Текст книги "Последняя Золушка"

Мир номер один. Реальность. Виртуозы игры на душевных струнах

– Ага… – бормочу я, – ага! Чё-то вот эта девушка и вот этот юноша все время желают быть вместе! Вот он, график, как он есть… а вот реальный!

Я сижу прямо в кровати, обложенный бумагами и подушками. Вернее, подушками я подперт. Потому что проклятая голова таки кружится и болит, а в горизонтальном положении ее еще и тошнит! Или это тошнит не в голове, а в желудке? Но выходит-то из головы! Если Кире это сказать, она будет смеяться. Нет, не будет! Вообще ей ничего нельзя говорить! А то она и впрямь сговорится со Светкой и в город отправит! Я ей и так уже пожаловался, что в глазах режет… дурак! Что, не мог сказать, что это у меня от мелкого текста и просто нужны очки посильнее? Все-таки я уже мужчина пожилой, то есть поживший, да и… как попало поживший! Что наша жизнь? Игра… и график! И не дай бог запороть сроки, а сроки меня теперь везде поджимают! Ладно, чего тут думать – трясти надо!

– Света, пришли-ка мне вот эту девицу… ага, ту самую! Расспросить ее кое о чем хочу…

– Здравствуйте, милая девушка!

– Здравствуйте, Лев Вадимович!

Ишь, как у нее мое имя-отчество от зубов отскакивает! И вид совершенно ангельский, и запястья тонкие – такими ручками мужика весом под девяносто кэгэ не потащишь!

– Это ведь вы умершего нашли? Простите, что спрашиваю, – понимаю, что воспоминания не самые приятные, но…

– Я… я шла и увидела, что номер приоткрыт… и он лежал… и еще рука так вот – как будто он толкнул ее и тут и упал!

– Наверное, очень испугались? – говорю я сочувственно.

В мою собственную дверь без стука вваливается Светочка. Ну что ж, она тут хозяйка!

– Здрассь… – говорит она, тяжело дыша. – Вот, решила сама поприсутствовать!

Ну хоть поздоровалась! И то хлеб!

– Добрый день, Светлана Владимировна! – говорю я. – Вот, беседую с вашей подчиненной. Полина… как вас по батюшке?

– Ой, не надо! – зардевшись, хлопает ресницами эфирное создание. – Просто Полина.

– А скажите, Полиночка, вы с какой стороны шли? С пожарного выхода, что на улицу прямо ведет, или из холла?

– Из холла, конечно! – Девушка слегка напрягается. – Я пожарной лестницей не пользуюсь… никогда… почти!

– Ей там делать было нечего, на пожарной лестнице! – сумрачно бросает Светлана.

– А время какое было, не помните?

– Примерно полпятого… мне так кажется.

– В четыре двадцать она охраннику позвонила из номера, у него зафиксировано в журнале.

– А вы сразу позвонили в охрану, Полиночка?

– Ну… почти. Как увидела, что он лежит… Сначала я наклониться хотела и пощупать… ну, пульс… а потом подумала, что у меня медицинского образования совсем нет, надо скорее звонить, вдруг он еще живой, и, пока я щупать буду, медики могут опоздать…

– Ага! – сказала Светлана. – То есть что он совсем холодный уже, ты не поняла?

– Нет… – пролепетала девушка. – Я его… не трогала! А разве… пропало что-то? Мне… мне не говорили! Я… ничего не трогала! Никогда… ни деньги, ничего другого в мою смену не пропадало!

– Только твоя смена почему-то всегда с Лешкиной совпадает! – вдруг рявкнула на подчиненную хозяйка. – Не объяснишь почему? Вот… вот и вот! – Светлана, видимо, шла по тому же пути, что и я: сопоставила графики и сделала выводы. – И в прошлом месяце то же самое! Три раза ты менялась, когда вы были не в одну смену!

– А разве это запрещено? – Девушка дерзко вскинула глаза.

– Дело в том, – сказал я мягко, играя свою роль хорошего полицейского, – что если бы вы шли из холла, то вряд ли бы заметили приоткрытую дверь и руку за ней. Номер последний и как бы в нише, за полуколонной… увидеть щель можно, только если выйти с пожарной лестницы. Я проверял. А эта лестница как раз заканчивается у самой дежурки! Это, считай, противоположный конец здания. Оттуда неудобно возвращаться на ваше рабочее место… Или вы были не там, где положено, а именно в дежурке? С охранником Лешей?

– Ну, была! – созналась девица. – Ну и что? Обычно ночью все спокойно… особенно под утро! Все уже спят, никто не вызывает, и отлучилась я совсем ненадолго… Да, у нас роман! – сказала она уже с вызовом. – И мы взрослые люди! Мы занимались сексом, ну и что?

