Текст книги "Дочь генерала"

Глава 33

Я сунул распечатки в папку, Кент молча наблюдал за мной. На нем была фуражка, или, как говорят в армии, головной убор. В помещении принято находиться без головного убора, но если ты с оружием, то он обязателен. Не знаю, откуда пошло это правило, вероятно, когда ты вооружен, руки должны быть свободными, или головной убор должен указывать, что ты вооружен. Кстати, на поясе у Кента висел пистолет.

Мы с Синтией тоже были вооружены, но пистолеты у нас были спрятаны, и мы обходились без головных уборов.

Наша комната освещалась только двумя настольными лампами, но я все-таки разглядел, что на лице Кента было торжественное и печально-умиротворенное выражение. Он же только что из церкви, вспомнил я.

– Зачем специалист Бейкер снует по всему управлению? – едва слышно спросил он.

– Она не снует, – возразил я, вставая, – а собирает для меня кое-какой материал.

– Распоряжаюсь здесь я. Что вам нужно, спрашивайте у меня.

Кент, конечно, прав. Только в данном случае документы касались его самого.

– Не хотелось беспокоить вас по мелочам, полковник.

– В этом здании мелочей нет.

– Разрешения на проезд и парковку – разве это не мелочь?

– Зачем они вам понадобились?

– Мне нужно знать, куда выезжали машины в ту ночь. Это общепринятая процедура...

– Без вас знаю. Кроме того, вы интересовались рапортами патрульных, дневником дежурства и переговорами по рации. Вы ищете какой-нибудь конкретный автомобиль?

Да, твой, подумал я.

– Нет, проверяем все машины... Где сейчас Бейкер?

– Я отстранил ее от работы и запретил вход в управление.

– Ясно... В таком случае я хочу официально просить вас отменить ваше распоряжение.

– Вам назначен другой секретарь. Я не допущу никаких нарушений правил внутренней безопасности. За вами и так достаточно много нарушений. Я намерен обсудить ваши действия с главным прокурором части.

– Это ваше право, полковник. Хотя мне кажется, что у полковника Уимса голова сейчас занята совсем другим.

Кент понял, что я имею в виду.

– Военный кодекс распространяется на всех без исключения. Вы оба должны подчиняться ему, как и все остальные.

– Совершенно верно, полковник. Я несу полную ответственность за действия специалиста Бейкер.

– За них отвечаю я, – сказала, вставая, Синтия. – Это я отдала распоряжение собрать материалы.

– Надо было спросить у меня, – буркнул Кент.

– Так точно, сэр.

Первый запал уже прошел, но Кент продолжал наступление.

– Я смолчал, когда вы засадили полковника Мура, – обратился он ко мне. – Но я составлю рапорт о вашем обращении с ним. С офицерами так не поступают.

Очевидно, что Кент заглядывал в будущее и его недовольство отнюдь не было вызвано дурным обращением с Муром.

– Офицеры так не поступают, – ответил я. – Он опозорил звание и должность.

– Тем не менее можно было ограничиться запретом на выезд с территории части. И поместить в приличное помещение на время официального расследования.

– Видите ли, полковник, я думаю, что чем выше стоишь, тем больнее падать. Мы беспощадны к новобранцам, которые нарушают устав по молодости, по глупости или в состоянии алкогольного опьянения. Наказание офицера должно служить им уроком.

– Звание дает определенные привилегии. Одна из них состоит в том, что офицер не может подвергаться предварительному заключению.

– Но когда нарушается устав, наказание должно быть прямо пропорционально званию, должности и знанию устава. Права и привилегии офицера налагают большую ответственность. Неисполнение обязанностей и нарушение устава должны повлечь неминуемое наказание, соответствующее тяжести проступка.

Я говорю о тебе, Билл, и ты это знаешь.

– Да, но при этом должна учитываться вся прежняя служба. Если человек двадцать лет добросовестно исполнял обязанности – как это делал полковник Мур, – к нему надо относиться с уважением. Меру наказания определяет только трибунал.

