Текст книги "Звёздный огонь"

– Все шутишь… – вздохнул Умберто. – А ведь с глубинным ужасом нельзя справиться с помощью обычного оружия. Если кое-кто не применит свои особые таланты, нам конец.

Магус сокрушенно вздохнул:

– Нет, мне решительно не нравится твоя уверенность, что капитан сошел с ума. Разве бывало так, что наш фрегат попадал в передрягу из-за неправильного решения шкипера?

– А то! – заупрямился моряк. – Тебе напомнить? Не далее как прошлой осенью шкипер едва не лишился руки, а его помощник успел даже почувствовать теплые объятия Великого Шторма… продолжать?

Лицо Крейна окаменело.

– Ты не знаешь, что на самом деле там произошло, – сказал он ровным голосом. – Я должен был вернуть старый долг, и я его вернул. Не лезь в дела, в которых ничего не смыслишь! Или для того, чтобы это понять, тебе нужен особый приказ?

Умберто стиснул зубы и наклонился. Ему захотелось сказать Крейну в лицо те слова, которые давно уже вертелись на языке: «Ты не всемогущ и не всевидящ, ты можешь ошибаться – а я не хочу поплатиться жизнью за твою ошибку!»

И вдруг на их стол упала тень.

– Прощения прошу, – проговорил чей-то голос. – Ты, стало быть, шкипер Марко Эсте?

Обратившийся к Умберто незнакомец был очень высоким и худым как щепка, а лицо его – столь плоским и невыразительным, что стоило лишь на миг отвести взгляд, как оно тотчас же стиралось из памяти, – и все-таки у Умберто возникло чувство, что он уже где-то видел этого человека.

– Меня Гарфин звать, – сказал вновь прибывший. – Мой хозяин видел на пристани твой фрегат, и, это самое, ему понравилось. Он попросил узнать, не захочешь ли ты на контракт к нему пойти? Условия будут… это самое… выгодные.

– Постой, постой! – Умберто помотал головой. – Я не шкипер, я его помощник. Ты перепутал!

– А-а… – разочарованно протянул Гарфин. – Так шкипер, стало быть, тот парень, который с тобой сегодня был у лорда? Я и впрямь перепутал, вот дурень… – тут он перевел взгляд на Крейна и спросил с удивлением: – Ты его брат, что ли?

– Брат, – кивнул магус. – Меня Бастианом зовут.

– Похож, хоть морда и покоцанная, – простодушно заметил посланец неизвестного «хозяина». – А где ваш шкипер? Мне бы с ним поговорить.

– Отдыхает, – сказал Крейн. – И предложение твое его не заинтересовало, увы. Так и передай своему хозяину… Впрочем, можешь завтра отыскать Марко, но только время потеряешь – он скажет то же самое.

– Хозяин предупредил, что так будет. – На блеклой физиономии Гарфина появилась не то улыбка, не то ухмылка. Не спросясь, он сел на скамью рядом с Умберто и бросил жадный взгляд на кувшин. – Так вот, он предупредил. И велел в таком случае задать вопрос: отчего фрегат, который вполне мог бы стать боевым, возит грузы?

– С чего это он взял? – не удержался Умберто. Этот человек вызывал у него беспричинное отвращение, бороться с которым становилось все труднее.

– Так ведь только слепой не увидит! – воскликнул Гарфин и, завидев враз помрачневшее лицо «Бастиана», смешался. – Ой, я, это самое… ляпнул, не подумавши. На «Верной» древесину и камни возить – все равно что из пушки по медузам стрелять. Ну, ее научить многому придется… как и шкипера. Но жизнь-то интересная какая, не чета торговой бодяге! У вас ведь как заведено? Купил, продал, опять купил – и до последней гавани, куда не провезешь ни гроша – все при входе в порт отберут! – и он расхохотался собственной шутке.

– Шкипер «Верной» уже много лет делает то, что ему нравится, – сказал магус. – Да к тому же ни один корабел не возьмет в ученики старого навигатора, будь его фрегат хоть самой «Утренней звездой».

Гарфин как будто именно этих слов и ждал.

– А если возьмет? – вкрадчиво поинтересовался он. – Стало быть, твой брат согласится?