– В рабочее время! – тяжело припечатала хозяйка.

– Ну, оштрафуйте меня! Или даже увольте!

– Уволить я тебя всегда успею, это мне раз плюнуть! Только сначала ты мне расскажешь, как ты человека убила!

– Что?!.

– То! Ты что ж, меня и начальника охраны за полных дураков держишь?! Почему у покойного в шкафу мокрый костюм оказался и туфли тоже были насквозь мокрые?!

– Я… я не знаю! Может, он гулял! Потом пришел, переоделся… и умер!

– Как складно! Переоделся и умер! Только умер он в совершенно другом месте! Вот! – Светлана швыряет на стол перед девицей пачку распечатанных с телефона Киры фотографий. – Это ты никак не хочешь прокомментировать, а?! Говори, кто его убил, ты или Алексей?!

– Мы его не убивали! Леша сказал, он уже убитый там сидел! То есть не убитый, а мертвый!

– А чего Лешка на детскую площадку среди ночи поперся?!

– Он цвето-о-о-в хотел мне-е-е нарва-а-ать… – рыдает ангельской внешности горничная Полина. – Там еще-е-е-о ро-о-озы цве-е-ели… бе-е-елые!..

– Будут тебе и белые розы, и синие колокольчики! – мрачно обещает Светлана. – С бубенчиками!

Я вспоминаю, как тот же охранник Леша приволок мне огромный букетище для Киры, и мне становится жалко бедных влюбленных.

– Это совпадение, – говорю я. – Они, похоже, действительно ни в чем не виноваты.

– За каким чертом вы его в номер приволокли?! – не слушая меня, наседает на рыдающую горничную Света.

– Лешка сказал, что он, наверное, с ума сошел… в песочнице уселся среди детских игрушек… что у него от сердца в голове помутилось… или, может, у него ребенок когда-то умер и он его вспоминал… может, годовщина как раз была или что… И что если труп там найдут, будет скандал и его с работы выпрут! Почему не смотрел, куда гости ходят? А если просто в номере умер – это совсем другое дело… не подозрительно! Потому что, если подозрительно, весь персонал увольняют! И его, и меня, значит! А тут работы нигде вокруг нет! Особенно хорошей! Тут и чаевые дают, и вообще! А мы пожениться хотим! Я его люблю-у-у… – голосит возлюбленная охранника, романтической натуры и охотника дарить женщинам цветы.

– Как вы его в номер перенесли? Куда игрушки дели?

– Леша сначала кар подогнал…

– Второй номер, – бросил я.

– Я не зна-а-аю како-о-ой!

– Выть перестань! – в сердцах кинула Светка. – Слышно на весь этаж!

– Не знаю какой. Ближний! – Горничная мигом утерлась. – Мы его туда… посадили! А потом я взяла в бельевой одеяло, и мы его в номер принесли! И переодели! Мы не думали, что кто-то костюм мокрый заметит! Мы думали, высохнет все! А потом Лешка к себе пошел, а мне так страшно стало! А вдруг он живой еще, только без сознания? А мы его там бросили?! Я пошла еще раз… посмотреть! Только он был мертвый. И совсем холодный уже…

– В это время в коридоре никого не было? – быстро спросил я.

– Никого! Нет… было! Мне показалось, что в соседнем номере кто-то кашляет, и я испугалась, что меня сейчас увидят и спросят, что я тут делаю, и я решила сказать. Что я его только что нашла! Хотя Лешка говорил: иди к себе и сиди, пока его кто-нибудь другой не найдет!

– А игрушки где, Полиночка?

Заплаканный ангел посмотрел на меня благодарно: я не кричал, и не рявкал, и увольнением тоже не грозил… Кроме того, я тоже был как бы пострадавший и свой: наемный работник, да еще без перспективы чаевых.

– Они совсем новые были, и можно было их просто к тем игрушкам, что для площадки, положить, но мы все в мусор бросили, который утром забирают… ну, кроме машинки. Она такая красивая была… у меня племяш такие просто обожает. Я ее в сумку положила, когда уходила утром, прямо сверху, и кофтой прикрыла… Домой приехала – а ее нет! Наверное, когда зонтик доставала, она где-то выпала. Как раз дождь полил снова, когда я сменилась…

«Вот все и разъяснилось, – подумал я. – И мокрый костюм, и то, как покойник попал обратно в номер, и даже синяя машинка…»

– Вот она, – спокойно сказал я и достал из ящика автомобильчик. – Мы его нашли. Отдать его вам? Для племянника?

