Текст книги "Жизнь и судьба Михаила Ходорковского"

Попытка спасения НТВ

Казалось бы, потеря независимого телевидения – не самая главная из наших потерь. Но, вспоминая историю разгрома НТВ, я испытываю боль почти физическую.

О том, что у нас больше нет выборов, мы вспоминаем раз в четыре года. Тот факт, что у нас больше нет независимого суда, меня, слава богу, пока не коснулся. О том, что у нас отняли свободу собраний, мы вспоминаем раз в месяц, 31-го числа. А вот потеря НТВ пришла непосредственно ко мне домой и ощущается каждый вечер. И остается только вспомнить о том, что как раз в это время в 19:00 когда-то была программа «Сегодня», и ее вел Киселев. Вздохнуть. И выйти в Интернет.

Или включить все-таки по старой памяти раз в полгода, сравнить с контентом в Сети, плюнуть и выключить.

Есть, конечно, РЕН-ТВ, но это остатки прежней роскоши.

Я практически не включала российские каналы пять лет: с 2007-го по 2012-й.

Проблемы у «Мост-банка» Гусинского начались, как у всех – в 1998 году. Но тогда речь об отзыве лицензии даже не заходила, его медиаимперия была нужна на предстоящих выборах, и ее не тронули.

Но летом 1999-го проблемы приобрели другой характер. Все началось еще 30 мая с программы «Итоги» о Ельцинской «семье» и роли в ней Абрамовича, а продолжилось разоблачительными программами НТВ о махинациях главы президентской администрации Александра Волошина и Бориса Березовского с акциями концерна AVVA и банком «Чара».

А 10 июля первый канал нанес ответный удар: вышла аналитическая программа «Время», в которой рассказывалось о долгах НТВ «Газпрому».

15 июля 1999-го СМИ сообщили, что в «Медиа-Мосте» идут налоговые проверки. «Коммерсант» утверждал, что по личному указанию Волошина. Оказалось, что никаких проверок не было. Они начались четыре дня спустя, 19-го, в редакции газеты «7 дней», тоже входившей в холдинг Гусинского.

Тут же кредиторам Гусинского срочно понадобились деньги, несмотря на договоры о пролонгации долга. По иску «Внешэкономбанка» были арестованы счета «Медиа-Моста» и «НТВ-плюс».

Общий долг ВЭБу составлял 61 миллион долларов. Срочно требовалось вернуть 42,2 миллиона.

Осенью ситуация стала только хуже. «Медиа-Мост» поддержал на выборах Лужкова, а не прокремлевское «Единство», и проиграл.

ВЭБ стал требовать долг еще настойчивее. Кроме того, оказалось, что Гусинский должен «Газпрому» около 200 миллионов.

Всю осень главной проблемой империи Гусинского казался долг ВЭБу. «Медиа-Мост» пытался добиться отсрочки через арбитраж, но проигрывал суды один за другим. «Коммерсант» дотошно освящал тяжбу.

В начале декабря «Медиа-Мост» продал «Газпрому» 12% своих акций, но живых денег не получил, поскольку «Газпром» гарантировал долги «Моста» банку «Credit Suisse First Boston», и ему предстояло расплачиваться по этим кредитам.

Тут у «Медиа-Моста» вдруг нашлись деньги, и долг ВЭБу был выплачен. «Источник средств холдинг держит в секрете. Однако наиболее вероятно, что расплатиться с ВЭБом «Медиа-Мосту» помог «Газпром»», – комментировал «Коммерсант».

Возможно, «Газпром» тоже поучаствовал, но был еще один источник. «О том, кто помог деньгами оппозиционному Кремлю медиа-холдингу, мы наверняка узнаем очень скоро», – писал «Коммерсант».

Узнали. В 2005-м, на первом суде над Ходорковским и Лебедевым.

Кредит «Мосту» под залог векселей «Мост-банка» был предоставлен НК «ЮКОС».

