Текст книги "Звёздный огонь"

Хаген покачал головой:

– Все это похоже на бред, ваше высочество. Позвольте повторить вопрос – зачем?

– Я принцесса, – ответила Ризель, пожимая плечами. – Считай, что такова моя прихоть.

Три девушки вышли из лаборатории, не таясь от взгляда Альмера. Проходя мимо растерянного молодого ворона, Ризель шепнула ему: «Забудь!» – и этому приказу он не сумел воспротивиться. Фаби шла позади, наблюдала за своими спутницами и размышляла, как передать Эсме послание крылана. «Вы должны стойко держаться и ждать…» Нет, это пустые слова, способные лишь причинить боль. В том, как их произнес человек-птица, было нечто недоступное Фаби, нечто доселе неизведанное. «Я не смогу!» – поняла она и почувствовала, как сжимается сердце.

В этот миг Эсме обернулась и протянула ей руку.

Это была просьба, не приказ, но Фаби повиновалась…

Ее прикосновение походило на легкий ветерок с моря – чистый, прохладный.

Губы целительницы шевельнулись, с них слетело неслышное: «Благодарю!» Ризель обернулась, почувствовав, что нечто вышло из-под контроля, но то ли не заметила их изменившихся лиц, то ли просто сочла это не стоящим внимания. Принцесса вновь выглядела уставшей – должно быть, проходило действие снадобья, которое она приняла перед уходом.

– Фаби, дальше ты пойдешь…

Она не договорила – замерла, уставившись на что-то за спиной компаньонки. Фаби вдруг услышала позади себя шорох и поняла, в чем дело, даже не обернувшись. За ними следовал мех-паук – один из тех, кого слугам капитана-императора удалось приручить и выдрессировать. Шпионы из этих тварей получились весьма своеобразные: они не умели говорить, но точно знали, кто и где мог находиться. Обнаружив нарушителя, мех-паук становился его постоянным спутником, и Джессену Витесу оставалось лишь хорошенько расспросить, что именно тому понадобилось в запретной части Облачной цитадели.

– Проклятье! – воскликнула Ризель. – С этой дрянью я не справлюсь.

Уничтоженного меха обязательно нашли бы, и он вызвал бы подозрения. «Все пропало, – подумала Фаби и чуть не заплакала от досады. – Ох, теперь уж его величество нас не простит!» Паук остановился, выжидая, пока жертва продолжит путь; его красноватые глазки поблескивали в полумраке, и Фаби отчего-то почудилось в этом блеске нечто злорадное. Она знала, что тварь лишена разума, но ничего не могла с собой поделать.

Так бы и разорвала тебя на части.

Вновь раздался шорох, и опять его виновником оказался мех… много мехов небольшого размера, но очень шустрых и каких-то слишком уж целеустремленных. Они стайками выползали из всех углов, из невидимых щелей, стягиваясь к пауку, окружая его со всех сторон. Постепенно они подбирались все ближе и ближе, а потом ринулись в атаку.

Вскоре от меха-шпиона осталась лишь правая передняя лапа.

Все верно. Вы молодцы. Мои… дети. Да. Все правильно…

– Фаби? Фаби, очнись!

– Она спит, ваше высочество. Это… какой-то странный сон.

– Ты можешь ее разбудить?

– Н-нет… не знаю. Я никогда с таким не сталкивалась.

– Ладно. Попробую сама… Фаби, ты слышишь меня? Иди к себе, ложись спать. Завтра утром ты проснешься, и все будет хорошо. Приказываю!

Да. Все будет хорошо…

Она увидела со стороны собственное тело, которое шло по знакомым коридорам, отступая в тень при виде стражей. «Кукла, – скользнула холодная, словно посторонняя мысль. – И всегда ею была». Тело двигалось хоть и медленно, зато уверенно, и Фаби вполне могла бы оставить его без присмотра, но все-таки проследила за собой до дверей комнаты.

Позаботившись о теле, она отправилась на прогулку.

Эта ночь отличалась от предыдущей. Фаби больше не боялась, и из всех человеческих чувств у нее сохранилось только любопытство. Именно любопытство заставило ее пройтись по всей Облачной цитадели, заглянуть в каждую щель, проверить каждый запертый сундук. Что-то странное происходило со временем – оно замедлилось, и ночь продолжалась, никак не желая заканчиваться…

Сознание Фаби разделилось на множество частей.

