Текст книги "Женские лица русской разведки"

Вместе с тем Столыпин считал весьма опасным соединение усилий революционно настроенных нижних чинов столичного гарнизона и депутатской фракции социал-демократов II Государственной думы. Когда генерал Герасимов доложил ему о подготовке «солдатского наказа» депутатам, председатель Совета министров пожелал лично ознакомиться с его текстом. Такие возможности у начальника Петербургского охранного отделения имелись. И это был не агент охранки Болеслав Бродский, как считали позже участники и современники тех событий. «Деятельность военной социал-демократической организации, – вспоминал позже генерал А.В. Герасимов, – находилась под моим постоянным наблюдением. В числе моих секретных агентов была, между прочим, Екатерина Шорникова, известная под кличкой «Казанская»… Шорникова с самого начала работала в военной организации в качестве пропагандистки, иногда выполняла обязанности секретаря, что давало ей возможность быть осведомленной о всех делах организации. Именно она первая сообщила о попытках социал-демократических депутатов непосредственно связаться с военными организациями»[358]358
  Герасимов А.В. На лезвии с террористами // «Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. В 2 т. Т. 2. М.: Нов. литер. обозрение, 2004. С. 254—255.


[Закрыть]. Как видим, начальник столичного отделения политического сыска, спустя время, прямо и открыто назвал своего самого результативного секретного сотрудника среди руководящего состава Петербургского комитета РСДРП и его военной организации.

Ключевое предназначение «солдатского наказа»

Всё началось с того, что внутри Петербургской военной организации возникла идея письменно изложить пожелания солдат столичного гарнизона для последующего рассмотрения их на заседании во II Государственной думе. С этой целью руководитель военной организации студент Петербургского университета А.Б. Сапотницкий, известный в партийных кругах под псевдонимом «Алибей», в начале мая 1907 года обратился к члену столичного комитета РСДРП Войтинскому с просьбой написать проект такого документа.

Поводом для их знакомства послужила статья В.С. Войтинского «О некоторых особых задачах второй Государственной Думы»[359]359
  «Пролетарий» № 12 25 января 1907 г. С. 3—5. Гос. публичн. ист. библиотека России; http://elib.shpl.ru/ru/nodes/34588—12—25-yanvarya (Дата обращения: 01.11.2021.)


[Закрыть], появившаяся в социал-демократической газете «Пролетарий» в конце января (по другим сведениям – в марте) 1907 года. Текст напечатан в бумажном экземпляре январского номера газеты, однако там же есть сноска, что «Статья опоздала вследствие недостатка места. Ред.»[360]360
  Там же. С. 3.


[Закрыть]. Реально этот экземпляр газеты был доставлен в Петербург в марте 1907 года. Газета «Пролетарий» являлась органом С.-Петербургского и Московского комитетов РСДРП и издавалась с августа 1906 по ноябрь 1909 года в городах: Выборг, Москва, Женева и Париж.

Не вдаваясь в детали, отметим, что публицист Войтинский взялся за работу над наказом и на утро следующего дня подготовил рукописный вариант текста. Автор его назвал: «Наказ в с.-д. рабочую фракцию Государственной Думы от представителей воинских частей Петербургского гарнизона»[361]361
  Войтинский В.С. Годы побед и поражений. В 2 т. Кн. 2. На ущербе революции. Берлин: Изд. Гржебина, 1924. С. 202.


[Закрыть]. В нём говорилось о необходимости большего внимания со стороны депутатов Думы к положению солдатской массы в казармах. Отмечалось, что необходимо на деле заботиться о нуждах нижних чинов, поскольку от этого зависит, за кем пойдет армия – за народными представителями или станет защитницей царской власти.

Наказ был написан Войтинским от руки, но потом он решил, что будет лучше, если его почерка не будут знать в военной организации. «Тогда я попросил, – вспоминал он позже, – мою сестру переписать наказ, – что она и исполнила, не задавая мне никаких вопросов по поводу содержания рукописи»[362]362
  Войтинский В.С. Годы побед и поражений. В 2 т. Кн. 2. На ущербе революции. Берлин: Изд. Гржебина, 1924. С. 204.


