Текст книги "Преподобный Венедикт Нурсийский. Свет Темных веков"

Празднику предшествовал день поста. На закате дня верующие собирались, чтобы провести ночь в молитве. В начале ночного бдения, по иудейскому обычаю, зажигали светильники. Это было великое бдение, «самое торжественное из всех бдений», писал Августин. Оно продолжалось вплоть до рассвета и должно было настроить сердца верующих на ожидание Господа. Воскресение и возгласы «Кирие элейсон!» сливались в одном торжественном богослужении. «Вы соберетесь и не будете спать, всю ночь проведя в бдении, молитве и слезах, в чтении пророков, Евангелия и псалмов, вплоть до третьего часа ночи, следующей за субботой. И тогда вы прекратите пост, принесете жертву и будете есть в радости и ликовании, ибо Христос, начало нашего воскресения, воскрес».

Чтение Писания было частью пасхального таинства.

Пение петуха возвещало о наступлении нового дня – дня праздника и веселья. Пост заканчивался. Совершение обряда причащения обретало свой полный смысл в напоминании о смерти и Воскресении Христа. Никогда сердца христиан не бывали столь горячи, как в этот день, когда они на заре возвращались к своим повседневным делам.

Организация дней, недель, года, стержнем для которой служит таинство Распятого Христа, а ключевыми моментами – молитва и богослужение, готовит Церковь и весь мир ко дню всеобщего воскресения, когда воссияет свет, коему вовек не угаснуть. «Восьмой день», когда воскрес Господь, возвещает наступление последнего дня и скончание веков.

Все богослужение, равно как и вся повседневная жизнь, в конечном счете являлись для христианина подготовкой и ожиданием. Все страхи и трудности христиан, видевших угрозу со стороны властей, с тревогой смотревших в завтрашний день, побуждали их жить как можно достойнее, несмотря ни на что. Возглас «Мараната!», означающий одновременно и «Господь идет!», и «Приди, Господь!», завершает последнюю книгу Писания. Этот возглас раздавался на литургических собраниях, заканчивающихся Таинством Причащения. Это – возглас Церкви, выражающий одновременно и уверенность, и самое заветное из всех ожиданий.

Важнейшими событиями в жизни христиан были обращение, крещение, вступление в брак и смерть. То, как они отмечали эти этапы своей жизни, сближало или разъединяло их с обществом, в котором проходила их повседневная жизнь. Новые, отличные от прежних, ценности освещали их путь, предопределяя делаемый ими выбор. Любовь, жизнь и сама смерть, задающие ритм всему человеческому существованию, обретали благодаря вере значение вечных ценностей. Христиане, особенно мученики за веру, такие, как св. Иоанн, принявший смерть на костре, знали, что «любовь сильнее смерти… что сильнее любви нет ничего», поскольку христианин в день крещения открывал для себя образ Всевышнего, который есть Жизнь.

Во время правления Одоакра в Риме строились церкви и возрастало почитание святых.

Папа Симплиций (468–483) посвятил первомч. Стефану базилику на Целии (ныне Stefano Rotondo), которую считают за прежний древний храм в честь Фавна или причисленного к богам Клавдия. Вероятно, это была первая церковь в Риме, преобразованная из языческого храма. В пользу такого мнения говорит прекрасная круглая форма великолепного здания; такая форма, какую имеет церковь св. Стефана, существует только в немногих церквях, и все они языческого происхождения. Постройка в форме круга производилась редко в то время, когда стремилась возводить церковные здания в форме длинного корабля.

Базилика Санто-Стефано-Ротондо

Тому же первомученику Симплиций посвятил еще церковь у S.-Lorenzo за стенами, а на Эсквилине, рядом S.-Maria (Maggiore) – церковь св. Андрею, которой в IX веке было дано удивительное название Canta Barbara Patricia. Эта базилика была построена на земле, завещанной церкви Флавием Валилой, потом и генералом императорского войска. Здесь находилось древнее здание (aula), выстроенное в 317 г. консулом Юнием Бассом для других целей. Здание это представляло красивую четырехугольную залу, которая была разукрашена разноцветной мозаикой из мрамора, изображавшей мифологические сцены, охоту Дианы и т. д. Это-то здание Симплиций и обратил в христианскую базилику, присоединив к ней одну лишь абсиду, отделанную мозаикой, причем языческие украшения залы были оставлены нетронутыми; в этом сказалась характерная черта духа V в. Названные изображения еще долго сохранялись в так называемой церкви ап. Андрея, и только в XVII в. эта замечательная базилика была разрушена.

