Текст книги "И все-таки она красавица"

Мысли перескочили на марокканскую столицу, полетели по белым улицам, где она так много гуляла, притормозили в западных кварталах, которые в юности завораживали ее, проскользнули между вывесками торговых центров, алкогольных баров, ресторанов и наконец замерли перед отелем «Ред Корнер». Сделали короткую паузу, сыграли в прятки с камерой наблюдения, проникли в номер «Шахерезада», остановились на трупе Франсуа Валиони, метнулись прочь, бегом спустились по лестнице, заскочили, пытаясь отдышаться, в «Старбакс» по соседству, тот самый, где она встретила молодого сыщика, где ее ждал Альфа́, где они дали клятву и сложили эбеновые треугольники в черную звезду. Где они решили идти до конца. Что бы ни случилось.

Бэмби остановилась на середине пути. Бэмби не преуспела.

Ян Сегален выкрутился. Адиль Заири гуляет на свободе.

«Рабат, – прошептала Бэмби. И повторила по слогам: – Ра-бат».

Там, где все началось. Там, где все должно было закончиться?

Если полиция ждет ее на земле, она проиграет окончательно и бесповоротно.

66

09:53

Прибытие рейса Бейрут – Рабат ожидалось по расписанию. Терминал В. Выход 14.

В международном аэропорту тридцать вооруженных автоматами полицейских стояли, подняв глаза к табло, как будто ждали плохих новостей: самолет опаздывает, взяты заложники, аэробус летит в Бамако, в Дубай, в Марсель…

«Гипертрофированное дурное предчувствие, – думал Жюло, глядя на настороженных коллег. – Бэмби Мааль одна в самолете, безоружная. Ливанские полицейские безостановочно крутили пленки с камер наблюдения и не сомневались в опознании, несмотря на фальшивые документы. Это не помешало марокканской полиции организовать задержание по полной форме: несколько десятков легавых на одну двадцатилетнюю девчонку!»

Жюло держался чуть в стороне, рядом с галереей магазинов дьюти фри. Петар что-то обсуждал с лейтенантом марокканской полиции. Майор это обожал: раз уж нельзя приказывать чужим агентам, будем им советовать. Велика сотрудничал – а что еще остается? – но ясно давал понять коллегам, у кого лучшие эксперты, самые полные базы данных и самые современные научные лаборатории.

«В конце концов, это и есть официальная обязанность патрона», – думал Жюло.

Атташе по вопросам внутренней безопасности.

Сокращенно АПВВБ. Сам он всего лишь ЗАПВВБ. Заместитель атташе по вопросам внутренней безопасности.

Служба внутренней безопасности Франции в Марокко была представлена в Рабате майором Петаром Великой, лейтенантом Жюло Флором и еще тремя офицерами в Танжере, Касабланке и Марракеше.

Жюло было известно, что Дирекции по международному полицейскому сотрудничеству (ДМС) были созданы в конце 2000-х из офицеров полиции и жандармерии, около ста человек распределили по ста посольствам. Их главной задачей было предотвращение угроз Франции: терроризма, киберпреступности, торговли оружием и наркотиками и, конечно же, незаконной иммиграции. К классическим причинам головной боли для Министерства внутренних дел добавлялась – куда же без этого! – защита интересов диаспоры. Убийство Франсуа Валиони, таким образом, трижды относилось к прерогативе ДМС в Рабате: французский гражданин, убит в самом сердце марокканской столицы, занимался сетями транссредиземноморских мигрантов.

Ключевым словом было «сотрудничество». Сотрудничество с другими дирекциями (в Дубае и Бейруте) и, главное, с местными властями. Петар старался – по минимуму, – не нарушая субординацию, хоть и считал рабатских полицейских низкооплачиваемыми чиновниками, не заинтересованными в расследовании. Следовательно, именно ему предстоит проделать основную часть работы, щадя самолюбие местных.

Пассажиры в аэропорту ежились, замечая непривычно большое количество полицейских в зале. Страх перед терактом стал привычным, превратился в психоз. Агенты успокаивали людей, Петар хохотал, хлопал коллег-марокканцев по спине, стараясь разрядить обстановку.

Лейтенант Флор следил за суетой в зеркалах бутиков. Совершенно одинаковых во всех аэропортах мира.

