Текст книги "Звёздный огонь"

Мир тьмы стал миром черно-белых фигур, размытых теней и вечного сумрака. Постепенно девушка и кошка привыкли друг к другу, и Марлин даже перестала вздрагивать всякий раз, когда ее рука нащупывала под гладкой шкурой пардуса металл. Она не хотела думать, что сделали с Дымкой алхимики, она хотела лишь наслаждаться новым миром, хоть он был и жалким подобием того, который представлялся ей по рассказам Лайона.

Лайон оказался, пожалуй, единственным, кого случившееся нисколько не обрадовало. Их встречам во дворце пришел конец: обретя зрение, девушка обрела и некую более важную роль в семье. На нее уже не смотрели с жалостью, как на беспомощную калеку, ее уважали и боялись… точнее, страх вызывала Дымка, но это не имело особого значения. Целителю дали понять, что в его услугах больше не нуждаются, и теперь уже Марлин пришлось изыскивать способы тайком встречаться с тем, кто долгие годы был ее единственным другом.

Чем все закончилось, Эсме и Кузнечик видели своими глазами, а до этого еще была неделя медленного угасания…

^– Вас, наверное, пугает мое спокойное лицо, – прошептала Марлин. – Я давно знала, что переживу его, – ведь отпущенные нам Заступницей сроки трудно сравнивать. Но потерять все сейчас… Не ожидала, что это будет так больно. Простите, я не могу больше говорить.

Некоторое время все, включая пардуса, сидели тихо.

– Итак, о каком деликатном вопросе идет речь? – мягко проговорила Эстрелла. – Сдается мне, не о болезни.

Не успела Эсме ответить, как Марлин Краффтер встала, жестом подзывая Дымку. Кошка одним плавным движением перетекла из угла комнаты к хозяйке, по пути задев колено Кузнечика. Тот едва сдержался, чтобы не пискнуть от страха.

– Не хочу вас смущать, – сказала Марлин. – Лучше я…

– Оставайтесь! – перебила Эсме и смутилась из-за собственной невежливости. – Вы рассказали мне о своей жизни, я расскажу кое-что о своей. Быть может, именно вместе вы и Эстрелла сумеете мне помочь, потому что все и впрямь очень сложно. Я… я даже не знаю, как начать.

Тут Кузнечик сделал такое, чего сам от себя не ожидал: он кашлянул, чтобы привлечь внимание, и хрипло проговорил:

– Покажи им. Покажи… на мне.

Эстрелла удивленно подняла брови, но ничего не сказала; Дымка выжидающе уставилась на Эсме. Целительница взглянула на юнгу с удивлением, которое тотчас же сменилось сомнением пополам с печалью – и, чтобы она не передумала, он протянул руку.

Зажмурился, чтобы ничего не видеть…

«Видишь? Я верю тебе».

Пришла боль.

– Заступница! – ахнула Эстрелла. – Этого не может быть!

– Не может, – согласилась Эсме. Она обняла Кузнечика, прижала к себе его лохматую голову, и юнга почувствовал сквозь отголоски боли, как колотится ее сердце. – Но мне приходится с этим жить. Помогите, прошу вас! Хотя бы… хотя бы объясните, что со мной происходит.

По лицу Эстреллы пробежала тень.

«Она что-то знает, – понял Кузнечик со смесью восторга и ужаса. – Она действительно что-то знает!»

– Давай-ка начнем сначала, – проговорила пожилая целительница. – Кто ты и откуда? Впрочем, я сперва попробую догадаться. Ты из какого-то весьма отдаленного порта – может, на самой границе с Окраиной, – где целителей очень мало и смотрят на них с опаской, как на столичную диковинку. Твоего дара никто не замечал и не развивал, ты росла, как цветок в чистом поле, пока однажды в порту не появился странник, сам наделенный целительскими способностями, – он-то и начал тебя обучать. Но потом… а что же случилось потом?

– Потом он умер, – тихо сказала Эсме.

«Если не вдаваться в детали, – подумал Кузнечик, – так все и было».

Эстрелла кивнула, как будто не сомневалась в своей правоте.

– Посвященные называют таких, как ты, «порчеными», – с горечью сказала она. Эсме вздрогнула всем телом, словно от удара. – Говорят, дескать, искаженный дар годится только для разрушения.

