Текст книги "Звёздный огонь"

– Поэтому он теперь все время водит за собой щупача, – заметила Фаби.

– Да. Именно из-за своей немоты он подружился с Рейго Ларом и, говорят, даже помог этому засранцу захватить власть в семействе. Мало того, Рейго пристрастился к научной магии – особенно к той ее части, которую именуют «магией полужизни», – и сам в меру сил проводит кое-какие опыты вместе с приятелями-воронами, такими же мерзавцами, как Кармор. Полужизнь… – Кулаки принцессы невольно сжались. – Я жалею, что приказала ему молчать. Надо было приказать: «Сдохни!»

На этом внезапный приступ откровенности завершился. Фаби узнала достаточно, но вопросов у нее все равно осталось великое множество: как именно Ризель удалось разыграть смерть брата? Кто помогал ей и остались ли эти неизвестные смельчаки живы? Знает ли императрица, что ее младший сын не погиб?..

– Что с нами теперь будет? – прошептала она, не надеясь на ответ.

Ризель промолчала.

^– Давай все забудем, – сказал Кузнечик, когда молчание сделалось невыносимым. – Я хочу начать заново, отец.

Он стоял перед капитаном-императором, с трудом сдерживая предательскую дрожь в коленях, и повторял про себя, словно заклинание: «Не бойся, не бойся, не бойся…» Эта встреча снилась ему почти три года, и всякий раз объятие отца превращалось в жесткую хватку «трона полужизни» – так Рейго Лар называл кресло, к которому он и Кармор Корвисс привязывали маленького принца Амари перед тем, как приступить к очередному этапу «лечения». «Мы вылечим вас, ваше высочество, – твердил Рейго, плотоядно улыбаясь. – Мы разбудим ваш дар!»

И начинались истязания, после которых у него болели и душа, и тело…

– Ты изменился, – негромко проговорил Аматейн. – Повзрослел.

– Мне пришлось… – начал Амари, и голос подвел его – сорвался на невнятный хрип, который перешел в кашель.

Серебряная маска капитана-императора не выражала никаких эмоций, но он покачнулся, будто желая шагнуть вперед и обнять сына. Желание это, впрочем, так и осталось потаенным.

– Твой голос… – сказал он, когда приступ Амари закончился. – Нет-нет, молчи. Я слышал историю о том, как юнга спас жизнь капитана Крейна, а потом его самого пришлось спасать. Так все и было?

– Это вышло… случайно, – ответил Амари.

Маленькая ложь, одна из многих. На самом деле он спасал Кристобаля Крейна дважды, просто во второй раз все прошло так тихо и незаметно, что, кроме феникса, никто ничего не понял. Кузнечик хорошо помнил, как спрятался на палубе, чтобы посмотреть на сирен: не ослушайся он приказа, капитан был бы мертв, потому что хитроумная петля на спусковом механизме стреломета прогорела раньше времени. Стреломет был нацелен верно, и выстрел достиг бы цели. «Спасибо тебе», – только и сказал Крейн. Никто не понял, за что капитан поблагодарил юнгу, а мальчик лишь в этот миг осознал, что для феникса его истинное имя никогда не было секретом.

Маленькая ложь, одна из многих…

^– …Капитан, прошу вас, не заставляйте меня это делать! – взмолился Кузнечик, падая на колени перед Фейрой. – Умоляю! Меня убьют во дворце… или еще хуже… прошу, капитан!

Феникс мрачно глядел на своего юнгу и молчал.

– Хуже – это он может, – произнес Змееныш на удивление четко. – Тебе очень повезло, что Кармору не удалось закончить начатое. Был бы сейчас-с, как я…

Они находились в большой каюте; Змееныш сидел на полу у самой двери, скрестив ноги, и пристально следил, чтобы Фейра не нарушал расстояние в пять шагов. То, что связывало этих двоих, по-прежнему оставалось тайной для Кузнечика-Амари, но сейчас он не думал о чужих тайнах – свои были куда важнее.

Похоже, он зря считал, что о них никому не известно.

– К-кармор? – переспросил Кузнечик, запнувшись. – Откуда ты о нем знаешь?!

