафонов В.К. Заграничная охранка (Составлено по секретн. док-там Загран. агентуры и Департамента полиции). Пг.: Книга, 1918. С. 348—350.


[Закрыть]. Получается, что свою секретную службу в охранке они начали примерно с 1901 года. До выезда за границу Загорская числилась секретным сотрудником Петербургского охранного отделения под псевдонимом «Шальная». Среди парижской агентуры она была известна под псевдонимом «Шарни». Состоявший на службе под псевдонимом «Южный» Загорский, знавший польский и немецкий языки, в основном занимался «освещением» польского революционного движения. Затем, примерно в 1902—1903 годах, семейная агентура Загорских вместе с назначенным на заграничную работу Л.А. Ратаевым перебралась в Париж.

Заметим, что Леонид Александрович, которому в молодые годы прочили блестящую военную карьеру, неожиданно после четырёх лет службы вышел в отставку из лейб-гвардии Уланского полка. В 1882 году он поступил на службу в Департамент полиции МВД, ставший правопреемником расформированного III отделения. За 16 лет он прошел успешный служебный путь от делопроизводителя до заведующего Особым отделом. С этой должности в июле 1902 года он был назначен заведующим Заграничной агентурой.

При этом, по сведениям В.К. Агафонова, в состав Заграничной агентуры Загорские в то время ещё не были включены. Спустя время, они при поддержке нового заведующего Заграничной агентурой Ратаева получили задания на внедрение в российскую политическую эмиграцию. Марье Алексеевне было поручено «освещение» внутренней обстановки в партии эсеров[310]310
  Там же. С. 60.


[Закрыть].

М.А. Загорская слыла секретным сотрудником со сложным характером, что лишний раз подтверждало её оперативный псевдоним «Шальная» и правоту С.В. Зубатова, призывавшего работать с агентами индивидуально с учётом их личных качеств. И тем не менее она была в числе самых лучших и результативных заграничных секретных сотрудников, работавших среди «верхов» партии социал-революционеров (эсеров). Так было, когда в 1902—1905 годах Парижским бюро российской охранки заведовал Л.А. Ратаев. Столь высокая оценка сыскных заслуг М.А. Загорской сохранилась в период с 1905 по 1909 год при новом руководителе А.М. Гартинге. Кстати, его карьера в политическом сыске начиналась, как и у многих других сотрудников охранки, с увлечения революционной романтикой. В революционное движение он вступил под своим настоящим именем – Авраам-Арон Мойшевич Геккельман. Позже в охранном отделении он получил псевдоним «Абрам Ландезен». При этом возникает законный вопрос – почему евреев и поляков внутри империи нельзя было брать даже в филёры, а среди Зарубежной агентуры их было достаточно много?

Сменивший Гартинга статский советник А.А. Красильников тоже был высокого мнения об агентских способностях и большой ценности предоставляемой информации секретным сотрудником под псевдонимом «Шарни». Об этом свидетельствовал и тот факт, что Марья Алексеевна имела самый высокий оклад среди всех секретных сотрудников Парижского бюро. Она каждый месяц получала по 3500 франков. В годовом исчислении её вознаграждение составляло 42 000 франков, что по тем временам составляло огромную сумму. Некоторые сравнивали её вознаграждение с министерским жалованьем.

Маскировка жизни не по средствам

С течением времени росло материальное благополучие семейства тайных агентов. Например, П.Ф. Загорский в начале своей агентской службы за своё соглядатайство получал 60 рублей в месяц, хотя многим его сотоварищам по тайному сыску назначались выплаты ещё ниже – от 40 рублей. Судя по всему, его дебют состоялся в Санкт-Петербургском охранном отделении. Это был тревожный год в столице: летом 1901 года погиб начальник отделения В.М. Пирамидов, временно был назначен жандармский подполковник Н.И. Мочалов, которого сменил жандармский подполковник Я.Г. Сазонов.

Возможно, что к тому времени секретный агент Загорский успел себя как-то проявить в деле политического сыска, что позволило перевести его на заграничный участок работы. Так он оказался в подчинении Парижского бюро охранки. Судя по всему, в это время он уже состоял в браке с М.А. Загорской. Выезд за рубеж позволил семейной паре секретных агентов значительно повысить свой доход. Вознаграждения главе семейства стали выплачиваться в франках и в значительно больших размерах, чем за секретную службу в российской столице. При этом месячный оклад супруги-агента был намного выше, чем жалованье секретного сотрудника мужа.

Политические секреты и партийные тайны эсеров в Париже оплачивались руководством Заграничной агентуры достаточно высоко. Поэтому семейная пара российских секретных агентов во французской столице жила роскошно, не стесняя себя в средствах. В целях конспирации и для оправдания больших расходов Загорские всем рассказывали о своём богатстве и полученном большом наследстве в России. Например, сама Загорская везде утверждала, что она происходит из богатой купеческой семьи. На самом же деле Марья Алексеевна родилась в крестьянской семье и до замужества носила фамилию Андреева. В то же время Пётр Францевич выдавал себя за «кроацкого вельможу»[311]311
  См.: Агафонов В.К. Указ. соч. С. 135.