Когда он возвращался мыслями к расследованию, впечатление одинаковости усиливалось, становилось навязчивым до зубовного скрежета. Одни и те же места и магазины повсюду на планете. Трансграничные компании, заведения и названия: «Старбакс», L’Occitane, «Ред Корнер» и многие другие… В самолетах показывают одни и те же фильмы, радиостанции крутят одну и ту же музыку, люди болеют за одни и те же футбольные клубы, мальчишки, живущие в странах Западной Африки, носят футболки Unicef du Barca, а марокканские становятся фанатами «Манчестер Юнайтед» или «Олимпик Марсель».

Жюло попытался отмотать назад события последних трех дней, восстановив в памяти ход расследования. Меньше чем через полчаса Бэмби Мааль выйдет из самолета и будет арестована, а он не может избавиться от назойливого ощущения, что упустил главное.

Ладно, начнем с самого начала. «Ред Корнер» в Рабате; «Старбакс», где он встретил – не заметив их! – Бэмби и Альфа́ Мааль; квартал Апельсинового дерева в северной части марокканской столицы и арест Альфа́ между проспектами Пастера и Жореса. Названия некоторых улиц тоже универсальны – во всяком случае, в бывших французских колониях. Так, что было дальше?.. Встреча с гематологом Вакнином в госпитале Авиценны, университетской клинике Рабата, носящей имя самого знаменитого мусульманского врача в истории ислама; центр Аль-Ислах, престижное место обучения французскому языку и культуре в нескольких километрах от Рабата, тезка марсельской мечети Аль-Ислах, самой большой на юге Франции. Вчера они ускорили дело, когда с согласия и при участии майора Тони Фредиани из комиссариата Пор-де-Бука допросили Лейли Мааль. Риан урегулировал административные детали и логистику, и они полетели прямым утренним рейсом Рабат – Марсель, выслушали бредовые свидетельские показания Рубена Либероса в отеле «Ибис» и во второй половине дня улетели обратно. Вечером он бродил по огромному морскому порту Рабат-Сале и думал о расследовании. Накануне Жюло был в Национальном зоологическом саду, ходил вокруг знаменитого озера с розовыми фламинго, а в первый день спустился по улицам 11 Января и 2 Марта на пляж Сале. Кстати, теперь он знал, что в январе 1944-го была провозглашена независимость Марокко, а в марте 1956-го пришел конец французскому протекторату. «Национальный праздник, – уточнил Риан, пытаясь втолковать Петару, что страна Марокко никогда не была французской колонией. – Протекторат – это простой договор о защите и сотрудничестве».

Самолет должен был вот-вот сесть, и полицейские начали стягиваться к выходу. «Они что, на летное поле собрались? – изумился Жюло. – Вообразили, что Бэмби Мааль сбежит от них по взлетной полосе?»

Лейтенант Флор почувствовал себя посторонним. Он успел мысленно выстроить схему: Лейли Мааль, ее приезд в неблагополучную городскую зону Пор-де-Бука; ее сыновья Альфа́ и Тидиан, оставшиеся в Марокко; ее дочь Бэмби, курсирующая между двумя континентами. Петар и марокканцы успели обсудить опасную преступницу, которая совершила два убийства и одно покушение на убийство.

Жюло Флор придерживался иного мнения: семья Мааль защищалась – всеми доступными способами – от гораздо более опасного и куда лучше организованного криминального замысла неприкасаемых персон. Доказательств у лейтенанта не было, а когда он пытался обсудить свою версию с патроном, Велика отпускал шуточки о «прекрасных глазах Бэмби, покоривших сердце романтичного легавого, и очах ее матери Лейли, куда более опасной в роли мамаши Кураж, которая вкалывает из последних сил, но продолжает одеваться, как экзотический цветок». Все свидетельствовало в пользу правоты майора. Вроде бы. Прямо Велика этого не сказал, но осуждал своего подчиненного за «мягкотелость».

Жюло вспомнил, как дал Лейли Мааль свою визитку в коридоре комиссариата Пор-де-Бука.

Позвоните, если вам что-нибудь понадобится.

Жалкое, нелепое предложение, попытка облегчить свою совесть. Что еще он мог предложить этой женщине?