– Но она умеет исцелять! – встрял Кузнечик и тут же с ужасом понял: он не может показать этой женщине шрам на своей шее, поскольку тот с недавних пор сделался особой приметой юнги с пиратского корабля. А голос? Она ведь может обо всем догадаться по его хриплому голосу! Его вновь захлестнуло ледяной водой.

– Я верю, верю. – Эстрелла криво улыбнулась. – Я же не посвященная, а простая целительница. Проблема в том, что мне слишком мало известно об этой… особенности. Я ни разу не встречала целителей, которые призывали бы черный, разрушительный свет вместо золотого.

– Неправда, – тихо возразила Марлин. – Я, конечно, ничего не смыслю в целительстве и даже не знаю, как блестит золото. Но… однажды, когда Лайон пытался исцелить мои глаза, облако вокруг его рук стало черным. В тот раз мне было очень больно. И… это все равно не помогло.

Теперь настал черед Эстреллы и Эсме изумленно уставиться на Марлин. Кузнечик тоже растерялся: он думал, это Стражи наделили Эсме разрушительной силой, но теперь получалось, что они разбудили в ней нечто, до тех пор дремавшее. И он не мог отделаться от ощущения, что Эстрелла знает больше, чем говорит…

– Есть один слух, – наконец проговорила она. – Даже не слух… так, обрывок полузабытой легенды. О существе, которое мы, целители, заточили в некую темницу. Это существо только и умело, что разрушать. Но мы… как-то его одолели.

– Заточили в темницу? – повторила Эсме. – Но как? У нас же нет…

Тут она в ужасе умолкла и поднесла руку ко рту. Эстрелла молча кивнула; две женщины подумали о чем-то, известном лишь им одним. И что-то поняли.