«Откуда же я его знаю? – подумал Умберто, растерянно хмурясь. – Вот ведь наваждение…»

– Как интере-есно! – протянул Крейн, меняясь в лице. – И кто же этот умелый корабел?

– Мой хозяин твоему брату все расскажет, если он согласится, – ответил Гарфин, хитро улыбаясь. – «Верную» всему научат, и те годы, что вы на бестолковую торговлю потратили, этому не помеха. Вы оба будете довольны, а уж фрегат и подавно! Ну, что скажешь?

Крейн вздохнул – тяжело, словно человек, терзаемый жестокими сомнениями. Умберто чувствовал, что встревать в разговор нельзя, но именно сейчас молчать было труднее всего – неужели фениксу мало неприятностей с лордом-искусником?!

– Это не мне решать, а брату, – наконец сказал магус. – Но, так и быть, я поговорю с Марко и попробую убедить. А ты отыщешь его… м-м… через два дня, ближе к вечеру.

Гарфин довольно кивнул:

– Два дня, стало быть. По рукам?

– По рукам! – ответил Крейн.

Посланец неизвестного «хозяина» удалился, но перед этим взглянул на Умберто – и моряка с новой силой охватило ощущение, что они с этим странным человеком уже встречались, причем не так давно.

– Проследи, – шепнул Крейн. – Только будь очень осторожен.

Когда Умберто вышел из таверны, спина Гарфина как раз мелькнула за поворотом. Моряк помянул кракена: странный посланец сразу же углубился в город, чьи кривые и темные улочки вполне могли сыграть злую шутку с чужестранцем, да к тому же ночью по ним бродили личности, с которыми мало кому захочется беседовать в одиночку. Городских стражей Умберто тоже видеть не желал, потому что они обязательно поинтересовались бы, куда это он собрался. Но судьба подарила ему куда более необычную встречу, предвестником которой стал гулкий топот, раздавшийся совсем близко.

– Какого кракена… – пробормотал Умберто, ощущая внезапную панику, и огляделся по сторонам. Прятаться было некуда, разве что взлететь на крышу одного из домов…

«А это мысль!»

Он подпрыгнул, уцепился за выступающие камни и вскарабкался на стену, огораживавшую чей-то двор. Заступница оказалась благосклонна хотя бы в мелочи: стена была достаточно широка, чтобы спокойно на ней лежать, не опасаясь свалиться прямо на голову деревянному голему, который бодрым шагом промаршировал мимо. «Не сидится тебе дома, – неприязненно подумал Умберто, провожая механическую куклу взглядом. – Или это твоему хозяину не спится?» Моряк и сам не мог понять, отчего Деревяшка кажется ему столь отвратительным, – ведь он едва ли не целый день потратил на поиски эверрских диковинок, пока не нашел одну, и впрямь стоящую внимания. Еще он не понимал, откуда взялся страх перед големом – панический страх, заставивший искать убежища в таком необычном месте.

«Как ни крути, из-за этой куклы я потерял Гарфина…»

Сокрушенно вздохнув, Умберто спрыгнул на мостовую, и в ночной тишине родилось шелестящее эхо, припозднившееся лишь на мгновение. Он резко обернулся и увидел пардуса из особняка Краффтеров: огромная белая кошка стояла посреди пустынной улицы и смотрела на моряка мерцающими зелеными глазами. Он не успел даже испугаться – против пардуса, что бы там ни говорил слуга о миролюбивом характере зверя, кинжал был немногим лучше булавки, – а Дымка уже развернулась и, тряхнув большой головой, протрусила в ту же сторону, куда удалился голем.

– С ума сойти… – прошептал моряк, растерянно глядя вслед пардусу.

Все это он рассказал Крейну, который поджидал возвращения своего помощника на прежнем месте, бездумно вертя в руках пустую кружку. Магус слушал с безучастным видом, а Умберто все больше убеждался в том, что они невольно оказались вовлечены в хитроумную игру, которую затеял… Вейри Краффтер? Его племянник? Его дочь, загадочная Марлин? Гадать было бессмысленно, да к тому же сказывалась усталость, накопившаяся за целый день. Он чувствовал, что соображает все хуже и хуже.

