Текст книги "Дочь генерала"

– Полковник не принимает решений такого рода. А вам следовало бы просто из вежливости сделать мне по приезде звонок.

– Да, сэр. Я был занят. И телефонная связь – двусторонняя.

– Но-но, держите себя в рамках, уважаемый.

– Как поживает миссис Боуз?

– Что?

– Вы женаты, майор?

После секундной заминки он выпалил:

– Вам-то какое дело?

– Я задаю вам официальный вопрос, касающийся расследования случившегося убийства. Следовательно, это мое дело. Пожалуйста, отвечайте.

Снова заминка.

– Да, женат.

– Миссис Боуз слышала о капитане Кемпбелл?

– Какого дьявола?..

Синтия подняла голову.

– Майор, у меня есть доказательства, что вы посещали дом Энн Кемпбелл и состояли с ней во внебрачных половых сношениях. В подвальном помещении вы совершали половые акты, которые являются нарушением военного кодекса и закона штата Джорджия.

Я, конечно, не знал, что является нарушением закона штата Джорджия и чем именно занимались Боуз и Энн Кемпбелл в подвальном помещении, но какая разница. Кидай в человека побольше грязи, кое-что прилипнет.

Синтия взяла отводную трубку послушать, что скажет Боуз, но тот молчал. Я терпеливо ждал. Наконец он выдавил:

– Думаю, нам надо встретиться.

– На меня много заявок, майор. Вам позвонят из Фоллз-Черч. Собирайте вещи. Желаю успеха.

– Погодите! Надо поговорить. Кто об этом знает? Я объясню...

– Объясните фотографии в ее подземной спаленке?

– Я... меня там не различишь...

– Маска у вас на лице, но зад и перед-то голенькие. Пригласим вашу жену для опознания.

– Не смейте мне угрожать!

– Вы же сами полицейский, черт вас возьми! К тому же офицер, должны понимать. Что толку отпираться?

Прошло секунд пять. Потом я услышал:

– Похоже, я влип.

– Как миленький.

– Можете помочь мне?

– Рекомендую написать чистосердечное признание и положиться на милость наших хозяев в Фоллз-Черч. Поблефуйте немного, пригрозите прессой. Делаете ставку, берете половину жалованья и – на гражданку.

– Придется. Спасибо, хотя и не за что.

– Эй, я генеральскую дочку не трахал!

– Думаю, не отказался бы попользоваться.

– Майор, помните насчет служебных шашней? Не тронь малинку, где добываешь хлеб.

– Это зависит от малинки.

– И как она, хороша?

Он рассмеялся:

– Не то слово! Когда-нибудь расскажу.

– Я лучше в ее дневнике прочитаю. Всего хорошего, майор.

Я повесил трубку.

– Чего ты на него навалился? Эти мужики не совершали преступлений.

– Да, но они тупицы. Они у меня в печенках сидят.

– По-моему, ты просто ревнуешь.

– Держи свое мнение при себе.

– Слушаю, сэр.

Я потер виски.

– Извини, устал немного.

– Поговорим с папашей и сынком Ярдли? – предложила Синтия.

– Ну их... Пусть поостынут. – Я набрал номер Главной военной прокуратуры и попросил к телефону полковника Уимса, ее начальника. Секретарь осведомился, по какому делу.

– По делу об убийстве.

– Хорошо, сэр.

Синтия взяла отводную трубку и попросила:

– Будь, пожалуйста, повежливее.

Полковник Уимс сразу спросил:

– Вы ведете следствие?

– Да, сэр.

– Весьма кстати. Мне поручено составить обвинительное заключение против полковника Мура. Мне нужна информация.

– Довожу до вашего сведения, полковник, первую информацию: пока я не скажу, никакого обвинительного заключения против полковника Мура не будет.

– Простите, мистер Бреннер, но я получил инструкции из Пентагона.