[Закрыть]. На другой день автор передал при личной встрече текст наказа из рук в руки Сапотницкому в присутствии партийных активисток Лидии Субботиной и Нины Морозовой. «В Петербурге, как и в других местах, – позже писал автор «солдатского наказа» В.С. Войтинский, – в военной организации работали по преимуществу женщины, так как опыт доказал, что им легче удается завязывать знакомство с солдатами, проникать в казарму и т.д.»[363]363
  Там же. С. 200.


[Закрыть].

Содержание наказа с незначительными поправками было утверждено на заседании комитета военной организации. «…с наказа снято 10 копий, которые отправлены в различные воинские части, – сообщил 5 мая Сапотницкий автору «солдатского наказа», – и сегодня же вечером наказ будет вручен с.-д. фракции»[364]364
  Там же. С. 204; http://elib.shpl.ru/ru/nodes/4929-kn-2-na-uscherbe-revolyutsii-v-2-h-ch-ch-1-v-stroyu-1906—1907-ch-2-tyurma-i-ssylka-1908—1916—1924#mode/inspect/page/206/zoom/8


[Закрыть].

А дальше всё пошло не по плану. И солдаты, прибывшие на встречу, и депутаты из социал-демократической фракции попали в полицейскую засаду и были арестованы. Задержали и присутствовавшего там автора наказа. Однако он был за себя спокоен, поскольку сам наказ, переданный в военную организацию, был переписан рукой другого человека.

Выясняя, каким образом в руки охранки попала копия «солдатского наказа», социал-демократы пришли к выводу, что к обвинению был приложен текст, в котором не было тех незначительных изменений, которые были внесены на заседании комитета. Иными словами, в руках политического сыска оказался, скорее всего, вариант наказа до его рассмотрения в партийном комитете. Предполагали, что это могла быть одна из 10 копий, отправленных для ознакомления в воинские части Петербургского гарнизона.

В столичном охранном отделении тоже внимательно изучали содержание наказа и искали его автора. Об этом писал в 1911 году бывший секретный сотрудник Болеслав Бродский. «Когда я явился к Герасимову, – вспоминал позже раскаявшийся агент охранки, – он показал мне копию наказа, написанную начерно на листе почтовой бумаги, и спросил меня, знаю ли я этот почерк… Откуда Герасимов достал этот черновик, мне до сих пор неизвестно; ясно, что в военной организации, кроме меня, были и другие лица, служившие агентами полиции»[365]365
  Войтинский В.С. Годы побед и поражений. В 2 т. Кн. 2. На ущербе революции. Берлин: Изд. Гржебина, 1924. С. 215; http://elib.shpl.ru/ru/nodes/4929-kn-2-na-uscherbe-revolyutsii-v-2-h-ch-ch-1-v-stroyu-1906—1907-ch-2-tyurma-i-ssylka-1908—1916—1924#mode/inspect/page/217/zoom/8


[Закрыть]. Под подозрение охранки попали трое партийцев, известных как публицисты, а также выступавшие в качестве авторов листовок и прокламаций.

Сам по себе факт подготовки «солдатского наказа» для передачи депутатам социал-демократической фракции II Госдумы не был чем-то необычным. Это был просто способ заявить о проблемах, существовавших в жизни и службе нижних чинов в армии. Кстати, 16 февраля 1907 года была выпущена листовка Петербургского комитета РСДРП с проектом наказа депутату от рабочих[366]366
  См.: Листовки петербургских большевиков. 1902—1907. В 2 т. Т. 1. М. – Л.: Гос. политиздат, 1939. С. 498—500.


[Закрыть].

Надо заметить, что вокруг «солдатского наказа» произошло много таинственных событий. Например, в отличие от рассказа Бродского, сам генерал А.В. Герасимов на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 26 апреля 1917 года рассказал, что раскрытием дела о социал-демократической фракции II Госдумы занимался его заместитель полковник В.И. Еленский. Он же был куратором секретных сотрудников Шорниковой и Бродского. При этом Герасимов сообщил, что сам он Бродского «ни разу не видел»[367]367
  Падение царского режима: Стенограф. отчёты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвыч. Следств. Комиссии Времен. Прав-ва. В 7 т. Т. 3. Допрос Герасимова. 26 апреля 1917 г. М. – Л.: Госиздат, 1925. С. 7.