Света, которая как раз и подобрала машинку, негодующе вскинула брови, но девушка быстро сказала:

– Нет… не надо! Это все как во сне было… не знаю, зачем я его и взяла… Я потом до поселка доехала, зашла в магазин и купила ему почти такой же, только красный. Вы меня теперь уволите, Светлана Владимировна?…

– А то как же! – щелкнула зубами Серый Волк. – Непременно уволю! И тебя, и этого твоего идиота Лешу! Мне таких работников и даром не надо! Иди, две недели отработаете, по закону, и все…

Полина снова зарыдала и быстро вышла, закрывая лицо руками.

– Она больше никогда такого не сделает! – сказал я. – Могла бы и оставить девушку!

– Пусть помучается! Поплачет, подумает, попросит меня как следует! Может, и оставлю… и даже обоих!

– Да ты виртуоз… игры на душевных струнах! – сказал я не то с восхищением, не то с презрением – сам не понял.

– А то! – она кривовато ухмыльнулась. – Руководить – значит также и манипулировать! Когда надо и кем надо. Уволить я их не уволю, они мне теперь будут куда полезнее, чем раньше! А ты выздоравливай, Лева. – Она потянулась, чтобы погладить меня по щеке или, может, просто поправить что-то, но наткнулась на мой взгляд и не стала больше ничего делать. – Выздоравливай! – еще раз сказала она и ушла.

Мир номер один. Реальность. Выяснение, в том числе и отношений

– Подожди, – сказал я в трубку, – не уходи! Вернись!

– Что-то забыл? – Голос у Светланы был неожиданно ласковым. Даже не верилось, что только что отсюда вышла раздраженная женщина с надменным лицом хозяйки половины мира. Да, отходчивость – прекрасная черта характера. Не люблю злюк, которые способны дуться месяцами, общаясь лишь записками на кухонном столе!

– Света, мы не все выяснили.

В голове гудело и щелкало, но… выяснили мы таки не все!

– Слушай, у тебя такой вид… неважнецкий, я бы сказала! Может, все-таки права Кира Юрьевна? Тебя лучше перевезти в больницу, сделать рентген, томографию, анализы…

– Ага! Полное сканирование, пробы тканей на совместимость, спинномозговую пункцию и скальп на всякий случай снять, посмотреть – вдруг действительно шестеренки не хватает? Светик, этот дурак просто огрел меня чем-то тяжелым по голове, и все! В остальном я совершенно здоров! Немножко отлежаться – и готов к труду и обороне!

Я заметил, как при слове «Светик» она буквально расцвела. Нужно следить за своим языком! Не нужно панибратства. Светлана Владимировна тебе отнюдь не ровня, Стасов! И, что бы ни говорил проницательный Ник Ник о вашей как бы взаимной влюбленности, ухаживать за ней ты не собираешься!

– Но ты лежал час без сознания, это очень серьезно!

– Без сознания я, может, только пару минут был, а потом просто спал! Потому что очень устаю от работы. Она умственная, вот мозги периодически и выключаются!

– Лева, не надо шутить! Это, в конце концов, не смешно!

– Не смешно то, что на записи с камеры, где эти штуки для гольфа стоят, нет момента, когда эта парочка, Полина и Леша, выходят, а потом с трупом возвращаются! И вообще ничего такого нет!

– Затер запись, – тяжело произносит та, которой сейчас так очевидно не идет имя Светик. – А вместо нее всобачил что-то с прошлого дежурства! Все лопухи! И я, и тот, кто за этим следить обязан… Разожрался! Таки всех уволю к чертовой бабушке!

– Ну и я тоже лопух! Потому что только сейчас сложил два и два! А запись-то смотрел!

– Твое дело – книги писать, а не охраной заниматься! А ведь на этой записи могло быть, как покойный и его убийца выходят к площадке! – Та, которая так жаждет распутать загадку, качает головой.

– Вот и я об этом же подумал, потому и позвал тебя обратно! Кстати, а почему камеры слежения стоят далеко не везде?

– Да потому, милый мой Лева, что возле пожарного выхода или в гараже они стоять обязаны… они и стоят, но большей частью это муляжи, и все это знают! Гости у меня большей частью такие, которые не желают ни сами светиться на записях, ни чтобы те, которые к ним сюда приезжают, там были! Они считают, что тут безопасно… во всех смыслах! Тут же не только отдых, тут они и дела решают, и договоры заключают… много всего. И хорошая слава мне тоже много чего стоила, так что терять ее я не собираюсь, что бы наш Николай Николаич с его манией преследования ни говорил! Впрочем, его никто всерьез и не воспринимает… так, вздорный старикашка! Хотя и очень богатый, очень. А камера возле гольфкаров работает постоянно, там же и охранник сидит, потому что одно время сюда умельцы откуда-то повадились приезжать и разбирать это весьма дорогостоящее оборудование на легко вывозимые запчасти! Так что, будем охранника Лешу трясти, или ты все-таки устал?

