Электронная библиотека » Михаил Веллер » » онлайн чтение - страница 27

Текст книги "Остров для белых"


  • Текст добавлен: 9 марта 2022, 09:42


Автор книги: Михаил Веллер


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Книга VIII

Боль победы

В ночь, когда победил Трамп, у меня болели зубы. Нет, не то чтобы от его победы. Скорее наоборот – я за него серьезно болел. И когда посчитали Мичиган, и стало ясно, что Хиллари его уже не догнать, я выпил и закурил. Я вообще мало пью и курю, но борьба с курением приводит меня в бешенство. Отчасти я курю из чувства собственного достоинства, чтоб эти кастраты и импотенты не воображали, что будут диктовать мне мою жизнь. И вообще с детства мне внушили, что мужчине подобает быть с гонимыми против угнетателей.

Я попытался выдохнуть возбуждение и расслабиться. У меня было чувство, как после спортивных соревнований. Уже все, выиграл, а внутри еще все напряжено.

Пью я обычно «Мартель». Честно сознаюсь, выбор я вычитал в книжке. Причем еще в детстве. Там немцы во время Второй мировой войны пили в оккупированном Париже «Мартель», и это отсвечивало нездешней роскошью и военной романтикой. Вполне приличная классическая марка по разумной цене.

А курю «Честерфилд». В память о богеме ревущих двадцатых, поколении «Великого Гэтсби» и вестерна.

Я выцедил полстакана, запил глотком кофе и закурил. Тут оно, вопреки логике, и заныло. В телевизоре рыдали клинтоновские волонтерки, лица трамповской свиты словно подкачивали насосом и расправляли, жизнь переворачивалась, а у меня ныла челюсть под винтом импланта и запломбированная нижняя пятерка рядом.

Две таблетки парацетамола я помню, полграмма контрабандного кодеина помню, еще полстакана коньяку помню, а дальше помню что-то не то.

А дальше помню японский чайный домик в зарослях цветущей сакуры. А растет та сакура на обрыве над океаном. Океан не Тихий, как можно было бы подумать, а вовсе даже Атлантический. И на берегу этом обрывистом стоит Бостон, весь как есть, со всеми своими университетами.

Но видны из окон чайного домика, сквозь цветущую сакуру, отнюдь не университеты, а торговый порт. В порту корабли. На мачтах кораблей подвязаны к реям убранные паруса. А с их палуб люди скидывают за борт ящики и тюки.

Тут я вспоминаю, что над дверью нашего чудного домика, который вообще-то трактир, и тапер в углу бренчит на фортепиано «Долог путь до Типерери», голубеет вывеска: «Бостонское чаепитие».

Кругом люди сидят, кто чай спешно допивает, кто пиво, кто виски. А люди какие-то стертые, и безразличны они мне.

Я понимаю, что набрался. Но не уверен, что проснусь и протрезвею, знакомо вам такое чувство? Типа как бы в этом сне не застрять надолго.

Тут оказывается, что у меня нет денег. Но это не беда, потому что я немного разбогател. Деньги висят на стенке прямо у моего столика. Стодолларовая купюра, но огромная, как флаг. И хочется подсчитать, сколько же реально денег в такой бумажище.

Я и спрашиваю у Франклина, украшающего своим портретом центр этого великолепия:

– Сколько вы сегодня стоите, сэр? – Очень вежливо спрашиваю, сообразуясь с его статусом.

А он говорит:

– Не в деньгах счастье, парень. – И слезает со своего стольника. – Главное – сделать свою страну свободной и счастливой, – говорит он. И сидит за моим столом, как судья в мантии.

И я вижу, что не быть мне богатым, потому что не в тот чайный домик я зашел, а мимо пройти никак не мог. Потому что в мантии сидит передо мной Нострадамус. Ну, тот, в берете и с цепью на шее, Мишель Нострадамус, еврей из средневековой Франции, знаменитый прорицатель. И пахнет от него не деньгами, а тихим ужасом.