«Они вряд ли станут мне что-то объяснять, – подумал Кузнечик с внезапной обидой. – Я ведь по большому счету чужак…»

~~~

– Чужак, – проговорил Умберто вслух, споткнувшись о камень на обочине дороги. – И дурак.

«Она ведь тысячу раз рассказывала про свой целительский сундук – не тот, что в каюте, а тот, что внутри!»

– Это ты про кого? – поинтересовался Крейн, бросив взгляд через плечо.

– Про себя, – буркнул Умберто.

Эсме и Кузнечик ~отдалялись~ от него с каждой секундой, и сквозь иллюзорный образ маленькой гостиной в незнакомом доме проступала рыбацкая деревня на окраине Эверры – помощник капитана и не заметил, как они с Крейном дошли до нее. Вокруг не было видно ни души; наверное, кто-то сообщил о приближении незваных гостей, и местные жители попрятались по домам. Крейн пришел сюда, чтобы отыскать рыбака, о котором рассказывал Кирен, – единственного, кто сумел спастись от пожирателя кораблей. Дело оказалось вовсе не таким простым, как он рассчитывал, но магус не собирался отказываться от своей затеи и спокойно шел вперед в надежде повстречать кого-нибудь на пути. Умберто шагал следом за капитаном, глазел по сторонам и мысленно клял себя за то, что вчера рассказал ему про везучего парня. Надо было держать язык за зубами, и тогда он не очутился бы сейчас в этом поселке, столь похожем на другой, ненавистный его сердцу.

Про то, как «Невеста ветра» позволила ему подслушивать и подглядывать за Эсме, он умолчал.

Они шли по узкой улице, которая то и дело виляла из стороны в сторону, и постепенно приближались к пристани. День выдался ясный, жаркий: простиравшееся до самого горизонта море блестело так, что становилось больно глазам. Далеко от берега мелькнули несколько треугольных парусов.

«Им никогда не стать большими, – вдруг подумал Умберто. – Это рыбачьи лодки, они навечно останутся такими, как сейчас. Несправедливо…»

– Что-то случилось? – вдруг спросил Крейн, приостановившись. – Ты сам на себя не похож.

– Да нет, всё в порядке… – он пожал плечами. «Надо что-то сказать, чтобы он не понял, о ком я думаю». – Просто мы зря теряем время. Зачем тебе нужен этот рыбак? И так ведь понятно, что за тварь его чуть было не сожрала.

– Без сомнения, – ответил магус. – Но мне бы хотелось узнать, где именно это произошло. И вообще о любом событии лучше узнавать из первых уст, а не от сплетников. Не удивлюсь, если на самом деле все было совсем не так, как твердит молва.

– Да-да! – хмыкнул Умберто. – Может, этот рыбак вовсе не выходил в море, а пьянствовал где-нибудь втихомолку и потом всем рассказал то, что ему пригрезилось в хмельном бреду?

Стоило ему это сказать, как детский голос крикнул откуда-то сверху:

– Вранье!

Моряки подняли головы: они стояли возле огораживающей чей-то двор стены, оплетенной диким виноградом, – на такой же Умберто накануне ночью прятался от деревянного голема, поэтому знал, что она вполне подходит на роль наблюдательного поста. С высоты в полтора человеческих роста на них смотрел, опасно высунувшись из гущи листьев, взъерошенный темноволосый мальчик лет восьми, похожий на драчливого воробья.

– Врете вы все! – авторитетно заявил он. – Ролан взаправду чудище это видел, и оно… А-а!!!

Тут лоза, не выдержав, затрещала. Мальчишка стал валиться вперед и упал бы головой вниз на мостовую, не подхвати его Крейн в последний момент.

Мгновение они смотрели друг на друга – как ни пытался сорванец сохранить рассерженное выражение лица, пытливый взгляд выдавал его интерес к незнакомцам, – а потом магус пренебрежительно сказал:

– Сам ты врешь! Где это видано, чтобы хищная тварь поселилась вблизи от большого и шумного порта? Они ведь умные, эти создания, – поджидают корабли в открытом море, где на помощь звать некого.

– Ролан его видел! – запротестовал мальчик, отскакивая в сторону. – Он сам мне говорил! Он сказал, чудовище на кракена похоже, только…

– Воображения твоему Ролану не хватает! – перебил Крейн все с той же надменной интонацией. – Тоже мне, придумал – кракен! Да в море кракенов, как в городе голубей!

Глаза мальчишки широко раскрылись от обиды и наполнились слезами – еще бы, какой-то прохожий моряк вдруг объявил его друга лжецом! – но он быстро взял себя в руки и сказал, сердито нахмурившись:

– Вот идите и сами его спросите.

– А вот и пойду, – Крейн торжествующе улыбнулся. – Показывай дорогу!

– Ты и рыбака рассчитываешь обвести вокруг пальца? – негромко спросил Умберто, когда мальчик зашагал по улице, от избытка чувств пиная попадающиеся камешки и поднимая тучи пыли.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Крейн. – Мне не так уж много от него нужно.

Очень скоро они оказались на пристани, где у покосившихся деревянных причалов стояли лодки с убранными парусами. Здесь было малолюдно, но рыбаки, занимавшиеся своими делами, на незнакомцев внимания не обратили.