К 499 г. в Риме насчитывалось по меньшей мере 28 базилик, посвященных святым.

Базилики также служили в Риме местами, где производился суд, и собирались для обсуждения своих торговых операций купцы. Базилика имела вид длинного прямоугольника, разделенного колоннами на три продольных прохода, с полукруглым отделением (абсидом) в глубине.

Одна из них, а именно Тitulus S.-Caeсiliae, была устроена в Тран-стеверине (ныне Транстевере), по-видимому, в III в. епископом Урбаном в доме, в котором жила св. Цецилия. Известны также Тitulus Juli, а ныне церковь св. Марии в Тран-стевере; называлась также Titulus Calisti; более вероятно, что она учреждена епископом Юлием I (337–354). Согласно позднейшему преданию, рождение Спасителя было возвещено появлением масляного источника в том месте, где находилась Taberna Meritoria, и это-то послужило основанием к устройству церкви. Также мы можем упомянуть Titulus Chrysogon – базилику, которая также находится в Транстевере и посвящена римскому мученику времен Диоклетиана. Строитель ее неизвестен; на соборе Симмаха она упоминается впервые.

Дура-Европос, Сирия

Таким образом, в районе Транстевере, где жил св. Венедикт в Риме, мы видим по меньшей мере три храма, которые он мог посещать и в общинной жизни которых мог принимать участие.

До наших дней сохранилась и Церковь Сан-Бенедетто-ин-Пишинула (San Benedetto in Piscinula) в районе Транстевере, к югу от проспекта Viale di Trastevere. Она расположена в непосредственной близости от острова Тиберина, близ южной оконечности моста Честио (Ponte Cestio).

Когда именно возникла эта древняя церковь – тайна, скрытая в веках. По преданию, она стоит на том самом месте, где и жил юный Венедикт, приехавший в Рим на учебу примерно в 500 г.

Параллельно с этим существует и версия, что св. Венедикт происходил из аристократического рода Анициев (gens Anicia), которому принадлежал дом в этом районе Рима (отсюда – название близлежащей улицы via Anicia и мнение, что церковь построена на руинах дома domus Aniciorum).

Официальной датой основания церкви Сан-Бенедетто-ин-Пишинула (San Benedetto in Piscinula) считается год смерти святого – 547-й (хотя и дата его смерти также имеет разночтения). В храме сохранилась крошечная комната, в которой, как утверждают, спал, читал и молился св. Венедикт.

Первое документальное упоминание о церкви относится к XII веку, хотя некоторые части постройки ученые относят к VIII в. В целом среди исследователей утвердилось мнение, что основная часть здания построена примерно в 1100 г. или чуть раньше. Знаменитый колокол Сан-Бенедетто датируется 1069 г. (неизвестно, находился ли он раньше в другом месте или сразу принадлежал этой церкви). Колокольня и пол в стиле косматеско появились в XII в. В конце XIII в. добавили нартекс (притвор), а рядом с предполагаемой кельей св. Венедикта – капеллу Богоматери.

В 1386 г. храм стал приходским. В XVI в. были созданы фрески апсиды, а в XVII в. построен новый позднебарочный фасад. Тогда же устроили небольшую гостиницу для бенедиктинских монахов, посещающих Рим, и больницу, которая просуществовала до XVIII в.

Приход, располагавшийся в районе трущоб и, к тому же, по соседству со множеством других храмов (до нас большинство не дошло), всегда был небогатым и скромным по размеру, а в 1824 г. его и вовсе упразднили. Церковь оказалась заброшена.

К счастью, к храму стали проявлять интерес местные аристократы из рода Массимо (Massimo). Они открыли тут школу (1819) и предприняли шаги для возрождения церкви, хотя это оказалось не такой уж легкой и одномоментной задачей. Первая попытка реставрации была предпринята в 1835 г. Затем в 1844 г. под руководством архитектора Пьетро Кампорезе Младшего (Pietro Camporese il Giovane) был реализован более серьезный проект, в ходе которого появился совершенно новый фасад. К реставрации интерьера подошли очень бережно. Церковь вновь открылась в 1855 г.