Смотрит он на меня и говорит:

– Как врач я тебе скажу, что ты болен. Как сведущий в алхимии скажу, что все твое золото, и не только твое, вскоре обратится в прах. А как смертный, которому приоткрывается Будущее, предупреждаю:

 
Над Вселенной будет править корона монарха,
Жизнь и покой которого не будут долгими:
Корабль покоя исчезнет,
И возобладает власть величайших обрушений.
 

– Это значит что? – глупо спросил я, зная прекрасно, что не получу ответа – вернее, вот такой ответ я уже получил, и ломай над ним голову как хочешь.

– А сам-то ты как думаешь? – спросил он и побренчал, поиграл своей толстой золотой цепью.

– Что пиздой все накроется, – сказал я, ужасаясь неуместной грубой прямоте своих слов, выскочивших прямо из глубины души.

– Возможно и так, – улыбнулся он одними глазами, а лицо оставалось серьезным, скорбным. – Кстати, ты ошибся: я свою жизнь живу в Возрождении.

Глава 55. Темные века

Когда-то в телефонном справочнике одного только Нью-Йорка было штук двадцать Рут Фридман. Имя и фамилия куда как нередкие. Среди американских Рут была знаменитая певица кантри, знаменитый лоер, знаменитый профессор чего-то. Рут Фридман, о которой речь, была не очень знаменита. Но вполне известна в своих кругах.

Она родилась, естественно, в Бруклине, ее отец был, естественно, доктор и владелец маленького медицинского офиса, чьи доходы позволяли ему существовать на границе верха среднего класса и низа класса богатых. Знаете, на такой границе вполне можно жить.

К сожалению, Рут нельзя было назвать красавицей. Она была толстовата, рыхловата, лишена грации, это бы ничего, но совершенно лишена сексапильности. Из этого следуют две вещи. Первое. Зато у нее была богатая внутренняя жизнь. Что объяснимо и естественно. И второе. По закону женской дружбы у нее всегда была красивая лучшая подруга – и в начальной школе, и в старшей, и в колледже.

В рамках богатой внутренней жизни она рано начала задумываться о разных сложностях и трудностях. Мир несправедлив – это очевидно. Надо понять, почему. И надо его исправить. Ее кипучая сексуальная энергия сублимировалась в это русло с такой энергией, что руслу грозили разрушения – преобразования как минимум.

Ее неказистая внешность подчеркивала красоту подруг – как оно у женщин и заведено. (Все это происходило задолго до эпохи сексизма, харрасмента и гордости ЛГБТ). Для того некрасивые подруги и существуют. Хотя красавицы обычно не позволяют этому простому и здравому расчету подняться из подсознания в сознание. Напротив: красавицы немного умиляются своей доброте и благотворительности, с которыми они одаряют дурнушек сердечной дружбой.

Когда в компании собираются юноши и девушки, то прекрасная половина общества расслаивается на две фракции: красавицы принимают ухаживания мальчиков, а напарницы-дурнушки, которым из вежливости тоже перепадает пара комплиментов и ощупывание ягодиц после выпитого, образуют свой узкий кружок. Не то чтобы горничные или официантки, но вы поняли.

В этом кружке возникает классовая солидарность и скрытая ненависть к антагонистическому классу-угнетателю. Господствующий класс имеет сильных, красивых и богатых мужчин и выбор любой семейной перспективы. Угнетенный класса формирует из сознания своего положения тихую ярость отчаяния, беспощадность и жажду мести. Мести красавицам, удачницам, несправедливо одаренным судьбой. Унижение объедками и обносками удачи, которыми они милостиво одаряют подруг-дурнушек, невозможно пережить.

Так рождается лютая жажда переустройства благополучного самодовольного мира. Потребность в низвержении его бенефициаров.

И тут мир стал переустраиваться! Тлеющее движение битников вспыхнуло – и грянул великий и веселый 68-й год! Дети-цветы, ЛСД, делай любовь, а не войну! А тут просияла и битва в Стоунволл Инн, когда обретшие гордость геи отпиздили полицейскую облаву, а за ней прогремел на весь мир Вудсток – и этот самый весь мир стал иным.

