Текст книги "Последняя Золушка"

Мир номер три. Вымысел. Честь имею!

– Ничего я им не обещал! – запальчиво сказал Король. – И вообще, как… как вы смеете являться ко мне – к Королю! – и чего-то там требовать?! Я правитель этого Леса! И делаю что хочу! Что САМ считаю нужным! А вы кто здесь такая… такие?!.. Да вы никто! Вы полностью в моем подчинении! Завтра же… сегодня вычеркну вас из списка… из всех списков! И впредь велю не заносить!

Матильда ничего не ответила, присев в глубоком реверансе, хотя видно было, что она просто кипит. Фея же вздернула весьма крутой подбородок:

– Мне вы приказывать не вправе, Ваше Величество, и я не в вашем подчинении! Я промежуточная единица, я Крестная, и мной тут, в вашем Лесу, командовать некому!

– И чья вы, осмелюсь спросить, Крестная? – едко поинтересовался Король.

– Девушки по имени Золушка!

– Вот к ней, к этой девушке, и ступайте! Ей и указывайте, как поступать красиво, а как… гм… нет! А ко мне… к нашей семье… вы никакого касательства не имеете! Хотя могли бы… могли! Повлиять! Упредить! Но сидели на этих ваших фижмах… турнюрах… кринолинах, одним словом! На мягком месте сидели и ждали! Смотрели! Обленились все!! – завизжал Король в полнейшей прострации. – Все! Полное падение нравов! Да если захочу, я его казню! Немедленно! Их! Обоих! Принца! Дракона! Всех!!!

– Только попробуй, мозгляк! – Матильда неожиданно распрямилась и шагнула к Королю. Тот взвизгнул, запрыгнул на тронное возвышение и заверещал:

– Стража! Стража!.. Взять их! Выставить их вон! За ворота!..

– Но-но! – предупредила Фея-Крестная, и вооруженные бердышами стражники попятились. – Живо в пауков превращу!

– Вы вправе принимать любые решения, Ваше Величество. – Видно было, что вежливые слова даются Матильде с трудом. – Но осмелюсь напомнить, что даже приговоренных к казни положено кормить и прилично содержать! Или разрешите передавать им продукты и предметы первой необходимости!

– Здесь я буду решать, какая необходимость первая, а какая – последняя! – При напоминании о «вправе принимать любые решения» к Королю внезапно вернулась вся спесь. – Ишь ты! Продукты им! Первой необходимости! Баланды тюремной пускай похлебают – может, поумнеют… оба!

– Осмелюсь напомнить, что один из заключенных – ваш собственный сын! Наследник престола!

– Наследник, который не собирается подарить королевству наследников, уже не наследник! – Король не выбирал выражения, потому что все вышло наружу: и невероятное предпочтение Принцем вместо красавицы невесты этого жуткого приблуды Дракона, и его отказ подарить стране продолжателя рода… хотя бы это – а там пускай делает что хочет и живет как хочет, раз уж на то пошло! Но нет! Отказался! Причем в категорической форме! А теперь еще и новая пошесть: народ взбунтовался! Подданные, оказывается, ЭТО одобряют! Слава богу, не все! Далеко не все! Но Фея-Крестная! Важная и действительно неподвластная его короне единица! Это был удар ниже пояса, а потом даже и еще ниже! Король буквально чувствовал, что его сначала кастрировали, а затем подрубили ноги!.. И это кроме остального! – Оставьте меня в покое, уйдите! – зарыдал он. – Вы… вы не можете этого понять! Потому что у вас… у всех… нормальные дети!!

– У меня вовсе нет детей, – мягко заметила Фея. – За судьбу быть Крестной нужно заплатить очень многим, Ваше Величество… увы…

– Моих тоже нормальными не назовешь! – пробурчала Матильда. – Но я… уважаю их индивидуальность! И если бы у меня… у них…

– Вот именно, если бы! – возопил Король с трона. – Если бы! Хорошо советы давать, когда сами… когда у самих!.. Когда ни у кого из вас такого не случалось! Почему ЭТО произошло именно со мной?! И какой я теперь должен подавать пример, а?!

– Разумный! – рявкнула Матильда. – И гуманный! Они такие, какими родились! И никакие другие! И никакое отрубание… гм… чего бы то ни было их не изменит! Я советую вам смириться, Ваше Величество. Смириться и простить. И принять.

