Текст книги "Банкир"

Глава 40

– «В королевстве, где все тихо и складно, где ни войн, ни катаклизьмов, ни бурь…» – негромко напевал Серега Рыбаков, баюкая замотанную побуревшими простынями раненую руку другой рукой. Впрочем, в ней он умудрялся держать открытую бутылку, где плескалось уже совсем на донышке.

– Что, настроение заиграло? – спросил старший летеха, подчиненный Назаренко из поселкового отделения милиции.

– Ну… Суши весла, туши свет называется… Пьян Рыба был, что называется, в умат. В аут. В лоскуты. Из их группы в живых осталось всего трое: Батя, его сильно задело по черепу, без сознания отправили в госпиталь, Грешилов и сам Серега Рыбаков. Собственно, сейчас он вряд ли соображал вообще, что происходит: просто-напросто методично наливал себе очередной стакан водяры, вымахивал единым духом и мурчал, укачивая руку, очередную строчку: «Сам король страдал желудком и астмой, только кашлем сильный страх наводил, а тем временем зверюга ужасный…»

На «месте происшествия» метался старлей Стецюк, заместитель Назаренко. О том, сколько им придется извести бумаги на объяснения, пояснения и прочую мутоту, ему думать даже не хотелось. «Газик» со следаками из райпрокуратуры прикандыбал где-то к семи утра; райпрокурор да и помощники были злые, как сто волков каждый… Зная опытом, что от разбора полетов со стороны прокурорских при таком количестве жмуров не отвертеться никому, ребята еще до их приезда дерябнули хорошенько, кто сколько смог и по принципу: спишут на боевые. Через пяток минут вслед за прокурорскими прибыли начальник РОВД со свитой, следом – еще через полчасик – «семерки» в количестве трех рыл, не считая шофера, а на исходе того же часа – районное ФСБ. Начальство собственно Приморского РУОПа, которому и подчинялись непосредственно СОБРы, нарисовалось в лице какого-то капитана явно для отмазки; капитан этот только-только прибыл в ночь из командировки откуда-то из столиц, в деле этом шарил не больше чем крокодил в баскетболе – его и отправили на начальственное столпотворение. Оно и понятно: предметно хорошо разговаривать, когда народ остынет, а пока…

На «вверенном участке» – больше дюжины трупов, натуральная война с применением автоматического оружия и гранат, «Лазурный берег» – в тяжелой депрессии, включая редких отдыхающих и перепившийся по случаю завершения перестрелки персонал…

Последним из «служебных машин» подъехал шестисотый с «личным представителем самого батьки», приморского авторитета, курировавшего пансионат и близлежащие «средства досуга». Он внимательно выслушал старлея Стецюка, осмотрел место происшествия, предъявив властям соответствующие бумаги – главный инженер ООО «Атлет», на чьем балансе находились и «Лазурный берег», и «Волна», и еще полтора-два десятка домов отдыха, пансионатов и прочих мест летнего скопления трудящегося и вольнопьющего населения. Задал старлею еще несколько уточняющих вопросов и, в отличие от иного начальства, решил, что никакого расследования производить не следует, сами происшедшие события определил одним выражением: «Глушняк гнутый» – и отвалил.

Разномастные начальники шатались по территории, сопровождаемые суетливым старательным старлеем, но толку от этого было немного: все оставшиеся в живых «участники торжества», могущие хоть как-то прояснить «картину битвы», отсутствовали либо присутствовали лишь номинально: Грешилов был ранен в челюсть, поэтому говорить не мог, да и не хотел; Батю и Назаренко увезли в госпиталь, обоих – очень тяжелыми: Назаренке пуля прошла в аккурат на вершок выше сердца, задев подключенную вену, и от кровопотери, как и Батя, он был без сознания; ну а распевающего песни, жуткого вида Рыбу все просто обходили стороной, будто заразного: от греха. А тот отбил горлышко очередной «блондинке», наплескал граненый стакан «под обрез», маханул разом и продолжил:

«А пока он с ими так препирался, съел уже почти всех женщин и кур, и возле самого дворца сшивался этот самый то ли бык, то ли тур…»

* * *

Происшедшие события мелькали в голове Германа, как в некоем сверхскоростном калейдоскопе. Сформулировать то, что произошло, он бы не смог.