То было время возрождения бенедиктинского ордена, почти угасшего в наполеоновский период. Многие бенедиктинцы – в том числе Пьетро Казаретто (Pietro Casaretto) (1810–1878), основатель международной конгрегации Субиако, – стали заботиться о будущем церкви. Во время реставрации Казаретто каким-то образом удалось заполучить фрагмент средневековой фрески с изображением Богоматери, которую он перенес в церковь своего монастыря, Сант-Амброджо-делла-Массима (Sant’Ambrogio della Massima). Он утверждал, что перед этой иконой молился сам св. Венедикт (хотя в действительности образ создан в гораздо более поздний период, так что это был своего рода «праведный обман»). Копии этой иконы теперь можно встретить в разных монастырях конгрегации, а сама она по сей день хранится в вышеупомянутой церкви Сант-Амброджо.

4. Рим публичный

Сменившему предательски убитого им Одоакра, Теодориху, такому же чужестранцу и варвару, удалось пробудить к себе в римлянах если не любовь, то уважение. Мужество и ум Теодориха, эти две ценимые Римом добродетели, и еще более его внимание к римским формам государственного правления и быта расположили в его пользу народ; к тому же господство германцев в Италии стало к этому времени уже привычным делом.

Король готов не коснулся ни одного из существовавших установлений римской республики и, скорее, льстил народу открытым признанием этих установлений. И ничто в действительности не подверглось изменению ни в политической, ни в гражданской жизни Рима; все формы как общественной, так и частной жизни оставались при Теодорихе в такой же мере римскими, в какой они были римскими при Феодосии и Гонории.

Даже самому себе Теодорих дал патрицианское имя Флавиев. С сенатом он обходился с особенным вниманием, хотя мудрейшие отцы народа не принимали уже никакого участия в управлении государством. Сенат представлял собой только средоточие всех высших государственных назначений: каждый, получавший такое назначение, вместе с этим получал и место в сенате.

Петронии, Пробы, Фаусты и Павлины из рода Анициев (к которому, как мы помним, поздние комментаторы относят и семью прп. Венедикта) все еще существовали и занимали высшие государственные должности. На сенаторов еще возлагались посольства ко двору в Константинополь; в самом городе на них отчасти еще лежала судебная деятельность по уголовным делам; в ведении сенаторов были и все дела, относившиеся к общественному благоустройству; наконец, сенаторы имели влиятельный голос в выборе папы и в делах, касающихся церкви[6]6
  При написании главы использован труд Грегоровиуса Ф. (см. Библиографический список).


[Закрыть].

Римский сенат

Среди собранных сенатором Кассиодором, старшим современником Венедикта, будущим монахом и основателем монастыря, эдиктов, есть 17 посланий Теодориха, написанных в официальном стиле императоров, и в этих посланиях король выражает свое уважение к достоинству сената и говорит о своем намерении охранить и возвысить значение сената. Совет отцов Рима является, таким образом, как бы самой почтенной руиной в городе, которую «благочестивый» король варваров старается охранять с такой же заботливостью, с какой он относится к театру Помпея или к Цирку.

Сенатор Флавий Магн Аврелий Кассиодор

Кассиодор и Виварий

Флавий Магн Аврелий Кассиодор Сенатор(лат. Flavius Magnus Aurelius Cassiodorus Senator, между 480–490, Сцилациум, Бруттий – между 585–590, там же) – римский писатель, панегирист, историк и государственный деятель во время правления короля остготов Теодориха Великого и его преемников, вершиной его карьеры стала должность префекта претория Италии. Оставил нам описание истории деяний Теодориха, автор «Хроники» и «Истории готов». Также оставил после себя «Толкование псалмов», которое является наиболее полным сочинением на эту тему, оставшимся нам от Святоотеческой эпохи. В 65 лет основал в своем поместье Виварии монастырь, где и дожил до 95 лет. Многие усматривают огромное сходство между его монастырским уставом и уставом св. Венедикта Нурсийского, хотя ничто не подтверждает, что Кассиодор был с ним знаком. Виварий в первую очередь создавался как просветительский центр и хранилище духовного наследия. Именно в нем сложилась трехчастная структура монастыря как культурного центра, которая существовала на протяжении всего Средневековья: библиотека, скрипторий, школа. Скрипторий Вивария переписывал рукописи не только для узкого внутреннего употребления, списки книг делались на продажу, и они получили распространение по всей Европе.

