Текст книги "Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции"

На второе приглашение посла Маклаков ответил согласием; тот предложил Маклакову прийти вместе с членами его группы, а также близкими к ней адмиралами М. А. Кедровым и Д. Н. Вердеревским. «Мы решили пойти, – писал впоследствии Маклаков, – именно как группа людей, которые от Советов независимы, но признают их национальной властью и с ними не борются. Для нас было ясно, что никакой другой власти в России мы им противопоставить не можем, а вести борьбу с ними после провала вермахта есть хлестаковщина»749749
  Маклаков В. А. – Алданову М. А. 25 мая 1945 // «Права человека и империи». С. 106.


[Закрыть].

Вместе с Маклаковым 12 февраля 1945 года посольство посетили председатель Московского землячества и Общества химиков А. А. Титов, председатель ОРТа А. С. Альперин, директор кинематографического общества М. М. Тер-Погосян, журналист В. Е. Татаринов, член комитета Земгора Е. Ф. Роговский и Ступницкий. Вместе с ними пришли бывший командующий Балтийским флотом и военно-морской министр Временного правительства адмирал Д. Н. Вердеревский и глава РОВСа, также бывший военно-морской министр Временного правительства, а в 1920 году командующий флотом и начальник морского управления в правительстве П. Н. Врангеля адмирал М. А. Кедров.

Маклаков позднее заметил, что среди людей «его группы» было мало тех, которые ему импонировали: «Мои политические „друзья“ либо умерли, либо уехали. Один из них, П. Б. Струве, вернулся в Париж только, чтобы здесь умереть»750750
  Там же. С. 104.


[Закрыть].

Прием продолжался два часа, с полудня до двух часов дня; стороны обменялись речами и тостами. Тогда же кем-то из участников визита была подготовлена запись выступлений, впоследствии опубликованная751751
  Эмигранты у Богомолова // Новый журнал. 1970. Кн. 100. С. 269–279.


[Закрыть]; впрочем, их содержание было доведено до сведения заинтересованных лиц в личных письмах, по крайней мере одно из которых – письмо Маклакова его товарищу по защите Бейлиса, адвокату Д. Н. Григоровичу-Барскому, было опубликовано уже в июле 1945 года752752
  В. А. Маклаков о своем визите в советское посольство // Новое русское слово. 1945. 23 июля.


[Закрыть]. Эмигрантов поразил сам факт визита и внешние обстоятельства, которые ему сопутствовали: тосты, провозглашенные за советский народ, Красную армию и маршала Сталина. А также заявление Маклакова о том, что он и его единомышленники признают советскую власть национальной, борьбу с ней прекращают и будут содействовать примирению с советской властью всей эмиграции.

«Русская политическая эмиграция Парижа, в лице ее наиболее авторитетных представителей, вступила на путь полного примирения с советской властью», – с первой же фразы определял суть события парижский корреспондент «Нового русского слова» Я. Я. Кобецкий. Его статья, озаглавленная «Митрополит Евлогий и В. А. Маклаков посетили советского посла Богомолова», повергла в шоковое состояние многих маклаковских друзей и знакомых по ту сторону океана753753
  Новое русское слово. 1945. 7 марта.


[Закрыть].

Тут же были предприняты попытки объяснить происшедшее. Наиболее часто встречающееся – и тогда, и потом – «то, что случилось с Маклаковым, особое послеоккупационное явление – реакция на чудесное спасение России»754754
  Яновский В. С. Поля Елисейские. СПб., 1993. С. 145.


[Закрыть]. «Для уразумения нынешнего состояния В. А. Маклакова нужно принять во внимание ту обстановку, в которой он прожил последние 4 года, под германской оккупацией», – писал «по горячим следам» Андрей Седых755755
  Седых А. Загадка В. А. Маклакова.


[Закрыть].

Более спокойно оценил слова Маклакова, сказанные в посольстве, С. Л. Поляков-Литовцев, многолетний сотрудник «Последних новостей», также оказавшийся теперь за океаном. Он писал:

В речи Маклакова нет ни одной фразы, которой он мог бы стыдиться. Он не каялся. Он не отверг прошлой борьбы. Не намекнул ни одним звуком, что она была необоснованной, незаконной, антинациональной… Маклаков говорил не о сдаче, а о примирении. И говорил по-маклаковски, т. е. очень искренно. Прямо сказал: чувства столь многих лет не могут в несколько минут измениться. Нужно взаимное понимание, взаимные усилия сближения… На долю Маклакова выпало быть первым возгласителем, что гражданская борьба русских кончается примирением756756
  Поляков-Литовцев С. Л. Эмигранты в советском посольстве // Новое русское слово. 1945. 25 марта.