Мы не будем подробно углубляться в вопрос, как молодые девушки причащаются радостей Сафо. Что? Как становятся лесбиянками, ну что кому неясно. Темперамент, нежность, ласка, потребность в любви духовной и плотской – а тут тебе еще раскованное сознание и повод для гордости: мы не буржуазные лицемеры! Современной женщине, которая придерживается прогрессивных взглядов и борется за уничтожение эксплуатации и построение справедливого общества – современной женщине подобает. Подобает отрицать патриархат, презирать самцов, добиваться отмены традиционной буржуазной семьи и утверждать, что женщины вообще выше мужчин во всем и отлично без них обходятся.

Вечеринка, комната, полумрак, выпивка, травка, доверительный мат современных людей, ночевка в одной постели с новой подругой, ласковые прикосновения, нежный шепот, тихий смех – понеслась душа по кочкам в рай. И не нужны нам эти уроды, только и умеющие втыкать свой пенис.

Еврейская пылкость Рут и унаследованный ум сделали ее активисткой. Активисткой чего? Феминизма, социализма и лесбиянства. Прогрессивизма, короче.

Они носили майки с Че Геварой, изучали в кружках труды Троцкого и Мао, собирали деньги для «Черных Пантер» и продвигали афроамериканцев на все возможные должности. Устраивали демонстрации за разоружение и обличали преступления американской военщины во Вьетнаме.

Рут некрасиво разжирела. Разжиреть красиво вообще трудно. Она выпустила брошюру о феминизме и брошюру о лесбийской любви, чистой и духовной, имеющей преимущества над любовью традиционной, двуполой и буржуазной. Произносила речи о похотливых тиранах-самцах. Новому времени подобает новая любовь – бескорыстная, искренняя, одухотворенная родством тел и душ и абсолютным взаимопониманием. Потом были овации.

Жизнь шла: менялись любовницы, писались статьи и звучали из колонок обличения и призывы, разводов и одиночек делалось все больше, детей – все меньше, прав у женщин все прибавлялось; и прибавлялось седых волос, морщин и фунтов. Но уже женщины служили на подводных лодках и в морских котиках, выходили в мантиях Верховного Суда и заседали в Сенате, их училось в университетах больше, чем мужчин, и они гордо венчались друг с другом.

Старость без детей и семьи всегда печальна – но сознание того, что жизнь была отдана самому главному – борьбе за свободу, равенство и справедливость – это сознание наполняло ее гордостью.

С этой гордостью она повела свою организацию – бруклинскую еврейскую секцию ЛГБТ и феминизма, если можно так выразиться – в Браунсвилл, на демонстрацию «ЛГБТ против белого супрематизма». Она хотела присоединиться к колонне, чтобы показать, что еврейки вместе с афроамериканками за прогресс.

У большинства стариков наступает момент, когда мозг, стоптав ножки на длинном жизненном пути, отстает от поезда Истории. Человеку кажется, что он еще едет, а на самом деле старик сидит на своем чемодане, и иллюзия пейзажа мелькает перед его мысленным взором.

Рут Фридман, старая лесбиянка и идеолог феминизма, шла впереди своей группы и держала израильский флаг. А рядом с ней вышагивала здоровенная бабища, мускулистый трансгендер, и несла в своей руке атлета флаг большего размера – радужный шестицветник.

Произошло соприкосновение еврейской группы с афроамериканской колонной, и настал момент дружеских объятий и приветствий. К этому моменту еврейки изготовились с подачи мудрой и авторитетной Рут. Негритянки трактовали и использовали этот же момент иначе.

Накачанная черная девка вырвала у Рут бело-голубой флаг и со словами: «Пошла на хуй отсюда, ебанная жидовка!» треснула ее этим флагом по боку. Бок был толстый, но слабый. Рут задохнулась от боли и изумления. Знаменосец-трансгендер мгновенно дал оскорбительнице пинка под мощный зад, пустившего ее кубарем по мостовой – и был тут же снесен и избит набежавшей толпой.

