Текст книги "Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции"

В 1942 году Берберова писала вывезенному из-под Ленинграда в Германию и как бы возникшему из небытия Р. В. Иванову-Разумнику: «Мы уже очень давно не видели никого, кто бы приехал по доброй воле из чумных мест. А вот уже скоро 3 года, как не видали ни газет, ни книг оттуда. Есть у меня кое-кто из друзей, кот[орые] сражаются на восточном фронте сейчас. Вести от них – самое волнующее, что только может быть. Здешняя наша жизнь – одно ожидание»816816
  Цит. по: Шерон Ж. Военные годы Иванова-Разумника: реконструкция по письмам и воспоминаниям // Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре. СПб., 1996. С. 47.


[Закрыть].

Опять-таки, трудно представить, что Бунин или Алданов могли причислить к своим друзьям тех, кто «сражался» вместе с нацистами против хотя и Красной, но все-таки русской армии.

Симпатии Берберовой к тогдашним победителям остались, по-видимому, платоническими. В пронацистских изданиях она не печаталась – впрочем, почти ничего и не писала в годы войны. А разговоры или частная переписка юридически никому в вину вменены быть не могут. Другое дело – репутация. Она могла быть у писателя, возлагавшего какие-то надежды на гитлеровцев, уничтоживших впоследствии, в числе прочих, ряд русских литераторов – евреев (И. И. Бунакова-Фондаминского, Р. Н. Блох, М. Г. Горлина, Ю. Фельзена) и неевреев (одного из зачинателей Сопротивления Б. В. Вильде-Дикого, Е. Ю. Кузьмину-Караваеву), испорчена навсегда817817
  По-видимому, Берберова опомнилась, когда нацисты добрались до ее знакомых. «Когда же евреев стали так гнусно мучить, – сообщал Б. К. Зайцев И. А. Бунину в цитированном выше письме, – сама же им помогала, как и мы все, как умела. Одно сделала глупо: написала что-то неосторожное Адамовичу. Этот, очевидно за неимением лучшего дела, стал раззванивать всюду, и чепуха эта добралась даже до Америки» (Письма Б. К. Зайцева к И. А. и В. Н. Буниным. С. 165). «Что-то неосторожное» Берберова писала, как показано выше, и самому Бунину.


[Закрыть]. Очевидно, это и обусловило публикуемое ниже письмо Берберовой Алданову, пользовавшемуся высоким моральным авторитетом в литературной среде, в котором она стремилась опровергнуть выдвигавшиеся против нее обвинения. Копии были направлены ею оказавшимся за океаном и, видимо, считавшимся ею влиятельными в моральном и материальном (издатели и сотрудники «Нового журнала» и «Новоселья») литераторам.

Письмо это привело скорее к обратному результату. Нельзя не согласиться с приведенным выше мнением Газданова о находившей иногда на Берберову глупости. Кроме собственноручного и весьма нелепо аргументированного признания в сочувствии нацистам, оккупировавшим Францию, худо ли, хорошо ли, но дававшую на протяжении 20 лет приют русским изгнанникам, эта якобы последовательная противница «тов. Сталина» (с. 15) сообщала, что возлагала какие-то надежды на союз СССР и Германии. А чего стоит ее рассуждение о том, что ведь и Алданов имел квартиру из шести комнат; значит, подозрения о темных источниках доходов ее мужа, Н. В. Макеева, беспочвенны (в эмигрантской среде сложилось мнение, что благополучие своей семьи сотрудник Лувра Макеев построил на торговле конфискованными у евреев картинами). Но ведь Алданов был одним из самых популярных эмигрантских писателей в межвоенные годы и одним из немногих, кто мог жить на литературные заработки. Сама же Берберова писала, что не опубликовала с начала войны ни строчки и не заработала ни сантима. Тем не менее ее жизнь в годы войны с материальной точки зрения выглядит более благополучной, чем в годы предвоенные или послевоенные. Во всяком случае, никогда у нее не было шестикомнатной квартиры в Париже; при этом большую часть времени она проводила в своем деревенском доме. Разумеется, материальное благополучие криминалом не является, и никакого формально-юридического обвинения против Макеева выдвинуто не было; речь идет о таком «эфемерном» понятии, как репутация.

Никакого «отпущения грехов» и даже ответа на обширное берберовское послание не последовало. Просто через несколько лет все всё забыли. Или сделали вид, что забыли. Кроме самой Берберовой, которая не могла забыть и простить своего унижения. Расквиталась она с «обидчиками» в «Курсиве». Копии ее письма Алданову от 30 сентября 1945 года были адресованы Вишняку, В. М. Зензинову, Г. П. Федотову, С. Ю. Прегель, М. О. Цетлину, М. М. Карповичу и А. А. Полякову. Разговоры о ее письмах с приглашением в оккупированый Париж, как уже упоминалось выше, шли от Бунина и Адамовича. Методы «сведения счетов» стереотипны – это или обвинения в симпатиях к Советам, Сталину или хотя бы к социализму, или стремление принизить литературное значение свидетеля берберовского позора. Иногда частичка правды перемешивается с изрядной долей лжи, иногда ложь присутствует в чистом виде.

Таким образом Алданов оказывается всего лишь автором статьи об эмигрантской литературе; о поэзии Бунина сообщается, что это – подражание Я. П. Полонскому, вдобавок к бунинскому «полному до краев ночному горшку» (с. 298) говорится о том, что его «распад» начался 12 февраля 1945 года, когда за ним заехал С. К. Маковский, чтобы отвезти «к советскому послу Богомолову пить за здоровье Сталина» (с. 299). Однако в это время Бунин все еще жил в Грассе. Можно было бы предположить крайне маловероятную возможность того, что Бунин специально приехал в Париж, чтобы сходить к советскому послу, оставшись при этом не замеченным никем в Париже. Более вероятно, однако, что это просто выдумка Берберовой. В «протоколе» визита группы эмигрантов во главе с В. А. Маклаковым в советское посольство 12 февраля 1945 года ни Бунин, ни Маковский не значатся818818
  Эмигранты у Богомолова // Новый журнал. 1970. Кн. 100. Опубликованный протокол идентичен тому, который находится в Гуверовском архиве среди личных бумаг В. А. Маклакова.