Каким образом весь отряд высокопрофессиональной группы был уничтожен полностью каким-то СОБРом?.. Объяснения этому не было, хотя… Его Величество Случай…

Кто-то где-то в чем-то расслабился, результат – уход некоего Савосина из-под контроля… Затем… Затем – совершенно немотивированное поведение какого-то мента поганого, который взял да и замочил влегкую Костина и едва не замочил его самого – когда очереди застучали со всех сторон, командир «Дельты» в мгновение успел развернуться с оружием на изготовку… Но пуля – куда быстрее человека, особенно пуля уже выпущенная… Ментовский капитан сумел отреагировать на движение… Сам Герман, как только услышал очереди где-то сбоку, просто рухнул на грязный настил крыльца, почти сразу следом на него упал скошенный пулей Костин, а капитан, видимо, посчитал, что срезал их одной очередью… Если, конечно, вообще что-то успел посчитать или подумать: пуля одного из «Дельты» прошла навылет, но и «спортсмен» рухнул от прицельного снайперского выстрела в голову. Герман остался лежать недвижно. Он вовсе не был трусом, но становиться мишенью, «упражнением», «тарелочкой» для кого-то… Это еще хуже, чем «массовый героизм».

Теперь Герман не сомневался, что снайпер был человек Гончего. Как раз тот, кого упустили люди Костина. Но почему Гончий послал только двоих? Скорее всего просто на отработку версии, направления или даже интуитивной догадки самого Гончарова. Как бы там ни было, искомый объект исчез, отряд уничтожен и за это ответит именно он, Герман.

Впрочем… Потеряно далеко не все, даже наоборот. Герман слышал, как отъехала «Нива». Стрельба прекратилась, он мог бы влегкую добить раненых СОБРов, но делать этого не стал. Вовсе не из человеколюбия или из-за каких-то там «общечеловеческих ценностей» или конвенций. Просто это было нецелесообразно по двум причинам: занимало время и… Могло окончиться гибелью его самого, Германа. Когда Фортуна играет не на твоей стороне – лучше выйти из игры. На время. А там уж посмотрим, как карта ляжет. Фортуна – девушка переменчивая, с капризами: сегодня ей нравится герой-любовник, завтра – флибустьер, а послезавтра – какой-нибудь знатный комбайнер Сюськин, мирно живущий в своем Старом Жопопропойске на двести штук пенсии и вдруг получающий от бездетного праправнука эмигрировавшего некогда изСовдепии дядюшки-купчины Сюськина-Заломова состояние «лимонов» эдак в …дцать самой что ни на есть свежей «зеленью»…

Когда Герман, будто Чапай в гражданскую, какими-то куцыми палисадами, под лай цепных псов, выбрался к административному корпусу газпромовского пансионата, где оставались двое людей Костина и три хорошие машины, то обнаружил четыре трупа, причем два – с аккуратными отверстиями во лбу, два других – с такими же, только над левой бровью у каждого. Так сказать, почерк мастера. И здесь человек Гончего оказался проворней. Кроме всего, он уехал на одном из «ниссанов», а две оставшиеся машины привел в полную негодность, прострелив у каждой все колеса и радиаторы. Сука! Сука продажная эта Фортуна!

Герман обнаружил рядом с одним из домов спящую под снегом «шестерку».

Новой ее назвать было сложно. Первым делом он внимательно оглядел окна домов: опыт с ментом не прошел даром, от этих казачков вполне можно было ожидать хороший заряд жакана из двух стволов – за угон транспортного средства. Он даже хотел профилактически всобачить по окнам этих мирных тружеников из автомата, чтобы знали свое место и не высовывались, когда взрослые разбираются, да счел это вовсе пустым ребячеством…

Хорошо хоть машина завелась сразу. Он вырулил на трассу и погнал как черт.

Снег лепил прямо в стекла, «дворников», ежу понятно, не было – хозяин снял их, как все, уберегая от покражи. Печка тоже не работала. Единственное, что доставляло Герману мстительную радость, – так это то, что «дворники» без автомобиля гораздо хуже, чем автомобиль без «дворников». Хозяин, поди, проснулся и обнаружил этот «приятный» для себя сюрприз.

