Текст книги "Скиф"

– Палата двенадцать. Если еще интересно, ― буркнул.

– Я же сказал.

– Ну, ну, ― отключил связь.

Глава 16

Первое посещение было самым тяжелым. Он вроде бы должен был прийти, с другой стороны – зачем? Кто он ей, она ему? Что мог – сделал, и вроде, успокойся, но как-то не по – человечьи это, понимал – не увидит, так и будет душа не на месте. Поэтому сгреб в ларьке по дороге, что с южных стран послали – ананас да кило апельсин. Закинул в машину и, с тоской глянув на окна своего кабинета – лучше б авралил – вырулил с парковки.

Думать что она там и как, совсем не хотелось. Тошное было во всей этой истории, тяжелое и бередящее, да и сама Варя неоднозначна.

Привыкнув жить замкнуто и обособленно, по накатанной, Смелкову было трудно менять свой распорядок даже в мелочи. К тому же знал, что увидит, не обольщался, готовя себя заранее к неприятному. Протащился по больничному коридору, шурша пакетом и, благодаря себя хоть за то, что ума хватило веник в цветочном не прихватить, впихнулся в палату под нужным номером.

Палата была одиночная, но далеко не вип-класса. Не заморачивался Чилигин – оценил мужчина, оглядывая закуток три на три метра с холодильником времен Леонида Ильича, тумбочкой да кроватью.

На Варю смотреть не хотел – отекшая, синяя и лиловая лицом, капельница прозрачными трубками к подключичке тянется, вены на локтевом сгибе в красно-синих пятнах – что хорошего?

Передачку на тумбу водрузил и подумал – сока бы надо было прихватить!

Варя глаз приоткрыла, глянула мутно и опять закрыла – вся встреча.

Сок этот покоя и не давал. Ерунда полная, а словно вина давила. Вечером три пакета купил, чтобы совесть свою успокоить, и только в палату входя, сам себе признался, что совсем в другом дело – жалко девчонку, и вина действительно ест.

Выставил соки на тумбочку и покосился на больную. Та смотрит одним глазом неприязненно.

– Привет, ― бросил, и притулился на древнем стуле возле постели.

– Ты кто?

Макс разглядывал ее, соображая, что ответить, вспоминая, знакомились или нет.

– Максим.

– И?

Опять молчит и смотрит. И морщит его от вида оттеков и синевы по лицу.

– Ты финн, что ли?

– Почему?

– Замороженный. Чего таскаешься?

– Сок принес, ― ответил через паузу.

– Спасибо – надо? ― скривилась.

Смелков молчал. Его невольно морщило и от ее вида, и от хамства нарочитого. Но больше всего от понимания, что перемололи девочку – несмышленку за просто так, душу ей вывернули, растоптали и кинули – плыви. Прошлись по телу и душе, как танками, взрослые, циничные дядьки, и наплевали на то, что дальше будет. Один сука конченная, за то и поплатился, а второй, благодетель фигов – милостыню жизнью подал и в ус не дует. А как ей жить? Душу-то спалили ребенку в пепел. И что он хочет?

Отвернулся к окну, не слушая шипения девушки, маты, что сыпала бездумно.

Выходило, что он один за нее в ответе остался – и за парня ее, поддонка, и за Тома – урода редкого. И за Кона, что сам же к этой истории, не ведая того, прикрутил.

Вот оно как судьба крутанула, ― на снег за окном уставился.

– Сок пей. Тебе надо, ― бросил глухо, когда Варя утомилась желчь изливать. И ушел, не прощаясь.

Вечер давил. Макс смотрел, как хозяина мает по квартире и, то ходил за ним хвостом виляя, то ложился и взглядом следил.

И встрепенулся, увидев, как тот в коридор двинулся, решил, что гулять пойдут. Только Смелков на стойку немца внимания не обратил – вытащил из шкафа убранный рюкзачок и вещи девушки, по карманам пошарил, надеясь найти нужное. Во внутреннем кармане исклепанной куртки нашел паспорт и ничуть не удивился его констатации: Скифарин Владислав Викторович.

Качнул головой, сообразив, что немало девочка отвалила за липовый документ, и ведь нашла и нал и умельцев. Правда не очень удачно на фото вышла.

