Текст книги "Дочь генерала"

– Но остается несколько вопросов, – объяснил я. – Нестыковка во времени, неясность мотива, характер самого преступления. У меня есть основания полагать, что полковник Мур так или иначе связан с тем, что произошло, но я не могу с уверенностью утверждать, что он действовал один и злонамеренно, не могу обвинить его в убийстве. Арестовать и спихнуть дело в суд – проще простого. Нет, надо еще поработать.

– Понимаю вас. Как вы думаете: он признается?

– Сначала надо допросить.

– Когда собираетесь это сделать?

– Обычно я допрашиваю, когда мы оба – я и подозреваемый – созрели. Не исключаю, что в данном случае я отложу допрос до последней минуты.

– Хорошо. Вам нужна помощь нашего УРП?

– Мне сказали, что майор Боуз тоже был любовником погибшей.

– Это слухи.

– Допустим. Но если я... Нет, полковник, если об этом спросите вы, он, может быть, скажет вам правду. В любом случае нам ничего не известно наверняка, и потому у него нет права участвовать в расследовании. Помощь его людей мне тоже не нужна.

– Понимаю, мистер Бреннер, но малообоснованное обвинение, даже признание в половой связи с жертвой не лишает автоматически майора Боуза такого права.

– По моему мнению, лишает. Более того, он автоматически попадает во вторую или третью очередь подозреваемых – пока не докажет свое алиби... Поскольку мы коснулись этой темы, могу я начать наше официальное собеседование, полковник?

Недрогнувшей рукой Фаулер налил себе еще кофе. Солнце поднялось еще выше, и на веранде сделалось жарче. В животе у меня бурчало от кофе и отсутствия чего-либо более существенного, и голова была не такая ясная, как хотелось бы. Я посмотрел на Синтию – она выглядела лучше, чем мне показалось полтора часа назад. Но поскольку предельный срок – завтрашний полдень, то приходится выбирать между сном, едой, сексом и работой. Вступает в действие второй вариант.

– Позвольте предложить вам завтрак?

– Нет, полковник, спасибо.

– Тогда открывайте огонь.

Я открыл огонь.

– Вы спали с Энн Кемпбелл? – спросил я.

– Нет.

– Знаете ли вы тех, кто спал?

– Полковник Кент сам признался в этом. Других имен называть не буду, чтобы они не попали в ваш список подозреваемых.

– Хорошо, перейдем к этому списку... Знаете ли вы, у кого мог быть мотив для убийства?

– Нет, не знаю.

– Вам было известно, что помощник генерала Кемпбелла, лейтенант Элби, был увлечен Энн?

– Да, известно; внимание к дочери своего начальника – что тут необычного или неприличного? Оба молоды, привлекательны, офицеры. Из таких получаются отличные семейные пары... И я уважаю его за выдержку.

– А Кемпбелл отвечала ему взаимностью?

Полковник Фаулер секунды две подумал, прежде чем ответить.

– Энн не знала, что это такое – отвечать мужчине взаимностью. Она сама начинала знакомства и сама же прекращала их.

– Неожиданное с вашей стороны заявление, полковник.

– Бросьте, мистер Бреннер, вам не хуже меня все известно. Я не собираюсь обелять репутацию Энн Кемпбелл. Она была... не могу подобрать слова... не соблазнительница и не совратительница, нет... И не то чтобы примитивная потаскушка... – Он повернулся к Синтии: – Помогите найти слово.

– Я думаю, что лучше всего определить ее словом «мстительница», – сказала Синтия.

– Мстительница?

– Она вовсе не была жертвой слухов и сплетен, в чем нас пытаются убедить, не предавалась распутству в общепринятом смысле и не страдала нимфоманией. Она использовала свои чары и тело для того, чтобы мстить. И вы это прекрасно знаете, полковник.

Фаулеру не понравилась эта характеристика. Очевидно, Кент передал ему отредактированную версию того, что он поведал нам, умолчав, что половая жизнь Энн Кемпбелл имела определенную цель – выставить папочку последним ничтожеством.

– Да, она ненавидела армию! – вырвалось у Фаулера.

