Текст книги "Женские лица русской разведки"

Решительный шаг от отчаяния и безысходности

Ответа из столицы долго не было, и она решила сама поехать в Петербург на приём к товарищу министра внутренних дел генералу В.Ф. Джунковскому. Однако его в то время в Петербурге не было, поэтому она обратилась к заведующему Особым отделом Департамента полиции полковнику А.М. Ерёмину. Тот в присутствии своего помощника выслушал Екатерину Николаевну, пообещал доложить о ней директору Департамента и дал ей 25 рублей.

Со слов директора Департамента С.П. Белецкого, её тогда легально под фамилией Юдкевич поселили в меблированных комнатах на Невском. Встретившись с ней в те дни, он позже вспоминал, что Шорникова тогда произвела на него впечатление забитой молодой женщины, уставшей от всех жизненных неурядиц. Жандармские начальники из провинции, к которым она обращалась за помощью в период своего почти 6-летнего проживания на нелегальном положении, отмечали, что она выглядела измождённой и часто пребывала на грани истерики и нервного срыва. И всё это притом, что бывшему агенту «Казанской» было всего 30 лет от роду.

По приезде летом 1913 года в столицу она ещё несколько дней пыталась безуспешно попасть на приём к руководству Департамента, а затем сообщила помощнику полковника Ерёмина, что у неё вышли все деньги. Тот вновь отделался пустыми обещаниями, но выдал ей 50 рублей.

Постепенно у неё формировалось понимание того, что она стала никому не нужна. Скорее всего, по чьему-то совету она решила непременно попасть на приём к товарищу министра внутренних дел В.Ф. Джунковскому. И эта встреча бывшего секретного агента охранки «Казанской» и всесильного свитского генерала вскоре состоялась. «Меня не понимало охранное отделение, – рассказывала она генералу Джунковкому. – С моей стороны нет никакой просьбы. Я должна уехать в Южную Америку. Я больной человек, почему мне нужно хотя бы 2 тысячи рублей. Раз Департамент полиции выдает мне деньги на прожитие, то он считает себя обязанным заботиться обо мне. Правительство должно дать мне возможность уехать»[385]385
  Запись рассказа Е.Н. Шорниковой об ее агентурной деятельности, сделанная директором Департамента полиции Белецким // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 97.


[Закрыть]. Напомнила она и о том, что пребывание в столице для неё таит опасность быть узнанной однопартийцами по РСДРП. С тревогой она сообщила, что заметила за собой наблюдение. С горечью и разочарованием вновь вспомнила и начало своей секретной службы в охранном отделении столицы. «Я не сама пошла, – говорила она генералу, – в революционную работу. Мне обещали за сотрудничество полную ненаказуемость… Зная о таких результатах, я никогда бы не пошла в сотрудницы. Убеждения вырабатываются не в 22 года. Теперь бы я не пошла»[386]386
  Там же.


[Закрыть].

В судьбе секретного сотрудника столичного охранного отделения «Казанской» осталось немало неизвестных страниц. Даже начало её агентской работы среди социал-демократов точно неизвестно. Из приведённых выше её слов про убеждения в 22 года и зная год её рождения, можно сделать вывод о том, что она стала сотрудничать с охранкой ещё в 1905 году в Казани. Кстати, до лета того года в казанском охранном отделении служил и жандармский ротмистр Кулаков, ставший затем её первым куратором в деле политического сыска. По другим сведениям, она стала секретным сотрудником после ареста по запросу казанских жандармов, когда переехала в Петербург для поступления на юридические курсы. Позже, находясь в столице под арестом и следствием с 3 июля 1913 года, на допросе она объяснила, что «в конце 1906 года … поступила на службу секретным агентом в отделение по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге за определённое денежное вознаграждение»[387]387
  Справка департамента полиции по поводу внесенного в IV Государственную Думу запроса о деле с.-д, фракции II Гос. Думы // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 105.


[Закрыть]. А в обращении к директору Департамента полиции, попавшему на рассмотрение к вице-директору С.Е. Виссарионову, она указала: «С января 1907 года я поступила сотрудницей в Петербургское охранное отделение…»[388]388
  Допрос С.Е. Виссарионова 24 мая 1917 г. // Падение царского режима. В 7 т. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 456.