– Офицер, которому в силу принятой им присяги даны определенные привилегии, должен полностью признаться в содеянном и избавить членов трибунала от неприятной обязанности затевать показательный процесс. Мне по душе древний обычай, когда военачальник закалывался собственным мечом. У нынешних кишка тонка. И все же офицеру, совершившему тяжкое преступление, следует по крайней мере подумать: не лучше ли пустить себе пулю в лоб.

– Вы просто сумасшедший, – сказал Кент.

– Вероятно. Может быть, я обращусь к психиатру. Чарлз Мур с удовольствием вправит мне мозги. С радостью докладываю: я только что подписал ему бланк освобождения, и сейчас Мур, наверное, уже ездит по городку, ищет, где бы переночевать. А может быть, он в офицерских квартирах своего Учебного центра – посмотрите там, если он вам нужен. Между прочим, Мур считает, что Энн Кемпбелл убил ее собственный отец, но я твердо знаю, что генерал невиновен. Настоящий убийца сейчас должен решить: либо Мур сообщает о своем подозрении ФБР и тогда на репутацию многих порядочных, в сущности, людей ложится пятно, либо преступник вспомнит, что существует такое понятие, как честь, и признается во всем.

– По-моему, тот, кто убил, не считал это преступлением. Вы любите распространяться о чести, о старинных обычаях, о правах и обязанностях. Держу пари, убийца не станет беспокоить военные правоохранительные органы актом... актом справедливости. Это соответствует вашей же теории.

– Совершенно верно, но, к сожалению, мы живем в эпоху торжества так называемой законности. Ни ваши, ни мои личные чувства в расчет не принимаются. Я десять лет занимаюсь расследованием убийств, да и вы повидали их немало.

В подавляющем большинстве случаев убийца уверен, что его поступок оправдан.

– Я только что из церкви, человек я неверующий, но помолился за Энн. Лежит такая умиротворенная... Конечно, гримеры в морге поработали, но так хочется думать, что душа ее успокоилась и Энн счастлива хоть там...

Кент круто повернулся и вышел.

Некоторое время мы сидели молча. Потом Синтия сказала:

– Ну что ж, теперь мы знаем, в чью душу запали тревоги и муки Энн Кемпбелл.

– Почти наверняка.

– Как ты думаешь, он признается?

– Зависит от того, кто или что возьмет верх в той борьбе, которую ему придется пережить сегодня ночью.

– Я не верю в спасительность самоубийства, Пол. Тебе не следовало даже упоминать об этом.

Я пожал плечами:

– Сама мысль о самоубийстве приносит утешение. Она многим помогла вынести ночные кошмары.

– Чепуха.

– Нет. Ницше.

– Вредный он был, твой Ницше. – Синтия встала. – Давай поищем Бейкер.

– Не Бейкер, а Кифер.

Я взял распечатки, и мы вышли из управления. Вдалеке сверкали молнии, метался крепнущий ветер.

– Будет буря, – сказала Синтия.

– Да.

– Типично для Джорджии. Если бы буря началась на двое суток раньше...

– Вернее сказать: если бы мужчины не насиловали женщин; если бы всяческие организации не пытались скрыть свои органические грешки; если бы месть не таила в себе сладость; если бы моногамия была биологическим императивом; если бы человек относился к другим людям так, как он хочет, чтобы относились к нему. Но тогда мы остались бы без работы, а тюремные камеры служили бы питомниками для охотничьих собак.

Синтия взяла меня под руку, и мы спустились по ступенькам к моему «блейзеру». Упали первые капли дождя.

– Как нам разыскать Кифер? – сказала Синтия.

– Она сама нас найдет.

– Где?

– Она знает где – в гостинице.

Я нажал сцепление, включил фары и дворники: дождь зарядил вовсю. Мы молча проехали центр базы. Мои часы показывали без десяти двенадцать, но, несмотря на позднее время и недосып прошлой ночью, я чувствовал себя прекрасно. Через несколько минут мы были уже у гостиницы, и тут небеса разверзлись. Дождь полил как из ведра.

– Может, подвезти тебя к самой двери? – спросил я Синтию.

Чем хороши современные женщины – они не сахарные, под дождем не тают. Вдобавок на мне дорогой костюм – не то что ее блузка. Мы посидели немного в машине в ожидании момента, когда дождь поутихнет, потом кинулись со всех ног ко входу.