[Закрыть]. Крайне злобно изображен в «Курсиве» Зензинов. О Федотове в «Биографическом справочнике» первым делом сообщается, что он был социал-демократом в 1905 году, о Вишняке, что он был одним из «сотрудников-специалистов по русским делам в журнале „Таймс-магазин“ – несмотря на свои социалистические убеждения» (с. 646). Софья Прегель в «Курсиве» не упоминается, «зато» в письме к Вишняку Берберова уточняет, что, «кажется», она приходится сестрой тому Прегелю, которого несколько раз допрашивала комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Это – стиль «железной женщины». Она ничего не забывала и ничего не прощала. Для сведения счетов использовались любые «подручные средства».

«Повезло» из адресатов берберовского письма разве что М. О. Цетлину, умершему в ноябре 1945 года (к тому же его вдова принимала Берберову в первые дни ее пребывания в США), и М. М. Карповичу, который, по словам Берберовой, «был другом Ходасевича по Москве и молодости» и от которого она «в тяжелые (и даже голодные) 1945–1949 гг. … получала… в Париже посылки из США – не от „комитетов“ и „фондов“, но от него лично»819819
  Берберова Н. Люди и ложи: Русские масоны ХХ столетия. Харьков; М., 1997. С. 230.


[Закрыть].

Р. Гуль, встречавший Берберову в Америке и в «Новом журнале» ее также печатавший, был ею произведен едва ли не в советские агенты (с. 652).

Первая публикация этой статьи и сопутствующих материалов вызвала довольно оживленную полемику820820
  См.: Ронен О. Из города Энн: Берберова (1901–2001); Будницкий О. В. Неладно что-то в «городе Энн» // Звезда. 2002. № 7. С. 234–235; Ронен О. В редакцию «Звезды» // Там же. С. 235. Переписка И. А. Бунина и Н. Н. Берберовой (1927–1946) / Вступ. ст. М. Шраера; публ. М. Шраера, Я. Клоца и Р. Дэвиса // И. А. Бунин: Новые материалы. Вып. II / Сост., ред. О. Коростелев и Р. Дэвис. М., 2010. С. 23–38.


[Закрыть]. В частности, Максим Шраер счел, что «в фрагментах из дневника Полонского… позиции, занимаемые писателями-эмигрантами во время оккупации, нередко предстают в искаженном виде»821821
  Переписка И. А. Бунина и Н. Н. Берберовой. С. 31.


[Закрыть]. Однако опубликованная самим же Шраером совместно с Яковом Клоцем и Ричардом Дэвисом переписка Бунина и Берберовой подтверждает точность записей Полонского. Письма самой Берберовой свидетельствуют, что слухи о ее жизни и настроениях в период оккупации были вовсе не беспочвенны. Точнее, не были слухами.

12 ноября 1941 года она пишет Бунину: «…не находите ли Вы, что хватит бить баклуши на Лазурном берегу и что пора вернуться в Париж? …Все бодры духом; на этот раз все единодушны по отношению к тому, что происходит в мире. Надеемся скоро увидеть моих родителей»822822
  Там же. С. 77.


[Закрыть]. Подчеркивания – Бунина. Родители Берберовой до войны жили в Ленинграде, то есть она надеялась на скорый захват города нацистами.

17 октября 1942 года: «Шмелев и Ал[ександр] Бенуа сделали свой выбор. Борис (Б. К. Зайцев. – О. Б.) пока нет. Оба в парижской газете»823823
  Там же. С. 84.


[Закрыть]. Имелся в виду нацистский «Парижский вестник».

19 марта 1943 года:

Мы здесь живем неплохо, и если бы не разные беды, кот[орые] случались и случаются с нашими знакомыми, то было бы совсем спокойно. Николай в 2 года сделал головокружительную карьеру marchand de vieux tableaux824824
  Торговец старинными картинами (фр.).


[Закрыть] – у него галерея на rue de la Boëtie, т. е. в центре парижских антиквариев; завязаны связи, сделаны кое-какие открытия…

Что до меня, то я пишу мало, медленно, туго, но пишу совсем по-другому и не то, что писала когда-то. Недавно начала писать стихи. Жизнь моя поделена между Парижем и деревней. В понедельник вечером мы выезжаем оба в город. Там, в городском платье, в шляпе и перчатках, я веду весьма светский образ жизни – знакомые французы, рестораны, иногда театр и пр. В четверг я возвращаюсь в деревню: брюки, огород, соленья, варенья, гости по воскресеньям – словом, ничего общего. Не могу пожаловаться: если подсчитать все минусы и все плюсы моей жизни, то, пожалуй, все-таки выйдет плюс. Например: – отсутствие друзей; + усиленное чтение (но не беллетристики); – отсутствие журналов, но + отсутствие «Посл<едних> Нов<остей>», о кот<орых> без содрогания не могу вспомнить и пр.825825
  Переписка И. А. Бунина и Н. Н. Берберовой. С. 86.


[Закрыть]

Некоторые пояснения к этому фрагменту: «разные беды», которые случались со знакомыми Берберовой (да и Бунина), – это депортации в Освенцим. Улица rue de la Boëtie находится в 8-м округе Парижа, в районе Елисейских Полей. Здесь, среди прочих, находилась галерея знаменитого арт-дилера Пола Розенберга. А в соседнем от галереи Розенберга доме с 1918 по 1940 год – квартира и мастерская Пабло Пикассо, которые для него снял и оплачивал Розенберг. В период оккупации галерея Розенберга, успевшего уехать в Португалию, а оттуда в США, включая около 2 тыс. объектов искусства, была конфискована нацистами. В здании расположился Институт по изучению еврейского вопроса, парижское подразделение Министерства народного просвещения и пропаганды Йозефа Геббельса. В общем, Макеев открыл галерею в очень неплохом месте; каким именно образом ему в период нацистской оккупации удалось сделать «головокружительную карьеру» арт-дилера – так и осталось неизвестным.