– Хоть от тени самого Дугласа Макартура. – Армейские юристы, врачи и остальная подобная публика не считаются настоящими военными. Звания им присваиваются только ради жалованья, и они знают это. В принципе их всех надо было бы числить уорент-офицерами: и им хорошо, и другим тоже. – Ваше имя выплыло в связи с именем потерпевшей, – продолжил я.

– Простите, не понимаю...

– Вы женаты, полковник?

– Да, но...

– Не собираетесь разводиться?

– О чем вы, черт побери?

– Располагаю информацией, что вы совершили проступки, предусмотренные военно-правовым кодексом, а именно: статья 125 – телесное совокупление, статья 133 – поведение, недостойное офицера и джентльмена, статья 134 – пренебрежение обязанностями в ущерб порядку и дисциплине, поступки, бросающие тень на вооруженные силы страны. Этого достаточно, господин советник?

– Это неправда!

– Как узнать, что юрист лжет? Следите за губами.

Увы, он не оценил шутки.

– Вы обязаны предъявить неопровержимые доказательства при выдвижении такого обвинения.

Голос истинного юриста.

– Вы не знаете, как называют первые три сотни юристов на дне океана, нет? Доброе начало.

– Мистер Бреннер, я попрошу...

– Вас не мучает бессонница из-за проделок известной особы в спальне цокольного этажа? Я нашел эту комнатку, и в ней ваше изображение на видеоленте.

– Я никогда не был...

– Вдобавок фотографии, сделанные «Поляроидом».

– Я... я...

– А также записи в ее дневнике...

– О Боже...

– Послушайте, полковник, мне безразлично, чем вы там занимались с Энн Кемпбелл, но к делу об ее убийстве вас допускать нельзя. Не усложняйте проблему. Позвоните Главному военному прокурору, а еще лучше – летите в Вашингтон и подавайте рапорт об отставке. Сами составьте на себя обвинительное заключение, а дела передайте тому, кто способен держать дружка в штанах. Впрочем, нет – у вас в старшем комсоставе есть женщина?

– Есть... майор Гудвин.

– Вот она и будет следить за делом Энн Кемпбелл.

– Вы не имеете права давать мне приказания.

– Если бы у нас существовала практика разжалования офицеров, вы завтра же были бы рядовым первого класса, полковник. В любом случае через месяц вам придется искать работу в какой-нибудь захудалой конторе или же вас припишут на постоянную адвокатуру в Левенуэрте. Поведите юридически чистую игру, пока есть возможность. Выберите себе роль свидетеля.

– Свидетеля – чего?

– Я подумаю. Всего доброго.

Синтия тоже положила отводную трубку.

– Напился сегодня крови, вампир? – усмехнулась она.

– Я всем пожелал всего доброго.

– По-моему, ты перебарщиваешь, Пол. Конечно, козыри у тебя на руках...

– У меня вся база в кулаке.

– Верно, но ты превышаешь свои полномочия.

– Но не реальную власть.

– Не считай это за личную обиду.

– Ладно, не буду... Я просто вне себя от ярости. Зачем тогда кодекс офицерской чести? Мы присягнули исполнять свой долг, соблюдать высокие принципы честности и морали. Мы связали себя клятвой. И вот видим, как тридцать офицеров отбрасывают эти принципы, – чего ради?

– Ради норки.

Я не мог удержаться от смеха.

– Вот именно, ради норки. Только эта норка – адова дыра.

– Мы тоже не безгрешные...

– Да, но мы не путали личные отношения со служебными.

– Мы ведем дело об убийстве, а не о морально-бытовой распущенности. Всему свое время.

– Хорошо, займемся теперь шутами гороховыми.

Синтия соединилась с Бейкер.

– Пусть войдут... джентльмены из города.

– Слушаю, мэм.

– Только поспокойнее, – предупредила меня Синтия.

– На штатскую шпану я не сержусь.