Лозунгов над дракой звучало два, и ни один не феминистский: «Бей жидов!» и «Смерть Израилю!». Еврейской стороне, обычно говорливой, красноречие отказало. Отдельные выкрики: «Ведь мы же за вас» успеха не имели.

Игра произошла с нулевой суммой: сколько удовольствия получили размашистые и азартно-злые негритянки – столько скорби и боли отразилось в глазах (и отобразилось на лицах) избитых и разогнанных евреек. После чего черная колонна продолжила свое шествие с заметно поднявшимся настроением – белая же рассеянная кучка брела прочь с видом подавленным.

Рут поддерживали. Ее шатало. Время для нее остановилось. Когда-то давно полицейский ударил ее дубинкой, когда-то в молодости ее задерживали, но это было совсем другое: мы – и они. А сейчас та, за которую они боролись так долго и упорно, с размаха била ее по лицу. Грянул гром, мир померк. Кто-то поднял с асфальта и подал ей выскочивший зубной протез; она сжала его в руке. Ни разу в жизни ее не били. По лицу. И так сильно.

За что? Ведь она любит их! Она столько для них сделала. Она пришла с любовью и поддержкой… Боль обиды была непереносима. Спазм сжал ей горло. Она судорожно всхлипнула. Еще раз, и еще, она не могла остановиться. А потом полились слезы. Это была тихая неутишимая истерика. Безнадежное отчаянье. Несправедливость сокрушала все ее существо. Ее, старуху, которая пришла с добром, с любовью, ударить, по лицу, по лицу, так жестоко, незаслуженно, с тупым зверством.

Плюха по морде интеллигентной женщине очень способствует формированию здорового мировоззрения. Шоковая терапия.

Но сначала Рут впала в депрессию. Она лежала в своей квартирке. Попросила подругу временно съехать. Одна молодая девочка из их организации носила ей продукты. Как-то Рут строго велела ей принести бутылку виски. Переспрашивать и комментировать девочка не посмела. Рут глотнула «Джек Дениелс», обрела дыхание, прокашлялась, и облегченное тело слегка всплыло над собой. В старых английских романах это называлось: «Старушка пристрастилась прикладываться к бутылке».

Так или иначе, она выползала из депрессии. Думала иногда, что если бы Пирс Джанетти на той школьной вечеринке трахнул ее в своей машине, то жизнь могла бы пойти иначе. Что ее высокое счастье какое-то несчастливое. Что ей все осточертело. И в конце концов, она американка – она отправилась к психоаналитику. Ей посоветовали хорошего.

Это был обаятельный средних лет мужчина, в черных брюках и черной рубашке с серым галстуком, с маленькой аккуратной бородкой, с выразительными руками, которыми он как-то мягко и округло жестикулировал.

Руфь прилегла на удобную кушетку и впервые в жизни захотела стать католичкой – чтобы раз в неделю исповедоваться своему духовнику, который наложит наказание и отпустит все грехи. Причем бесплатно (вот грешная невольная мысль!). За неимением такового она последовала приятным интонациям доктора Хергенразера, постаралась расслабиться, полуприкрыла веки, переспросила о тайне исповеди, простите, доктор, о конфиденциальности, и начала тихо тонуть, нырять в глубину души, или сознания, или подсознания, или чего там еще. И вдруг сказала, что ей никогда не нравилась вагина. Но когда она была молода, операции по коррекции пола еще не проводились.