Голос у нее был мягкий, с почти материнскими интонациями… нехороший голос. Меньше всего сейчас мне хотелось, чтобы Света проявляла по отношению ко мне те чувства, на которые я не могу ответить. Не могу и не хочу, хотя, нужно признать, это и несправедливо по отношению к ней. Как и то, что у этой женщины невероятно мощная харизма. Она втягивает в свою орбиту почти помимо воли. Что это? Запах денег? Нет… это меня не привлекает. Скорее, некая авантюрная жилка, нестандартный склад ума, умение просчитывать и рисковать. Это не я Макс, совсем не я… это она! Но не следует сейчас демонстрировать, что я невольно восхищаюсь ею. Это будет ошибкой, огромной ошибкой! Ну а чтобы трясти охранника Лешу, к этому я тоже не готов. Хотя бы потому, что мы вместе обнесли клумбу. И он мне симпатичен. Я не готов к выяснению отношений ни со Светой, ни с Лешей, ни со своей нечистой во многом совестью.

– Устал, – говорю я. – Если честно, очень устал!

Честности во мне совсем на донышке, но я действительно устал.

– Я тебе позвоню, если что узнаю. А ты пока поспи. Киру прислать?

– Не надо, – поспешно говорю я.

Не надо, Света. Демонстрация великодушия, как и прочих замечательных черт твоего характера, – это сейчас мимо денег. Я не оценю. Как и твою потрясающую работоспособность, и покладистость, и… все, на что мог бы попасться, запасть, влипнуть, если бы тут не оказалось Киры. В которой, в свою очередь, я сам запутался, влип, на которую запал, упал… ударился… которая ударила в голову…

– Ты, похоже, спишь, – говорит голос, который я уже не могу различить. – Я позвоню… потом… вечером.

Вечером! Когда пройдет еще один день. И станет прошлым. Время беспрерывно сдвигает нас куда-то… по лестнице… вверх, а потом вниз… но никто не знает, когда достигнет вершины и вверх сменится на вниз… и я не знаю… хотя бы потому, что вверх можно идти долго… а вниз съезжать стремительно, упасть в один миг… и не успеть раскрыть парашют… расправить крылья…

Я сплю. Какие-то сложные химические формулы, помогающие восстановиться, плавают в моей крови, соленой, как слезы Полины, как те теплые моря, которые я так люблю… как огромный океан, из которого однажды мы все вышли и в котором до сих пор обитают те, кто остался… дальновидно остался! Потому что там явно спокойнее, чем на суше.

Я сплю, и мне не снится ничего, лишь спокойная чернота, запись, которую затерли. Отношения, которые тоже затерли, чтобы поверх записать другое. Настоящее? Я не знаю, не знаю, потому что сплю, но, когда проснусь, это все равно останется неясным. Метод проб и ошибок. Ошибок и проб… пока не закончится лестница.

Мир номер один. Реальность. Сказок и занятий больше не будет

– Это что же, – спросила Кира, – последняя? И сказок больше не будет?!

– Еще не знаю, – честно говорю я. – Плохо, когда книга затянута. Но еще хуже – не оправдать надежд читателей. Знаешь ли ты, например, что читатели ужасно не любят свободной концовки?

– Это когда заканчивается так, что можно подумать и одно, и другое? Как сам захочешь?

– Ага! Но только некоторые читатели, которых, кстати, большинство, от этого очень расстраиваются.

– Женщины хотят, чтобы все закончилось свадьбой? – проницательно замечает Кира.

– А то! Причем не только женщины, мужикам это тоже зачастую зачем-то надо!

– Наверное, думают: не одному мне мучиться! Пусть и этот крутой перец узнает, почем нынче запчасти к тракторам!

– Мне ужасно нравится, как вы выражаетесь, доктор! Непременно свинчу!

– Дарю на память! Дай-ка я шов посмотрю…

– А ты меня сама зашивала?

– Нет, повара с кухни позвала! Неужели ты и этого не помнишь?

– Нет… А вообще память об этом часе с хвостиком вернется?

– А он тебе очень нужен?

– Не думаю, просто не привык вот так что-то терять.