– Она ненавидела своего отца, – поправила его Синтия.

Первый раз на протяжении всего разговора полковник растерялся. Мужик он стойкий, его меч и доспехи были испытаны в сражениях, и вот Синтия сказала, что тыл у него незащищен.

– Генерал всей душой любил дочь, – медленно заговорил он. – Поверьте, это так. Но Энн была одержима какой-то беспричинной ненавистью к отцу. Я консультировался у одного знакомого психиатра, и хотя точно проследить механизм этого явления невозможно, он сказал, что у дочери генерала, вероятно, одна из промежуточных форм расстройства психики.

– Из того, что нам известно, не такая уж промежуточная, – заметила Синтия.

– Разве разберешь, что они говорят, эти медики?

Я не все понял, но смысл сводится к тому, что дети высокопоставленных и влиятельных людей, которые пытаются следовать по стопам отца, часто разочаровываются, потому у них наступает период сомнения в собственной значимости. Затем у них появляется желание доказать себе и другим, что они чего-то стоят. Чтобы не вступать в прямое соперничество с отцом, они берутся за дело, далекое от его профессии, поэтому многие из них, как сказал мой знакомый, становятся социальными работниками, учителями, сиделками, людьми других душеспасительных занятий... включая психологию.

– Ничего себе, душеспасительное занятие – психологическая война, – заметил я.

– Соглашусь с вами, но вот здесь и начинается исключение из правила. Психиатр, с которым я консультировался, утверждает, что если сын или дочь начинает работать в той же области, что и отец, то часто это происходит потому, что они хотят причинить ему вред. Им трудно соперничать с отцом, они не хотят или не могут идти своей дорогой и ведут, образно выражаясь, партизанскую войну – от мелких беспокоящих стычек до крупных диверсионных актов... Для них это единственный способ отомстить, вы верно подметили, мисс Санхилл, за обиды, якобы нанесенные им. В этом смысле капитан Кемпбелл находилась в уникальном положении. Отец не мог уволить ее, она выстроила надежную линию обороны. Многие дети, испытывающие отрицательные чувства в отношении отца, ведут, как сказал мой психиатр, беспорядочную половую жизнь, пьют, играют, совершают всякие антиобщественные действия, чтобы скомпрометировать влиятельного отца. Капитан Кемпбелл, вероятно, пользуясь своими познаниями в психологии, пошла еще дальше – стала совращать мужчин из отцовского окружения. – Фаулер подался вперед. – Надеюсь, вы понимаете, что поступки Энн не поддаются разумному объяснению и не связаны с отношением генерала к ней. У каждого из нас есть воображаемые враги. А когда таким врагом оказывается отец, самая горячая родительская любовь и забота не могут вытравить идею фикс из головы сына или дочери. Энн была нездорова, нуждалась в медицинской помощи, но не получала ее. Мало того, этот сукин сын Мур только раздувал пламя ее неприязни в своих интересах. Думаю, ему хотелось посмотреть, как далеко она зайдет, наблюдать за ней, как за подопытным кроликом, и контролировать события.

Наступило длительное молчание, потом Синтия сказала:

– Неужели генерал не мог принять какие-либо решительные меры? Не похоже на человека, который вывел танковую дивизию к Евфрату.

– Ну, это было нетрудно, обуздать Энн – куда сложнее. Еще год назад генерал подумывал об этом, но наш специалист-консультант рекомендовал воздержаться. Генерал мог добиться перевода Мура в другое место или, например, приказать Энн пройти курс лечения, на что он, как ее командир, имел полное право, но это могло осложнить ситуацию, поэтому он решил положиться на естественный ход вещей.

– Кроме того, бороться с Муром и дочерью, пользуясь своим положением и званием, означало бы признать, что проблема существует. А это могло отразиться на его карьере, – заметил я.

– Ситуация сложилась очень деликатная. Миссис Кемпбелл, мать Энн, считала, что предпринимать ничего не нужно и дочь одумается, но генерал все-таки решил действовать... Это произошло неделю назад. Увы, было поздно.

– И как же он решил действовать? – спросил я.

Полковник Фаулер помедлил.