[Закрыть] Ввиду таких различий в сведениях о начале секретной службы агента охранки Е.Н. Шорниковой-Юдкевич среди революционеров левых партий социал-демократического толка, на наш взгляд, требуется продолжение поиска документальных подтверждений в архивных фондах Департамента полиции.

Саморазоблачение Шорниковой как агента охранки

Впоследствии известный адвокат Маклаков в своих «Воспоминаниях современника» отмечал, что раскрытие заговора депутатов от левых партий против монархии и царской власти вообще «было возложено на Охранное отделение, которое поручило исполнение этого Бродскому и Шорниковой… Важно, что при помощи агентов раскрыть видимость заговора среди думских соц.-демократов было всегда очень легко. Это и было сделано тогда, когда сочли нужным с Думой покончить»[389]389
  Маклаков В.А. Вторая Государственная дума: (Воспоминания современника). Париж, б.и., 1940. С. 227. Электрон. книга; http://e-heritage.ru/Book/10095111.


[Закрыть].

Позже действия сотрудников политического сыска по раскрытию заговора с участием депутатов II Думы назвали «провокацией». «Это не вполне точно, – считал В.А. Маклаков. – Не Шорникова создала революционную работу соц.-демократов в войсках… Пропаганда соц.-демократов в войсках, действительно, велась очень давно»[390]390
  Там же.


[Закрыть].

Все приготовления делались сотрудниками Петербургского охранного отделения в строжайшей тайне. Была установлена такая степень секретности, что об операции Департамента полиции не знали даже члены правительства. Это обстоятельство отметил в своих воспоминаниях граф В.Н. Коковцов. «На самом деле, – писал он, – в ту пору никто из нас не имел никакого понятия о том, что секретарь военно-революционной организации, – Шорникова, – была агентом Департамента полиции»[391]391
  Коковцев В.Н., граф. Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919. В 2 т. Т. 1. Париж, изд. ж-ла «Иллюстрирован. Россия», 1933. Электрон. книга; https://library6.com/books/309771.pdf


[Закрыть]. Её причастность к роспуску II Думы и арестам депутатов от левых партий выяснилась спустя почти 4 года.

Надо заметить, что первые размышления в революционной среде социал-демократов о провале в результате предательства или провокации против Петербургского комитета РСДРП и столичной военной организации возникли сразу же после массовых арестов среди депутатов II Думы от левых партий и всех лиц, причастных к делу о «солдатском наказе». Однако виновные в провале в те дни выявлены не были. Лишь в 1911 году в 4-м номере выходившей в Париже газеты В.Л. Бурцева «Будущее» было опубликовано письмо агента столичного охранного отделения Болеслава Бродского. В нём он рассказал о своей роли в проведении провокации против думской социал-демократической фракции и военной организации РСДРП. Признание агента охранки вызвало бурную реакцию в обществе и стало поводом для депутатского запроса социал-демократов и других фракций, обнародованного 15 ноября 1911 года в III Государственной думе. Столичная охранка признала существование своего агента Бродского в организации РСДРП, однако его ведущую роль в провокации не подтвердила. В ответ бывший секретный сотрудник обратился к министру юстиции с требованием проведения открытого судебного процесса над ним. Одновременно в ходе длительного разбирательства выяснились новые факты по разгону II Государственной думы. Неожиданно в 1913 году с практически аналогичными признаниями в провокации против депутатов от левых партий и Петербургской военной организации РСДРП выступила Е.Н. Шорникова-Юдкевич. С её слов получалось, что именно она – секретный сотрудник охранки «Казанская», бывшая секретарём военной организации РСДРП, отпечатала и передала своему куратору в охранном отделении подполковнику Еленскому копию текста «солдатского наказа», предназначенного для передачи депутатам Госдумы. В дальнейшем именно этот документ лёг в основу обвинений депутатов фракции левых партий и дал повод председателю Совета министров П.А. Столыпину для роспуска II Думы. Теперь же, спустя годы, Е.Н. Шорникова, находившаяся в розыске как член социал-демократической партии, тоже требовала суда над собой. Был срочно подготовлен очередной думский запрос, чтобы разобраться в столь запутанном деле. Скандал вышел за стены кабинетов Департамента полиции и стал рассматриваться в качестве опасной для власти внутриполитической ситуации. О масштабах возможной угрозы верховной власти и безопасности империи можно судить хотя бы по тому, что министры и другие высшие чины вынуждены были неоднократно докладывать о «деле Шорниковой» лично императору.