[Закрыть].

Поляков справедливо отметил, что «посещение советского посольства в Париже группой видных русских эмигрантов стали почему-то сводить в разговорах к личности В. А. Маклакова, как будто весь этот волнующий вопрос заключается в том, хорош или не хорош, тверд или неустойчив, верен или изменчив этот знаменитый оратор и представительный кадет». Причины повышенного внимания к роли Маклакова в этой истории понятны. Он был наиболее крупной личностью среди «визитеров» и, в известном смысле, символом эмиграции. Речь, точнее, две речи Маклакова в посольстве носили наиболее принципиальный характер. Оборончество, по мнению Полякова, делало критику советского режима в условиях войны психологически невозможной, даже абсурдной. «Какой же мыслим новый тип отношений? Конечно, не капитуляция, но, конечно, и примирение… На советские посольства я перестал смотреть как на ханские ставки»757757
  Там же.


[Закрыть].

Если отвлечься от самого демонстративного факта посещения посольства и обратиться к сути того, что было сказано Маклаковым, то, в общем, непонятно, из-за чего поднялась такая буря. В своей речи в посольстве он повторил в основном то, что было изложено в программной листовке его группы. Маклаков справедливо констатировал, что эмиграция бессильна перед советской властью. Но, добавил он,

они представляли два равноправных принципа. Эмиграция стояла за начала, на которых развивалась жизнь старого мира, вы же несли с собою основы для нового. Вы достаточно реалисты, чтобы знать, что новое прочно только тогда, когда приводит к синтезу со старым, что истинная победа не в уничтожении побежденного, а в примирении его с этой победой. Вы на примере религии узнали, насколько целесообразнее мирить с собою врага, которого раньше пытались искоренять. Примирение эмиграции с советской властью может получить значение символа; восстановления мира в России. Мы над этим работаем… Нужно много работать для взаимного понимания и примирения758758
  Запись выступлений на приеме, сделанная одним из его участников, была опубликована в 1970 году в «Новом журнале». Здесь и далее мы цитируем выступления по машинописному экземпляру, находящемуся среди бумаг Маклакова в Гуверовском институте (HIA. Maklakov. 20–7); с одной из машинописных копий этого текста и была осуществлена публикация.


[Закрыть].

Ответная речь посла жесткой: Богомолов не употреблял слова «примирение»; по существу, он требовал капитуляции: «…эмигранты, любя Россию, должны принять все те коренные изменения, которые в ней произошли. Другой путь состоит в том, что эмиграция после войны будет по-прежнему враждебно относиться к Сов[етскому] Союзу. Тогда мы предоставим ее естественному историческому процессу и для нас она утратит всякий интерес. Эмиграция будет изолирована, старое поколение постепенно вымрет, а молодое будет денационализировано…» Посол счел также необходимым подчеркнуть разницу между русским и советским патриотизмом. Советский патриотизм шире русского, и его сущность заключается «не только в любви к России, но в принятии всех тех изменений, которые в ней произошли. Ребенок любит свою мать, когда она молода и красива, но он любит ее и тогда, когда она стареет. Только в России мать не постарела, а стала молодой и новой»759759
  Там же.


[Закрыть].

То, что говорил посол, совершенно противоречило концепции Маклакова, и он вновь взял слово, чтобы еще раз подчеркнуть, что он и его единомышленники борьбу против советской власти прекратили. Он мотивировал это вовсе не признанием правоты советской власти, а нежеланием ввергать страну в новую междоусобицу: «Мы знаем, чего стоит стране Революция, и еще новой революции для России не пожелаем. Мы надеемся на дальнейшую ее эволюцию»760760
  Там же.


[Закрыть].