67

09:58

Лейли взяла сигареты и вышла на балкон. Она никогда так много не курила. Солнце встало несколько часов назад, а пачка уже ополовинена. Море успокоилось, волны не набегали на берег напротив Эг Дус. Вдалеке, под портальными кранами Пор-Сен-Луи-дю-Рон, медленно полз контейнеровоз. Казалось, машина устала от слишком тяжелого груза и уподобилась настороженной улитке, которая дождалась под листком, когда кончится ливень, и опасливо перебирает ножками по земле, оставляя за собой слюнявый след.

Рубен присоединился к Лейли. Он надел пальто и шляпу, хотя холодно не было, и она подумала, что ее патрон собирается покинуть Пор-де-Бук. Такой уж он человек: перестал рассказывать истории – значит, готов к отъезду. Либерос проводил взглядом тихоходные контейнеровозы.

– Зачем? – участливо спросил он. – Зачем вся эта… постановка?

Банные полотенца, детские шорты, спортивные носки сушились на веревке, раскачиваясь на ветру.

– Зачем? Все очень просто, Рубен. Я не отвечаю требованиям! Не соответствую. – Лейли глубоко затянулась. – Я должна поселиться в большой квартире, чтобы получить право воссоединиться с детьми. Норма – десять квадратных метров на человека, значит, нам нужно как минимум сорок. Таков закон. Минимальная зарплата и приличное жилье. Я пытаюсь получить его три года и сначала думала, что это будет легко. Подумаешь, простая формальность! – Она издала нервный смешок.

Рубен не отрывал взгляда от разноцветных кубиков – контейнеров на палубе судна.

– Я не соответствую. Не замужем. Получаю мизерную зарплату. Муниципальные службы предлагают мне студии, в лучшем случае – F1. «Вы же понимаете, мадам Мааль, F2, F3 и F4 мы оставляем для полных семей…» Такой вот идиотизм, Рубен. Без детей я не могу претендовать на нормальную квартиру, а без нее не могу вызвать детей! – В голосе Лейли прозвучало отчаяние. – Тот, кто это придумал, – гений. Волшебный пас, что-то вроде бесконечной ленты Мёбиуса. Чиновники могут до скончания века гонять просителей по кругу: окошко А, окошко В, окошко С, социальные арендодатели, мэрия, префектура, Французское бюро по делам беженцев, иммиграции и интеграции… И у всех свои формуляры, все одержимы заполнением анкет.

Лейли выдохнула дым. Лицо ее осунулось, глаза лихорадочно блестели.

– Идея пришла мне в голову три месяца назад, когда я в очередной раз заполняла бумаги для бюро по предоставлению социального жилья. Совсем простая идея. – Она сделала паузу. – Нужно всем говорить, что дети уже здесь.

Рубен повернул голову. Моргнул под тенью полей шляпы. Первые робкие лучи солнца отразились в его темных глазах. Лейли не снимала очки в виде черно-желтой бабочки.

– Закон требует, чтобы у моих детей была пристойная квартира, то есть мне ее предоставят, раз уж они здесь? Я не сделала ничего плохого – всего лишь приблизила их появление на несколько месяцев. Обустроила мою двушку так, как будто они живут в ней, развесила на веревке белье, держала дверь открытой, врубала рэп и диско, иногда говорила начальникам, что мне не с кем оставить младшего сына, сделала много фотографий нашей вопиющей тесноты, составила досье для комиссии и из кожи вон вылезла, чтобы умаслить Патриса… или Патрика… да какая разница! Кажется, я его убедила. Он переложит папку с моими документами на самый верх, и дело пойдет быстрее. Блеф, Рубен, вот что мне поможет. Вряд ли Патрис будет проверять в префектуре или где-то еще, действительно ли мои дети живут во Франции. Окошки А и В не сообщаются, это мне приходится каждый раз выстаивать очередь. Я была достаточно хитра и подготовилась к неожиданным визитам агентов бюро или служащих мэрии. Они иногда заглядывают. Нет, за порядком эти люди не следят, являются, чтобы кого-нибудь выкинуть, но до моего этажа, слава богу, ни разу не добрались.

Глаза Лейли заволоклись слезами, и в этот самый момент солнце ускользнуло из-под надзора облаков.

– План был великолепный, Рубен. Представьте: через несколько недель Патрис находит для меня F3. Я подписываю. Переезжаю. И никто не свете не выгонит меня на улицу. Оставалось дождаться человека из мэрии и его благоприятного отзыва.

