Текст книги "Последняя Золушка"

Мир номер один. Реальность. Мозги плюс выдержка

– Я могу пригласить вас на ужин?

– Куда на ужин? – тупо спросил я.

– Вы ведь ужинаете в служебном… э-э-э… ресторане?

Помещение без окон, где тебя кормят вкусно, но по выбору неизвестно кого, а не по собственному, назвать рестораном было трудно, однако я подтвердил:

– В служебном.

– Так я могу пригласить вас поужинать со мной, или у вас все вечера уже заняты?

– Кажется, вы сильно преувеличиваете значимость моей персоны, моя дорогая Серый Волк!

– Так вы принимаете мое приглашение, Лев Вадимович? – настойчиво гнула свое мадам.

– Вынужден принять. Неудобно отказывать такой неотразимой пани!

– Думаю, вы внакладе не останетесь, – многозначительно сказала Серый Волк. Глаза у нее тоже были серые, пристальные, и смотрели они как-то уж слишком оценивающе. – Вы же писатель и вам нужны новые впечатления? – спросила она.

– Не думал, что ресторан при клубе славится не только кухней, но и впечатлениями!

– Там бывают интересные люди… а я знаю их всех!

– Ого! Так-таки и всех? – усомнился я.

– Практически всех, – подтвердила Серый Волк. – Это мое хобби, если хотите… знать о всех все! Обо всех, кто мне нужен, – многозначительно добавила она и посмотрела на меня действительно по-волчьи: с легким прищуром, не мигая и без улыбки. Я поспешил разрядить обстановку:

– А в неслужебном на ужин тоже будет гречневая каша?

– Вы предпочитаете ее, Лев Вадимович? Что ж, для шефа нет ничего невозможного!

– Честно говоря, кашами я уже сыт по горло! Хотя это и здоровая пища.

– А знаете, почему в служебном готовят преимущественно каши? Потому что они стоят на парý и всегда вкусные. Жареная же картошка, например, должна подаваться только в промежутке в две-три минуты. Потом ее хоть выбрось!

Я и не заметил, как Серый Волк взяла меня под руку и теперь нежно, но властно продолжала увлекать за собой, гипнотизируя видениями хрустящей поджаренной корочки. Я сглотнул слюну.

– Жареная картошка? Честное слово, вы меня искушаете!

– Можно и жареную, но на ужин я, честно говоря, уже заказала молодую с укропом и отварную осетрину. Или вы предпочитаете гриль?

– Предпочитаю.

– Ну что ж, внести коррективы еще не поздно! Буду вас ждать, Лев Вадимович, в семь часов. А сейчас простите – у меня урок верховой езды, а потом дела!

Я впервые пристально взглянул на ту, которая неизвестно зачем привела меня к конюшням – да и бросила здесь, решительно удалившись по гравийной дорожке. Пристально взглянул я только со спины – пригласившая меня на ужин ушла, не обернувшись, да и зачем? Она пожелала скрасить свой вечер моим присутствием – и сделала это легко и без лишних реверансов, заранее уверенная в том, что я не отвергну приглашения. Также она была убеждена, что я здесь откровенно скучаю… так скучаю, что готов завести интрижку с кем угодно! Даже с хищницами неопределенного возраста. Нужно будет намекнуть, что я блюду кодекс примерного учителя и не затаскиваю в свою постель учениц… тем более таких, которые берутся за дело слишком рьяно и начинают обольщение сразу: с картошки с укропом и осетрины гриль!

Плечи у Серого Волка были слишком широкими, талия почти не угадывалась, да и зад, обтянутый брючками для верховой езды, наводил лишь на мысли об убежавшем, а потом кое-как запихнутом обратно в квашню тесте. Думаю, спереди было немногим лучше… но… внезапно я обнаружил, что, несмотря на все явные и скрытые недостатки, Серый Волк мне нравилась! Да, нравилась! Именно поэтому я и принял приглашение, а вовсе не из любопытства и уж тем паче не от желания променять вечернюю кашу на гастрономические изыски! Ну и еще одно: я знал, что в женщинах меня привлекает их самое сексуальное место, о котором некоторые и представления не имеют, – мозги. Мозги плюс выдержка. И то и другое у мадам Волк имелось в избытке. Одним ее одарила природа, второе же, несомненно, она развила в себе постоянным тренингом.