– Остальное уже не имеет отношения к происшествию.

– Позвольте мне самому это решить.

– Ну хорошо... если вы настаиваете. Несколько дней назад генерал предъявил дочери ультиматум. Точнее, предложил ей на выбор три условия. Первое – уволиться из армии. Второе – оставить Учебный центр и пройти курс лечения по его усмотрению. Если Энн не примет ни одно из этих условий, он поручит прокурору части расследовать ее поведение и передать материалы в трибунал.

Я чувствовал, что ультиматум – если Фаулер говорил правду – ускорил ход событий, которые привели к трагической развязке.

– Как Энн реагировала на этот ультиматум?

– Она сказала отцу, что ответит в течение двух дней, но не успела. Ее убили.

– Может быть, это и был ее ответ.

Фаулер весь встрепенулся:

– Что вы хотите этим сказать?

– Подумайте, полковник.

– Неужели то, что полковник Мур помог ей совершить это дикое самоубийство?

– Может быть... Скажите, не было ли в прошлом какого-либо события, которое объясняло бы ее вражду?

– Например?

– Ну, например... соперничество матери и дочери... что-нибудь в этом роде.

Полковник пристально смотрел на меня, словно я переступил черту между расследованием убийства и недопустимого нарушения профессиональной этики и правил поведения.

– Не знаю, куда вы клоните, мистер Бреннер, – произнес он холодно, – и никаких объяснений я слушать не желаю.

– Хорошо, сэр.

– У вас все?

– Боюсь, что нет. Дело становится еще запутаннее и грязнее. Вы сказали, что не спали с погибшей. Почему?

– Что значит – почему?

– Я хочу спросить, почему Энн не заигрывала с вами? Или вы отвергли ее авансы?

Взгляд полковника скользнул на дверь, как будто он хотел убедиться, что поблизости нет миссис Фаулер.

– Она никогда со мной не заигрывала.

– Потому что вы чернокожий или Кемпбелл знала, что это бесполезно?

– Думаю... думаю, второе... Она встречалась с несколькими чернокожими офицерами... правда, не здесь, в Хадли... Должно быть, Энн знала, что я не люблю разврат, или же... – он первый раз улыбнулся, – или же считала меня уродом.

– Вы далеко не урод, – сказала Синтия, – но внешность не имела для Энн Кемпбелл никакого значения. Я подозреваю, что она все-таки заигрывала с вами, но вы остались верным жене и командиру. Это противоречило вашим моральным принципам. Таким образом, вы стали ее врагом номер два.

– Такого тяжелого разговора у меня в жизни не было, – вздохнул Фаулер.

– Это потому, что вы никогда не были связаны с расследованием убийства.

– Поскорее бы его закончили.

– Оно закончится, когда я передам материалы в трибунал. Я редко делаю ошибки, полковник, а когда все-таки совершаю, стараюсь их исправить.

– Я это ценю, мистер Бреннер, но полковник Мур лучше меня рассеет ваши профессиональные сомнения.

– Он будет пытаться это сделать, но у него может быть иная версия событий. Хорошо, когда у тебя есть несколько версий, легче отсеять словесную шелуху.

– Ну что ж, поступайте, как считаете нужным.

– Полковник, у капитана Кемпбелл есть братья или сестры? – спросила Синтия.

– Есть брат.

– Что вы о нем можете сказать?

– Он живет на Западном побережье в... забыл название городка... что-то испанское.

– Он не военный?

– Нет. Он... он перепробовал много профессий.

– Вы знакомы с ним?

– Да, знаком. На праздники он часто приезжает сюда.

– Как вам показалось – брат не страдает такими же проблемами, как его сестра?

– В известной мере... Но он держится как бы в стороне от отца. Во время кампании в Персидском заливе телевизионщики хотели взять у него интервью, но не сумели его разыскать.

– То есть он отчужден от родителей? – продолжала спрашивать Синтия.

– Отчужден? Нет... я бы сказал – отдален. Но когда он приезжает, ему здесь рады и жалеют, когда он уезжает.

– И какие же были отношения между братом и сестрой?