Снег лепил в стекла. Герман гнал. В том, что направление он выбрал правильно, был уверен. Сейчас и этот «изыскиваемый» со своей шлюхой, и «Савосин» гонят в одну сторону. Подальше от Раздольной, от Приморска – скоро в первом будет черно от служивых всех мастей, а во втором пройдет усиление – уж очень неординарная разборка для здешних мест: полторы дюжины трупов, стрельба и вообще – дым коромыслом. И еще. У объекта не было никаких документов, его может стопарнуть любой, самый безобидный патруль. И тогда – уж на чьей стороне судьбина: если первым его достанет человек Гончего, ему, Герману, вполне можно заказывать «деревянный костюм». Ну а если наоборот? Как выражается новый даровитый молодой человек в новом «Взгляде»: «Все еще только начинается».

Лена проснулась, когда мы уже въезжали в Краснореченск. Восемь часов я выжимал из машины всю ее мощь, и отечественная таратайка не подвела. Скорее всего потому, что сие был, судя по отделке, экспортный вариант. Нет, мы точно «страна чудес»: целые коллективы специализировались несколько лет на том, что их работники, совершенно честно заполучив с покупателя деньги, сажали его рядом в самолет, неслись куда-нибудь в Чехию или Словакию, покупали там совершенно нашенский автомобиль, гнали его обратно, расплачиваясь по дороге с гаишниками, мелким рэкетом, массой прихлебателей, и доставляли наконец заветный «агрегат» к месту пристанища-обиталища счастливого владельца. И весь фокус заключался в том, что приобретенная таким образом машина, со всей оформиловкой и вышеупомянутой бодягой, с процентом фирмы-перегонщика и просто жратвой и пивом, выпитым новым автомобиле-владельцем на нервной почве за время транспортировки на своих колесах, обходилась на порядок дешевле, чем приобретенная за соседним углом у «официального дилера». Не говоря уже о качестве, вернее, о его полном отсутствии в случае приобретения авто у последнего. Нет, обычная схема, называемая «Русский бизнес»: украсть ящик водки, продать, а деньги – пропить, только в малой мере, я бы сказал, конспективно, отражает все прелести и тонкости этого непростого и небезопасного занятия на отечественных подзолистых, бурых, глиноземных и неунавоженных почвах…

Русь-тройка, куда ты мчишься?.. И, как справедливо указывал Василий Макарович Шукшин в одном из рассказов, – в коляске-то жулик! Или – Николай Васильевич Гоголь, самый прозорливый мистик тысячелетия, из обладавших литературным даром, был прав, и «русская правда» всегда будет произрастать через чертополох чичиковых, коробочек, маниловых, и полет ее тройки будет стремителен и неудержим только по дорогам, являющимся для всех «цивилизованных» неудобьем, бедой, напастью?.. Бог знает.

– Где мы? – спросила девушка, открыв слипшиеся от сна веки.

– Ну вы и дрыхнуть горазды, милая барышня. Как там в песне поется? «А я кровать твою воблой обвешу, чтобы слаще был девичий сон…» Что снилось?

– Ты знаешь – ничего, – удивленно произнесла Лена.

– И это радует.

Первое время, как только выехали, девушка была напряжена, поминутно оглядывалась в оконце заднего вида, потом как-то обмякла, свернулась клубочком на заднем сиденье и уснула. А я был рад, что намедни мы весь день не вылезали из постели: голова была ясной и свежей, а вести машину на такой скорости, ночью, по гололеду с мокрым снегом – занятие не самое безопасное для усталого человека.

– Так где мы все-таки?

– Подъезжаем к Краснореченску.

– Ого! А зачем нам сюда?

– Видишь ли, зайка, вообще-то мы направляемся в Москву.

– Ну об этом-то я догадалась.

– Ты просто экстрасенс какой-то!

– А чего – таким крюком, через Краснореченск, а не через Приморск?

– Милая барышня, события, имевшие место быть в Лазурном, произошли все-таки на территории Приморского края; сейчас в Лазурном, Раздольной и всех близлежащих палестинах служивых чинов больше, чем заслуженных клопов в диване одесской коммуналки… Пройдет усиление и по Приморску. Это – первый факт.