Хотя она, в общем, не хотела менять пол. Но вагины так неаккуратны, и столько лишнего, и все время надо промакивать или подмывать, и не так уж приятно все это трогать, иногда это такая лохань, только ради подруги все делаешь, потому что она тебе тоже, а пенис такой твердый, чистый, аккуратный, и его так удобно и приятно держать в руке, и можно совершать фрикции, и брать его в рот, она несколько раз вызывала мальчиков по телефону, с ними было так хорошо, но после оргазма все проходило и делалось неприятно, потому что нет никакой духовной близости, никаких общих ценностей, а с женщинами иначе, после оргазма так хорошо, нежно и ласково, потому что вы друзья, и единомышленницы, и так хорошо и полно понимаете друг друга, и вся ваша жизнь общая, а вообще у нее есть несколько фаллоимитаторов и вибраторов, это соответствует философии феминизма – женщина свободна от мужчин, но, с другой стороны, ЛГБТ – это несколько другая философия, хотя будущее, вероятно, за виртуальным сексом, а виртуальный секс – это то же самое самоудовлетворение, только технически изощренное, только и всего, и если честно, если бы развитие техники уже сегодня достигло такого уровня, чтобы любая женщина могла получить неотличимую копию идеального партнера для секса – как были бы счастливы все женщины! потому что мужчина по своей биологической природе разбрасывает семя в как можно большее количество самок, ему бы только всунуть и кончить, а женщине требуется идеальный партнер на всю жизнь, и тогда, наверное, она заказала бы себе мужчину по своему вкусу, сильного и нежного, внимательного и распутного неутомимого любовника, и жить было бы легче, потому что все-таки надо стремиться к красоте, а жирные уроды-геи на парадах гордости ей мерзки, и старые жирные похотливые лесбиянки тоже мерзки, и мужчины без членов и яичек, накрашенные и одетые как женщины, ей мерзки, и тупые суки с хирургическими имитаторами фаллосов из пластика и собственной кожи ей отвратительны физически, и если честно – ниггеров она терпеть не может, они всегда ненавидели евреев, завидовали их успехам, их уму, а сами упорно трудиться никогда не желали, и IQ у них низкий, и когда она видит черного дикаря с низким лбом, скошенным подбородком и размазанным на пол-лица носом с огромными ноздрями – не желает она жить рядом с этими обезьянами, пусть они живут сами по себе, она жизнь положила, чтобы черные имели все то же, что и белые, и вот под конец жизни вонючие черные макаки ее смеют избивать за то, что она их поддерживает и за них борется, да будь они прокляты, пусть валят назад в свою Африку, Господи, я хочу любить их, я люблю их, сердце мое болит их болью, их страданиями и их унижением – как их любить, скотов тупых и неблагодарных?.. А в школах упрощают программы: если черные не могут стать умнее – пусть белые станут глупее, главное – чтоб все равны, и в университетах отменяют и адаптируют многие курсы, чтобы неуспевающих черных стало меньше, и в результате молодежь делается все тупее, все необразованнее, куда мы катимся, куда мы катимся, мы сами делаем себя все глупее и разобщеннее, все слабее беспомощнее, да я бы эту черную суку раньше пристрелила бы на хуй, а сейчас эти бляди живут на наши налоги и еще смеют пасть разевать, китайцы умнее нас, мусульмане сильнее нас, негры наглее нас, мир идет в пропасть, в пропасть, на что ушла моя жизнь, Пирс Джанетти, отдай мне мою жизнь, я хочу быть свободной, я хочу быть счастливой, здоровой и молодой, суки, как вы мне надоели, но вы – моя жизнь, я вас люблю, а вы меня высасываете, как крабовую клешню, как хорошо быть убийцей, убийство – это свобода: ты сбросил все путы, ты властен над миром, над жизнью своей и других! а когда придет расплата – я расплачусь, и сдохните все…

…Наверное, доктор Хергенразер был неплохим специалистом, потому что буквально через три сеанса Рут изменилась. Подавленность рассеялась, а возникло, наоборот, самоощущение агрессивное и твердое. Рут оглянулась на жизнь со злым прищуром, и с таким же злым прищуром смотрела в зеркало в ванной. Жирная седая старуха отражалась в зеркале, но (она презирала себя за такое пошлое литературное сравнение, но не умела найти точнее) – с морщинистой маски бывшего лица смотрели блестящие, азартные карие глаза: они лучились злым весельем и обещали возмездие.