– Замечательные, насколько я мог понять. Энн была очень терпима к нему.

– Терпима – к чему? К его образу жизни?

– Да. Дело в том, что Джон Кемпбелл – так его зовут – голубой.

– Ясно. И как относился к этому генерал Кемпбелл?

Фаулер немного подумал.

– Он был снисходителен. Джон Кемпбелл – человек деликатный, никогда не приводил домой своих дружков-возлюбленных и одевался как нормальные люди. Если бы у генерала не были заняты руки неблагоразумной дочерью, он, вероятно, был бы недоволен сыном. Но рядом с Энн Джон – образец порядочности и благовоспитанности.

– Это понятно, – прокомментировала Синтия. – Как вы думаете, может быть, генерал заставил дочь заняться традиционно мужским делом – я имею в виду Уэст-Пойнт и армию вообще – именно потому, что по его стопам не захотел пойти сын?

– Многие так думают. Но как это чаще всего бывает в жизни, не так все просто. Энн с удовольствием училась в Уэст-Пойнте и после четырех лет обязательного срока службы осталась в армии. Нет, я не думаю, что отец заставил ее пойти по нашей части или выражал недовольство, если она откажется поступить в академию. Пусть психологи говорят что хотят, но дела обстояли прямо наоборот. Я помню Энн еще в школе. Она всегда была девчонкой-сорванцом и подходила к воинской службе. Ей хотелось продолжить семейную традицию. Ведь ее дед со стороны отца тоже был кадровым офицером.

– Но вы сказали, что Энн ненавидела армию.

– Да, сказал... Но вы верно меня поправили – она ненавидела отца.

– Значит, ошиблись?

– Как вам сказать...

Во время допроса или собеседования всегда полезно подчеркнуть даже обмолвку или небольшую неправду. Это сразу ставит свидетеля или подозреваемого в оборонительную позицию.

Фаулер искал, как лучше согласовать свои противоречивые заявления.

– Сначала Энн любила армию, но что касается последнего времени, не могу сказать с уверенностью. Ее слишком разбирало зло, и у нее были свои причины оставаться в армии.

– С этим пунктом, по-моему, ясно. Полковник, вы не могли бы охарактеризовать взаимоотношения Энн Кемпбелл с матерью?

Фаулер ответил не сразу.

– Взаимоотношения у них были вполне приличные. Миссис Кемпбелл, вопреки мнению некоторых, сильная женщина, но сознательно подчинила свою жизнь интересам мужа. Она ездила с ним по всему свету, включая места, где ей быть не обязательно, и принимала людей, которых лично могла и не любить. У нее старая выучка, как и у самого генерала. Такие женщины, выходя замуж, остаются верны супружескому долгу или же расторгают брак, если передумают. Они не хнычут, не жалуются на судьбу, как многие теперешние жены, которые хотят, чтобы и волки были сыты и овцы целы. Миссис Кемпбелл умеет достойно встретить и радость, и беду, никогда не поставит мужа в неудобное положение, знает себе цену как жене и другу и не начнет, например, заниматься торговлей недвижимостью, чтобы доказать свою независимость. У нее нет генеральских звезд, но она понимает, что без ее поддержки и преданности их не было бы и на погонах мужа. Вы спросили у меня об отношениях Энн с матерью, а я рассказал вам об отношениях миссис Кемпбелл с мужем. Вывод вы можете сделать сами.

– Вполне, – сказал я. – Энн не пыталась повлиять на мать в смысле жизненной философии?

– Поначалу пыталась, но миссис Кемпбелл определенно заявила, чтобы дочь не совала нос куда не положено.

– Хороший совет, но это, наверное, осложнило их отношения?

– Я плохо разбираюсь в вопросе «дочки-матери». Нас в семье было четверо мальчишек, у меня самого растут три сына. Я вообще не понимаю женщин, но знаю, что миссис и мисс Кемпбелл никогда не ходили вместе за покупками, не играли в теннис и не устраивали вечеринок. Правда, иногда обедали вдвоем. Этого вам достаточно?

Синтия кивнула и продолжала:

– Миссис Фаулер хорошо знала Энн Кемпбелл?