– Я такого же мнения! – величественно добавила Фея. – Мы рождаемся такими, как то предопределила Природа. Это нелегко принять, я знаю. Но нужно! – сказала она мягко. – Иначе… если Принц с Драконом уйдут… ну, скажем так, за тридевять земель, вернуть их уже будет невозможно! И вы будете об этом жалеть, все оставшееся время будете раскаиваться и жалеть!

– Уйдут?! Куда это еще… уйдут? – забормотал Король. – Из нашей темницы еще никто не уходил!

– Кстати, если речь зашла о темнице. Вот ваши долговые расписки, Ваше Величество! – медовым голоском пропела Матильда. – Вот закладная на дворец, а также на прилегающие постройки! В том числе и на тюрьму! Так что, если вы не намерены уплатить хотя бы проценты за текущие… ага, триста сорок лет и два месяца, я дам документам законный ход!

– Что?!.. Как?!.. – забулькал Король. – Я… вносил проценты!

– Это проценты по основной закладной, но триста сорок лет и два месяца тому, при государе Первом-и-Последнем Небережливом, все было еще и перезаложено! На что у меня имеется документик!

Мадам Матильда неспешно полезла в ридикюль и извлекла старинный, траченный жучком пергамент.

– Руками попрошу не трогать! – заявила она. – Историческая ценность! Получено и нотариально учтено в качестве приданого моей прапрапрапрабабки с материнской стороны и с тех пор передается по наследству в качестве свадебного подарка старшей дочери!

Король, словно гусь, вытянул шею. Стража благоговейно таращилась со своих мест.

– То есть… это получит… Роза? – уточнило Его Величество.

– Клара! – надменно бросила Матильда. – Но Роза тоже получит… кое-что! Однако, надеюсь, мои девочки выйдут замуж не по расчету! Потому что все в мире должно происходить только по любви! Исключительно по любви! Даже если возлюбленный – Дракон!

Наверное, ей все же не нужно было снова наступать на больную королевскую мозоль. Государь еще не принял и тем более не смирился. Возможно, процесс пошел бы быстрее, будь у Дракона хоть что-то за душой – но избранник Принца был беднее церковных мышей, а также гол как сокол.

– Па-а-апрашу мне тут не указывать! – рявкнул Король. – Я буду платить только по решению арбитражного суда! Все! Аудиенция окончена! Честь имею!

– Вот-вот… – пробурчала Матильда, аккуратнейшим образом упаковывая манускрипт обратно. – Честь! Честь – она в любом случае главная. И ее-то и нужно не потерять!

Мир номер один. Реальность. Ни за какие коврижки, или Пятьдесят против одного

– …Дорогой мой, я не могу допустить, чтобы тут, где я хозяйка, могли безнаказанно твориться такие вещи!

Мы сидим за тем же столиком, где и раньше: в уютной нише, из которой прекрасно обозревается весь зал.

– Обратитесь в полицию, Светлана Владимировна, – нейтрально говорю я. – Или… наверное, есть какие-то частные агентства…

Она смеряет меня удивленным, почти презрительным взглядом, будто я ляпнул несусветную глупость, и бросает:

– Я не буду делать этого по трем причинам!

– По каким же?

– Первой, второй и третьей! А я-то считала вас умным человеком, Лева…

Я проглатываю и это, и оно шмякается к тому, что было проглочено ранее: к безапелляционному приказу ужинать с ней, сопровождать ее, выслушать ее… Не сомневаюсь, что будет и продолжение… Или сразу объявить: если она еще что-либо выкинет, я… А что я?! Разве я могу хоть что-то, кроме как идти на поводу?! У Светы-Лючии, у главреда, которому возжелалось сказочек к новогоднему столу, или у моего друга, которому надо было быстро найти более-менее подходящую кандидатуру на эту работу, да и спихнуть все с плеч; я киваю и поддакиваю тем, кто диктует законы рынка, литературной моды, да и все другие законы тоже… Это называется хорошим характером и коммуникабельностью, но… иногда нужно уметь сказать и «нет»! Но обычно я говорю «да». «Да», потому что я не бунтарь. Все, что во мне повстанческого, – это лишь фантазия, породившая Макса и остальное.