Дверь отворилась, и специалист Бейкер объявила:

– Шеф Ярдли и полисмен Ярдли.

Вошли Ярдли в светло-коричневой форме. Мы с Синтией встали.

– Не люблю, когда заставляют ждать, но мы народ не обидчивый, – сказал старший Ярдли и, оглядевшись, присвистнул: – Да у меня камеры побольше вашего кабинета!

– У нас тоже, – вежливо ответил я. – Мы вам покажем одну.

Он засмеялся.

– А это мой парень. Уэс, познакомься с мисс Санхилл и мистером Бреннером.

Уэс Ярдли оказался высоким тощим молодым человеком лет двадцати пяти с длинными, зачесанными назад волосами, которые доставили бы ему множество хлопот в любом полицейском участке, кроме его собственного. Рукопожатиями мы не обменивались. Уэс только приложил руку к шляпе и кивнул Синтии.

У мужчин на Юге не принято снимать шляпу, входя в дом, поскольку снять шляпу – значит признать себя ниже по положению. Этот обычай восходит к временам обширных плантаций, джентльменов, издольщиков, черных рабов, белой швали, богатых фамилий и нищих семей. Мне это непонятно, но в армии тоже существуют строгие правила относительно головных уборов, поэтому я уважаю эту традицию.

Стульев не хватало, поэтому мы стояли.

– Твои вещички у меня в конторе, в целости и сохранности, – сказал мне Берт Ярдли. – Можешь забрать в любое время.

– Очень любезно с вашей стороны.

Мне показалось, что Уэс ухмыльнулся, и захотелось двинуть ему в морду. Он был какой-то взвинченный и изломанный, как будто уродился с двумя щитовидками.

– Казенное имущество принесли? – обратился я к Берту.

– А как же? С казенным шутки плохи. Отдал его вашей девчонке у дверей. Считай это мирным приношением, Пол. Не возражаешь, что обращаюсь к тебе по имени?

– Валяй, Берт.

– Это хорошо. Я вот подумываю, не пустить ли тебя в дом к убитой?

– Приятно слышать, Берт.

– Имеешь желание поговорить с моим парнем насчет твоего дельца? – Он повернулся к Уэсу: – Расскажи людям все, что знаешь об этой бабенке.

– Она была не бабенка, а женщина и офицер армии Соединенных Штатов. Специалист Бейкер тоже женщина и военнослужащая, – заметила Синтия.

Берт сделал поклон и дотронулся до полей шляпы:

– Просим прощения, мэм.

Как мне хотелось разрядить свой «глок» в этих типов! Если бы только не крайний срок, отпущенный мне на расследование.

Уэс завел свою шарманку:

– Это точно, я иногда виделся с Энн, но я встречался и с другими девочками, и она тоже с другими мужиками. И мы вроде не обижались друг на друга. В ту ночь, когда ее прикончили, я был с патрульной машиной в северном Мидленде. Смена от двенадцати до восьми. И меня многие видели, человек десять могут показать, в том числе мой напарник и ребята с заправочной станции. Больше вам знать ни к чему.

– Спасибо, полисмен Ярдли.

После некоторого молчания Синтия спросила Уэса:

– Вас расстроила смерть Энн Кемпбелл?

– Ясное дело, – ответил он, подумав.

– Дать вам успокоительное? – вставил я.

Берт хохотнул и бросил сыну:

– Забыл тебе сказать, что этот парень – ба-альшой забавник.

– Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, – сказал я Берту.

– От сына у меня секретов нету.

– И все же, шеф...

Он посмотрел на меня и протянул:

– Ну раз так... – Потом обратился к сыну: – Оставляю тебя с этой молодой леди, веди себя прилично. – Берт опять хохотнул. – Они не знают, какой ты у нас озорник. Считают, что ты только что со свекольного фургона свалился.

На этой шутливой ноте и закончился общий разговор. Мы со стариком Ярдли вышли из кабинета, нашли пустую комнату и сели за длинный стол друг против друга.