«Я как будто попал в прошлое…» – подумал Умберто.

– Эй, Ролан! – закричал их провожатый. – Тут тебя какие-то люди ищут!

На борту одной из лодок худощавый светловолосый парень чинил порванную сеть; заслышав голос мальчишки, он встрепенулся и, как показалось Умберто, чуть было не кинулся в воду. «Вот была бы потеха! – подумал моряк с внезапным злорадством. – Ищи его потом по всему побережью…» Крейн, должно быть, подумал о том же – его лицо потемнело, плечи напряглись.

Ролан, однако, передумал бежать и остался на месте.

– Чего надо? – грубовато спросил он, когда моряки приблизились, и прибавил, обращаясь к мальчику: – Бакли, я сколько раз тебе говорил не водить сюда чужих, а?

– Ну Ро-олан… – заныл ребенок, но рыбак уже его не слушал – смотрел на незнакомцев и, похоже, готовился к неприятностям.

Умберто ждал, что Крейн просто спросит этого Ролана, где именно с ним приключилась смертельно опасная история, однако все пошло не так: магус, не утруждая себя долгими объяснениями, перепрыгнул на борт лодки. Ее хозяин от такой наглости оторопел.

– Что это? – Крейн ткнул пальцем парню в лоб. Умберто лишь теперь понял, что капитан в ярости и еле сдерживается, чтобы не вспыхнуть. – Ты в ~петле~! Хоть понимаешь, что ты натворил?!

«В какой еще петле?» – пробормотал Умберто, но Ролана этот странный вопрос ничуть не удивил, даже наоборот – привел в чувство. Рыбак приободрился и сказал, с вызовом глядя на незваного гостя:

– А что такое? Я сам себе хозяин, что хочу, то и делаю. Ты мне не указ, незнакомец, поэтому иди-ка своей дорогой!

– Да уж конечно, – язвительно сказал Крейн. – Каждый волен со своей жизнью делать что заблагорассудится. Но если уж тебе так захотелось познакомиться с Великим Штормом, то зачем впутывать в это лодку? Можно было просто утопиться!

Ролан озадаченно уставился на моряка, чей вид совершенно не внушал ему доверия, но слова ранили, будто лезвия кинжалов. На молодом лице рыбака сменяли друг друга злость, удивление, растерянность и, в конце концов, тревога.

– О чем ты говоришь? – тихо спросил он. – Я же…

– Всего лишь подписал контракт с вербовщиком, – подхватил магус. – И позволил какому-нибудь мастеру-корабелу этот контракт заверить… Я даже знаю, что они тебе пообещали. Веселую жизнь, полную сражений и приключений, а самое главное – что твоя лодка вырастет и станет настоящим боевым кораблем! Ты и не устоял. – Растерянный Ролан молчал, поэтому Крейн прибавил: – Только вот не мешало бы расспросить подробнее, что будут делать с тобой и твоей… как ее зовут, кстати?

– «Легкокрылая», – хрипло проговорил рыбак. – А что с нами сделают?

– Этого я точно не знаю, – ответил Крейн. – Зато мне известно, как выглядят такие корабли потом. Слышал о черных фрегатах? «Легкокрылая» вырастет, да… но она станет чернее сажи, а ее сущность, ее душа умрет. Твоя лодка превратится в пустую скорлупу.

Последние слова заставили Ролана вздрогнуть. Рыбак взглянул на Умберто, как будто ожидая, что тот опровергнет жестокие речи своего товарища, но моряк хранил молчание. Ему уже доводилось раньше слышать о контрактах, которые заверяли корабелы: добровольно на подобное не пошел бы ни один навигатор, поскольку такой договор невозможно было расторгнуть никаким способом, кроме смерти одной из сторон.

«Ты продал себя в рабство, парень! – мог бы сказать Умберто. – И твоим надсмотрщиком будет сама „Легкокрылая“, потому что она сделает то, что приказали!»

– Я на это пошел не из-за каких-то глупостей, – сказал Ролан. – Я был должен ростовщику много денег, и уже подходил срок… или, по-вашему, мне следовало просто смотреть, как у нас отнимут дом и мои мать и сестра окажутся на улице?

Чуть успокоившись, он опять заговорил дерзко – может, все еще не понял до конца весь ужас своего положения?

Умберто покачал головой: «Вот бедолага!» – и вдруг почувствовал озноб.

Сам-то он много лет назад похожую задачку разрешил совсем другим способом…

– Ладно! – рыбак махнул рукой с таким видом, словно отбрасывал всю прошлую жизнь. «Я ни о чем не жалею», – было написано на его лице, открытом и добродушном. – Вы же не из-за этого сюда пришли?

– Мы пришли из-за чудовища, с которым тебе довелось встретиться, – ответил Умберто, видя, что Крейн молчит. – Молва говорит правду, ты его видел?

Парень помрачнел:

– Видел. И съешь меня кракен, если я захочу увидеть эту тварь еще раз!

– Мы тебе заплатим… – начал Умберто, но Ролан упрямо замотал головой.

– Нет, – прозвучало всего одно короткое слово, и тотчас же стало понятно, что переубедить рыбака не получится. – Мне деньги не нужны, я жить хочу.

– Жить, значит? – странным голосом переспросил Крейн. – А зачем тебе рабская жизнь, мальчишка? Разве ты сможешь пить, есть и дышать, осознавая, что предал свой фрегат – лучшую часть самого себя?

Магус протянул руку, как будто видя нечто в пустоте перед собой, и…