Назначая кого-либо ввиду его заслуг патрицием, консулом или на какую-либо другую доходную должность, король в вежливой форме обращался к сенату и просил его принять в свою среду как товарища избранного им, королем, кандидата. Названия должностных лиц Теодориха: magister oficf iorum (директор канцелярии), граф дворцовых войск, префект города, квестор, граф патримония (доменов), magister scrinii (директор государственной канцелярии), comes sacrarum largitionum (министр казначейства и торговли), равно как и приводимые Кассиодором формуляры назначений на должности, – все это показывает, что Теодорих сохранил все должности, бывшие при Константине и его преемниках, и старался вернуть этим должностям их значение.

Ничего не переменил Теодорих и в римском законодательстве. В интересах обеспечения своего положения в Италии Теодорих как чужеземец должен был облечь военное могущество готов, вторгшихся в Италию, покровом титулов республики и сохранить римлянам их римские законы. Но обособленное существование германской нации между латинянами и среди римских установлений привело ее самое к неизбежной гибели. Нерешительность в деле воссоздания государства и безжизненность политических форм, которые только искусственно поддерживались и сохранялись, как развалины, сделали невозможной гражданскую реорганизацию Италии и лишь послужили на пользу образовавшейся Церкви, которая с распадом государства усиливала свое влияние.

Теодорих вступил в Рим в 500 г. Чужестранный король, теперь повелевавший Италией, явился перед лицом римского народа в его столице как для того, чтобы подчинить своей власти, так и для того, чтобы потушить все еще пылавший огонь партийной борьбы из-за выбора папы. Теодорих вступил в Рим, как император, и римские льстецы приветствовали его как нового Траяна. Еще за городом, у Апинского моста или у подошвы горы Мария, его встретили сенат, народ и духовенство во главе. Руководимый разумной предусмотрительностью, король-арианин проследовал прежде всего в базилику св. Петра, вознес там «с великим благословением и как католик» свою молитву на могиле апостола, и уже затем со всем пышным торжеством направился в Рим через Адрианов мост. Те германские преемники Теодориха, которые впоследствии носили титул императора, точно так же, вступая в Рим, в течение всех Средних веков шли сначала к св. Петру, и таким образом этот ритуал императорского въезда в Рим ко времени Карла Великого имел уже давность 300 лет.

Король готов поместился в давно уже опустевшем императорском дворце на Палатине и привел римлян в восторг, дав им случай насладиться так давно не виданным зрелищем вступления их властителя в курию, где благородный Боэций[7]7
  Боэций – римский государственный деятель, философ-неоплатоник, теоретик музыки, христианский теолог.


[Закрыть] сказал Теодориху хвалебное слово.

В сенате, в том здании, которое Домициан построил у арки Севера, вблизи Janus Geminus, Теодорих обратился к народу со своим приветствием. Это место называется также ad Palmum или Palma aurea, и должно было быть помостом у «сената».

Теодорих был закаленным в боях воином, но без всякого литературного образования, и в риторике с грамматикой ничего не смыслил. Речь, сказанная на скверном латинском языке, которому Теодорих обучился больше во время своих воинственных странствований и в лагере, чем у риторов, была весьма краткой. Возможно, что она была сказана через секретаря. Теодорих объявил римлянам, что он будет охранять все прежние установления императоров и в удостоверение этого велит выгравировать свое обещание на медной доске.

Римские граждане и жители Вечного города внимали словам нового завоевателя, разместившись у подножия опустошенного и разграбленного Капитолия, между изуродованными статуями своих предков и облупленными колоннами, и встречали речь криками радости.

Марсово поле, Рим

В этой толпе, в которой рядом с тогами видны были рясы множества монахов и священников, среди римлян находился африканский аббат Фульгенций, бежавший от преследований вандалов. Он прибыл в Рим из Сицилии. Его древний биограф рассказывает, что сенат и народ, видя перед собой короля, испытывали большой восторг. Даже сам благочестивый, чуждый всему мирскому Фульгенций был охвачен этим чувством.