Просила о помощи тех, кто её предал

В течение нескольких лет, скрываясь одновременно от судебных властей империи и прежних соратников по социал-демократической партии, она рассчитывала на помощь и материальную поддержку Департамента полиции и Петербургского охранного отделения, в котором состояла секретным сотрудником. И первое время ей действительно помогали скрываться и даже разово выплачивали по её просьбам небольшие денежные пособия.

Однако шло время. Менялись начальники в охранке. Изменялась обстановка вокруг неё в местах проживания. А само пребывание на нелегальном положении, опасаясь каждую минуту ареста полицией или встречи с бывшими революционерами-однопартийцами, не позволяло начать новую жизнь и устроиться на хорошую работу. Все эти обстоятельства вынуждали агента «Казанскую» расширять круг своих контактов с жандармскими начальниками на местах в расчёте на помощь с их стороны. Как правило, начальники ГЖУ по месту её обращения сообщали о ней в Департамент полиции с целью проверки её личности и уточнения своих действий. Иногда даже помогали ей мелкими суммами денег, входя в бедственное положение бывшей секретной сотрудницы охранки. Как правило, она предлагала им свои услуги в качестве внутреннего агента, желая вернуться на прежнюю службу. Однако со временем визиты Шорниковой в качестве просительницы стали всё больше раздражать чиновников охранки в столице и в провинции.

Отношение к ней кардинально изменилось. Если в 1908 году в приёмной заведующего Особым отделом Департамента полиции в Петербурге её принимал надворный советник А.Т. Васильев, который, выслушав её просьбу о возвращении на охранную службу, отправил запрос только что назначенному в феврале 1908 года начальнику охранного отделения Владивостока ротмистру И.Е. Хуциеву и получил его согласие на приём «Казанской» в качестве агента. Правда, во Владивосток Шорникова не поехала, но возможность возвращения на службу в охранное отделение ей была предоставлена.

Вполне возможно, что её отказ от секретной службы во Владивостокском охранном отделении был связан с громким скандалом и осуждением в ноябре 1907 года к тюремному заключению прежнего начальника охранки в Приморье жандармского подполковника А.Д. Заварицкого[392]392
  Подробнее см.: Бутырин Д.А. Подполковник А.Д. Заварицкий и владивостокское восстание 1907 года.


[Закрыть]. Кстати, подполковник был родом из Казани и там же проживали его родные. Поэтому Шорникова вполне могла узнать ещё дома о каких-то обстоятельствах этого происшествия. Судебные отчеты по этому уголовному делу были опубликованы в период с ноября 1908 по февраль 1909 года, например, в столичных газетах «Вечер», «Наша газета», «Речь», а также перепечатаны в ряде провинциальных газет.

А вот в начале 1913 года отношение к бывшему секретному сотруднику охранки «Казанской» решительно изменилось. В ответ на запрос полковника Познанского из Самарского ГЖУ была наложена резолюция вполне конкретного содержания. «… мещанку города Варшавы Екатерину Юдкевич, по первому мужу Шорникову, – указывал вице-директор Департамента полиции Виссарионов, – надлежит внести в циркуляр как личность, коей розыскным органам не следует принимать в качестве секретной сотрудницы[393]393
  Допрос С.Е. Виссарионова 24 мая 1917 г. // Падение царского режима. В 7 т. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 457.


[Закрыть]. Иными словами, служба политического сыска империи решила окончательно избавиться от агента «Казанской», невзирая на её прежние заслуги в борьбе с противниками монархии. Более того, в отдельном циркуляре Департамента полиции с грифом «совершенно секретно» от 7 марта 1913 года, адресованном начальникам ГЖУ, охранных отделений и жандармских полицейских управлений железных дорог, в отношении агента «Казанской» были даны конкретные указания. В нём отмечалось, что «по имеющимся в департаменте полиции сведениям, мещанка города Варшавы Екатерина Николаева Юдкевич предлагает розыскным органам свои услуги в качестве секретной сотрудницы. Принимая во внимание, что Юдкевич делу политического розыска не может быть полезна, об изложенном имею честь уведомить вас… на случай предложения названным лицом своих услуг по розыску»[394]394
  Там же. С. 459.