Второй… Второй – участок железной дороги от Приморска к Москве хотя и краем, а цепляет «нэ-залэжну»… А это значит – пограничники, таможня и прочая мутота… А самолет без документов и с оружием исключен сразу. Тем более, что в сопутствующих обстоятельствах без «железяк» я точно почувствую себя сиротой…

– У тебя что, вообще никаких документов?

– Абсолютно. Даже, как ты могла заметить, татуировок нет.

– Зато – «гайка». У братвы вполне сойдешь за своего.

– Это вряд ли. «Базаром» не владею.

Перстень я запрятал подальше – от греха. В дороге всякое бывает. Вдруг да встретится искусствовед-практик со стволом на кармане и самыми сугубыми намерениями? Вот только чего к нашим приключениям сейчас не хватает, так это разборок с краснореченской братвой по поводу экспроприации у лоха мутного «рыжей гайки», кою он, фраер, носил внагляк и по понятиям!..

– Так из Краснореченска до Москвы – больше суток.

– Волка ноги кормят, а для бешеной собаки семь верст не крюк! – С этими словами давлю педаль тормоза.

– Что, уже приехали? – Лена оглядывает пустынные окрестности.

– С машиной придется расстаться. Дальше – ножками.

– Почему это?

– А пригородный пост ГАИ?

– Думаешь, им уже сообщили о Лазурном?

Мельком взглядываю на часы. Без пяти семь. Могли. Хотя вряд ли.

– Жалко машину вот так бросать… Она сейчас для нас – и стол, и дом…

Слушай, давай я за руль сяду!

– Ты умеешь водить?

– Конечно, с одиннадцати лет, у нас всегда была машина, старый «Москвич».

И не сомневайся, у меня и права есть.

– И документы на машину, и доверенность, и техпаспорт…

– Техпаспорта, конечно, нет. Но у меня его и не спросят.

– Думаешь?

– Чем меньше врешь, тем больше верят! Есть у меня еще один документик – я менеджер по туризму. Фирмы «Галина».

– Той самой? Которая по телику «Мы вас перенесем в ваши сны»?

– Ну…

– Так ты действительно менеджер?

– Дудки! Я – подруга президента фирмы!

– Вот как…

– Нет, Дор, с бизнесом тебе надо завязывать! Напрочь! Ты веришь любому неловкому слову!

– Неловкому?..

– Для ревнивых бультерьеров поясняю: президентом фирмы «Галина» является Галина Петровна Вострякова. Дама. Гетеросексуальной ориентации.

– Слушай, у вас фамилии, как у московских микрорайонов… Черемушкиной среди подруг нет?

– Чего нэма, того нэма. Мы и сами на этот счет часто шутим. А вообще – убедила?

– Когда говорит такая красивая девочка, поверишь чему угодно…

– Вот именно. Поэтому пересаживайся на заднее сиденье и дремай!

– Чего делать?

– Ну – дремли! Короче, погрузись в дрему. Или – полусумеречное состояние.

А я буду болтать со служивыми.

– Версия готова?

– Зачем? Экспромт всегда убедительнее.

– Лена… Ведь гаишники – хорошие психологи. Они с людьми работают.

– Но и у них – стереотип. А я его собираюсь избежать. Okey?

– Well…

Мы меняемся местами. Еще я не поленился вычистить номера, протер стекло.

Лена умылась снежком, подкрасила ресницы, навела губы:

– Ну как?

– Отпад.

– А еще?

– Улет! Фанера! Багдад! Беда! Короче – голяк, в натуре!

– Ну, последнее – не отсюда, а вообще – владеешь. Двинули?

– Двинули.

В отличие от меня, девушка ведет машину аккуратно. Словно гладью вышивает.

Пост ГАИ нарисовался километров через пять. «Погрузись в сумеречное состояние…» А это и несложно – когда вся страна в сумеречном состоянии, и уже не первый год. И даже не второй. И не просто вплавь, а еще и втемную, на ощупь.