[Закрыть]. Кроатия – от латинского Croātia. Так в то время по-старому именовали Хорватию. Это небольшое государство существует и сегодня. Оно располагается на юге Центральной Европы или, по-иному, в Южной Европе.

С началом Первой мировой войны подданный австрийской короны Пётр Загорский, видимо, чтобы не оказаться в армии врагов Российской империи, решил принять французское подданство. Затем он поступил на службу во французскую армию. Франция в той войне была союзником России. Служба его не всегда шла гладко. Загорского даже заподозрили в шпионаже в пользу Австрии, но после разбирательства всё для него обошлось без каких-либо серьёзных последствий. Кстати, со сменой подданства Загорский лишился и своего парижского прикрытия в качестве «кроацкого вельможи», поскольку Хорватия, или, как тогда её называли, Государство словенцев, хорватов и сербов, входила в состав Австро-венгерской империи и формально относилась к числу противников России и Франции.

А секретный сотрудник «Шарни» продолжала свою работу в Парижском бюро, соблюдая все правила конспирации. Именно поэтому, на наш взгляд, о ней самой и её деятельности так мало известно. «В бумагах Заграничной агентуры, – писал В.К. Агафонов, – мы не нашли данных, которые позволили бы документально установить этапы провокаторской деятельности Загорской; изыскания в архивах Департамента тоже не помогли нам разобраться в этом темном вопросе»[312]312
  Агафонов В.К. Парижские тайны царской охранки. М.: Русь, 2004; https://coollib.net/b/292516-valerian-konstantinovich-agafonov-parizhskie-taynyi-tsarskoy-ohranki/read


[Закрыть]. Не удалось получить какие-либо уточняющие или дополняющие сведения о личности и работе секретного сотрудника «Шарни» и комиссару Временного правительства С.Г. Сватикову, направленному с особыми полномочиями в мае 1917 года в Париж для ликвидации Заграничной агентуры Департамента полиции[313]313
  Сватиков Сергей Григорьевич; https://ru.wikipedia.org/wiki/Сватиков,_Сергей_Григорьевич (Дата обращения: 21.07.2022.)


[Закрыть]. По результатам своей командировки он в сентябре 1917 года представил свой отчёт Временному правительству, а чуть позже издал в 1918 году в Ростове-на-Дону книгу «Русский политический сыск за границей». Но о секретном сотруднике «Шарни» новых сведений он тоже не обнаружил. Однако, пользуясь предоставленными ему правами следователя по особо важным делам, Сватиков попытался «провести полное расследование деятельности русской Заграничной политической агентуры со всеми ее разветвлениями… Результатом заграничной работы Сватикова стало 100 следственных производств, 85 из которых касались секретных сотрудников Заграничной агентуры»[314]314
  Маркедонов Сергей. История одной реорганизации // Русский журнал. 2001. 13 сентября; http://old.russ.ru/politics/20010913-mar.html


[Закрыть]. Было ли возбуждено следственное дело в отношении М.А. Загорской – «Шарни», осталось тайной.

По нашему мнению, до сих пор не изучены многие вопросы её тайной деятельности и реальная биография, которые продолжают оставаться под покровом загадок и времени.

Открытое неподчинение секретного агента

Однако жизнь секретного агента «Шарни» всегда была полна неожиданностей. Известно, что мадам Загорская категорически отказалась перейти в подчинение к А.В. Эргардту. Жандармский ротмистр прибыл в феврале 1910 года в Париж в помощь заведовавшему Загранагентурой статскому советнику А.А. Красильникову. С того времени вся работа по политическому сыску за рубежом на период до 1912 года включительно фактически перешла в ведение Эргардта. Александр Владимирович, получив в подчинение секретных агентов практически во всех крупных европейских столицах, начал строить работу с ними по своим правилам. В этой связи опытный секретный агент Загорская отказалась переходить в подчинение к вновь прибывшему жандармскому офицеру.