Видя (так пишет биограф) римскую курию, окруженную ореолом присущего ей величия, слыша клики одобрения свободного народа, Фульгенций был увлечен блеском мирской суеты. Но, устрашенный такими чувствами, монах обратил свои взоры к небу и привел в недоумение толпу окружавших его римлян своим неожиданным восклицанием: «Как же должен быть хорош Небесный Иерусалим, если уже этот земной Рим так сверкает своим великолепием!» Это наивное выражение восторга чужестранного аббата еще раз показывает нам, какое поразительное впечатление производил Рим даже в это время на умы людей, видевших его впервые.

Епископ Фульгенций Руспицийский, западный богослов конца V – начала VI в., мало известен православному читателю. До сих пор нет ни одного русского перевода его сочинений и ни одной посвященной ему исследовательской работы. Между тем Фульгенций заслуживает внимания со стороны православных патрологов и богословов как непримиримый борец с арианством и один из самых преданных последователей блж. Августина.

Можно себе представить, какое впечатление этот великий, и сегодня потрясающий нас, искушенных в разных зрелищах людей, город должен был оказать на юношу, прибывшего из маленького далекого городка!

В своей бедной Нурсии едва ли он видел двухэтажные дома или вымощенные камнем улицы, а число ее жителей, и сегодня насчитывающее менее 5000 человек, в те времена вряд ли превышало тысячу, так что большинство горожан знали друг друга в лицо. А здесь! Тысячи людей теснились на украшенных мраморными статуями и портиками площадях, многоэтажные здания теснились вдоль каменных мостовых, роскошные одежды смущали взоры; запахи, звуки, городской шум наполняли улицы и вызывали головокружение от обилия впечатлений! Что думал об этом городе Венедикт, вы можете себе представить, если на миг закроете глаза и вообразите себе, что вы в первый раз увидели мегаполис: Москву, Санкт-Петербург или тот же самый Рим.

Я. Брейгель. «Святой Фульгенций в пустыне»

Но кроме своего воображения, мы можем прибегнуть к свидетельству рескриптов Теодориха, написанных Кассиодором, которые дают нам возможность представить состояние Рима; вместе с тем это собрание в такой же мере свидетельствует о направленных к охранению города заботах короля готов, который был более достоин владеть Римом, чем многие императоры до него.

В этих эдиктах, написанных с педантическим многословием, напыщенным канцелярским слогом (кстати, послужившим образцом для великих гуманистов эпохи Возрождения, в том числе Эразма Роттердамского), мы видим также и явное доказательство тому, что время истинного варварства уже наступило.

В этом убеждают нас и то почтительное отношение к памятникам, о котором говорится в эдиктах, и стремление просвещенным изложением сведений о возникновении, цели и условиях постройки того или другого здания замаскировать варварское происхождение самого властителя, и наконец частое употребление слова «antiquitas[8]8
  Аntiquitas (лат.) – 1) особое уважение; 2) древние времена, древность, старина; 3) события древних времен, история древностей, древности; 4) древние.


[Закрыть]», что создает полную тревожной иронии игру слов, где «особое уважение» переплетается с «древностью», что неумолимо свидетельствовало современникам о том, что слава Вечного города отошла в прошлое.

Дж. Панини, «Колизей и другие памятники»

Восторженная любовь Кассиодора свидетельствует о душевной боли римлянина, который сознавал, что величие его родного города уже не может быть спасено, и прощался с ним. Этот римлянин видел, что время варваров приближается и ничто больше не может его отвратить. Своим талантом он задержал на немногие годы наступление этого времени и руководил Теодорихом. Оба эти мужа, римлянин и германец, последний сенатор и первый готский король Италии, представитель древней культуры и жадно желавший просвещения варвар, будто бы знаменуют собой будущую империю Карла Великого.

В 500 г. еще были целы все те знаменитые сооружения древнего города, которые столь долго воспевались поэтами и философами; только огромное количество мраморных и медных статуй, которыми еще в то время были украшены общественные места, приводило в изумление видевших их.