– Хорошо, я объясню! – говорит Светлана. – Произошло убийство. Наглое, демонстративное, умышленное убийство, хотя некоторые… – она помедлила, – со мной не согласятся. Потому что он действительно умер вроде как от сердечного приступа. Но! Даже приступ можно спровоцировать! Однако, если я буду настаивать, мое обращение в полицию будет равносильно тому, как если бы я подожгла это место собственными руками. Потому как мои клиенты едут сюда не за тем, чтобы их расспрашивали, что они делали в три часа ночи и с кем! И к тому же осведомлялись обо всех их знакомствах, личной жизни, брали отпечатки пальцев, ДНК и что еще там обязательно берут? Мне этого не нужно… им не нужно… покойному тоже уже ничего не нужно! Это раз.

Мне хочется сказать, что она сама себе противоречит, когда говорит, что ей ничего не нужно, и в то же время хочет знать правду. Спросить, что ли, на кой ляд сдался еще и я, если убили – и убили, и ладно, все молчат, значит, всех все устраивает, – но моя визави внезапно преображается: лицо у нее словно подбирается, взгляд делается острым, даже хищным.

– Только зря тот, кто провернул это дельце прямо у меня, так сказать, в гостиной, надеется, что я это вот так и спущу! Что у меня… со мной можно проделывать такие… грязные вещи! Или что я слечу с катушек, устрою тут дознание по всей форме, пойду на скандал и тем самым прогорю! И со мной никто никогда уже не захочет иметь дела! Не-е-ет… других на вшивость проверять будете, господа хорошие, и устраивать такие провокации – и вот это как раз два! И третье: частные агентства хороши, чтоб искать заблудившихся хомячков! И то лишь потому, что найти конкретную кошку или собаку они не в состоянии. А хомяки все на одно лицо… ха-ха-ха! – Она смеется, словно пробует новую опцию, и звук получается, как у робота – металлический и слишком отчетливый. – Да, и кроме прочего, чтоб вы, Лев Вадимыч, знали, может, когда и пригодится… для литературы: никакие частники не имеют права работать, если произошло убийство. Это три. И четвертое – те, у кого на плечах погоны или лицензия в кармане, крайне боятся потерять и то и другое! Да, и еще: мне всегда казалось, что человек, пишущий детективные романы, запросто может заткнуть за пояс любого районного сыщика!

Это лесть, и лесть грубая. О чем я немедленно и сообщаю.

– Лева, но у вас действительно уникальный склад ума! – восклицает она. – Неужели вы будете убеждать меня в обратном?

– Пожалуй, сегодня воздержусь… Но и у вас тоже, Светочка, – тут же парирую я, – мозги на месте! И мне кажется, вы способны заткнуть за какое угодно место не только районного сыщика, но даже хваленый Скотленд-Ярд!

– Я буду вам помогать, – тихо говорит она, явно польщенная. – Чем смогу… а я многое могу!.. Но, ради бога, ухаживайте за мной хоть чуточку, чтобы мы выглядели просто флиртующей парой, а не заговорщиками, планирующими путч! Я вот на вас… смотрю!

Мда… она таки действительно смотрит! Потом протягивает изящную, но весьма властную ручку и тянет к себе мою ладонь… О господи, зачем?!.

– Что вы на меня таращитесь?! – вдруг говорит она и снова смеется. – Ну и видок у вас! Словно у пионера, которого соблазняет вожатая! Не волнуйтесь, это для пользы дела. А Кира поймет, – взгляд у нее становится как наждак. – Она вообще понятливая девочка! – Светлана кривит губы. – Мне же нужно распутать это дело! – повторяет она и добавляет: – Любой ценой!

– А если цена окажется слишком высокой?

– Сколько платить, буду решать только я! – отрезает она, и тут наступает мой черед.

– Света, не знаю, как у меня, но у вас лично такой вид, будто вы лишаете меня выходного пособия! Что вы хмуритесь… улыбайтесь! На вас сегодня все смотрят…

– Стервятники чертовы! – бросает она. – Так и пялятся! Всем интересно! И никакая зараза не отказалась от дальнейшей программы и не уехала! Ладно, давайте просто посидим и поговорим, хорошо? Ухаживать и улыбаться сегодня необязательно. В моем клубе умер клиент. Все это знают. Так что я могу быть какой угодно: озабоченной, печальной, наверное, даже злой! А вот если начну хохотать как безумная и отжигать гопака на столе, тогда они и сами озаботятся! И начнут разбегаться как тараканы! Или что-то подозревать! Не-е-ет, мы будем хитрее…

Мне уже не хочется разгадывать тайну, отчего покойный сначала сидел в песочнице, а потом оказался у себя в комнате, или даже узнать, куда подевался игрушечный автомобиль. Если честно, я устал от детективов, у меня сейчас другое настроение и другой жанр… наверное, все же любовный. Поэтому мне хочется по возможности тихо отбыть положенное и убраться восвояси. Да, убили человека, да, может быть, даже порядочного – таких, как мне кажется, конкуренты должны особенно сильно не любить. Потому как порядочные в бизнесе – белые вороны… или же ангелы на деревьях? Ладно, с ангелами мы как-нибудь разберемся, но мне крайне не хочется изображать Макса во плоти, не желаю я никаких расследований!

