Текст книги "Банкир"

Без четверти двенадцать. Пора.

Решетов вошел в залу спокойно, неторопливо, уверенно. Как хозяин.

* * *

Ждать Джалил не устал. Просто понял: «оформить» это Уродливое строение «пластиком» так, как он бы хотел, сегодня – нельзя. Но операция уже пошла.

Нужно выходить на завершенку. Не законченное, не доведенное до конца дело куда хуже, чем не начатое.

Выбрав момент, когда камера слежения, согласно установленному ритму, отвернула объектив чуть в сторону, он метнулся к стене Замка. Застыл, прислушиваясь. Прошло.

Аккуратно снял баул, вплотную прислонил его к стене: в этом месте была непроницаемая тень, и заметить плоский баул можно было, только наткнувшись на него. Аккуратно выставил детонаторы. Есть. Дождался нового поворота камеры – и метнулся через полоску света в спасительную темень. Дальше он уже бежал. Стоит задержаться – и у него не останется времени. По крайней мере, на этой земле.

Хотя… На все – воля Аллаха…

* * *

– Поет-три вызывает Кербера.

– Кербер слушает поет-три.

– Замечен человек. Выходит за второе кольцо Территории.

– Выходит?!

– Да.

– Задержать. Немедленно.

– Есть.

…Выросших перед ним охранников Джалил свалил двумя бесшумными выстрелами, слившимися в один. Побежал. Еще троих метнувшихся к нему людей он даже не заметил – почувствовал чутьем матерого ночного зверя; замер, дождался, пока приблизятся; три бесшумных вспышки – и люди замерли на земле.

Джалил действовал спокойно и неторопливо. Воевал он всю жизнь. Может быть, именно поэтому он никогда не ощущал себя старым. И надеялся, что старость его минует. Все умрут. Но Джалил хотел умереть как воин. В бою.

– Поет-пять вызывает Кербера.

– Кербер. Докладывайте.

– Объект уходит. Мы потеряли пятерых людей.

– Вы сможете его захватить?

– Если он выйдет в лес – уверенности нет.

– Убейте его! Немедленно!

– Есть.

…Снайпер поймал фигурку в оптику ночного прицела. Не было никакой четкости, но приказ был ясен. Медлить было нельзя. Снайпер спустил курок.

Фигурка словно споткнулась и застыла на земле. Теперь стрелок не спешил.

Спокойно ловил в окуляр прицела голову, чтобы сделать смертельный выстрел.

…Пуля застряла в левой лопатке. Джалил сцепил зубы, пополз… До спасительного леса было совсем немного. Совсем…

Боль пронзила все тело, он снова споткнулся, упал… Взглянул на небо…

Звезды казались совсем близкими… Словно он, Джалил, был уже не здесь, в лесах загадочной страны, а в родных далеких горах… Или еще дальше… Вдруг ему показалось, что он оторвался от земли и летит туда, ввысь, в эту сияющую звездную россыпь… Аллах Велик!..

…Снайпер выстрелил. Тело замерло на песке.

– Поет-пять вызывает Кербера.

– Кербер слушает.

– Объект уничтожен.

– Вы что-то установили?

– С виду – нерусский.

– Кавказец?

– Может – кавказец, может – «чех». Тут не разберешь.

– Что еще?

– Профессиональное оружие. Да и стрелял он… Пять выстрелов – пять трупов. Профессионал. На вид ему – лет сорок пять. Или больше – у этих восточных людей наверняка никогда не скажешь.

– Цель?

– Хрен его знает. Сейчас людей в Замке собралось – каждой твари по паре…

– Полегче в выражениях.

– Виноват. Разные собрались люди. Может, замочить кого хотел, может, разузнать что… Для тех, кого не пригласили… У него теперь не спросишь.

– Наверное, так и есть.

– Видно, ломанулся к Замку, а к нему сейчас и мышь не проскочит. Пошел обратно, расслабился и – «опалялся».