– Неплохо. Мы все – одного круга.

– Полагаю, что миссис Фаулер хорошо знает и миссис Кемпбелл. Может быть, я переговорю с вашей супругой по вопросу «дочки-матери»?

Полковник колебался.

– Миссис Фаулер сильно переживает случившееся, вы, вероятно, заметили. Если вы не настаиваете, я бы попросил отложить разговор на несколько дней.

– Но миссис Фаулер никуда не уедет, чтобы прийти в себя?

– Улавливаю подтекст и заявляю: миссис Фаулер – гражданское лицо, имеет право уезжать и приезжать, когда и куда ей заблагорассудится.

– Уловили верно, полковник. Мне не хотелось бы прибегать к повестке о вызове для дачи свидетельских показаний. Я должна поговорить с миссис Фаулер сегодня. У нас нет нескольких дней.

Фаулер вздохнул. У нас на руках было больше козырей, чем он рассчитывал, и вообще полковник не привык к такому нажиму со стороны младших по званию. То обстоятельство, что мы с Синтией были в гражданской одежде, помешало ему выкинуть нас вон, так мне кажется. Идя на грязное дело, как выражаются в определенной социальной прослойке, нам, следователям, сподручнее надеть штатское.

– Я посмотрю, будет ли она в состоянии побеседовать в полдень, – произнес наконец Фаулер.

– Спасибо, – сказала Синтия. – Лучше, если она побеседует с нами, чем с людьми из ФБР.

Полковник понял намек.

– Мне нужно спросить вас для протокола: где вы находились в ту ночь, когда была убита капитан Кемпбелл?

Фаулер улыбнулся.

– Я думал, вы меня об этом первым делом спросите. Где я был? До девятнадцати ноль-ноль работал у себя, потом присутствовал на прощальной вечеринке по случаю отбытия одного офицера, устроенной в гриль-баре офицерского клуба. Я ушел оттуда рано и уже в двадцать два ноль-ноль был дома. Посмотрел кое-какие документы, сделал несколько звонков, и в двадцать три ноль-ноль мы с женой легли спать.

Было бы глупо спрашивать, может ли миссис Фаулер это подтвердить, поэтому я спросил о другом:

– В течение ночи не произошло ничего необычного?

– Нет.

– Когда вы проснулись?

– В шесть часов.

– А потом?

– Принял душ, оделся и приблизительно в семь тридцать прибыл к себе в штаб. Между прочим, я уже должен быть сейчас там.

– И около восьми часов позвонили капитану Кемпбелл и оставили сообщение на автоответчике.

– Совершенно верно. Меня попросил об этом генерал Кемпбелл. Он позвонил мне из дома.

– Почему он не захотел сам сделать этот звонок?

– Миссис Кемпбелл была очень встревожена, генерал ее успокаивал и попросил позвонить меня.

– Понимаю. Однако мы с мисс Санхилл были в ее доме до восьми ноль-ноль, и запись уже была.

В комнате, как пишут в романах, повисло тяжелое молчание. За секунду полковник Фаулер должен был решить, не блефую ли я (в данном случае я не блефовал), или ему надо срочно продумать правдоподобное объяснение.

– Значит, я ошибаюсь. Наверное, я звонил немного раньше. В котором часу вы были в ее доме?

– Надо уточнить по моим записям. Скажите, полковник, могу ли я исходить из посылки, что вы позвонили ей не ранее семи утра, чтобы сказать, что она опаздывает к завтраку, назначенному именно на это время.

– Можете, мистер Бреннер, это совершенно логично, хотя я часто звонил ей заранее, просто чтобы напомнить.

– Но тогда вы сказали: «Энн, вас ожидают сегодня в доме генерала». Потом вы сказали, что приготовлен завтрак, и закончили так: «Впрочем, вы, наверное, сейчас спите». Если она сдала дежурство, скажем, в семь ноль-ноль, а вы позвонили, скажем, в семь тридцать, вряд ли она успела бы добраться за полчаса до дома и лечь спать.

– Да, это верно... Видимо, я тогда что-то напутал. Может быть, забыл, что Энн на дежурстве. Думал, что она еще спит.