Змееныш чувствовал себя в Облачной цитадели в полной безопасности: он легко перемещался из одной части дворца в другую, оставаясь незаметным, словно тень. Ему не раз случалось бывать здесь раньше, но только в качестве пленника; теперь же все изменилось. Свобода, хоть и весьма относительная, ему нравилась. Иногда Звездочет звал его, но с этим он мог справиться, а вот очередное видение едва не повлекло за собой большие неприятности, поскольку нагрянуло неожиданно. Было оно весьма странным: одинокий фрегат посреди океана, и на его борту – всего лишь один человек, совсем юный, почти мальчишка.

Змееныш знал этот фрегат.

Знал он и мальчишку…

«Надо же, как тесно мы связаны, – подумал Змееныш, и его улыбка привела бы в ужас даже смельчака. – Что ж, это судьба. Не мне решать, что будет завтра».

Он открыл глаза и обнаружил прямо перед собой какого-то слугу, бледного и дрожащего. Бедолагу угораздило встретиться со Змеенышем в пустом коридоре, без свидетелей; он случайно сделал то, о чем ни один из подручных Звездочета и не мечтал, – обнаружил сбежавшего раба. Но раб, к несчастью, не собирался возвращаться к хозяину.

Змееныш выхватил стилет и ударил, а потом подхватил тело безымянного слуги и оттащил в одну из многочисленных стенных ниш. Вернувшись, он обнаружил корзинку, в которой оказалась бутылка вина. И как она только не разбилась, упав на каменный пол?

– Это с-судьба, – проговорил он негромко. – Не пропадать же хорошей вещи.

Вскоре фигуру в черном успели мельком заметить еще несколько слуг – среди них уже начали ходить слухи о том, что во дворце появился призрак, – и в конце концов она выросла на пороге комнаты, в которой поселили Умберто. Он, как новый навигатор «Невесты ветра» и предполагаемый союзник капитана-императора, удостоился некоторых привилегий, в частности – свободы.

Змееныш открыл дверь без стука и вошел.

– Не с-спишь? – поинтересовался он у моряка, который при виде незваного гостя сел и потянулся к оружию. Бывший помощник Кристобаля Крейна был одет, словно прилег лишь ненадолго, передохнуть. – Чего-то ждешь?

– Скучаю… – огрызнулся Умберто.

– А-а, понятно. Может, поскучаем вместе? – Змееныш помахал бутылкой и прибавил после короткой паузы: – Чем же еще заняться двум мертвецам?

^– Подойди ближе, – хриплым шепотом проговорил пленник.

Аматейн лишь рассмеялся в ответ и устроился поудобнее в кресле, которое в камеру принесли специально для него. Капитан-император, устав после трудного дня, вознамерился отдохнуть как следует, и начало вечера было многообещающим.

Только вот слуга, посланный за вином, отчего-то запаздывал.

– Подойди, – повторил Фейра. – Или не хватает смелости?

– Я не настолько глуп, как тебе хотелось бы, – сказал Аматейн. – Я знаю, что феникс, даже связанный, все равно опасен. Подходить к тебе близко, прикасаться… бр-р, уволь! Лучше уж наблюдать со стороны.

Глухонемой палач отлично понимал знаки своего господина и повиновался ему исправно, как повинуется умелой руке хорошо сбалансированный кинжал. Аматейн ценил хороших слуг, поэтому палачу тоже велели не прикасаться голыми руками к узнику, но он неплохо справлялся и так. В ход шли те приспособления, которые вот уже много лет не на ком было применять, – никто не мог выдержать ту боль, что они причиняли.

– А знаешь, Кристобаль, ведь это все ерунда… – мечтательно проговорил капитан-император. – Клещи, раскаленные прутья, плети… Старье. Я не просто так выбрал Кина, чтобы он мне сегодня помогал. Он знаток своего дела!

Новый знак, и истязатель отложил плеть; взамен в его грубых пальцах появилась тонкая игла. Фейра, чьи глаза по-прежнему были завязаны, этого не увидел, зато почувствовал чудовищную боль, которая жгучей волной прокатилась по всему телу.