Вот и посты ГАИ, какие раньше представляли собой стекляшки «на семи ветрах», и самым грозным и разрушительным оружием постового были полосатая палка и «дырокол», теперь Превращены в «неприступные крепости». По бокам дороги – бетонные блоки, за которыми легко могут укрыться автоматчики; узенький проезд «в одну машину» перегорожен стальным шлагбаумом. И гаишники – в «броне», с «АК-74У»…

Метров за сто от поста все машины плетутся черепашьим шагом. Ветошью-то я прикинулся, а сердечко бьется часто, как рыбка: мне просто необходимо добраться до столицы без инфаркта, паралича и лишних приключений! Чтобы – порешать вопросы. Или порешить. Это уж кому как глянется. И уверенности в том, что мои противники не имеют влияния в краснореченском УВД и его подразделениях, у меня никакой… А стоит служивым произвести даже поверхностный «шмон» и обнаружить стволы, как мы загремим сразу на тридцать суток, до выяснения…

Помимо прочего… Вернее даже – главное: девчонка оказалась втянута, как сейчас говорят, в «чужие базары», и ее устранят просто потому, что так принято: меньше людей – меньше проблем… И пока я сам не разберусь, что же все-таки происходит и как я с кипрских пляжей очутился в хибаре Михеича, полного покоя и отсутствия сердцебиения ждать не приходится… Здесь в моей памяти – полный провал. Прав Михеич: меня пичкали наркотой под завязку и от души! Что называется – под крышечку!

Впрочем… Впрочем, и мои более дальние воспоминания особой ясности пока не добавляют…

Нас все-таки стопорнули. Гаишник махнул-таки палкой, но как-то неуверенно, лениво… Видно, стоять скучно…

Младший летеха подошел, козырнул…

– Здравствуйте! – Глаза Лены лучились энергией и радостью, лейтенант невольно улыбнулся в ответ:

– Что-то у вас настроение не по погоде…

– Да если ждать погоды улыбаться, не заметишь, как станешь старой скрюченной брюзгой!

– Ну вам-то, девушка, это не грозит…

– Это грозит всем. Я как раз хотела спросить – как проехать в аэропорт, но чтобы по пути можно было немного марафет навести…

– Вам-то это зачем?

– В аэропорт?

– Нет, второе. По-моему, совершенно не требуется.

– Еще как требуется… Президент фирмы приезжает. С проверкой.

– А-а-а… – как-то разочарованно протянул летеха, окинув девушку совсем другим взглядом… Эскортная телка… А – хороша…

– …А она – такая сука… – скороговоркой продолжала Лена, словно не заметив перемену в лице мужчины.

– Кто? – не сразу понял гаишник.

– Да президент наша, Галина, блин, Петровна… Если какая-то недоработка – с кашей съест. А тоже – коза! Позвонила вчера в пол-одиннадцатого вечера, вынь ей и положь встречу! Всю ночь пришлось гнать, это по такой-то погоде! Шофер, Серега, спекся совсем за ночь от такой ездки! – Лена кивнула на меня, вроде как кемарившего на заднем сиденье.

Лейтенант, который, видать, терпел по жизни от начальственных теток – может, от жены, может, от тещи, а может, и от обеих сразу, сочувственно вздохнул…

– Вот и скажи: должна я этой стерве хоть какую-то шпильку вставить? Хотя бы выглядеть лучше ее, а!

– Это да… – совсем дружелюбно улыбнулся лейтенант. И обращение на «ты» его порадовало… – А во сколько встреча?

– От двенадцати до часу…

– Это каким же рейсом?

– А фиг его знает! Вчера у нас такой сумбурешник начался в пансионате – все сегодня пересыпом не страдают, как взялись с вечера марафет наводить, так посейчас, наверное, и наводят… Я запомнила только, что в первом часу нужно быть на месте, сиять, как плошка, и есть начальство глазами! Ничего, я ее «порадую»… Эта бикса раскормленная все в сорок восьмой размер пытается влезть… Как меня в мини увидит – так весь день зеленая от злости ходит…

– Может, лучше не раздражать даму?..

– Вот еще! Пусть много о себе не думает, коза!

– У нас есть Центр красоты… Это на проспекте Мира. Только там недешево…

– Да знаешь, мне только голову помыть, уложиться, макияж в порядок привести… Я ведь не такое страшилище, чтобы изводить себя водными процедурами и полуторачасовыми массажами для похудания. – Ленка при этом свела глаза к переносице, брюзгливо оттопырила нижнюю губу, чтобы лейтенант наглядно мог увидеть ее непосредственную начальницу.