Надеюсь, что публикуемая ниже переписка поможет прояснить не только некоторые странности в ставших бестселлером мемуарах, но и послужить источником для истории русской эмиграции в один из самых драматических ее периодов. Участники переписки вряд ли нуждаются в специальном представлении. О Марке Александровиче Алданове немало говорилось в этой книге, и в какой-то мере рассматриваемый в этом тексте и сопутствующей публикации сюжет является продолжением включенных в настоящую книгу глав «Не погибать же всей зарубежной русской литературе» и «Попытка примирения». Третий корреспондент, который тоже неоднократно упоминался в этой книге, Марк Вениаминович Вишняк (1883–1975) – эсер, секретарь Учредительного собрания, в историю русской литературы вошел прежде всего как один из редакторов и секретарь редакции парижских «Современных записок», публицист и мемуарист. «Парижанин» с 1919 года, он уехал в США в октябре 1940-го и остался там до конца жизни. Вишняк преподавал русский язык и русскую историю в ряде американских университетов, много печатался в «Новом журнале», «Социалистическом вестнике», «Новом русском слове».

Для публикации нами отобраны письма Берберовой, Алданова и Вишняка 1945–1947 годов, наиболее ярко отражающие суть «дела Берберовой», а также два письма Берберовой и письмо Вишняка, относящиеся к осени 1965 года. Прошло 20 лет после окончания Второй мировой войны. Страсти, связанные с «ориентацией» русских эмигрантов в период нацистской оккупации Франции, казалось, давно остыли. Однако, как свидетельствуют публикуемые тексты, были готовы вспыхнуть при любой неосторожной попытке затронуть прошлое. Как видно из контекста, Берберова и Вишняк совместно путешествовали на судне «Франс» летом или в начале осени 1965 года. Вишняк, похоже, приходил в себя после болезни, Берберова была в отпуске. Среди прочего они, по-видимому, достаточно спокойно обсуждали подробности «дела», в суть которого Берберова сочла необходимым посвятить Вишняка в 1945 году.

«От нашего путешествия у меня сохранилось самое приятное воспоминание, – вполне дружелюбно писала Вишняку в начале октября Берберова. – Мне было с Вами не только уютно, но и интересно… Здесь в первые недели было очень много дел. Я не могу отсутствовать 3 месяца – столько надо прочесть, стольких людей увидеть! Сейчас стало легче. Немного „догнала“ жизнь. Прочла Эренбурга, Твардовского о Бунине (вот так хлам!); занимаюсь архивом „Серапионова брата“, Льва Лунца, который покупает Йельская бибилиотека; довольно много провожу времени с моими аспирантами: шесть диссертаций отнимают у меня больше часов, чем два курса лекций! Очень у меня способные студенты – это одна из моих главных радостей. Но зато и тянут они из меня, все что могут…»826826
  Берберова Н. Н. – Вишняку М. В. 9 октября 1965 // HIA. Mark Vishniak Collection. Box I-D.


[Закрыть]

Однако какой взрыв ярости последовал после того, как Вишняк захотел что-то уточнить о берберовском «деле» в очередном письме («Два месяца тому назад Вы учинили мне допрос…»). Как раз в это время работа над «Курсивом» вступила в заключительную фазу…

Публикуемые ниже письма извлечены мной из фонда (collection) М. В. Вишняка, находящегося в архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (Hoover Institution Archives, Stanford University, California). Все письма, за исключением письма Берберовой Алданову, впервые опубликованы мной в журнале «Новое литературное обозрение». Письмо Берберовой Алданову впервые было опубликовано Юлией Гаухман по копии, находящейся среди бумаг С. Ю. Прегель в библиотеке Иллинойсского университета (Урбана-Шампейн)827827
  Из архива Софьи Юльевны Прегель / Публ. Юлии Гаухман // Евреи в культуре Русского Зарубежья. Иерусалим, 1995. Т. IV. 1939–1960 гг. С. 284–291.


[Закрыть]. Все письма публикуются полностью, за исключением письма Алданова Вишняку от 19 января 1947 года, в котором опущена завершающая часть, не относящаяся к основной теме публикации. В ней речь идет возможности приезда Вишняка во Францию, дальнейших планах Алданова и т. п.

Публикация сопровождается краткими комментариями. Персоналии, о которых ранее шла речь в настоящей книге, не комментируются, или о них сообщаются минимально необходимые сведения.

№ 1

Н. Н. Берберова – М. А. Алданову

Н. Н. Берберова. 21 рю Миромениль.

Париж. 30 сент. 1945

М. А. Алданову. Нью-Йорк.

– – – – – – – – – – – – – – – – – – —

Копии: В. М. Зензинову828828
  Зензинов Владимир Михайлович (1880–1953) – член ЦК партии эсеров, публицист; в эмиграции с 1919 года во Франции, с 1939 года – в США.


[Закрыть], Г. П. Федотову829829
  Федотов Георгий Петрович (1886–1951) – философ, историк и публицист, много печатался в «Современных записках» и «Новом журнале». В эмиграции с 1925 года во Франции, с 1941 года – в США.


[Закрыть], М. В. Вишняку, С. Ю. Прегель830830
  Прегель Софья Юльевна (1897–1972) – поэтесса, прозаик, издательница, «директриса литературы эмигрантской» (Г. В. Адамович). С 1922 года жила в Берлине, с 1932-го – в Париже, с 1940 года – в США. В 1942–1950 годах – издатель и редактор журнала «Новоселье». В 1948 году вернулась в Париж.


[Закрыть], М. М. Карповичу, М. О. Цетлину831831
  Цетлин (лит. псевд. – Амари) Михаил Осипович (1882–1945) – поэт, прозаик, литературный критик. С 1919 года в эмиграции во Франции, с 1940 года – в США. В 1920–1940 годах – редактор отдела поэзии «Современных записок»; один из основателей «Нового журнала» и его редактор в 1942–1945 годах.