И причинил эту боль легкий укол.

– Вот скажи мне, Кристобаль, каково это – лишиться своего бесценного корабля, команды? Оказаться в полной власти злейшего врага? Потерять друзей, любимую? Кстати говоря, о любимой – она прелестна, твоя Эсме. Жаль только, не помнит ничего о прошлом… ну ничего, это поправимо.

Аматейн выдержал паузу.

– Впрочем, зачем этой девочке прошлое? У нее и будущего-то нет.

– Не трогай ее… – прохрипел узник. – Тебя все равно никто не сможет исцелить, потому что…

Договорить он не успел – зарычал от боли, потому что в ход пошла новая игла. По скованным рукам и по груди феникса побежали бледно-голубые искры; сквозь тюремную вонь пробился чистый предгрозовой запах. Кин отскочил в сторону и, жалобно мыча, принялся дуть на обожженные пальцы.

– Осторожнее, Кристобаль! – воскликнул капитан-император. – Не обижай моего слугу. Он, хоть и мерзок во всех смыслах, все-таки заслуживает некоторого снисхождения. А про невозможное исцеление ты зря сказал, дружище. Все на самом деле не так… вот придет Рейго, он расскажет подробнее. У него есть гениальная идея, и эта идея обязательно сработает.

– Не смей ее трогать…

Аматейн презрительно фыркнул.

– Да что ты заладил – не смей, не смей! Выдай что-нибудь новенькое, пожалуйста… а, не можешь? Так я и думал. Похоже, я зря боялся, что это так называемое предательство – всего лишь очередная авантюра Кристобаля Крейна. Я переоценил своего врага… – он ненадолго задумался. – Или это окончательное превращение в феникса так на тебя повлияло? Крейн умер, да здравствует Фейра! Пусть об этом и забыли за сорок с лишним лет, все фениксы были жестокими и надменными болванами.

Цепи звякнули, и капитан-император вновь махнул рукой своему палачу. Его хорошее настроение неожиданно начало ускользать вместе с уверенностью в собственной правоте. Он решил, что феникс никогда не пошел бы на такие жуткие страдания по доброй воле… но что, если все на самом деле не так? Вдруг в запасе у Крейна-Фейры все-таки имеется хитрый и совершенно безумный план?

Фениксы, все до единого, были еще и непредсказуемыми болванами.

– Стоило бы тебя ослепить, – задумчиво проговорил Аматейн. – Тогда я бы точно знал, что ничем не рискую. Но сегодня Амари высказал интересную мысль – вас обоих, твой бывший фрегат и тебя самого, куда интереснее сломать, чем просто убить. Я желал бы сделать из тебя верного слугу…

– Такого, как Змееныш?

Аматейн нахмурился – вспоминать про сбежавшего раба сейчас не хотелось. «Змееныш, где ты? – позвал он мысленно. – Вернись к своему хозяину, тварь. Ты мне нужен прямо сейчас! Вернись, где бы ты ни был!!!»

Бесполезно. Он чувствовал, что ручная зверушка рядом, совсем близко, но не мог натянуть поводок достаточно сильно. Ну, ничего – Змееныш все равно не может уйти далеко, а рано или поздно у него случится очередной приступ, и тогда слуги прибегут к господину с радостной вестью.

Но сейчас были дела и поважнее, чем сбежавший зверь.

– Давай поговорим о «Невесте ветра», – сказал Аматейн проникновенным тоном. – О том, какой она станет под командованием нового капитана, куда более умного и осмотрительного, чем ты…

Фаби наблюдала, бесстрастно и бесстрашно.

Ей все равно нечем было заняться.

Два дня, оставшиеся до праздника в честь его возвращения домой, Амари прожил как фрегат, попавший в густой туман.

Чувство направления помогало ему держать верный курс, но оно оказалось совершенно бесполезным для преодоления мелких препятствий – их в водах вокруг Облачной цитадели было бесчисленное множество. Кристобаль Крейн в таких случаях говорил: «Идем вслепую». Ему, впрочем, вполне хватало интуиции, которая никогда не была сильной стороной Амари. К тому же маленький принц попросту не хотел жить вслепую.