Лейли так вцепилась в перила, что побелели костяшки, и Рубен накрыл ее руку ладонью.

– Забудь о прошедшем времени, дорогая. Используй только будущее, ведь твой план идеален. Все получится.

Она сняла очки. Красные от слез глаза напоминали два сгоревших уголька.

– Что получится, Рубен? Что именно получится? У меня два дня нет новостей от Бэмби и Альфа́. Я уже час без конца набираю номер родителей, но никто не отвечает. И я жду и рассказываю вам… тебе мою жизнь, а…

Она обернулась и с ужасом посмотрела на письмо Адиля, лежавшее на столе в гостиной.

…Увидишь, как я сажусь в автобус и еду на работу.

Не зная, что я отправляюсь не на завод, а за украденным у меня богатством.

Что я заберу его у твоего сына.

Рубен коснулся ее плеча:

– Где Тидиан?

– У моих родителей. Квартал «Олимп». В Рабате. Я никак не могу с ними связаться, предупредить, потому что знаю только их телефон. Мы разговариваем каждый день… Они воспитывают Тиди с тех пор, как я уехала… а теперь… теперь не отвечают! Сегодня суббота, сейчас десять утра, а к телефону никто не подходит.

Рубен крепче сжал дрожащие пальцы Лейли:

– Не тревожься, твой сын в безопасности. Он на другом берегу Средиземного моря и…

Лейли отшатнулась, очки взлетели в воздух и, как слишком тяжелая бабочка, шлепнулись на асфальт восемью этажами ниже. Она даже не посмотрела им вслед. Пусть солнце, которое ласкается к волнам, отражается от крыш автомобилей и крышек мусорных баков, снова отправит ее во мрак, теперь это не имеет значения.

– Вы сами знаете, что это не так! – закричала она. – Адиль Заири покинул Эг Дус на рассвете и мог успеть на прямой рейс Марсель – Рабат. Может, он уже там. Он найдет их, Рубен. Найдет – и я не могу ему помешать.

68

10:04

Бэмби была так сосредоточена на красной тетради, что не замечала, как вздрагивает идущий на посадку самолет. Она читала тетрадку много раз и выучила наизусть описание всех встреч матери с мужчинами, о которых теперь знала почти все, каждое движение их душ, самые постыдные тайны и подлости.

Малыш хотел общаться. Существо полутора лет от роду цепкими пальчиками тянуло к себе куртку девушки, чтобы она прочла ему историю, пусть даже без картинок.

Бэмби нравилась малышу.

Его папе она тоже нравилась. Ничего удивительного: матовая кожа, белоснежный кружевной лифчик, а сверху куртка без застежки!

Маме соседка по креслу нравилась явно меньше.

– Оставь мадам в покое, милая.

«Девочка! – подумала Бэмби. – Маленькая девочка – и уже тянется к книгам!» Крошка насупилась, но пальчики разжала, ее отец погрузился в журнал, а Бэмби представила себе ужас благородного семейства при ее аресте. Им объяснят, что они сидели рядом с преступницей, а их крошка даже гладила серийную убийцу…

Легавые наверняка ждут в зале прилета, а она сама кинулась волку в пасть, улетев из Рабата.

Аэробус медленно снижался. Во время первых полетов с Шерин у Бэмби при взлете и посадке чудовищно болели уши, так что хотелось биться головой о столик. Постепенно она привыкла. Даже самая сильная боль может стать привычкой, которую сначала клянешь, потом принимаешь как данность и наконец забываешь о ней. В детстве, разбив коленку или тяжело заболев, на вопрос матери «Очень больно?» – она отвечала: «Только когда я об этом думаю». Так оно и было! Стоило открыть книгу, и боль забывалась.

Лежавшая на коленях тетрадь разбередила раны. Бэмби казалось, что строчки разговаривают, что голос матери сливается с ее собственным.

У него южный голос, он любит поговорить. Больше всего любит слушать себя.

Его жену зовут Сален. У него есть годовалая дочка Мелани.

И маленький шрам в форме запятой под левым соском.

Дневник повествовал о ее рождении. Чтобы быть точной – о зачатии.

Об изнасиловании!

Изнасилованиях. Они совершались месяцами, по нескольку раз в день. Пока мама не беременела. И после этого. Один из мужчин, детально описанных в дневнике, – ее отец.