Я без повязки – небольшая, зашитая Кириными руками рана уже не кровит, и повязка мне не нужна. Мне нужна Кира, но, осмотрев шов, она говорит, что мне необходим покой, а ей, напротив, покой только снится: как она и предполагала, вместе с дождем и похолоданием началось время простуд и радикулитов. А также прострелов, воспалений среднего уха и соплей обыкновенных, которые, если лечить, проходят за семь дней, а если не лечить – то через неделю. Но почему-то все хотят их лечить. Причем наиновейшими средствами, а также лечебным массажем. Две массажистки, что работают тут на постоянной основе, уже с ног падают.

– Ну, я пойду, – прощается мой любимый доктор. – И не забывай, что тебе нужен покой! Хотя от новой сказки я бы не отказалась! – признается Кира со вздохом. – Привыкла я к ним!

– И ко мне?

– Ну… и к тебе. Все, действительно пошла! Хоть ты и самый тяжелый больной на сегодня, но остальные тоже ждут!

Однако не успевают двери закрыться, как на пороге возникает Светлана.

– Извини, что поздно! – церемонно расшаркивается она. – Кира Юрьевна сказала, что тебя лучше не беспокоить, но…

– Ой, простите! – слышится еще чей-то голос. А-а-а… это Золотая Рыбка! Очень мило! – Я пришла… проведать Вадима Львовича… ой! Льва Вадимовича!

– Проведывайте, он весьма нуждается в женском внимании! – несколько более ядовито, чем следует, бросает Светик, она же Серый Волк-зубами-щелк.

Наверняка она открыла дверь в тот самый момент, когда я целовал Киру на прощанье. Потом закрыла и отошла шагов на десять, это вполне в ее духе: не видеть того, чего не хочется, а если увидела – представить ситуацию по-другому. По-своему. Как удобнее.

– Я только сообщу Вадиму Львовичу, он же Лев Вадимович, две новости и сразу передам его вам! – благодушно улыбается Светлана. – Это не займет много времени! Ну что ж, Лев Вадимович! Выбирайте, с чего начать! Новости, как водится, хорошая и плохая.

– Ну, наверное, с плохой, – говорю я и слегка кошусь в направлении неожиданной гостьи. Но Светлана невозмутима: ах, да… как же я забыл! Эти девушки – все сплошь работают на нее. Да и ее новости, наверное, чистая проформа и ничего тайного не содержат. Светочке просто захотелось навестить меня.

– На записи, которую уничтожил известный вам фигурант, – начинает Светлана, – были двое, но этот склеротик даже не может вспомнить, мужчины это были или, скажем, женщины! Или мужчина и женщина… Он, видите ли, очень ВОЛНОВАЛСЯ! И не может вспомнить! Да, а теперь новость хорошая. Запись можно восстановить! – говорит она. – Я отвезла ее в город, там у меня отличный компьютерщик, он сделает. Заодно подчистит, увеличит, чтобы можно было опознать. Обещал! Ну, на сегодня у меня все. Конечно, я могла и на трубу тебе позвонить, но захотела проведать, – демонстрирует она дружеские доверительные отношения. Возможно, Света, как всегда, работает на публику, но тем не менее я благодарен.

– Спасибо! – искренне говорю я.

– Ну, пока. До завтра. Общайтесь.

– Я, пожалуй, тоже пойду… – Видно, что девушка и сама понимает, что явилась не вовремя. Да и вид у меня еще тот. Голову, пока шов не заживет, мыть нельзя, побриться я, как водится, забыл. Свежая ссадина вдоль всей левой половины лица, которую я заработал уже бессознательно, содрав кожу о машину, когда падал, уже подсохла и из ярко-красной стала багровой – и привлекательности также не добавляет. Вид у меня откровенно разбойничий и одновременно усталый. Мешки под глазами и прочее даже не в счет. Мастер-классы, разумеется, временно прекращены, молодым дарованиям объявлено, что я неудачно упал на рыбалке.

– Очень жаль! – говорю я, хотя мой вид свидетельствует о прямо противоположном. Мне смертельно хочется спать. Кира накачивает меня какими-то лекарствами, от которых постоянно клонит в сон. – Вы мне хотели что-то передать? – говорю я, но девушка уже повернулась к двери. – До свидания! – прощаюсь я с ее спиной. – Заходите завтра… обязательно!

Она на секунду оборачивается и бормочет:

– Да… конечно. Я постараюсь!

– Чего она от тебя хотела? – бесцеремонно интересуется Светик.

– Она очень талантлива. Пишет повесть, я так понимаю. Наверное, хотела что-то показать.

– Нашла время! Я же им сказала – пока занятий не будет! Ладно, я тоже тебя оставляю. Герой нашего времени!