И все же он все время куда-то шел… с кем-то беседовал… даже шутил, веселился…

Он как будто спал, пробуждаясь лишь изредка.

Придворные то и дело бегали в Сады Иллюзий, любовались на новую-старую диковинку – черного крылана, – но потом Джа-Джинни забросил двоих не в меру любопытных гостей на верхушки деревьев, и их с Лейлой оставили в покое. Ходили слухи, что капитана-императора несколько раз видели прогуливающимся с загадочной незнакомкой, которая обитала в охраняемых покоях в северном крыле, и Амари этим слухам был рад: значит, Эсме жива, ее пока что никто не просил о невыполнимом. Сам он боялся с ней встречаться, потому что целительнице ничего не стоило прочесть в его душе то, о чем Амари предпочитал пока не думать.

Кого Амари видел часто, так это Умберто – ему одному из всей команды «Невесты ветра», если не брать во внимание бывшего юнгу, даровали относительную свободу. Аматейн все время требовал, чтобы новый навигатор знаменитого пиратского фрегата находился рядом, и поэтому они с принцем постоянно сталкивались то в кабинете капитана-императора, то где-нибудь в коридоре. Умберто выглядел спокойным и сосредоточенным, он охотно помогал Аматейну, рассказывая об Окраине и в особенности о Кааме. Амари смотрел и удивлялся: неужели перед ним тот самый бесшабашный моряк, помощник Крейна, ходячая неприятность? Неужели это и впрямь тот, кто поклялся защищать «Невесту ветра» до конца своих дней и ради нее умереть с улыбкой?

Впрочем, он и впрямь ее защищал – накануне у Амари был шанс в этом убедиться.

…Опустевший фрегат выглядел непривычно.

Амари ожидал, что «Невеста ветра» не позволит никому даже прикоснуться к себе, не говоря уже о том, чтобы подняться на борт, но она была настроена очень миролюбиво – казалось даже странным, что док, в котором она стоит, так хорошо охраняется.

«Неужели ты и впрямь забыла о Кристобале?»

Аматейн по-хозяйски обошел палубу, заглянул в люк, но спускаться в трюм не стал, что обрадовало Амари: где-то внизу прятался ларим Сокровище – единственный член команды, которому удалось незаметно для всех остаться на корабле. Он, как и прежде, хранил медальон Эсме. Серебряная маска скрывала выражение лица капитана-императора, и все же по движениям и по взгляду можно было с легкостью определить, что он весьма доволен. Амари некоторое время наблюдал за отцом, потом – за Умберто, который стоял у грот-мачты и отрешенно глядел куда-то. Еще на борт бывшего пиратского фрегата поднялись Эйдел Аквила и Джессен Витес; оба магуса с улыбками обменивались предположениями о будущем «Невесты» и ее навигаторов – бывшего и нынешнего. Амари иной раз чувствовал на себе взгляд Эйдела – жгучий, ядовитый. Интересно, почему орел так его ненавидит? Может, оттого, что при встрече с принцем вспоминает о позорном поражении, которое потерпел в сражении с Крейном… или есть что-то еще? Так или иначе, он не упустил пока что ни одной возможности исподволь напомнить, что почет и привилегии наследника престола необходимо заслужить. К примеру, в ответ на какое-то замечание Амари о «Невесте ветра» Аквила сказал: «Вам лучше знать, ваше высочество, вы же провели там так много времени…» Было видно по лицу, что ему очень хочется договорить: «…в качестве юнги». Услышав это, Амари смешался, совершенно позабыв, о чем шла речь, и вдруг почувствовал себя маленьким и никчемным.

Последним появился Чейн Тэрио, за которым капитан-император некоторое время назад посылал слугу; сейчас этот слуга шел следом за Чейном, неся какой-то ящик, длинный и, судя по всему, довольно тяжелый. Что-то знакомое почудилось Амари в этом ящике, и еще он почему-то слегка испугался. Когда странный предмет подняли на борт, «Невеста ветра» впервые заволновалась, и Амари понял: там лежит безумер.

– Вызывали, ваше величество? – спросил мастер-корабел.

– Да. Чейн, я собираюсь принять клятву верности у нашего друга, а ты заверишь этот договор, – ответил капитан-император.