Франсуа. Жан-Лу. Ян.

Один из трех мерзавцев – ее отец. Она прочла дневник много раз, но не привыкла к боли, не приняла ее и не забыла. Она долго размышляла и пришла к очевидному выводу: чтобы приручить первородное зло, терзавшее ее душу, нужно сделать три вещи.

Найти их.

Выбить признание.

Заставить заплатить.

Рядом горько плакала девочка, зажимая уши пухлыми ручками. Она еще не научилась терпеть боль. Мать баюкала бедняжку, отец держал ее ладошку в своей. Ты научишься, милая, – мысленно пообещала Бэмби. – Научишься, когда кончится детство, научишься страдать молча. И узнаешь, что единственное лекарство от страдания – месть.

Чуть меньше года назад Бэмби прочла тетрадь, сделала несколько фотокопий и послала их Альфа́. Брат подметил, что все клиенты матери связаны с ассоциацией «Вогельзуг», где работал ее мучитель Адиль. Альфа́ навел справки. У ассоциации была хорошая репутация, сотни служащих, тысячи добровольцев со всего Средиземноморья, но имелось и несколько паршивых овец, озабоченных личным обогащением. Среди них были Адель Заири и его друзья. Увязшие – кто в большей, кто в меньшей степени. Коррумпированные. Темные делишки не могли бы твориться без соучастия – как минимум пассивного – людей из министерств иностранных дел, юстиции и полиции. Чиновники просто закрывали глаза. Кто станет искать причину смерти нескольких мигрантов, чьи тела нашли в пустыне? Беженцев, зарезанных в лесу? Утопленных в море? Люди без документов. Утратившие личность. Нелегалы из стран Магриба с сожженными пальцами. «Идеальное преступление существует, – подумал Альфа́. – К черту коварные планы – можно просто убивать невидимок!»

Однажды вечером, в квартале «Олимп», Бэмби и Альфа́ поклялись отомстить.

Она – за поруганную честь матери.

Он – за попранную честь своих братьев.

Они соединили свои кулоны, два эбеновых треугольника, образующих черную звезду мщения, похожую на звезду на марокканском флаге. Каждый будет носить треугольник на шее до самого конца. Альфа́ не понравилось слово «мщение» – он говорил о справедливости. Проводники работают на сети, объяснял он сестре, сети – это гигантский спрут. Чтобы щупальца не отрастали, нужно отрубить чудовищу голову. Вдвоем мы справимся, нашим врагам не придет в голову опасаться неизвестных дилетантов, Саурон[116]116
   Саурон – темный властелин и король Мордора, создатель Кольца Всевластия из трилогии Дж. Р. Р. Толкина «Властелин колец».


[Закрыть] ведь не снисходил до Фродо и Сэма.

Бэмби отвлечет внимание, Альфа́ нанесет удар в голову.

Внизу простиралось Атлантическое побережье. Аэробус летел вдоль лимана Бу-Регрега, разделяющего два города-побратима, Рабат и Сале. Широченный пляж, где она так часто тусовалась, вдруг показался ей нелепым ящиком с песком, зарытым под кладбищем Лаалу. Она на мгновение закрыла глаза. Найти Франсуа, Жана-Лу и Яна оказалось не так трудно, хотя у Бэмби не было ни фамилий, ни физических примет. В красной тетради описывались привычки мужчин, их семьи, их пристрастия. Был и детальный психологический профиль, именно он оказался самым полезным. Опираясь на него, Бэмби создала три фальшивые личности: Bamby13, решительную безбашенную активистку; Faline95, юную перепуганную мать-одиночку; Флёр, бесстыжую стажерку.

Отвлечь внимание придумал Альфа́. Он обеспечил ее фальшивыми документами. Подруга Бэмби Шерин, бортпроводница «Ройял Эйр Марок», помогла с билетами на самолет. Ее фотографии, сделанные в разных частях света и умело подретушированные, пригодились для фейсбука. Шерин не задавала вопросов, не пыталась ничего выяснить, когда Бэмби попросила помочь ей найти отца, отсеяв самозванцев.

Она ни разу даже не намекнула на возможность физической расправы.