[Закрыть] и А. А. Полякову832832
  Поляков Александр Абрамович (1879–1971) – журналист. В эмиграции с 1920 года, с 1922-го – в Париже, с 1942-го – в США. Секретарь редакции, затем заместитель главного редактора газеты «Последние новости» (Париж), сотрудник редакции газеты «Новое русское слово» (Нью-Йорк).


[Закрыть].

Дорогой Марк Александрович,

Я давно хотела писать Вам. Б. К. З[айцев]833833
  Зайцев Борис Константинович (1881–1972) – прозаик, один из наиболее известных писателей эмиграции. В 1922 году выехал в Германию, с 1923 года жил в Париже. С 1945 года – председатель Союза русских писателей и журналистов.


[Закрыть], получив письмо от Вас в марте и показав мне его, советовал это сделать. Маклаков спрашивал меня: почему я не напишу Вам, чтобы раз навсегда положить конец «всей этой чепухе». Я писала А. Ф. К[еренскому]834834
  Керенский Александр Федорович (1881–1970) – адвокат, эсер, министр юстиции в первом составе Временного правительства, затем военный министр и министр-председатель. С 1919 года – во Франции, в начале 1920-х годов – в Германии, с 1924 года вновь во Франции, с 1940 года – в США. В эмиграции продолжал активно заниматься политической деятельностью, был редактором ряда периодических изданий, много печатался.


[Закрыть], писала подробно, послала ему даже стихи свои («гражданские»). Послала также выписку из письма Бунина835835
  Бунин Иван Алексеевич (1870–1953) – «последний классик» русской литературы, лауреат Нобелевской премии (1933). В эмиграции с 1920 года во Франции.


[Закрыть] ко мне, может быть, он Вам ее показывал? Однако, теперь из письма Вашего к Рыссу836836
  Рысс Петр Яковлевич (1870–1948) – член партии кадетов, публицист. С 1919 года в Берлине, с 1920 года – в Париже.


[Закрыть], я вижу, что Вы все еще настаиваете на прежнем, и что со времени Вашего письма к Б. К. З[айцеву] (март 45) ничто Вас еще не разубедило в моих политических преступлениях. Все это время я не решалась Вам писать по одной важной причине: я не могу до сих пор понять, что именно мне ставят в вину в Америке? Я все надеялась, что Вы объясните мне это в письме к Рыссу. Но дело еще только больше запуталось, потому что в первом Вы пишете о каких-то якобы моих письмах к Рудневу или Рудневой837837
  Руднев Вадим Викторович (1879–1940) – член ЦК партии эсеров, публицист; в 1917 году – московский городской голова. С 1919 года – в Париже, один из основателей и редакторов журнала «Современные записки»; Руднева (урожд. Винокурова) Вера Ивановна (1879–1952) – жена В. В. Руднева, эсерка, политическая ссыльная; с 1919 года в Париже; с 1941-го – в Нью-Йорке.


[Закрыть] (от 40 г.), а во втором ссылаетесь уже совсем на другое: на привезенный Цвибаком838838
  Цвибак (лит. псевд. Андрей Седых) Яков Моисеевич (1902–1994) – публицист и мемуарист. В эмиграции с 1919 года в Константинополе, с 1920 года – в Париже, с 1942 года – в США. Сотрудник «Последних новостей», в США – «Нового русского слова», главным редактором которого стал в 1973 году.


[Закрыть] слух (!) о якобы моем сочувствии немцам в 40 году. Затем Вы пишете о каких-то миллионах – выражение, часто встречающееся в Ваших письмах, когда дело идет обо мне и Н. В. М[акееве]839839
  Макеев Николай Васильевич (1889–1975) – художник и публицист, член партии эсеров; депутат Учредительного собрания в 1917 году; муж Н. Н. Берберовой в 1936–1947 годах.


[Закрыть], причем в письме к Б. К. З[айцеву]. Вы только спрашиваете, есть ли они, а в письме к Рыссу уже утверждаете, что они существуют. Когда Вам пишут из Парижа люди, видавшиеся (так. – О. Б.) меня все эти пять лет из месяца в месяц, что миллионов никаких нет, а в политических преступлениях я не повинна, то Вы отвечаете, что это Вам лучше известно и о том удобнее судить. И все это на основании клеветы, пущенной обо мне мерзавцем, находящемся с Вами в свойстве840840
  Речь идет о Якове Борисовиче Полонском (1892–1951) – публицисте и библиографе, женатом на сестре М. А. Алданова.


[Закрыть]!

Я считала Вас со времени нашего знакомства (1923 г.) и продолжаю считать человеком абсолютно честным. Отношения наши были безоблачны 16 лет. Я радуюсь Вашим американским успехам, и все это время, когда думала о дорогих мне людях за океаном, думала и о Вас. И это письмо я пишу, чтобы раз навсегда ответить Вам на все, что Вы писали обо мне разным людям. Я знаю, в Америке у меня есть друзья, которые несмотря на газетную грязь, которой меня обливают (и на которую будет реагировать мой адвокат), до конца уверены во мне. Сюда приезжал В. В. Сухомлин841841
  Сухомлин Василий Васильевич (1885–1963) – член ЦК партии эсеров, публицист, эмигрант с дореволюционным стажем. С 1918 года вновь в эмиграции, жил в Риме, с начала 1920-х годов – в Праге, с 1927-го – в Париже. После освобождения Франции примкнул к движению «советских патриотов», в 1951 году уехал в Чехословакию, в 1954 году репатриировался в СССР.


[Закрыть], с которым политически я не схожусь, но с которым ценю давние хорошие отношения. Ему объяснять мне было нечего: он меня знает и во мне не сомневался, но он мне кое-что разъяснил. Он увидел, как мы живем (Н. В. М[акеев] случайно участвовал в «резистанс»842842
  «Резистанс» (фр.) – сопротивление.


[Закрыть] вместе и бок о бок с его лучшим другом). Он видел меня перед своим отъездом в 40 г., в самый день разгрома Тургеневской библиотеки843843
  Тургеневская библиотека существовала с 1875 года. Была основана в значительной степени на средства И. С. Тургенева.