[Закрыть]. Как видим, это утверждение противоречит приведённому ранее сообщению Бродского о том, что они встречались с целью выяснения автора по подчерку уже имевшегося у генерала на руках рукописного варианта наказа. А по словам Шорниковой, получалось, что она передала Еленскому машинописную копию наказа. Судя по воспоминаниям участников тех событий, в ходе следственных и судебных разбирательств упоминалась именно машинописная копия наказа, подлинность которой была подтверждена свидетельскими показаниями участников встреч по ознакомлению с текстом наказа и обсуждению его содержания. Присутствовала на всех этих встречах и собраниях секретарь военной организации РСДРП «Ирина», одновременно являвшаяся секретным сотрудником столичного охранного отделения.

Об агенте под псевдонимом «Казанская» знали председатель Совета министров и, по совместительству, министр внутренних дел Столыпин, а также товарищ министра внутренних дел Макаров и директор Департамента полиции Трусевич. Поскольку она уже была объявлена в розыск как секретарь военной организации РСДРП, Еленский выдал ей паспортную книжку на вымышленное имя, вручил 35 рублей и рекомендовал спешно уехать из столицы[368]368
  См.: Падение царского режима: Стенограф. отчёты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвыч. Следств. Комиссии Времен. Прав-ва. В 7 т. Т. 3. Допрос Герасимова. 26 апреля 1917 г. М. – Л.: Госиздат, 1925. С. 1—9.


[Закрыть].

Полученную от агента «Казанской» машинописную копию наказа Еленский предоставил генералу Герасимову до его передачи в виде первого экземпляра – машинописного подлинника депутатам Думы. Однако при полицейском обыске подлинник обнаружен не был. По наиболее вероятной версии, он был у одного из присутствовавших на встрече думских депутатов социал-демократической фракции, которые, в силу своего положения по закону, не могли подвергаться личному досмотру и обыску. Этим объясняется тот факт, что при дальнейших разбирательствах использовался текст машинописной копии, полученной от агента охранки Е.Н. Шорниковой.

Генерал Герасимов при докладе Столыпину о результатах секретной операции передал ему текст «солдатского наказа». Этот документ стал одним из важных пунктов обвинения арестованных депутатов и членов военно-боевой организации социал-демократов.

Заметим, что к 1907 году военно-боевая организация социал-демократов представляла собой значительную силу. Так, например, военную организацию в то время возглавлял общегородской комитет РСДРП, включавший в свой состав представителей столичного комитета, ответственных организаторов, агитатора, пропагандиста и секретаря. Во второй половине 1906 года петербургские социал-демократы проводили агитационно-пропагандистскую «работу в 44 воинских частях и соединениях, в том числе в 13 полках, 3 бригадах, 3 флотских экипажах, 5 отдельных батальонах»[369]369
  Военные организации российского пролетариата и опыт его вооруженной борьбы. 1903—1917. М.: Наука, 1974. С. 144.


[Закрыть]. Важное значение в этой работе имела самая крупная военная газета «Казарма», издававшаяся РСДРП нелегально с февраля 1906 года.

Тяжёлые последствия провала

Что касается депутатов II Думы, избранных от партий левого толка, то их судьба была незавидна. После лишения неприкосновенности были арестованы 37 депутатов от оппозиции. Активизировались аресты членов военной организации РСДРП, которые начались еще в мае 1907 года. Всего в тюремных застенках оказалось более 50 членов подпольной организации РСДРП, из которых более половины были солдатами. В закрытом судебном процессе в Особом присутствии правительствующего Сената, прошедшем с 22 ноября по 1 декабря 1907 года, были признаны виновными 38 человек. Они были присуждены к различным видам и срокам наказания:

– 11 человек были лишены прав состояния и сосланы на 5 лет на каторгу;

– 15 подсудимых, также лишенных прав состояния, получили по 4 года каторги;

– 12 осуждённых были лишены прав состояния и отправлены в ссылку – на поселение.

Ещё 11 человек, привлечённых к суду, были оправданы ввиду недоказанности их вины[370]370
  См.: Джунковский В.Ф. Гл. 3. 1907 год // Воспоминания. Т. 1. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1997. Электрон. книга; http://www.uhlib.ru/gosudarstvo_i_pravo/vospominanija_tom_1/p5.php (Дата обращения: 10.10.2021.)


[Закрыть].