~~~~~~

Даже у Умберто, который стоял не на палубе, а на причале, зазвенело в ушах, а Ролан сразу же повалился на колени, схватившись руками за голову.

– Что это? – пролепетал он, чуть не плача и боясь даже поднять глаза. – Что со мной? Да кто же вы такие, в конце концов?!

– Кто мы такие, неважно, – сказал Крейн. – Чувствуешь? В скором времени это будет с тобой происходить постоянно. Сейчас я прикажу отвезти нас туда, где обитает чудовище, и воспротивиться моему приказу ты не сможешь… вы оба не сможете.

Магус говорил правду: «Легкокрылая» качнулась, ее парус раскрылся с тихим шелестом – лодка была готова к отплытию и ждала только приказа своего навигатора.

– Я не хочу… – обреченно прошептал Ролан и зажмурился. – Вы не знаете, что это за тварь. Она убьет нас! В прошлый раз меня спасло чудо…

– Ты не хочешь, – согласился Крейн. На его лице впервые отразилось некое подобие сочувствия. – Но я ~приказываю~.

Рыбак понял, что спорить бесполезно. «Легкокрылая» отошла от причала так быстро, что Умберто едва успел перебраться на борт. Моряк был удивлен и растерян: как Крейн вообще сумел такое сотворить с чужим кораблем и навигатором, который не должен был ему подчиняться? Вспомнились слова, сказанные накануне: «В день нашего расставания с Эрданом он преподал мне последний урок». Выходит, магус научился не только обрывать связующие нити…

«Интересно, – подумал Умберто, мрачнея. – Сколько еще секретов ты хранишь, Кристобаль?»

Ветер был благоприятный, поэтому вскоре пристань осталась далеко позади. Лодка Ролана в точности соответствовала своему имени: она летела над волнами, словно и не касаясь их, и невольно Умберто попытался представить себе, какой фрегат мог бы получиться из «Легкокрылой». Она могла бы стать восхитительно прекрасной, неповторимой, а вместо этого превратится в черное бездушное корыто, одно из многих, – знать бы еще, сколько их на самом деле.

– Вы мастер-корабел, я понял… – проговорил Ролан. В его голосе теперь звучало не просто уважение, а благоговение, хотя стоило удивиться уже тому, что парнишка вообще осмелился заговорить. – Тот, другой – ну, он заверял договор, – сказал, что… – Тут рыбак внезапно закашлялся, а после того, как приступ прошел, выяснилась странная вещь: у него пропал голос.

Крейн со вздохом сказал:

– Начинаешь понимать, да? Часть твоего договора – никому ничего не рассказывать. Я поэтому и не пытался расспросить тебя, кто такие эти люди, пообещавшие простому рыбаку золотые горы. Ты бы все равно не сумел выдавить из себя ни единого слова! – Ролан молчал, растерянно глядя на магуса, и тот прибавил: – В этом, честно говоря, нет ничего странного – ты просто не мог знать, на что способен умелый мастер-корабел.

Ролан попытался что-то произнести, но издал лишь писк.

– И теперь ничего нельзя сделать? – спросил Умберто у своего капитана, в забывчивости чуть было не назвав его по имени. – Неужели расторгнуть договор и впрямь невозможно? – Крейн покачал головой. – И ты позволишь им изуродовать такую прекрасную лодку?

– Я не умею творить чудеса, – раздалось в ответ. – Очень жаль.

– Хватит! – воскликнул Ролан. – Эй, я все еще здесь – не забыли? Уж если вы оба такие добрые, то расскажите, что с нами будет. Может, я сумею защитить ее от этих… людей?

– Парень, если уж ты не способен противостоять мне, разве можно говорить о непослушании самому капитану-императору? – Крейн усмехнулся. – Видишь, я и это знаю. Ладно, расскажи лучше о том, где и как ты видел пожирателя кораблей. Если ты поможешь нам, то я постараюсь что-нибудь придумать для тебя и «Легкокрылой».

– Даете слово? – воодушевился Ролан. – Правда?

«Наивный мальчик, – подумал Умберто. – Что значит слово пирата?»

– Обещаю, – сказал Крейн. – А свои обещания я всегда выполняю.