– Связно излагаешь…

– А чего зря мудрить? Будет день – разберемся…

– Разберемся…

Кербер щелкнул тумблером переговорного устройства:

– Всем постам. Усилить контроль на Территории. Вариант «А». Дежурным группам прочесать территорию по квадратам. Скрытно. Не стоит тревожить гостей.

Выполнять.

Кербер задумался, глянул на часы… Связаться с Браном? Совещание уже началось. Портить хозяину такую минуту он не хотел. Этот прав: чего зря мудрить? Будет день – разберемся.

Услышав дальний шум вертолетного двигателя, Кербер первым делом глянул на часы. Было без двух минут полночь.

Глава 65

За штурвалом «Крокодила», «курносого», как называли они в полку штурмовой вертолет «Ми-24», Саша Ветров чувствовал себя уютно и комфортно. Зеленоватое мерцание приборов действовало успокаивающе.

«Крокодил» был загружен под завязку. Ветров предвкушал удовольствие. Когда объявилась эта холеная тетка, глядя весело и вместе с тем вымученно, он угадал: будет разговор. По сути, он давно был готов к любому делу: прозябать у нелетающих машин и потихоньку спиваться, как все в полку, – дело гнилое. Он, Саша Ветров, рожден для того, чтобы летать. Летать рисково и скрытно и сеять всполохи огня по притихшей черной земле…

Нет, ему было вовсе не все равно, с кем воевать и за что. Просто… Просто он не хотел стать через пяток годков никому не нужным, опустившимся алкашом, продающим за бутылку водки полученные когда-то ценой крови ордена, теперь называемые «жестянками»…

…Тетка молча выложила на замызганный столик в крохотной комнатухе офицерской общаги пять толстенных пачек. Распечатала одну. Сказала просто:

– Сто тысяч долларов. В каждой – по двадцать. – Помолчала и добавила:

– Задаток.

К этой дерьмовой крашеной бумаге Ветров отнесся спокойно. Рассыпал радужный серо-зеленый ворох по столику, полюбовался на толстощекого Франклина… Продекламировал:

– Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в гости к нам – бонжур!..

Помолчал, закурил «Приму», женщина поморщилась от едкого дыма, вытащила из собственной пачки «Лакки Страйк», тоже прикурила, чиркнув спичкой. Молча смотрела Ветрову в глаза и взгляда не отводила. Только совершенно по-мужски щурилась от разъедающего глаза дыма.

– А ты – рисковая тетка…

– Меня зовут Галей…

– Ну надо же, какое совпадение… А меня – Сашей. Можно – Шуриком. Это кому как нравится. – Он аккуратно затушил бычок в пустой консервной банке из-под кильки, спросил тихо:

– Кремль бомбить будем?

– Кремль бомбить не будем, – в тон ему ответила Галина.

– А тогда – кого?

– Есть одно зданьице…

– В Москве?

– Нет.

– И не Сонгми?

– И не Сонгми.

– Имей в виду, Га-ли-на… Я и в Афгане, и в Чечне ни баб, ни малолеток никогда не мочил. Потому что срать хотел на весь российский генералитет вместе с прочими умниками… Хотя нет, не на весь, это я погорячился… Как видишь, в старлеях покамест. С седой башкой. И капитана мне не получить. И до пенсии год.

Ни семьи, ни детей. Ладно, это все лирика… Да ты и сама, видать, ушлая… Все про меня прояснила… Идею ты ущу-чила? Ни женщин, ни детей. Если не так, выпили по рюмке и разбежались. О чем был базар – я спьяну никогда не помню.

– Я поняла. Там нет ни женщин, ни детей.

– Тогда давай общаться. Как я себе разумею, за работяг да учителей тоже никто таких бабок не даст, даже если снести микрорайон. Бандиты?

– Вроде того.

– «Новые русские»?

– Не такие уж новые, и не все русские, а в общем, – не голота.

– Смелая ты тетка.

– Жизнь такая.

– Или ты, или тебя?

– Вроде того.

– Лады. Только что потом? Безымянное захоронение в подмосковных лесах или рыбам на корм?

– Потом – Буэнос-Айрес, амиго.