Был осуждён к 5 годам каторги студент Петербургского университета Альберт Борисович Сапотницкий, состоявший координатором военной организации при столичном комитете РСДРП. Его, известного среди революционеров под псевдонимом «Алибей», как и многих других членов столичной военной и боевой организаций социал-демократов, предал провокатор охранки Бродский. Однако сам арестант первое время подозревал, что копию с «солдатского наказа» снял его сокурсник по университету, с которым они проживали в одной комнате. В это время документ лежал в свободном доступе в ящике стола в их общей комнате. «Сапотницкий был уверен, – вспоминал позднее автор наказа, – что именно этот господин, за время его отсутствия, списал, – или может быть, сфотографировал, – документ для Охранного Отделения»[371]371
  Войтинский В.С. Годы побед и поражений. В 2 т. Кн. 2. На ущербе революции. Берлин: Изд. Гржебина, 1924. С. 215.


[Закрыть]. Позже были обнаружены факты, изобличавшие в этой провокации секретного сотрудника охранки Б. Бродского. А в 1913 году в этом деянии добровольно созналась бывший секретный сотрудник охранки «Казанская». Под этим псевдонимом скрывалась Е.Н. Шорникова-Юдкевич.

После нового приговора суда за попытку побега Сапотницкий был переведён из Владимирской тюрьмы в Орловский каторжный централ, где спустя 18 дней он повесился. Однако позже стало известно, что его в течение нескольких дней жестоко избивали тюремщики. Была версия, что надзиратели накануне вновь избили бывшего студента до бессознательного состояния, а затем они повесили его с целью имитации самоубийства[372]372
  См.: Гернет М.Н. История царской тюрьмы. В 5 т. Т. 5. Шлиссельбургская каторжная тюрьма и Орловский каторжный централ. 1907—1917. М.: Юрид. лит-ра, 1963. С. 272—275.


[Закрыть]. Однако другие сидельцы считали, что он просто не выдержал постоянных издевательств и сам свёл счёты с жизнью.

Помимо арестованных социал-демократов, в сентябре 1907 года военному суду были преданы 34 нижних чина из разных столичных воинских частей, включая несколько лейб-гвардейских полков и флотский гвардейский экипаж. Петербургский военно-окружной суд признал 17 человек виновными в участии в тайном сообществе под названием «Военная организация при Петербургском комитете и при Объединённом комитете Российской социал-демократической рабочей партии». Указывалось, что названная организация ставила своей целью «насильственное изменение посредством народного восстания и мятежей в частях армии и флота установленного в государстве монархического образа правления на республиканский»[373]373
  Гернет М.Н. История царской тюрьмы. В 5 т. 3-е изд. Т. 4. Петропавловская крепость. 1900—1917. М.: Госюриздат, 1962. С. 151—155.


[Закрыть].

Реакция социал-демократов на громкий провал

Как вспоминала спустя 6 лет после тех памятных событий сама Шорникова-Юдкевич, в начале разбирательств в социал-демократических кругах о провокации не говорили. Никакие подозрения в чей-либо адрес не высказывались. «В организации было устроено заседание, – рассказывала Екатерина Николаевна, – где был поднят вопрос о причинах провала и было вынесено постановление, что провал произошел по вине самой организации, вследствие ее небрежности»[374]374
  Запись рассказа Е.Н. Шорниковой об ее агентурной деятельности, сделанная директором Департамента полиции Белецким // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 95.


[Закрыть].

В сложившейся ситуации, видимо, наибольшее беспокойство в РСДРП вызывала судьба депутатов социал-демократической фракции и их думских сторонников, чем подробное разбирательство в деталях провала. Представительство социал-демократов в Госдуме являлось стратегической целью РСДРП. «Нам необходимо, – писал в те годы Л.Д. Троцкий, – иметь в Думе группу социал-демократических депутатов… Каждый депутат в отдельности для нас ценен лишь постольку, поскольку он фиксирует на себе, как на представителе ясно очерченной партии, внимание своих избирателей и тем организует их вокруг социал-демократии»[375]375
  Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. 4. Политическая хроника. 1900—1914. М. – Л.: Госиздат, 1926. – С. 198.


[Закрыть]. Вместе с тем, помимо ареста думской фракции, социал-демократы понесли тяжёлые потери и по другим важным направлениям работы. Оставшиеся на свободе партийцы искали причины почти полного разгрома столичной организации РСДРП. При этом возможность провокации столичной охранки, судя по всему, не исключалась. «Ошибки в нераспознании провокаторов, – писал спустя десятилетие летом 1917 года в газете «Правда» В.И. Ленин, – были со всеми, без исключения, партиями. Это факт»[376]376
  Правда. 1917. № 68.