Прощупал карманы, оглядел их содержимое: перочинный ножик, но довольно серьезный. Ключи на увесистой цепи и кастет. Знаковые вещи.

Нехорошо, как-то стало.

С рюкзаком прошел на кухню, высыпал не мельтеша, все содержимое на стол и закурил, оглядывая: баллоны с краской, сотни смятые, пятитысячная и пригоршня мелочи, изжеванная тетрадка с каракулями, банка пива, сигареты – три пачки. Если б не знал, что вещи девушке принадлежал – уверено б сказал – пацан их хозяин.

Только ненормально это, не должно быть так.

Не пацанка она, не мужик, не оно – девчонка искалеченная. И понял что хочет, что его успокоит и вину загладит – если он вернет ей ее же.

Рюкзак ощупал, выудил из кармана сотовый. Благо та же модель, что у него была – подзарядил, пока кофе пил и курил. Пароль без проблем вскрыл и залез в записную. Читал морщась – кликухи, коды, просто буквы – ни одного имени. Чумичка, Придурок, Сука – а меж тем должен быть «отец» или «отчим» или «мать» в конце концов, в дневнике четко сказано – не сирота. Не верилось, что Варю одну оставили. Иначе бы откуда паспорт на парня, откуда деньги? Да и слишком бы было, если б иначе, совсем как в аду, и будто лишь черти вокруг.

Вопрос только, как она родню зашифровала – отца например – Придурок или Тупарь? А может «П» или «Бинго»? Или «П-я» – папаня, «Б-я» – батя? Одно нормальное человеческое имя нашел – «Виктор», от него же за эти пять суток более сорока звонков было. Смелков потер трубкой щеку, раздумывая и, нажал на связь. Ответили моментально:

– Ты где?! ― мужчина тревожился не на шутку, и Макс не сразу нашел что сказать.

– Почему молчишь?! Господи, я уже не знал, что думать!!

– Эээ… Извините, но это не… ― кто? Влад или Варя? Но все решилось само.

– Вы кто? ― выдохнули в трубку испуганно. ― Что с ней?

– Варя в больнице. Была драка…

Мужчина, перебивая, заорал, требуя сейчас же сказать, где его дочь и Смелков поморщился, подумав, что эмоциональные крайности, это видимо, у Косициных семейное. Спокойно рассказал, как и где можно найди девушку и нажал отбой, больше не сомневаясь, что «Виктор» и есть отец Вари.

– Ну, что? Хоть здесь разрулили, ― подмигнул Максу. Тот склонил голову набок и хвостом начал пол мести. ― Понял – идем гулять.

Овчарка, как обычно, веселилась и требовала поиграть с ней. Смелков смотрел, как она носится по снегу и ежился: холодно. А в голове было одно – Варя. Ответственность за то, что с ней произошло, не давала отойти в сторону, как он не пытался. Но как помочь?

Вопрос был актуальным и ответа не предполагал.

Полночи Макс промаялся, соображая, что предпринять и уговаривая себя не лезть вовсе. Последнее было разумно, но претило, хоть ты тресни. В тишине, лежа в постели и глядя в потолок, он словно в экране в светлых тенях на нем, видел девушку – сначала ту, что была – милую, наивную, красавицу с длинной косой, потом жуткого, всего в черном и нелепом тинейджера – отморозка, и оттекшую, синюю от травм, но хрупкую девочку, все еще живущую в том кошмаре, боящуюся всех и всего и потому выставляющую колючки – сегодня.

Он всего на секунду представил себе, что она чувствовала, она с этими ручками – веточками, талией, что переломить можно, и холодным потом облился. Сел на постели и щелкнул кнопкой ночника.

Ну и кем он будет, если отойдет? ― подумал, глядя на квадраты рисунка пододеяльника. Одни как танками по телу и душе прошлись, другие отвернулись – что должна чувствовать девчонка? Как ей смерти не искать, не считать себя черти кем. Как ей иначе жить? Тинейджер не форма протеста – форма защиты, личина в которой Варя хоть как-то может воспринимать людей и этот мир.

Смелков вздохнул. Спустил ноги на пол и дотянулся до сигарет. Закурил, хмуро поглядывая в пол.