– Проклятые писаки, – сказал Берт, – суют нос, куда им не положено. Все выпытывают насчет слухов о генеральской дочке.

Ни одного такого вопроса от журналистов я не припомнил.

– Тем, кто стоит на страже законов, не следует вдаваться в домыслы.

– Ясное дело! Мы с генералом хорошо ладим. Неприятно слышать, что болтают о его дочери. Особливо после ее смерти.

– Вы к чему клоните, шеф? Выкладывайте.

– Кое-кто, может, думает, что вы, из УРП, проведете меня. Когда бродягу поймают, мои молодцы получат свою долю пирога. Как пить дать!

Речь Ярдли, особенно упоминание «пирога», раздражала меня, но еще больше злил он сам.

– Не волнуйтесь, шеф. Полиция Мидленда получит свое по заслугам.

Ярдли хохотнул:

– Вот этого я и боюсь, парень, нам непременно надо участвовать.

– Разговаривайте с ФБР. С завтрашнего дня дело ведут они.

– Факт?

– Да.

– О'кей! А покамест накатай доклад о том, как помогла тебе полиция Мидленда.

– Зачем?

– Затем, что кричат на целый свет, пришьют, мол, к материалам следствия его, Ярдли, личное дело; затем, что паскудные газетчики успокоиться не могут, что молодой Ярдли был связан с потерпевшей; затем, что я вроде бы ни хрена не секу и из-за тебя в дураках остался; затем, черт побери, что тебе без меня не обойтись! Пора с этим кончать. Будет!

Ярдли не скрывал, что тревожится, и было от чего. Воинская часть и местное население представляют странный симбиоз, особенно на Юге. В худшем случае это отношения между гражданскими и военными далеки от крайностей. Не желая усугублять и без того натянутые отношения, я сказал:

– Я познакомлю вас с людьми из ФБР и дам им самый лестный отзыв о вашей помощи и успехах.

– Это будет порядочно с твоей стороны, Пол. Но ты вдобавок все же черкни. Билл Кент вот тоже обещался. Слушай, может, дать ему звонок? Посидим, потолкуем...

– У меня мало времени, шеф. Не беспокойтесь, вы будете задействованы в расследовании в полной мере.

– Отчего мне кажется, что ты вкручиваешь мне мозги?

– Не знаю отчего.

– Я тебе сам скажу отчего. Оттого, что считаешь, будто у меня пустые руки. А задаром никто никому ничего не дает. Нет, брат, у меня имеется кое-что для тебя полезное.

– Как факт?

– Да. Я нашел в ее доме улики, которых ты не заметил. Но сначала надо обсудить условия.

– Вы имеете в виду вещички из ее спальни в цокольном этаже?

Ярдли вытаращил глаза. Приятно было смотреть.

– Зачем же оставил там все это барахло? – наконец выговорил он.

– Думал, что у вас ума не хватит, чтобы найти.

Он нервно рассмеялся:

– И кому же не хватило ума?

– Но я не все оставил, кое-что взял. Несколько пакетов с фотографиями и видеозаписями мы унесли. – Ничего мы не унесли, хотя следовало бы.

Он пристально смотрел на меня. Вид у него был не самый лучезарный.

– А ты, видать, ловкий...

– Да, я ловкий.

– И где же это барахло?

– В моем трейлере. В тайнике.

– Не втирай мне очки, малый. В трейлере ничего нет.

– Зачем вам знать, где это барахло?

– Затем, что оно мое.

– Ошибаетесь.

Ярдли откашлялся.

– Вот у меня снимут в той комнате отпечатки пальцев и просмотрят фотокарточки и киношные кадры с голыми задницами – многим олухам придется объясняться, очень многим.

– Это точно, включая вас.

Он опять уставился на меня. Я не отводил глаз.

– На понт берешь?