Змееныш вздохнул:

– Мой дар пробудил именно этот мерс-с-ский тип. О-о, он спос-собен творить чудес-са! Правда, от них брос-сает в дрожь даже такого бывалого магус-са, как Крис-стобаль Фейра… да, Кристобаль?

– Так ты магус? – изумился юнга, на мгновение позабыв обо всем. Он и впрямь вспомнил, как Рейго рассказывал об удачном опыте Кармора, состоявшемся за несколько лет до того, как его услуги понадобились капитану-императору. «Удалось пробудить дар в полукровке, – говорил щупач с такой гордостью, словно это его заслуга. – Точнее, в нем была лишь четвертая часть небесной крови, но этого хватило!»

Выходит, Змееныш и есть тот самый «счастливчик»? Но как же он попал к Звездочету?..

– Из какого ты клана?

– Я видел тебя во с-с-сне, – задумчиво сообщил Змееныш после паузы. Зрачки его желтых глаз сузились до еле заметных вертикальных черточек. – Хочешь, предскажу будущее? Бес-с-сплатно.

– Издеваешься… – удрученно пробормотал Кузнечик и повернулся к капитану: – Вы просите, чтобы я вернулся в Облачную цитадель, а ведь это равносильно смертному приговору для моей сестры! Если отец узнает, что я жив, что именно Ризель устроила побег… Да вы хоть представляете, что он с ней сделает?

– Ничего не сделает, – сказал Фейра, – потому что ты ее защитишь.

Амари обомлел, а Змееныш расхохотался.

Горящие глаза феникса пронзали душу насквозь…

– Ты сказал, она отправила тебя в Фиренцу, к деду, – продолжил он. – Но по дороге сопровождавший тебя слуга заболел, побоялся обратиться к целителю… и умер. Ты очутился в одиночестве, почти без денег и без возможности обратиться за помощью к кому-нибудь, кто не побежал бы тотчас же докладывать Аматейну, что его сын вовсе не погиб. Но Ризель спасла своего брата не для того, чтобы он стал портовым воришкой или удовлетворился судьбой простого матроса на пиратском корабле!

Юнга опустил голову, краснея.

– Что она сказала тебе перед расставанием?

– Не помню, – прошептал парнишка. – Но… ладно, капитан, вы меня уговорили.

Фейра удивленно поднял брови – он словно не ожидал, что Амари так быстро отступит. Рука феникса потянулась вперед, желая дружески похлопать мальчика по плечу, но тут же опустилась – не то он вдруг устыдился своих черных когтей, не то вспомнил, что перед ним уже не юнга, а принц, наследник престола.

– Вот и хорошо… – проговорил он, вздохнув. – Теперь осталось тебя подготовить.

– С-считаешь, нужно рас-с-сказать? – подал голос Змееныш. – Да. С-согласен! Пусть он лучше узнает сейчас-с, иначе все пойдет прахом…

Амари вздрогнул, ощутив внезапную тревогу. Какая-то тайна по-прежнему оставалась нераскрытой, и она его пугала. Почему Змееныш знает о Карморе? Как мог он попасть из Вороньего гнезда на пиратский корабль? И почему, в конце концов, он оказался здесь?

– Узна́ю о чем? – спросил молодой магус, внутренне холодея.

– О том, – проговорил Змееныш, – как называется на языке детей земли неизлечимая болезнь твоего отца – им она хорош-ш-шо знакома. Это то, с-с чем с-сталкивается на с-своем пути каждый человек…

^– Это вышло случайно, – повторил Амари. – Но я навсегда потерял голос, и вместо дара Соловья проснулся дар Цапли. Ты добился желаемого, пусть даже и не тем способом, каким хотел… Я здесь.

– Я этому рад, – сказал капитан-император и, чуть помедлив, поднял руки к лицу – к бесстрастной и красивой серебряной маске, заменявшей его. Он впервые сделал это в присутствии своего сына. Сердце Амари заколотилось – казалось, оно вот-вот вырвется из груди, – и он едва не лишился чувств, хотя и знал наперед, что увидит.

Маска…

«Он безобразен, – шептались придворные, хотя ни один из них на самом деле понятия не имел, что скрывается под серебром. – Эта болезнь изуродовала его величество до неузнаваемости, и он не хочет, чтобы мы всякий раз при встрече вздрагивали от испуга!»