А он сам как живет? Разве не так же? Разве он не выбрал «форму защиты» и ту же маску – закрылся, замкнулся. Ни друзей, ни подруг. Мимолетные связи на рельсах финансирования и пустота что в сегодня, что в завтра. Ему, мужику, и то худо, а как ей?

Затушил сигаретку и протопал на кухню. Хлебнул сока из холодильника и открыл ноут. Набрал в поисковике «сексуальное насилие. Последствие и помощь». И до утра серфил, пытаясь хоть, что-то понять. И понял одно – с этой проблемой каждый плавает сам, и кто-то тонет, а кто – то выплывает – как Бог на душу пошлет.

Смелков услышал будильник и захлопнул крышку леп-топа. Сжал переносицу, соображая. Ему вспомнилась мама. После тех дурных статей, что начитался за ночь, ему вдруг подумалось, что это могло случиться и с ней – смог бы бросить, отойти? Думал бы «куда лезешь и зачем»?

И потер шею, разминая, нажал кнопку кофеварки, а взгляд в окно. И мысли – надо бы занять девочку, чего ж она лежит одна в палате, ни телека, ни плеера. Тоска.

И первое, что сделал – заехал на склад, выбрал ай-фон. Уже на работе отдал ребятам, чтобы закачали под завязку, симку обрезали.

В больницу поехал сразу после совещания и уже в четыре вошел в палату. Варе стало лучше – уже полулежала и одним глазом вполне прилично смотрела. Только все равно – лицо синее и взгляд колючий.

– Привет, ― бросил, проигнорировав его. Выставил на тумбочку гранатовый сок, фрукты, обратив внимание, что к его передачам другая прибавилась – значит, отец уже побывал.

– Ты стуканул?

Макс не сразу понял, о чем она. Покосился и кивнул.

– На хрена? Тебя просили?

– Ты его ненавидишь? ― спросил прямо.

– Не твоего ума дело, дятел. Ты в моей сумке копался? Сучонок гребанный!

Эти ее обзывалочки серьезно доставали. Вот и сейчас Макс с трудом подавил в себе желание послать девушку или вовсе схватить и встряхнуть так, чтоб вся злоба и хамство рассыпались. Но только глянул – понял, что не сможет. Вытащил коробку с ай-фоном из кармана, положил ей на ноги, укрытые одеялом.

– Чего это? ― оглядела и прищурила здоровый глаз недобро.

– Чтоб от скуки не умирала.

Девушка с минуту разглядывала его и вот выпалила, презрительно губы оттопыривая:

– В жопу себе засунь. Плашмя. О трахее размечтался? Обломись, папашка.

Смелков не выдержал – склонился к ее лицу, только слова в горле застряли. Все что сказать хотел – пропало, как с глазом ее встретился – страх в зрачке, боль и… беззащитность.

Сник, потерял злость. Оглядел уже спокойно и тихо сказал:

– Ты себя за кого принимаешь?

Молчит. Как в паре метров был – только так языком мела, а тут – кожей почувствовал, как напряглась, сжалась.

– Я очень взрослый дядька, Варя. Мне сперма в голову не бьет, никаких проблем в этом плане я не имею, и вот такие чучела как ты, меня не прельщают. Поэтому свои фантазии и мечты оставь при себе.

И отодвинулся, банку с соком вскрыл:

– Будешь?

Варя не сразу поняла – дернулась почему-то, только потом головой мотнула. Но Макс налил сок и протянул:

– Пей. Тебе выздоравливать надо. Костя сказал, что с гемоглобином большие проблемы.

Девушка попила, губы тыльной стороной ладони оттерла и несмело кивнула на ай-фон.

– Зачем это?

– Чтобы от скуки ерунду в голове не гоняла.

– Ты святой, что ли? Не смеши, ага? ― скривилась.

– А похож? ― улыбнулся. ― Не святой, Варя. И это не подарок, а прокат. Пока ты здесь. У меня таких много, так что ничуть финансово не пострадал.

– С чего взял, что я Варя? Батя раскололся?

Смелков промолчал – о дневнике говорить не хотелось?

– Так ты кто? Программист, что ли? Буржуй?