– Шеф, я думаю, что между Уэсом и Энн было кое-что, о чем он умалчивает. Конечно, не самая счастливая пара на земле, но как-никак два года гуляли, и не просто гуляли, но и любовь крутили. У меня вот какой к вам вопрос: ваш сын знал, что вы трахаете его подружку?

Ярдли молчал, раздумывал, как ответить, и, чтобы заполнить паузу, я продолжал:

– А миссис Ярдли знала, что вы трахаете генеральскую дочку? Что же вы молчите, Берт, я ведь не на обед к вам напрашиваюсь?

Ярдли молчал, а я продолжал говорить:

– Вы ведь не случайно обнаружили эту комнату, как сказали Уэсу. Наверное, он знал, что его девушка иногда бегает на сторону, но любовью с ней он занимался в ее спальне наверху. Если бы он увидел ту комнату, он накостылял бы ей по первое число и бросил, как это и водится у джентльменов на Юге. Вы же, напротив, все о ней знали, но сыну не говорили. Это она приказала вам молчать, потому что Уэс ей нравился. А с вами она трахалась, потому что вы имеете влияние на Уэса и можете устраивать дела в городе. Вероятно, вы ей несколько раз чем-то помогли. Словом, для нее вы были как добавочная страховка. Так или иначе, у вас с Уэсом не только одна кровь. Из-за Энн Кемпбелл жизнь у вас стала волнительная и рисковая. Думаю, она предупреждала вас, что хранит копии фотографий и видеозаписей в надежном месте – на тот случай, если бы вам вздумалось выкрасть у нее оригиналы... На тех картинках нетрудно распознать вашу толстую задницу. Поэтому вы начинаете думать о жене и сыновьях, о своем положении в городе, о духовнике и знакомых по церковным делам, о тридцатилетней службе в полиции, и в один прекрасный день вам приходит в голову ликвидировать бомбу замедленного действия. Правильно я рассуждаю?

Ярдли не побледнел, как я ожидал, напротив, побагровел.

– Я не такой олух, чтобы дать себя снимать.

– А вы уверены, что вашего голоса нет на пленке?

– Это не доказательство.

– Может быть, но его достаточно, чтобы замарать ваше имя – как куча дерьма на новом ковре мэра.

Мы сидели друг против друга, как два шахматных игрока, продумывающих на три хода вперед. Потом Ярдли кивнул и промолвил:

– Разок-другой у меня возникала мысль прикончить ее.

– Не шутите?

– Но как можно убить женщину за собственную глупость?

– Не выветрился еще рыцарский дух.

– Угу... Когда это случилось, я был в Атланте. Куча свидетелей.

– Отлично, я поговорю с ними.

– Валяй, дураком себя выставишь.

– Зато без мотивов для убийства.

Собственно говоря, я не считал, что Ярдли – убийца, но когда расспрашиваешь об алиби, люди начинают нервничать. Говорить, где ты был и что делал, всегда неловко, поэтому, если допрашиваемый запирается и качает права, спроси его алиби.

– Можешь сунуть эти мотивы себе в задницу, умник. Мне, может, интересно знать, что тебя есть касательно меня и погибшей.

– Мало ли кому что интересно. Может, у меня еще и фото есть: шеф полиции спит в ее постели.

– А может, и нет никакого такого фото.

– Может, и нет, но как я узнал, что вы были в той комнате?

– Вот и поломай голову, малый. – Ярдли отодвинулся со стулом от стола, словно собираясь встать. – Хватит передо мной выламываться. У меня нет времени.

В дверь постучали. Специалист Бейкер подала мне пакет. Я вскрыл его и вытащил пачку машинописных листов. Взяв один наугад, я стал читать, не стараясь смягчить удар:

– "22 апреля. Около 21.00 заехал Ярдли. Я писала отчет, но он настоял, чтобы мы сошли вниз. Слава Богу, ему достаточно одного раза в месяц. В комнате он приказал мне раздеться, чтобы обыскать меня. Я раздевалась, а он стоял, уперев руки в бока. Потом велел повернуться и нагнуться. Он сунул палец мне в зад, сказав, что ищет наркотики, яд или тайное послание. Затем заставил меня лечь и раскинуть ноги для осмотра влагалища..."