– Ну что? – интересуется СВ. – Придумали, сколько хотите за посильную помощь? Озвучивайте. Я сегодня щедрая, не обижу!

– Боюсь, от меня будет мало толку, – холодно отвечаю я, поскольку действительно подумал и придумал. – На самом деле, дорогая моя Светлана, я не готов играть в казаки-разбойники. Ни за какие коврижки. Тем более что в быту я очень неприхотлив!

Она смотрит на меня, а потом хмыкает:

– Ладно. Посмотрим, дорогой мой Лева, как вы выдержите и не начнете рыть самостоятельно! На самом деле я вас неплохо изучила за этот месяц! Весьма неплохо! Первое – вы очень любопытны. Чрезвычайно любопытны! Второе – амбициозны. Но только не повторяйте глупости, что в быту вы неприхотливы! У вас просто не было возможности проверить вашу неприхотливость на прочность! На самом деле вы тот еще сибарит! Один ваш Макс чего стоит! И еще: не надо говорить, что Макс – это всего лишь выдумка. В каждого героя писатель вкладывает часть себя, а в Макса очень много вложено! Хотите меня разубедить? Валяйте!.. Только не забудьте, что мы с вами знакомы… м-м-м… несколько ближе, чем демонстрируем это сейчас! В этом вы и Макс – одно целое… и во многом другом – тоже!

Я прикинул и не стал возражать. Она, эта женщина, была невероятно проницательна и права… во многом права! Кроме того, мне стало интересно, что еще она скажет обо мне?

– Вы с удовольствием жили бы, как Макс, путешествовали бы, как Макс… вы ведь о-о-очень любите путешествовать, правильно? Но мизерные писательские гонорары не слишком позволяют! Да, мозги и литературную фантазию в этой стране ценят крайне низко! В отличие от более развитых – но вы, к сожалению, если говорить образно, привязаны к этому месту за язык! Так что где родился, там и сгодился – это ваше и о вас! А иначе бы вы развернулись… ого-го как развернулись! Макса запросто бы переплюнули, и очень быстро! Ну и, как водится, на закуску: ни за какие коврижки, говорите? Посмотрим! Пари держу, природное любопытство сожрет вас и даже костей не выплюнет! Неужели вы не хотите узнать, кто и зачем забрал из кустов то, что вы там так долго и безуспешно искали сегодня днем? Так искали, что вымокли насквозь! Только не надо говорить, что вы уронили ключи, или мобильник, или ваш любимый карандаш, который для вас более чем талисман! Все равно не поверю. Вижу, вижу, вот они, изменения в лице! Поэтому ставлю сорок против одного… нет, даже пятьдесят, что не более чем через два дня вы явитесь ко мне и сами предложите свою помощь! Но тогда это уже будет бесплатно!

Мир номер три. Вымысел. Чиабатта с начинкой, или Нести иль не нести – вот в чем вопрос?

– Это что? – подозрительно спросил страж.

– Передача! – сказала Золушка. – Не запрещено законом!

– Я вижу, что передача! – огрызнулся тюремщик. – Но передавать нужно согласно перечню! Государственным преступникам – хлеб, воду, и больше ничего! А у вас… молоко! И это вот что?

– Это вот как раз хлеб! – стояла на своем пришедшая.

Стражник залез под шлем пятерней и поскреб. Опыта у него, честно говоря, не было. Темница пустовала еще со времен правления Короля Третьего Подозрительного, после которого каземат совсем обветшал, зарос паутиной и использовался в основном как склад для копившегося веками хлама.

– И не хлеб это вовсе… – наконец изрек он.

– Это называется «штрудель»! – просветила сторожа Красная Бейсболка. – Это… мука, вода, ну и немножко яиц и молока, конечно, соль, сахар, яблоки потушить со сливочным маслом, чтобы закарамелизовались, и щепотку корицы обязательно!..