– Да иди ты!

– Смотри сам.

Галина выложила на стол два паспорта. Отечественный и заграничный. Везде – фотографии Ветрова, только данные…

– Владимир Владимирович Иванов, – прочел вслух Ветров. – Хорошая фамилия.

А главное – редкая.

– Вот и я так подумала…

– Ушлая ты тетка… – Мужчина полистал паспорт, нашел открытую визу в Бразилию, хохотнул:

– «На далекой Амазонке не бывал я никогда, никогда туда не ходят быстроходные суда…»

– По выполнении операции на твой счет переведут еще сто пятьдесят тысяч.

– На жизнь, короче, хватит…

– Ага.

– Галя, а ты – замужем?

– Да.

– Жаль. Я б на тебе женился. Не глядя. Ветров закурил, поперхнулся дымом:

– Вот, мать ее так… Бразилия, говоришь… Лады. Даже если обманешь, все одно, от такой красивой тетки не жалко… А жизнь… Всякая жизнь когда-нибудь кончается.

– Я не обману. – Галя смотрела Саше Ветрову прямо в глаза.

– Хрен знает почему я тебе верю?.. Ладно, золотая рыбка, давай детали обговорим.

– По отъезду?

– Сначала – по операции.

– Напарника подберешь?

– Справлюсь сам.

– Смотри…

…Ветров глянул на часы. Пока все – тип-топ. Подходил он к этому злачному местечку минута в минуту… Не все же этим «новым» мед ложками жрать – надо иногда и отвлечься… Сейчас отвлекутся…

На оставленном ему Галей приборе запульсировал маячок. Он сразу предупредил женщину: «Крокодил» – не «Сушка», такой мощи у него нет, но при точном наведении врежет матеро – мало не покажется!..

В «сеточке» ночного прицеливания проявилась громада, схожая со средневековым замком… Пилот привычно приготовился к залпу. Дождался, пока секундная стрелка подбежит к двенадцати, и нажал гашетку. Атака! Машина, казалось, на миг застыла в воздухе – ракеты пошли!..

…Напольные часы в большой зале заурчали нутряным механизмом… Звук был скрежещущий, противный, у Решетова мурашки пробежали по телу, и когда, наконец, прозвучал первый удар, сердце полетело куда-то вниз, как в бездну…

Второго удара не услышал никто. Своды Замка раскололись и рухнули… Взрыв чудовищной силы приподнял главную Большую Башню, она накренилась и медленно и тяжко осела на землю, рассыпаясь, погребая под собою всех, кто находился внутри здания…

…Ветров произвел боевой разворот, ударил из пушки… Еще заход… Еще…

Израсходовав весь боекомплект, снова развернулся. Вертолет ушел низко над землей и растворился во тьме.

Спать в эту ночь не пришлось никому. Сначала – возились с компьютером.

Тишайший, сумевший всунуть в информационное поле «закладку», «троянского коня», быстро отыскал в потоках информационных сетей и сами коды, и все изменения, которые успел внести Решетов. Его код он просто обошел, освободил мне место у монитора, произнес:

– Теперь банкуй сам. Своя рука – владыка. Я приготовил команды на перевод всех средств на новые счета, выставил именные защитные пароли – так посоветовал Тишайший:

– Сам понимаешь, твой отец, конечно, силен, но сейчас это – полный анахронизм; если бы копались мы с Валерианом серьезно, а не «тормозили», то вполне бы дотумкались… Ставь именной – и с твоей головы не то что волос больше не упадет, пылинки снимать будут, в очередь! Это твой бывший шеф в нашем деле – полный профан; будь чуть поумнее да имей побольше времени, поступил бы так же, и тогда – «Finita la comedia», как шутют в ихнем Париже ихние парижанки после того, как партнер кончит.

«Пропажу» Решетов заметит, только когда снова обратится к файлам. Я сидел и думал: чем-то он занимается по сию пору, как пропел дверной звонок.