– Ладно, хватит.

– Знакомо, шеф?

– М-м... не совсем... Где ты это раздобыл?

– В ее компьютере.

– Такие свидетельства не принимаются.

– В тяжелых случаях принимаются.

– Может, это бабьи выдумки, и точка.

– Может. Я передам материальчик в Главную военную прокуратуру и Главному прокурору штата Джорджия. Юристы и психиатры проанализируют. Глядишь, подозрения сами собой отпадут.

– Какие подозрения? Даже если тут все правда, законов, черт возьми, я не нарушал.

– Я не силен в законах Джорджии, особенно насчет разврата, но клятва в супружеской верности точно нарушена.

– Кончай трепаться, малый. Мужик ты или кто? Может, голубой? Или женатый?

Я перелистал распечатку.

– Ну и ну, Берт... Ты фонариком производил досмотр ее... потом своим жезлом... даже пистолет использовал... У тебя просто страсть к длинным твердым предметам. Только я не вижу, чтобы твой собственный предмет стал длинным и твердым...

Ярдли встал.

– Ну, берегись, господин хороший... Попробуй только высунуть нос с базы, – прошипел он и пошел к двери.

Я знал, что он не уйдет, и спокойно ждал, что будет дальше. Он вернулся к столу, взял стул, яростно крутанул и сел на него верхом. Я не знаю, что означает, когда переворачивают стул и садятся на него верхом. Может быть, стул, поставленный спинкой вперед, – средство обороны, может быть, защиты. На всякий случай я поднялся с места и присел на краешек стола.

– Берт, мне от тебя одно нужно – чтобы ты отдал мне вещдоки, изъятые в ее доме. Все без исключения. Вплоть до зубной щетки.

– Ты от меня ни хрена не получишь.

– Тогда я разошлю эти страницы из дневника по всем адресам, какие есть в телефонной книге Мидленда.

– Тогда я тебя прикончу.

Угрозы наметили выход из тупика.

– Предлагаю обмен вещдоками, Берт.

– На-кась выкуси. Там компромат на всю генеральскую братию. Хочешь, чтобы все полетели?

– У тебя только фото с масками на морде. У меня дневник.

– У меня, кроме того, пальчики по всему дому. Как сделаем снимки – сразу в ФБР их и в министерство.

– Вещи все еще в комнате?

– Не твое собачье дело.

– Ладно, а что, если нам костерок устроить? Для растопки положим листочки с описанием твоих подвигов. Может, даже спичек не понадобится.

Ярдли подумал.

– А на тебя можно положиться?

– Слово офицера.

– Как факт?

– Как факт. А на тебя?

– Ни в жизнь! Но мне не в жилу, если раззвонишь моей бабе и парню.

Я подошел к окну. Журналисты все еще толпились внизу, но полицейские оттеснили их ярдов на пятьдесят к дороге, чтобы они не мешали входу и выходу. Я размышлял над сделкой, которую предлагал Ярдли. Уничтожение вещественных доказательств грозит несколькими годами в Канзасе, но губить чужие жизни не входит ни в мои обязанности, ни в мои намерения.

Я подошел к Ярдли и сказал:

– Заметано.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Вели своим ребятам покидать в грузовик мебель, шторы, ковры, видеопленки, фотографии, цепи, хлысты – словом, все до последней нитки, – и в городской мусоросжигатель.

– Когда?

– Как только я произведу арест.

– Когда это будет?

– Скоро.

– Сообщишь заранее?

– Нет.

– Знаешь, иметь с тобой дело – все равно что дрочить наждачной бумагой.