[Закрыть]. Разоблачённые провокаторы были и в рядах РСДРП.

Позже Троцкий изложил свою оценку событий, связанных с разгоном Госдумы в 1907 году. «Против социал-демократической фракции II Думы, – писал он в 1912 году из Вены, – выдвигается одновременно наскоро слаженное охраной обвинение в подготовке вооруженного восстания… Подлое дело 3 июня сделано. Главные участники предприятия: провокатор Бродский, охранник Герасимов, временщик Столыпин и самодержец Николай Романов»[377]377
  Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. 8. Политические силуэты. М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 150.


[Закрыть].

Как видно из текста, до 1911 года, когда агент охранки Бродский опубликовал своё признание об участии в провокации против депутатов социал-демократической фракции II Государственной думы, никаких конкретных фактов предательства среди членов Петербургского комитета РСДРП и его вооружённой организации в событиях лета 1906 года у революционеров не было. Подозрения и сомнения у некоторых партийцев, видимо, уже существовали, но доказательства и конкретные факты для обвинения кого-либо в предательстве или провокации отсутствовали. Во всяком случае, они публично ни Бродскому, ни Шорниковой не предъявлялись. Начиная с 1911 года разоблачениями в отношении Б. Бродского занялся известный борец с провокаторами В.Л. Бурцев.

Однако об участии в провокации 1907 года агента охранки Е.Н. Шорниковой долгое время речи вообще не шло, хотя она сама считала свой провал раскрытым и опасалась мести со стороны боевиков социал-демократической партии. Похоже, что и провокатор Бродский до поры до времени не знал, что партийная активистка «Ирина» и секретный сотрудник охранки «Казанская» являются одним и тем же лицом. В таком случае получается, что в 1913 году она сама себя публично раскрыла в качестве соучастницы провокации, повлекшей разгон II Думы и аресты депутатов социал-демократической фракции и военнослужащих столичного гарнизона.

Устав постоянно скрываться от преследования полиции и мести боевиков из РСДРП, агент «Казанская» решилась на такой неожиданный и рискованный шаг. Она сдалась властям. Да ещё и потребовала открытого суда над собой для того, чтобы снять с себя обвинения в принадлежности к партии социал-демократов, а также в подготовке вооружённого восстания в 1907 году и тем самым избежать уголовного преследования за не существовавшее соучастие в государственном преступлении против монархии и верховной власти в Российской империи. Но все эти события имели место позже.

Вину за провал возложили на провокатора Бродского

В 1911 году в социал-демократической партии провокатором, ставшим, по мнению главного разоблачителя провокаторов В.Л. Бурцева, главным звеном в деле разгона II Государственной думы и ареста депутатов социал-демократической фракции, а также провала Петербургского комитета и его военной организации считали агента охранки Болеслава Бродского. Тем более что он сам публично в этом сознался на страницах парижской газеты «Будущее». Газета стала выходить с октября 1911 года и уже в № 1 редактор Бурцев поместил анонс о заявлении Бродского и привёл краткие сведения о нём[378]378
  См.: Будущее. 1911. № 1. С. 4.


[Закрыть]. Само заявление потомственного дворянина и, по совместительству, бывшего секретного сотрудника столичного охранного отделения Б. Бродского, адресованное министру юстиции Российской империи, было опубликовано в № 4 газеты в ноябре того же года.

В заявлении, со ссылкой на обвинительный акт в уголовном деле о государственном преступлении, связанном с подготовкой в 1907 году вооружённого восстания революционно настроенных рабочих при поддержке войск столичного гарнизона, он указал на то, что в следственных материалах фигурирует секретарь военной организации РСДРП Екатерина Шорникова, которая в те дни избежала ареста и с тех пор числилась в листах полицейского розыска. «Это утверждение о нерозыске, – писал Болеслав Бродский, – или роковая ошибка, или грубое издевательство над требованием судебных властей»[379]379
  Будущее. 1912. № 42. С. 3.