Перчатки…

Аматейн и впрямь был безобразен, но только по меркам магусов, чьи лица веками не менялись, оставаясь красивыми и молодыми. «Мы умираем от скуки, – сказал как-то раз Эрдану капитан Крейн, и юнга случайно услышал его. – Наши тела по-прежнему молоды, но огонь в сердце угасает – лишь немногим удается поддерживать его три-четыре столетия… А ведь мы могли бы жить вечно!» «Вот и докажи на своем примере, что можешь жить вечно, – сварливо ответил мастер-корабел. – Иначе это лишь пустые слова!»

Парик…

Губы Амари дрожали, когда он разглядывал седые волосы, узловатые пальцы и лицо своего отца – иссеченное морщинами, покрытое старческими пятнами, какие он не раз видел у пожилых людей и никогда – у магусов. Аматейн выглядел как человек лет восьмидесяти – очень крепкий для своего возраста, но вне всяких сомнений старик.

Эрдан и то рядом с ним показался бы моложе.

– Так это ты… – прошептал принц, едва не выдав себя – так хотелось прибавить «все-таки». – Ты был Звездочетом! Я прятался от него… от тебя… потому что сам не мог понять, чего боюсь. Заступница, как же так! Мы же столько раз едва не встретились!

– Больше никаких тайн, – сказал Аматейн. – Никаких.

^– …Да, я все понял… – прошептал Кузнечик. Ему хотелось, чтобы этот разговор оказался кошмарным сном, ему хотелось проснуться. – Но, капитан… если все получится, и он мне поверит… если я опять…

Он не смог договорить, и тогда Фейра пришел на помощь:

– Боишься, что тебе не захочется вновь становиться пиратом?

Кузнечик кивнул.

– Что ж, – усмехнулся феникс, – если и впрямь так случится, значит, я вполне заслужил то, что ждет меня в подземельях Облачной цитадели. Но, ты знаешь, я почему-то верю, что ты сделаешь правильный выбор.

Они до позднего вечера ждали гостей, но никто не пришел навестить принцессу – ни капитан-император, ни Амари. Фаби исподволь наблюдала за своей госпожой, которая вновь стала холодной и равнодушной Белой Цаплей, и ловила на ее лице признаки легкого недоумения. Сама компаньонка даже не пыталась понять, как следует толковать молчание Аматейна, и предугадать, что произойдет дальше.

Впрочем, она и не надеялась, что он простит Ризель и все забудет.

– Иди спать, – сказала принцесса. – Сегодня, кажется, нас никто не тронет.

Это прозвучало не как приказ, и Фаби молча покачала головой: уйти, оставив Ризель в одиночестве, было бы сейчас хуже самого страшного предательства. Она забралась с ногами в кресло, стоявшее в углу комнаты, и сама не заметила, как задремала.

Знакомый ночной кошмар тотчас же пришел в гости.

Искрой сквозь тьму она проскользнула вглубь – прямиком в пещеру с дремлющими тварями – и с изумлением обнаружила там некоторые перемены. Безымянные создания по-прежнему спали, но теперь их сон был очень чутким, тревожным: то и дело во мраке вспыхивали красные огоньки-глаза, чтобы спустя всего мгновение вновь погаснуть, а тишину изредка нарушали шорохи, шелест, постукивание и позвякивание.

«Они готовы проснуться, – поняла Фаби. – И это их беспокоит».

Повинуясь безотчетному порыву, она потянулась к одному из созданий, и оно почувствовало приближение чуждой сущности – вздрогнуло всем телом, отстранилось. Испугалось? Фаби не успела даже подумать, что оно может бояться не за себя, как вдруг ее подхватило и унесло куда-то в еще более непроглядный мрак, в бездну, в ничто.

И она… не проснулась.

Комната выглядела как-то странно, и Фаби не сразу поняла, что смотрит на нее сверху – с потолка. Оглядевшись, она увидела то, чего не замечала раньше: по стенам бежали тонкие линии, образуя причудливые узоры, которые источали красноватый свет. Местами линии переплетались очень густо, и Фаби почувствовала, что это неспроста: спальня Ризель обладала секретами, спрятанными в стенах и отмеченными непонятными знаками.