Когда это пришло ей в голову? В какой момент отвращение зашкалило и смерть этих свиней показалась единственно возможным выходом? Во время чтения того места в дневнике, где мама все еще верит, что один из них способен помочь ей, полюбить и спасти? Все ее бросили! Ни один из них, даже Жан-Лу, не попытался вырвать слепую девушку из когтей Адиля. Все трое продолжили пользоваться ее телом, чувствуя полную безнаказанность: она никогда их не опознает!

Или она приговорила их к смерти позже, когда Франсуа Валиони попытался изнасиловать ее на пустынной улочке крепости Эс-Сувейра? Когда он пригласил ее поужинать, не отказался пойти в «Ред Корнер», целовал, ласкал, терся об нее? А ведь она ровесница его дочери, могла бы быть его дочерью. Возможно, она и есть его дочь!

Но что, если Бэмби убила, подчинившись инстинкту? Узнала по результатам анализа, что он не ее отец, увидела каплю крови на запястье голого мужика и подумала: эта сволочь продолжает насиловать и попустительствовать смертям мигрантов, он – одно из щупалец спрута, которое отрастет, если его не отрубить, так сделай это!

Нужно отвлечь внимание, сказал Альфа́. Она не разочарует младшего брата.

Бэмби убила Франсуа Валиони и сбежала. Следующей ночью она надеялась, что Жан-Лу Куртуа окажется ее отцом и будет жить. Надеялась – пока он не прижал ее к кирпичной кладке на выходе из «Бликов» Ганьера.

Он тоже бросил ее мать на произвол судьбы.

Она взяла кровь на анализ.

Жан-Лу тоже не был ее отцом.

И тоже не имел права жить, хотя давно ушел от спрута.

Бэмби рефлекторно пощупала карман. Бикс с набором для экспресс-анализа, за шесть минут определяющего группу крови человека, была на месте. Она брала это для Яна Сегалена, но не успела использовать. Может ли он быть ее отцом? Обаятельный, живой, решительный, хитрый. Внутренний голос отвечал: нет. Шансов у него не больше, чем у двух других.

Красные камни башни Хасана доминировали в пейзаже, создавая иллюзию посадочной полосы на эспланаде мавзолея со средневековой башней контроля. Через несколько минут аэробус приземлится чуть севернее. Девчушка успокоилась и мирно чмокала соской, а молодой папаша собирал детские книжки, отложив свой планшет.

Полицейские наверняка будут ждать у трапа.

Она не выполнила свою миссию до конца, но внимание отвлекла. Ее самопожертвование поможет Альфа́ ускользнуть из сети. Она залезла во внутренний карман холщовой сумки и, наплевав на голодный взгляд соседа и гневное фыркание его жены, достала кулон на кожаном шнурке и надела его.

Жест воительницы.

Самолет развернулся, лег на крыло, заходя на посадку. Бэмби выдернула из кармана телефон. 4G еще нет, но сеть появилась! Она наплевала на призыв не пользоваться электронной аппаратурой и нажала на первый из контактов.

Мама.

Бэмби показалось, что Лейли ответила, прежде чем прошел первый звонок.

– Это ты, доченька?

69

10:05

По молу навстречу Альфа́ двигались четыре силуэта. Он остановился. Из порта наплывал густой туман, как будто подводный огонь кипятил воду, чтобы сварить шлюпки и яхты. Пар притягивался к стенкам кирпичных ангаров как раз в том месте, где причалил «Севастополь».

Ноги у Альфа́ подкашивались. Он убедил себя, что страх тут ни при чем, что это нормальная реакция после суток на корабле. Альфа́ впервые ступил на другой континент. Шатало не его – дрожала Франция!

Над туманом, там, где начинался канал, стоял форт Бук. Массивные белокаменные стены цитадели напоминали пиратскую крепость Удая[117]117
   Название крепости происходит от имени разбойничьего племени удая, «посаженных на кормление» в Марокко для противодействия местным кочевникам.


[Закрыть] в Рабате (ее возвели в устье долины Бу-Регрег, лицом к океану) и крепость Касбу в Танжере, возвышающуюся над мединой, где двадцать четыре часа назад Альфа́ поднялся на борт «Севастополя».

Четверо остановились в нескольких метрах от Альфа́. Окутанные последними клочьями тумана, они напоминали насекомых, застрявших в коконе.

Легавые? Подручные Банкира или Казначея?