[Закрыть]. Однако сама Е.Н. Шорникова-Юдкевич в то время ещё надеялась на то, что тайная полиция империи, которой она служила верой и правдой, не оставит её на произвол судьбы в столь бедственном материальном положении, потерявшей здоровье и смысл жизни, пребывающей в страхе от постоянного ожидания ареста или кровавой расправы со стороны когда-то преданных ею социал-демократов. Теперь ей самой предстояло на себе испытать всю горечь предательства со стороны тех, кому она верила и на кого надеялась.

Находившаяся легально в С.-Петербурге и проживавшая под своей новой фамилией по второму мужу Юдкевич бывший секретный агент столичного охранного отделения «Казанская» была 3 июля 1913 года арестована и передана в распоряжение судебных властей. Согласно же сведениям, приведённым в запросе социал-демократической фракции IV Государственной думы, опубликованном 25 октября 1913 года, эта ситуация изложена по-иному. «В июле 1913 г. Шорникова явилась в Петербург, – указывалось в депутатском запросе, – и добровольно отдала себя в распоряжение властей»[395]395
  Из запроса социал-демократической фракции Думы министрам внутренних дел и юстиции 25 октября 1913 г. / Большевистская фракция IV Государственной думы. М. – Л.: Госиздат, 1938; http://istmat.info/node/36359 (Дата обращения: 20.10.2021.)


[Закрыть]. Под арестом она находилась около трёх недель. В результате судебного разбирательства все обвинения в отношении бывшего секретного сотрудника Петербургского охранного отделения были сняты.

Жизнь в страхе от ожидания расплаты

Дело агента охранки Шорниковой само по себе никакого интереса не представляло. Рядовой случай из агентской практики, когда копия какого-то партийного документа передаётся куратору из охранного отделения. Всё так. Если бы эта копия не стала одним из оснований для решения о роспуске II Государственной думы по решению царя, но руками председателя Совета министров империи П.А. Столыпина.

После свершившегося «третьеиюньского государственного переворота» секретная сотрудница охранного отделения оказалась причастной к этим событиям и стала носителем сведений особой государственной важности. О ней неоднократно докладывали Николаю II, а также председателю Совета министров империи П.А. Столыпину и его сменщику В.Н. Коковцову. Её судьбу дважды решали царские министры и другие высшие чины империи, срочно собиравшиеся в июле – августе 1913 года на даче графа Коковцова, прервав свои летние отпуска. Обсуждали возникшую ситуацию и в придворных кругах.

Любимая фрейлина императрицы Анна Вырубова (урождённая Танеева) 9 декабря [1912 года?] в своём дневнике записала: «Вчера Александр Эрикович[396]396
  Александр Эрикович фон Пистолькорс – муж младшей сестры фрейлины императрицы Анны Вырубовой (Танеевой). Имел придворный чин камер-юнкера и, будучи поручиком запаса, состоял при штабе гвардии в Петербурге. – М.С.


[Закрыть] рассказал мне всю историю этой несчастной Шорниковой. Оказывается так. Она одна из так называемых раскаявшихся грешниц. Предложила свои услуги по политическому сыску. Предала своих, свою партию, в которой работала. Это она по указанию властей (главным образом, очевидно, Столыпина) разыграла сказку про то, что члены Государственной Думы с.-д. (она, видно, сама раньше работала в этой партии) якобы подготовляли заговор, воззвание к войскам или что-то в этом роде. С этим документом в руках добилась того, к чему стремилась… Арестовали всю фракцию с.-д.-в, членов Думы, а Думу разогнали»[397]397
  Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Репринт. М.: Сов. писатель, 1990. С. 121; https://imwerden.de/pdf/vyrubova_frejlina_ee_velichestva_dnevnik_i_vospominaniya_1990__ocr.pdf


[Закрыть].