– Почти, ― хмыкнул, глядя, как она неловко коробку взяла. ― Своя фирма. Партнерский бизнес.

– Олигарх? ― вытянула ай-фон. Покрутила.

– Да нет, до олигарха мне как до Китая пешком. Но не жалуюсь – на педигри Максу хватает.

– Так это твоя овчарка? ― заинтересовалась и смотрела уже менее неприязненно. ― Классная, ― заверила после подтверждающего кивка. ― Макс?

– Как и я.

– Тоже Максим.

– Я – Максим, он – Макс.

– Уу, ― типа поняла, а сама телефон крутит, соображая.

– Кнопка сверху. Я закачал по максимуму, деньги кинул.

И вытащил из нагрудного кармана ее старый телефон, кинул рядом с рукой.

– Перекачаешь что нужно. Инет есть. Так что, будет тебе, чем заняться.

Варя оглядела белый корпус, полистала программы и подозрительно уставилась на мужчину:

– А с чего ты такой добренький? Если секс не нужен, тогда что?

– Ничего, ― пожал плечами.

– Так не бывает, ― уставилась уже в упор.

– Убеждать не стану, все равно не поверишь. Но факт, что мне ничего от тебя не нужно.

– Ага? ― ощерилась, на подушку легла, взгляда с посетителя не спуская. ― А мне верить? Херувимчик этакий. Дел нет как малолеток по улицам разнимать, потом по больницам пристраивать и таскать – о! просто так! – тоннами передачки. И хряни всякие, всего-то за штуку баксов. Х-я, какая!

Смелков помолчал, разглядывая ее и пережидая раздражение, что вызвал ее тон и грязные словечки.

– Ну, почему – есть у меня интерес. Вернее просьба.

– Ну? ― скривилась.

– Ты свой молодежный сленг при мне не декламируешь.

– Интеллигент, что ли?

– Нет.

Сидел и смотрел, не желая продолжать – скользкая тема. Не объяснить Варе, во всяком случае сейчас, что ей очень не идет эта нарочитая грубость. Мало не идет – его коробит. Это все равно, что прийти в церковь и послушать как поп на арго проповедует.

– Не нравится – не ходи. Я тя не зову.

– Не могу, ― признался. ― Привычка – взялся – доделай. Я тебя от шпаны отбил, сюда отвез, и пока не выпишут, не смогу не приходить, не узнавать, как ты.

Варя нахмурилась, изучая его, и видно, соображала – лапшу на уши вешает ей мужчина или действительно такой пунктик имеет.

– Заливаешь или разводишь? Лохушку нашел? Слушай, доброхот – доброволец, а не пойти бы тебе со своим журналом «Лапша и Уши»… в лес, и там заблудиться.

Макс смотрел на нее во все глаза и чувствовал, что не сдержится. Он не святой отец, и хоть терпением не обижен, но и ему предел имеет.

Встал и просто вышел.

– И хрянь свою забери! ― рыкнуло в спину. Не оглянулся.

Закурил на крыльце, злясь и на себя, придурка сердобольного и на нее, малолетку озлобленную. Перчатки натянул, и двинулся к машине, решив завязать с частыми посещениями. Он не служба спасения, в конце концов, не отец родной и не мать Тереза. И разобраться – уже немало сделал. Батю ей подогнал, врачи свои, его молитвами прикормлены, игрушкой обеспечил – так что без внимания не останется и от скуки головой о стены биться не будет.

Хватит, правда, грязь ложками жевать, ― повернул ключ в зажигании и вырулил с больничной стоянки, выплюнув окурок в окно.

Глава 17

Смелков ничуть не лукавил с девушкой. Привык доделывать, взявшись, не раз уже его подводила, превращаясь для него самого в отрицательное качество, за то для других – в весьма положительное, которым не гнушались пользоваться на всю катушку. На этот раз одно помогло другому. В четверг загруз на работе был такой, что Макс и желал бы, не смог приехать к Варе.

Зато в пятницу с трудом подавил в себе желание. Посещение стало уже обязанностью, тем делом, что был обязан завершить, и мужчина долго сидел в машине, соображая как занять вечер, чтобы даже не думать, как там девушка, и чего он не поехал. Чтобы ничего не ело и не угнетало.

