Текст книги "Дочь генерала"

Глава 14

– Куда, в Учебный центр к психологам?

Я посмотрел на свои сугубо гражданские часы. Было без десяти шесть вечера. Вот-вот начнется «Добрый час».

– Нет. Подбрось меня в клуб.

Здание офицерского клуба стояло на холме, в стороне от шумного центра базы, но недалеко, рукой подать.

– Ну и как движутся наши дела? – сказала Синтия.

– Ты имеешь в виду личные или служебные?

– И те и другие.

– М-м... если говорить о служебных – дел невпроворот. А у тебя как?

– Я у тебя спрашиваю.

– Пока ничего. Ты, оказывается, знаешь, что к чему. Я восхищен.

– Спасибо. А личные?

– Личные? Приятно быть с тобой.

– А мне с тобой. – После минуты многозначительного молчания Синтия переменила тему: – Как тебе генерал Кемпбелл?

Я задумался. Когда человек умирает, важно уловить первую реакцию его родственников, друзей, сослуживцев. Я раскрыл несколько убийств, просто замечая, что люди ведут себя не так, как подсказывают обстоятельства.

– Я не заметил глубокой скорби и безутешного горя, какие обычно испытывает отец при вести о смерти сына или дочери. Но генерал такой человек.

– Какой же?

– Солдат, герой, вожак, чем выше на лестнице власти, тем меньше у него своего, личного.

– Пожалуй. – Синтия помолчала. – Если учесть обстоятельства смерти Энн Кемпбелл... Я имею в виду ту позу, в какой ее нашли... Не думаю, чтобы это был отец.

– Мы не знаем, где она умерла – на том месте, где найдена, или на другом. Мы не знаем, умерла она одетой или раздетой. То, что мы видим, и есть видимость. Опытный убийца заставляет видеть то, что он хочет.

– И все-таки невозможно поверить, что он задушил собственную дочь.

– Случай действительно редкий, но время от времени все же попадается. Если бы я был отцом Энн и знал о ее сексуальных закидонах, ей бы не поздоровилось.

– Но ты не дошел бы до убийства собственной дочери.

– Да, не дошел бы. Но как знать... Я просто пытаюсь установить мотивы преступления.

Мы подъехали к офицерскому клубу, который, как я уже говорил, размешался в здании испанской архитектуры, с наружной лепниной. Стиль этот был в моде в 20-е годы XX века, когда оно и строилось, а лагерь Хадли стал Форт-Хадли. Победоносно завершилась Первая мировая война, которая должна была покончить со всеми войнами, но где-то в дальнем уголке общественного сознания затаилась мысль, что надо готовить большую регулярную армию для следующей войны, которая должна покончить со всеми войнами. Как ни печально, я полагал, что и нынешнее сокращение вооруженных сил носит временный характер. Я открыл дверцу машины.

– Ты не одета, а то я пригласил бы тебя пообедать.

– Я могу переодеться... если, конечно, не хочешь поесть один.

– Жду тебя в гриль-баре.

Я вошел в клуб в тот момент, когда по местной радиосети прозвучал сигнал окончания дня. Я разыскал администратора, показал свое удостоверение и попросил телефонный указатель по базе. Квартиры полковника Мура в нем не оказалось, и я позвонил в Учебный центр. Был уже седьмой час, но тем и хороша армия, что в любое время суток кто-нибудь и где-нибудь дежурит. Мы никогда не спим, мы бдим. Трубку взял дежурный сержант и соединил меня с приемной полковника Чарлза Мура.

– Учебный центр особых операций. У телефона полковник Мур.

– Полковник Мур, с вами говорит уорент-офицер Бреннер из «Армейских ведомостей».

– М-м...

– Я относительно смерти капитана Кемпбелл...

– Да? Ужасное происшествие... просто трагедия.

– Да, сэр, трагедия. Не могли бы сказать несколько слов?