[Закрыть]. Далее бывший агент охранки, ставший политэмигрантом, сообщал из Парижа о том, что столичное охранное отделение и лично его начальник генерал Герасимов имели всю информацию о местонахождении Шорниковой, но мер к её аресту не предпринимали. Когда она в 1907 году перешла на нелегальное положение и решила вернуться на родину в Казань, то за её отъездом из Петербурга наблюдали филёры охранки, но мер к её задержанию не предприняли. По прибытии в Казань она первое время проживала в номерах Соболевского, о чём также было известно органам политического сыска. Иными словами, бывший секретный сотрудник указал на бездействие охранного отделения в отношении находящей в розыске секретаря военной организации столичных социал-демократов Шорниковой, имевшей партийный псевдоним «Ирина». Не называя её агентом охранки и провокатором, он сформировал почву для подозрений и сомнений в отношении неё у партийных руководителей РСДРП. И всё это произошло как раз в то время, когда самого Бродского партийцы обоснованно считали лично причастным к громкому процессу над депутатами социал-демократической партии и революционно настроенными нижними чинами ряда воинских частей столичного гарнизона.

Именно его, как мы уже отмечали, клеймил в своих публикациях известный партийный публицист Л.Д. Троцкий, являвшийся в то время редактором социал-демократической газеты «Правда». Газета регулярно издавалась в Вене тиражом около 4 тысяч экземпляров и переправлялась для распространения на территории Российской империи. Во второй половине декабря 1911 года в публикации «Ничто им не поможет» редактор продолжил тему разоблачения провокатора охранки Бродского. «В Петербурге имелась в 1907 г. военная социал-демократическая организация. В секретари её, то есть фактически в распорядители, – писал партийный трибун Л.Д. Троцкий, – охрана провела провокатора Бродского. Незадолго до роспуска второй Думы начальник охраны Герасимов поручает Бродскому создать связь между социал-демократической военной организацией и думской фракцией. В организации всплывает мысль о наказе думской фракции от войск… гарнизона, – и черновик наказа немедленно переходит в руки Герасимова и редактируется им… Наказ солдат заключал в себе перечень солдатских требований, обращенных к Думе, но никак не план вооруженного восстания»[380]380
  Так в тексте. Правда. 1911. № 23. Стиль и грамматика текста сохранены. – М.С.


[Закрыть].

Как видим, Троцкий вновь назвал агента охранки Бродского в числе организаторов и исполнителей той скандальной провокации. Мог ли этот видный деятель российской социал-демократии ошибаться? По нашему мнению, мог в силу ряда причин. Во-первых, после второго побега из сибирской ссылки он в течение 11 лет проживал за границей и, скорее всего, не вполне владел информацией о событиях в России. В столицу империи он вернулся лишь после Февральской революции 1917 года. Во-вторых, он до своего возвращения в Россию не состоял в рядах РСДРП, хотя и возглавлял социал-демократические объединения Августовского блока и межрайонцев. По этой причине он просто не мог в полном объёме владеть внутрипартийной информацией и иметь доступ к конфиденциальным документам РСДРП.

Вполне возможно, что подлинная история той судьбоносной для России провокации и круг её участников так и остались бы до конца не раскрытыми, если бы дальнейшие события не стали бы развиваться по ранее не предусмотренным сценариям. И важным звеном в цепочке взаимосвязанных событий стало признание самой Шорниковой о своей службе в охранном отделении и её требование открытого суда над собой для того, чтобы снять все ранее выдвинутые против неё обвинения в принадлежности к революционной организации и участии в подготовке вооруженного восстания в Петербурге в 1907 году.

Скрывалась от своих и чужих

Провокаторская роль агента охранки «Казанской», как видим, была раскрыта не сразу. Первая оценка ситуации провала военной организации РСДРП в столице самими революционерами оценивалась как допущенная небрежность в работе партийной организации.

Из-за разгрома Петербургского партийного комитета РСДРП и его военной организации Е.Н. Шорникова была вынуждена перейти на нелегальное положение. Однопартийцы снабдили её паспортом на другое имя и посоветовали уехать за границу. Но денег на поездку не дали. О сложившейся ситуации она сообщила подполковнику Еленскому и попросила денег для выезда за пределы Российской империи, поскольку она была объявлена в розыск как беглая социал-демократка. Куратор денег ей тоже не дал. Тогда она решила обратиться к генералу Герасимову. Это намерение, видимо, насторожило жандарма. «После этого подполковник Еленский, – вспоминала она на встрече с генералом Джунковским, – дал мне 35 рублей и сказал, чтобы я уезжала куда угодно. Не имея денег ни от организации, ни от охранного отделения, я должна была выехать на родину»[381]381
  Запись рассказа Е.Н. Шорниковой об ее агентурной деятельности, сделанная директором Департамента полиции Белецким // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 96.