Когда Умберто закончил рассказ, Крейн хлопнул кружкой по столу, подзывая служанку, а потом задумчиво произнес:

– Кажется, нас пытаются завербовать на имперскую службу.

– Что?! – От ужаса моряк чуть не упал со скамьи. – Шутишь?..

– Ах, если бы! Хаген рассказывал тебе, что ему удалось узнать на черном корабле, который захватили первым? – Умберто покачал головой. – Тот фрегат когда-то был торговым и звался «Быстрая». Хозяину «Быстрой» сделали некое выгодное предложение, обманом заманили в открытое море и только там рассказали всю правду о том, что собираются сотворить с его кораблем. Он отказался, ясное дело, и тогда его связующую нить оборвали. Ты ведь уже понял, что на подобное способны только два ученика Эрдана-корабела? Напоминаю, один из них сидит перед тобой.

– А второй – капитан-император, да продлит Заступница его век… – машинально проговорил Умберто, потому что в этот момент служанка как раз принесла новый кувшин. Когда они вновь остались вдвоем, он спросил, хотя и знал ответ заранее:

– И что же ты теперь собираешься делать?

– Теперь? – магус усмехнулся. – Я не покину Эверру, пока не узнаю, кто такой этот таинственный вербовщик. И если он на самом деле как-то связан с капитаном-императором… хм… интересная вырисовывается картина, Умберто! Так вот как его величество собирает новый флот – обманывает обычных навигаторов, обещая каждому то, о чем можно лишь мечтать… Вот ты о чем мечтаешь, друг?

«О чем?..»

…У нее стройная фигура, совсем не такая, как у тех, к кому его влекло раньше, – тонкая, слишком хрупкая, почти мальчишеская. Она скромная, неяркая, как огонь в камине, заслоненный слишком плотной ширмой, но что будет, если эту ширму убрать? О-о, он хотел бы взять ее руки в свои и покрыть их поцелуями, начиная с кончиков пальцев, этих длинных тонких пальцев! Потом – узкие запястья, и острые локотки, и нежную кожу на внутренней стороне предплечья.

И это было бы только начало…

– Да так, о всяких пустяках, – спокойно ответил помощник капитана. – Меня бы он ни за что не обманул.

– Хочется верить, – медленно проговорил Крейн, закрыв зрячий глаз. – Потому что это очень больно – вместо исполнения своей мечты получить какую-нибудь мерзость.

В этот миг Умберто понял, что не чувствует больше ничего, кроме усталости, и сказал:

– Уже очень поздно. Я пойду, пожалуй… Если что – зови.

Магус лишь усмехнулся и пожал плечами, отпуская своего помощника. Умберто только за дверью таверны вновь вспомнил, что капитан говорил утром: «Я ослабил нить, связывающую меня с ~Невестой~, поэтому понятия не имею, что болтает сейчас твой внутренний голос».

Крейн его не позовет – побоится восстановить связующую нить и привлечь к себе внимание какого-нибудь щупача или мастера-корабела.

Крейн его не слышит.

– Я свободен? – прошептал Умберто и, оглядевшись, повторил громче: – Свободен!

Ничего не произошло. Он закрыл глаза и застыл, вслушиваясь в звуки ночного города, всей кожей впитывая прохладный ветер. Тишина, благословенная тишина! И нет никакой тени за спиной. Ощущение было новым и непривычным, но Умберто вдруг понял, что оно ему нравится.

Деловой квартал Эверры располагался в самом сердце города, неподалеку от здания Городского совета, и встретить в нем какую-нибудь диковинку было сложно. Здесь обреталась совсем иная публика, нежели в порту и его окрестностях: надменные торговцы, заносчивые старшие приказчики и их забитые помощники. Местные вывески тоже были особенными – они не поражали взгляд разноцветьем или более-менее умело нарисованными картинками, но сдержанно и с достоинством сообщали, что за контора располагается в том или ином доме. Умберто они показались на редкость однообразными: по большому счету, менялись лишь имена и способ начертания букв, а заканчивались надписи почти одинаково: «…и сыновья», «…и партнеры» или же «…и компания». От всех этих «и» у помощника капитана рябило в глазах.