Остановившись на противопоставлении русского и советского патриотизма, сделанного Богомоловым, Маклаков говорил, обращаясь к послу:

Вы предлагаете любить Россию в той ее форме, советской, в которой она сложилась сейчас. Но формы и советской России меняются. Россия 1918 года, которую по личному опыту запомнила эмиграция, не та, которую устанавливала конституция 1936 г. И эта эволюция далеко не закончена. Никто не знает, какой будет Россия после войны… Что в будущей России воскреснет из старого, что переживет из советской России, ни предсказать, ни искусственно сделать нельзя. Дорожить не самой Россией, а ее временной, советской формой, значило бы следовать Константину Леонтьеву, который писал: «На что нам Россия, если она не самодержавная и не православная». Возьму Ваше сравнение. Дети должны любить свою мать и молодой, и старой, и здоровой, и больной. Но они любят мать, а не болезнь и не старость ее. В чем неизменная сущность России и в чем ее преходящие формы, покажет нам сама жизнь761761
  HIA. Maklakov. 20–7.


[Закрыть].

В заключительной речи, которую посол произнес после выступления всех присутствовавших, он прежде всего отвечал Маклакову. Богомолов четко заявил, что «основные черты (советского) строя остаются неизменными». Он дал понять, что на эволюцию советской власти рассчитывать не приходится; характерно, что при прощании Богомолов выразил надежду на устранение противоречий между группой Маклакова и группой «Советского патриота»: «Вы все, – сказал он, – стоите по существу на одних основных позициях, а нюансы во мнениях вполне понятны, и в этом нет ничего плохого»762762
  Там же.


[Закрыть]. То есть посол фактически предлагал «визитерам» примкнуть к тем, кто признал советскую власть безоговорочно и был готов ей служить без всяких условий. Советская власть не собиралась рассматривать эмигрантов как «сторону». Она была готова лишь принять их безоговорочную капитуляцию.

Это не исключало заигрывания с отдельными эмигрантами, возвращение которых могло послужить для укрепления престижа власти, – речь шла, в частности, о живом классике, единственном российском нобелевском лауреате И. А. Бунине. Что же касается тех лиц, которые, по мнению органов контрразведки, могли представлять потенциальную опасность или должны были быть наказаны за прежние грехи, то их просто насильственно вывозили в СССР. Это происходило в тех странах, которые были освобождены или оккупированы Красной армией. Так, в Югославии арестовали и вывезли на родину приятеля Маклакова В. В. Шульгина; массовые аресты прошли в Праге. Речь идет не о коллаборационистах, сотрудничавших с нацистами, вроде генералов П. Н. Краснова или А. Г. Шкуро, а о тех людях, которые активной роли в политике давно уже не играли. Приятеля Маклакова Шульгина вывезли в Москву и за старые «грехи» перед советской властью приговорили к 25-летнему тюремному заключению. Арестованный в Праге литературовед А. Л. Бем покончил в тюрьме самоубийством. В Праге же был арестован и увезен в СССР почти 80-летний князь Петр Д. Долгоруков, некогда товарищ Маклакова по партии кадетов. На родине Долгорукова, по слухам, дошедшим до эмиграции, судили во Львове военным судом и приговорили к 10-летнему заключению в лагере763763
  Судьба П. Д. Долгорукова // Социалистический вестник. 1945. 10 ноября. № 19–20. С. 226.


[Закрыть]. В действительности Долгорукова приговорили, как мы теперь знаем, к пяти годам заключения в тюрьме (из которой он, впрочем, не вышел и после отбытия срока). Но дело это не слишком меняло.

Однако все эти «детали» стали ясны позднее, так же как и то, что советская власть ничем из «революционных завоеваний» поступаться не собирается, более того, распространит их на освобожденные от нацистов страны Восточной Европы и попытается экспортировать через своих сторонников и в Западную Европу. Неизвестно было еще и то, что никакой либерализации режима после войны не произойдет, более того, что начнется его ужесточение и закручивание гаек. Но это все – потом. Пока же эмигранты, наблюдавшие возрождение и победы русской армии, правда называвшейся теперь советской, восстановление патриаршества, патриотическую риторику и обращение к славному историческому прошлому, наконец, восстановление территории бывшей Российской империи, имели некоторые основания надеяться, что «Термидор», под давлением жизни, проведут сами большевики.

На этой почве было вполне возможно примирение и участие эмигрантов, если, конечно, этого захочет советская власть, ставшая, по мнению многих из них, национальной, в возрождении России.