Дмитриев, начальник Галиной «девятки», организовал суровейшую охрану вокруг моей квартиры, пока суд да дело. Я поспешил к двери, но путь мне заступил парниша из его команды, долго рассматривал кого-то в глазок и только после этого открыл. На пороге в сопровождении такого же «костолома-дмитриевца» стоял невысокого роста сухонький старичок в старомодном, шотландской шерсти, пальто до колен; в одной руке он держал ореховую трость, в другой – снятую с лысой, как шар, головы шляпу.

– Ничего, что в неурочный час? Но полагаю, вам теперь не до сна. Чайком угостите старичка с дороги?..

Что-то в его облике кажется мне неуловимо знакомым, но я никак не могу понять, что именно…

«Привратник» принял у гостя пальто и шляпу, старичок церемонно поклонился:

– Герасимов Владимир Семенович.

Вот это да! Легендарный Геракл! Человек, с упоминания имени которого начинается изучение любого раздела банковского дела! Патриарх!

– Сергей Петрович Дорохов, – почтительно жму крепкую сухонькую руку.

– Весьма рад. С батюшкой вашим, покойным Петром Юрьевичем, был хорошо знаком и даже дружествовал, а с вами познакомиться – только вот когда довелось…

Ну конечно! Его фото я видел в семейном альбоме. Он там – в компании отца и еще каких-то людей… Впрочем, был на этой фотографии и молодой Константин Решетов…

Герасимов мельком заглянул в комнату, раскланялся со всеми, предварительно извинившись перед присутствующими, снова обратился ко мне:

– Сергей Петрович, не могли бы мы переговорить конфиденциально?

– Конечно, Владимир Семенович. Извольте в кабинет? – спросил я, невольно перенимая старомодную вежливость патриарха.

– Если вы не возражаете, нам удобнее будет на кухне, – улыбнувшись, ответил тот. – Чтобы с чаем никого не затруднять, да и…

– Как скажете.

На кухне Герасимов уселся за стол, совсем по-стариковски подпер голову рукой, наблюдая за моими манипуляциями с заварным чайником…

– Константин, тот тоже был мастер чаек заваривать… А вона оно как все вышло…

– Константин? – переспрашиваю я, но скорее для того, чтобы настроиться на предстоящий разговор. Думаю – нелегкий.

– Ну да. Решетов Константин Кириллович… Кришна… Решка… Орлович…

Или – как его теперь… – Старик тяжело вздохнул. – Я себе по-стариковски так смекаю: проиграл он, раз ты здесь. Крупно проиграл.

Вместо ответа пожимаю плечами… Дескать, вы – генерала вам – виднее…

– И вроде даже жалко его… Был бы жадюга сызмальства или просто бестолочь… А то ведь – умница. Боже мой, какой умница… Верно говорят: или люди время изменяют, или время меняет их… Кого – приспосабливает, а кого – и корежит… Да так, что от былого человека одна оболочка остается… А внутрь – и глянуть страшно, от темноты да пустоты той… И вместо ума остается хитрость… Извращенная, звериная, жадная, а все ж не ум… И – пропадает человечек… Совсем пропадает…

Разливаю чай в стаканы в старинных подстаканниках:

– Вам покрепче?

– Как себе.

– Я густой пью.

– Ну, значит, густой. А вареньица нету?

– Только песок.

– Тоже хорошо. Грешен, люблю сладкое. Да это общее у стариков: кровь по жилушкам уже совсем не так скоро бежит, вот сахарком и греешься…

Геракл отхлебнул осторожно:

– Хорош. – Сделал еще глоток. – А я, молодой человек, Сергей Петрович, по делу. И разговор у нас долгий завьется. Серьезный разговор. – Посмотрел выразительно на вытяжную трубу…

– Проверено. У меня тут такой спец – просто кудесник. Не сомневайтесь.

– Раз говоришь – значит, знаешь. Ну, слушай… Герасимов рассказывал два часа. Сам по себе рассказ был настолько интересен, полон такими деталями и подробностями, что не поверить ему было просто невозможно.