По своей воле Умберто ни за что на свете сюда бы не пришел, но как-то само собой вышло, что поутру, когда Эсме и Хаген отправились в банк, он увязался следом – и теперь скучал, сквозь окно банковской конторы «Орвель и сын» наблюдая, как оборотень и целительница играют свои роли. Поначалу клиентов в конторе встретили с прохладцей: приказчик приветствовал их вежливо, но на его длинном унылом лице отчетливо читалась скука. Но потом Хаген представился, и имя Марко Эсте произвело совершенно неописуемый эффект – приказчик от неожиданности чуть было не подпрыгнул, потом, подобострастно склонившись, о чем-то спросил. Хаген, улыбаясь, протянул ему свиток с печатью – Северо-Западного торгового дома, как догадался Умберто. А свиток, должно быть, удостоверял личность его обладателя. Приказчик, сделавшись бледнее мела, вихрем взлетел на второй этаж, и вскоре оттуда уже спускался, радушно улыбаясь, тучный человек в темно-синем сюртуке – не иначе, сам Орвель.

А дальше хозяин конторы завел беседу с гостем, и о ее смысле Умберто мог лишь гадать. Эсме улыбалась, иногда кивала, но почти ничего не говорила; впрочем, этого от нее и не требовалось.

– Эй! – скрипучим голосом сказал кто-то за спиной Умберто. Моряк обернулся и увидел Кузнечика. – Ты чего тут делаешь?

– Стенку подпираю. Сам-то откуда взялся?

– Приказали, – ответил юнга, слегка обидевшись. – Кап… гм… Бастиан сказал, шкипер Эсте после банка займется делами, а его… э-э… родственница не должна оставаться одна. Так что я буду за ней ходить, носить корзину с покупками и все такое… Для нее сняли комнаты в самой дорогой гостинице, если ты не знал. Она довольна, только немного злится, что Сокровище пришлось оставить на борту.

– Все-то он просчитал, – пробормотал Умберто с легкой досадой. – Ну и хорошо. Я вас обоих буду охранять.

– От кого? – простодушно спросил мальчик. – Мы же не в порт пойдем, а куда-нибудь в торговые ряды, где всякие лавки-магазинчики. Сам видел – там народу полно, стражи чуть ли не на каждом углу стоят. И…

Он вдруг замолчал, уставившись на дверь банковской конторы, и расплылся в улыбке. Умберто оглянулся: Орвель и его гости прощались у порога, соревнуясь в умении говорить комплименты. Изумление юнги было вполне понятным, Умберто и сам испытал нечто похожее, когда утром увидел целительницу: девушка преобразилась едва ли не больше, чем оборотень-пересмешник. Купленное, должно быть, еще в Кааме платье – черное с огненно-красными цветами – превосходно сидело на ее изящной фигурке; заколотая брошью накидка из красного кружева придавала бледному лицу румянец, а волосы удерживал на затылке гребень, украшенный россыпью мелких красноватых камней. Она была очень хороша собой.

Вот обмен любезностями завершился, и Крейн взял свою «родственницу» под руку…

«Не Крейн, а Хаген, – поправил себя Умберто. – Оборотень с его лицом, но не он сам!» Это была всего лишь игра, театр, подмостками которого стала вся Эверра, а зрителями – горожане. На симпатичную пару заглядывались прохожие, не в силах скрыть любопытства, и некоторые улыбались восхищенно: эти двое, молодые, красивые и богатые, казались воплощением мечты о счастье. Умберто почудилась некая злая ирония судьбы в том, что на самом деле это счастье – сплошное притворство.

Но если бы на месте оборотня и впрямь был Кристобаль Крейн?..

Марко Эсте что-то негромко сказал своей «родственнице», а потом наклонился и по-братски поцеловал ее в щечку. «Интере-есно, – подумал Умберто с мрачной ухмылкой. – Неужели капитан ему это разрешил?» Так или иначе, нахального пересмешника не ударило молнией и не обратило в пепел. Эсме произошедшее ничуть не смутило; она пожелала шкиперу удачного дня и рукой, затянутой в перчатку, махнула Кузнечику, который тотчас же подбежал к ней.