Чейн Тэрио молча кивнул и повернулся к Умберто – тот смотрел хмуро, исподлобья. «О клятве речь не шла, – подумал Амари и ощутил дрожь. – Если сейчас он заупрямится, то…»

– Ну же, мастер Граньо! – Аматейн с усмешкой подбодрил нового союзника. – У вас сейчас есть превосходная возможность обеспечить себе не просто жизнь и свободу, но и весьма неплохое будущее.

– Я не слышал о том, чтобы другие капитаны заключали рабские договоры, ваше величество, – негромко проговорил Умберто. Это был весьма опасный ход. – Вы прекрасно знаете, как моряки относятся к таким вещам.

– Знаю, – согласился капитан-император. – Но не так уж часто бывшие пираты переходят ко мне на службу. Это особый случай, поэтому нужны особые церемонии. Впрочем… у нас есть и другой вариант!

Он подозвал слугу взмахом руки и открыл ящик.

В тот же миг «Невеста ветра» встряхнулась так, что они еле устояли на ногах. Умберто, приложив ладонь к мачте, прошептал что-то успокаивающее, но сам он был слишком встревожен – и понадобилось некоторое время, чтобы фрегат и впрямь хоть немного успокоился.

– Вот эта вещь решает разом все проблемы… – Аматейн вынул безумер, одним незаметным нажатием привел в действие скрытый механизм. Наконечник грозного оружия с щелчком разделился, но не на шесть частей, а на восемь, да и выскочившая из сердцевины игла была непривычно длинной. Амари наконец-то вспомнил, что именно такой безумер – длинный, черного цвета – они с Джа-Джинни видели в доме Звездочета… то есть в доме его отца. Тогда, в Лейстесе, разгадка тайны черных фрегатов находилась у них в руках!

– Что же ты молчишь, Умберто? Решайся. Разум «Невесты ветра» в обмен на твою гордость… – Капитан-император негромко рассмеялся. – Каков будет выбор?

Он мог бы поступить иначе – например, приказать Умберто повиноваться. Но для приказа нужны были силы, а Амари уже заметил, что его отец бережет свой дар Цапли и пользуется им лишь в крайних случаях. Да, договор с «петлей корабела» подходил лучше всего – никто не сможет так стеречь навигатора, как его собственный фрегат.

Только вот выдержит ли такое испытание связующая нить Умберто – фальшивая нить, которую протянул специально для него Кристобаль Фейра?..

– Будь оно все проклято, – пробормотал моряк и, опустившись на колени, громко произнес: – Клянусь верой и правдой служить капитану-императору Аматейну, ни делом, ни словом не посягая на жизнь его величества и тех, кто верен ему. Клянусь, что никогда и ни при каких условиях я не нарушу свое слово…

Он говорил, а мастер-корабел слушал с закрытыми глазами, то и дело кивая. Пальцы Чейна Тэрио чуть заметно шевелились, как будто он перебирал нити, из которых собирался вязать узлы. Амари чувствовал тревогу «Невесты ветра» и ничем не мог ей помочь.

– Великолепно, – сказал Аматейн, когда все было сделано. – Теперь покажи мне, на что она способна. Тебе нужны помощники, матросы?

– Нет, – ответил Умберто, не поднимаясь с колен. Голос у него был тусклый, невыразительный. – Справлюсь сам.

– Что ж, посмотрим, – проговорил капитан-император. – Убеди меня, что ты – хорошее приобретение.

^– …Ваше высочество, с вами все в порядке?

Снова компаньонка Ризель, Фаби. Ее, как и сестру, Амари видел несколько раз за эти три дня – мельком, издалека. Верная подруга повсюду следовала за принцессой, полностью поглощенной подготовкой к празднеству, которое должно было состояться этим вечером.

– Да-да, все хорошо… – Он огляделся по сторонам и увидел, что Ризель поблизости нет. – У тебя выходной?

– Можно сказать и так, ваше высочество, – ответила девушка, пожимая плечами. – Принцесса отправилась к капитану-императору и разрешила мне немного побродить неподалеку. Думаю, еще некоторое время я буду свободна.