ЭМИГРАЦИЯ И СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ, 1945: ВОКРУГ «ВИЗИТА»

Спор о смысле изменений, происшедших в России, и о роли эмиграции в новых условиях развернулся между людьми в общем-то сходных воззрений, много лет лично знавших друг друга, но оказавшихся в годы войны по разные стороны океана. Что означало – в свободной стране или в оккупации, в безопасности или под угрозой тюрьмы, а то и смертной казни. В значительной степени это был спор между русскими ньюйоркцами и русскими парижанами.

Алданов, как и многие другие русские американцы, был неприятно удивлен, если не сказать поражен, известиями из Парижа о том, что некоторые хорошо ему знакомые русские эмигранты ищут сближения с советскими представителями, а то и просто пошли к «советам» на поклон. Об этом (как и о сотрудничестве с нацистами других – а то и тех же самых русских эмигрантов) писал в Нью-Йорк свояк Алданова Я. Б. Полонский, доходила отрывочная и не всегда достоверная информация и по другим каналам. 6 марта 1945 года Алданов писал Керенскому:

В Париже, по-моему, происходит, и с каждым днем будет усиливаться развал политической эмиграции. Ее в самом деле уже больше нет: осталась только колония. За успех люди всегда всем прощали все. А теперь, по-видимому, и Бильянкур, и идейные вожди вроде Одинца… окрылены надеждами: амнистия, служба, места, милости, тридцать пять тысяч курьеров в полпредство и обратно. Думаю, что для громадного большинства ни одна из этих надежд не оправдается, и корыто будет разбито во второй раз, – «красная мечта» вслед за «белой мечтой». Кроме того, отношения между де Голлем и коммунистами портятся. Идейные вожди могут немного испугаться: они ссориться с властями не любят764764
  Алданов М. А. – Керенскому А. Ф. 6 марта 1945 // BAR. Aldanov. Box 5.


[Закрыть].

Относительно судьбы Франции, ставшей его второй родиной, Алданов был умеренно оптимистичен:

Коммунисты были бы во Франции всемогущи, если бы Сталин хотел и мог им помогать по-настоящему. Но в Ялте как будто принято решение, что Западную Германию будут занимать английские и американские войска. Если так, то «сосредоточение войск на границе» для подкрепления политических требований в данном случае в ближайшие годы окажется невозможным. Своими же силами французские коммунисты едва ли придут к власти. Это подает мне надежду, что, быть может, удастся закончить свои дни в Париже: на Петербург я больше, к большому своему горю, ни малейшей надежды не имею765765
  Там же.


[Закрыть].

Буквально на следующий день после написания этого письма, 7 марта 1945 года, в «Новом русском слове» появилась корреспонденция из Парижа, повергшая Алданова и его единомышленников в шок. В ней сообщалось, что группа русских эмигрантов посетила советское посольство в Париже. Дело было не столько в самом факте «визита», сколько в составе группы: половина людей, поднявших в советском посольстве бокалы за здоровье маршала Сталина, были друзьями или однопартийцами Алданова.

Альперин и Титов были, как и Алданов, народными социалистами. С Маклаковым он был на дружеской ноге. В число достаточно близких к нему людей входил Тер-Погосян. Почти все «штатские» были масонами, входившими в те же ложи, что и Алданов. Возможно, по совокупности этих обстоятельств, а также по свойственной ему дипломатичности Алданову пришлось сыграть, пожалуй, ключевую роль в «выяснении отношений» с участниками «визита». Заметим, что эмигрантская политика далеко не всегда была публичной, отчасти ввиду отсутствия печатных «площадей» для обсуждения тех или иных насущных вопросов, отчасти в связи с нежеланием предавать огласке существующие разногласия или, по выражению Маклакова, «еретические мысли». Переписка играла огромную роль в жизни российских интеллектуалов, в архивах сохранились многие тысячи писем; многие из них скорее напоминают политические или историософские трактаты, а по откровенности и литературной отточенности нередко превосходят опубликованные ими же тексты на те же темы. Исследователи творчества Алданова, вероятно, были бы удивлены, узнав, какие тонкости эмигрантской и «общей» политики обсуждал автор «Истоков» в своей обширной переписке с Маклаковым и насколько он был информированным в этом отношении человеком. Впрочем, это в большей степени относится ко времени холодной войны. Пока же вернемся в 1945 год.