Как видим, в придворных кругах, близких к царской семье, знали реальную политическую ситуацию в стране и адекватно оценивали, как обстоят дела на самом деле. Не одобряя провокационного поступка Шорниковой, но при этом понимая, что её просто заставили изготовить подлог, возможно даже внести в документ искажение сути и смысла обращения, изложенного в «солдатском наказе» депутатам II Думы. Не зря же она, по её воспоминаниям, сразу же уничтожила рукописный черновик наказа. Скорее всего, для того чтобы невозможно было сравнить машинописный текст с рукописью.

И вот спустя несколько лет на разных чашах юридических и нравственных весов оказались правда и политическая целесообразность. Справедливое вознаграждение за выполненное задание руководства и полное выполнение ранее взятых Департаментом полиции обязательств в отношении своего секретного сотрудника «Казанской» оказались забытыми.

«Казалось бы, что после того, как работник оказал такую услугу правительству, – писала фрейлина А. Вырубова, – оно (то-есть тот же министр) должен озаботиться о ея судьбе. Правда, она рвань, гадина, но эту гадину использовали. Она сделала лучшее для нас дело. Надо ее, если не наградить, то хоть устроить. А о ней совсем позабыли. Кинули… отправили в горячий момент куда-то – и позабыли. И тут началось самое интересное. В партии она под подозрением. Ее ищут. На нее [охотятся]. Местная власть от нее отмахивается, а ей есть нечего. Рваная, полуголодная, она мечется, пишет, напоминает… А они, голубчики, мирно делят лавры»[398]398
  Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Репринт. М.: Сов. писатель, 1990. С. 120—121; https://imwerden.de/pdf/vyrubova_frejlina_ee_velichestva_dnevnik_i_vospominaniya_1990__ocr.pdf


[Закрыть].

Удивительно, но примерно в таком же ключе складывалось впечатление у членов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства об основаниях для разгона II Государственной думы, которые дала в руки властям агент Шорникова, передав копию печатного экземпляра «солдатского наказа». Современниками упоминалось, что именно эта машинописная копия фигурировала в суде в доказательствах по обвинению в преступных умыслах депутатов социал-демократической фракции и военнослужащих частей столичного гарнизона. По справкам Петербургского охранного отделения получается, что никаких других печатных или рукописных экземпляров «солдатского наказа» при обысках и арестах обнаружено не было. Для Е.Н. Шорниковой это означало полный провал, поскольку только она одна была причастна к изготовлению машинописного экземпляра.

Чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства возглавил известный русский юрист Н.К. Муравьёв, наделённый правами товарища министра юстиции. Так в то время называли заместителя министра. В составе комиссии имелось 3 самостоятельных направления: следственная часть, наблюдательная часть и президиум. Следственная часть имела ключевое значение и обеспечивала выполнение всех необходимых следственных действий.

Комиссия произвела 88 опросов и допросила 59 бывших царских министров, высших чиновников и других причастных лиц. За период работы с 4 марта по 25 октября 1917 года были собраны значительные объёмы следственных материалов и документов. Часть из них были опубликованы в 1924—1927 годах в 7-томном издании под названием «Падение царского режима». Вопросы, связанные со служебной деятельностью в охранном отделении секретного сотрудника Е.Н. Шорниковой, задавались во время допросов председателю Совета министров графу Коковцову и ещё 11 бывшим министрам, руководителям Департамента полиции и другим высшим должностным лицам империи[399]399
  См.: Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства; https://ru.wikipedia.org/wiki/Чрезвычайная_следственная_комиссия_Временного_правительства (Дата обращения: 31.10.2021.)


[Закрыть]. Надо заметить, что и в царские времена имя Шорниковой упоминалось не только в высоких властных кабинетах. Этой темой интересовались даже в ближнем окружении императора Николая II и его семьи.