[Закрыть]. Так она оказалась на своей малой родине в Казани.

Полиция в соответствии с запросом следственных органов, разосланном в начале августа 1907 года, сразу же приступила к её розыску на всей территории Российской империи. Правоохранительные органы настойчиво искали члена петербургской организации РСДРП Е.Н. Шорникову, имевшую партийный псевдоним «Ирина». В разыскных документах были изложены её приметы, привычки и возможные прежние связи.

В Казани ей удалось устроиться в местную общину Красного Креста, где она и была вскоре обнаружена казанскими жандармами. Поняв всю сложность ситуации, Екатерина Николаевна сама явилась 21 сентября 1907 года в Казанское ГЖУ и заявила о том, что она является секретным сотрудником столичного охранного отделения. При этом Шорникова, рассказав о том, что она устроилась в общине Красного Креста, попросила дать о ней благоприятный отзыв на случай запроса из общины относительно её политической благонадёжности.

Главный жандармский начальник из Казани полковник К.И. Калинин телеграммой сообщил об этом начальнику Петербургского охранного отделения генерал-майору А.В. Герасимову. После обсуждения возникшей ситуации на уровне руководства Департамента полиции были приняты решения, которые, как покажет время, оказались недостаточными и носили промежуточный характер, поскольку сама проблема с секретным сотрудником Е.Н. Шорниковой сохранилась. При этом достоверность сведений, полученных от агента «Казанской», и саму личность Екатерина Николаевны генерал Герасимов подтвердил, заверив коллегу в её политической благонадёжности, и указал, что ей следует выдать соответствующее свидетельство. При этом полковник Калинин, после общения со столичным коллегой, сообщил Шорниковой, что ему поручено организовать её охрану.

В казанской общине Красного Креста Шорникова могла, при поддержке Департамента полиции и местного охранного отделения, состоять в качестве сестры милосердия в период с августа 1907 до начала марта 1908 года. Полицейское ведомство за неё вносило даже некий денежный залог, закрепляя её пребывание в общине Красного Креста.

Понимая, что ей по-прежнему угрожает опасность и со стороны социал-демократов, и со стороны следственных органов империи, в поиске выхода из сложившейся ситуации Шорникова в начале марта 1908 года оказалась в столице. В Департаменте полиции её принял чиновник Пешков. Выслушал, посочувствовал, но денег не дал. После этого её вызвал к себе подполковник Еленский. Он ей сообщил, что её могут арестовать в С.-Петербурге и что денег она не получит. Она попыталась вновь обратиться к чиновнику Пешкову, но тот вновь отказал ей в деньгах. Ничего не добившись от своего прежнего начальства, она вернулась в Казань. Кстати, она никогда и ничего не сообщала о том, где были в то время её родители. Неизвестно также, где проживал её муж.

Владея навыками конспирации, она пыталась направить погоню по ложному пути. С этой целью она отправилась в Самару к заведующему Поволжским районным охранным отделением полковнику А.П. Критскому. Попросила у него новый паспорт на другую фамилию, но он ей отказал. Хотя, с её слов, отнёсся к ней хорошо.

Поиск своего места в жизни

Затем секретный агент Шорникова решила поискать для себя новые возможности в других городах. «Я поехала в Уфу, – рассказывала она позже, – где меня устроил на должность ротмистр Остромысленский»[382]382
  Запись рассказа Е.Н. Шорниковой об ее агентурной деятельности, сделанная директором Департамента полиции Белецким // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 96.


[Закрыть]. При этом она не сообщила, о какой должности шла речь. Скорее всего, именно в это время среди уфимских социал-демократов появилась новая партийная работница, а в местном охранном отделении начала работать секретный агент под псевдонимом «Эртель». Во всяком случае, бывший директор Департамента полиции С.П. Белецкий сообщил об этом на допросе в мае 1917 года[383]383
  См.: Допрос С.П. Белецкого 19 мая 1917 г. // Падение царского режима. В 7 т. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 420.