Первые транши пошли еще в июле 1999-го. До конца декабря со счетов нефтяной компании было перечислено около 23 миллионов долларов и примерно столько же со счетов трейдера «ЮКОСа» ООО «Грейс». Эти суммы полностью покрывали долг ВЭБу. В 2000-м со счетов другой трейдерской фирмы «ЮКОСа» ООО «Митра» перечислили еще 48 миллионов.

Суд счел это растратой.

Последний транш был 28 апреля 2000-го, примерно на 710 миллионов рублей. Они были перечислены ЗАО «Метамедиа» и потрачены на выкуп векселей «Группы Мост». 2 июня 2000 года ЗАО «Метамедиа» приобрело у ЗАО «Группа Мост» здание в Большом Палашевском переулке в счет погашения этих векселей.

Почему-то последнюю сделку внутри империи Гусинского, к которой Ходорковский вообще не имел никакого отношения, суд счел наиболее предосудительной.

«Однако ЗАО «Метамедиа» и ООО «Группа Мост» являлись подконтрольными Гусинскому В.А. обществами, вследствие чего данная сделка являлась притворной и была направлена на сокрытие источника денежных средств», – утверждается в приговоре Мещанского суда.

Суд пошел и дальше: «произведенная финансовая операция имела своей целью придание видимости законности происхождения денежных средств, поступивших на счета ООО «Группа Мост «».

Ну конечно, незаконно! Оппозиционному же телевидению! Вот если бы проправительственному – тогда другое дело.

В июле 2001 в рамках дела Гусинского на здание в Большом Палашевском переулке наложили арест.

Тем временем в «ЮКОСе» было решено компенсировать долг «Моста», приняв в счет задолженности то самое здание. Точнее, не само здание – оно было арестовано – а 99,99% долей общества, им владевшего. План мероприятия назывался «Погашение задолженности перед Группой путем приобретения прав на административное здание».

Суд счел это попыткой Ходорковского скрыть растрату.

То есть, дали вы кому-то в долг. Должник ваш обанкротился, и в качестве компенсации вы получили его имущество. Так вот: тот факт, что вы дали ему в долг есть растрата, а то, что часть долга удалось компенсировать… Нет, не угадали, не компенсация. На самом деле, это ваша попытка скрыть растрату. То есть выдача займа – это кража, возврат займа – попытка ухода от ответственности.

Логика Генпрокуратуры иногда поражает. Она настолько отличается от общепринятой, что достойна отдельного исследования. У нас премьер с Луны, он не знает, кто такой Шевчук. И Генпрокуратура, видимо, оттуда же.

Но и это еще не все.

Интересно, что «погашение задолженности» было успешным. В декабре 2002-го здание перешло в собственность одной из структур «ЮКОСа» ООО «ЮМ-Эстейт». «Таким путем Ходорковский М. Б. добился сокрытия части растраченной суммы», – победно заявили в приговоре и сделали вывод: «Ходорковский М. Б. безвозмездно изъял и обратил в пользу Гусинского В. А. 2.649.906.620 рублей».

Впрочем, Михаил Борисович на суде отрицал свою причастность к этому благородному делу: «Общий объем временно свободных средств ОАО НК «ЮКОС» составлял сотни миллионов долларов. Деятельность по их размещению не относится к основной деятельности компаний ОАО НК «ЮКОС» и «ЮКОС-Москва», а подобные операции, в соответствии с уставом, согласования с председателем Правления ООО «ЮКОС-Москва» или с президентом этой компании не требуют».

Зато подтвердил много позже в переписке с Людмилой Улицкой.

«Так как все-таки на самом деле? – спрашиваю его я. – Вы лично имели отношение к принятию решения о кредитовании «Медиа-Моста»? Насколько это было рискованно?»

«Сделок, связанных с попыткой спасения НТВ, было несколько, – пишет он. – Раскрывать весь набор предпринятых шагов еще не время.

Риск совершения этих действий был исключительно политический. Я убедил Совет директоров «ЮКОСа» его принять. Занимался этим потому, что в данном случае речь шла не просто о размещении свободных средств, а о поддержке независимого телевидения, и для меня было важно не дать ему погибнуть. Замечу – Гусинский сделал все, чтобы расплатиться. Но не все зависело от него».