Фрейлина императрицы Вырубова записала в своем дневнике: «Вопрос о Екатерине Шорниковой стоит очень остро. Этот барбос Щегловитов мог допустить такую ошибку – чтобы выбросить человека, который представляет собой склад сведений, компрометирующих власть… »[400]400
  Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Репринт. М.: Сов. писатель, 1990. С. 119; https://imwerden.de/pdf/vyrubova_frejlina_ee_velichestva_dnevnik_i_vospominaniya_1990__ocr.pdf


[Закрыть]. Так неодобрительно фрейлина и близкая подруга императрицы Вырубова отзывалась о занимавшем с апреля 1906 года должность министра юстиции империи И.Г. Щегловитове.

И делает вывод: «…скандал вылился через край»[401]401
  Там же. С. 121.


[Закрыть]. И далее: «Уж очень это все гадко!»[402]402
  Там же. С. 122.


[Закрыть]

После неоднократных обсуждений создавшейся взрывоопасной внутриполитической ситуации в разных кабинетах власти, посвящённые в это секретное дело министры и высшие чиновники империи пришли к выводу, что существует два варианта решения проблемы, связанной с бывшим агентом охранки Шорниковой-Юдкевич. Первый заключался в том, чтобы помочь ей нелегально скрыться за границей. А второй предполагал решение вопроса в правовом поле, поскольку она с 1907 года находилась в розыске по обвинению в государственном преступлении как секретарь столичной военной организации РСДРП. Было решено провести судебное разбирательство с целью снять с Шорниковой все прежние обвинения в её причастности к социал-демократической партии, а также в подготовке вооружённого восстания войск Петербургского гарнизона в 1907 году.

В результате в Особом присутствии правительствующего Сената были пересмотрены выдвинутые ранее обвинения против агента охранного отделения Петербурга Шорниковой об её участии в заговоре с целью ниспровержения существующего государственного строя в России. Было сообщено, что уголовное преследование против «варшавской мещанки Екатерины Николаевой Юдкевич, по первому браку Шорниковой, 30 лет, по обвинению её в преступлении … за отсутствием состава преступления дальнейшим производством прекратить и принятую против неё меру пресечения – содержание под стражей – отменить»[403]403
  Справка департамента полиции по поводу внесенного в IV Государственную Думу запроса о деле с.-д, фракции II Гос. Думы // Красный архив. Т. 3 (16). М. – Л.: Госиздат, 1926. С. 107.


[Закрыть].

Многое осталось под покровом тайны

В истории с участием секретных сотрудников Петербургского охранного отделения Е.Н. Шорниковой и Б.Б. Бродского в масштабной провокации против социал-демократической фракции во II Государственной Думе и репрессий в отношении военно-боевой организации РСДРП осталось много недостоверно описанных событий и документально неподтверждённых фактов.

Многие современники считали, что они стали жертвенными фигурами в большой политике и волею случая оказались в центре событий, связанных с реализацией П.А. Столыпиным силами Департамента полиции повеления Николая II о роспуске Государственной думы.

Как известно, Столыпин в те годы был не только председателем Совета министров империи, но и одновременно являлся министром внутренних дел. Департамент полиции и охранные отделения находились в его прямом подчинении. Он ставил задачи, а чины охранки подбирали исполнителей, способных выполнить порученное дело. В нашем случае выбор пал на Болеслава Бродского и Екатерину Шорникову.

Начало пути каждого из этих агентов, ставших важным звеном в сценарии масштабной провокации, было разным. Со слов потомственного дворянина Б. Бродского, он был привлечён к сотрудничеству Варшавским охранным отделением в 11-летнем возрасте. Казанскую мещанку Е. Головину (в замужестве Шорникову), состоявшую в местной организации РСДРП, завербовали после ареста по подозрению в революционной подрывной деятельности.

А дальше их судьбы загадочным образом сблизились и даже по неизвестным причинам где-то тесно переплелись. Судите сами.

Оба почти одновременно в 1906 году прибыли в столицу и поступили секретными сотрудниками в Петербургское охранное отделение. Куратором этих агентов стал ротмистр (позже – подполковник) В.И. Еленский. Каждый из них, не зная ничего друг о друге, был внедрен в организацию социал-демократов. Спустя некоторое время каждый занял важную должность: Шорникова – секретаря военной организации, а Бродский – секретаря боевой организации при ЦК РСДРП. Позже обе эти структуры были объединены в центр военно-боевой работы под руководством Временного бюро.