Благодаря стараниям инженерной службы площадка перед входом была залита водой. Во время короткой пробежки мы вымокли до нитки, но после дневной жары это очень даже неплохо.

В вестибюле молодой капрал-дежурный встретил меня словами:

– Приезжал полицейский из Мидленда, оставил вам какие-то вещи, сэр.

Я отряхнулся.

– Хорошо, спасибо. – Мой кореш Берт Ярдли сдержал слово. – Где они, в моем номере? Все разложены, разглажены, развешаны?

– Нет, сэр. Они там, на полу в углу.

– Сколько звездочек у вашего отеля, капрал?

– Если дадут еще одну, будет около нуля.

– То-то я гляжу... Были звонки, записки?

– Два звонка. – Он подал мне два листка. Звонили Кифер и Сивер.

Мой багаж состоял из двух гражданских чемоданов, военного ранца и сумки. Синтия вызвалась помочь, взяла чемодан и сумку. Мы поднялись по лестнице в мою комнату и поставили веши на пол.

Переведя дыхание, Синтия сказала:

– Мне надо переодеться. Будешь звонить?

– Да.

Я повесил пиджак на стул, сел на кровать, снял ботинки. Потом набрал номер, оставленный Кифер.

– Полицейская рота пять четыре. Дежурная слушает, – ответил женский голос.

– Говорит полковник Хеллман, – представился я для смеха. – Могу я поговорить со специалистом Бейкер?

– Да, сэр, минутку.

Синтия вышла. Прижав трубку плечом к уху, я стянул промокшие рубашку, брюки, носки. Бейкер-Кифер остановилась в казарме. Хорошо для агентурной работы, но плохо в бытовом отношении. Дежурная пошла звать, так, видите ли, вернее, чем ставить телефонные аппараты в каждой комнате.

В трубке раздался щелчок.

– Специалист Бейкер слушает.

– Можете говорить?

– Нет, сэр. Я перезвоню, как только откроют платную кабину. Вы в гостинице?

– Да. – Я положил трубку и, усевшись на пол, раскрыл оба чемодана – искал халат. – Вот подлец! – Подлец Ярдли запихал вещи как попало. Грязное белье, обувь, бритвенные принадлежности. – Подлец!

– Кто подлец?

Я оглянулся. В комнату вошла Синтия в зеленом кимоно. В руках полотенце, сушит волосы.

– Халат вот ищу.

– Давай-ка наведем порядок.

Она принялась расправлять, складывать, развешивать вещи в шкафу. Женщины словно рождены иметь дело с мануфактурой. Любо-дорого смотреть, как ловко они обходятся с носильными вещами. Лично я даже собственные штаны не могу как следует повесить.

Глупо сидеть на полу да еще в одних трусах. Наконец я разыскал в ранце халат и накинул его. Зазвонил телефон.

– Это Кифер.

Но это была не Кифер, а Кэл Сивер.

– Пол, я чуть не ослеп, изучая схему следов, и едва не заработал грыжу, перебирая гипсовые слепки. Никаких свидетельств того, что полковник Кент был на месте до названного им времени, больше нет. Я бы заставил бригаду поработать там и завтра, но дождь смоет все следы.

– Ты оставил там брезентовую дорожку?

– К сожалению, нет, хотя, наверное, должен был бы. Кент заверил меня, что велит покрыть всю площадку водонепроницаемым брезентом и выставит охрану. Но я недавно побывал там – ни брезента, ни охраны. И ничего не разберешь, сплошное месиво.

– Значит, месиво?

– Мне очень жаль, Пол.

– Ничего. Слепок в Окленд отправил?

– Ага. Вертолетом его доставили в Гиллем, оттуда каким-нибудь спецрейсом на Западное побережье. Утром мне должны сообщить о получении.

– Хорошо.

– Так вызывать спецов по латентным следам?

– Твое мнение?

– Я же сказал, на месте преступления месиво.

– Тогда отставим. Нам и так повезло. Что делает Грейс?

– Прилипла к экрану. Просила передать, что вытащила из недр своей адской машины письмо погибшей, отправленное миссис Уильям Кент.

– О чем говорится в письме?