Так что я не зря приписываю лично Ходорковскому честь кредитования оппозиционного телевидения.

Эпизод с «Мостом» был исключен из приговора кассационным определением Мосгорсуда. То есть, по сути, по эпизоду так называемой «растраты» в пользу «Моста», Ходорковский был оправдан!

Но не подумайте, уважаемый читатель, что так решили потому, что давать займы оппозиционным СМИ вовсе не преступно. Нет, причина была совсем в другом. По мнению суда, перечисленные структурам Гусинского денежные средства были до того похищены Ходорковским (у «ЮКОСа», что ли?), а «лицо, которое незаконно владеет каким-либо имуществом, не может его растратить».

«Медиа-Мост» в конце концов благополучно обанкротили. Юкосовские транши не спасли.

НТВ тоже не устояло.

Весной 2000-го выяснилось, что НТВ не принадлежит «Медиа-Мосту», и банкротить последний большого смысла не имело. А принадлежит НТВ в основном лично Гусинскому, и отобрать у медиамагната строптивый канал законным способом не представляется возможным.

Но в марте 2000-го был избран новый президент России, правила игры изменились на более эффективные, и отсутствие законного способы перестало быть препятствием для власти.

Против Гусинского спешно сфабриковали уголовное дело. Это было первое громкое дело старшего следователя по особо важным делам Салавата Каримова.

Владимир Александрович был арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму, где его сломали за три дня. Там он подписал тайный шестой протокол, где в обмен на свободу обещал по дешевке продать НТВ «Газпрому».

Медиамагната благополучно выпустили в Испанию, а дело закрыли. Зато, когда, оказавшись в безопасной Европе, Владимир Александрович отказался от подписанных в тюрьме обязательств, дело возбудили вновь.

В путинской России уголовное дело, как дверь: хочу – закрою, хочу – открою.

Чтобы неповадно было, Гусинскому к первому делу «Русского видео» добавили еще одно: о неисполнении взятых на себя в тюрьме обязательств.

Но это уже другая история, которая окончилась арестом Владимира Александровича в Испании и отказом в его экстрадиции в Россию.

Гусинскому не повезло. Он был первым: на наивном Западе еще не поняли «ху из мистер Путин», и Владимиру Александровичу пришлось провести некоторое время в испанской тюрьме.

С фигурантами дела «ЮКОСа» уже не были столь строги. В их экстрадиции отказывали почти автоматически, минуя стадию ареста.

Первый суд

14 мая 2004 года дело Ходорковского было передано в суд.

Процесс начался 28-го в Мещанском суде города Москвы. Дело рассматривали сразу три судьи: Ирина Колесникова, Елена Максимова и Елена Клинкова. На тройственности суда настоял Генрих Падва: «Трое судей – в три раза лучше, чем одна».

Колесникова, которая с самого начала приняла дело, уже успела вынести обвинительный приговор Василию Шахновскому за неуплату налогов с физического лица, но он расплатился еще во время следствия, так что от наказания был освобожден.

В видеоролике, снятом незадолго до ареста[176]176
  http://www.youtube.com/watch?v=aD8oLhcUN8o&feature=related.


[Закрыть], Михаил Ходорковский говорил, что приходит с работы часов в одиннадцать-двенадцать, а спит – по 5 – 6 часов. «Мне хватает», – объяснял он.

Однако в тюрьме признался адвокатам, что только здесь выспался. Выглядит он бодро. Сидит в клетке на жесткой скамье, делает пометки в тетради или читает Ричарда Пайпса – американского специалиста по русской истории, который относит Россию к числу стран, где представление о частной собственности так и не успело сформироваться. Единственным настоящим собственником в Московии был князь, рассказывает ему Пайпс, и с имуществом подданных он имел право поступать как угодно. Хозяина, например, изгнать или в рабство обратить, а имущество отдать на разграбление.