– Очень хорошо! – воскликнул Амари и, схватив Фаби за руку, потащил ее за собой. Он не знал, куда идет, пока не увидел дверь в дворцовую часовню – там, насколько он знал, все приготовления завершились еще утром. Лучшее место для уединенной беседы было трудно представить.

Вновь взглянув на Фаби, он понял, что та ожидает чего угодно, только не мирного разговора…

«Вот глупая!»

– Садись, – сказал он, почти что силой заставив ее опуститься на одну из скамеек. Здешнее убранство по традиции отличалось простотой, поэтому скамья была точно такой же, как в любой портовой часовне Десяти тысяч островов. – Тогда, в Садах Иллюзий, мне показалось, что ты хочешь сказать что-то важное… и никак не осмеливаешься. Вдруг сейчас настал подходящий момент?

– Ох, ваше высочество… – пролепетала она. – Я, право, не знаю…

– Говори! – потребовал принц, не заметив, что не попросил, а приказал.

Большие глаза компаньонки широко раскрылись, в них блеснули слезы, однако сопротивляться приказу девушка не могла.

– Я не люблю предателей, – произнесла она тихо, но уверенно.

Да, чего-то в этом духе он ждал…

– А кого я предал? Нет-нет, не торопись отвечать. Я знаю точно, что отец меня очень любит… пусть даже эта любовь у кого-то может вызвать оторопь. Тогда, три года назад, я сбежал, потому что испугался, но сейчас все изменилось. – Амари помедлил. – Сейчас я не могу его бросить – он болен, он страдает! «Невесту ветра» я сумел отстоять, равно как и Умберто… с остальными моряками тоже можно будет что-то придумать… Эсме отец не тронет, он ведь знает, что возможности целителей не беспредельны… а Кристобаль Фейра сам выбрал свою судьбу. Так кого же я, по-твоему, предал или предаю?

– Это просто, ваше высочество, – прошептала Фаби. – Самого себя.

Праздник начался, когда с оглушительным грохотом, воем и свистом в ночное небо взмыли огненные шары, чтобы где-то высоко взорваться, превратившись в огненные призраки. Огромные золотистые драконы сражались друг с другом; распускались алые розы; сияющие шары всех размеров и цветов взлетали, сталкивались и превращались в новые созвездия. Под конец явились птицы – символы всех кланов, поклявшихся капитану-императору в верности. Ризель не забыла о Воробье, и Фаби, наблюдавшая за удивительным фейерверком вместе со своей госпожой, это оценила.

– Спасибо, ваше высочество, – прошептала она, но Ризель сделала вид, что не слышит.

Этой ночью принцесса вновь была в белом с головы до ног, и лишь благодаря изящной серебристой вышивке по краю подола ее наряд не походил на траурный.

– Твоя повелительница затеяла опасную игру, – сказал Рейнен Корвисс, невзначай задержавшись возле Фаби.

Она промолчала, но заметила кое-что странное: взгляд ворона-алхимика был полон… жалости. Но к кому же он ее испытывал? Фаби ощутила тревогу, впервые подумав, что этот неожиданный праздник может закончиться чем-то и вовсе из ряда вон выходящим.

Однако ей пришлось оставить размышления: она должна была внимательно следить за принцессой, чья сверкающая белая фигура отчетливо выделялась в пестрой толпе придворных. Ризель изредка оглядывалась, всякий раз удовлетворенно кивала, увидев компаньонку где положено, у себя за спиной, и шла дальше – приветствовать гостей, выслушивать комплименты, отдавать указания помощникам.

Тенью следовать за ее высочеством, быть рядом, защищать любой ценой.

Дождавшись угощения, Фаби облегченно вздохнула.

Когда высокие двери пиршественного зала распахнулись, никто не сдержал возгласа удивления: всего-то за сутки это место изменилось до неузнаваемости, и теперь один лишь взгляд на роскошное убранство и ломившиеся от яств столы заставлял вспомнить о пирах, которые устраивали древние короли из легенд. Все три дня, пока шли приготовления к празднику, по дворцу ходили слухи о том, что его величество намерен затмить своих предков, и теперь гости капитана-императора убедились, что это и впрямь так.

– Прошу! – немного театрально воскликнул Аматейн и протянул руку супруге.