Макс позвонил Сусанне, но та не взяла трубку. «Обиделась, киса», ― хмыкнул и вернул трубку обратно, в нагрудный карман. Вырулил в обратную сторону от больницы. Поужинал в ресторанчике, позвонив своей знакомой еще пару раз. И уже сам не стал брать телефон, когда та, наконец, соизволила проявиться.

Пара бокалов вина, легкая музыка, навевали грусть после сытного ужина. Мысли сами устремлялись к делу, что висело над ним, как дамоклов меч. Чтоб не чувствовать себя настолько паршиво, Макс решил, что демонстрации хватит, и завтра стоит посетить подопечную. Это немного примирило его с самим собой, развеяло угнетающее ощущение внутри, но и обострило чувство одиночества. Еще одна привычка никогда не мешающая, вдруг, отчего-то стала как рыбная кость в горле.

Смелков оглядел зал ресторана – пары, и понял, что, наверное, это и действует на нервы. Попросил счет и вышел.

В субботу в больницу не спешил, с собой специально прихватил лишь небольшую коробку конфет да пакет сока. Вальяжно прошел в палату… и застыл. Постель была застелена и никаких признаков, что в комнатке лежала больная, не наблюдалось – чистота и пустота.

У Макса сердце оборвалось. Плюхнул пакет на кровать и вцепился в железные поручни, надеясь прийти в себя. Отсутствие Вари сработало как холодный душ на разгоряченное тело, и первая мысль была – случилось самое плохое. А он в это время характер выказывал! Болван!

Макс выбежал в коридор в желании поймать первого попавшегося врача и выпытать тайну исчезновения девушки.

Долговязый брюнет попался кстати. Мужчина перехватил его за руку уже у выхода и без менуэтов развернул к себе:

– Извините, девушка из двенадцатой палаты – где?

Врач недобро глянул на его руку и губы поджал.

– Косицина? В реанимации, ― бросил неласково, и притих, видя, как побледнел странный посетитель.

– А вы, кто, собственно? ― спросил уже спокойно, даже по – доброму, заподозрив, что тот сейчас в обморок упадет.

У Смелкова даже губы побелели.

– Я?… ― а кто он? ― Константин Чилигин – мой друг…

– Аа! ― вовсе расположился к нему доктор. Отвел к окну и доверительно сообщил. ― Я лечащий врач Косициной, ― подал руку. ― Григорьев, Павел Романович. С вами все нормально?

Смелков очнулся и смог даже руку пожать доктору.

– Вы не расстраивайтесь, худшее позади. Прооперировали часа четыре назад, операция прошла удачно.

– А что случилось?

– Ну, были подозрения, что повреждена селезенка. Я наблюдал, и картина не складывалась. Но ночью пошло резкое ухудшение и вариантов не осталось. Пару дней девушка полежит в реанимации. Все наладится.

Макс смотрел в добродушное лицо и ни капли не верил. Вывалился на крыльцо и нервно закурил, ругая себя на чем свет стоит – обиделся, болван? А на кого? По ресторанам шатался, норов показывал, а девчонка загибалась. Все как обычно – что ни случись – всегда вокруг полно людей, а никого рядом.

Подкурил вторую сигарету и набрал номер Чилигина – тоже, молодец – хоть бы сообщил.

– О, привет! ― прогудел тот. ― А твоя протеже в реанимации. Прооперировали.

– Ты почему промолчал?

Видно, что-то не то было в голосе Максима – притих Константин, помолчал.

– Ты где сейчас?

– У больницы, ― с трудом сдержался, чтобы не выругаться.

– Ко мне заходи, ординаторская на втором этаже. Я как раз дежурю сегодня.

– Когда Варю можно будет увидеть?

– Вот и поговорим.

Смелков со злостью выплюнул окурок и уставился перед собой: как ты мог, а? Чем ты лучше остальных? Сплавил под чужой присмотр и успокоился? Урод!

И решительно рванул двери на себя, поднялся на второй этаж.

Чилигин ждал, руку подал, приветствуя, и не гримасничал, не лыбился как обычно. Подтолкнул в кабинет и двери плотно прикрыл. Макс сел за стол, кинул перчатки на кипу историй и подбородок потер, морщась от нестандартности ситуации.