Они ушли, не обратив внимания на Умберто, и его вдруг охватило странное чувство. Он остался на месте – и двинулся следом, как будто его душа отделилась от тела. Он ощущал Эсме рядом, слышал шелест ее платья, чувствовал аромат волос. Что за наваждение?

Он шагнул в ту сторону, куда они…

– Стоять, – негромко скомандовали у него за спиной.

«Ты мне больше не капитан, – мог бы ответить Умберто. – Ты никто и ничто, я не слушаю тебя, я не подчиняюсь тебе, а если что-то не нравится, иди и сожги какой-нибудь трактир». И в самом деле, сегодня можно все; никто его не остановит…

…О нет.

Умберто вдруг понял, что разделился не на две части, а на три. Пока его разум выдумывал, каким образом распорядиться внезапной свободой, душа продолжала следовать за Эсме, словно пришитая, а тело преспокойно повернулось к Кристобалю Крейну, как поворачивается на окрик хозяина верный пес.~~~

~~~

Эсме махнула Кузнечику рукой и, когда он поравнялся с нею, осведомилась:

– Ты сделал то, о чем я просила?

– Я нашел трех целителей, – ответил юнга. – Идем? Первый живет совсем недалеко.

– Да, конечно… – сказала целительница и, когда они завернули за угол, резко остановилась. На ее лице отражались сомнения, и Кузнечик понимал, в чем дело: они не предупредили, чем собираются заняться, ни Крейна, ни Хагена – вообще никого. Юнга подозревал, что и ему Эсме не рассказала всей правды.

Она упомянула, что у нее заканчиваются эликсиры, но ему показалось, что дело в другом…

– Боишься рассердить капитана? – спросил он вслух.

– Капитан, конечно, будет в ярости. – Эсме криво улыбнулась. – Послушай, иди-ка ты с ним. Я сама разберусь с целителями, эликсирами и… прочим.

– Еще чего! – фыркнул Кузнечик. – Нынче утром он велел мне ходить за тобой, словно тень. Как будто догадался, что ты замыслила какую-то авантюру…

– Он бы не промолчал, – возразила Эсме и тяжело вздохнула. – Он бы обязательно вызвал меня на разговор. Ты точно хочешь пойти со мной?

– Если я тебя оставлю одну, мне точно достанется. Причем от обоих капитанов сразу – это если повезет.

Эсме опять вздохнула и пробормотала:

– Ладно. Идем…

Кузнечик незаметно перевел дух.

Они не прошли и тридцати шагов, как целительница начала говорить – вполголоса, не глядя на своего юного спутника и не ожидая, что он поддержит беседу:

– Со мной происходит что-то странное, Кузнечик, и ты должен это понимать лучше других. Помнишь, что случилось наутро после нашей встречи со Стражами? А как Пьетро сломал ногу, когда мы покидали Ямаоку, не забыл?

Он не забыл. Происшествие из числа глупейших случайностей: матрос споткнулся об какой-то ящик, и раздался громкий хруст. Рядом были только сам Кузнечик и Джа-Джинни – крылан-то и послал оторопевшего юнгу за целительницей.

Но когда Эсме прикоснулась к бедолаге, который лежал, запрокинув голову, и стонал от боли, произошла странная вещь: кожа на поврежденной ноге мгновенно покрылась волдырями, словно кто-то вылил на лодыжку ведро кипятка. Волдыри эти на глазах делались все больше и глубже, пока Эсме не опомнилась. Матрос, к счастью, ничего не понял – он не увидел жуткого зрелища, а боль принял как должное. Джа-Джинни и Кузнечик решили никому не рассказывать, как сила целительницы вышла из-под контроля, и капитан – он, разумеется, обо всем узнал – тоже предпочел об этом не говорить.

Донельзя смущенная Эсме даже не пыталась оправдываться.

– Но ведь это один-единственный случай! – возразил Кузнечик.

Эсме покачала головой и очень тихо сказала:

– Я все время чувствую в себе темную силу, которая пробудилась там, на острове… – Тонкая рука вытащила из-под воротника медальон – память о странном и страшном дне, когда все они ненадолго соприкоснулись с древней эпохой, полной великой магии. – Ты хоть понимаешь, что мой дар на самом деле опасен? И я не знаю почему. Может, Велин не успел меня чему-то научить. Или я не такая, как все прочие целители… Мне очень нужно поговорить с кем-то опытным и умелым. Ни тебе, ни капитану меня не остановить.