«Держала себя в узде – вот почему ее так тянет к лошадям!» Было, безусловно, и еще одно – эта женщина обладала чутьем. «Да уж, Волку без чутья никак», – нехорошо осклабился я, разворачиваясь в направлении своего служебного входа… жилья, и столовки, дипломатично поименованной «рестораном»! Каждому – свое! Мне – проверять и править тот бред, который ежедневно скапливается на моем столе, ей – упражнять испорченную офисом мускулатуру и дышать свежим воздухом, потому что она купила полновесное право на это все: и на воздух, и на собственный графоманский бред! Старая волчица… Хищник в стае хищников, которые рвут на куски друг друга, чтобы потом, устав от грызни, кичиться клюшками для гольфа по цене подержанного автомобиля и ручными писателями на коротком поводке!

Она ушла, и теперь я мог сколько угодно беситься, обзывать ее старой сукой, в бешенстве швырять гравий носками ботинок, желая и ей, и себе самому провалиться в тартарары. Потому что знал: я все равно пойду. Оттого что та, которую я разом с ее верховым жеребцом только что обложил самой площадной бранью, сразу же распознала, куда упереть – на мое неуемное любопытство, – с ходу срубив мое подспудное желание проникнуть дальше служебной столовки! А также то, что я только притворялся незаинтересованным, пресыщенным и вялым! На самом же деле просто горел желанием увидеть и подсмотреть! Подслушать. Узнать. Не из фильмов, книг, не мельком, украдкой, исподтишка, сквозь кованую ограду, плохо прикрытую дверь, пуленепробиваемое стекло, щель в занавесях… Я желал НАСТОЯЩЕЙ фактуры и НАСТОЯЩИХ впечатлений! Из первых рук. Проверить, верно ли нафантазировал там, с Максом, который был вхож во все эти места! Макс был бы здесь своим: в месте, где играли в гольф, держали лошадей и персональные вертолеты для прогулок, форель в садках и писателей – для досуга и развлечения. Где Серыми Волками были все – от этой скучающей дамочки с железными челюстями до божьего одуванчика на тонких ножках, который вчера бодренько протопал мимо меня по дорожке в спортивном костюме и лучезарно улыбнулся: то ли своему хорошему настроению, то ли еще не пойманной золотой форели… но только не мне, нет! Он смотрел на меня и сквозь меня, не замечая, потому что я был не из их круга, был никем!

Что ж, я, в свою очередь, также презирал их – всех до единого, которые считали, что деньги не пахнут и не пачкают рук, из какой бы грязи их не извлекали… Но в то же время я отчаянно желал хотя бы на несколько часов сделаться своим в их стае! Накормить наконец зверя внутри себя – свое жадное любопытство. Не осетриной и даже не форелью, нет! Лишь тем, что позволит надеть личину и быть принятым за равного. Да, она знала, что делала! Эта, которая бесстыдно и бесстрастно вихляла своим бесформенным задом! Волчья сука, коллекционирующая людей! О, она умела подобрать ключ! Отмычку. А если ни то, ни другое не подходило, она попросту грубо взламывала. Вламывалась – и съедала!

Внезапно я плюхнулся на скамейку и расхохотался. Ну, Стасов, ты и фантазер! Боже, как далеко иногда может завести постоянная потребность выдумывать и измышлять! Просто-напросто милая дама от скуки захотела отужинать с писателем средней руки. Чтобы потом сделать селфи, показывая оное подругам, или будто невзначай упомянуть сей факт в разговоре. Только и всего! Остальное – плод моей фантазии. Так и хочется добавить – больной фантазии. Неуемной. Ненасытной. Фантазии, вызвавшей к жизни Макса и все его невероятные приключения! Возможно также, что та, имени которой я не удосужился спросить и которую по привычке называю Серым Волком, случайно совместила, отождествила меня с книжным образом супермена, думая, что я списывал его с себя. Ошибка, свойственная многим. Что ж, в этом случае мне придется ее разочаровать!