Эффект, произведенный визитом в среде русской эмиграции, трудно переоценить. Под свежим впечатлением от сообщения о визите В. В. Набоков отправил В. М. Зензинову текст, который тот не без оснований назвал стихотворением в прозе. «Стихотворение в прозе» оказалось, правда, совсем не лирическим:

В историческом смысле это явление очаровательное, в человеческом же отношении оно позывает на рвоту. Я говорю об этом завтраке а-ля фуршет в Париже.

Я могу понять отказ от принципов в одном исключительном случае: если бы мне сказали, что самых мне близких людей замучат или пощадят в зависимости от моего ответа, я бы немедленно пошел на все, на идейное предательство, на подлость, и стал бы любовно прижиматься к пробору на сталинской заднице. Был ли Маклаков поставлен в такое положение? По-видимому, нет.

И вот, выслушав ответную речь, в которой нам сказали, что вас-де, плюгавых подлюг, Советский Союз знать не знает (и поучитесь-ка у Киргизов – а там видно будет), мы закусили грибками в сметане.

Остается набросать квалификацию эмиграции.

Я различаю пять главных разрядов.

1. Люди обывательского толка, которые невзлюбили большевиков за то, что те у них отобрали землицу, денежки, двенадцать ильфпетровских стульев.

2. Люди, мечтающие о погромах и румяном царе. Эти обретаются теперь с советами, считаю, что чуют в советском союзе Советский союз русского народа.

3. Дураки.

4. Люди, которые попали за границу по инерции, пошляки и карьеристы, которые преследуют только свою выгоду и служат с легким сердцем любым господам.

5. Люди порядочные и свободолюбивые, старая гвардия русской интеллигенции, которая непоколебимо презирает насилие над словом, над мыслью, над правдой766766
  Набоков В. В. – Зензинову В. М. 17 марта 1945 // В. В. Набоков. Pro et contra. Т. 2. СПб., 2001. С. 78 (публикация Г. Б. Глушанок).


[Закрыть].

«Как можно не видеть того, – с гневом писал Борису Николаевскому самый «твердокаменный» из эсеров, Марк Вишняк, – что ДО визита Маклакова… русская эмиграция, плохо ли, хорошо, существовала и делала свое дело, а теперь ЕЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ! Существуют отдельные эмигранты или небольшие их кучки – „тройки“ и „десятки“, – которые талдычат по-прежнему и которых, может быть, и уважают, но не слушают. Нет сейчас наглеца и профитера, который не мог бы оспорить Вас, опершись на авторитет Маклакова»767767
  Вишняк М. В. – Николаевскому Б. И. 10 августа 1945 // HIA. Boris Nicolaevsky Collection. 506–35.


[Закрыть].

Визит, так же как вопрос об отношении к Советскому Союзу в свете той роли, которую он сыграл в разгроме нацизма, и тех изменений, которые произошли в стране в годы войны, породил ряд статей на страницах эмигрантской печати и необыкновенно интенсивную переписку. Переписка по этому поводу могла бы составить объемистый том. Среди тех, кто активно участвовал в эпистолярной дискуссии, были А. Ф. Керенский, А. И. Коновалов, М. В. Вишняк, Б. И. Николаевский, Б. И. Элькин, А. А. Гольденвейзер, Е. В. Саблин, Н. А. Саблина, А. А. Титов, С. П. Мельгунов и др. В общем, едва ли не вся пишущая элита либерально-демократического крыла русской эмиграции.

23 марта 1945 года Маклаков вновь встречался с Богомоловым по приглашению посла. Содержание их разговора, разумеется, в собственной интерпретации, Богомолов изложил в письме к заместителю министра иностранных дел СССР В. Г. Деканозову. Нам не удалось обнаружить каких-либо записей, сделанных о беседе Маклаковым. Впрочем, ничего нового Маклаков послу не сказал; интерес представляет прежде всего восприятие того, что говорил глава Эмигрантского комитета, его собеседником. А также оценка послом положения дел в среде русской эмиграции.