Кассиодор прямо говорит об очень многочисленном количестве статуй и чрезмерном множестве коней, то есть конных статуй. Ни отвращение христиан к изображениям языческих богов, ни хищения Константина, ни разграбление Рима вестготами, вандалами и наемниками Рицимера не могли опустошить неистощимые сокровища римского искусства. И хотя число статуй уже не было настолько велико, чтоб равняться числу жителей, тем не менее сохранившихся статуй было так много, что они едва ли могли быть сосчитаны. Особый начальник, имевший особый титул Comitiva Romana или римского графа и подчиненный префекту города, должен был наблюдать за целостью статуй. Теодорих и его министр должны были, к сожалению, признать, что в это время общего упадка охраной красоты Рима служит не чувство любви к прекрасному, а уличная стража. Эта стража должна была ночью ходить по улицам города и ловить похитителей, которых привлекала уже не художественная ценность статуй, а металл, из которого они были сделаны. Тот, кто был озабочен целостью статуй, успокаивал себя еще тем, что медные статуи выдадут воров своим звоном, когда лом вора коснется их. «Статуи не совсем немы; звоном, подобным колоколу, они предупредят сторожей об ударах, наносимых ворами».

Теодорих взял под свою особую охрану беззащитный народ из меди и мрамора и распространил эту охрану на все провинции. Последнее доказывается эдиктом Теодориха, изданным им по случаю кражи одной бронзовой статуи в Комо; в этом эдикте Теодорих назначает награду в сто золотых монет тому, кто найдет статую и укажет вора. Но варварство римлян было уже настолько велико, что эдикты короля готов не могли больше обуздать население.

Теодорих не переставал сокрушаться о том оскорблении, которое наносили римляне памяти своих предков, обезображивая прекрасные творения. Обнищавшее и деморализованное население города, когда не имело возможности утащить целую статую, не задумывалось отбивать у нее отдельные части и вытаскивало из мраморных и травертинных плит в театрах и термах металлические скрепы. Позднейшие потомки этих грабителей в конце Средних веков с изумлением смотрели на явившиеся таким образом провалы в стенах развалин, и в своем изумительном невежестве приписывали эти разрушения тем самым готам, которые когда-то охраняли красоты их города.

Охранять величие древних римлян и пополнить его достойными сооружениями Теодорих счел своим долгом, но он никогда не задавался мыслью сделать Рим своей резиденцией. Он назначил особого городского архитектора, подчиненного префекту города, и возложил на этого архитектора заботу о сохранении памятников; что же касается новых сооружений, то Теодорих вменил архитектору в обязанность тщательно изучать стиль древних и не делать варварских отступлений от него. Он также приказал каждый год отпускать из государственного кирпичного завода по 25 000 кирпичей и расходовать доходы с пошлин в Лукринских гаванях.

Описывая город, представший глазам Венедикта, мы не можем не упомянуть о знаменитых римских клоаках: канализации и водопроводе, этих достижениях цивилизации, без которых существование ни одного мегаполиса не может быть возможным.

«По этим одним каналам, – восклицает министр Теодориха, – можно было сказать: “О единый Рим, до чего достигало твое величие; ибо какой город мог дерзать достигнуть твоих вершин, если не было ни одного равного тебе по твоим подземным глубинам?”»

Пон-дю-Гар – самый старый сохранившийся древнеримский акведук

Не меньше внимания было обращено на исполинские акведуки. С течением времени и вследствие недостатка надзора эти заключенные в стены потоки светлой воды заросли кустарниками; но древние водопроводы все-таки еще вели воду, оживлявшую своим шумным движением пустынную Кампанью, и снабжали водой термы и фонтаны города.

Форум Траяна, Рим

К тому времени многие здания уже ослабели в своих связях и в силу своей огромной тяжести начали расползаться; это случилось с театром Помпея, тем великолепным зданием, которое ввиду его величины давно называлось просто театром или римским театром. При Гонории этот театр был восстановлен и внутри, и снаружи. Теодорих нашел его снова пострадавшим и поручил восстановить его одному из самых знаменитых сенаторов, патрицию Симмаху, немалые заслуги которого, по мнению короля, заключались в том, что он возвел несколько новых блестящих зданий на окраинах города. По поводу именно этого театра Кассиодор восклицает; «Чего не сокрушишь ты, о всеразрушающее время!»

Из всех памятников сохранял еще свое великолепие форум Траяна; в то время как другие сооружения Рима мало-помалу разрушались, форум Траяна не утрачивал своего блеска, и даже в Средние века он все еще был замечательным памятником по своей красоте.