Стражник несколько раз сглотнул и стал переминаться с ноги на ногу.

– …дрожжи, конечно же, и раскатывать тесто надо тонко-тонко! На расстойку не более пятнадцати минут, и печь при ста восьмидесяти…

– Хватит! – рявкнул тюремщик и отчетливо забурчал животом. – Никакой это не хлеб!..

Однако если Бейсболка уже начала, остановить ее было невозможно:

– …или возьмем чиабатту! В классическом рецепте, конечно, ничего, кроме воды, соли и дрожжей, – но можно добавлять все! Лук, базилик, помидоры, сыр… и даже пекинскую капусту! Вырезаем в хлебе серединку…

Золушка выразительно пихнула Красную локтем в бок, но та намека не поняла и тараторила свое как заведенная:

– …и туда соус, и курицу кубиками можно, лучше грудку, или рыбку горячего копчения, а потом на гриль! До румяной корочки! И сыр чтоб плавился! Хотя, как по мне, чиабатту лучше вприкуску! Или черный хлеб с тмином, он…

– Хватит! – Бурчание в животе у сторожа уже напоминало полковой оркестр. – Не положено ничего, кроме того, что в инструкции! Хлеб, вода! Все!

– Да вы сами попробуйте! – Бейсболка запустила руку в корзинку и достала второй штрудель, завернутый в чистое полотенце. – Вот! Конечно, с водой – это совсем не то, но с молоком, особенно домашним… и чтобы холодное! – На свет появился заманчивый запотевший глиняный кувшинчик. – Топленое! – объявила искусительница. – Снимайте пробу!

– Не положено… – проскрипел стражник и зачем-то оглянулся. Однако в пределах видимости не было больше никого. Он потянул крупным носом. Действительно, пахло яблоками, корицей, маслом… детством… бабушкиным садом… чистой постелью… ласковыми руками на волосах – там, где сейчас отчетливая плешь… – солнечными зайчиками… медленным тиканьем медных часов на комоде… ранним утром… росой… нагретым деревом на крыльце… вышитыми крестиком салфетками… – одним словом, счастьем!

Дыхание перехватило, и он с трудом втянул в себя воздух.

– Колдовство! – вынес он неоспоримый вердикт. – Не положено! Мотайте отсюдова, пока оружие не применил!

Однако девчонки и с места не тронулись: стояли и смотрели умоляюще. Хлеб, который не-хлеб, а счастье, детство, бабушка, любившая его без памяти – и он ее любил! – все это можно было взять и потрогать руками, и вдохнуть, и попробовать, и вспомнить! И стать на какое-то время не заросшим кабаньей щетиной мужланом, воняющим пóтом и чесноком, а тем маленьким мальчиком, что бегал босиком, забирался на яблони, плескался в теплой речке… Это было колдовство, не иначе, и он это просто чуял! А колдовство было не положено, как и все, кроме хлеба и воды. Приказ есть приказ! Но так хотелось хоть на минутку вернуться, почувствовать, услышать!.. Не сальные анекдоты в дежурке, не брань жены и попреки тещи, не собственное привычное ворчание, а все это: аромат цветов у освещенной летним солнцем стены, запах скошенной травы, которую он осторожно нес корове, и ее благодарный огромный лиловый глаз в огромных же ресницах, и тихое протяжное «м-м-у-у-у»… И звон колокольчиков на лугу, перешептывание сухих метелок и колосков над головой, когда лежишь вот так, раскинув руки, и смотришь на проплывающие облака, белые-белые на синем-синем! Шелковые и одновременно твердые надкрылья жука – большого, зелено-блестящего, – когда ведешь по ним самым кончиком пальца, и его же щекочущие, цепкие лапки, если зажать в кулаке и не отпускать… А потом отпустить, и он немедленно высвободит из-под брони шелк – прозрачный, сквозящий, просвечивающий – и на этом невесомом, хрупком, невозможном унесет свою тяжелую броню прочь, прямо в небо… Нет! Нельзя брать этого в руки! Потому как это все мечты! Колдовство! Мечты – это когда еще не знаешь, что станешь стражником, а ты именно им и станешь, потому что отец твой был стражник, и дед, и дед деда… И не думаешь, что облысеешь, и обрюзгнешь, и отрастишь живот, женишься, и дети твои – сплошь горластые девчонки и коренастые мальчишки – тоже будут стражниками, или лавочниками, или подавальщицами в трактире… Нет, лавочниками не будут, потому что это тоже мечты, хотя и совсем мелкие, но не положенные по статусу мечты! Только стражниками и подавальщицами… как водилось испокон веку…

Но в детстве бабушка делала корону из золотой бумаги и говорила: ты непременно станешь королем! И он верил и скакал на палочке с прилаженной спереди грубо вырезанной дедом лошадиной мордой, а сзади – мочальным хвостом… и размахивал картонной саблей, и вел войска в бой! А потом женился на Принцессе! И получал в приданое полкоролевства! Мечты! Этого никак нельзя! Как и взять сейчас это, что принесли две девчонки, которые никогда не будут Принцессами… а небось, и они мечтали!