Ходорковский «проглатывает» по книге в день. Уже к середине процесса он признается адвокатам, что получил в тюрьме второе высшее гуманитарное образование.

Он безукоризненно вежлив. Когда хочет обратиться к суду, поднимает руку и терпеливо ждет, когда судьи заметят. Обращается к ним «уважаемый суд» и «Дмитрий Эдуардович», – к прокурору Шохину.

Одет Михаил Борисович в джинсы и темную рубашку с короткими рукавами. В суде душно, и он периодически отпивает воду из пластиковой бутылки.

Рядом с ним Платон Лебедев. Он нездоров и периодически дремлет, опустив голову на прутья решетки, или отпивает из бутылки самодельную простоквашу, которой лечится от гепатита. Но в адрес прокуроров отпускает едкие замечания, иногда совершенно несправедливые: «Я ношу имя великого философа Платона, собрание сочинений которого, я надеюсь, не полностью утащили у меня из дома при обыске».

Нисколько не сомневаюсь, что не утащили. Зачем им?

«Антиконституционная экстремистская организованная преступная группа в составе следователя Генпрокуратуры Каримова, первого замгенпрокурора Бирюкова и их представителя в суде – безнравственного карьериста Шохина по предварительному сговору сфальсифицировала против меня и моего друга Ходорковского юридически несостоятельное обвинение…», – говорит Лебедев.

От последнего слова он откажется, пообещав сказать его в Европейском суде.

Третий подсудимый, Крайнов, под подпиской о невыезде.

Прокуроры зачитывают письменные доказательства.

Почти все эпизоды, за которые Михаил Ходорковский получил первый восьмилетний срок, мы уже рассмотрели.

Остался один, точнее два.

Я не случайно оставила их напоследок, поскольку они очень похожи на обвинения в хищении всей нефти «ЮКОСа», которые фигурировали на втором процессе.

Первый эпизод – это хищение у ОАО «Апатит» всех денежных средств, полученных за счет «выручки от реализации его продукции в 1998—1999 годах», путем покупки у него продукции по «заниженным» ценам.

Второй эпизод – причинение ущерба путем обмана при отсутствии признаков хищения при реализации той же продукции, тем же методом, но в 2000—2002 годах.

Я пока не буду обсуждать вопрос о том, как вообще можно что-либо украсть, купив это. Пока два слова о том, почему одни и те же действия в 1998—1999 годах названы «хищением», а в 2000—2002 – причинением ущерба при отсутствии признаков хищения.

Это очень просто. Дело в том, что статья 160 – «хищение» – предусматривает максимальное наказание десять лет, а значит, и срок давности по ней – десять лет.

А статья 165 – «нанесение ущерба без признаков хищения» – пять лет, а значит, и срок давности по ней пять лет.

Первый суд выносил приговор в 2005 году.

Поняли?

2000 + 5 = 2005. Получается! Можно приговаривать. Укладываемся в срок давности по статье 165.

1998 + 5 = 2003. Не получается… двух лет не хватает.

1998 + 10 = 2008. Получается! Но по статье 160.

Именно поэтому то, что в 98-м «хищение», в 2000-м – «нанесение ущерба без признаков хищения».

Надо отдать должное «Мосгорсуду»: утвердить подобный приговор у него не хватило бесстыдства, и он все перевел на 165-ю, что на сроке почти не отразилось.

Но о сути.

А суть дела в том, что у ОАО «Апатит», контрольный пакет которого принадлежал структурам Ходорковского, его продукцию – апатитовый концентрат – покупала компания «Апатит-Трейд» и еще несколько торговых фирм, также принадлежащих структурам Ходорковского. И покупала, понятно, дешевле, а продавала дороже. Генпрокуратура сочла, что цена покупки была заниженной, а на сумму разницы цен был нанесен ущерб. Так как «Апатит» не удалось заставить признать себя потерпевшим, на последнюю роль назначили государство, которому принадлежало 20% акций «Апатита». По мнению обвинителей, в результате занижения цены государство недополучило дивиденды. Кроме того, пострадали миноритарные акционеры, например, господин Кантор. То есть, нанесен ущерб в форме упущенной выгоды.