«Любопытно…»

Она увидела себя со стороны и не испытала ровным счетом никаких чувств – это же сон, а во сне все возможно! Привычный мир, ставший пугающе странным, был намного интересней, чем тело, скорчившееся в кресле, и этот мир нужно было исследовать побыстрее, пока не наступил миг пробуждения. Линии? Да, каждая из них манила и притягивала, словно уговаривая пробежаться вдоль себя и посмотреть, что спрятано там, на другом конце, но нечто и вовсе удивительное заставило Фаби позабыть о магнетических отметинах: из спальни принцессы исчезла… сама принцесса.

Ризель же собиралась спать!

С непривычным азартом Фаби принялась искать госпожу, не особенно удивляясь легкости, с которой перемещалась из одной части Облачной цитадели в другую. За считаные мгновения она умудрилась просмотреть несколько десятков комнат и залов – застигла врасплох уединившуюся парочку, испугала до визга молоденькую служанку, даже увидела капитана-императора без маски, но не разглядела его лица… Принцессы нигде не было. «Не могли же ее увести в темницу, оставив меня сладко спать в кресле!» – подумала Фаби и вернулась к дверям в покои Ризель, у которых стояли стражи-истуканы. Все по-прежнему, без изменений… или нет? Она спустилась по противоположной стене и замерла: стражи смотрели прямо, не замечая ничего необычного вокруг, и их глаза были затуманены не то сном, не то каким-то зельем.

«От настоящих статуй проку больше – они хотя бы красивые!»

Что ж, теперь понятно: Ризель никто не уводил, она ушла сама, заставив стражей уснуть с открытыми глазами. Но зачем? Куда? «Думай! – приказала себе Фаби. – Куда бы ты отправилась на месте принцессы?»

Ответ пришел быстро.

Это было так привычно – тенью следовать за госпожой, забыв о себе!

Ризель шла по длинному узкому коридору, озаренному светом факелов. Белое платье и белые волосы принцессы скрывал плащ, но вовсе не он должен был защитить ее от чужих глаз: нынче ночью Цапля вновь опробовала свой дар на живых существах и намеревалась применить его еще столько раз, сколько понадобится. Впрочем, ей везло – в тюремных подземельях Облачной цитадели было весьма немноголюдно.

Где-то впереди раздались странные звуки – грохот, лязганье цепей, – и она замедлила шаг, борясь со смятением. Мало кто знал, что дочери капитана-императора дважды пришлось бывать в этих негостеприимных местах, причем вовсе не в роли скучающего наблюдателя за чужими мучениями. Аматейну уже случалось усомниться в ее верности, и если в прошлый раз его остановило лишь то, что Амари был предположительно мертв, то теперь маленький принц воскрес. У капитана-императора есть наследник престола, и вероломная дочь ему больше не нужна…

– Вот твоя жратва, – послышался за углом грубый голос, и Ризель узнала Берто – старшего тюремщика. Она торопливо отступила в темную стенную нишу, чьим единственным обитателем оказался большой паук. – Нам велено кормить и поить заключенных вовремя, но никто не говорил, что мы должны им помогать, хе-хе. Не сможешь жрать вслепую – подыхай, и дело с концом!

Принцесса затаила дыхание – ей нужно было услышать голос того, кто находился в камере. Однако узник предпочел промолчать, и оставалось лишь строить догадки, был ли он измучен пытками или просто считал ниже своего достоинства беседовать с тюремщиком.

Того, впрочем, это ничуть не смущало.

– Молчишь? Гордый, да? Вы все поначалу гордые… Вот и твой двойник тоже молчал, но потом за него взялись как следует – и запела птичка!

«Это Фейра, – поняла Ризель, чувствуя внезапную дрожь. – Значит, Хаген где-то дальше… если он вообще жив!»

– Но с тобой будет труднее, – продолжал тем временем болтливый тюремщик. – С чего я это взял? Чтоб ты знал, сорок лет назад тут старшим был мой папаша – его повысили как раз перед тем, как схватили Бастиана Фейру. Мы с братом мальцами частенько его просили – расскажи, как ты феникса кнутом охаживал, а он губы в кровь искусал, чтоб от боли не скули… А-а-а!!!