– Если в двух словах, то о том, что полковник Кент заходит слишком далеко в их платонических дружеских отношениях и не будет ли миссис Кент так добра поговорить с мужем. Иначе она, капитан Кемпбелл, будет вынуждена подать официальную жалобу... Не хотел бы, чтобы моя жена получила такое письмо.

– Каким числом оно датировано?

– Сейчас посмотрю. Не вешай трубку.

Синтия разбирала содержимое одного из чемоданов, отделяя белье от туалетных принадлежностей.

Кэл тем временем снова был на проводе.

– Десятым августа, – сообщил он.

Десятое августа, одиннадцать дней назад. Значит, миссис Кент отбыла из Бетани-Хилл по получении этого злосчастного послания. Так же очевидно, что оно явилось следствием незапланированного визита Кента к Энн Кемпбелл – не говоря уже о его плохом поведении, выразившемся в том, что он выставил хозяйкиного хахаля за дверь, а ее саму взял силой. Ну и дела! Судя по всему, Энн Кемпбелл решила, что с Кентом надо что-то делать, и письмо послужило детонатором.

– Сделайте распечатку письма и подержите ее пока у себя.

– Ладно. И еще: через полчаса после вашего ухода сюда явились три джентльмена из Федерального бюро расследований.

– Вежливые ребята?

– Вежливее некуда. Сыпали комплиментами по поводу нашего хозяйства и каждого снятого отпечатка. Целый час морочили мне голову. Грейс притворилась, будто спит как убитая. Один повозился с компьютером, но дискета-то в постели, вместе с Грейс... Сказали, что придут утром со своими экспертами.

– Хорошо, ровно в полдень передай им все материалы. Все?

– Не-а... Дело к ночи, хлещет дождь, пахать нельзя – сыро, а на танцульки я не ходок, да и устал маленько.

– Нажми на того парня в Окленде. Результаты следствия целиком зависят от того, кто на чей след наступил. До завтра. – Я положил трубку и ввел Синтию в курс дела. Она все еще наводила порядок.

У меня иногда жили подруги, и мне нравится недолгое присутствие женщины в моем доме. Все они делятся на две категории: аккуратистки и неряхи; есть, говорят, третья категория, зануды – те норовят заставить тебя заниматься хозяйственными делами, но такие мне не попадались. Как ни странно, мне без разницы, кто со мной, аккуратистка или неряха – лишь бы она не выбирала мне рубашки в магазине. В сущности, все женщины – няньки и врачевательницы, а мужчины – люди в той или иной степени ненормальные. Система действует превосходно, если каждый играет отведенную роль. Беда в том, что никто не желает оставаться в своем амплуа, поэтому месяцев семь все идет как по маслу, без сучка без задоринки, но потом вдруг обнаруживается, что женщине не нравится что-то в тебе, а тебе – в ней, пленка прихода и распаковки вещей начинает перематываться назад, и ты слышишь, как захлопывается входная дверь.

Синтия сложила последнюю пару носков.

– Кто тебе стирает?

– Есть у меня кто-то вроде экономки. Одна фермерша. Присматривает за домом, когда я в отъезде.

– Бедный, беспомощный...

– В шитье-мытье я плохо разбираюсь, это правда, зато могу с закрытыми глазами за три минуты разобрать и собрать «М-16».

– Это я тоже могу.

– Здорово! У меня дома завалялась одна, почистишь?

Зазвонил телефон. Я жестом попросил Синтию взять трубку – звонила Кифер, – а сам пошел в ванную. Синтия аккуратно разложила здесь туалетные принадлежности. Я почистил зубы, причесался, скинул под халатом трусы и сунул их в бак с грязным бельем. Несказанное удовольствие сбросить с себя ношеное.

Синтия разговаривала с Кифер, сидя на кровати, закинув ногу на ногу, и терла свободной рукой ступню. Ножки у нее что надо, доложу я вам.

Синтия улыбнулась мне и сказала в трубку:

– Прекрасно, спасибо. Вы хорошо поработали. – Она закончила разговор, встала и сообщила: – Кифер узнала пикантную подробность. Полицейские прозвали миссис Кент «бэтледи», а ее черный джип «Чероки» «бэтмобилем». Кифер наткнулась на запись разговора между патрульными полицейскими по рации: «Девяносто девятый, внимание! Бэтмобиль с Рэнди-шестым припарковался у библиотеки...» К твоему сведению, библиотека находится напротив штаба, через дорогу.