Причем покупали апатитовый концентрат, понятно, в районе Мурманска, а продавали в западной и восточной Европе примерно вдвое дороже, чем покупали.

Э-э-э… Я даже не знаю, как это комментировать. Мне все вспоминаются румынские сапоги, которые я купила летом 2010-го в Болгарии за 300 рублей на наши деньги. Их в Москве за полторы тысячи влегкую продать. Интересно, кого я при этом ограбила? Болгарского торговца, что ли?

А он рад был.

Почем он-то их купил, интересно…

В общем, если серьезно, Мурманск и Европа, так же как Болгария и Москва, – это разные рынки с совершенно разными ценами, которые сравнивать нельзя.

А в ценовую разницу, как минимум, стоимость доставки входит.

В обвинении утверждалось, что «Апатит» и сам мог продавать свой концентрат, поскольку загружал его в железнодорожные вагоны на своей территории, оформлял перевозочные документы в адрес конечных потребителей и сообщал железной дороге план перевозок. Но о том, кто оплачивал перевозку, почему-то не сказано ни слова.

Мне тоже болгарский торговец сапоги собственноручно в сумку положил, а вот билет на поезд я покупала на свои деньги: около пяти тысяч в один конец.

Итого, реальная цена сапог: 5000 + 300 = 5300 руб.

Нет, невыгодно ездить в Болгарию за одной парой…

Структуры Ходорковского покупали апатитовый концентрат в городе Апатиты Мурманской области по 29 долларов за тонну, а продавали в Европе по реальной цене 53,25 долларов США. Думаю, потому что оптом. Поэтому такая маленькая разница.

Была проведена и приобщена к делу бухгалтерская экспертиза, из которой следовало, что при реализации апатитового концентрата ОАО «Апатит» без посредников по закупочным ценам заводов-потребителей и при реализации на экспорт по цене 45 долларов за тонну на условиях FOB Мурманск, чистая прибыль ОАО «Апатит» увеличилась бы на несколько миллиардов.

Что такое условия поставки FOB, легко найти в Википедии. Это когда поставщик за свой счет довозит товар до порта, платит таможенные пошлины и оплачивает погрузку. А после этого все риски и дополнительные расходы по перевозке ложатся на покупателя.

Не знаю, можно ли довести апатитовый концентрат в Европу по цене 53,25—45 = 8, 25 (восемь целых, 25 сотых) долларов за тонну, если на доставке Апатиты – Мурманск плюс таможенные пошлины, плюс погрузка, можно накрутить 45—29 = 16 долларов за тонну…

От города Кировска, где находится ОАО «Апатит», до Мурманска 205 км, а от Мурманска до Европы – несколько тысяч.

Странно, конечно… да ладно, не буду спорить с экспертами.

Но даже если тонну апатитового концентрата можно довести из Мурманска до европейского потребителя удобрений за 8,25 долларов за тонну, в любом случае еще надо найти покупателя, который возьмет на себя риски морских перевозок. А для этого ОАО «Апатит» должно держать своих эмиссаров в Европе или, по крайней мере, оплачивать им командировки.

В приговоре сказано, что до прихода команды Ходорковского ОАО «Апатит» именно так продукцию и реализовывало, без всяких посредников.

И оказалось на грани разорения. Так что его пришлось приватизировать.

– Насколько верны мои рассуждения? – спрашиваю у Михаила Борисовича.

– Я – не торговец, – пишет он, – и уж тем более не торговец апатитовым концентратом. Платон разбирается лучше. Все остальное – верно. Но еще надо помнить, что в 1994—1996 гг. (когда я занимался «Апатитом») ставки по кредитам для русских компаний были весьма и весьма высоки, а продукция при экспорте оплачивалась иностранными покупателями лишь после доставки. Российские же заводы платили далеко не сразу и далеко не всегда.