– Товарищ лейтенант, – позвал офицера сержант, остановивший большую фуру.

– Счастливо! – На лице лейтенанта было написано явное сожаление. – Послушай, а тебя как зовут? – спросил он вдруг.

– Лена. Я в пансионате «Белая чайка» работаю. Не хочешь как-нибудь заехать, отдохнуть?

– Как-нибудь – обязательно. – Лейтенант расцвел. – Лен… Если проблемы какие в городе, звони, спроси Славу Корнилова, ага? – Лейтенант быстро написал на листке из блокнота телефон, передал девушке. – Только обязательно, ладно?

– Ладно.

– Ну я побежал. Счастливо!

– И тебе тоже!

Лена отжала газ, машина набрала скорость, и через полчаса мы уже катили по главной улице просыпающегося краевого центра.

Глава 41

Володя Савосин гнал. Проехав километров двадцать, он остановил машину, вытащил миниатюрный компьютер, чтобы связаться с Гончаровым, и аж присвистнул… Теперь это был просто кусок лома. Когда рядом с административным зданием газпромовского пансионата он «толковал» с оставшимися боевиками безымянной группы, один из них успел выстрелить. Пуля, к несчастью, угодила как раз в «ноутбук». Или – к счастью. Было бы куда хуже, если бы она попала Савосину в голову.

Ничего, он свяжется с Гончим из Краснореченска. Сигнал тревоги тот получил, разберется. А скорее уже начал разбираться. А пока…

Савосин гнал. Тяжелый, устойчивый «лендровер» катил под сотку, и Володя все прибавлял. У него появился азарт – нагнать человека, из-за которого разыгрался весь этот сыр-бор. По всем прикидкам, тот направится в столицу. Из Краснореченска на Москву идет всего один поезд, вычислить парня не так сложно, особенно рядом с девчонкой с внешностью фотомодели из «Elite».

Тяжелая фура материализовалась из снега и мрака, фары ослепили, дальнобойщик поленился, видно, переключить свет на ближний, в голове Володи промелькнуло: «…Аннушка уже пролила подсолнечное масло…» – руки на руле дернулись, и автомобиль плавно и медленно, будто вагон поезда с откоса, слетел в кювет и замер, зарывшись радиатором в грязный, смешанный с песком снег.

Савосин ткнулся лицом в руль и потерял сознание.

Фура притормозила – и проехала мимо. Шофер-дальнобойщик понимал, что не прав, и остановился бы, если бы… Если бы это была другая машина, а не «ниссан» с наглухо тонированными стеклами. Получить пулю – не самая приятная радость… «КамАЗ» зарычал двигателем и умчался. Мягкие мокрые снежинки бесчисленно летели с темного неба и таяли над асфальтом, еще не коснувшись земли.

* * *

Герман чувствовал, как слипаются от усталости глаза. Так получилось, что не спал он уже вторые сутки. Сначала попробовал он «притопить» под девяносто, но машина заюлила по скользкой дороге, как рука ловеласа по шелковым трусикам подруги, грозя слететь в глубокий по одной стороне шоссе кювет. Такое счастье было совсем ни к чему: кататься на лысой резине и вообще удовольствие не из приятных, а по такой поре…

Если чего и хотелось сейчас Герману, так это кружку чифиря. Чтобы была пусть и звенящая, тупая, искусственная, но бодрость. Нет, в его личном несессере были «пилюли» на любые случаи жизни и смерти, но все вещи остались в разгромленном пансионате.

Он помнил, что поезд Краснореченск – Москва убывает утром. Другого пути в Москву у этого парня не было. Перехватить… Он, Герман, сделает то, с чем не справилась «Дельта». Но… Такими темпами он просто не успеет. И – решил рискнуть. Съехал с шоссе и погнал через станицы и хутора.

Можно, конечно, на таком «корабле» запросто сесть на брюхо в какой-нибудь безымянной луже, но расстояние это сокращало почти вдвое.

Герман почти перестал ощущать время. Просто крутил руль, прислушивался к завываниям мотора и думал только о том, чтобы он не заглох не ко времени да чтобы самому не заплутать в темной и враждебной степи. К Краснореченску он подъехал, уже когда совсем рассвело. Оставил автомобиль на безымянной стоянке, вышел, дождался междугородного рейсового автобуса и поехал в город. Он полагал, что Савосин поступил так же.