«Севастополь» могли засечь, он не корабль-невидимка. Альфа́ постарался незаметно принять стойку поудобнее, суеверным жестом коснулся рукоятки ТТ. Мужчины в тумане замерли: ни улыбки, ни дружеского приветствия, ни единого слова.

Холодны, как камень. Немы, как смерть. Бледны, как траур.

Альфа́ забыл о пистолете, поднял руки, шагнул вперед и обнял самого высокого из мужчин:

– Спасибо, что пришел, брат.

Саворньян не ответил, и он повернулся к остальным, молча поприветствовал каждого. Захерин, агроном-философ; Уисли-гитарист; Дариус, виртуоз дженбе. Саворньяну удалось убедить трех нелегалов, добравшихся из Марокко до Франции на два дня раньше, чем он.

А может, все решила судьба. За несколько минут до прибытия в Пор-де-Бук Альфа́ получил сообщение о трагедии у побережья Марокко. Бабила, Кейван, Сафи, Кэмиль, Ифрах, Найя… Возможно, Средиземное море уже поглотило их тела, когда он ночью звонил Саворньяну, а тот с друзьями пел и танцевал на празднике в честь скорой встречи с родными.

«Счастливые не воюют», – сказал ему Саворньян на прощанье.

Сегодня утром он здесь.

Молчаливые объятия затянулись, судорожные, причиняющие боль. Альфа́ не торопился нарушить молчание, не зная, какие слова утешения выбрать. Любые прозвучат нелепо. Какое уж тут утешение… Но поддержку выразить необходимо. Альфа́ открыл было рот, но Захерин опередил его:

– Саворньян убедил меня прийти. Уисли и Дариуса тоже. Не будем терять время. Наших мертвых мы оплачем потом. Сегодня нужно спасать других.

Они оставили туман за спиной и пошли к порту Ренессанс. Завсегдатаи, сидевшие на террасах баров и ресторанов, провожали их взглядами и возвращались к чтению газет и горячему кофе.

Альфа́ и его спутники остановились на углу улицы Папен. Наверху, за каменными оградами с решетчатыми воротами, стояли виллы, одна богаче другой, и открывался панорамный вид на Камарг.

Нужно было определить порядок действий, решить, куда идти. Альфа́ проверил телефон. Со вчерашнего дня мать звонила каждые пятнадцать минут. Она живет совсем близко, в доме, похожем на сторожевую вышку. Переехала, когда ему было двенадцать, чуть больше, чем сейчас Тиди, и все время обещала забрать их к себе. Неделю назад она сказала: «У меня появилась идея, скоро все уладится, я получу визы…»

Альфа́ убрал мобильник. Незачем маме знать, что он был так близко от нее, – вдруг не доведется вернуться.

Он приплыл не ради нее. Вернее, не только ради нее. Сначала нужно сдержать клятву.

Альфа́ бросил последний взгляд на крыши домов, медленно достал из кармана черный треугольник на кожаном шнурке и повесил на шею.

Жест воителя.

– Вперед!

Бенинцы смотрели на него, как будто ждали, чтобы он сделал первый шаг.

– Готовы?

Они кивнули.

– Оружие есть?

Ответил Захерин:

– Я пойду, Альфа́. Последую за тобой. Но с голыми руками, босой и с открытым сердцем. Те, кто отнял у нас самое дорогое, не испачкались в крови, у них на коже нет пороховой гари. Пусть же погибнут так, чтобы и мы не замарались.

Альфа́ постарался скрыть тревогу. Захерин и трое других сумасшедших понимают, какая опасность им грозит? Ему нужны решительные люди, солдаты, а не изувеченные жизнью калеки, которых жажда мщения лишила инстинкта самосохранения! Особняк Журдена Блан-Мартена «Ла Лавера» днем и ночью стерегут двое вооруженных людей. Профессионалы, обученные убивать.

Их пятеро, но действовать, судя по всему, способен только он. Захерин и Дариус слишком старые. Уисли слишком хрупкий. Помочь способен только Саворньян. Может быть.

– А ты что скажешь? – спросил он.

Взгляд бенинца был полон смертной муки.

– Несчастные должны воевать, Альфа́. Таков закон. Воевать, чтобы другие жили в мире.

70

10:07

– Бэмби, это ты? Где ты, Бэмби? – кричала в телефон Лейли.

Ей ответил далекий, чуть приглушенный голос:

– У меня мало времени, мама… Не могу говорить громко… Я в самолете…

– В самолете? Почему? Что еще за самолет?!