– Конечно, конечно... М-м... Я был непосредственным начальником капитана Кемпбелл...

– Да, я это знаю, полковник. Может быть, вам удобнее сейчас встретиться со мной в офицерском клубе? Я отниму у вас минут десять, не более.

– М-м...

– Через два часа – последний срок сдачи материала в набор, и нам бы хотелось напечатать хоть несколько слов от ее непосредственного командира.

– Да-да, конечно... Где?

– Жду вас в гриль-баре. Я в синем костюме. Спасибо, полковник.

Большинство американцев знают, что не обязаны отвечать на вопросы полиции, если не хотят, но им кажется, что они в долгу перед прессой. Лучшую часть дня я был Полом Бреннером, представителем УРП, и устал обманывать людей.

Я перелистал телефонный справочник по Мидленду и узнал, что Чарлз Мур жил в том же комплексе, где снимала коттедж Энн Кемпбелл. Ничего необычного тут в общем-то не было, хотя Виктори-Гарденс не то место, где селятся полковники. Но может быть, Чарлз Мур был по уши в долгах и его как медика не смущали встречи со строевыми лейтенантами и капитанами на автостоянке. Возможно, он хотел быть поближе к Энн Кемпбелл.

Я записал его адрес, телефон, потом позвонил в гостиницу для приезжих. Синтия только что вошла в свою комнату.

– Полковник Мур готов сейчас встретиться с нами. Мы из «Армейских ведомостей». Спроси, не найдется ли в гостинице комнаты для меня. Я не могу ехать в Сосновый Шепот, когда кругом рыщут люди шефа Ярдли. Заскочи в магазин, возьми мне зубную щетку, бритву и бритвенные принадлежности. Кроме того, купи трусы на средний рост и пару носков. Да, еще свежую сорочку, размер воротника пятнадцатый. Не забудь кроссовки для себя, понадобятся, когда поедем на стрельбище, и фонарик. О'кей? Синтия, Синтия? Алло?

Барахлит, подумал я, повесил трубку и сошел вниз, в гриль-бар. Обстановка здесь менее формальная, чем в главном зале, и обслуживают быстрее. Я заказал пиво у стойки и, пожевывая хрустящий картофель и орешки, стал прислушиваться к разговорам. Главной темой была, естественно, гибель Энн Кемпбелл, но люди высказывались сдержанно, осторожно. Как-никак офицерский клуб. В забегаловках Мидленда говорили о том же, но наверняка громче и откровеннее.

У входа появился мужчина средних лет в защитной форме с полковничьими орлами. Он обводил взглядом просторное полуподвальное помещение бара. Я выждал минуту, заметив, что никто не помахал ему и не окликнул. Очевидно, полковника Мура не очень хорошо знали и, может быть, не любили.

Я встал, подошел к нему. Он улыбнулся.

– Мистер Бреннер?

– Он самый, сэр. – Мы пожали друг другу руки. Форма на нем была помята и плохо подогнана – верная примета, по которой узнаешь офицера-нестроевика. – Спасибо, что пришли.

Полковнику Муру на вид лет пятьдесят, у него черные вьющиеся волосы, чуть длинноватые для военнослужащего, и вообще он выглядел как медик, только вчера призванный с гражданки в армию. Меня всегда интересовали военные врачи, военные юристы, военные дантисты – никогда не мог определить, то ли они сбежали от преследования за подсудную деятельность, то ли были истыми патриотами. Мы прошли к столу в дальнем углу зала.

– Выпьете что-нибудь? – спросил я.

– Не откажусь.

Я подозвал официантку, и полковник Мур заказал бокал хереса. Разговор с самого начала пошел наперекосяк. Мур уставился на меня, словно пытался определить степень моего душевного расстройства, и чтобы оправдать его профессиональные ожидания, я брякнул:

– Похоже, псих орудовал? Может быть, серийный убийца.

Верный своей профессиональной установке, Мур обратил мое высказывание в вопрос:

– Почему вы так думаете?