Мир номер один. Реальность. Зайцы в тигрином логове

Я немного нервничал: что, если меня попросту не пропустят в ресторан клуба? Вдруг туда можно войти лишь при наличии магнитной карточки гостя? Или надо соблюдать дресс-код и являться в смокинге, которого у меня нет, да и отродясь не было? Или что за ужин в этом пристанище миллионеров придется заплатить мне самому, хотя обычно кто приглашает, тот и платит? Я не супермен Макс и даже не его ментальный двойник. Я… я просто… «Да ты просто трус, Стасов! – ехидно сказал внутренний голос. – Ты наградил Макса всем, что втайне хотел бы иметь сам, но не желаешь даже за свою порцию осетрины заплатить, а любопытство удовлетворить как раз желаешь!»

Меня впустили без вопросов и проволочек и проводили через весь зал. Крахмальные скатерти, приглушенный свет, матовое сияние наборного паркета, розы на столиках… Я чувствовал себя не в своей тарелке – среди тарелок настоящего, клейменого фарфора, приборов из начищенного серебра и салфеток, которые надлежало высвободить из колец. А дальше-то с ними что делать? На колени, затолкать под тарелку или же, как в дурацком кино, заложить за воротник, чтобы не обляпаться? Я понимал, что обляпаюсь в любом случае, если не соусом, то иначе. Что уже обляпался, вляпался, согласившись появиться здесь не в качестве обслуги, но гостем.

Однако дама уже ждала, да и публика в зале находилась самая разношерстная. Хотя я, со своими длинными волосами, собранными в хвост, неизменном черном свитере и серьгой в ухе, все равно был бы среди них чужаком, явись даже во фраке и лаковых штиблетах.

– Очень рада, Лев Вадимович! – сказала пригласившая.

– Я тоже… э-э-э… простите, не могу же я называть вас тут Серым Волком?

– Это было бы по меньшей мере оригинально! – Лукавая улыбка, макияж и умело выставленный свет делают лицо и моложе, и привлекательней. Да и все в этом зале без резких теней сглаживает возраст, и без того умело разглаженный хирургом-косметологом и гримом. К тому же никакого резко-черного, которое якобы стройнит: на моей визави струящееся жемчужно-серое, с узкими длинными рукавами платье… шкура серого волка от кутюр? Однако из рукавов торчат не лапы с когтями – изящные длинные пальчики с французским маникюром разворачивают салфетку, и… ага, все-таки ее нужно на колени!

– Светлана… Владимировна. Можно просто Светлана… Лана. Или даже Лючия… Так меня зовет мой друг, когда я приезжаю к нему в Италию. Потому что наша Светлана соответствует итальянской Лючии. Оба эти имени обозначают «светлая».

Мне хочется сказать: «Ты такая же Лючия, как я Макс», – но я вежливо щерюсь и жду продолжения.

– Вино или что-нибудь другое? Выбирайте, сегодня вы мой гость!

Спасибо, дорогая Лючия, успокоила!

– То же, что и вам… Светлана.

Приносят ужин: все, как и было обещано. Молодая картошечка – одинаковая, величиной не больше грецкого ореха – утопает в соусе из масла и сливок. Рыба тоже выше всяких похвал. Салат. Поджаренный хлеб. Я ем, лениво отправляя в рот крохотные кусочки то одного, то другого, пощипывая румяный тост, поданый на отдельной тарелочке. И чувствую, что в том, параллельном мире, где Земля плоская и девицы на выданье обязаны строго следовать этикету, мною остались бы довольны.

Исподтишка оглядываю зал: все мои литературные подопечные наличествуют. И все – за столиками на двоих. Одна девица – один кавалер. Интересно, а Сер… Светлана Владимировна тоже с кем-то общалась, пока я не явился ее развлекать? Правду сказать, затейник-тамада из меня никакой: ни тебе тостов, ни конкурсов, ни даже завалящего анекдота не рассказал!