Старуха Фридман пересматривала свои принципы. Стекляшки в калейдоскопе пересыпались от одного малого поворота – и сложились в новый узор. «Жизнь идет в жопу», – сказала себе старуха и отхлебнула из горлышка.

На пороге выхода из нашего балагана и приобщения к Вечности беспокойная еврейка, феминистка и лесбиянка, присоединилась к легиону тех, кто пытается понять: как мы пришли – самостоятельно и добровольно – к разрушению устоев общества, узакониванию и пропаганде любого разврата, оболваниванию своей молодежи, ликвидации своей культуры и возвеличиванию всех чужих, уничтожению своей расы и лести всем другим. Горе тебе, Вавилон, город крепкий!

Ей принесли Тору, Библию, Коран. Потом она попросила книги по социологии и психологии: презираемого ею Дейла Карнеги, Эрика Берна, «12 правил жизни» Джордана Питерсона (этого правого ублюдка) и наконец «Дорогу к рабству» чертова фашиста фон Хайека. Чертов фашист фон Хайек ее добил.

Она вспомнила молодость и закурила травку. Легкие у старухи были хоть куда. Сладкие видения поплыли за раздвинувшимися стенами комнаты. В них преобладали розовые и голубые тона, фигуры людей изящно вытягивались и вились, рассеянный солнечный свет и был счастьем, и неслышное пение райских птиц вызывало легкий неудержимый смех.

Она купила кабельный пакет образовательных программ и смотрела телевизор, когда прихлебывание тенессийского бальзама делало чтение слишком трудным процессом. Долго следить за мыслью лектора Рут было в таком состоянии трудно, а вот ток-шоу на интеллектуальные темы оказались в самый раз. Она вслушивалась в голоса дискуссии, стараясь вникнуть в смысл, а сама в это время думала о роли книг в прогрессе, о том, что молодежь ничего не читает, что информация приняла какие-то антигуманные, машинные формы. И о том, что пессимисты были правы: Темные Века надвигаются на нас. Да собственно они уже пришли. Они пришли, и она ощутила этот тяжелый удар своим лицом и своей душой…

Она щелкала пультом, и на очередном канале очередной интеллектуал проповедовал:

– Для того, чтобы понять какой-либо объект или процесс, необходимо рассмотреть его во взаимосвязи трех подходов:

Во-первых, систематика. Любой объект или явление необходимо рассматривать как систему, которая не является просто суммой составляющих ее частей – и которая всегда существует в динамике, в развитии количества и качества ее монад и отношений между ними. То есть: система проходит все фазовые цикла ее существования: зарождение, развитие, подъем, плато, пик, спад, крушение. Необходимо всегда это учитывать – и определять, в какой фазе существования система находится в момент рассмотрения. Заметим: любая система абсолютно стабильна в любой произвольно малый отрезок времени – и всегда нестабильна в любой произвольно взятый большой отрезок времени. Это относится как к неорганическим и органическим (биологическим), так и социальным системам.

Во-вторых, эволюционизм. Ни одна структура не вечна, но всё развивается от простого к сложному, от энергетически менее потентного к энергетически более содержательному, концентрированному и мощному. Для этого поэтапного усложнения необходима гибель старых систем и образование новых – из того же материала, тех же элементарных частиц, все более и более сложно комбинирующихся. Рождение и гибель неразрывны и есть аспект способа существования материи и энергии.

В-третьих, для рассмотрения и анализа любого объекта и процесса необходимо выбрать единую – и общую – систему координат, систему отсчета. Общая, единая система – это эволюция энергии и материи Вселенной. Все процессы в сумме, в общем конечном результате, в принципе – направлены к усложнению структур – и в то же время и тем самым к ускорению и росту масштаба энергообмена с окружающей средой. Или, что то же самое, ко все ускоряющемуся и увеличивающемуся преобразованию окружающей среды.