«Если ты так уверена, – подумал Кузнечик, – то почему скрыла свое решение от Крейна?»

Вслух он ничего не сказал, да ему и не хотелось ей возражать всерьез. С того самого дня, когда она спасла ему жизнь, – дня, когда он спас Кристобаля Крейна, поплатившись собственным голосом, – юнга знал, что он в неоплатном долгу перед целительницей и был готов выполнять любые ее пожелания.

Первый дом, к которому Кузнечик привел Эсме, располагался на пересечении двух чистых и красивых улиц, где явно обитали горожане с достатком. Двухэтажное строение из красновато-коричневого камня как будто заявляло – негромко, но твердо, – что его владелец тоже относится к числу состоятельных людей. Если вдуматься, это жилище так разительно отличалось от дома Эсме в Тейравене, что…

– Нет, – сказала она, остановившись в нескольких шагах от вывески и неприязненно прищурив глаза. – Ты видел, что там написано? Перечитай.

– «Достопочтенный Парем Сейлеран, – послушно перечитал Кузнечик. – Целитель милостью Пресветлой Эльги, посвященный».

– Велин говорил мне о посвященных, – негромко проговорила Эсме. – Они вроде как старшие целители в гильдии… и тесно связаны с щупачами, с кланом Чайки. Ох, Кузнечик, скоро у меня и впрямь закончатся кое-какие зелья, и купить новые, не имея гильдейской грамоты, наверняка будет очень трудно.

– Это если действовать по правилам, – многозначительно заметил юнга.

Эсме мгновенно покраснела до ушей от напоминания о том, какую жизнь избрали для себя ее новые друзья, и Кузнечик, сам кое-что вспомнив, тоже смутился. Он поспешил отправиться к дому второго целителя, который располагался в нескольких кварталах от жилища посвященного Парема Сейлерана. Здесь было намного спокойнее, чем на перекрестке двух шумных улиц, да и большие окна первого этажа, озаренные красными огоньками цветущей герани, внушали доверие. Чуть помедлив у порога, Эсме протянула руку к дверному молотку – рыбине с большой головой и причудливо изогнутым хвостом, – и в этот миг Кузнечик ощутил запоздалую тревогу.

Пожалуй, сюда им тоже не следовало приходить…

В приоткрывшуюся щель выглянула пожилая женщина. Ее глаза были красны от слез.

– К Лайону? – спросила она. – Целитель сегодня не принимает…

– Впусти их, – раздался еще один голос откуда-то из-за ее спины. – Я разберусь, а ты иди. Он ждет.

Шмыгнув носом, заплаканная незнакомка скрылась из вида; вместо нее к двери подошла худощавая женщина неопределенного возраста, ростом едва ли по плечо Кузнечику. Она была похожа на цветок, который высох между страниц толстой книги, приобретя тем самым хрупкое подобие вечной жизни – вроде и краски сохранились, и лепестки по-прежнему нежны и тонки, но такую красоту опасно трогать руками. Глаза, однако, у нее были молодые.

Удостоив юнгу лишь мимолетным взглядом, незнакомка посмотрела на Эсме.

И что-то в ее лице изменилось.

– Меня зовут Эстрелла, – сказала она. – Сдается мне, милая, ты занимаешься тем же ремеслом, что и мы с Лайоном.

«Эстрелла Карен, – вспомнил юнга третью вывеску. – Целительница». У этой дамы был очень симпатичный домик в северной части города, его Кузнечик вчера обнаружил почти случайно и не повел туда Эсме лишь потому, что она в своем роскошном наряде смотрелась бы странно в квартале, где жили семьи простых моряков.

Вместо ответа Эсме кивнула, и Кузнечик заметил, что она сильно побледнела и дрожит. Он не на шутку испугался: а вдруг их прогулка и впрямь закончится какими-нибудь неприятностями? Крейн не оставит от него даже кучки пепла…

– Входите! – Эстрелла взмахнула рукой. – Нынче я здесь за хозяйку, хотя Лайон еще не покинул нас. Но он совершенно точно был бы не против.