В этом эпизоде есть еще одна пикантная деталь. Собственно, я не могу понять, почему Михаил Борисович не был признан потерпевшим по этому делу.

Ведь по версии следствия он украл у государства 70% пакет акций ОАО «Апатит», а в торговых фирмах «Апатита» через компанию «Фосагро» и «Menatep Group» ему принадлежало около 50%. Итого он обманул сам себя на 20% прибыли.

По статье 165 УК РФ за нанесение ущерба в форме упущенной выгоды суд приговорил его к трем годам лишения свободы.

И, как всегда, первое дело по сравнению со вторым есть эталон формальной логики.

До второго мы еще дойдем.

Тем временем шло планомерное уничтожение «ЮКОСа»: активы распродавались, менеджеров арестовали или выдавливали за границу. В декабре была арестована мать двоих детей, заместитель начальника правового управления ООО «ЮКОС-Москва» Светлана Бахмина.

12 января 2005-го в Мещанском суде выступал Михаил Ходорковский.

– Я давно уже не переживаю за свою собственность и судьбу, – сказал он. – Думаю, меня признают виновным в чем угодно, даже в поджоге Манежа, но хватать и сажать простых сотрудников «ЮКОСа», тем более женщину, имеющую малолетних детей, – явно перебор. Утверждениями о хищении миллиардов долларов при продаже «ЮКОСом» нефти Генпрокуратура не только воздействует на суд, но и опять подставляет себя и страну. Доверие же мое к российскому правосудию подорвано в связи с решениями судов по делу «ЮКОСа». Например, решением Басманного суда об аресте счетов «ЮКОСа» по причине того, что главный бухгалтер «ЮКОСа» похитила деньги этой нефтяной компании и хранит похищенное на счетах предприятий «ЮКОСа». Или – решением арбитражного суда о том, что за четыре года «ЮКОС» уклонился от уплаты налога на прибыль на сумму, превышающую объем прибыли «ЮКОСа» за эти годы.

Через два дня объявили, что против Ходорковского и Лебедева возбуждено новое уголовное дело об отмывании денег, то самое, которое в 2009—2010 годах будет рассматривать Хамовнический суд.

Первый суд был фактически завершен 11 апреля 2005 года. На 27-е назначили оглашение приговора. Во время процесса заслушали 76 свидетелей обвинения и 4 свидетеля защиты. «Нам в принципе было очень трудно найти желающих выступить в защиту Ходорковского. Все боялись такого выступления, в чем откровенно признавались, когда мы об этом их просили. Некоторые сначала соглашались выступить, а потом отказывались», – объяснял Генрих Падва.

11-го зал суда был заполнен до отказа. С последним словом выступал Михаил Ходорковский. «Полтора года назад вооруженные люди задержали меня и отказались выпустить под залог», – сказал он. Их целью было «планомерное уничтожение «ЮКОСа»».

Процесс «затеяли определенные влиятельные люди с целью забрать процветающую компанию, а точнее – ее прибыль». Его задержание в шесть раз увеличило бегство капитала, «доморощенная бюрократия нанесла урон государству», и «пусть полнота ответственности ляжет на тех, кто это затеял».

«Два года обысков, захват заложников путем арестов, но обвинение не смогло найти наличие тайных противозаконных деяний, чтобы говорить о существовании криминальной группы», – сказал он. В деле нет ни одного документа, равно как и свидетельских показаний о получении им и Лебедевым незаконных средств. «Два года бесчеловеческих трудов генеральной прокуратуры и нулевой результат».

«Многие мои коллеги брошены в тюрьму, фактически превращены в заложников», – сказал Ходорковский и добавил, обращаясь к ним: «Спасибо вам за все, я с вами, я всегда буду поддерживать вас!» И попросил судить его без снисхождения.

Он поблагодарил родителей и жену за терпение и поддержку и извинился «за потраченные нервы».

Публика аплодировала стоя.

27 апреля оглашение приговора Ходорковскому и Лебедеву перенесли на 16 мая.