Уверившись, что таинственные незнакомцы помогут ему исправить ошибку, Ролан успокоился и вскоре уже рассказывал им о недавней встрече с чудовищем так, словно ничего странного не случилось, – не было ни разговора на причале, ни жестокого урока, который преподал ему Кристобаль Крейн. Рыбак даже не спросил, как их зовут…

К северо-востоку от Эверры простирались подводные луга – мелководье, сплошь заросшее водорослями, похожими на траву. Рыбаки туда не заплывали. Хотя на этих лугах и паслись весьма тучные стада, ловить там было нечего – не существовало более верного способа потерять сеть, чем забросить ее в густые заросли. И все-таки изредка то Ролан, то кто-нибудь еще из жителей поселка – тех, кто помоложе, – натыкались там друг на друга.

– Пятьсот лет назад – до того, как вздрогнула земля, – глубина в тех местах была обычная, – смущенно объяснил Ролан. – Есть легенда, что однажды там сражались фрегат и кракен. Битва закончилась не в пользу фрегата.

– А вез он, следует понимать, золото… – подхватил Крейн, хитро улыбаясь.

Ролан покраснел и признался: да, все было именно так. И он, и его друзья не раз находили на дне золотые монеты с чеканкой – надписями на незнакомом языке, но никто так и не сумел отыскать что-нибудь более значимое. Попытки, впрочем, не прекращались.

– Хочешь сказать, что пожиратель поджидал тебя на мелководье? – удивленно спросил Умберто, решив, что понял, как было дело. – Он бы ни за что туда не пролез!

– Нет-нет! – Ролан замотал головой. – В тот день я увлекся и сам не заметил, как мы с «Легкокрылой» прошли луга насквозь и оказались на другой стороне, в открытом море. Фрегаты обычно тратят почти целый день, чтобы туда добраться: слишком мелко, им приходится идти кружным путем… Ну вот, когда я сообразил, что мы заплыли слишком далеко и пора уже возвращаться, вдруг поднялась большая волна – это без ветра-то! И «Легкокрылая» сразу почуяла, что под нами кто-то проплыл, кто-то здоровенный. Потом он… – рыбак осекся, помрачнел. Он боялся даже вспоминать о случившемся. – Это… знаете, я и не думал никогда, что у кракена может быть столько щупалец!

– Это не кракен, – сказал Крейн. – Как же ты спасся?

Рыбак с нежностью провел ладонью по корпусу лодки:

– Она меня спасла. Пока я глядел на щупальца как дурак, она сама развернулась и дала стрекача…

Умберто утратил интерес к разговору. Солнце пригревало, и вскоре моряк сомлел – задремал на корме, посреди свернутых сетей. На этот раз его почему-то не посетил злополучный сон о повелителе всех узлов – может, такие сны приходят лишь ночью? – зато пригрезилось кое-что другое. Новое видение было правдивым, и к гадалке не ходи: просто все, приключившееся в этом дневном сне, уже случилось на самом деле примерно семь лет назад.

– …Обвиняемый, встать!

От удара по ребрам темнеет в глазах, и ты едва не валишься навзничь, а страж, дыша перегаром тебе в затылок, лишь фыркает. Ты поднимаешься, ощущая боль в избитом теле, ничего, кроме боли. Помнится, когда-то ты хотел затаиться за дверью своей камеры, улучить момент, когда страж войдет, чтобы принести очередную порцию бурды, которую погнушались бы есть даже свиньи, – и кинуться ему на спину, повалить, разбить голову о каменные плиты пола. Но этот желтолицый громила уже лет двадцать имел дело с такими, как ты, поэтому он все предусмотрел. Он жестоко наказал тебя за неправедные мысли и ныне жив-здоров, что о тебе самом уже сейчас сказать трудно.

– Как судом было установлено…

А-а, какая разница?! Да, еще полгода назад, проходя мимо здания городской тюрьмы, ты не задумывался о том, зачем она нужна, и даже в страшном сне тебе не могло присниться, что вскоре окованные железом тяжелые двери закроются за тобой. Мир разделится на две части, и одна из этих частей будет с каждым днем становиться все меньше и меньше, пока не сожмется до размеров острия иглы.