– Просто пришло в голову.

– Подобных изнасилований и убийств здесь не было.

– Подобных чему?

– Тому, что случилось с капитаном Кемпбелл.

То, что случилось с капитаном Кемпбелл, не должно было бы стать к данному моменту общеизвестным фактом, но армия слухами полнится. Можно только догадываться, что знали полковник Мур, полковник Фаулер и генерал Кемпбелл.

– И что же с ней случилось?

– Она изнасилована и убита, – ответил полковник Мур. – На стрельбище.

Я вытащил блокнот и хлебнул пива.

– Я только что из округа Колумбия и почти не располагаю информацией. Говорят, ее нашли раздетой и связанной.

Было видно, что полковник продумывает ответ.

– Об этом лучше справьтесь у военной полиции.

– Я так и сделаю. Сколько времени вы являетесь ее непосредственным начальником?

– С того момента, как она прибыла в Форт-Хадли. Около двух лет.

– Значит, вы хорошо ее знали?

– Конечно. У нас здесь на базе небольшой учебный центр – около двадцати сотрудников и тридцать военнослужащих, назначенных к нам для прохождения курса.

– Понимаю... Что вы испытали, когда узнали печальную новость?

– Я был в шоке. Совершенно потрясен. До сих пор не могу поверить, что это произошло...

По его виду, однако, нельзя было заметить, что он потрясен и в шоке. Мне приходилось работать с психологами и психиатрами, и могу засвидетельствовать, что иногда они ведут себя неадекватно, хотя и говорят разумные вещи. Кроме того, я считаю, что некоторые профессии привлекают определенные типы личности. Это особенно верно применительно к военным. Например, некоторые офицеры любят одиночество, они немного высокомерны и самоуверенны. Люди в УРП склонны к обману, они очень сообразительны и саркастичны. Средний психотерапевт, который сознательно избрал своим ремеслом лечение душевнобольных, сам иногда как бы заражается душевной болезнью. Чарлз Мур, специалист по психологической войне, чья задача сделать неприятельских солдат – людей со здоровой психикой – людьми с больной психикой, мог быть уподобен медику, который выращивает тифозные бактерии для ведения биологической войны.

Еще я заметил, что Чарлзу Муру нездоровится. Он то умолкал на несколько секунд и словно бы отключался, то сверлил меня взглядом, точно старался узнать, что у меня на уме. Временами мне становилось не по себе, а добиться этого ох как трудно. Глаза у Мура были страшноватые – темные, запавшие, видящие тебя насквозь. Говорил он медленно, размеренно, низкий голос гудел как труба: не успокаивал, а тревожил.

– Вы были знакомы с капитаном Кемпбелл до ее назначения в Форт-Хадли?

– Да. Я познакомился с ней шесть лет назад. Она училась в специализированном центре в Форт-Брэгге. Я там преподавал.

– Тогда она только что получила степень магистра психологии в Джорджтаунском университете.

Он взглянул на меня так, как смотрят люди, когда слышат от вас то, что, по их мнению, вы не знаете.

– Кажется, да.

– Значит, вы были вместе в Брэгге, когда она получила назначение в четвертую группу психологических операций?

– Я уже сказал: я преподавал в специализированном центре. Она служила в четвертой группе.

– Что было потом?

– Германия. Мы были там приблизительно в одно время. Затем возвратились в Форт-Брэгг, в школу Джона Кеннеди, где оба преподавали. После этого нас одним приказом отправили в Персидский залив, потом ненадолго в Пентагон и два года назад – сюда. Зачем вам все это нужно?

– Чем вы занимаетесь в Форт-Хадли, полковник?

– Мои занятия засекречены.

– Ах вот что, – кивнул я и записал для вида.