– За все – самая большая благодарность Ефиму Яковлевичу Хейфицу, Царствие ему Небесное… Хотя он и некрещеный был, да и неверующий, я так себе думаю, – Господь, он чистые души сам отличает да к себе берет… – закончил старик рассказ. – А голова у него соображала так, что завидуй не завидуй, а гений…

Ну а ты… Изучил я твои дела… Пока на азарте да на сметке выезжаешь, а знаний да опыта тебе – еще набираться… Хотя… Ты знаешь, как Решетов тебя назвал? Поэтом! Он, конечно, сволочь, но голова у него варит… А ты, Сергей Петрович, уже и не такой молодой… Как у Александра Сергеевича? «Года к суровой прозе клонят…» Решил, как, что, с кем?

– А что тут решать… Я сын своего отца. А он своего. Когда-то давно, видно, самый старший Дорохов решил за нас всех: Честь и Отечество. Старинный девиз семьи.

– Ну и слава Богу. Тогда давай говорить о деле. Ты вряд ли даже представить можешь, какая за мною да за тобой сила соберется… А вот решать будешь ты. Сам.

…Откланялся Владимир Семенович под утро. В прихожей вдруг замешкался, поднял глаза:

– Вот что я тебе еще скажу, Сережа… Скоро и Россия, и мир переменятся.

Очень скоро. Гораздо скорее, чем мы можем себе представить… Уж ты поверь старику на слово…

* * *

…Мои невольные гости все-таки уснули, примостившись кто где. А я сижу на кухне, курю. Еще один звонок раздался уже под утро.

Это была Галя Вострякова. Заглянула в гостиную, перевела дух и тихо прошла на кухню.

– Дорохов, у тебя водка есть?

– Должна. – Я заглянул в старинный резной буфет, вытащил графин, закрытый фигурной литой пробкой.

– Налей. Выбираю рюмку.

– Нет. В стакан.

Стакан Галина Петровна опростала по-мужицки, единым махом, выдохнула:

– Только моему благоверному не сказывай. Не любит он этого. Как он, умница?

– Выше всяких похвал.

– Дорохов… Нет больше Замка. И – ничего там нет. Сейчас уже головни догорают.

Неожиданно опустила лицо в ладони и разрыдалась враз, подвывая в голос, причитая что-то по-бабьи… Плечи тряслись, я обхватил их, женщина уткнулась мне в плечо и припустила пуще…

Выплакалась, подняла лицо:

– Вам, мужикам, не понять… Налей еще, кавалер хренов…

Выпила, спросила просто:

– Что же теперь будет, а?

Я вспомнил разговор с Герасимовым:

– Да ничего страшного. Жить будем.

– Жить?

– Жить. Долго. Счастливо.

* * *

…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков.

Повозки, телеги с пленницами и добычей – все это осталось где-то сзади…

Впереди шла Орда – тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, алчущие крови, золота, власти… Они текли по равнине – грязные, грозные, раскосые… В желтых тигриных глазах Предводителя таилась спокойная ярость зверя, пришедшего в этот мир отнимать, подчинять, властвовать… Он знал:

Орда существует и будет существовать всегда, она не прекратит свой кровавый путь, пока воины не достигнут предела жестокости, славы, власти…

Пока он. Предводитель, будет видеть в их глазах отблеск того губительного, яростного огня, который пылает в нем… Но он знает: предела жестокости, славы и власти – нет, а значит, Орда будет нестись по вечной земле вечно, год за годом, столетие за столетием, и мир будет принадлежать Орде, и мир будет корчиться у ее ног в бесконечной кровавой агонии, год за годом, век за веком, всегда… И мириады звезд, холодных, равнодушных, из века в век будут взирать с высоты своего неуязвимого величия на беды, страдания, страсти жалких двуногих тварей, именующих себя людьми…

…Низкорослые кони несутся наметом, на их пути темной вековой стеной стоит бор. Всадники проскакивают редколесье, поток их бесчислен, они текут неудержимой лавой… И – пропадают. Растворяются в этом сумрачном лесу, будто не было… Ни вчера, ни век назад, никогда…