Алиенора ответила на его жест, но на самом деле соприкоснулись они едва ли кончиками пальцев. Те, кто стоял ближе всех, заметили: императрица вздрогнула, а в ее взгляде, устремленном на мужа, не было и тени любви, один лишь страх. Однако ритуал есть ритуал, поэтому в пиршественный зал они вошли первыми, рука об руку.

Фаби последовала за принцессой, стараясь не смотреть в сторону Амари. Ее обуревали злость и жалость – он приказал, хотя мог бы и не использовать дар Цапли по такому поводу… и все же она жалела его. «Между нами есть что-то общее, – думала она. – Мы оба слабые. Амари, может, когда-нибудь и станет правителем, но пока что его сила чего-то стоит лишь против таких, как я».

У стола, который предназначался для капитана-императора и его приближенных, Ризель остановилась, и почему-то Фаби сразу ощутила, что принцесса в растерянности. Подойдя, она услышала, как ее высочество еле слышно шепчет:

– Поменяли… но почему?

Что именно поменяли, Фаби узнала в самом скором времени: расположение мест.

По правую руку от капитана-императора, как и предполагалось, должен был сидеть Амари, а вот Ризель изгнали на другой конец стола, к матери. Фаби, разумеется, последовала за своей госпожой, с любопытством поглядывая назад: кто же заменит принцессу? Витес, сидевший рядом с пустым местом, выглядел очень довольным; понятно, кто устроил эту перестановку так, чтобы Ризель не узнала.

– Тебе не кажется, что он расставил нас, как фигуры на шахматной доске? – тихонько спросила Ризель. – Я знаю всего одну фигуру, которая достойна сидеть по левую руку от капитана-императора. Но мне не верится, что я и впрямь ее увижу на этом месте.

Вероятно, другие гости думали о том же, потому что их лица выражали недоверчивое изумление. Никто из них, однако, не осмелился задать капитану-императору прямой вопрос – такой привилегией обладали немногие, но и они слишком уж растерялись. Ризель молчала, молчал Рейнен, а ее величество Алиенора была лишь рада тому, что ее отделяло от супруга весьма приличное расстояние, и не собиралась по доброй воле затевать с ним разговор.

«Что ж, немного подождем», – подумала Фаби и оказалась права: когда все гости уселись, капитан-император обратился к ним с небольшой речью. Она заметила краем глаза, как Ризель сжала кулаки, и почувствовала страх – настал подходящий момент для того, чтобы наказать принцессу за то, что произошло три года назад, причем наказание могло быть очень изощренным. Чего стоило его величеству объявить о помолвке дочери с кем-нибудь, кого она ненавидела? С Эйделом из клана Орла, к примеру. Или с Торрэ Торном, чья уродливая физиономия приводила в дрожь не только Фаби…

Но капитан-император говорил о возвращении Амари как о чем-то естественном, спланированном заранее, и никого не обвинял. В завершение речи он сказал:

– Теперь я хотел бы сообщить всем вам неожиданную новость. Как известно, много лет назад одно из самых могущественных семейств Десяти тысяч островов попыталось устроить переворот в Империи. Замыслы этого семейства были раскрыты… Но не будем о прошлом. Не все погибли тогда, кое-кто остался – и при помощи него я намерен положить конец многолетней вражде. – Аматейн обвел притихших магусов долгим взглядом. – Этим вечером у нас особенный гость!

Вновь отворились двери, и в пиршественный зал вошел магус, которого сопровождали двое стражей. Фаби не сразу поняла, что это Кристобаль Фейра. Феникс, с ног до головы одетый в черное, казался не то пятном, не то дырой на фоне придворных, блиставших нарядами; двигался он медленно и заметно прихрамывал, его руки были скованы за спиной – изувеченные пальцы отчасти прятались под широкими манжетами куртки, но длинные когти все же виднелись. Его глаза оставались завязанными.

«Гость?! – растерянно подумала Фаби. – Заступница, да что же он задумал?..»

– Добрый вечер, господа! – сказал феникс, когда стражи подвели его к креслу. Тонкий слух, наверное, подсказывал ему, что вокруг множество живых душ, пусть все и затаили дыхание при виде поразительного зрелища. – Надеюсь, мое присутствие не испортит вам аппетит?