– Вам не нравится вино, Лев Вадимович?

– Вино прекрасное… просто доктор… э-э-э… не велел… не велела! У меня тут на днях…

– Да, я знаю… давление. Неприятная вещь. У меня самой случаются сосудистые кризы… метеозависимость. Да и возраст уже…

Она явно напрашивалась на комплимент, но я промолчал. Покачал в руке бокал, посмотрел сквозь слегка желтоватую жидкость, преломляющую действительность по-своему… Миры. Реальности. Фантазии. Этот, который здесь и сейчас, в этом зале, оказался весьма скучным. Я получил пропуск, но у меня все равно не было с ним никаких точек соприкосновения. Даже та, что сидела напротив, была не точкой, не проводником, не гидом… она просто зачем-то возжелала усадить меня, словно черного ворона, посреди крахмально-сияющего великолепия и посмотреть, что же из этого выйдет.

Ничего не выйдет. Возраст. Метеозависимость. И зависимость другого рода – от самого себя. Своих привычек и склонностей. Ну и чего-то не хватало. Не было той искры, что проскакивает даже не между влюбленными – просто между собеседниками. Делая их интересными друг другу. Даже если они из разных миров – оттуда, где Земля плоская, или же с той ее стороны, где каждый сам платит за свой сок. Сок, бывший когда-то виноградом. Солнцем. Ветром. Вино на самом деле было прекрасное. Но я не знал, почему мне его не хочется.

– Тут всегда рассаживают дам вместе с кавалерами?

– Одиноких обычно да.

– А если кто-нибудь возражает?

Она воззрилась на меня в неподдельном удивлении:

– Ну… я не знаю. Это всего лишь затем, чтобы люди не скучали во время приема пищи! Или вы подозреваете, что с нашими девочками и поговорить не о чем? Уверяю, это не так. Хотя я сама кажусь вам ужасно скучной, правда?

– Это прекрасно компенсируется ужином! – Я оскалил зубы: ни дать ни взять вампир в предвкушении жертвы.

Между тем за столиками в зале велись оживленные беседы; обнаружив это, я почувствовал себя неблагодарной скотиной: мадам меня ужинает, а я даже литературной байки не рассказал! Я уже открыл было рот, но тут Светлана-Лючия вдруг сказала:

– Видите того старца, крайний столик у окна?

– Который сразу с двумя откушивает? – рассмотрел и уточнил я. – Он еще бегает по утрам?

– Да, очень блюдет свое здоровье. Пятерых жен похоронил, последнюю года два назад – а ведь ей едва тридцатник стукнул! И все чисто, никакой ревности, отравлений или чего-нибудь подозрительного из криминального репертуара. Просто умирают, и все! То скоротечный рак, то несчастный случай. Одна в цунами попала, представляете? Четвертая угодила в Нью-Йорке в те самые башни-близнецы, которые сгорели! С пятой не помню и что, кажется, парашют не раскрылся… точно! Оказалось, он даже не знал, что они с подругой поехали на какое-то авиашоу и вдруг решили прыгнуть! Ну… и опять вдовец! Сейчас шестую ищет, говорит: я человек сугубо семейный, мне надо, чтобы меня кто-то дома ждал…

– Да, роман с таким сюжетом напишешь – скажут из пальца высосал, не поверят! Надо же, пять жен схоронил! Прямо Синяя Борода какой-то… если вспомнить о наших сказочных никах!

– О, теперь я его так и буду называть! Синяя Борода, точно! А вон тот, который сейчас смеется, вообще Карабас-Барабас!.. Да, с нашей Золушкой номер один – он только с виду такой приятный и милый, а на самом деле весьма опасен. Специализируется на рейдерских захватах, шантажом тоже не брезгует. Первый миллион сколотил на похищениях и паленой водке – неплохой джентльменский набор, правда? Ну, дальше сплошь порядочные люди: взятки, откаты, полюбовные договоренности… скучно живут! Там купить задешево, тут продать задорого… Отходы – в воздух, мазут – в реки, взятки – в чиновничьи карманы… А строят из себя! Понтов в три раза больше, чем букв в фамилии! Новое дворянство: на гербе бутылка подсолнечного масла и кило гречки – старухам-то помощнички по домам перед выборами разносят, чтобы у каждого депутатская неприкосновенность была, ну а сверху девиз: после нас хоть потоп, хоть апокалипсис!