– Не покинул? – шепотом переспросил Кузнечик, когда они перешагнули порог и оказались в темной прихожей. – В каком смысле?

– В том самом, – так же шепотом ответила Эсме. Ее рука отыскала его ладонь, крепко стиснула.

Эстрелла, продолжая играть роль хозяйки, провела их по узкой лестнице на второй этаж и дальше – в комнату, где из всей мебели была одна лишь кровать.

Из открытого окна падали лучи солнца, освещая лицо лежавшего в кровати – череп, обтянутый желтой кожей. О том, что человек пока жив, говорили лишь еле заметное колыхание одеяла на груди да подрагивание длинных сухих пальцев, которые словно пытались что-то обхватить, но бессильно соскальзывали. Кузнечику уже не раз приходилось сталкиваться со смертью, но то, что он увидел сейчас, неприятно поразило мальчишку: человек умирал, как умирает изнуренное засухой растение, которому не поможет дождь. Казалось, будто Лайона – а сомнений в том, что это именно хозяин дома, целитель, не было – выпили досуха, оставив ему ровно столько жизненной силы, сколько нужно для еле слышного дыхания.

В ногах у умирающего сидела незнакомая девушка. На ее красивом лице застыло скорбное выражение, но глаза были сухими – большие, черные, они смотрели прямо, и этот пустой взгляд не на шутку испугал Кузнечика. Испуг, впрочем, длился недолго: уже через миг он перешел в панику, потому что по другую сторону кровати что-то шевельнулось и над головой Лайона показались пушистые белые уши пардуса.

Кузнечик попятился. Им овладел не страх – у этого чувства не было названия; оно нахлынуло, словно черная ледяная вода. Он не мог закричать, не мог выбежать из комнаты, он ничего перед собой не видел, кроме морды существа – другого существа, которое прыгнуло на него из прошлого, одним махом преодолев несколько лет.

Но в тот момент, когда его сердце было готово остановиться, юнга ощутил на плече чью-то руку. Не руку капитана – он знал прикосновение Крейна, его ладони, всегда тяжелой и горячей от пламени, которое полыхало внутри. Нет, это был… Хаген? Опять не то.

– Не бойся, дурачина. Она не причинит тебе вреда.~~

– Умберто? – прошептал Кузнечик.

Эсме растерянно взглянула на него, явно не понимая, что ей делать. Девушка со странными глазами повернулась к ним и мелодичным голосом произнесла:

– Пожалуйста, не бойтесь. Она не причинит вам вреда.

Она смотрела прямо перед собой и держала спину очень прямо… как-то неестественно прямо, подумалось Кузнечику. Большая белая кошка подтвердила слова хозяйки мяуканьем и не двинулась с места; она сидела, устремив на Эсме и Кузнечика пугающе разумный взгляд.

– Вы пришли проводить Лайона в последний путь, – печально продолжила девушка. – Хорошо, что сегодня рядом с ним будет еще кто-то, кроме нас… Да, Эстрелла?

– Конечно, – ответила та. – Он тоже этому рад, я чувствую. Значит, так угодно Эльге. Но, думаю, нам лучше помолчать. Осталось уже недолго…

Она встала у изголовья кровати, а Эсме присела на единственный свободный табурет. Кузнечик оказался не у дел и почувствовал себя очень неуютно, если вообще можно чувствовать себя хорошо рядом с ложем умирающего целителя. Он отошел к окну и, прислонившись щекой к холодному стеклу, принялся размышлять.

Эсме говорила, что каждый целитель волей-неволей черпает силу из того же источника, который питает его собственное тело, сокращая тем самым отпущенный Заступницей срок пребывания на земле. «Зелья помогают отдалить конец, – сказала она как-то раз, не вынеся бесконечных расспросов юнги. – Собственно, без них ни один слуга Эльги не дожил бы и до тридцати лет. Но, как бы там ни было, мы растрачиваем свою жизнь на то, чтобы спасать чужие…» Он знал об этом, но как-то не задумывался, что случается с целителями, когда источник пересыхает.

«Выходит, они не просто умирают от старости?»