– Однако вы упоминали дежурство. Фраза звучала так: «Энн, вас ожидают сегодня в доме генерала, приезжайте, как только сдадите дежурство».

– Я это сказал?

– Да.

– М-м... выходит, я ошибся, сказав, что звонил в восемь ноль-ноль. Наверное, это было около семи тридцати. Помню, что позвонил сразу же после звонка генерала. Очевидно, капитан Кемпбелл обещала приехать к родителям к семи. Смена дежурств производится как раз в это время, но ей ничего не стоило уйти пораньше, оставив за себя сержанта... Это имеет для вас большое значение, мистер Бреннер?

– Нет, не очень. – Для тебя имеет большое значение, подумал я. – Если капитан Кемпбелл не ладила с отцом, почему она захотела приехать на завтрак?

– Я же сказал, что иногда они вместе ели, а с матерью вообще часто встречались.

– Как по-вашему, не собиралась ли Энн Кемпбелл на этом завтраке дать свой ответ на ультиматум генерала?

После секундного размышления Фаулер сказал:

– Очень возможно.

– Не находите ли вы странным, что всего за несколько часов до этого ее находят убитой?

– Нет, это случайное совпадение.

– Не верю в случайные совпадения. Позвольте спросить у вас вот что, полковник, может быть, в ультиматуме генерала содержались еще какие-нибудь требования?

– Например?

– Например, требование назвать имена. Имена тех, с кем она спала.

Фаулер снова подумал.

– Вполне вероятно, но Энн Кемпбелл было безразлично, кто знает о ее связях. Думаю, она была бы даже рада сообщить генералу имена.

– Но те, кто спал с ней, придавали значение такой информации и отнюдь не обрадовались бы, назови она имена.

– Конечно, они испытывали определенную тревогу, но большинство из них – если не все – знали, что рассчитывать на ее скромность нельзя, – возразил Фаулер. – Вы же понимаете, что у многих женатых мужчин двойственное отношение к связям на стороне. – Он посмотрел на Синтию. – С одной стороны, они ужасно боятся, что их любовные похождения станут известны жене, некоторым друзьям и старшим по положению. С другой стороны, гордятся ими и любят похвастаться своими победами. А когда победа одержана над красивой женщиной и к тому же дочерью хозяина, они вообще не могут сдержаться и распускают язык. Мы это все проходили.

Я улыбнулся.

– Это точно, полковник... Однако согласитесь, разговоры – это одно, а фотографии, перечни, письменные свидетельства – совсем другое. Я допускаю, что каким-то образом, может быть, от самой Энн Кемпбелл кое-кто из любовников узнал, что генералу надоели ее закидоны и он требует от нее полного отчета. Этот человек решил, что пора избавиться от свидетеля – от Энн Кемпбелл.

– Это приходило мне в голову, – кивнул Фаулер. – Трудно поверить, что ее убил незнакомый человек, но тогда объясните, почему ему понадобилось убивать таким странным образом и подчеркивать сексуальный характер всего происшествия?

Дельный вопрос.

– Может быть, для того, чтобы скрыть истинную причину покушения и запутать следствие. У меня было два случая, когда мужья расправились со своими женами примерно таким же способом в надежде показать, что это дело рук постороннего человека.

– Вам, конечно, виднее. И тем не менее многие ли решатся пойти на убийство женщины только для того, чтобы заткнуть ей рот? Уж лучше пойти под трибунал за поступки, недостойные офицера, чем за убийство.

– Согласен с вами, полковник, но мы с вами рассуждаем как разумные люди, а для безумца один из главных мотивов убийства – попытка уйти от унижения и позора. Так говорится в руководстве.

– Ну что ж, это ваша сфера, не моя.

– Давайте вместе подумаем, кто из любовников Энн Кемпбелл мог поднять на нее руку, чтобы избежать позора, развода, увольнения и трибунала.

– Мистер Бреннер, о вашем главном подозреваемом, полковнике Муре, не говорили, что он является ее любовником. У него не было резона затыкать ей рот, но он мог иметь другие мотивы. На них-то, по-моему, вам и следует сосредоточиться, чтобы произвести арест.