– Спасибо на добром слове. – Я отдал ему распечатку. – После костерка мы сотрем в компьютере эту дрянь. Можешь лично при том присутствовать.

– Ну вот, полегчало малость. Кажется, тебе можно доверять, парень, сразу видно офицера и джентльмена. Но если вдруг смошенничаешь, прикончу, ей-ей прикончу. Бог мне свидетель.

– Того же и я тебе обещаю. Поспи хоть сегодня спокойно. Конец виден.

Мы вернулись в кабинет.

– Скажи, чтобы мои личные вещи закинули в гостиницу.

– Всенепременно, парень.

При нашем появлении Синтия и Уэс Ярдли, сидевшие за столом, умолкли.

– Кажись, помешали? – хохотнул Берт.

Синтия посмотрела на старшего Ярдли, в ее взгляде ясно читалось: «Ну и свинья же ты!» Уэс встал и поплелся к двери.

– Что это у тебя? – спросил он, увидев в руках отца бумаги.

– Это?.. Новые армейские наставления. Надо прочесть. – Он повернулся к Синтии, приложил палец к шляпе: – Рад был встретиться, мэм. Держи меня в курсе, – бросил он мне на прощание.

Ярдли ушли.

– Бейкер нашла тебя?

– Да.

– Ну и как материал?

– Ярдли заслушался. – Я пересказал ей наш разговор с Бертом. – Компрометирующие фотографии и другие улики будут уничтожены, но чем меньше ты об этом будешь знать, тем лучше.

– Ты за меня не беспокойся. Не люблю.

– Я всегда беспокоюсь за своих сотрудников. Может случиться, что тебя будут допрашивать. Тебе не придется лгать.

– Ладно, поговорим потом... А этот Уэс не такой уж крутой, как делает вид.

– Они все делают вид.

– Страшно переживает, весь Мидленд верх дном переворачивает, чтобы разыскать убийцу.

– Наверное, считал, что Энн Кемпбелл – его личная собственность.

– Вроде того. Я спросила, разрешал ли он ей встречаться с другими мужчинами. Он ответил, что отпускал ее только на обеды, приемы и всякое такое. Сам он никогда не ходил с ней на официальные церемонии, где она общалась с «придурками офицерами». Это его слова.

– Это по мне.

– Догадываюсь. Только человека постоянно под слежкой не удержишь. Было бы желание...

– Следовательно, он понятия не имел, какими... какими нетрадиционными способами Кемпбелл делает себе карьеру.

– Вероятно, так.

– Если бы он узнал, что его папаша тоже пользуется... ему бы не понравилось.

– Мало сказать не понравилось бы...

– Господи, сколько же людей у меня на удочке...

– Не очень-то задавайся.

– И не думаю. Просто выполняю работу.

– Хочешь сандвич?

– Угощаешь?

– Само собой. – Синтия встала. – Хочу проветриться. Сбегать в клуб.

– Чизбургер, хрустящую картошечку и колу.

– Приведи тут все в порядок, – сказала Синтия и ушла.

Я вызвал Бейкер, отдал ей бумагу о переводе Далберта Элкинса и попросил перепечатать.

– Дадите мне рекомендацию в школу УРП? – спросила она.

– Это не так интересно, как кажется, Бейкер.

– Я правда хочу быть следователем по уголовным делам.

– Зачем вам это нужно?

– Очень уж увлекательная работа.

– Может быть, вам стоит поговорить с мисс Санхилл?

– Уже поговорила. Вчера. Она сказала, что скучать не придется. Много ездишь, встречаешься с разными интересными людьми...

– И сажаешь их за решетку...

– И еще сказала, что вы познакомились в Брюсселе. Как романтично!

Я промолчал.

– Мисс Санхилл поделилась, что получила назначение в Панаму на постоянную работу.

– Свеженького кофейку не принесете?

– Обязательно, сэр.

– Тогда все.

Бейкер ушла.

В Панаму...