В силу разных обстоятельств обстановка среди секретных сотрудников Департамента полиции за рубежом становилась всё более напряжённой. Отчасти это было связано с новыми разоблачениями провокаторов и секретных агентов Л.В. Бурцевым, Л.П. Меньщиковым и М.Е. Бакаем. Поэтому «внутренние трения» между Загорской и Эргардтом, длившиеся более 8 месяцев, добавляли нервозности в отношениях между штатными и секретными сотрудниками политического сыска за рубежом. А в ряде случаев порождали неуверенность в негласной работе. В основе возникшего взаимного недопонимания, на наш взгляд, лежала женская обида Загорской, которая до этого была в прямом подчинении заведовавшего Заграничной агентурой Департамента полиции. Она давно была признана лучшей и привыкла к своему особому положению среди секретных сотрудников, а также к возможности прямого общения с руководством. Теперь же ей предписывалось перейти в подчинение к жандармскому ротмистру, вскоре ставшему подполковником, не являвшемуся первым лицом в Парижском бюро. В сложившейся ситуации А.А. Красильников был вынужден пойти на компромисс и оставить Загорскую в своём подчинении. В конце февраля 1910 года он доложил директору Департамента полиции Н.П. Зуеву, что Эргардт вступил в руководство агентами, кроме одного, оставшегося в подчинении самого Красильникова[315]315
  См.: Агафонов В.К. Указ. соч. С. 122, 127.


[Закрыть].

В то время, по оценкам российских властей и руководителей политического сыска, наибольшую опасность представляла партия эсеров, имевшая боевую организацию, ориентированную на индивидуальный террор внутри империи. В этой связи в заграничной службе охранки внедрение в эмигрантские организации партии социал-революционеров было приоритетным направлением секретной работы.

Очень часто секретных сотрудников охранки обвиняли в открытом провокаторстве. Однако, согласно требованиям параграфа 8 «Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения», строго предписывалось: «Состоя членами революционных организаций, секретные сотрудники ни в коем случае не должны заниматься так называемым «провокаторством», то есть сами создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли»[316]316
  Заграничная агентура Департамента полиции (Записки С. Сватикова и документы Заграничной агентуры). М.: Главархив НКВД СССР, 1941. С. 123.


[Закрыть]. При этом в параграфе 4 той же Инструкции руководителям розыска напоминалось, что «сотрудничество» от «провокаторства» отделяется весьма тонкой чертой, которую очень легко перейти[317]317
  См.: Там же. С. 122.


[Закрыть].

Особенно резко реагировали на выявленные факты провокаций эсеры. Боевики этой партии предателей и провокаторов, как правило, карали смертью. Это был опасный участок тайной работы, на котором «работало» вдвое больше секретных сотрудников, чем во всех остальных российских партиях. Да и жалованье секретных сотрудников, действовавших среди эсеров, было выше, чем у остальных агентов. Так, например, мадам Загорская в разные периоды своей тайной службы получала от 2500 до 3500 франков в месяц[318]318
  См.: Агафонов В.К. Указ. соч. С. 123.


[Закрыть]. При этом Мария Алексеевна содержала политический салон партии эсеров в Париже, двери которого всегда были открыты не только для партийных руководителей, но и для рядовых партийцев[319]319
  Там же. С. 129.


[Закрыть].

Конфликтная ситуация сразу же сказалась на результатах тайной работы. Новый начальник не потерпел столь открытого неповиновения и стал особо внимательно контролировать деятельность семейной пары Загорских. Вскоре их уличили в предоставлении ложных сведений о своих действиях. Так, муж-агент сообщил жене-агенту неверную дату своего прибытия в Петербург. При проверке оказалось, что в указанную дату он находился в австрийской столице. Как известно, маленькая ложь порождает большое недоверие. Особенно в столь деликатной сфере, как политический сыск. Руководство Загранагентуры отметило явное снижение полноты и качества предоставляемой агентской парой оперативной информации.

Чтобы переломить ситуацию открытого неповиновения, Красильников с Эргардтом решили воспользоваться проверенным способом по оказанию финансового давления на главное звено противодействия – М.А. Загорскую. Распоряжением Департамента полиции ей почти на треть уменьшили месячное жалованье – с 3,5 тысячи до 2,5 тысячи франков. Однако и этот приём не помог уладить конфликт. Видимо, когда ей подобрали псевдоним «Шальная», то тем самым точно определили её черты характера и личные качества. В своём противостоянии с жандармским подполковником секретный сотрудник Загорская стояла на своём, несмотря на растущее недовольство начальства и личные материальные потери. Красильников неоднократно докладывал об этой конфликтной ситуации в Департамент полиции. Особо при этом подчёркивая, что «работа» Загорской стала менее результативной, чем во времена руководства Ратаева и Гартинга. Упомянул он и о случае с Загорским, имевшим псевдоним «Южный», когда его уличили в представлении ложных сведений о датах перехода границы и прибытия в Петербург, в то время как он оставался в те дни в городе Вена. «К изложенному, – докладывал Красильников начальству, – считаю необходимым добавить, что так называемая «Главная Агентура» до настоящего времени не даёт никаких существенных сведений, ограничиваясь передачею мало определённых слухов, а в приведённом выше случае сообщение её прямо не соответствовало истине»[320]320
  Агафонов В.К. Указ. соч. С. 133. Стиль и грамматика текста сохранены. – М.С.


[Закрыть]. Не помогло и снижение месячного жалованья Загорской на 1000 франков – до суммы 2500 франков.