Возможно, в отношении поиска и изъятия «солдатского наказа» им обоим были поставлены одинаковые задачи. Не зная того, они фактически дублировали негласные действия друг друга по изъятию подлинника или копии этого документа. Не случайно каждый из них позже утверждал, что именно он передал в охранное отделение текст наказа солдат столичного гарнизона, который был адресован депутатам социал-демократической фракции II Думы.

Оба считали себя разоблачёнными революционерами сразу после проведённых арестов депутатов от левых партий и солдат из комитетов воинских частей столичного гарнизона. При этом Е. Шорникова, бежавшая во время полицейской облавы, известная среди социал-демократов под псевдонимом «Ирина», числилась в розыске по подозрению в причастности к государственному преступлению. Агент Б. Бродский был переведён в Казанское охранное отделение. Спустя время на свою малую родину в Казань переехала и перешедшая на нелегальное положение Шорникова. При этом Бродский, продолжая считать её причастной к РСДРП, смог каким-то образом выяснить её местожительство и сообщить адрес в охранку. Агент-провокатор опасался быть узнанным революционерами, и, как он считал, его уже обнаружили боевики из социал-демократической партии. С его слов, на него дважды покушались и даже ранили в 1908 году. После этого он, по некоторым сведениям, оставил охранную службу и бежал за границу. По другим данным, секретный агент Бродский был переведён в орган российского политического сыска в Харбин. В это же время Шорникова, почувствовав за собой слежку, стала переезжать из города в город, следуя по маршруту Казань – Уфа – Самара – Саратов. В 1910 году в целях смены фамилии она повторно вышла замуж за машиниста паровоза Юдкевича, работавшего в депо г. Уфы. Здесь же она вновь поступила на службу секретным агентом охранки под псевдонимом «Эртель».

Оба бывших секретных сотрудника оказались в тяжёлом материальном положении и надеялись на помощь охранного отделения. Однако там ограничивались редкими разовыми выдачами мелких денежных сумм. При этом и Шорникова, и Бродский неоднократно предлагали свои услуги в качестве агентов в различные охранные отделения, но, как правило, получали отказ. Отчаявшись достичь понимания и получить поддержку со стороны своих прежних начальников, каждый из них по собственной инициативе и в разное время обратился в следственные органы империи, требуя справедливого суда над собой. Это произошло после смерти в Киеве от рук боевика-революционера в начале сентября 1911 года П.А. Столыпина, который при жизни был главным распорядителем их судеб в связи с «Третьеиюньским переворотом».

Кровь на руках провокаторов

Борьба царской власти с революционным движением в империи оставила кровавый след в истории. Молодежь пополняла ряды противников монархии, не до конца понимая все грани опасности подпольной революционной борьбы, а также возможные пагубные последствия тюремных и каторжных наказаний. Не отдавали себе отчёта и их ровесники, оказавшиеся в рядах защитников самодержавного режима. В нашем случае это противостояние хорошо видно на реальном примере событий 1906—1907 годов в Петербурге. Бродский и Шорникова были знакомы с представителем военной организации в столичном комитете РСДРП Альбертом Сапотницким. Студент Петербургского университета, известный в партийных кругах как «Алибей», был почти их ровесником. Между ними не было личной неприязни и каких-либо конфликтных ситуаций. Да и сам Сапотницкий повода для этого не давал. «Бритый, всегда в форменной тужурке с иголочки, всегда улыбающийся, с прыгающей, торопливой речью, – вспоминал о нём В.С. Войтинский, – он производил впечатление мальчика, играющего в революцию»[404]404
  Войтинский В.С. Годы побед и поражений. В 2 т. Т. 2. На ущербе революции. Берлин: Изд-во Гржебина, 1924. С. 199.