Вопль Берто заставил Ризель выбраться из убежища и, прокравшись несколько шагов вдоль стены, осторожно заглянуть за угол. Странному зрелищу не мешала даже решетка, отчасти перекрывавшая обзор: посреди камеры стоял Кристобаль Фейра, опутанный паутиной цепей, – его руки были вытянуты в стороны и вверх, – а поодаль на полу валялся тюремщик и стонал, прижимая к груди правую кисть. Кожа на животе Феникса светилась, словно у него внутри был спрятан ворох горящих углей; и еще Ризель совершенно точно почувствовала запах горелой плоти.

– Трус был твой папаша, – медленно проговорил узник, оказавшийся вовсе не таким беззащитным и безобидным, как ожидал Берто. – Трус, но не дурак… как ты.

– Ублю-удок! – провыл тюремщик. – Ты же скован!!!

– Я не перестал от этого быть самим собой, – ответил Фейра. – Все, хватит. Ты мне надоел. Поди прочь!

Стон Берто перешел в издевательский смешок, и он с трудом поднялся на ноги. Принцесса торопливо ретировалась в свою нишу, но ей хватило самообладания, чтобы понять: услышанный совсем недавно грохот раздался, когда тюремщик натягивал «паутину», а теперь вокруг стояла тишина. «Мерзавец! – подумала Ризель. – Оставляет его висеть на цепях до утра. Тварь, какая же он все-таки тварь…» Надвинув поглубже капюшон плаща, она скользнула глубже в тень… и обнаружила, что место занято.

– Тс-с! – одетый в черное незнакомец приложил палец к губам – точнее, к платку, закрывавшему нижнюю часть лица. – Мы оба здесь помес-стимся, – проговорил он свистящим шепотом, и Ризель кивнула. Его удивительные желтые глаза смотрели не мигая, и принцесса сейчас согласилась бы с чем угодно, потому что ее железная воля исчезла, как исчезает упавшая на ладонь снежинка. Она закуталась в плащ, вжалась в стену и не шевельнулась даже тогда, когда Берто протопал совсем близко, прижимая к груди обожженную руку и громко матерясь. От ее внимания, впрочем, не ускользнуло, что незнакомец в черном тихонько вытащил из рукава стилет.

– Хорош-шо… – сказал он, когда шаги тюремщика затихли вдали. – Рад встрече, ваш-ше выс-сочес-ство. Вы очень с-смелы, рас-с-с приш-шли сюда… не боитесь навлечь гнев капитана-императора?

– Сдается мне, вы уже знаете наперед ответы на все свои вопросы, – ответила Ризель. – Как заданные, так и незаданные. С кем имею честь?

– О-о, в общении со мной мало чес-сти, – слегка насмешливо проговорил незнакомец и изобразил пародию на почтительный поклон. – Можете звать меня… Паоло. Это настоящее имя, хотя я им уш-ш… уже очень давно не пользовался.

– Так почему же вы открыли его сейчас? – изумилась принцесса. – Не потому ли, что намереваетесь меня убить?

– Нет, не потому, – сказал Паоло с некоторой небрежностью, которая невольно оскорбила Ризель. – Прос-сто с некоторых пор я говорю только правду… ес-сли вообще говорю. Идемте!

Она не спросила, куда и зачем. Странный союзник – надолго ли пересеклись их пути? – двигался бесшумно, словно был не человеком, а тенью… впрочем, был ли он на самом деле человеком? Ризель удивленно покачала головой, наблюдая, как Паоло открывает тяжелую дверь камеры: она знала, что для этого даже Кадзи – самому сильному из подручных Берто – приходится попотеть. Паоло с задачей справился легко – откуда только взялась такая сила в его щуплом теле?

…Ах да – у него был ключ. Ризель восприняла это как нечто само собой разумеющееся.

Феникс поднял голову:

– Кто здесь?

– Всего лиш-ш-шь я, – сказал Паоло и двинулся вперед. Шел он как-то странно – обходя узника по широкой дуге, словно боясь к нему приближаться. – Точнее, мы. Я и ее выс-с-сочество Ризель.

– Маленький нахал… – проговорил Фейра, в точности выразив мысль самой принцессы. – Я попросил бы тебя опустить цепи, но они жутко шумят. Эта трусливая мразь Берто не видит дальше собственного носа, но на грохот обязательно прибежит.