Связываться с Магистром Герман не стал. Тому, он полагал, уже доложили о стрельбе в Раздольной. Нет, нужно дело сделать, привести этого шустрого финансиста «головой» и тем – сберечь свою… Да и… Да и стоит ли вообще вести финансиста в Замок? Может быть… Магистр слишком неразворотлив по теперешнему времени. Хотя – коней на переправе не меняют… Хм… Коней – нет, а вот наездников – вполне.

* * *

– Ну и как впечатление? Не слышу бурных продолжительных аплодисментов, плавно переходящих в овацию! – произнесла Лена, как только мы отъехали от гаишников.

– Тащусь, как сутулая лошадь! Это же надо!

– Двусмысленный какой-то комплимент. Если вообще – он.

– О, женщины, вам имя – вероломство! – Потягиваюсь на заднем сиденье. – Лен, у нас курить осталось?

– Есть. – Она подала мне пачку. – А почему это – вероломство?

– Это не я сказал. Это – Шекспир.

– А ты авторитетами не прикрывайся, ты по существу ответь!

– Лен… Ты врала так вдохновенно, что поверил даже я.

– А я и не врала…

– Не врала?

– Не-а.

– Что, твоя подруга действительно такая вот мымра?

– Нет, конечно. Она – милая и славная. Глупый, я фантазировала.

– Прямо Франсуаза Саган!

– Еще бы. Да и чего не сделаешь ради любимого мужчины. Ладно, куда рулить-то?

Об этом я думаю с той самой поры, как мы отъехали от крепости имени Госавтоинспекции. Прозвониться в Москву? И что это даст? Вот он я, живой, здоровый, и готов приступить… А пока – деньжат переведите в здешний банк…

«Лимонов» пятьдесят, до Москвы добраться… А там я ужо…

Нет. Такой путь чреват самоубийством. Причем двойным. А если и я не страдаю излишними суицидальными наклонностями, то девушка – и подавно. Кто, зачем меня подставил? Кому? Вопросов больше, чем ответов. Прежде чем воскресать во всем блеске, нужно ответить хотя бы на первый вопрос: кто? Последовательно завязанный на второй: зачем?

– У тебя много денег? – спрашиваю девушку.

– Есть.

– На билеты хватит?

– С избытком. И-на пиво останется.

– Значит, так. Мчим на вокзал, определяемся с билетами, а там – видно будет.

– Как скажете, сэнсэй.

Машину припарковали в скверике у вокзала. Лена ушла, вернулась бегом:

– Не спи, замерзнешь! Поезд – через пять минут!

* * *

Герман успел за минуту до отправления. Подбежал к проводнику купейного вагона, сунул ему в руку несколько купюр, выдохнул:

– До Москвы, командир, а?

Проводник мельком оглядел пассажира. Если его и удивило, что тот вообще без вещей, даже «дипломата» занюханного нет, вида он не показал. Пачка «хрустов» раза в три превышала обычную таксу за безбилетный провоз. Да и интонация мужика выдавала служивого, скорее всего бывшего. И-не мента. На ментов у проводника был нюх.

– Проходите. Третье купе.

Герман нырнул в вагон, а вскоре поезд тронулся.

* * *

К вагону мы подошли, когда проводник уже прихлопывал дверь. Но билеты рассмотрел не торопясь, с профессиональной солидностью: спальный вагон в этом поезде – единственный! Лена молодец – не забыла ему улыбнуться, – и он готов был провожать ее до купе, забыв и обо мне, и о незакрытой двери тамбура…

– Как это тебе удается?

– Дор… Улыбка – мой стиль.

– А-а-а…

– Что – «а-а-а…»? Вот как тебе удается? Попали в какую-то гнусную бодягу, едва ноги унесли, а ты продолжаешь молчать, как рыба об лед, да еще с невозмутимым видом, дескать: «Все идет по плану!» Знаешь, ты похож на нашего премьера!

– Вообще-то я делово-о-ой…

– Слушай, деловой…

Вошел проводник с дымящимся чаем в тяжелых подстаканниках. И есть сразу захотелось – как из пушки!