– В котором часу это было?

– В ноль тридцать две, а примерно в час Энн Кемпбелл вышла из штаба, села в джип и поехала на стрельбище номер шесть. Что в это время делал Кент?

– То же, что делает любой изнывающий от любви недоумок, – смотрел из машины в ее окно.

– Может быть, он уже что-то замышлял?

– Может быть, или просто сидел и думал, не зайти ли к ней на минутку. Или ждал, когда отлучится Сент-Джон.

Синтия сидела в позе лотоса – подобрав под себя ноги. Не возьму в толк, как можно сидеть таким образом. Я сел на единственный стул у кровати и заметил, что Синтия не сняла трусы. Под моим взглядом она целомудренно одернула кимоно.

– Если бы моя жена получила такое письмо, моей любовнице было бы несдобровать. Во всяком случае, я держался бы от нее подальше. Но если бы моя жена уехала, а любовница допоздна засиделась на работе, я бы не устоял, зашел.

– Похоже, ты побывал в такой ситуации.

– Мы все побывали.

– Только не я, – возразила Синтия, – если не считать одного недоумка в Брюсселе. Я стала попадаться ему на глаза, куда бы он ни пошел, и недоумок в конце концов сообразил, что к чему.

– Тот недоумок сообразил раньше, чем ты думаешь, проста ему не хотелось с тобой связываться, чтобы не накликать беды.

– Оставим это без комментариев, – сказала Синтия и задумалась. Поза лотоса располагает к размышлению. – Вероятно, Кент поехал за Кемпбелл.

– Такая вероятность существует. Но он мог встретить ее на стоянке. Нам это неизвестно.

– Если Кент поехал за ней, она должна была видеть его машину.

– Он был в машине жены.

– Ты думаешь, Энн Кемпбелл знала машину его жены?

– Нет такой женщины, которая не знала бы машины жены своего любовника. Кроме того, джипов «Чероки» на базе пруд пруди. У Фаулеров, к примеру, тоже «Чероки», только красного цвета.

– И все же, Пол, он не мог долго следовать за Энн Кемпбелл. Она увидела бы сзади зажженные фары и начала беспокоиться.

– Долго не мог, это верно. – Я достал из кармашка сумки маркер и на простенке между двумя окнами принялся набрасывать схему. – Смотри, от центра базы дорога идет на юг и кончается тупиком у последнего стрельбища. Расстояние здесь – около десяти миль. От этого шоссе отходят только две дороги. Первая, Дженерал-Першинг-роуд, ведет влево, вторая – в миле к югу – вправо, на Джордан-Филдз. Соблюдая определенную дистанцию, он едет за Кемпбелл, видит, что она не свернула на Дженерал-Першинг-роуд. Не сворачивает она и на Джордан-Филдз, но сам он должен на нее свернуть, иначе Энн догадается, что ее преследуют. Понимаешь?

– Пока да.

– Едем дальше. Итак, Кент сворачивает на Джордан-Филдз. В зеркало заднего вида она видит, что следующая за ней машина свернула, и успокаивается. Зато Кент теперь знает, что Энн некуда ехать, кроме как до тупика и назад, верно?

Синтия внимательно разглядывала мою мазню на стене, потом кивнула:

– Верно. И что же Кент теперь делает? Едет за ней, не включая фары? Идет пешком? Ждет?

– Давай подумаем... Что бы я сделал на его месте? На небе светит луна, и машину видно ярдов за триста. Плюс шум мотора, свет в салоне при открывании дверцы... Следовательно, безопаснее всего идти пешком или бежать разминочным темпом. Кент включает привод на все четыре колеса и загоняет свой «Чероки» в лесок на пересечении Райфл-Рендж-роуд и Джордан-Филдз. Там он вылезает и топает по шоссе.

– Это твое предположение.