– …Не желая возвращать долг, злонамеренно подстерегал ростовщика по пути из трактира домой, но дважды тому удавалось спастись по случайности. На третий же раз…

Заступница, к чему все это? Ты признал вину, ты согласен понести наказание. Что было, того не изменишь, хотя случись все заново, ты поступил бы иначе. Ты, бестолковый семнадцатилетний юнец, ни за что не стал бы слушать старшего брата и не счел бы откровением ненароком оброненные слова: «Ах, если бы этот сын кракена завтра споткнулся и упал, чтобы больше не вставать!»

Он упал, да. Потом за тобой пришли, и когда отец узнал о случившемся, он… отказался от тебя. Это было так просто и страшно: вот он смотрит тебе в глаза и говорит что-то, но ты не слышишь, – а вот он уходит. Все. Запоздавшим эхом приходят слова: «Среди моих сыновей нет убийцы!»

Но ведь ты сделал это ради того, чтобы он не потерял все…

Пустое. Хватит! Поднять голову, улыбнуться – на длинноносой физиономии судьи отражается смесь презрения и… страха? О да, совсем чуть-чуть, но он есть. Впрочем, тебя-то нет, тебя уже казнили – вот прямо здесь, мгновение назад. Завтрашний день значения не имеет.

Улыбайся, потому что тебя нет.

Судья выносит еще один смертный приговор, и тебя вместе с другим осужденным уводят в камеру, из которой утром выпустят прямиком на виселицу.

Или это они так думают.

Глубокой ночью глаза второго смертника зажгутся недобрым огнем, словно у кошки. «Эй, – скажет он, – я слышал твою историю и решил, что ты будешь жить».

И будет ночь, полная пламени, а потом ты заберешь из тайника припрятанные вещицы, включая отцовский кинжал, и даже не обернешься, покидая родной город…

Всему виной была «Легкокрылая»: из города, чье название Умберто постарался забыть, их с Крейном уносила точно такая же лодочка. Юноша, чудом избежавший смерти, полулежал на корме и смотрел в ночное небо, а магус исподволь за ним наблюдал, и лицо его было слегка удивленным. Умберто лишь потом понял: Крейна удивило, что спасенный ни разу не обернулся.

А зачем? Уже тогда овладевший непростым искусством плетения узлов, он знал: любое, даже самое сложное плетение можно распутать – и тогда оно превращается в веревку, простую и понятную. С узлом, в который превратилась его собственная жизнь, Умберто поступил намного проще – разрубил одним точным ударом и зажил припеваючи, не думая ни о чем.

Но за последние полгода все нити переплелись вновь, крепко и причудливо.

Проснувшись, он некоторое время лежал неподвижно, закрыв глаза. Слышно было, как за бортом плещется вода, как шумит ветер в парусах. Крейн и Ролан молчали – когда-то помощник капитана тоже любил вот так молчать и слушать океан, а теперь «Невеста ветра» ушла из его головы, и освободившееся место занял, похоже, какой-то злой дух, нашептывающий вещи, о которых прежний Умберто предпочел бы не думать. «Все это просто замечательно, – сказал моряк сам себе. – Но что мы сделаем, если и впрямь появится пожиратель кораблей?»

– Скоро будем на месте, – раздался голос Ролана.

Умберто открыл глаза, огляделся: как выяснилось, дремал он достаточно долго, чтобы окружающий лодку пейзаж успел заметно измениться. Вокруг «Легкокрылой» простиралось изумрудное мелководье, и за толщей воды угадывались колышущиеся заросли водорослей, под которыми, возможно, покоились останки фрегата, пятьсот лет назад проигравшего свою последнюю битву. Легенда, рассказанная Роланом, не удивила Умберто – он и сам когда-то мечтал найти клад возле скалы, которая одиноко вздымалась из моря недалеко от их дома – дома, который сейчас был очень и очень далеко.

– Выведи «Легкокрылую» на глубокую воду, – сказал Крейн. – И еще я хочу на время одолжить ее зрение, если вы оба не против.

– Не против, мастер Бастиан…

«Ого! Пока я спал, они успели познакомиться».

– …А вот я хотел спросить, повязка вам не мешает?

Ролана явно интересовало, ощущает ли одноглазый корабел то же самое, что и тот, у кого два глаза. Магус хмыкнул, закрыл ладонью левый глаз, как будто мог видеть сквозь ткань – так оно и было на самом деле, – и ответил:

– Мешает, конечно же. Но деваться некуда.