Чтобы два офицера, пусть и специализирующихся в одной, сравнительно узкой, области, столько лет получали назначения в одно и то же место – такое бывает не часто среди военнослужащих. У меня много знакомых семейных пар, которым везет меньше. Взять ту же бедняжку Синтию. Хотя она и не была замужем за тем парнем из частей особого назначения, все же считалась помолвленной с ним, и Синтия была в Брюсселе, а он в зоне Панамского канала.

– Вижу, у вас сложились хорошие профессиональные отношения.

– Да, капитан Кемпбелл была блестящим специалистом и четким, исполнительным офицером.

Слова эти прозвучали излишне официально, словно выдержка из ее служебной характеристики, которые Мур регулярно раз в полгода отсылал наверх, по начальству.

– Она была вашей... протеже?

Он пристально посмотрел на меня, как будто одно французское слово могло потянуть за собой другое, например, paramour[1]1
  Любовница (фр.).


[Закрыть] или вообще какую-нибудь непристойную иностранщину.

– Она была моей подчиненной, – сухо ответил Мур.

– Да-да! – откликнулся я и записал эту свежую информацию под рубрикой «Собачий бред». И тут же поймал себя на мысли, что завидую этому недоумку, который изъездил с Энн Кемпбелл полсвета и так много лет был с ней рядом. Я чуть не сказал: «Послушайте, Мур, вы не заслуживаете даже того, чтобы находиться на одной планете с этой богиней. Я единственный, кто мог бы сделать ее счастливой». Вместо этого я спросил: – Вы знаете ее отца?

– Да, но не очень хорошо.

– До Форт-Хадли вы с ним встречались?

– Время от времени. Мы несколько раз виделись с ним в Персидском заливе.

– Мы?

– Он, Энн и я.

– А-а... – протянул я и сделал соответствующую пометку в блокноте.

Я задал Муру еще несколько вопросов, он отвечал, но беседа становилась скучной. Мне хотелось составить о Муре представление до того, как он узнает, с кем разговаривает. Как только человек узнает, что ты легавый, то начинает ломаться, играть роль. Но репортер «Армейских ведомостей» не может задавать такие вопросы, как, например: «Вы спали с ней?», а следователь может.

– Вы спали с ней? – спросил я.

Мур вскочил с места:

– Какого черта вы задаете такой вопрос? Я буду жаловаться!

Я показал ему значок:

– УРП, полковник. Присядьте.

Он посмотрел на значок, потом на меня. Его глаза метали смертоносные молнии: зиг-заг, зиг-заг, как в плохом фильме ужасов.

– Присядьте, полковник, – повторил я.

Мур быстро оглядел полупустой зал, словно хотел узнать, не окружили ли его, и наконец тяжело опустился на стул.

Полковники... Теоретически звание обычно выше человека, который его носит, и люди отдают дань уважения званию, если не человеку. На практике дело обстоит иначе. У полковника Фаулера, например, были власть и авторитет, с ним приходилось держать ухо востро. Полковник Мур, насколько мне известно, не был связан ни с одной властной структурой.

– Я расследую убийство капитана Кемпбелл, – начал я. – Вы не являетесь подозреваемым, и я не буду напоминать вам ваши права. Надеюсь, вы будете отвечать на мои вопросы правдиво и полно. Договорились?

– Вы не имеете права выдавать себя за...

– Позвольте мне самому побеспокоиться насчет раздвоения собственной личности. Итак, вопрос первый...

– Я отказываюсь разговаривать с вами без моего адвоката.

– Полковник, вы насмотрелись фильмов. У вас нет права прибегнуть к помощи адвоката, и вы обязаны отвечать на вопросы, если не хотите числиться в подозреваемых. Если же вы откажетесь сотрудничать, тогда я сам посчитаю вас подозреваемым, зачитаю ваши права, посажу за решетку и объявлю всему свету, что у меня есть подозреваемый, которому требуется адвокат. Говоря военным языком, вы в мешке. Итак?

Мур выдержал паузу.

– Мне абсолютно нечего скрывать. Меня возмущает ваша манера разговаривать...