[Закрыть], и навсегда запомнил мое отношение к происходившему. Перед ним мне оправдываться было не в чем. Но я вижу, что по вине негодяя, оклеветавшего меня, мне необходимо оправдаться перед Вами. Начну издалека.

Если правда, что опубликованы мои частные письма к Рудневу или Рудневой, то краснеть надо не мне, а тому, кто эти письма обнародовал. Но оставим в стороне этику – возможно, что нынешние литературные нравы это допускают. Это отчасти развязывает руки и мне. Да, в 1940 г., вплоть до осени, т. е. месяца три, до разгрома библиотек и первых арестов, я, как и 9/10 французской интеллигенции, считала возможным, в не слишком близком будущем, кооперацию с Германией. Протестовали тогда одни (или почти одни) эписье844844
  Эписье (фр.) – бакалейщики.


[Закрыть] – по случаю того, что мало бифштексов. Мы были слишком разочарованы парламентаризмом, капитализмом, третьей республикой, которая для нас отождествлялась со Стависским845845
  Речь идет о финансово-политической афере, в результате которой Александр Стависский (1886–1934), подвизавшийся в качестве эксперта по международным делам и связанный с дипломатическими кругами и полицией, присвоил 650 млн франков. Стависский после разоблачения по официальной версии покончил жизнь самоубийством, по слухам был убит агентом полиции. «Афера Стависского» потрясла Францию и заставила многих усомниться в эффективности политического устройства Третьей республики.


[Закрыть]. Да и Россия была с Германией

в союзе846846
  Имеется в виду советско-германский пакт о ненападении (пакт Молотова–Риббентропа), подписанный 23 августа 1939 года. Секретные протоколы к пакту фактически означали заключение союза между двумя странами. Хотя эти протоколы оставались неизвестными до конца войны, когда их копии попали в руки союзников, действия обеих стран – раздел Польши, поставки Советским Союзом стратегического сырья Германии в обмен на немецкое оборудование, а также риторика советских лидеров, обвинявших «англо-французский империализм» в агрессивных действиях, – не оставляли сомнения в том, что соглашение двух стран шло гораздо дальше взаимных гарантий безопасности.


[Закрыть] – это тоже обещало что-то новое. Мы увидели идущий в мир не экономический марксизм, и даже не грубый материализм. Когда через год выяснилось, что все в нац[ионал]-соц[иализме] – садизм и грубый империализм, отношение стало другим, и только тогда во Франции появилось «сопротивление» (резистанс). Так судила я, так судили многие вместе со мной, но отсюда было далеко до совершения каких-либо политических поступков: я не печаталась, не выступала на вечерах, не состояла членом «правого» союза писателей. Да не стоит и говорить об этом: все те, кто печатался, выступал или состоял в союзе – давно «вычищены»; они либо в тюрьме, либо в бегах, либо под бойкотом. Когда-то милейший капитан847847
  Рощин (наст. фам. Федоров) Николай Яковлевич (1892–1956) – писатель, во время Гражданской войны – в армии А. И. Деникина в чине капитана. С 1919 года в эмиграции в Югославии, с 1924 года – во Франции.


[Закрыть]; чета поэтов848848
  Имеются в виду И. В. Одоевцева и Г. В. Иванов. Одоевцева Ирина Владимировна (1895–1990) – поэтесса, мемуаристка. Жена Г. В. Иванова в 1921–1958 годах. В эмиграции с 1922 года, сначала в Латвии, затем в Германии, с 1923 года – во Франции; в 1987 году вернулась в СССР. Иванов Георгий Владимирович (1894–1958) – поэт, мемуарист. С 1922 года – в Берлине, с 1923-го – в Париже. В 1946 году выслан в СССР как советский агент.


[Закрыть]; автор «Няни»849849
  Речь идет о Иване Сергеевиче Шмелеве (1873–1950), авторе популярнейшего в эмигрантской среде романа «Няня из Москвы» (1936). Шмелев публиковался в пронацистском «Парижском вестнике», а также в русскоязычных газетах, выходивших в Германии.


[Закрыть] и «сам» Сургучев850850
  Сургучев Илья Дмитриевич (1881–1956) – прозаик и драматург, в эмиграции – с 1920 года в Константинополе, в 1921-м, после недолгого пребывания в Праге, перебрался в Париж. В период оккупации глава пронацистского союза писателей, печатался в «Парижском вестнике» и берлинском «Новом слове».


[Закрыть]. Бедная Червинская851851
  Червинская Лидия Давыдовна (1906–1988) – поэтесса. За границу выехала в 1920 году вместе с родителями. С 1922 года – в Париже. В 1945 году была арестована по обвинению в коллаборационизме.


[Закрыть] до сих пор в тюрьме!

22 июня 1942 (так. – О. Б.) г. все изменилось. А еще через год начался тот страшный террор, от которого мы еще и сейчас не совсем оправились. Вы упоминаете в Ваших письмах об О. В. Х[одасевич]852852
  Марголина-Ходасевич Ольга Борисовна (1890–1942) – жена В. Ф. Ходасевича в 1933–1939 годах. Погибла в Освенциме.


[Закрыть]. Увы, я ничего не могла для нее сделать, хотя и пыталась. Марианну853853
  Марианна – старшая сестра О. Б. Марголиной-Ходасевич.


[Закрыть] услали сейчас же. Оля оставалась в Дранси 2 месяца, потому что взятый нами адвокат доказывал, что ее муж был ариец. Это не помогло, как не помогло и свидетельство о крещении. Меня близко коснулись и другие страшные случаи, но я не люблю о них распространяться, особенно сейчас это звучит как желание оправдаться в чем-то. Передо мною лежит письмо П. А. Берлина854854
  Берлин Павел Абрамович (1877–1962) – публицист и историк, в эмиграции – во Франции.