– Я почти выбралась, мама. Мы скоро приземлимся. В Рабате.

Лейли вскрикнула, закусила губу.

Рабат? Она не ослышалась?

Стоявший рядом Рубен напряженно вслушивался в разговор, пытаясь понять, что происходит.

– Это чудо, Бэмби. Беги, как только сядете. Беги со всех ног. К нам. В «Олимп». Тиди в опасности. Ты должна…

– Послушай меня, мама! Это ты в опасности! Ты!

Бэмби забыла об осторожности, и ее крик услышали все пассажиры.

Через несколько секунд Лейли поняла главное: дочь нашла красную тетрадь и опознала по фотографии Адиля Заири… Ее соседа… Ги…

– Я все знаю, – сухо оборвала она Бэмби. – Я уже все знаю. Но Адиля здесь нет. Он… Не теряй времени, ты должна успеть к Тиди раньше!

– Я не смогу, мама! – Голос Бэмби сорвался. – Меня не выпустят. Задержат на таможне, даже в зал не выпустят.

Лейли пошатнулась, вцепилась в перила балкона, и Рубену на секунду показалось, что она сейчас упадет.

– Объясни им! Скажи, пусть пошлют патрульную машину в квартал Апельсиновой рощи, это в нескольких километрах от аэропорта.

– Мама, они даже слушать не станут! Я… Меня разыскивают. За убийство… Меня заберут. Понадобятся часы, чтобы оправдаться.

Девушка понизила голос до шепота – наверное, мимо нее шла стюардесса или соседи выразили недовольство, – и Лейли воспользовалась тишиной в трубке, чтобы достать из кармана визитку. Последний козырь.

– Тогда свяжись с полицейским. Не с любым. Его зовут Жюло Флор. Используй последние минуты на свободе. Я сейчас пришлю тебе номер телефона и мейл. Расскажи ему все, что знаешь.

– Почему мы должны ему доверять?

– У нас нет выбора, дорогая, ничего другого не остается.

Резкий удар помешал Бэмби задать очередной вопрос. Ее бросило вперед, ремень безопасности впился в живот. Самолет сел! Связь прервалась.

Стюардесса попросила всех оставаться на местах.

Бэмби рывком расстегнула пряжку и снова поставила на колени ноутбук Яна Сегалена. Сигнал 4G был идеальным. Она вошла в почту в тот самый момент, когда ее мать прислала адрес сыщика. Девушка дрожащими пальцами набрала [email protected], прикрепила все фотографии, тексты, таблицы, отбрасывая слишком тяжелые файлы, кликнула «Отослать» и чертыхнулась. Сообщение не ушло! На экране появился вопрос: «Хотите отослать сообщение без вложений?» Близкая к истерике, она напечатала три буквы в качестве заголовка.

SOS

Отправила. На это раз получилось.

Она наугад выбирала из папок снимки, в основном те, на которых фигурировали Валиони, Сегален, Журден Блан-Мартен, Заири и неизвестные – неизвестные с внешностью чиновников, неизвестные с лицами полицейских.

Скопировать, прикрепить, отослать.

SOS

SOS

SOS

Самолет замер. Люди начали дружно вставать. Мать с малышкой на руках все пропускали вперед. Бэмби осталась одна.

Еще несколько секунд.

Выйти последней.

SOS

SOS

Отвлеки, попросил Альфа́.

Отошли всю информацию, все, что сможешь, велела мама.

Она подчинилась им обоим.

Не понимая зачем.

71

10:10

Тидиан возвращался из булочной. Бежал между оливами, изображал дриблинг и пасы обеими ногами вдоль улицы Пастера. Дед пообещал: «Если быстро пообедаешь, пойдешь со мной в ад». Они будут искать его любимца, мяч «Марокко Кубок Африки 2015», его амулет, улетевший в черную дыру.

Тидиан запыхался, остановился во дворе, прислонился к стволу апельсинового дерева и поднял голову к домику на ветке и тросу, соединяющему его с окном на третьем этаже. Иногда, в хорошую погоду, мальчик грыз орешки или семечки в своем укрытии, глядя на бабулю с дедулей, но сегодня кухонное окно было закрыто. Да и времени нет – надо успеть найти мяч к вечерней тренировке.