– Верное умозаключение, – кивнул Паоло, остановившись примерно в пяти шагах от узника. – Поэтому тебе придется потерпеть.

– Да. Но не мог бы ты хотя бы на время снять эту дурацкую повязку?

Паоло рассмеялся – его тихий шелестящий смех отчасти напоминал змеиное шипение, – и взглянул на Ризель своими желтыми глазами, вновь с легкостью делая то, что никак не удавалось даже капитану-императору, – разрушая ее силу воли.

– Забыл… – проронил феникс. – Совсем забыл, что ты не можешь ко мне приближаться.

Ризель подошла, осторожно ступая по грязному полу, протянула руки – пришлось встать на цыпочки, потому что Фейра был намного выше ростом, – и развязала узел у него на затылке. «Он сейчас отомстит мне за свою семью… – мелькнула тусклая мысль. – За разоренное гнездо феникса, за мученичество брата… за все. И будет прав».

Она не боялась.

Прозревший Кристобаль Фейра с изумлением посмотрел на дочь капитана-императора, и она, смущенно потупившись, шагнула назад. Стоять рядом с ним было жарко, а от взгляда разноцветных глаз с огненными зрачками и вовсе делалось не по себе.

Она мечтала о встрече…

Она хотела, чтобы этот пират стал ее союзником…

Она даже доверила Хагену одну из самых страшных тайн Аматейна…

– Благодарю, – сказал он тоном, не оставлявшим сомнений в искренности. – Ваш совет пришел вовремя, а уж посланник оказался просто сокровищем. Без него я сейчас был бы не здесь, а у Великого Шторма.

Ризель не сразу почувствовала двусмысленность последней фразы.

– Меня следует не благодарить, а проклинать, – проговорила она. – Ваши нынешние мучения на моей совести…

– Мучения? – переспросил феникс с улыбкой. «От этой улыбки, – подумала принцесса, – расплавилось не одно сердце». – Мучения терпел мой отец. И мой брат, которого лишили связи с кораблем, разорвав обоим души на лохмотья. Обоим выжгли глаза и отрубили руки… но вы же все и так знаете, госпожа? Вот это были истинные страдания, а я… – Он пошевелился, заставив цепи зазвенеть. – Я так, прохлаждаюсь.

Ризель почувствовала: от нее буквально только что ускользнула какая-то важная деталь – мелочь, пустяк, случайно оброненное слово, которое позволило бы понять если не все, то многое. Он был прав, этот скованный и всеми брошенный узник: сорок лет назад Бастиану Фейре пришлось вытерпеть куда более страшные вещи, и он действительно терпел, чтобы потом взойти на эшафот и рассыпаться пеплом на глазах у изумленной толпы. Сама Ризель этого не видела – она тогда еще не родилась, – но слышала немало рассказов, в которых пугающей правды было больше, чем безобидного вымысла.

– Так капитан-император не ошибался? – спросила она, переводя взгляд с Фейры на загадочного Паоло и обратно. – Это какой-то хитрый план? Одна из знаменитых безумных авантюр капитана Кристобаля Крейна?

– Крейна больше нет, – ответил феникс. – А Кристобаль Фейра действует напролом и не умеет предсказывать будущее, поскольку для огня будущего просто не существует. Все, что вы видите, – правда. Я здесь, я в цепях, лишен друзей и связи с ~Невестой ветра~, которая ныне подчиняется другому…

– А как же Паоло?

– Паоло… – повторил Фейра с тяжелым вздохом. – Помощник, который даже приблизиться ко мне не может. Это долгая история, ваше высочество, и пусть он сам все расскажет… если захочет.

Юноша в черном смотрел на феникса так, словно хотел сжечь его взглядом.

– Но вы не сломлены, – подытожила Ризель. – Иначе все можно было бы закончить прямо сейчас, превратившись в кучку пепла? Для этого, как я поняла, не нужны ни глаза, ни руки.

Он кивнул:

– Моя семья, которой больше нет, называла это «последний костер».

– Зачем же тогда… все это?! – спросила принцесса, перестав притворяться, будто что-то понимает.