– Разговариваю как умею. Итак, первый вопрос: когда вы в последний раз видели капитана Кемпбелл?

Он кашлянул, собрался с духом.

– Я видел ее вчера около шестнадцати тридцати у себя в кабинете. Она сказала, что пойдет в клуб поесть, затем примет дежурство.

– Почему она вызвалась быть дежурным офицером по штабу именно вчера?

– Понятия не имею.

– В тот вечер она звонила вам из штаба? Или, может быть, вы ей звонили?

– М-м... Дайте вспомнить.

– Учтите, все телефонные переговоры в расположении части могут быть прослежены. Кроме того, любой начальник караула ведет дневник дежурства.

На самом же деле телефонные переговоры внутри базы проследить невозможно, а капитан Кемпбелл не стала бы фиксировать в дневнике дежурства ни входящие, ни исходящие звонки личного свойства.

– Да, я звонил ей.

– В котором часу?

– Около двадцати трех.

– Так поздно?

– Нам нужно было обсудить кое-какие дела на следующий день, и я знал, что к этому времени она освободится.

– Откуда вы звонили?

– Из дома.

– Где вы живете?

– Не в расположении части. На Виктори-драйв.

– Это не там, где жила погибшая?

– Да, там.

– Вы бывали у нее дома?

– Конечно, неоднократно.

Я попытался представить его голого, стоящего спиной к камере, или в маске. Интересно, думал я, есть среди экспертов человек, который мог бы взять увеличенную фотографию образцового пениса и сравнить его с пенисом Мура.

– Между вами была какого-либо рода половая связь?

– Нет. Но вам что угодно наговорят. Слухи буквально преследовали нас...

– Вы женаты? – спросил я.

– Был женат. Семь лет назад развелся.

– Встречаетесь с женщинами?

– Иногда.

– Как по-вашему, Энн Кемпбелл привлекательная женщина?

– М-м... Я восхищался ее способностями.

– Вы видели ее раздетой?

– Мне не нравятся такие вопросы.

– Мне тоже. Она была притягательна в сексуальном плане?

– Я был ее командиром. Я старше ее почти на двадцать лет. Она генеральская дочь. Ни словом, ни делом я не обнаружил то, что могло бы быть истолковано как сексуальное домогательство.

– Меня в данном случае не интересуют сексуальные домогательства. Я веду следствие по делу об изнасиловании и убийстве, – уточнил я. – Тогда откуда же слухи?

– У людей грязные мысли. Даже у офицеров – таких, как вы. – Мур усмехнулся.

На этой ноте я заказал еще выпить: ему бокал хереса, чтобы он расслабился, себе – пива, чтобы успокоиться и избежать искушения двинуть ему в морду.

Появилась Синтия в черных брюках и белой блузке. Я представил ее полковнику Муру, потом сказал ей:

– Мы больше не репортеры из «Армейских ведомостей». Мы из УРП. Я только что спросил полковника Мура, была ли между ним и погибшей половая связь, и он уверяет, что не было. В настоящий момент мы пребываем в состоянии конфронтации.

Синтия, улыбнувшись, объяснила Муру:

– У мистера Бреннера был напряженный день. Он совершенно измотан.

Я быстро информировал Синтию о том, что происходило в ее отсутствие. Она заказала себе бурбон с кока-колой, фирменный сандвич для себя и чизбургер для меня. Синтия знает, что я люблю чизбургеры. Полковник Мур отказался закусить вместе с нами, объяснив, что слишком потрясен случившимся.

– Как друг Энн Кемпбелл, не знаете ли кого-нибудь, с кем она была близка?

– Вы имеете в виду интимные отношения?

– По-моему, об этом и идет речь.

– М-м... дайте подумать... Она встречалась с одним молодым человеком... Он из города. Среди военнослужащих у нее близких людей почти не было.

– И кто этот человек из города?

– Его зовут Уэс Ярдли.