Среди прочего Богомолов писал, что Маклаков «чисто по-провокаторски» намекает, будто в среде «советских патриотов» имеются люди, сотрудничавшие с немцами. Поэтому он не согласен ни принять на себя звание «советского патриота», ни войти в прямой контакт с этой организацией768768
  Среди новоявленных «советских патриотов» действительно были люди, ранее сотрудничавшие с немцами, например известный литератор Л. Д. Любимов. Своего мнения о том, что среди «патриотов» было немалое число лиц, запятнавших себя неблаговидными политическими или коммерческими делами, Маклаков не скрывал. Он писал, в частности, Алданову: «Появились „патриоты“, отчасти от Резистанс, а отчасти из германофилов, которые под этим флагом скрывали свое германофильство и нажитые ими деньги; они побежали к Богомолову, оплевали прошлое эмиграции, словом, повели себя, как ренегаты» (Маклаков В. А. – Алданову М. А. 25 мая 1945 // «Права человека и империи». С. 105).


[Закрыть]. «Эмиграция не пойдет за „Союзом Советских патриотов“, – воспроизводил посол слова Маклакова, – она пойдет за тем комитетом, который я организую, как „Комитет сближения с Советской Россией“. Маклаков хочет создать такой комитет и заявляет, что наряду с этим комитетом восстанавливается и милюковская газета „Последние новости“ под названием „Русские новости“. Маклаков говорит, что никогда не разделял взглядов Милюкова, но поворот Милюкова в сторону Советской России в годы германо-советской войны он одобряет и разделяет»769769
  Чему свидетели мы были…: Переписка бывших царских дипломатов 1934–1940: Сборник документов в двух книгах. М., 1998. Кн. 2. С. 582–583.


[Закрыть].

В случае с «поворотом» Милюкова имелась в виду его предсмертная статья «Правда большевизма»; вскоре Богомолов отправил своему шефу для ознакомления копию статьи, присланную Ступницким770770
  Чему свидетели мы были… С. 589–601.


[Закрыть]. Оценивая же ее содержание, посол подчеркнул, что автор статьи остался антибольшевиком и что «если взять статью как историко-политическую статью, то это дикий бред и, очевидно, враждебная СССР концепция, но и в этом случае следует отметить тенденции поворота к признанию Советского Союза и к отказу от борьбы с ним»771771
  Из письма посла СССР во Франции… С. 583.


[Закрыть].

В заключение Богомолов дал свою классификацию различных групп эмиграции исходя из их отношения к СССР. Около 5–10% составляли правые, то есть «твердолобые монархисты», которые

даже для эмигрантов представляют собою касту одичалых зубров, безнадежных и бесполезных… Около 5–10% фашистов национал-социалистического толка или лиц, безнадежно замаранных сотрудничеством с немцами. Эти люди объяты страхом и готовы сейчас продать себя любой разведке, чтобы только избежать ответственности за свои действия…

Третьей группировкой, от 5 до 10%, являются антинемецкие «нейтралы», то есть эмигранты, которые считают, что СССР был и остается врагом эмигрантов, но бороться с СССР пока не следует, так как нельзя не признать заслуг СССР в борьбе с немцами и освобождении Европы от угрозы немецкого господства. Сюда относятся умеренные из числа правых, то есть люди типа Деникина и часть членов «Общевоинского союза»…

Четвертой группой являются милюковцы и маклаковцы – эта группа охватывает от 20 до 30% эмиграции и включает в себя наиболее активных эмигрантских политических деятелей. Сюда входят Маклаков, Ступницкий, Татаринов, Роговский и ряд других. К ним легко присоединятся эмигрантские литераторы, то есть Бунин, Тэффи и др.

Это наиболее политически подготовленная и, безусловно, наиболее политиканствующая группа эмиграции. Сюда подходят и люди вроде Бердяева, митрополита Евлогия, писателя Рощина и других772772
  Там же. С. 583–584.


[Закрыть].

24 марта 1945 года состоялось учредительное собрание группы, назвавшей себя Объединением русской эмиграции для сближения с Советской Россией. На собрании с докладом выступил Альперин, избранный председателем Объединения. Почетным председателем был избран Маклаков. Наряду с повторением и разъяснением основных положений, содержавшихся в программной листовке, Альперин, не называя его по имени, продолжил полемику с советским послом. «Теперь говорят о разных патриотизмах, – сказал он, не поясняя, кто и где говорит, – о патриотизме русском, о патриотизме советском; но тогда, в начале войны, никаких таких подразделений не было, как не было их во все тяжкие и ответственные моменты истории нашей страны. Патриотизм Минина и Пожарского был просто патриотизм, без прилагательных. В 1812 году русский народ пошел на француза не для того, чтобы защищать свой строй, рабовладельческий строй, а вопреки посулам Наполеона, обещавшего крестьянам свободу», – приводил прозрачную аналогию Альперин. «Мы знаем также случаи патриотизма не родины, а только ее строя. В. А. Маклакову случилось недавно цитировать Константина Леонтьева: „На что мне Россия без самодержавия и православия…“»773773
  Доклад, сделанный А. С. Альпериным в учредительном собрании членов Объединения русской эмиграции для сближения с Советской Россией. Париж, 24 марта 1945 // HIA. Maklakov. 20–2.