– А… а девушки что?… – несколько ошарашенно спросил я. – Золушки наши? Они здесь что… совсем даже не принцев ожидают, а тоже?… Акулы бизнеса?

– Они пока что акулья икра, – засмеялась моя партнерша по ужину. – Хотя и зазевавшегося принца могут прихватить, если это будет стоить затраченных усилий! Между прочим, все они – выпускницы моих курсов. Каких курсов, я вам не скажу, соблюду интригу, сообщу только, что это лучшие из лучших. Прошедшие такие отборы, пробы и экзамены, что сказочной Золушке с ее жалкими пятью мешками фасоли и злобной мачехой и не снились! К моменту выпуска их всегда остается не больше трети. Остальные, не выдержавшие перегрузок, стрессов и не справившиеся с курсом, отсеиваются. Поездка в это место для них – своего рода премия.

– Да? – Я стараюсь не подавать виду, что крайне удивлен. – И… что потом? Эти разумницы и красавицы тоже будут сливать мазут в реки, раздавать гречку и брать откаты?

– Надеюсь, они станут поступать умнее. Они уже сейчас весьма здравомыслящие, не смотрите, что так резвятся на ваших мастер-классах. Но нужно где-то и пар выпускать? К тому же почти все они, несмотря на блестящие аналитические способности, не владеют литературными приемами изложения мыслей… а это зачастую играет гораздо более важную роль, чем принято думать! Немного приоткрою завесу тайны: это я пригласила вас сюда, Лев Вадимович! Литературные мастер-классы для выпускниц – моя идея.

– Примерно как крупные фирмы нанимают для сотрудников частного психолога?

– Да, именно так. Ну и что вы скажете о своих подопечных? Есть надежды?

– То есть можно ли зайца научить курить?

Светлана-Лючия-Серый-Волк снова засмеялась. Смех у нее был мелодичный, а зубы превосходные.

– Что ж… будем откровенны. Почти все они литературно – полный ноль… кроме одной. Одна из этих милых акул – несомненный талант. Большой талант, я думаю! Что касается остальных… в любом случае это пойдет им на пользу. Они все умеют делать выводы и учиться! – неожиданно для самого себя сделал я открытие. – Да! Они прекрасно учатся!..

– Это их сильная сторона! – согласно кивнула Серый Волк, она же Лючия.

– Так что, думаю, зайца можно не только научить курить, – задумчиво добавил я, глядя на щебечущих, красивых, молодых… и, оказывается, при этом еще и умных, перспективных бизнес-леди! А я-то принимал их за томящихся дочек-женушек, которым скучно жить! – Зайца можно и на тигра выучить, – добавил я, – если вовремя подбросить его в тигриное логово!

– Что я и делаю… – веско резюмировала та, что стала для меня еще большей загадкой, чем до этого ужина. – Что я и делаю!

Мир номер три. Прошлое. Они все украли

– У меня есть брат Павлик… – шепотом сказала Алла. Наши вечерние разговоры почти всегда начинались с этой фразы, произнесенной едва слышно, но твердо: это означало, что Алла не потерпит, чтобы кто-нибудь, а тем более я, усомнился!

– Павлик сначала учился в университете, а теперь у него своя квартира! Две комнаты – для него и для меня!

– Ты же говорила, он живет с папой?

– Папа уехал… он теперь работает в другой стране. Павлик сделает ремонт в той комнате, где папа жил… и сразу же приедет за мной!

– А у меня есть сестра. Лиза. Она красивая. Очень. У нее синие глаза и такие золотистые волосы… очень длинные…

– …у Павлика тоже синие глаза! А волосы – черные… это тоже очень красиво!..