– Ярдли? Шеф полиции?!

– Нет. Уэс Ярдли, один из сыновей Берта Ярдли.

Синтия посмотрела на меня.

– И как долго они виделись?

– С тех пор, как Энн прибыла сюда, правда, с перерывами. У них были бурные отношения. Не хочу показывать пальцем, но с этим человеком вам следует поговорить.

– Почему?

– Как – почему? Это же очевидно. У них была связь. Они цапались как кошка с собакой.

– Из-за чего?

– Из-за чего?.. Энн говорила, что он третирует ее.

Я не мог сдержать удивления:

– Он третировал ее?

– Да. Не звонил, бывал на людях с другими женщинами, виделся с ней, когда ему было удобно.

Это не укладывалось в голове. Если бы я был влюблен в Энн Кемпбелл... Да и любой другой разве не таскался бы за ней, как щенок?

– Почему же она с этим мирилась? Такая привлекательная женщина? Безумно красивая, сексуальная, и тело такое, ради которого можно умереть. Или убить.

Мур усмехнулся, мне показалось, понимающе. Этот мужик действовал мне на нервы.

– Есть такой тип личности... – начал он. – Нет. Не буду прибегать к специальной терминологии и скажу просто: Энн Кемпбелл питала слабость к плохим парням. Малейший знак внимания со стороны мужчины – и она считала его слабаком, тряпкой. Таковы в ее глазах большинство мужчин. Ее тянуло к тем, кто третировал ее, даже оскорблял. Уэс Ярдли именно такой мужчина. Он тоже мидлендский полицейский, как и его отец. Он, так сказать, местный плейбой, у него множество знакомых женщин. Наверное, хорош собой, обаятелен, как истый джентльмен-южанин, и здоров как бык. Словом, негодяй и подлец.

Я еще не успел переварить эту новость и спросил:

– И у Энн Кемпбелл два года была связь с этим человеком?

– Два года, с перерывами.

– Она делилась с вами своими переживаниями по этому поводу? – спросила Синтия.

– Да.

– В профессиональном плане?

МУР кивком оценил ее догадливость.

– Да, я был ее психотерапевтом.

Я же оказался не таким догадливым, может быть, потому, что пребывал в расстроенных чувствах. Энн Кемпбелл глубоко меня разочаровала. Ни ее «игровое» убежище, ни фотографии не произвели на меня особого впечатления: я знал, что изображенные на них мужчины – объекты для наблюдений, отсюда и соответствующее отношение к ним. Но наличие «друга», любовника, который оскорблял ее, к тому же сынка шефа Ярдли, возмутило меня до глубины души.

– Вы, очевидно, знаете о ней почти все, что может знать достаточно близкий человек, – сказала Синтия Муру.

– Думаю, да.

– Тогда мы попросим вас помочь нам в проведении психологического вскрытия.

– Какое вскрытие? Вы даже поверхностного надреза на таком человеке не нанесете.

Я едва сдерживался.

– Мне понадобятся все ваши заметки и расшифровки ваших бесед с ней.

– Я не сделал ни одной записи. Так мы с ней договорились.

– Но вы поможете нам? – настаивала Синтия.

– Какой смысл? Энн мертва.

– Психологическое вскрытие потерпевшего дает возможность составить духовный портрет убийцы. Вам это, полагаю, известно.

– Да, я слышал об этом. Но я не занимался криминальной психологией. Все это чепуха, если хотите знать мое мнение. Строго говоря, любой человек является носителем бациллы преступности. Но большинство из нас обладают хорошими защитными механизмами, как внешними, так и внутренними. Стоит разладить эти механизмы, и перед вами предстанет убийца. Я видел, как благополучные и уравновешенные люди убивают во Вьетнаме детей.

Мы долго молчали, каждый был погружен в собственные мысли. Наконец Синтия сказала:

– И все-таки мы рассчитываем на вас как ее конфидента. Надеюсь, вы расскажете нам все, что знаете о ее друзьях, врагах, умонастроении.