– Частично предположение, основанное на известных фактах, а также чутье и логическое решение типовой полевой задачи. Мы же с тобой одинаковый курс в училище проходили и в тех же ночных занятиях участвовали. Характер поставленной задачи, погода, расстояние, время, безопасность – учитывается все до последней мелочи. И ты обязан знать, когда, например, сидеть за рулем, а когда отсиживаться в кустах.

– Итак, Кент вылезает из машины и топает по шоссе. Что дальше?

– Время действия – между часом пятнадцатью и тридцатью. Мур уже приехал и ждет Энн Кемпбелл. Мы это знаем с полной достоверностью. Генералу Кемпбеллу еще не позвонили. Кент ускоренным шагом движется вперед, ищет глазами свет фар. Но Энн в какой-то момент их выключила, и сейчас она уже на шестом стрельбище и встретила Мура...

Синтия слушала мои выкладки без особого энтузиазма.

– Ну... Кент, разумеется, сгорает от любопытства: зачем Энн приехала сюда, ночью, одна, хотя и знает, что, может быть, проверяет самый дальний пост. Если это так, то скоро Энн будет возвращаться и он перехватит ее. Несколько недель назад Кент насильно взял ее, почувствовал особый смак и, может быть, думает, не попробовать ли еще.

– Но она вооружена.

– Он тоже... Даже при нынешних нравах не надо угрожать пистолетом любовнице, тем более когда она вооружена. Кент, однако, думает, что справится с ней. А может быть, ему просто хотелось поговорить.

– Лично я не хотела бы встретить своего бывшего возлюбленного на узкой дорожке. Я бы просто переехала его.

– Учту... Но Кент не знает, как устроены мозги у женщины. Он не представляет, как Энн посмотрит на то, что он преследует и подкарауливает ее. Кент знает одно: они любовники, и этим все сказано. Жены в городе нет, а ему нужна женщина, и не какая-нибудь, а именно Энн Кемпбелл. Он сексуально одержимая личность.

– Он идет по темному пустынному шоссе, смотрит, не покажется ли ее джип.

– Еще ему приходит в голову, что она назначила здесь свидание другому. Это вполне в духе Энн Кемпбелл. Кент терзается ревностью, его бедное сердце бешено колотится при мысли, что он застукает ее с хахалем. Правдоподобно?

– Ну, раз ты так говоришь...

– Итак, время – два пятнадцать. Мур по телефону уже прокрутил генералу записанную пленку, привязал Энн Кемпбелл и около уборной ждет, когда приедет ее папочка. У Кента своя забота. Из инструкций он помнит, что на прямой темной дороге автомобильные фары видны по крайней мере за полмили. Автомобиль, идущий со скоростью сорок пять миль в час, покроет это расстояние за минуту, даже меньше. Поэтому каждые полминуты он оглядывается – не идет ли машина, около двух пятнадцати он действительно видит свет фар и бросается в придорожную канаву переждать, пока машина пройдет.

– Кент думает, что едет ее хахаль.

– Вероятнее всего. Ему, ослепленному ревностью, даже хочется застигнуть свою неверную возлюбленную на месте преступления. Он зарядился, когда вышиб майора Боуза из дома Энн и силой взял ее. Вообще-то Кент человек уравновешенный, но в данных обстоятельствах он ведет себя импульсивно, иррационально, рассчитывает, что Энн по достоинству оценит его мужскую агрессивность, сияющие доспехи и победу над драконом в ее честь.

– Мне знаком этот тип, – поддержала меня Синтия. – Половина насильников утверждают, что женщинам нравится, когда их берут силой. Ни одна женщина это не подтверждает.

– Будем хоть немного справедливы к Кенту. Энн Кемпбелл и не старалась вывести его из этого заблуждения.

– Да, но по письму его жене он мог бы сообразить, что она порывает с ним, – сказала Синтия. – Ну да Бог с ними, оба они ненормальные. Вернемся к размышлениям. Таким образом, мимо Кента проходит машина.

– Происходит это в два пятнадцать. Машина идет с зажженными фарами. Именно их свет видела рядовой первого класса Роббинз. Мур в конце пути ехал в темноте, Энн Кемпбелл тоже. Машина проходит, Кент поднимается на одно колено. Неизвестно, узнал он «бьюик» миссис Кемпбелл или нет.