– …Лиза очень умная. Она всегда училась на одни только пятерки и окончила школу с золотой медалью…

– …Павлик тоже очень умный! Он университет тоже с медалью окончил!

– Тут говорили, что в институте медаль не дают…

– Тут всегда врут! – вскрикивает Алла и сразу же испуганно зажимает рот ладошкой и переходит на самый тихий, но страстный шепот: – Ты им не верь! Они всегда, всегда врут! Они нарочно говорят, что у нас никого нет! А сами не дают нам письма и посылки… Я знаю, Павлик мне посылает!

– Наверное, Лиза тоже посылает, – неуверенно говорю я. Мне уже кажется, что у меня действительно есть сестра… Лиза… она далеко, но она есть!

– Конечно! – шепчет Алла. – Павлик мне послал Барби, и кукольную посуду, и две большие шоколадки… знаешь, такие, с орехами!.. И они все украли! И мою книжку про собак тоже! Она была у него, он мне купил и послал… А они украли!

Я лежу, смотрю в темноту и тоже чувствую себя обворованной. На мне теплая пижама в горошек, у меня есть два платья, джинсы и свой шкафчик. Ботинки, колготки, трусы, футболки, носки… Все чистое и целое – не такое, как раньше, когда мама почти ничего не стирала… Носовые бумажные платки не в счет, но махровое полотенце, желтое, с желтым же вышитым утенком – оно мое собственное, из новогоднего подарка. Я им не вытираюсь, оно не для этого! Его можно расстелить на тумбочке и выставить на него все сокровища: куклу без руки – ту самую, что приехала со мной из дому, пластмассовый браслетик на резинке – очень красивый, с красным сердечком посередине… мне его подарила одна тетенька в больнице, очень добрая тетенька! Которая смотрела на меня и почему-то плакала… наверное, потому что у нее самой была больная девочка, ей было плохо, той девочке, а мне уже хорошо, и меня выписали. Еще у меня есть погнутое и исцарапанное колечко – Алла говорит, что оно все-таки золотое, хотя желтое оно было когда-то, а теперь все желтое почти совсем слезло, но камушек очень красивый – синий-синий! Я его никому не показываю, кроме Аллы… ну и потому, что я его нашла, а кто-то ведь потерял! Там, на черной лестнице, куда мы так любим ходить. Колечко завернуто в носовой платок с листиками – однажды нам выдали не просто белые платки, как всегда, а необычно красивые, с желтыми, красными и коричневыми листьями… я не могла даже подумать, чтобы в них сморкаться или руки вытирать, как некоторые, и испортить такую красоту! Мне ужасно понравился рисунок, я подолгу любовалась им, и потом, на уроке рисования, я изобразила дерево с такими же листьями. Я их долго вырисовывала, со всеми жилочками и зубчиками на листочках, а потом раскрасила. «Удивительно, как рисует эта девочка! – шепотом сказала наша училка воспитательнице. – Я думала, такие глаза…» Да, такие глаза! Они думают, что я со своими кошмарными глазами совсем дебилка, как кричат мальчишки в коридоре! И не могу ни читать, ни писать, а рисовать тем более не могу! Только это неправда! Я могу! И я всему научусь! Я буду… буду, как Лиза!

– Да, они всегда врут! И все воруют! – говорю я громче, чем нужно, и тут же спохватываюсь: услышат. Хорошо, если просто шикнут: «Спите уже! Наговориться не могут! Подружки-ссыкушки!» – но могут подойти… и ударить. Или бросить через всю комнату чем-то. Моя кровать у самой двери, которую прикрывают неплотно. Щель – для того чтобы видеть и слышать, чем мы занимаемся, если вдруг не спим. Но когда свет гасят и в коридоре, они уже не ходят. Не подсматривают и не подслушивают. Мы с Аллой всегда ждем, когда свет погасят совсем.