– Вряд ли у меня есть выбор.

– Да, у вас нет выбора, – подтвердила Синтия. – И нам бы хотелось, чтобы вы сотрудничали добровольно, пусть без энтузиазма. Вы же хотите, чтобы ее убийца был наказан по справедливости?

– Да, я хочу, чтобы убийцу нашли, потому что мне надо знать, кто поднял на Энн руку. Что до справедливости, я почти уверен: убийца был убежден, что вершит акт справедливости.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Синтия.

– Я хочу сказать, что, когда насилуют и убивают такую женщину, как Энн Кемпбелл, и делают это под носом у ее отца, можете смело считать, что убийца мстил ей, или генералу Кемпбеллу, или им обоим, и, вероятно, имел на то основания. Во всяком случае, так ему казалось. – Мур встал. – Простите, я совершенно подавлен. Слишком велико чувство потери. Мне будет недоставать ее. Поэтому, если вы не возражаете...

Мы с Синтией тоже встали. Все-таки полковник.

– Мне хотелось бы завтра же продолжить наш разговор. Оставьте для меня окно, полковник, у вас много интересных мыслей.

Мур ушел, мы снова сели за стол. Принесли заказ, и я взял свой чизбургер.

– Нормально себя чувствуешь? – спросила Синтия.

– Да, а что?

– А то, я вижу, ты вроде побледнел, когда узнал, каких любовников выбирала Энн Кемпбелл.

– Говорят: смотри на свидетеля, подозреваемого и жертву равнодушно, иначе не будешь беспристрастным. Но сказать легко – сделать трудно.

– Мне всегда жаль изнасилованных женщин. Но они живые, и у них все болит. А Энн Кемпбелл мертва. – Я молчал. – Не хочется это говорить, но мне, кажется, знаком данный тип женщины. Ей, вероятно, доставляло садистское удовольствие мучить мужчин, которые не могли отвести от нее глаз, а потом с мазохистской извращенностью отдаваться скоту, который будет вытирать об нее ноги. Скорее всего Уэс Ярдли смутно догадывался об отведенной ему роли и хорошо ее исполнял. Думаю, она завидовала женщинам, ведущим полноценную половую жизнь, а он оставался глухим к ее угрозам найти себе другого «друга». Отношения ненормальные, но они устраивали их обоих. Считаю, что Уэс Ярдли – наименее вероятный подозреваемый.

– Откуда ты все это знаешь?

– Как тебе сказать... Сама я не была в таком положении, но знаю многих женщин, которые прошли через это.

– В самом деле?

– В самом деле. Ты тоже должен знать таких мужчин.

– Может быть.

– Послушай, у тебя классические симптомы переутомления: безразличие, невосприимчивость и общая тупость. Тебе надо поспать. Я разбужу тебя.

– Нет, я ничего... Ты заказала мне комнату?

– Да. – Синтия открыла сумочку. – Вот ключи. Вещи, которые ты просил, в машине. Она не заперта.

– Спасибо... Сколько я тебе должен?

– Нисколько. Вставлю расходы в финансовый отчет. Мужские трусы – пусть Карл поломает голову... Гостиница тут недалеко, или возьми мою машину.

– Ни то и ни другое. – Я встал. – Поедем в тюрьму.

– Тебе надо бы освежиться, Пол.

– Хочешь сказать, от меня несет.

– Даже такой холодный человек, как ты, потеет в Джорджии в августе.

– Ладно. Пусть все это запишут на мой счет.

– Пусть. Спасибо.

– Разбуди в двадцать один ноль-ноль.

– Обязательно.

Я отошел от стола, потом вернулся.

– Если у Кемпбелл ничего не было со здешними офицерами и она была без ума от этого мидлендского легавого – кто эти люди на фотографиях?

Синтия подняла голову:

– Пойди поспи, Пол.