«Суд, по всей видимости, просто не успел написать приговор», – прокомментировал Генрих Падва.

Адвокат Ходорковского Каринна Акоповна Москаленко считает иначе: «По первому делу, по всей видимости, был вынесен один приговор, и в день, когда его должны были оглашать, вдруг сообщили, что будет написан другой. То есть сообщили, что на подготовку приговора уйдет даже больше времени, чем было затрачено. И, когда суд оглашал его, видно было, что его пишут по пути».

За три дня до начала оглашения приговора прокуратура заявила, что планирует предъявить Ходорковскому новые обвинения. На этот раз в отмывании денег… путем выплаты дивидендов.

Это обвинение предъявят более года спустя, и оно будет рассматриваться на втором процессе.

А тогда, в 2005-м, журналисты назвали его «обвинением на случай оправдания» придуманным только для того, чтобы оставить Ходорковского в тюрьме независимо от приговора.

16-го, в первый день оглашения приговора, сторонники Ходорковского организовали пикет у стен суда. Пришли Ирина Хакамада, Гарри Каспаров, Валерия Новодворская, Сергей Митрохин, Илья Яшин, активисты «Обороны», «Яблока» и организаций помельче. Пикет был разрешен до 14:00. В 14:00 пикетчики плакаты свернули, но разойтись отказались. В результате около 50 человек было задержано. В том числе Сергей Митрохин, которого избили и поместили в милицейскую машину.

Противники подсудимого тоже присутствовали в количестве человек пяти, но их почему-то никто не тронул.

На второй день территория вокруг Мещанского суда была оцеплена. Сторонников Ходорковского туда больше не пускали даже по повесткам в Мещанский суд по делам об административном правонарушении. Зато противников Ходорковского вдруг оказалось под три сотни. И за оцепление их, понятно, пускали.

Один из них признался корреспонденту «Коммерсанта», что за участие в пикете им обещали по 300 рублей на брата.

На третий день чтения приговора 18 мая трое адвокатов – Падва, Шмидт и Краснов – вышли из зала в знак протеста. «За свою сорокалетнюю адвокатскую карьеру я впервые столкнулся со столь грубым извращением показаний свидетелей в угоду обвинению», – прокомментировал Юрий Шмидт.

23 мая, через неделю после начала оглашения приговора, на Каланчевской улице, где расположен Мещанский суд, начали дорожные работы. Так что пикетчики, поддерживавшие подсудимых, были вынуждены стоять в нескольких сотнях метров от здания, даже если пикет был разрешен. Адвокаты бросали машины в соседних переулках и едва не опаздывали на заседания.

«В России две беды – дураки и дороги. Ходорковский уже заставил отремонтировать дороги. Осталось справиться с дураками», – шутили пикетчики.

25 мая, на восьмой день чтения приговора, адвокат Платона Лебедева Елена Липцер заявила журналистам, что оценивать его с точки зрения права бессмысленно: «Многословие направлено на то, чтобы показать значимость и якобы справедливость приговора. В действительности же это фарс и расправа над нашими подзащитными». А адвокат Лебедева Константин Ривкин заявил, что в приговоре звучат «аргументы обвинения, которые были опровергнуты в ходе многомесячного судебного разбирательства».

Приговор закончили читать 31 мая. Ходорковский и Лебедев были приговорены к 9 годам колонии общего режима.

Канадский адвокат Ходорковского Роберт Амстердам заметил, что аргументы защиты не были учтены в приговоре вовсе. Словно адвокаты и не выступали в суде.

«Подсудимые слушали приговор спокойно. Даже когда были оглашены сроки, Михаил Ходорковский не изменился в лице. На лице Платона Лебедева застыла легкая ироническая улыбка», – писал «Коммерсант».

Судья спросила, понятен ли им приговор. «Приговор понятен. Считаю его просто памятником басманному правосудию», – громко, на весь зал сказал Ходорковский.

Лебедев заявил, что приговор ему непонятен. На что судья беспристрастно еще раз зачитала статьи и срок.