[Закрыть]. Однако спустя некоторое время она решила, что в Уфе, в которой сложилось «целое гнездо революции», её дальнейшее пребывание становится опасным.

Правда, здесь она познакомилась с машинистом депо Юдкевичем и в 1910 году вышла за него замуж. Муж был беспартийным, поэтому никаких революционных связей и знакомых среди социал-демократов у него не было. Она опять обратилась за помощью в Самару к полковнику Критскому, который пообещал устроить её в акциз. Судя по всему, речь шла о её возможной работе в губернской системе акцизных сборов. В соответствии с законодательством на территории империи имелись губернские и окружные акцизные управления. Это были казённые учреждения, в которых предусматривалась госслужба.

В ведении и на контроле акцизных чиновников находились винные склады, питейные заведения, торговые точки, винокуренные и пивоваренные заводы. Акцизные сборы распространялись и на другие товары. Например, значительную часть поступлений в казну составляли акцизные сборы от табака. Кстати, при поступлении на работу в акцизное учреждение в качестве сборщика акцизов требовалось внесение довольно большого денежного залога. В этой связи Шорникова-Юдкевич осенью 1910 года обратилась с прошением в Департамент полиции о выделении ей 300 рублей для уплаты залога, необходимого при поступлении на должность в казённой винной лавке. При этом она пожаловалась на одолевавшую её нищету и навалившиеся болезни. Своё прошение она подписала своим оперативным псевдонимом «Казанская». Как выяснилось при допросе в мае 1917 года в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывшего вице-директора Департамента полиции действительного статского советника С.Е. Виссарионова, при его участии был решен вопрос о выделении 300 рублей для внесения залога по условиям назначения Шорниковой-Юдкевич на должность сиделицы в казённой винной лавке[384]384
  Допрос С.Е. Виссарионова 24 мая 1917 г. // Падение царского режима. В 7 т. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 453—456.


[Закрыть]. Сидельцами тогда называли приказчиков и продавцов в лавках и других торговых заведениях.

Вспоминала Екатерина Николаевна и о том, что довелось ей поработать в Уфе у присяжного поверенного. Так в Российской империи называли адвокатов, состоявших при окружных судах и судебных палатах. У них были помощники и канцелярские служащие, работавшие по найму. В качестве кого работала она, неизвестно.

В 1911 году по запросу III Государственной думы началось разбирательство по вопросу роспуска предыдущего состава Думы. Вновь всплыли сведения четырехлетней давности. В газете Бурцева появилась разоблачительная публикация секретного агента Болеслава Бродского, работавшего в тот период времени среди столичных социал-демократов. Он, как выяснилось позже, одновременно с Шорниковой состоял в социал-демократической партии и освещал деятельность Петербургского комитета РСДРП и его военной организации. При этом, со слов Екатерины Николаевны, она даже не догадывалась, что рядом с ней среди столичных социал-демократов есть ещё один агент охранного отделения. Хотя Бродского, как партийного работника из боевой организации РСДРП, она, конечно, знала.

Тем временем обстановка вокруг Шорниковой в Уфе стала накаляться. Кто-то из «доброжелателей» написал мужу письмо, в котором рассказал о её прежней службе. Тот заговорил о возможном разводе. Её и так не сладкая личная жизнь стала рушиться на глазах.

Возникла и ещё одна неожиданная неприятность. Начальник жандармского железнодорожного отделения ротмистр Бородин, узнав о том, что её разыскивают следственные органы империи, решил проявить бдительность и её арестовать. Однако Екатерине Николаевне, предупреждённой дворником, удалось вовремя скрыться от полиции. Больше оставаться в Уфе было нельзя. Так она снова оказалась в Самаре. Здесь, как она позже рассказывала, её случайно узнал один из рабочих и стал угрожать расправой. Она спешно обратилась к начальнику Самарского ГЖУ полковнику М.И. Познанскому. В 1907 году он в чине подполковника состоял в резерве Петербургского охранного отделения и, возможно, ранее что-то слышал о ней. Однако опытный жандармский офицер не взял на себя ответственность за её судьбу, а порекомендовал ей обратиться к начальнику Саратовского ГЖУ полковнику М.С. Комиссарову, что она и сделала. В этот раз она просила сообщить в Департамент полиции о её обращении и просьбе о необходимой помощи в связи с её отъездом в Южную Америку. Подальше от мести социал-демократов.