[Закрыть]

Альперин вновь не уточнял, где были произнесены эти слова Маклакова; однако было очевидно, что речь шла не о монархистах, а о тех, для кого Россия могла быть только советской. Кроме победы в войне, еще одна причина заставила членов новоиспеченного, точнее, свеженазванного Объединения пересмотреть свое отношение к советской власти. «Какова бы ни была уплаченная за это цена, но Россия пошла по пути нового социального устройства». В результате войны в ряде стран Европы также ставился вопрос о более справедливом социальном устройстве. Таким образом, «другие страны теперь только ставят себе задачи, которые давно уже, худо или хорошо, проводит советская Россия»774774
  Там же.


[Закрыть].

Вопрос заключался в степени этого «худо или хорошо». Почитали бы рассуждения Альперина советские колхозники!

Пока же Альперин закончил свой доклад на оптимистической ноте: «Суждено или не суждено нам вернуться на родину, но с той высоты, на которую вознесла сейчас мир история, мы видим, что страна наша жива, что дух ее крепок, что, покрытая военной славой, она, раньше или позже, выкует свое свободное будущее»775775
  Там же.


[Закрыть].

Год спустя М. М. Тер-Погосян вынужден был признать крах надежд, которые привели к созданию Объединения русской эмиграции для сближения с Советской Россией:

Чаяния русского народа на раскрепощение после войны не оправдались – в этом весь вопрос. В политике теперешней России есть лейтмотив: идеологическое наступление, занятие форпостов для последней битвы тоталитаризма с демократией. Рядом с ним имеются и сопутствующие явления в виде осуществления вполне законных интересов России в Персии, Дарданеллах и т. д. Говорить поэтому о русском империализме значит бить по народу, а не по правительству. Но достижение законных интересов не должно закрывать от нас неприемлемого лейтмотива. Величайшие жертвы, принесенные русским народом, оказались напрасными. Об этом надо говорить, хотя и крайне осторожно776776
  Из протокола заседания правления Объединения русской эмиграции для сближения с Советской Россией. 15 марта 1946 // HIA. Maklakov. 20–4.


[Закрыть].

Однако оговорки о защите советской властью «попутно» национальных интересов России не могли скрыть главного – никакой эволюции советской власти не наблюдалось; следовательно, не было никакой почвы и для сближения с ней. Да и сама власть потеряла интерес к тем эмигрантам, которые пытались «ставить ей условия». Посольству вполне хватало сторонников «Советского патриота» или, на худой конец, «Русских новостей», все больше терявших какое-либо отличие от последнего. Таким образом, цели группы оказались вполне идеалистичными и недостижимыми. Хотя об официальном ее роспуске объявлено не было, фактически она перестала существовать. Точнее, группа единомышленников продолжала время от времени собираться, но совсем не для того, чтобы искать пути сближения с Советской Россией.

Маклаков понял свою ошибку еще раньше, однако не счел необходимым объясняться публично и тем более каяться. По-видимому, письмо Григоровичу-Барскому осталось единственным опубликованным при жизни Маклакова документом, в котором он попытался не только довести до сведения общественности основные положения своей речи в посольстве, но и дать краткую интерпретацию происшедшего. «Об этом посещении было много толков и легенд, – писал Маклаков. – Наша группа была известна, выпустила несколько листовок, эмиграция знала, что Богомолов раньше выражал желание с нами встретиться, что „Патриот“ нас к себе приглашал, но мы идти с ними не хотели; словом, посещение нами Богомолова никого не удивило. Дело к этому шло, и большого значения это иметь не могло»777777
  В. А. Маклаков о своем визите в советское посольство // Новое русское слово. 1945. 23 июля.


[Закрыть]. Маклаков явно лукавил, стремясь преуменьшить значение «визита».