Ответил ей не Фейра, а Паоло:

– Затем, ваш-ше выс-сочес-ство, что иногда люди и магусы соверш-шают поступки, которые им с-самим непонятны. Вот вы, к примеру, приш-шли сюда вовс-се не для того, чтобы бес-седовать с пленным феникс-сом, а чтобы увидеть его двойника – пересмеш-шника, которого толкнули на путь, приведш-ший в тюрьму.

Капитан-император не раз с легкостью прочитывал ее мысли, безжалостно выволакивая на свет то, что Ризель хранила в наиболее темных уголках своей души, – но он был повелителем, он был ее отцом! Этот же незнакомец, умудрившийся сообщить лишь свое настоящее имя, которое ровным счетом ничего не проясняло, пошел куда дальше Аматейна: он проник в глубины, о которых сама принцесса и не подозревала.

«Хаген» – это имя она вспоминала всякий раз при виде своего отражения в зеркале.

И этим, в общем-то, все было сказано…

– Он не хотел вас-с выдавать, – прибавил Паоло. – И держался до последнего.

– Я его ни в чем не виню, – прошептала принцесса, и по ее щекам потекли слезы.

В глазах Паоло проскользнуло нечто, напоминающее сострадание; он шагнул вперед… и упал, словно его ударили сзади. Скорчился на полу, подтянув колени к подбородку, а потом тихонько завыл, как больной щенок.

– Заступница, что с ним?! – воскликнула принцесса и ринулась на помощь.

Но Фейра, рискуя, что его услышит Берто, крикнул:

– Стойте!

Ризель замерла на месте, вновь ощутив с пугающей ясностью, что есть на свете воля, с которой Дару Цапли не сравниться… или все дело в том, что феникс привык командовать?

– Не подходите, – сказал он. – Змееныш… Паоло сейчас ничего не видит и не слышит, поэтому вполне может причинить вам боль. Это скоро пройдет, надо только подождать.

– Это? – переспросила Ризель. – Приступ? Он чем-то болен?

– Нет, это не болезнь. Просто… хозяин призывает своего раба, а раб сопротивляется. – Феникс чуть помедлил. – И от того, выстоит ли он, зависят наши жизни. Не применяйте к нему сильное слово – если зовущий его сделает то же самое, вы оба просто разорвете бедолагу напополам. Он должен выстоять сам.

Паоло умолк, и на мгновение принцессе и узнику показалось, что самое страшное позади, но оба ошиблись: он вскочил, выхватил из рукава стилет и обвел камеру взглядом, полным такой неистовой ярости, что Ризель с трудом подавила желание ринуться прочь – чутье подсказывало ей, что не следует шевелиться вовсе, однако страх был сильней.

– Нет!!! – зарычал он внезапно и… полоснул себя по ладони.

Ризель зажмурилась.

Некоторое время тишину в тюремной камере нарушали лишь хриплое дыхание Паоло и изредка прорывавшийся сквозь него звук, с которым крупные капли крови падали на пол. Наконец он прошептал: «Всё…» – и Ризель с немалым изумлением расслышала в его голосе удовлетворение. Она открыла глаза и увидела, что двое мужчин смотрят друг на друга, как будто разговаривают мысленно. Что же их связывало? И кто был хозяином Паоло? Ризель ощутила, что ответ на последний вопрос ей известен.

– Одного пятна крови Берто не заметит, – сказал феникс, – а вот целая лужа – совсем другое дело. Вам пора уходить!

Он был прав: если не Берто, то кто-нибудь более бдительный из тюремщиков наверняка услышал подозрительный шум. Ризель растерянно взглянула на черную тряпку, которую все это время безотчетно сжимала в руках: недолго Фейра был зрячим! А если Аматейн решит сделать с ним то же самое, что когда-то с его отцом и старшим братом?..

– Быстрее, – поторопил ее прикованный узник и опустил голову, чтобы принцессе удобнее было завершить начатое. – Надеюсь, вы запомните эту встречу!

У нее не нашлось сил для ответа, и в этот миг Паоло махнул рукой, коротко бросив:

– Сюда идут.

Они оставили феникса в одиночестве – предстояла первая длинная ночь в череде ей подобных. Ризель шла словно по краю пропасти и никак не могла поверить, что случившееся ей не пригрезилось. Но человек в черном – Паоло-Змееныш – был совершенно реален, и ее страх и жалость по отношению к нему тоже были реальны.