– Скажите, у вас колбаса имеется? – Лена словно угадала мои мысли.

– Сырокопченая.

– Отлично!.. А… А вы не могли бы организовать нам завтрак? Командировка, продукты не успели купить…

Проводник понимающе улыбнулся, кивнул. Все понимание, надо полагать, свелось в его голове к простому и немудреному, проверенному многолетней практикой: действительно, командировочные, от какой-нибудь фирмы иноземной с представительством в Москве; девка – явно за главную, мужик – при ней, хотя и старше… Видно, от мужа или мужика постоянного оторвалась в отъезде, всю ночь с этим протрахались, как кролики, до синих кругов под глазами, едва на поезд не опоздали, деньги – казенные, раз взяли «люкс», да и ехать сутки, хочется оторваться напоследок… Краля, наверное, у шефа фирмы в любимых козочках ходит, вот и шикует… Хотя – если б не такие, то и заработка никакого в СВ давно бы не было: на подсадных особо много не накрутишь… Народ на подсадку простецкий, все больше в плацкарту норовит… Подешевле и побольше… Да и вообще – народец такой: ему всегда надо много, дешево, лучшего качества и навсегда… А здесь – тариф: тройной счетчик. Хочешь кайфово доехать – все будет, только плати!

Не убирая приятной улыбки, халдей произнес:

– Сделаем. Что-нибудь для аппетита? Коньяк? Водка? Мускат?

– Коньяк не на товарном дворе разливали? – поинтересовался я с невинным видом.

– Ну что вы… – Проводник сделал на миг обиженною лицо. – У нас ведь даже депутаты ездят… Армянский, ереванского розлива.

– Тогда – ой…

– Не понял?

– Бутылочку присовокупите…

– А мне, – вмешалась Лена, – мускат и… Груши у вас есть?

– Груш нет. Не сезон.

– А на что сезон? Проводник пожал плечами:

– Бананы.

– На них теперь – всегда сезон, – вздохнула девушка. – Давайте бананы. – Она махнула рукой так, словно ей предложили под мускат горькую редьку.

– Что под коньяк, кроме колбаски? Есть копченый палтус, ветчинка свежайшая, своя, балычок…

– Давайте на ваше усмотрение.

– Э-э-э… – замялся проводник. – На какой класс, так сказать, рассчитываете?

– На высший, – вмешался я. Добавил:

– Решите сами. Люди мы не богатые, но состоятельные, – и улыбнулся этому Сусанину в стиле «чи-и-и-из», это когда глаза – холодны, изучающи и равнодушны.

– Сделаем, – посерьезнел халдей. Но удалился, внутренне сияя. Одно он точно перерешил: то, что главный здесь все-таки я. А впрочем…

– Обдерет, несмотря на твой жизнеутверждающий оскал, – прокомментировала Лена.

– Работа у него такая, – пожимаю плечами.

– Ты даже не соизволил поинтересоваться, сколько у меня бабок, кавалер, понимаешь.

– Интересуюсь: сколько?

– Два «лимона». И – заначка, как у всякой порядочной девушки.

– Велика заначка?

– Пять сотен.

– «Зеленью»?

– Естественно.

– Доедем, как цари египетские!

– Не выражайся!

– Не буду. Может, цыган закажем?

– Лучше сигарет. У меня – все.

– Милая барышня, для вас – хоть луну с неба.

– Вот луну как раз и не надо. Помнишь, у Чехова? Что важнее, луна или солнце?..

– Луна! Солнце светит днем, когда и так светло, а луна – ночью.

– Сережа… Я все же никак не могу понять, кто же ты такой… Умный, образованный, храбрый…

– Милая барышня, вы преувеличиваете мои достоинства.

– Вряд ли. Слушай, а как все-таки твоя фамилия?

– Дорохов. Я разве раньше не сказал?

– Смолчал. Скрыл. Значит, Дор – это от Дорохов.

– Ага.

– Дорохов…

После легкого предупредительного стука дверь приотворилась, появился проводник. Принес коньяк, бокалы, нарезанные «до слезы» палтус и балык, сырокопченую… Яства были щедро обложены свежей зеленью.

– Богато, – прокомментировал я.