Только при таком триедином подходе к анализу сущего можно вообще что-либо понять.

Иначе философа, мыслителя, теоретика, аналитика – можно уподобить столяру, который измеряет табуретку линейкой и сравнивает со столом и шкафом, определяя, что она равна одной двадцатой шкафа по весу и половине стола по высоте. И на этом основании пытается постичь функцию табуретки и происхождение материала, из которого она изготовлена.

Сплошь и рядом – да что я говорю, чаще всего – философ уподобляется именно такому столяру, подходя к явлению с произвольной, релятивистской системой координат, с произвольной, условной измерительной сеткой, соотнося объект своего теоретического рассмотрения не с устройством и законами Вселенной, а со взглядами оппонента, который и сам-то пытался измерить массу в дюймах, а эмоции в децибелах.

К сожалению, этот хулиганский, я бы сказал, релятивизм стал основой постмодернистской философии, которая напоминает разборку автомобиля в сумасшедшем доме с целью научиться вождению.

Да, спасибо, я слышу возражения слева и готов ответить. Конечно, конечно, оценка с точки зрения добра и зла, вреда и пользы необходима. Добро и зло – категории моральные, в природе не существуют, они привносятся человеком и зависят от целеполагания. Накормить голодного – добро, а больного ожирением – зло; спасти человека – добро, но спасти приговоренного за зверские преступления убийцу от казни – в течение всей истории почиталось злом. Увы! – наша мораль сейчас сильно изменилась, сплошь и рядом добро и зло поменялись местами, так же как порок и добродетель, нет смысла говорить о том, что совершенно ясно. Добро и Зло с точки зрения верующего – вопрос скорее теософии, здесь мы вводим в анализ доминирующую фигуру Бога, простите великодушно. С пользой и вредом – аналогично: кому и для чего полезно, оно же может быть вредно другому человеку в других условиях…

…Наскучив переключать кнопки, Рут убрала звук и перелистала первый попавшийся журнал, остановившись на предваряющей статью справкой:

«ВИКТИМОФИЛИЯ – любовь к жертвам, конструирование образа жертвы из живого или умершего человека с тем, чтобы возвысить его как объект поклонения и культ. Идеал виктимофилии – распятый Христос».

Журнал безусловно формировался в парадигме постмодернизма. То есть: смешение стилей, жанров от академического до вульгарных просторечий, и не только отрицание каких-либо канонов, но напротив – эпатаж буржуазных вкусов и приличий.

Похоже, автор просто отдал в редакцию аудиозапись своего монолога для распечатки и публикации:

ВИКТИМОФИЛИЯ

Я настаиваю на этом термине! Понятие это давно уже есть, и политика есть, и идеология виктимофилии сыграла огромную, решающую роль в разрушении страны! А слова, видите ли, у них в словарях нет.

Виктимофилия – это непросто. Основа любви к жертвам и превозношение жертвенности лежит глубоко в нашем подсознании. Простите за грубую оговорку – в над-сознании! Виктимофилия – важнейший элемент, важнейший социопсихологический фактор нашего социального инстинкта. Я как-то не так выразился… Но, в общем, вы меня поняли. Вернее, вы ничего еще не поняли, но я сейчас все объясню.

Вот Христос был распят на кресте – и тем самым принял на себя все муки рода людского. И мы его чтим, и мы в него веруем. Что доказал Господь через распятие Сына своего? Что любовь к людям и идея Добра для него выше и дороже собственной жизни.

А коли есть что-то дороже собственно жизни, и отдана она за нас – это что значит? Что в чем-то этот человек – я уже о людях! – этот человек выше нас. Вот у него есть такая идея великая, такое стремление к чему-то высшему ради общего блага, что жизнь ему – тьфу ради этого.

И мы ценим! Раз дороже жизни ему это – значит, он искренне верил и делал все, и значит – это истинно. Он это поставил выше собственной жизни – и тем доказал истинность своей веры, своей цели, своего поступка.