Белая кошка шумно вздохнула и положила голову на подушку; длинные усы защекотали лицо Лайона, и он… улыбнулся. Обескровленные губы лишь чуть-чуть дрогнули, но все-таки это совершенно точно была улыбка, и ее заметили все.

Так, с улыбкой на устах, целитель и умер.

^– Нет, я вовсе не была с ним знакома, – сказала Эсме. Они покинули комнату, в которой служанка Лайона, с трудом сдерживая слезы, начала готовить тело хозяина к погребению, и спустились на первый этаж, в гостиную. – Я вообще впервые в этом городе.

Эстрелла и белая кошка смотрели на нее, не говоря ни слова; хозяйка кошки выглядела безучастной, словно разговор ее вовсе не интересовал.

– Я искала целителя, который мог бы ответить на один непростой вопрос, – прибавила Эсме. – Вопрос… э-э… весьма деликатного свойства.

Против всех ожиданий Кузнечика целительница Эстрелла промолчала, а вместо нее заговорила черноглазая девушка, чей странный взгляд все еще вызывал у юнги беспокойство.

– Лайон смог бы ответить на любой вопрос, – проговорила она с грустью. – Он был знатоком своего дела и не боялся трудностей. Вы прибыли в Эверру совсем недавно? Я догадалась, потому что ни вы сама, ни ваш слуга меня не узнали… Я Марлин. Марлин Краффтер. И Лайон, мой друг, был единственным, кто попытался исцелить мое увечье. – Она помедлила. – Вероятно, это его и убило.

Кузнечик застыл с открытым ртом.

«Друг?..»

– Он очень вас любил, – сказала Эсме; слова ее несли боль.

Неподвижное лицо Марлин Краффтер на мгновение исказилось, словно она готова была вот-вот разрыдаться, а потом дочь повелителя Эверры начала говорить.

История ее была короткой и простой.

…Марлин Краффтер, которой лишь несколько дней назад исполнилось двадцать, была слепа от рождения. Скрыть это от окружающих не представлялось возможным, поэтому лорд Вейри и его супруга поступили иначе: они сразу же сообщили всем о своей беде и принялись искать целителя, который сумел бы совершить чудо.

Таковых не нашлось.

Для всех небесных детей, и в первую очередь для собственных родственников, Марлин была кукушкой. Вслепую она не могла освоить тайны механической магии и потому оказалась обречена на бесцельную жизнь в одиночестве, без надежды даже на замужество из практических соображений: три ее старшие сестры, здоровые и красивые, легко завоевывали сердца всех вероятных кавалеров, а первая дочь Вейри Краффтера, Аннабелла, уже вышла замуж за одного из весьма влиятельных членов семейства Фиренца. Когда шесть лет назад Марлин осознала, что ей суждено бродить в темноте, быть может, два-три столетия, лорду-искуснику пришлось звать во дворец целителя, чтобы тот зарастил ее запястья, искромсанные тупым ножом.

Так появился Лайон.

К счастью, Марлин уже знала, что целитель не умеет отказывать в просьбах о помощи; к счастью, ей хватило самообладания ни о чем не просить. Молчала она и потом, когда молодой целитель стал появляться во дворце все чаще, используя для этого самые разные поводы. Лорд Вейри их встречам не мешал, хотя и поручил слугам следить за тем, чтобы юноша не перешел границ дозволенного. Возможно, останься все по-прежнему, влиятельный магус всерьез задумался бы, насколько применимо к его дочери древнее правило о недопустимости браков между детьми земли и неба… но богам было угодно, чтобы через десять с лишним лет после того, как старейшина клана Краффтер послал письмо с просьбой о помощи в Воронью цитадель, ему все-таки ответили.

Так появилась Дымка.

Большая кошка, выращенная в лабораториях чернокрылых алхимиков, сочетала в себе магию семейств Корвисс и Краффтер: ее массивный серебряный ошейник таил некое хитроумное – и очень древнее – устройство, позволяющее тому, кто надел на руку специальный браслет, видеть то же самое, что видела Дымка. Браслет защелкнул на руке Марлин сам Кармор Корвисс, ближайший сподвижник пребывающего в добровольной ссылке старейшины Воронов, и с тех пор она это украшение не снимала.