Торрэ Торн вскочил:

– Ваше величество, я не намерен сидеть за одним столом с убийцей моего брата!

– Угомонись, – миролюбиво проговорил капитан-император. – Я же пообещал тебе, что убийца, Кристобаль Крейн, будет наказан. А нынче вечером у нас гостит лорд Фейра.

– Я не люблю играть словами, повелитель! – Торрэ откинул капюшон, выставив напоказ изуродованное лицо. – У этого пирата перед моим кланом слишком уж большой долг!

– Завтра, – сказал Аматейн изменившимся голосом. – Ты понял меня?

Воин-скопа ненадолго застыл, угрюмо глядя перед собой единственным глазом, а потом медленно опустился на место. «Я не сдамся, – было написано у него на лице. – Я отомщу!» Феникс слушал этот короткий обмен репликами, склонив голову набок; на его губах играла ироничная полуулыбка. «Он спокоен… – изумилась Фаби. – А ведь это такое унижение, что не всякий сумел бы пережить…»

Конечно, после появления столь удивительного гостя застолье не могло идти своим чередом. Фаби, взглянув на яства, над которыми долго колдовали лучшие повара Облачной цитадели, испытала приступ дурноты: ей сейчас не помешал бы стакан чистой воды, но как раз воды на столе не оказалось. Если бы капитан-император подал пример гостям, они почувствовали бы себя увереннее, но он этим вечером и не собирался есть – он не ел на людях, когда был в маске.

Они сидели, не в силах приняться за еду, и молчали…

– Не ожидала, что снова увижу сына лорда Марко, – вдруг проговорила Алиенора своим мелодичным голосом. Фаби обомлела: она-то, грешным делом, уже успела счесть ее величество не более чем красивой куклой! – Я помню, каким ты впервые приехал в Облачный город…

– Я тоже помню нашу первую встречу, ваше величество, – тихо сказал Кристобаль, повернув лицо в ее сторону. – С той поры многое изменилось.

– Многое… – Алиенора тихонько вздохнула. – Рада видеть тебя живым, Пламенный. Не сочти за труд напомнить, каков девиз вашего рода?

Губы феникса вновь тронула улыбка:

– Огонь вечен, пока горит. Благодарю за напоминание, ваше величество.

Фаби почувствовала, что у этого короткого разговора есть некий скрытый смысл, который целиком и полностью от нее ускользнул. Еще она заметила, что Амари пристально глядит на мать, и его глаза как-то подозрительно блестят.

На принцессу компаньонка не взглянула – побоялась.

Очень медленно и неохотно они все-таки принялись за еду, но потом дело пошло на лад: вечер был похож на тяжелый камень, который несколько человек пытались сдвинуть с места и совсем уж отчаялись, когда он вдруг покатился сам. Фаби, впрочем, не участвовала в веселье – она отрешенно следила за музыкантами, изредка прислушивалась к разговорам и пыталась бороться со сном, который опять напомнил о себе в самый неподходящий момент.

«Вот будет смешно, если я упаду прямо тут, лицом вниз…»

Знакомая гибкая фигура в черном осторожно пробирается по темному коридору, прислушиваясь к звукам, раздающимся поблизости. Это место Фаби известно, это тюрьма. Что Змеенышу понадобилось там, если Фейра на пиру, а Хаген – в лаборатории Рейнена Корвисса?..

Хаген разглядывает непонятные приспособления на столе алхимика. Кажется, что оборотню скучно, но это лишь иллюзия: просто пересмешник еще не научился управлять своим новым лицом, и оно чаще всего отражает совсем не те чувства, которые он испытывает на самом деле…

Эсме взобралась с ногами на постель, притянула колени к подбородку. Глаза целительницы закрыты, губы что-то неслышно шепчут. Похоже, она молится, и Фаби решает, что подглядывать за этим неприлично…

Два крылана в Садах Иллюзий не теряют времени даром – им хорошо вдвоем…

– …И расскажете, что произошло на самом деле? – Резкий голос Рейго Лара вывел Фаби из оцепенения, но начала вопроса она не услышала. – Это ведь интересно не только мне, но и всем присутствующим.