– Это я не упускаю из виду, полковник. Как полевые командиры в пехотных и танковых частях, во время наступления я движусь по разным направлениям и прибегаю к различным маневрам: разведка, ложная атака, главный удар, прорыв, окружение. Помните, «Окружай и добивай»?

Фаулер иронически усмехнулся:

– Отличный способ распылить ресурсы и потерять инициативу. Все силы в один кулак и – вперед! Все остальное – для классных занятий по тактике.

– Может быть, вы и правы, полковник... Да, чуть не забыл. В то утро вы, случайно, не видели в штабе дежурного сержанта? Его зовут Сент-Джон.

– Нет, не видел. Позднее узнал, что оборону, так сказать, держал дежурный капрал. Первый же прибывший в штаб офицер учинил там разгон. Капрал говорил, что несколько часов назад сержант куда-то уехал и где тот сейчас, он не знает. И где главный по вахте, тоже не знает. Мне ничего не доложили, и я был не в курсе. Майор Сандерз наугад позвонил в военную полицию, и там ему сообщили, что сержант Сент-Джон взят под стражу, но не объяснили, за что. Обо всем этом я узнал около девяти утра и немедленно доложил генералу. Генерал приказал мне следить за развитием событий.

– И никому не пришло в голову задаться вопросом, где капитан Кемпбелл?

– Н-нет... Оглядываясь сейчас назад, понимаешь, что все связано между собой. А тогда я, видимо, подсознательно исходил из того, что капитан Кемпбелл оставила вместо себя сержанта и отлучилась пораньше. Сержант оставил вместо себя капрала и тоже отлучился, может быть, домой, чтобы проверить, как там его жена. Обычное дело: военнослужащему на дежурстве вдруг взбредет в голову, что жена ему изменяет, он оставляет свой пост и мчится домой. К сожалению, это одна из проблем нашей армейской жизни.

– Да, я в свое время столкнулся с двумя убийствами и одним тяжелым увечьем вследствие самовольной отлучки.

– Значит, вы понимаете... Итак, мне было известно, что сержант Сент-Джон попал в руки полиции, но я не стал торопиться с выяснением обстоятельств его задержания. Было ясно, что проступок сержанта вызван отсутствием капитана Кемпбелл, и я надеялся, что все уладится само собой. Никто не мог подумать, что задержание сержанта было, как мы все потом узнали, одним из звеньев в цепочке событий.

Звучало это вроде бы убедительно, хотя если вникнуть, то в рассуждениях были и уязвимые места.

– Вы сказали, что накануне вечером допоздна работали в штабе.

– Да.

– Вы видели капитана Кемпбелл, когда она явилась принять смену?

– Нет, мой кабинет находится на первом этаже, рядом с кабинетом генерала. А дежурные офицер и сержант используют большое помещение канцелярии на втором этаже. Мне нет необходимости видеть офицера, заступающего на дежурство. Вы удовлетворены, мистер Бреннер?

– Все, что вы сейчас сказали, вполне разумно. А удовлетворен я буду лишь тогда, когда перепроверю факты. Таковы мои обязанности, полковник, я не могу поступить иначе.

– Уверен, что вы обладаете определенной степенью свободы, мистер Бреннер.

– Самой минимальной. Шаг вправо, шаг влево. А сделал лишний, жди нахлобучки от полковника Хеллмана. Под орех разделает любого, кто трясется перед старшим по званию и боится провести допрос как положено.

– Такой строгий?

– К сожалению.

– Я передам ему, что вы отлично поработали и не тряслись от страха.

– Благодарю вас, полковник.

– И вам нравится ваша работа?

– Привык. Но вот сегодняшняя не нравится, как, впрочем, и вчерашняя.

– Значит, у нас есть что-то общее.

– Надеюсь.

Мы помолчали с минуту. Кофе давно остыл, но мне было все равно.

– Полковник, не могли бы вы сегодня устроить нам встречу с миссис Кемпбелл?

– Постараюсь.

– Если она настоящая боевая подруга, то поймет, что это необходимо. И сегодня же хотелось бы повидать генерала Кемпбелла.