[Закрыть] (предс[едателя] одной еврейской организации, с ним я была все время в контакте). Оно начинается так: «Позвольте еще раз горячо поблагодарить Вас». Этот человек мог бы кое-что рассказать обо мне хорошее, но сейчас прибегать к нему я считаю для себя унизительным. Кое-что мог бы сказать обо мне и Хейфец, старый сотрудник «П[оследних] Н[овостей]»855855
  Хейфец Израиль Моисеевич (1867–1945?) – журналист, редактор «Одесских новостей»; муж Изы Кремер c 1912 года (разошлись в начале 1920-х годов). В эмиграции с 1920 года в Польше, затем в Берлине, с 1921 года в Париже. Сотрудник редакции «Последних новостей», писал под псевдонимом Старый театрал. Погиб в нацистском концлагере в Бельгии.


[Закрыть], но его уже нет на свете. Если увидите кого-нибудь из близких ему людей (Изу Кремер856856
  Кремер Иза (Изабелла) Яковлевна, урожд. Лея Янкелевна Креймер (1882–1956) – эстрадная певица, пела на идиш, русском, польском и немецком языках. С 1919 года в эмиграции в Польше с выездами в Константинополь, затем в Берлине, с 1921 года во Франции, с 1924 года в США, откуда неоднократно приезжала на гастроли в Европу, с 1938 года в Аргентине.


[Закрыть]), дайте им мой адрес – я могу сообщить им о его последних неделях, которые мне удалось скрасить. Это я пишу не для того, чтобы выставитть перед Вами мои заслуги перед евреями, но для того, чтобы Вы знали обо мне правду. Помочь Хейфецу деньгами я, к сожалению, не могла – мы помогали только одному человеку (с ним Вы в переписке), денег у нас было мало. Но мне удалось косвенно облегчить ему жизнь. Также удалось помочь косвенно Вашему брату, который был болен и одинок: баронесса Менаш через мое посредство и по моей просьбе несколько раз посылала ему из По деньги. Об этом негодяй, клевещущий на меня, конечно не имеет понятия, хотя Ваша сестра могла бы ему об этом намекнуть.

Второе Ваше обвинение (или обвинение, поддержанное Вами), касается каких-то слухов (!), привезенных Цвибаком (или кем-то другим) из «свободной зоны». Если бы Цвибак или кто-нибудь другой видели меня лично и говорили бы со мной, я сказала бы, что это ложь, но так как эти люди имели сведения обо мне, видимо, из третьих рук, то это просто – бабьи сплетни, о которых стыдно говорить. Два имени были упомянуты при этом: писалось, что якобы Бунин и Адамович857857
  Адамович Георгий Викторович (1894–1972) – литературный критик и поэт. В эмиграции с 1922 года в Берлине, с 1923-го – в Париже.


[Закрыть] говорили кому-то о том, что я предлагаю им работать с немцами. На это скажу, что, во-первых, я сама с немцами никогда не работала и ни с одним немцем дела не имела (как и Н. В. М[акеев]), а во-вторых – и от того, и от другого у меня имеются письма, где они заверяют меня, что никогда обо мне ни с кем не говорили. И с тем и с другим я была все эти годы в переписке. Бунин бывает у меня; недавно он, Зайцевы и Тэффи858858
  Тэффи (псевд., девичья фамилия Лохвицкая, в замужестве Бучинская) Надежда Александровна (1872–1952) – писатель. В эмиграции во Франции с 1919 года. Жила в Париже.


[Закрыть] у меня завтракали и мы даже пили за Ваше, Марк Александрович, здоровье. С Адамовичем отношения у меня самые дружественные – он едва не остановился у меня, когда весной приехал из Ниццы, отелей пустых почти нет. Но подвернулась комната у наших знакомых и обошлось без этого. Выписываю из их писем то, что относится к моему делу:

* * *

«3 августа. 1945.

Дорогая Н. Н. Только что получил Ваше письмо. Утверждаю формально и категорически, что никогда никому о Вас и Ваших каких-то предполагаемых поступках не писал. Вы пишете: „Вы и Бунин…“ В сопоставлении моего имени с Буниным, мне конечно лестном, „что-то лежит роковое“. Начинает лежать, по крайней мере. Какие бы письма из Америки я ни получал, всюду пишут „Вы и Бунин“ – как только дело идет о делах вроде того, которое задело Вас. Мы, по-видимому, попали там в столпы и оплоты резистанса и на нас ссылаются по разным поводам (порой таким курьезным, что Вы и не поверили бы).

Должен добавить, с полнейшей уверенностью, что никаких действий или выступлений я Вам никогда не приписывал – и что образ мыслей, каковы бы эти мысли ни были, никогда в моем представлении не мог и не может быть порочащим. Как мне эти слежки и расспросы надоели, сказать Вам не могу!

Всего доброго. Примите мой сердечный привет. Преданный Вам Г. Адамович».

* * *

2 февр. 1945

«Нина, за все эти годы, что я сижу здесь, с начала июня 1940 года, я никогда и никому не сказал о Вас ни единого плохого слова! Алданову я не писал о Вас никогда ни единого слова – извольте запросить его самого об этом. Я вообще ровно ничего не писал ему о Вас за все время его пребывания в Америке. Но вот оказывается, что я будто бы, как последний подлец, написал донос на Вас!! Как Вы могли поверить этому – не постигаю! Не понимаю, как Вы могли подумать, что я мог написать про Вас что-то скверное, в то самое время, когда так дружески переписывался с Вами. Хорош же выхожу я!

Ив. Бунин».

* * *

Простите, Марк Александрович, я не могла не улыбнуться, когда читала в Ваших письмах о том, что я звала обоих работать с немцами (хотя смешного в этом ничего нет: за это меня, если бы это была правда, могли посадить, судить и осудить). С 1940 г. (со дня получения гонорара, последнего из «П[оследних] Н[овостей]»), я не заработала ни копейки, ни с одним немцем никогда не говорила – кроме как в день, когда 12 солдат сделали у меня обыск. Н. В. М[акеев] с 1928 года заказывает себе все те же визитные карточки, где имя его и фамилия написаны на английский (или американский) лад: Nicolas V. Makeev. Только клеветник и мерзавец может читать это как «фон Макеев», тем более, что г-н Полонский видел эти карточки еще на входной двери Макеева на рю Клод Лоррэн, где они вместе жили. В. А. Зайцева859859
  Зайцева (урожд. Орешникова) Вера Алексеевна (1878–1965) – жена Б. К. Зайцева.


[Закрыть], при всей своей бедности, обещала этому подлецу 1000 фр., если он такую карточку с «фон» ей найдет – после этого он перестал говорить об этом. Вообще, храбростью он не отличается: «литературно-юмористическая» газета «Честный слон», где он и его жена были в начале единственными сотрудниками, теперь продолжается без него: он ушел на следующий день после того, как на бульваре Монпарнас избили редактора Кобякова860860
  Кобяков Дмитрий Юрьевич (1902–1977) – поэт. В эмиграции с 1920 года. После 1945 года вступил во французскую крмпартию и в Союз советских патриотов. Редактировал сатирический журнал «Честный слон» (1945) и литературный журнал «Новая земля» (1946). В 1948 году получил советский паспорт, однако только в 1957 году переехал в ГДР, а оттуда – в Советский Союз, где поселился (или был «поселен») в Барнауле.


[Закрыть], кстати, служившего два года фотографом при немецком ген. штабе.

Возвращаясь к Н. В. М[акееву], скажу, что до 1942 г. он почти безвыездно жил у себя в деревне, а с 1942 г. работает при Лувре, от Лувра же ездил в январе 1945 г. в Женеву. Здесь несколько торговцев картинами арестовано, многие оштрафованы за торговлю с немцами. Н. В. М[акеев] по-прежнему продолжает работать с Лувром. Да, у нас в квартире шесть комнат – если уж дело дошло до этого! Но это не больше, чем было у Вас в Вашей парижской квартире, где Вы в четырех комнатах жили вдвоем: мы в шести живем втроем, из которых две отданы под контору.

Вы пишете, что так как мы очень богаты, то нам решено не посылать посылок. Я не прошу посылок. Друзья, которым Вы и Ваш комитет посылаете, делятся со мной. Я не так самолюбива, чтобы отказываться от чая и шоколада, которых здесь нет. Я писала А. Ф. К[еренскому]: как десять лет назад, так и сейчас, я сама себе шью платья. В устах негодяя, который клевещет на меня, наш деревенский дом превратился между прочим в «шато». Тщетно Зайцевы уверяют его и его жену, что они по нескольку раз за эти годы жили в этом «шато» – он упорно твердит о том, что им показывали другое, и что кроме того, мы купили дом в Париже. Достаточно, я думаю, провести в нашей квартире сутки, чтобы понять наше материальное положение. Послезавтра из Шамони приезжает к нам гостить Феня Шлезингер861861
  Шлезингер Фанни Самойловна (?–1959) в конце 1930-х годов участвовала в создании кружка «Друзья русских писателей», целью которого было оказание материальной помощи литераторам. Председателем кружка был И. А. Бунин.


[Закрыть], может быть она сможет Вас разуверить в том, в чем не смогли Вас разуверить ни Б. К. З[айцев], ни другие корреспонденты.

Есть еще, как слышно, третье обвинение, которое вы против меня поддерживаете: мое посещение салона Мережковских862862
  Мережковские: Дмитрий Сергеевич (1966–1941) – прозаик, поэт, публицист, и его жена Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945) – поэтесса, прозаик и литературный критик. В эмиграции в 1919–1920 годах в Польше, с 1920 года в Париже. В 1926 года организовали в Париже литературно-философский салон «Зеленая лампа». Увлекались итальянским фашизмом и его лидером Б. Муссолини, при встрече с которым Мережковский сравнил его с Данте. Приветствовали нацистов, полагая, что Гитлер сможет освободить Россию от большевизма.


[Закрыть]. Я якобы бывала там и даже что-то там читала. Но, во-первых, я с 1929 года вообще не бывала у них – вплоть до смерти Д. С. [Мережковского], а во-вторых, когда стала бывать – после его смерти, зимой 1942 года, то уже салона никакого не было («салон», между прочим, в буквальном смысле был закрыт, сидели вокруг стола в столовой). Бывали изредка Зайцевы, Тэффи, Мамченко863863
  Мамченко Виктор Андреевич (1901–1982) – поэт и журналист. В эмиграции с 1920 года в Тунисе, с 1923-го – в Париже.


[Закрыть] (я – раза два в год), да два-три старика из богадельни Сент-Женевьев де Буа. С большим трудом (З. Н. [Гиппиус] была почти совершенно глуха) велся разговор. Конечно, о том, чтобы что-нибудь кому-нибудь читать, никому и в голову не приходило.

Скажу еще об одном деле: до Вас, быть может, дошли в свое время слухи о том, как немцы предлагали нескольким писателям издать их произведения для оккупированных областей России. Они обратились к Мережковским, а уже они – к Зайцеву, Тэффи, Ремизову864864
  Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) – писатель. В эмиграции в 1921–1923 годах в Берлине, с 1923-го – в Париже.