– Что же получается? Два высших офицера, генерал и полковник, разъезжают тайком по ночам на машинах своих жен? – задумчиво произнесла Синтия.

– Если бы каждая последняя собака знала твою служебную машину и за тобой закрепились позывные «Рэнди-шестой», ты бы тоже предпочла воспользоваться другой машиной.

– Я бы предпочла остаться дома... Ну ладно, пойдем дальше. Кент ускоряет шаг, и Мур в это время спешит по бревенчатой дороге, садится в свою машину у пятого стрельбища и гонит назад, на базу. Идущего навстречу Кента он не видел.

– Потому что Кент к этому моменту уже прошел пятое стрельбище либо заметил фары машины Мура, когда тот въезжал на гравийную площадку, и снова опустился в канаву. Ему уже мнится, что его возлюбленная забавляется с несколькими хахалями поочередно, меняя их каждые пятнадцать – двадцать минут. Или же Кент просто сбит с толку. Это вероятнее.

– Сбит или не сбит, но он предполагает худшее. Ему не приходит на ум, что Энн, может быть, выполняет обязанности – проверяет посты – или что она в опасности, а обе машины не имеют к ней никакого отношения. Кент убежден, что она трахается. Ты бы тоже так подумал?

– Точно так же. Я мужчина, и ничто мужское мне не чуждо. Я слишком много думаю маленькой головкой и мало – большой.

Синтия не могла сдержать смех.

– Ладно, хватит, продолжай.

– Продолжим... Наступил тот момент, о котором мы практически ничего не знаем. Кент проходит дорогу, разделяющую пятое и шестое стрельбища, и в лунном свете видит впереди на шоссе две машины – джип и проехавший мимо него «бьюик». Нам известно, что как раз в эти минуты происходит сцена между отцом и дочерью – или только что закончилась.

– В любом случае Кент остается там, где был.

– Да, мы точно знаем, что он не кинулся вперед и поэтому не узнал, что в «бьюике» приехал генерал. Кент стоит на расстоянии двухсот – трехсот ярдов и, может быть, слышит обрывки слов. Ветер как раз дул с юга. Он решает не выставлять себя на посмешище и избежать столкновения с человеком, который наверняка вооружен.

– Или стычка между отцом и дочерью уже закончилась, – высказала предположение Синтия, – и генерал вернулся к машине.

– Вполне вероятно. На этот раз машина генерала идет навстречу Кенту, и тот снова прячется в канаве. Только так это и могло происходить. Кент шел пешком, поскольку ни Кемпбелл, ни Мур не видели никаких машин.

– Машина генерала проезжает, Кент выбирается на шоссе и идет к джипу Энн Кемпбелл.

– И идет быстро, может быть, вытащив пистолет и будучи готовым ко всему – к насилию, к романтической встрече и примирению или...

Мы сидели молча, Синтия на кровати, я на стуле, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Я думал, как, вероятно, и Синтия, не соорудили ли мы петлю для невинного человека. Пусть мы еще путаемся в деталях, но по виду Кента можно было понять, что убил он, и никто другой, об этом говорили его глаза, голос, движения. Но они свидетельствовали и о том, что Кемпбелл это заслужила, а мы не сумеем доказать его вину. Он ошибался по обоим пунктам.

Синтия спустила ноги с кровати и сказала:

– В конце концов Кент натыкается на связанную Энн Кемпбелл, в слезах, и не понимает, что произошло – то ли ее изнасиловали, то ли она ждет очередного дружка.

– Здесь мы ничего не знаем, но Кент подошел к ней медленно, осторожно, как уверяет Кэл Сивер, и присел. Энн его появлению не рада.

– Она напугана до смерти.

– Вряд ли... Энн не из таких. Но конечно, она в невыгодном положении. Происходит обмен репликами. Энн полагала, что отец бросил ее, и приготовилась ждать грузовика со сменой караула, который пройдет здесь в семь ноль-ноль. Двадцать мужиков найдут генеральскую дочку голой. Хорошая расплата с папочкой, который вторично бросил ее.

– Да, но она понимает также, что отец учитывал такую вероятность, – возразила Синтия. – Он должен приехать за ней, чтобы избежать огласки. Так или иначе, ей надо, чтобы Кент уехал.