Разъясняя еще раз особенность позиции его группы по сравнению с другими кругами эмиграции, он писал:

Здесь есть люди, которые нам не сочувствуют; их много, но авторитет их невелик, больше потому, что среди них либо только фантасты, которые ждут «падения власти», «революции в России», или люди, которые ставят ставку на разлад России с «союзниками». Те, кто здесь переживали оккупацию и помнят, что наша судьба зависела от успеха Советской России, – те так рассуждать больше не могут. Но превозносить советский режим, как режим свободы и права, как это делает Одинец, значит быть «ренегатом», а не «ралье» (примкнувшим. – О. Б.). Мы от прошлого не отрекаемся и не думаем, чтобы это было кому-нибудь нужно. Но поэтому в нашей позиции и нет повода для сенсаций778778
  Там же.


[Закрыть].

В письме Алданову, предназначенному, конечно, не только ему лично, но и всем лично и политически близким Маклакову людям, оказавшимся в США и, глядя издалека, в более или менее жесткой форме осудившим «визит», он указывал на то, что «сближение» было «достаточно спонтанным и общим движением».

И поэтому я считаю, что у Вас вообще подняли много шума по пустякам, и что иначе поступить было нельзя; нельзя было оставлять эмиграцию при деникинской [программе], с призывом продолжать прежнюю борьбу, или при патриотах, которые писали: «да будет благословенна Октябрьская революция». И если я себя отнюдь не чувствую героем, то не могу считать и преступником779779
  Маклаков – Аладнову. 25 мая 1945 // «Права человека и империи». С. 106.


[Закрыть].

Визит в советское посольство, конечно, не был «пустяком», каким его пытался представить задним числом Маклаков. Его цитированное выше письмо Алданову датировано 25 мая 1945 года. В этот же день в «Русских новостях» вышла статья Маклакова «Советская власть и эмиграция»780780
  Русские новости. 1945. 25 мая.


[Закрыть], в которой он отчетливо и публично отмежевался от тех, кто в упоении от возрождения Российского государства был готов закрыть глаза на сущность власти, которая это осуществила. Маклаков объяснил, почему он признал советскую власть «национальной» и при каких условиях он готов и далее эту власть поддерживать. Ключевым моментом для него, как и всегда, было соблюдение прав человека и, следовательно, законодательные гарантии этих прав. Это публичное исповедание веры ясно показало, что «роман» Маклакова с советской властью близится к концу.

Он по-прежнему считал пребывание в эмиграции необходимостью; однако если раньше эмиграция была протестом против разрушения большевиками Российского государства и миссия эмиграции заключалась в сохранении самой идеи России и русской культуры в противовес большевистскому интернационализму, то теперь ситуация изменилась. Большевики государство воссоздали:

Через 25 лет тяжелого испытания Россия оказалась более богатой и сильной, более просвещенной и сплоченной, чем она раньше была, и народ эту власть стал поддерживать, к удивлению и огорчению многих. Война с Германией только завершила этот процесс. Эмиграция в нем была ни при чем. Это нормально. Только «фактическая» власть может представлять государственные интересы страны. Вмешательство эмиграции могло ей быть в этом помехой. От претензии «самостоятельно» защищать Россию, как государство, она должна теперь отказаться781781
  Маклаков В. Советская власть и эмиграция.


[Закрыть].

Теперь смысл существования эмиграции изменился: «Эмиграция, которой было не по силам представлять государство, как целое, оказывалась на месте, как представительница „интересов“ и „прав“ человека. Она – всегда крайний протест против нарушения их государством». Эмиграции нет в демократических государствах. Она появлялась при установлении тоталитарных режимов в Италии, Германии, Испании. «Она была постоянным явлением в самодержавной и вновь возникла в Советской России. Всякая эмиграция знаменует какой-то дефект в государстве, как температура болезненный процесс в организме». Отдавая должное большевикам, возродившим российскую государственность, Маклаков в то же время писал, что «неограниченность государственной власти, устранение тех, кто против нее себя защищал, оказались главным устоем, на котором было построено новое государство. Оно представило поэтому сочетание реформаторской смелости с тем государственным гнетом, с которым раньше всегда боролась свободолюбивая наша общественность»782782
  Маклаков В. Советская власть и эмиграция.


[Закрыть].