Наверное, уже очень поздно – никто ничего не говорит, все спят. Алла тоже зевает и бормочет все тише и невнятнее. Я спать не хочу… я боюсь уснуть и проснуться мокрой. В туалет не хочется, но я все равно встаю и иду. Там тоже темно, блестит холодный кафель, и пахнет не домом, а как в больнице… Тут нигде не пахнет, как пахло дома. Хотя дома у нас пахло не всегда хорошо, но все же это был ДРУГОЙ запах.

Я возвращаюсь и ложусь. Аллы рядом уже нет – она отодвинула свою кровать от моей. Кровати двигать не разрешают: от этого портятся полы, – но все равно все их двигают. Наверное, потому что, если сдвинуть кровати и разговаривать под одеялом, там начинает пахнуть не сгоревшей кашей и не затхлой тряпкой, которой стирают с доски… не мелом… не старой краской, заворачивающейся в ломкие трубочки… не пластилином… не хлоркой… не мастикой для паркета, как в актовом зале… не пылью и пластиком, как несет от обитого бархатной синтетикой дивана в нашей игровой… не мылом с противным названием «Яичное» и не зубной пастой «Антошка»… и даже не мандаринами, которые пахли лучше всего, что я нюхала здесь! Если сдвинуть кровати, начинает казаться, что ты дома… и что у тебя действительно есть сестра Лиза…

– Она красавица, – шепчу я, хотя меня некому услышать. – Красавица! У нее такие длинные волосы… блестящие, гладкие!

Лиза моет свои волосы каждый день… у нее своя ванная комната, и никто не кричит: «Быстрее, девочки! Сколько можно копаться?» Она стоит под тугими струями, и вода тоже пахнет домом… яблоками, свежими журналами на столе, жареной картошкой и теми яркими цветами, которые есть почти на каждом подоконнике. Вода пахнет не пылью, не размокшими деревянными поддонами в душевой, не плесенью, железом и дезинфекцией – а Лизиными волосами… она струится, течет, льется, собирается в распростертые зеркала луж с отраженными в них облаками… она изливается и течет туда, куда сама хочет… она пахнет духами, которые мать однажды принесла неизвестно откуда и которые исчезли неизвестно куда… цветами, листьями, которые только-только вышли из почек – они еще липкие и глянцевые… солнечным светом – он тоже пахнет! Он так хорошо пахнет! Вода проливается сквозь пальцы моей сестры Лизы… красивой, высокой девушки с лицом таким ясным и открытым, что ее любят все… и больше всех – я!

– Лиза… – шепчу я. – Лиза!

Это имя прохладное, как кусочки мороженого, и такое же шелковое на языке, как пломбир… текучее, как вода… как духи, которые разлились, и теперь в этом месте будет пахнуть цветами всегда! Как трава, пропущенная сквозь пальцы… как колышущиеся водоросли в волнах… как невесомый пух, который летает на улице летом… и как снег – зимой. Лиза – это как время, которое все течет и течет… но все же идет слишком медленно! Слишком медленно! Сколько еще протечет этого вязкого времени, когда ко мне приедет моя Лиза?!

– Они все украли! – кричу я в одеяло, потом заталкиваю его себе в рот, чтобы не закричать, и плачу… – Украли… украли!

Да, они украли все: мое детство, мою худую маму с ввалившимися глазами, которая не смогла удержать в пальцах флакончик духов… наши два окна во двор – а во дворе деревья – большие, старые, с вытоптанной под ними землей, такой же твердой, как асфальт. Они украли нашу улицу – ту, по которой меня увезли, и ту дверь, в которую я вышла, чтобы никогда не вернуться ДОМОЙ, они тоже украли! Они даже украли мое имя! Потому что меня никак не могли назвать Мирабеллой! Я знаю, помню – меня всегда звали так же, как мою сестру – Лизой! Но только мне теперь некому это сказать!

Потому что они украли всё и всех: и тех, кто кричит, и тех, кто слушает. Они украли мир… целый мир, который у меня был, со всеми живыми людьми! И взамен дали мне ВОТ ЭТО. Они – это те, кто торгует наркотиками. Будьте же вы все прокляты!