…Желтые солнышки одуванчиков тянутся вверх, в бесконечно-высокую лазурь неба, и теплый небесный свет льется на луга и леса ласково и мягко, укрывая все сущее на этой земле невесомым прозрачным куполом…

…Я бреду по тропке, и вижу впереди серебристые воды лесного озерка, и слышу шорох осоки… Лес приветствует солнышко, и капли падают с высоких золотистых сосен, переливаясь живой влагой… А в воде, светлой воде озера отражаются башни и стены, кресты храмов и маковки церквей… И я слышу слово, похожее и на посвист пущенной из чащобы смертоносной стрелы, и на имя желтоглазого лесного зверя, и на шепот осоки на ранней заре над сплетенными телами влюбленных… Русь…

…Девушка отдернула шторы и впустила в комнату солнце. Оно залило все ясным и теплым светом, и стало понятно, что зима кончилась, что снег слишком хрупок в своем постоянстве, чтобы быть всегда, и кристаллы снежинок, так чисто блиставшие, когда он только покрывал уставшую от дождей бесснежную землю, теперь превращаются в талую воду, чтобы напитать соками землю и дать начало новой жизни. «В том месте книги памяти моей, до которого лишь немногое можно было прочесть, стоит заглавие, которое гласит: „Наступает новая жизнь“… Так сказано у Данте о любви.

А в моей памяти звучит мелодия из какого-то доброго фильма: «Наступил по всем поверьям год любви…»

Бог есть любовь.

На земле нет нерушимых замков. И важно только то, что нельзя ни завоевать, ни пленить, ни уничтожить… То, что хранится в душе и пребывает с нею в бессмертии вечно. Как сокрытый, невидимый град… Любовь.

…Мелодия звучит во мне, не исчезает, и я хочу верить, что так будет всегда.

Эпилог

«Жители подмосковного поселка Стеклянников Сад и деревень Косыгине и Сивково были обеспокоены гулом вертолетов, вспышками дальних взрывов и даже пожаров на территории километрах в десяти от их жилищ. Наш корреспондент обратился за разъяснениями, которые получил у начальника пресс-центра Службы особых операций полковника Николая Кукнидзе.

По его словам, проводилась плановая боевая учеба спецподразделений Службы особых операций, которые отрабатывали мероприятия, входящие в компетенцию данной структуры. Ввиду того, что такие учения причиняют некоторое беспокойство, руководитель службы генерал Петров издал распоряжение, согласно которому впредь все подобные мероприятия будут проводиться на специально обустроенных полигонах вдали от столицы. Однако выделенных правительством средств, как посетовал генерал, совершенно недостаточно, чтобы суметь оборудовать подобный полигон где-то в другом месте, что называется, «с нуля»; к тому же любой субъект Федерации будет требовать компенсацию за отчуждение определенной территории под такой объект. Так что, если жителей Подмосковья еще потревожат автоматная стрельба, взрывы или что-то подобное, беспокоиться не следует: идет плановая учеба».

Молодые люди разместились за длинным овальным столом современного офиса.

Одеты они были в хорошо сшитые деловые костюмы, и собрание походило бы на обычное деловое банковское совещание, если бы…

На плечи каждого была накинута белая с алым мантия, а в левой руке блистал тонкий металлический жезл. Председательствующий обвел взглядом присутствующих:

– Несколько месяцев прошло с тяжелого для всех нас дня. Но вы знаете:

Замок уничтожить нельзя. Скоро это поймут и наши враги. А сейчас мы должны принять решение. С позволения высокого собрания, я начну опрос. Герман?

– Да.

– Бертран?

– Да.

– Сен-Клод?

– Да.

– Жан?

– Да.

– Ришелье?

– Да.

– Герберт?

– Да.

– Альбер?

– Да.

– Магистр?

– Да.

– Бран?

– Да.

Председательствующий поднялся со своего места, подошел к избранному, принял у него мантию и облачил человека в белоснежный плащ.

Все присутствующие встали в знак признания высшего приоритета Великого Мастера.