[Закрыть]. Оба агента практически одновременно без тени сомнений и каких-либо угрызений совести выдали этого романтически настроенного активиста социал-демократической партии на расправу. Оказавшись под прессом судебных репрессий, этот студент-идеалист, веривший в победу революции в те годы, пытался противостоять тюремному беспределу. Однако после попытки побега ему ужесточили режим содержания и в июле 1909 года отправили для отбывания наказания в пользующийся недоброй славой Орловский каторжный централ. Здесь прежде успешный молодой человек из еврейской семьи испытал на себе все жестокости и издевательства, характерные для царской тюрьмы тех лет. Воспоминания политкаторжанина-очевидца из числа студентов, прибывшего вместе с Сапотницким в Орёл 11 июля 1909 года и скрывшего своё имя под инициалами «С.Ф.», были опубликованы в статье «Самоубийства в Орловской тюрьме» в газете «Будущее» в ноябре 1913 года.

Встретились бывшие студенты во второй половине июля 1909 года во время тюремной прогулки. «Альберт был бледен. Лицо его было изжелта-синее, измученное, убитое. Слабая усмешка кривила губы, – вспоминал арестант ту встречу, – когда говорил он мне: «Как дальше будем жить, не знаю… Меня били уже четыре раза после приёмки«»[405]405
  Будущее. 1913. № 46. С. 2.


[Закрыть]. Когда в следующий раз они случайно встретились в коридоре, то С.Ф. поразил внешний вид сидельца Сапотницкого. «Он мне показался постаревшим на несколько лет, – рассказывал впоследствии его сотоварищ по арестантской жизни. – Я не могу описать вам его лицо, – этот сплошной ужас, разлитый в его чертах, это лицо, на котором горели два больших, тревожных, испуганных глаза… Ужас этой картины я не забуду… »[406]406
  Там же.


[Закрыть]. Не выдержав издевательств и пыток, бывший студент Альберт Сапотницкий покончил с собой.

Редактор газеты В.Л. Бурцев в ссылке к данной статье указал, что эта публикация – лишь небольшая часть описания положения политзаключённых в Орловской каторжной тюрьме, сделанного известным русским писателем. Вполне очевидно, что речь идёт о М.Н. Гернете, написавшем пятитомный труд «История царской тюрьмы». Приведённый в парижской газете «Будущее» отрывок позже вошёл в 5-й том этой книги. Кстати, в газетной публикации впервые было указано, что Сапотницкого выдала агент охранки Шорникова. До этого считалось, что это дело рук Бродского. Как нам представляется, они оба, обособленно друг от друга, донесли на А.Б. Сапотницкого как активного участника военно-боевой организации при ЦК РСДРП в Петербурге. Для бывшего студента участие в партийной работе закончилось печально. Утром 29 июля 1909 года вошедший в камеру надзиратель увидел тело Альберта, висевшее на оконной решётке.

По факту гибели в Орловском централе координатора военной организации ЦК РСДРП А.Б. Сапотницкого в революционной среде сразу возникло подозрение о причастности к этому тюремных служащих. Однако позже было установлено по свидетельским показаниям, что это был добровольный выбор «Алибея», не выдержавшего физических и моральных унижений со стороны тюремных надзирателей.

Незавершённая страница биографии

После снятия решением Особого присутствия Сената с Е.Н. Шорниковой-Юдкевич всех обвинений в преступлениях против государства и власти в России было прекращено её судебное преследование. Было отозвано поручение о её розыске и аресте. Екатерина Николаевна получила возможность покинуть пределы Российской империи на законных основаниях.

Были в какой-то мере удовлетворены и её финансовые ожидания. Как сообщил 19 мая 1917 года на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывший директор Департамента полиции С.П. Белецкий, по распоряжению генерал-майора Джунковского ей была выплачена денежная компенсация. Со слов директора департамента, «она получила: триста рублей на лечение, пятьсот рублей на выезд за границу и тысячу рублей на устройство своих дел, а всего 1800 рублей»[407]407
  Допрос С.П. Белецкого 19 мая 1917 г. // Падение царского режима. В 7 т. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 430.


[Закрыть]. При этом Белецкий заметил, что он предлагал выплатить агенту «Казанской» сумму в размере 3000 рублей, но его предложение не поддержали. Со слов генерала Джунковского, при встрече с ним Е.Н. Шорникова-Юдкевич просила назначить ей пенсию. Такие её ожидания и пожелания подтвердили высшие чины службы охраны Белецкий и Герасимов. Однако на общее рассмотрение этот вопрос даже не выносился. Было решено ограничиться небольшим разовым пособием.