– Во всяком случае, он ломает ее планы. Видя штык, воткнутый в землю, предлагает освободить ее. Или же допытывается, что же, собственно, все это значит, понимая, что ей не уйти от серьезного объяснения. А может быть, умоляет ее стать его женой. Энн не раз привязывали к спинке кровати в ее бункере-будуаре, она к этому делу привычная, и потому не стесняется и не пугается, а только раздражена. Мы никогда не узнаем, кто что говорил.

– К сожалению, нам известно, чем кончился этот разговор.

– Да. Кент, вероятно, стягивал шнур, чтобы заставить Энн говорить или возбудить в ней желание – этому приему он научился от нее самой. И вот в какой-то момент он так стянул шнур...

Мы сидели, снова и снова перебирая в уме цепочку событий той страшной ночи.

Синтия встала и сказала:

– Потом, направляясь к шоссе, Кент целиком осознал, что натворил, и пустился бежать. Он, вероятно, домчался до своего джипа прежде, чем выехали из дома Фаулеры. Кент гонит машину к Бетани-Хилл, и не исключено, что даже проезжает мимо Фаулеров. Дома он ставит джип жены в гараж, приводит себя в порядок и начинает ждать тревожное сообщение от своих подчиненных... Думаю, он даже не прилег.

– Не знаю, не знаю... Я встретил его через несколько часов, вид у него был собранный, подтянутый, хотя, как я сейчас понимаю, немного встревоженный. Первые часы преступник не думает о содеянном, но потом оно гнетет его. То же самое происходит сейчас с Кентом.

– Мы сумеем доказать наши предположения? – спросила Синтия.

– Нет.

– Что же нам делать?

– Приготовиться к решительному разговору. Час настал.

– Кент будет все отрицать, и нам придется искать работу на гражданке.

– Очень может быть... И знаешь что? Я все думаю, а вдруг мы ошибаемся?

Синтия ходила по комнате взад-вперед, как бы споря с самой собой, потом предложила:

– Может, нам поискать то место, где Кент съехал с шоссе?

– Годится. Завтра рассветает в пять тридцать шесть. Тебе позвонить или прийти растолкать?

Синтия игнорировала мой вопрос.

– Дождь, конечно, смыл следы от шин. Но если Кент по неосторожности поломал машиной ветки на кустах...

– Это рассеет некоторые сомнения, но не затронет главного. Нет, нам нужны твердые факты.

– Хорошо бы посмотреть, не осталось ли на машине листьев, сосновых иголок, – упорствовала Синтия. – Если осталось, их можно сравнить с растительностью на месте.

– Можно было бы сравнить, если бы мы имели дело с круглым идиотом. Его машина вычищена, как перед техосмотром.

– Что же нам остается, черт побери?

– Провести прямой разговор и сделать это в подходящий психологический момент... Завтра после похорон будет в самый раз. Это наш первый, последний и единственный шанс.

– Да, если Кент собирается сделать признание, то сделает его сразу после похорон. Если хочет снять камень с души, то откроется перед нами, а не перед фэбээровцами.

– Только так.

– А теперь давай спать.

Синтия сняла трубку и попросила дежурную разбудить нас в четыре ноль-ноль. Трехчасовой сон, если я сейчас завалюсь и отключусь через десять секунд. Но на уме у меня было другое.

– Может, под душ вместе ради экономии времени?

Синтия промычала что-то неопределенное, дурной знак. Как однажды я слышал от отца, женщины распоряжаются семьюдесятью процентами нашего национального богатства и ста процентами норок. Синтия и я – мы оба немного робели, как бывшие возлюбленные, пытающиеся возобновить роман. Да и разговоры вокруг убийства отнюдь не способствовали настроению. Не было ни музыки, ни свеч, ни шампанского. Только тень Энн Кемпбелл, мысли об убийце, тяжело ворочающемся в постели на Бетани-Хилл, и два усталых, оторванных от дома человека.

– Хотя, может, это не совсем своевременно, – пробормотал я.

– Совсем несвоевременно. Подождем немного, а уж потом отметим. У тебя на уик-энде. Сам увидишь, как мы будем рады, что отложили.