Начало это берет у предков наших древнейших. Отдал человек жизнь свою в бою за свой род – он герой, он высший из нас! Только так должен поступать мужчина – чтобы выжил весь род, дети, женщины, мы все. Герой, пожертвовавший собой ради людей своих – высшее существо!

Отданная жизнь – мера истины. Раз он так убежден, так верит, так знает, что делает, что жизнь отдаст – но убеждению своему не изменит – значит, убеждение его истинно. Выше жизни, дороже жизни. Это убеждает. Внушает уважение.

Готовность умереть – мера истины.

Готовый на смерть – высшее существо.

А страдание? Что такое страдание? Это – степень смерти, стадия смерти, уже частичный переход в смерть, готовность умереть. Человек идет на муки и лишения – но верит в свое дело, убеждения и дела его выше самой жизни.

И что получается? СТРАДАЮЩИЙ – ПРАВ! Он выше нас, прочих людей, потому что у него есть великая надличностная ценность. Его дух, его личность принадлежит чему-то более важному, более главному и более высокому, чем сама жизнь.

Страдание – божественно! Увечный – отмечен Всевышним и приближен к нему. Через страдание открывается человеку суть Мира. Страдание возвышает над суетой и заставляет думать о главном – о Добре и Зле, о смысле жизни и смерти, о цели нашего бренного существования.

И вот мы видим, что жертва за ближних – идеологически и психологически, я бы осмелился выразиться, видоизменяется в нечто иное – в страдание без конкретной цели. Но, уважаемые персоны! Это процесс постепенный.

Сначала, когда род и племя живут скудно и жизнь людей проходит на грани выживания – увечных бросают при любых трудностях. Больных, стариков, калек – могут кормить и давать место у огня, когда вдоволь пищи и не угрожают враги. Но если предстоит тяжелый переход, опасная битва, если голодная зима – их бросают без сожаления. Ибо таков закон жизни. Выжить должны здоровые и сильные, выжить должны воины, женины и дети – ибо только в них залог существования всей группы.

Но! Цивилизация идет вперед семимильными шагами, поднимается вверх все выше и выше! Она принимает христианство и проникается его мировоззрением. Она производит все больше – и уж не затрудняется кормить всех: больных и старых, немощных и даже ленивых. Наступает царство изобилия.

И одновременно – наступает насыщение системы. То есть: сколько в нее чего ни добавляй – принципиально в ней уже ничего не изменится. Путь ее пройден.

И милосердие – вдруг становится буквально профессией. Более того – помощь убогим ставится во главу угла, ложится краеугольным камнем в систему ценностей зажиревшей цивилизации. Ей низачем не нужны калеки – но так только кажется.

Во-первых, людям необходимо чувствовать себя значительнее и выше кого-то. Таков социальный инстинкт. Находя тех, кто явно ниже их на социальной лестнице, они самоутверждаются в собственных глазах.

Во-вторых, людям потребно быть в собственных глазах достойными, хорошими, нравственными – соответствовать требованиям усвоенной морали. И более того: соответствовать личной, внутренней морали – совести. Помощь бедным, сочувствие несчастным – дает людям такое удовлетворение собой.

Милосердие повышает самооценку благотворителя.

Повышается не только моральная самооценка – но и осознание своего статуса: благотворитель выше принимающего помощь.

В милосердии кроется немалая доля нравственного эгоизма.

В-третьих. В силу того, что человеку (по сути своей, по устройству) всегда необходимо усовершенствовать этот мир – то есть его переделывать – человек в массе своей всегда неудовлетворен этим миром. Этот мир в его глазах несовершенен, плох, но главное – несправедлив.

Несправедливость мира прежде всего сказывается в том, что люди умные, достойные, хорошие, переносящие трудности, честные и работящие (а в принципе каждый считает себя достойным – даже преступник и паразит всегда находит себе оправдания) – люди несчастны, так устроено; и это несправедливо! Приличный человек просто не может быть счастлив и достойно вознагражден в этом мире!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации