Текст книги "Преподобный Венедикт Нурсийский. Свет Темных веков"

18. Молитва есть работа: Ora et Labora

«Ora et Labora» – эту знаменитую формулировку цитировали слишком много и часто, тем не менее, выражая суть жизни монаха, и она не вполне точно соответствует исторической действительности. Доходило даже до того, что говорили: «Работать – значит молиться». Посему, «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3:10).

19. Монастырское хозяйство

На протяжении столетий основой сельского хозяйства на территории современной Италии являлись скотоводство, виноградорство, земледелие и огородничество.

Земля обрабатывалась полосами. Каждая полоса пашни отделялась от других травяным гребнем, образуемым плугом при его повороте в конце каждой борозды. Получалась тропинка с правом прохода. Границы полей указывали межевые жерди. Пахали на лошадях или быках. До жатвы поля обносили оградой, чтобы туда не пробрался скот. После сбора урожая ограды сносили, и скотина могла пастись на полях до следующего сева, заодно удобряя землю навозом. То же самое касалось и лугов.

Во времена прп. Венедикта были известны семь видов полевых работ: пожог, пахота, удобрение почвы, посев, прополка, сбор урожая. Орудия труда того времени были довольно примитивны, и только-только начиналась замена рабочих частей на железные. Набор обычных инструментов включал мотыгу для рыхления и вскапывания почвы, орудия для пахоты (соха, плуг), грабли, косу, серп, вилы, цеп или молотильную доску, лопату или заступ, нож и топор для резки кустарника и рубки леса, каток для выравнивания засеянного участка, жернова для ручного помола зерна, упряжь для рабочего скота. Каждый из этих инструментов был упомянут в Евангелии, многие из них внес прп. Венедикт в свой Устав как необходимые. В чуде с готом, утопившим свой инструмент, мы видим высокую его ценность для монашеской общины. И как Христос творил Свои чудеса на языке крестьян и рыбаков, так и прп. Венедикт молился и помогал там, где в этом была жизненная необходимость, тесно связанная с насущными нуждами человека.

Сеяли различные зерновые: просо, пшеницу, овес, рожь. Овес чаще всего служил кормом для скота, но в монастырском хозяйстве являлся одной из основных культур – из него готовили каши, распаривая зерно.

Трудно или почти невозможно получить точное представление об урожайности всех этих культур. Но в любом случае земледелие было ненадежным, зависящим от болезней и погодных условий. Хранение зерна, похоже, вплоть до начала XIX в. создавало неразрешимые проблемы. Постоянно возникала нехватка продуктов. Голод и его верные спутники – эпидемии – часто стучались в дверь к крестьянину. В некоторые годы монахи тоже страдали от голода почти наравне со своими прихожанами. Было время, причем не такое давнее, когда все успехи средневекового сельского хозяйства связывали исключительно с трудом монахов. Они одни корчевали леса и распахивали земли, осушали болота, орошали пустынные долины севера и востока Европы, осваивали ланды и пустоши. Они одни выращивали хороший урожай, изобретали новое сельскохозяйственное оборудование, разумно использовали леса (Мулен Л., 2002).

Полевые работы. Средневековая миниатюра

Когда монашествующие воспользовались Уставом прп. Венедикта как руководством к действию, пожелав одновременно молиться и работать, то тем самым они открыли путь для великих начинаний. И прежде всего, в сельском хозяйстве, ибо труд по преимуществу был трудом землепашца, как показывает само слово «laborare». На каких же землях могли трудиться монахи? На тех, которые завещали им верные чада Церкви из соображений благочестия или страха перед адом. Земли эти зачастую не всегда оказывались плодородными (нередко дарственная подчеркивала, что земли нуждаются в обработке), например, долгое время были заброшенными и практически вернулись в дикое состояние. Наконец, монахи сами селились на таких землях, какие они отыскивали, стремясь к строгому аскетизму, – и это были главным образом непроходимые места вдали от населенных районов.

Подобный участок земли был подарен и прп. Венедикту на скале Кассино – не слишком плодородный, давно заброшенный и малопригодный к пахоте. Но под руководством прп. Венедикта братия распахала землю, засадила фруктовый сад, разбила огород, снабжавший зеленью и овощами, среди которых самыми распространенными были репа, входившая в ежедневный рацион простонародья, редька, капуста, крупные бобы, лук, чеснок. В садах выращивались яблоки, сливы, малина, известные еще древним римлянам. На склонах гор разбивали виноградники. Из переспелых, слегка отжатых виноградных ягод делалось легкое вино, разбавляемое родниковой водой.

Благодаря селекционным работам олива, в античные времена бывшая кустарником, превратилась в плодоносное дерево, давая богатый урожай и распространившись по всей юго-западной Европе.

Необходимость в растительной пище, вызванная соблюдением многочисленных постов и отказом от мяса, способствовала развитию огородов и огородных культур, но породила нашествие сорняков на огороды и пашни. «Тернии и волчцы» создавали столько проблем, что зачастую труд на огороде превращался в настоящее испытание терпения и смирения.

Монахи, трудящиеся в огороде на картине Ф. Анжелико «Фиваида»

Прп. Венедикт свидетельствует о том, что монахи не слишком стремились к полевым работам, и предписывает им трудиться на земле безропотно и не печалиться, если нужда или необходимость (например, в период жатвы) заставляют предаваться работе больше, чем положено. Впрочем, прп. Венедикт дает аббату право облегчать пост, если того требуют сельскохозяйственные работы.

Обычно в обители насчитывалось 25–30 монахов, а часто и меньше. В развивающемся ордене численность братии росла очень быстро, а затем горстка монахов, как правило дюжина, отделялась от основной обители и переселялась куда-нибудь подальше. Благодаря такому расселению осваивались новые территории, распахивались новые земли, вначале неблагоприятные для хозяйствования, но заселяемые монахами по тем же причинам, по которым это делали и самые первые братья. Подобные расселения повторялись без конца, и в итоге вся Европа покрылась плотной сетью небольших аграрных центров, деятельных и образцовых. Только в IX–XIII вв. монахи в буквальном смысле были теми, кого американцы называют «пионерами» – первопроходцами земель (Мулен Л., 2002).

Жизнь монахов в монастыре на картине Ф.Анжелико «Фиваида»

Средневековые бытописатели запечатлели, как происходит распределение дневной работы в монастыре: по звону колокола или била братия собирается в одном помещении. Настоятель дает каждому задание на день – послушание. Затем происходит общая молитва, после чего каждый отправляется к эконому (келарю) или брату, заведующему кладовой с инструментами, где ему выдают необходимое. Затем по одному или группами братия, распевая псалмы или безмолвствуя, отправляется на место работы. Окончив послушание по звону колокола, братия возвращается и сдает инструменты.

Еще одним важным элементом натурального хозяйства было пчеловодство и одна из его форм – бортничество, при котором пчелы жили не в ульях, а в лесу в дуплах деревьев, а бортники собирали мед и расселяли маток с роем.

Чтобы оценить важность этого занятия, мы должны вспомнить, что до открытия Америки единственным по-настоящему сладким продуктом, который в то же время являлся консервантом, был мед. Мед ценился так же, как соль, и за хищение меда или пчелиного роя могли попросту убить.

Воск, вырабатываемый пчелами, был ценным сырьем – из него изготавливали свечи, которые были просто необходимы для богослужения и освещения помещений. Если кельи, дормитории или трапезную дозволялось освещать и масляными светильниками, и факелами, то для храма годились только восковые свечи. Но этот очень дорогой продукт получил повсеместное распространение гораздо позже: начиная примерно с XIV столетия.

20
«В силе и славе»

Чем же занимался прп. Венедикт последние четырнадцать лет своей жизни? На этот вопрос трудно ответить, ибо свт. Григорий повествует лишь о чудесных происшествиях, оставляя за рамками внимания повседневность монашеских будней. Начиная с эпизодов, рассказывающего о приходе прп. Венедикта на гору Кассино и основании на ней обители, главы в житии теряют хронологический порядок, что позволяет нам для удобства повествования разделить их на три главные части[26]26
  Идея принадлежит биографу прп. Венедикта Адальберу де Вогюе, см. указ. соч.


[Закрыть]: чудеса, пророчества и видения.

Судя по всему, прп. Венедикт все это время вел упорную борьбу с остатками язычества среди местного крестьянства и устраивал свой монастырь. Благодаря созданному им Уставу, подробнее о котором разговор пойдет ниже, и его неустанным заботам, пустынные окрестности превратились в благоустроенное хозяйство, так как монахи усердно занимались земледелием и садоводством.

Гора заселялась с поразительною быстротой: отовсюду приходили люди, наслышанные о святой жизни прп. Венедикта и желавшие поселиться в основанном им монастыре. Он принимал всех, но с рассуждением, показывая свою прозорливость и способность разбираться в людях. Как и в Cyбиако, сюда нередко приходили молодые люди знатного происхождения; случалось, что родители сами приводили к нему своих детей. Они должны были работать наравне с остальными иноками, исключений из общего правила не полагалось. Кроме обработки земли, они должны были исполнять различные обязанности за столом аббата, и, как мы увидим, не всем легко давалась добродетель смирения.

Но, налагая на всех, не взирая на лица и звания, одну и ту же обязанность трудиться, прп. Венедикт был врагом всяких излишеств. Однажды ему донесли, что на одной из ближайших гор спасается пустынник и пустынник этот, не довольствуясь строгим образом жизни и изнурением своей плоти, прикрепил себя цепью к горе. Прп. Венедикт поручил передать ему, чтобы он бросил цепь. «Если ты раб Божий, – сказал он, – сдерживай себя не железною цепью, а цепью Христовой», – то есть строгим выполнением Христова учения, а не тасканием железа.

Д. Содома. «Святой Венедикт наставляет крестьян в истинной вере»

Благодаря постоянной и усердной работе иноков, а также и пожертвованиям, стекавшимся в монастырь, последний понемногу богател. Его житницы были полны, и в голодные годы все нуждающиеся в хлебе получали его из монастырских хранилищ. Такое отношение к местному населению вызвало горячие симпатии к аббату и его монастырю. К тому же, слухи о совершенных преподобным чудесах наводняли округу, как это было и при его жизни в пещере, и в обители Субиако.

21. Дар чудотворения в христианстве

Профессор Зарин в своем информативном труде по аскетизму приводит следующее, основанное на святоотеческом учении, обоснование чуда: Если «само Божество, каково Оно в Своей природе, пребывает недоступным и непостижимым для человека», то «людям открываются некоторые существенные черты неизреченного естества. Так образ, невидимый по природе, становится видимым в действиях». Поэтому, если «сущность Божия непостижима и неизглаголанна», то «ведение благого действия нисходит и до нас; сюда относятся, в частности, силы и чудеса»[27]27
  Зарин С.А. Аскетизм по православно-христианскому учению. – Реп. изд. – М., 1993.


[Закрыть].

Важно иметь в виду, что в Библии чудеса понимаются как события, противоречащие наблюдаемым природным процессам. Здесь надо подчеркнуть слово «наблюдаемым». Еще блж. Августин в своем труде «О Граде Божием» утверждал, что чудеса, в христианском понимании, вступают в противоречие не с природой, а с тем, что нам известно о природе. Наше знание о природе ограниченно. Мы должны допускать существование высших законов, которые нам неизвестны. Чудеса разрушают иррациональным образом не картину природы, а лишь известную нам часть этой картины.

Такое понимание библейской концепции чудесного может несколько изменить отношение современного человека к чуду и преодолеть ошибочное убеждение, что чудеса происходят вопреки всем законам природы.

Смысл библейских чудес очевиден – они призваны как можно полнее явить нам славу и любовь Божии. Помимо прочего, они должны отвлечь внимание человека от событий его повседневной жизни и явить ему величие дел Божиих.

В контексте Ветхого Завета чудеса рассматриваются как прямое вмешательство Бога в человеческую жизнь.

Такой взгляд на чудеса сохраняется и в Новом Завете. Здесь они становятся частью Благой вести о том, что Бог ради нашего спасения послал на землю Сына Своего Иисуса Христа. Чудеса – проявление той силы, которую Бог употребил, чтобы восстановить все творение, поврежденное грехом, полностью восстановить образ Божий в человеке и окончательно победить смерть.

Если ветхозаветный пророк или христианскийчудотворец вызывает к бытию чудо, то он, в отличие от шамана или мага, делает это «не от себя», «не своей силой», а в самоотдаче Богу, в послушании Ему. Способность творить чудеса в христианстве есть свободный «дар» (греч. «харизма») Бога. Eсли за сатаной и его посланцами (магами, лжепророками, антихристом) признается способность переступать в своих действиях пределы природного, то эта способность расценивается как лживая подделка исходящего от Бога чудотворства. Поскольку чудо есть символическая форма откровения, любое сверхъестественное действие, не несущее такого смысла, должно быть понято как пустое лже-чудо, шелуха без своего зерна, и в этом смысле не только чудо – критерий откровения, но и откровение – критерий чуда: не «доказывая» истинность откровения, а лишь «удостоверяя» его, как жест удостоверяет слова, чудо предполагает подтверждаемую им веру уже наличной (Мф. 13:58; Лк. 16:31)[28]28
  Аверинцев С. София-Логос. Энциклопедический словарь.


[Закрыть].

Силу и славу Божию Венедикт являет в целом ряде чудес, совершенных им по самым разным житейским поводам, и совершая их, он словно вписывает человеческую жизнь в вечность, освещая низведенной по молитве благодатью те события, которые, с одной стороны, являются обыкновенными и обусловленными для человеческой жизни, а с другой – в момент чуда превращаются в поворотные. Понятие «метанойя» (греч. – сожаление о содеянном, покаяние, «перемена ума», «перемена мысли», «переосмысление») обозначает перемену в восприятии фактов или явлений, обычно сопровождаемую сожалением; раскаяние, покаяние оказывается тесно связанным с теми чудесами, которые творит прп. Венедикт. Перемена в восприятии фактов или явлений невольно вызывается чудом – разрывом привычного хода вещей, его изменением, и совершается им для того, чтобы человек совершил эту самую «перемену ума», то есть акт покаяния в чем-либо, раскаяния, а по сути – обратился к Богу и узрел Его руку в своей повседневности. Личность каждого человека всегда имела в христианстве ни с чем не сравнимое значение, и притчи о заблудшей овце и потерянной драхме свидетельствуют об этом. Бог изменяет ход вещей ради молитвы одного человека и спасительного утешения другого. Чудеса творятся не для того, чтобы вызвать удивление зрителей и участников, а для того, чтобы напомнить человеческой душе о ее ценности для Бога и призвать ее к Богу.

Д. Содома. «Отлучение двух монахинь»

Глава двадцать третья. О монахинях, после их смерти возвращенных в общение с Церковью молитвами Венедикта при Евхаристии

Григорий. Едва ли, Петр, самая обыкновенная речь его лишена была духовной силы: чье сердце возносилось на высоту, из уст того и слова никогда не выходили напрасно. Если что когда-нибудь он произносил нерешительно, только в виде угрозы, и тогда речь его имела такую силу, как будто он произнес ее решительно, в виде окончательного приговора. Так, например, недалеко от его монастыря две благочестивые жены, происходившие от знатного рода, спасались в собственном доме; для поддержания внешней их жизни оказывал им услуги один благочестивый муж. Но как в некоторых высокость рода иногда производит унижение духа и они только потому и считают себя великими в этом мире, что помнят свое высшее пред прочими происхождение, так и вышеупомянутые монахини не совершенно еще обуздали язык свой под внешним покровом благочестия и того благочестивого мужа, который доставлял им средства жизни, часто вызывали на гнев неосторожными речами. Долго он сносил такие речи, но потом пошел к человеку Божию и рассказал, какие обиды на словах терпел от монахинь. Святой муж, услышав о них это, тотчас дал им такую заповедь: «Обуздайте язык ваш; если не исправитесь, отлучу вас от Церкви». Эту мысль об отлучении он, очевидно, произнес не решительно, но в виде угрозы. Жены же, нисколько не исправивши своего недостатка, чрез несколько дней умерли и погребены были в церкви. Когда в той церкви совершалась Божественная Евхаристия и диакон по обычаю возглашал: «Лишенные общения, изыдите», – кормилица тех жен, которая имела обыкновение подавать приношение за них Господу, видела, как они вставали из своих гробов и выходили из церкви. Чаще и чаще видя, как по возглашении диакона они выходили вон и не могли оставаться в церкви, кормилица вспомнила, что заповедал им, еще живым, человек Божий. Монахини, решила она, лишены общения с Церковью, за то, что не исправили своих нравов и языка. Тогда с тяжкою скорбью она рассказала о сем рабу Божию. Святой Венедикт тотчас дал ей просфору из своих рук, сказав: «Иди, принеси за них Господу эту просфору, и они не будут более в отлучении». Когда сделано было за них сие приношение и диакон провозгласил по обыкновению, чтобы отлученные вышли из церкви, уже не видно было, чтобы и монахини выходили из церкви. Из этого ясно видно, что лишенные общения не могли выйти из числа отлученных, пока не удостоились от Господа общения с Церковью чрез раба Божия.

Петр. Весьма удивительно, каким образом достоуважаемый и святой муж, живший еще в этой тленной плоти, мог разрешить души, подлежавшие уже иному, невидимому Суду.

Григорий. Неужели, Петр, не в этой плоти был слышавший обетование: «Еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех, и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех» (Мф.16:19)? Относительно связывания и разрешения преемствуют ему те, которые по вере и нравственности получают священную власть. Но чтобы перстный человек мог совершать такие дела, для этого Творец неба и земли сходил с неба на землю, и чтобы плоть могла судить даже духов, такой благодати удостоил ее Бог, сделавшись ради людей Плотию, потому что немощь наша стала выше себя, когда облеклось в нее Могущество Божие.

Петр. Истина слов оправдывается силою знамений.

Чудо о двух монахинях напоминает нам о власти «вязать и решить», которой Иисус Христос наделил истинных сынов Божиих. Две монахини знатного происхождения не считали нужным сдерживать язык по отношению к своему слуге, оскорбляя его и возбуждая в нем гневливость. Прп. Венедикт, выслушав жалобы слуги, предупредил монахинь, что им следует обуздать свои языки, но они не придали значения его словам, вероятно как из сословной гордости, так и по легкомыслию. Их внезапная смерть, как и смерть монаха, вышедшего из монастыря без благословения настоятеля, служит напоминанием о том, что «не знаем дня и часа», когда призовет нас Господь на суд Свой. Посмертная участь этих людей безрадостна, и они уже ничем не могут помочь себе. Здесь примечателен тот факт, что по молитвам прп. Венедикта Господь разрешает их грехи, но для этого каждому из умерших потребуется ходатайство их близких. Будь то кормилица, переживающая за участь своих воспитанниц, или те, кто со слезами молил прощения за отрока. Молитва и частицы Тела Господня освобождают души умерших от последствия их греховного самоуправства.

Таким образом, мы имеем и косвенное подтверждение тому, что в монастыре регулярно совершалось Таинство Евхаристии, а монахи регулярно причащались Святых Таин Христовых.

Глава двадцать четвертая. О монахе-отроке, изверженном землею после погребения его

Григорий. Однажды монаххх-отрок, любивший своих родителей более надлежащего, отправился в их дом, но вышел из монастыря без благословения и в тот же день, как только пришел к ним, умер. Он был погребен, но на другой день тело его оказалось извергнутым из земли; поспешили снова предать его погребению, но в следующий день опять нашли его извергнутым. Тогда немедленно обратились к св. Венедикту и с горькими слезами молили, чтобы он даровал отроку благодать прощения. Святой муж тотчас дал им из своих рук частицу Тела Господня, сказав: «Идите и сию часть Тела Господня положите на грудь отрока с благоговением, и таким образом предайте его погребению». Когда исполнено было повеление, земля удержала погребенное тело и более не извергала. Примечай, Петр, какой благодати удостоен был муж сей Самим Иисусом Христом Господом: даже земля извергала тело того, кто не получил прощения от св. Венедикта.

Петр. Ясно вижу и чрезвычайно изумляюсь.

Следующее чудо связано с монахом, которого одолели помыслы, и он решил покинуть монастырь, не слушая увещевания настоятеля. Он был так настойчив в своем требовании отпустить его, что прп. Венедикт разгневался и велел ему покинуть обитель: не успел он выйти за пределы общины, как увидел ужасного дракона, который хотел его пожрать. Это видение, посланное иноку по молитвам настоятеля, сделало явным для монаха того, кто незримо действовал у него в уме, вынуждая его оставить избранное поприще и вернуться в суету мира, ибо он увидел воочию своего истинного врага, за которым следовал добровольно в духовном ослеплении.

Д. Содома. «Святой Бенедект велит положить частицу Тела Христова на тело монаха»

Здесь уместно будет вспомнить высказывание прп. Антония Великого о том, что «как извлеченные из воды рыбы умирают, так случается и с монахом, который долго промедливает вне кельи своей», которое разъясняется следующим образом, вполне согласным с духом наставлений прп. Венедикта: «Жизнь души состоит в непрестанном любительном богомыслии, которое достойно именоваться жизнью души, обнимая и соединяя в себе ум и сердце. Итак, если монах будет толкаться по городам, то, развлекаясь ви́дением и разговорами, он лишается духовной жизни и умирает, потому что он отводится от Бога и забывает Его, и изгоняет из сердца своего любовь ко Христу, которую стяжал себе многими трудами, когда безмолвствовал в келье. Сверх того, расслабляется в нем любовь к лишениям и претрудностям, и он предается упокоению плоти и удовольствиям, – и возмущается чистота сердца его по причине мятущегося движения образов, которые входят и выходят через чувства – зрения, слуха, осязания, вкуса и обоняния, и через слово; это же все наводит его тогда на блуд и другие страсти, кои суть истинная смерть и погибель монаха. Итак, хорошо сказал блаженный Антоний: как умирают рыбы, извлеченные на сушу, так умирает монах, который, оставив келью проводит время в городах и селениях» (Добротолюбие, Т. I, 1995).

Глава двадцать пятая. О монахе, который, выходя из монастыря, встретил на пути дракона

Григорий. Некоторый монах предался рассеянности ума и не хотел жить в монастыре. Святой муж тщательно вразумлял его и часто увещевал; но он никак не соглашался остаться в числе братства и так докучал неблаговременными просьбами отпустить его, что в один день достоуважаемый отец, утомленный чрезмерною его докукою, разгневался и повелел ему выйти из монастыря. Едва вышел монах из монастыря, как встретил на пути прямо против себя дракона с отверстою пастью. Когда дракон хотел пожрать его, то он, трепеща от страха, начал кричать громким голосом: «Спешите, помогите, дракон хочет съесть меня». Прибежавшие братья не видели дракона, но трепещущего монаха привели обратно в монастырь. Он тотчас дал обещание никогда не выходить из монастыря и твердо сохранил свое обещание. Таким образом, по молитвам святого мужа он увидел сидящего против него дракона, за которым прежде следовал, не видя его.

Еще три чуда совершены были для простых мирян, подтверждая милосердное сострадание прп. Венедикта к тем, кто, возможно, не мог похвастаться особой духовностью и святостью жизни. Но к внешним прп. Венедикт никогда не относился так строго, как к тем воинам Христовым, кто вслед за ним дал обеты иноческого служения. Он исцелил прокаженного ребенка и спас честного человека, страдающего от непосильного бремени долгов. Мы видим, что сам прп. Венедикт воистину блюдет свой обет нестяжания, ибо у него не находится денег, чтобы подать их нуждающимся. Святой молится Богу, и чаемые деньги обретаются возле кладовой. Интересный нюанс: человек был должен двенадцать монет, а обретает тринадцать – одну на свои нужды. Не подтверждение ли это евангельскому обещанию, что Господь подает требуемое верующему и подает с избытком?

Дракон. Средневековая миниатюра

Глава двадцать шестая. Об отроке, исцеленном от проказы

Не должно, думаю, умолчать и о том, что я слышал от знаменитого мужа Антония, который рассказывал, что у отца его отрок был поражен такою проказою, что волосы все вылезли, а кожа вздулась и не могла более покрывать накопляющийся гной. Отец послал его к св. Венедикту, и отрок немедленно получил исцеление.

Глава двадцать седьмая. О золотых монетах, чудесно найденных должником

Не умолчу и о том, что обыкновенно рассказывал ученик св. Венедикта по имени Перегрин. Однажды честный человек, страдавший от долгов, придумал для себя одно средство к спасению – идти к святому мужу и рассказать, как тяготили его долги. Пришел он в монастырь, нашел раба Всемогущего Бога и объявил, как строго требует с него заимодавец двенадцать золотых монет. Достоуважаемый отец отвечал ему, что не имеет у себя столько золотых, однако ж утешил бедняка приветливым словом и сказал: «Приди через два дня, потому что теперь нечего дать тебе». В эти два дня святой муж, по обыкновению своему, занимался молитвою. Когда на третий день страдавший от долгов возвратился, то около монастырской клети, наполненной хлебом, тотчас найдены были тринадцать золотых монет. Святой муж велел принести их и отдать угнетенному должнику, сказав, чтобы он двенадцать отдал заимодавцу, а одну употребил на свои расходы.

Но возвратимся к тому, что я узнал от учеников св. Венедикта, поименованных в начале сей книги. Один человек страдал от жестокой ненависти своего врага, простиравшейся даже до того, что последний тайно подмешал ему яду в питье. Хотя яд не мог лишить его жизни, впрочем изменил цвет кожи, так что разноцветность, разлившаяся по телу его, похожа была на проказу. Но приведенный к человеку Божию, он тотчас получил прежнее здоровье: едва св. Венедикт прикоснулся к нему, как с кожи его исчезла вся разноцветность, и она приняла прежний вид.

Святой Венедикт исцеляет отравленного. Средневековая миниатюра

Еще одно исцеление пострадавшего от чужой злобы – с какой видимой легкостью оно совершается, но кто знает, сколько духовного труда стоит за этим? Стоит задуматься, какой ценой платят за наши просьбы те, кого мы с такой легкостью просим помолиться о себе, не желая самим нести духовный труд. Мы заказываем молебны и акафисты, подаем записки об умерших и о здравии. Но стоим ли мы на молитве сами? Сами ли несем ту часть подвига, хотя бы горя верой, которую требуем от других?

Глава двадцать восьмая. О стеклянном сосуде, брошенном на камни и не разбившемся

В то самое время, когда по всей Кампании свирепствовал жестокий голод, святой муж раздавал бедным все из своего монастыря, так что в кладовой не оставалось почти ничего, кроме небольшого количества масла, хранившегося в стеклянном сосуде. Тогда один иподиакон, по имени Агапит, приступил с настойчивою просьбою, чтобы дали ему несколько масла. Святой муж, решивший раздать все на земле, чтобы сохранить все на небе, повелел дать просителю то небольшое количество масла, которое оставалось. Монах, надзиравший за кладовой, хотя слышал приказание, но не исполнил его. Когда же спустя немного времени спросили его, исполнил ли он приказание, монах отвечал, что не дал масла, потому что если бы отдал его просителю, ничего бы не осталось для братии. Тогда разгневанный св. Венедикт приказал другим выбросить за окно тот стеклянный сосуд, в котором было немного масла, дабы в монастыре ничего не оставалось по причине непослушания. Так и было сделано. А под этим окном находился большой утес, усеянный грудами острых камней. Таким образом, брошенный стеклянный сосуд упал на камни, но он остался совершенно невредим, как будто его вовсе не бросали, так что и сам он не разбился, и масло не пролилось. Святой муж приказал поднять сосуд и, так как он был невредим, отдал просителю. Тогда, собравши братию, обличил пред всеми непослушного монаха в недоверчивости и гордости.

То же милосердие к людям вне монастыря показывается нам в эпизоде, который произошел во время голода вероятно 537–538 годах, когда война между готами и Византией, начавшаяся тремя годами раньше, вызвала ужасающую нехватку продуктов питания. Один помощник диакона, по имени Агапит, пришел в монастырь попросить немного оливкового масла. Его оставалось совсем мало в почти пустом стеклянном сосуде. Прп. Венедикт приказал отдать все, но келарь приказания не исполнил, считая его неразумным. Когда аббат заметил это неповиновение, он сильно разгневался и заставил выбросить сосуд в окно, посчитав, что раз у всех есть свое мнение, то пусть оно им и заменит масло. Чудом сосуд не разбился, и масло не пролилось. Тогда прп. Венедикт отдал его просителю, отчитал непослушного монаха перед всеми братьями и встал вместе с ними на молитву в погребе. И тут произошло второе чудо: пустая бочка наполнилась маслом.

Глава двадцать девятая. О пустой бочке, наполненной маслом

Сделавши такое обличение, св. Венедикт со всеми братьями стал молиться. А в том месте, где молился он с братьями, была пустая закрытая бочка. Когда же святой муж продолжал молиться, крышка у бочки начала приподниматься от того, что в ней оказалось масло и стало внезапно прибывать. Сдвинули и сняли крышку, но прибывающее масло стало литься чрез края бочки и полилось на пол, на котором стояла она. Как только увидел это раб Божий Венедикт, тотчас прекратил молитву, и масло перестало литься на пол. Тогда неверующему и непослушному брату он дал новое увещание, чтобы научился иметь веру и смирение. А брат, спасительно вразумленный, устыдился, потому что достоуважаемый отец чудесами доказывал силу Всемогущего Бога, о которой говорил в своих наставлениях. С тех пор уже никто не мог сомневаться в обещаниях того, кто в одну минуту мог доставить вместо стеклянного сосуда, почти пустого, полную бочку масла.

Не смотря на то, что в нас вызывает изумление вера прп. Венедикта в промысел Божий и его бескорыстная щедрость по отношению к нуждающимся, мы видим описываемый в житии взрыв гнева, которым разражается святой из-за непослушания келаря. Какое противоречие – полное смирение и молитва за врагов в Виковаро и Субиако, когда нет ни малейшего раздражения против тех, кто хотел его убить, и какой гнев в ситуации, когда один монах хочет любой ценой покинуть обитель, а другой – отказывается повиноваться и отдать необходимое другим. В обоих случаях прп. Венедикт, возможно, видит не просто преступление против добродетели послушания, а прозревает те духовные корни, которыми оно вызвано: в случае с монахом, узревшим дракона, – рассеянный ум, пораженный дьявольскими помыслами и толкающий инока на непоправимый поступок, а во втором случае – жадность и страх перед будущим, которые перекрывают человеку доступ к милосердию Божию, ведут к потере веры и к многопопечительности, особенно губительной для того, кто занят послушанием келаря. Вспомним Иуду и его денежный ящик!