– Ладно! Давайте ваш хлеб! – грубо сказал он. – Чего там… передам!

Золушка и Красная Шапочка переглянулись. Затем осторожно подвинули корзинку с едой за черту, долженствующую означать, что там начинается запретная территория.

– Вы все-таки возьмите! – Красная протянула стражу второй штрудель. – Это мама специально испекла… для вас! Никакого колдовства! Только яблоки, корица и немного ванили, правда!

Она положила подарок в чистом полотеничке перед мрачным казематом, прямо на пыльную, тоже какую-то кромешную и тюремную траву, развернулась и побежала по лугу вниз… Туда, к пряничным домикам с черепичными крышами, к золоченым флюгерам-петухам, к садам, где поспевали краснобокие яблоки и источали ванильный аромат флоксы; к галдящему рынку со всякими заморскими диковинами: корицей и этим… как его… кардамоном! Кардамоном, да! Его бабушка могла бы стать придворной поварихой – так хорошо она готовила! – но это тоже было не положено, как и всякие мечты. Мечтать могли только те, у которых короны, кареты и садовники стригут бордюры из самшита и красных роз! А им, кто пашет и сеет, и смалывает муку, и сторожит преступников, – им не положено! У них все предопределено с самого начала… с рождения, и даже далеко до рождения! «А это как раз и неправильно!» – вдруг посетила его крамольная мысль. Такая крамольная, что он даже втянул живот, вспотел лысиной под шлемом и снова оглянулся. Однако рядом не было уже никого: вторая, совсем невидная девчонка, тоже ушла.

«Невидная-то невидная… а небось, и Фея-Крестная у нее имеется, и приданого целый сундук! И палочки там всякие волшебные, чтобы жить припеваючи, и скатерть-самобранка, чтоб ручки белые беречь, и сапоги-скороходы! А тут подметки скоро совсем отвалятся, а жалованья третий месяц нет как нет!» – Он и сам поразился тому, что подумал. Это уж точно была если не государственная измена и подрыв всех устоев, то несоответствие Присяге точно!

– Нести или не нести – вот в чем вопрос?! – сказал он вслух и снова поразился. Это было, словно его мамаша, прибиральщица в королевских покоях, стала бы руки в боки в главной тронной зале и воскликнула: «Мести´ иль не мести´?» А потом бы шарахнула Его Величество метелкой! Точно, колдовство! И какое зловредное… Но у него, в конце концов, имеются четко определенные обязанности! Ежели передачу принесли – ее надо передать! А прежде чем передавать, ее надо проверить! Сторож взял в руки штрудель и… откусил.

Он жевал, стараясь больше не думать ни о колдовстве, ни о детстве, ни о своей крутобокой и скорой на бранные слова супруге, которая и готовить-то толком не умела… а эта, от горшка два вершка, в красной-то шапке, ты смотри, какое сотворила! Мука, вода, яйца, соль, сахар… корица, она говорила? Ишь ты! Вкусно-то как! А молоко какое! Холодное… Он вытер усы. И не заметил, как все умял. Однако оставалось еще то, что следовало передать, еще один штрудель и кувшинчик. Нести… или съесть самому? Мука, вода, яйца, соль, сахар, корица, а сверху – блестящая аппетитная корочка и жареным миндалем посыпано! Ух, как пахнет! Однако, прежде чем нести, положено проверить… пробу снять!

Тюремщик решительно взял мягкое, длинное, благоухающее, воздушное в руки и надкусил. И тут же с криком выронил, схватившись за щеку, – во рту у него что-то страшно хрупнуло, и вместе с куском пирога он выплюнул на землю осколок зуба. Из дырки в штруделе на плиты королевского застенка со звоном выпал напильник.

– Точ-ш-но, колдов-ш-ш-тво! – вынес вердикт сторож.