– Кто твой хозяин? – спросила принцесса, когда они оказались достаточно далеко от камеры Кристобаля Фейры и позволили себе немного замедлить шаг.

– У нас один хозяин, ваше высочество, – ответил Паоло, чуть помедлив. – Вы ведь меня понимаете?

Да. Она понимала – и не удивлялась, потому что это была безумная ночь.

– Тогда прошу… – Он остановился у одной из камер и ловким движением выудил новый ключ прямо из воздуха. – Вы же не забыли, к кому на самом деле шли?

…Когда это было? Больше года назад.

«Исполни поручение, – сказала принцесса оборотню, который потратил несколько лет на подготовку ее убийства. – И тогда я, так и быть, забуду о необычных обстоятельствах нашего знакомства». Ей не раз приходилось смотреть в глаза, полные ненависти, зависти, подобострастия и страха, но в его взгляде в тот момент появилось нечто совершенно иное. Ризель не знала, как называется это чувство, она лишь подумала со странной отрешенностью: «Этот смог бы меня убить». А он смотрел и улыбался.

«Слушаю и повинуюсь, ваше высочество!»

Зачем она сейчас пришла к нему? Уж не просить прощения, это точно. Поблагодарить? Возможно, но маловероятно.

Зачем?..

– Я брежу… – Чтобы разобрать тихий шепот, ей пришлось наклониться к его лицу, но самого лица Ризель не увидела – глаза застил туман. – Тебя здесь… не может быть…

– Нет. – Она осторожно сжала его запястье, стараясь не касаться изувеченных пальцев, а другой рукой коснулась горячего лба, покрытого коркой запекшейся крови. – Я на самом деле здесь.

Он был похож на лист, что дрожит на осеннем ветру и вот-вот оборвется с ветки. Измученный, израненный… Левый глаз заплыл – да есть ли он вообще? – правый еле-еле открывается, потому что веко склеила подсохшая кровь; нос сломан, губы разбиты – и это лишь то, что невозможно не заметить. Даже если свершится чудо и Аматейн помилует пересмешника, поняла Ризель, ему придется доживать свои дни с одним и тем же лицом, способным вызывать лишь отвращение и жалость. Принцесса вспомнила инструменты, которые Аматейн любил перебирать, когда на него находила задумчивость, и содрогнулась: своей безумной просьбой она подарила оборотню год жизни – а жизнь уж точно не полагалась ему за попытку убийства! – и несколько дней адских мук.

И теперь он глядит на нее так, словно вдруг увидел перед собой саму Заступницу.

– Я все… сделал… верно?

– Более чем, – сказала Ризель, ощущая комок в горле. – Почему ты так поступил? Остался с Крейном, зная, что его дорога рано или поздно приведет сюда… Почему ты вернулся, когда я тебе этого… не приказывала?

– Думал… об этом… все время… – Он со свистом втянул воздух и хрипло закашлялся. – Понял только сейчас… Ради вас, принцесса… чтобы вам не было здесь… так одиноко.

А она, зачем она сюда пришла? Ризель зажмурилась, зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в полный голос. Ее жизнь, ее власть произрастали из Дара Цапли: если любое твое слово – приказ, то как можно глядеть в глаза тем, кто рядом, и верить в искренность их преданности и дружбы? Все они лгут, все боятся, потому что знают: стоит ей захотеть – и короткое слово «Умри!» убьет вернее, чем ядовитый кинжал убийцы или тяжелый топор палача. И пусть одним словом не остановить многих, никому не хочется быть тем единственным, кому не повезло.

Она хотела другого – других слов, другой власти. Можно было все время молчать, но тогда сила накапливалась, и уже любая фраза могла превратиться в приказ даже против воли Белой Цапли. Можно было приручать слова, записывая их на бумаге, но и это не могло обуздать ее дар.

А тот единственный, кто решил помочь ей без приказа, скоро умрет…

– Спасибо! – Ризель наклонилась и поцеловала раненого; кровь на губах была не соленой, а горькой. Она глубоко вздохнула и попыталась собрать всю свою ненавистную силу, чтобы вложить в одно слово. – Я обязательно придумаю что-нибудь и вытащу тебя отсюда… Ты только ж и в и!