Один из журналистов выбежал из здания суда к пикетчикам из группы «Совесть» и «Обороны», которые поддерживали Ходорковского, сказал только три слова: «Ходорковскому – девять лет» и убежал обратно.

Женщины в пикете заплакали. Потом все на удивление дружно кричали «Позор!»

А в суде три часа читали определение по эпизоду с акциями «Апатита», по которому истек срок давности. Жена Ходорковского Инна пришла на заседание в темных очках и незаметно вытирала глаза, Марина Филипповна подсела к ней, обняла и пыталась успокоить.

Наконец судья спросила подсудимых, понятно ли им определение. «Это еще один монумент басманному правосудию», – сказал Ходорковский. «Ваше преступление мне понятно!» – сказал Платон Лебедев.

«Мы категорически не согласны с приговором во всех его частях», – заявил от имени всех адвокатов Генрих Падва и пообещал обжаловать его в кассационной инстанции.

Генпрокуратура выразила удовлетворение приговором.

А адвокат Антон Дрель зачитал журналистам заявление Ходорковского: «Несмотря на очевидное отсутствие доказательств моей вины, суд решил отправить меня в лагерь. Я понимаю, какому давлению подвергалась судья Ирина Колесникова. Сегодня миллионы наших сограждан увидели, что, несмотря на заявление высшего руководства страны об укреплении правосудия, надеяться пока не на что. Это стыд, позор и беда нашего государства».

«Мне известно, что судьба приговора по моему уголовному делу решалась в Кремле. Я не признаю себя виновным. И для меня принципиально добиться справедливости на родине».

«Свобода – это внутреннее состояние человека, и я считаю себя истинно свободным, в отличие от моих врагов. Именно мои недоброжелатели, которым по ночам снится обуреваемый жаждой мести Ходорковский, обречены всю оставшуюся жизнь трястись над украденными активами «ЮКОСа». Это они глубоко несвободны и никогда свободными не будут. Их жалкое существование – вот подлинная тюрьма».

Журналисты ждали у входа родственников подсудимых. Но они покинули здание через служебный вход. Вышли только родители Ходорковского. «Я потеряла сына в тот день, когда выбрали Путина», – сказала Марина Филипповна.

9 июня адвокаты подали кассационные жалобы в Мосгорсуд. Они просили отменить приговор и полностью оправдать их подзащитного.

Приговор просили отменить по некоторым эпизодам за отсутствием состава преступления, по другим – в связи с непричастностью к ним. Но была и вовсе экзотика: отсутствие события преступления. «Это настолько редкое сочетание, что все эти мотивировки подходят к ситуации, что мы думали, как лучше составить жалобу и что применить», – прокомментировал Генрих Падва.

15 июня адвокаты Михаила Ходорковского и Платона Лебедева дали пресс-конференцию. «Я себя так воспитал, что должен уважать то дело, которому служу, то есть правосудие, – сказал Генрих Падва. – Поэтому я обычно не критикую суд, который должен быть вершиной правосудия. Но ужас в том, что то, что произошло в Мещанском суде, находится за пределами правосудия. Суд вел себя так, что согласился бы с обвинением, даже если оно сказало бы, что дважды два восемь, пусть даже защита говорила бы, что дважды два четыре». На следующий день, 16 июня, Михаил Ходорковский передал администрации СИЗО жалобу на приговор.

Он писал, что невиновен, и просил Мосгорсуд дать понять «кремлевским чиновникам и обществу», что политический заказ «не может служить основанием для вынесения неправосудного приговора, основанного на абсурдном толковании закона, предположениях, необоснованных умозаключениях и даже прямой фальсификации».

Он писал, что это прецедент, который может окончательно разрушить «правовую систему страны, репутацию России и ее правосудие».

«Я свой долг перед страной выполнил, – заключил он, – остался, потеряв все. Выполните и вы».

Неужели наш долг перед страной в том, чтобы приносить ей себя в жертву?

Да и не ей, а тем правителям, которых она по неразумию и лености выбирает.