Умберто ничуть не удивился бы, расскажи Крейн этому мальчишке правду о себе и о так называемой «Верной» – нынче он с самого утра ждал от капитана каких-нибудь глупостей, – но магус все-таки предпочел вести себя осмотрительно. Ролана его ответ вполне устроил; парнишку устроило бы что угодно – он смотрел на человека, которого считал корабелом, с выражением щенячьей преданности на лице. «Должно быть, не так давно я и сам глядел на него точно так же», – подумал Умберто, нахмурившись.

– Не будь таким мрачным, – вдруг сказал Крейн – не Ролану, а Умберто, хотя и не обернулся к нему. – Скоро мы увидим кое-что интересное.

– А если это кое-что нас сожрет, ты будешь таким же веселым у него в брюхе? – поинтересовался помощник капитана. – Что-то сомневаюсь.

– Очень ему надо нас жрать… – ответил Крейн, по-прежнему глядя куда-то вдаль. – «Легкокрылая» для него слишком мелкая рыбешка.

– Фрегат, когда растет, не брезгует и мелочью, – заметил Умберто.

– Только если счет пойдет на сотни, – парировал магус. – Ага, вот и он. Какой проворный…

Справа по борту в воде промелькнуло что-то большое и темное. Видение было столь мимолетным, что Умберто понадеялся на обман зрения – и сразу же, словно в насмешку, тень появилась опять, чуть сместившись к северу. В самом деле ли это пожиратель кораблей или всего лишь кархадон, случайно оказавшийся так близко от берега? Умберто не хотелось проверять на собственной шкуре, какое из предположений верно, поэтому он не стал терять времени даром и крикнул:

– Ролан, поворачивай!

– ~Стоять~, – негромко приказал Крейн, и «Легкокрылая» не двинулась с места.

Между тем чудище не теряло времени зря: пятно под водой, ненадолго растворившись в бездонной синеве, вновь приблизилось к поверхности в виде спутанного клубка щупалец – вот теперь ошибки быть не могло!..

– Я кому сказал, ~стоять~~~! – рявкнул магус, почувствовав, что дно лодки задрожало. – Он нас не тронет, я точно знаю! Что бы ни случилось, не шевелитесь и молчите! Умберто, ты будь внимателен…

Совершенно излишнее предупреждение для Ролана – парень впал в оцепенение, из которого его могла бы вывести лишь полновесная оплеуха, – а вот Умберто с трудом сдерживался, чтобы не кинуться за борт в безнадежной попытке спастись. «Нас сожрут! – вопил его внутренний голос. – Разорвут на части!»

Но зачем же Крейн просил его быть внимательным?!

– У тебя с самого начала был план, – хриплым шепотом проговорил помощник капитана, вперив яростный взгляд в спину Крейна. – Ты тащил меня сюда вовсе не из прихоти, ты что-то задумал.

Пугающе близко от «Легкокрылой» спина глубинного ужаса рассекла воду, оставив за собой пенную полосу. Тварь ходила кругами вокруг маленькой лодки, словно играя, и теперь спасение было столь же вероятным, как нисхождение с небес Заступницы рука об руку с Великим Штормом.

– Молчи, – не приказал, а попросил Крейн. – Ты скоро все поймешь.

Вода за бортом будто закипела, и среди лопающихся пузырей показались очертания существа, хорошо знакомого Умберто: огромное тело, сплошь состоящее из щупалец. Их количество и длина заставили бы кракена умереть от зависти, только вот моряк не без причины полагал, что даже крупный кракен, завидев эту тварь, удрал бы без оглядки куда-нибудь подальше, не тратя драгоценное время на любование. Щупальца потолще оканчивались зубастыми мордами, и, вспоминая первую и последнюю встречу «Невесты ветра» с глубинным ужасом, нетрудно было догадаться: для того чтобы расправиться с «Легкокрылой», монстру не придется утруждаться.

– Пропали мы… – прошептал Умберто.

Они с Роланом ошеломленно глядели на тварь, поднимающуюся из воды, и только Крейн сохранял спокойствие: он стоял у мачты «Легкокрылой», обратившись лицом к пожирателю, и теребил в руках какую-то веревку. Прежде чем Умберто понял, что бы это могло значить, одно за другим произошли несколько событий.