– Хорошо, устрою. Где вас искать?

– Боюсь, мы весь день будем в разъездах. Просто оставьте сообщение в военной полиции. А где будете вы?

– У себя, в штабе.

– Приготовления к похоронам закончены?

– Да. Гроб с телом покойной после отбоя будет установлен в церкви. Желающие проститься могут сделать это сегодня вечером и завтра утром. В одиннадцать часов в церкви состоится панихида, затем гроб перевезут на Джордан-Филдз для траурной церемонии. После нее гроб с телом самолетом будет доставлен в Мичиган для погребения в семейном склепе Кемпбеллов.

В личных делах кадровых офицеров обычно имеется завещание, часто содержащее пожелания по захоронению, поэтому я спросил:

– Такова воля покойной?

– Этот вопрос имеет отношение к расследованию?

– Думаю, что дата составления завещания и дата написания указаний для похорон имеют значение.

– Завещание и бумага с последним пожеланием составлены за неделю до отбытия капитана Кемпбелл в Персидский залив, что естественно. Для вашего сведения: она пожелала быть похороненной в семейном склепе и своим душеприказчиком назначила брата Джона.

– Благодарим вас, полковник, – сказал я в заключение. – Вы были чрезвычайно любезны и во многом помогли нам. – Хотя и пытался пудрить мозги, добавил я про себя.

Старшие по званию первыми садятся для разговора и первыми встают после него. Я сидел и ждал, когда он поймет, что я закончил, но вместо того чтобы подняться и проститься, полковник Фаулер неожиданно спросил:

– Вы не нашли в ее доме ничего такого, что повредило бы репутации других и ее самой?

Наступил мой черед сыграть в застенчивость и недогадливость.

– Что именно?

– М-м... ну, дневники, фотографии, письма... Вы понимаете, о чем я.

– Если бы моя тетушка, старая дева, одна провела целую неделю в доме капитана Кемпбелл, то и тогда она не нашла бы ничего предосудительного, включая даже музыку.

Это была правда, потому что тетушка Джин при всей своей пронырливости не обладала пространственным воображением.

Полковник поднялся с места, мы тоже.

– Значит, вы недоглядели. У нее была привычка все документировать. Это входило в курс ее обучения как психолога. Она не хотела полагаться на память, когда дело касалось любовных утех в каком-нибудь паршивом мотеле или в служебном кабинете. Копните поглубже.

– Непременно, сэр.

Честно скажу, мне не нравились замечания подобного рода от Кента и Фаулера, Наверное, Энн Кемпбелл стала для меня чем-то большим, нежели очередная потерпевшая. Скорее всего я отыщу ее убийцу, должен найтись человек, который выяснит, почему Энн сделала то, что сделала, и объяснит это Кенту, Фаулеру и всем остальным. Жизнь Энн Кемпбелл не нуждалась в оправдании и сетованиях – она нуждалась в разумном объяснении и, может быть, взывала к возмездию.

Полковник Фаулер проводил нас до двери, очевидно, сожалея, что он разговаривал по телефону и нас встретила миссис Фаулер. Мы обменялись рукопожатиями, и я спросил:

– Кстати, нам не удалось найти уэст-пойнтское кольцо капитана Кемпбелл. Она его носила?

– Не обращал внимания.

– На ее пальце мы заметили светлый ободок.

– Значит, носила.

– Знаете, полковник, если бы я был генералом, мне хотелось бы иметь вас своим адъютантом.

– Если бы вы были генералом, мистер Бреннер, я был бы нужен вам в качестве адъютанта. Всего доброго.

Зеленая дверь затворилась, мы пошли по дорожке к улице.

– Мы, кажется, на пороге открытия какого-то большого секрета Энн и ее папочки, – сказала Синтия. – Но дальше – стена.

– Да, но мы знаем, что секрет существует, и меня не обманет весь этот треп о воображаемой несправедливости и беспричинной ненависти.

– Меня тоже.

Я уселся в машину и сказал:

– У жены Фаулера странный вид. Ты не заметила?

– Заметила.

– И за ним самим надо следить.

– Обязательно.