[Закрыть], Шмелеву, мне и еще кому-то. Никто рукописей никаких не дал и денег, конечно, не получил. Тогда немцы произвели гораздо более выгодную для них операцию: они просто скупили в русских книжных магазинах (за наличные деньги) русские книги, так что в Киеве, Пскове и Одессе продавались и мои, и Ваши, и даже Цвибаковы сочинения! Голод был там на книги отчаянный – об этом писал мне один старый русский литератор, оказавшийся по сю сторону фронта, левый эс-эр, друг Блока, знакомый мне по Петербургу 1922 г.865865
  Несомненно, речь идет о Разумнике Васильевиче Иванове (лит. псевд. Иванов-Разумник) (1878–1946), историке литературы, литературном критике, публицисте. По партийной принадлежности Иванов-Разумник был левым эсером. В 1933–1936 годах – в ссылке, в 1937–1939 годах находился под арестом. В сентябре 1941 года оказался на оккупированной территории, в г. Пушкине под Ленинградом. В марте 1942 года был вывезен в Германию (его жена, урожд. Оттенберг, была по происхождению немкой) и помещен в лагерь для рабочих с Востока в Конице, близ Дрездена. Иванов-Разумник дал объявление в берлинскую газету «Новое слово» с просьбой откликнуться своих друзей и знакомых. Первой отозвалась Берберова, писавшая ему 30 апреля 1942 года: «Вы ли это, автор статьи о „Двенадцати“ и „Скифах“, друг Белого и Блока, сотрудник Вольфилы?». См. подробнее: Шерон Ж. Военные годы Иванова-Разумника: реконструкция по письмам и воспоминаниям // Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре. СПб., 1996. С. 44–54. См. также: Встреча с эмиграцией: Из переписки Иванова-Разумника 1942–1946 годов / Публ. О. Раевской-Хьюз. М., 2001.


[Закрыть] Так что люди буквально плакали от радости, когда держали в руках лоскут «Пос[ледних] Нов[остей]», старую книжку «Совр[еменных] Зап[исок]» Или Ваши, или мои сочинения. Об этом у меня есть очень интересные письма. Конечно, главным образом в Россию шла заваль – не разошедшаяся здесь. Мне говорил один издатель (и мой, и Ваш), что романы Корсака866866
  Корсак (наст. фам. – Завадский) Вениамин Валерианович (1884–1944) – прозаик и поэт, участник Белого движения. С 1920 года в эмиграции в Египте, с 1922-го – в Париже.


[Закрыть] грузились «тоннами».

Возвращаясь к Вашим письмам я скажу еще, что мерзавец, с которым не судятся, но которого при встрече бьют, пользуясь близостью с Вами, сделал все, чтобы клевета его подействовала. Но кто он? Мы что-то не слыхали здесь, чтобы он, или его взрослый сын867867
  Полонский Александр Яковлевич (1925–1990) – во время Второй мировой войны жил в Ницце, был связным участников Сопротивления.


[Закрыть] отличились за эти годы в «резистанс». Теперь он, представитель на Францию «Нового журнала» и получатель на весь Париж посылок и помощи литераторам. Всем ясно – почему. Увы, прикрывшись Вашим именем, он сделает еще не одну подлость – не против меня, но против любого не понравившегося ему человека. Вы спросите: почему? Есть у французов словечко, которое все объясняет: в любой среде Вы услышите его. Когда услышите, не настаивайте, не спрашивайте, что оно значит. Это словечко – жалузи868868
  Жалузи (фр. jalousie) – ревность, зависть.


[Закрыть]. Кюре убил свою любовницу – жалузи. Старая дева свою горничную – опять жалузи. Кто-то кому-то написал анонимное письмо – опять и опять жалузи. А большего добиться невозможно. Думаю, что это словечко сейчас пригодилось бы и нам.

Цель этого письма – не только Вам рассказать правду о себе, но и сделать, чтобы как можно большее количество моих друзей ее узнало. Я посылаю десять копий – разным людям, меня знавшим. Я прошу их как можно шире распространить все то, о чем я здесь пишу. Вы продолжаете писать в Париж, что большинство сотрудников «Нового журнала» уйдет, «если журнал напечатает Б[ерберо]ву». Печататься я пока не собираюсь, я уже пять лет не печаталась, но я хотела бы, чтобы люди, которые помнят меня, не краснели за меня. У меня есть доброе имя. Я борюсь за него. Подумайте только: Элькин869869
  Элькин Борис Исаакович (1887–1972) – юрист, публицист, издатель. В эмиграции с 1919 года в Берлине, с 1933 года – в Париже, с 1939 года – в Ирландии, с 1940 года – в Великобритании.


[Закрыть] из Лондона запросил Маклакова, что ему думать о доносах на меня Полонского! Воистину: два континента заняты моей особой, благодаря этому негодяю.

Мне не хочется Вам говорить, чего именно я хотела бы от Вас. Я думаю, что Вы и так это поняли. Вспомните, Марк Александрович, что Вы живете в свободной стране, окруженный единомышленниками, у Вас журнал, у Вас газета. Я же и мои друзья, согласные с Вами в основном и вечном – принуждены жить сейчас в Париже, как если бы мы жили в «маки».

Н. Берберова

Архив Гуверовского института войны, революции и мира, Стэнфордский университет, Стэнфорд, Калифорния, США. Коллекция М. В. Вишняка. Коробка I-D. Машинопись. Копия с собственноручной подписью Н. Н. Берберовой.

№ 2

М. А. Алданов – М. В. Вишняку

13 ноября 1945

Дорогой Марк Вениаминович.

Вчера мы похоронили Михаила Осиповича [Цетлина]. Его кончина для меня большое горе. Должен написать его некролог, – очень тяжело.

Марья Самойловна [Цетлина]870870
  Цетлина (урожд. Тумаркина) Мария Самойловна (1882–1976) – жена М. О. Цетлина, меценат и общественный деятель, была одним из инициаторов издания «Нового журнала», поначалу выполняла функции его администратора и секретаря.


[Закрыть] держится превосходно. Я сегодня опять у нее был.

Михаил Михайлович [Карпович] был на похоронах, и мы говорили о журнале. Мне так неприятна эта работа (бесконечные письма, неприятности, корректуры, сбор денег, и т. п.), что по совести я хотел бы передать «Новый журнал» другой группе: он слишком меня утомляет и слишком много отнимает времени, которого у наших лет немного. Однако и другой группы нет, и, главное, Марья Самойловна непременно хочет продолжать дело, да и Михаил Михайлович стоит за это. Мы порешили, что он и будет впредь единоличным редактором. Я буду помогать, но все решать будет он, и только его имя будет на обложке. Марья Самойловна обещает, что часть черной работы будет с меня снята, – хотя я совершенно не вижу, как и кем: мы ничего платить не можем. Я именно за эти три-четыре месяца на себе почувствовал, как много работы делал до того Михаил Осипович.