Костя глянул на него и все понял. Сел напротив, достал из сейфа плоскую бутылку коньяка и две мензурки. Накапал обеим.

– Прими валерианочки, полегчает.

Смелков скривился, но дозу влил.

– Ничего, ― признал напиток глухо.

Чилигин еще налил, отбарабанил пальцами по столу, поглядывая на мужчину.

– Сколько тебя знаю, а все понять не могу.

– Я тоже, ― уставился требовательно. ― Про меня потом поговорим. Если захочешь. О Варе выкладывай.

– Из-за нее, что ли, дерганый? ― сообразил. ― Скажи спасибо, что я тебе ее дома оставить не дал. Сейчас бы с трупом сидел. Григорьев у нас перестраховщик тот еще. В общем, на стол в быстром темпе, и подозрительный орган убрал. Прав оказался. Давно надо было. Но наблюдали, картина непонятная была.

Смелков замахнул налитое, чувствуя себя упырем последним.

– Дня три-четыре полежит твоя красавица в реанимации, потом обратно в палату переведем.

Макс глаза ладонью потер: болва-а-ан, как он мог пойти на поводу эмоций и бросить девчонку? Не проконтролировать работу этих эскулапов? На кого он вообще обиделся? На покалеченного ребенка?

– Странно мне тебя с этой представлять, ― хмыкнул Чилигин и приткнулся моментально, насмешку из глаз убрал, посерьезнев под взглядом Макса. Такого он еще не видел и понял, что и не знал.

Конфеты из сейфа достал, чтоб обстановку разрядить. На стол поставил, предлагая и, сказал уже без шуточек:

– Раз ты так все всерьез принимаешь, скажу прямо – дела у твоей знакомой не айс. Проваляется долго. Ей сейчас кровозаменители капают, не поможет – переливание будем делать.

Смелков на пару секунд зажмурился. Посидел, ладонью щеку и губы потирая и, пальцы в кулак сжал:

– Все выкладывай, ― чувствовал, что Костя тянет, дозами информацию выдает.

– Кровопотеря не критическая, но серьезная. Но с этим разберемся, ― сцепил пальцы замком, большие друг вокруг друга гонять начал, поглядывая серьезно на друга. ― Тут другая проблемка вырисовывается. Окулист вчера ее смотрел – прогнозирует отслоение сетчатки левого глаза.

– Это как? ― поморщился мужчина.

– Это слепота, Макс. На левый глаз. Может быть. А может не быть. Да и мозговые дела непонятны. Неизвестно, как аукнется сотряс. Мониторить рано, но что без последствий не обойдется – точно. Помяли твою протеже душевно.

Смелков застыл, минут пять молчал, разглядывая пустую мензурку и тихо спросил:

– Инвалидом будет?

Глупый вопрос – она уже инвалид. Душу девчонке больше года, как вырезали.

Чилигин плечами пожал.

– Когда ее можно будет увидеть?

– Сегодня точно никак. Пока в реанимации, извини, старик, провести не смогу. Да и зрелище не для… неприятное. Как переведут – пожалуйста.

– Когда переведут?

– Аллах акбар, ― развел руками. ― Все нормально пойдет – в понедельник – вторник. Осложнения будут – позже.

– Позвони мне сразу, если что-то… И как переведут. Сразу, Костя, ― потребовал с нажимом. Тот кивнул, теряясь от скорбного выражения лица Смелкова. Сам на себя не похож, а так запросто знакомых не переживают.

– Может что надо?

– Ничего. У нас все есть, мы же не на гособеспечении.

Макс посидел, надеясь в себя прийти, а не получалось – крутило от «сюрприза». Одно на плаву удерживало – теперь никаких прогулов, пока в больнице – каждый день ходить будет и лично за ней присматривать. И вообще, начхать, что там покалеченная девочка ему говорит – пока на ноги не поставит – не отойдет.

Вытащил из кармана коробку с ай-фоном, толкнул по столу Чилигину – знал, что этому стервецу прикорм нужен, иначе будет бурную деятельность изображать, на деле задницу от стула не отодрав.

Тот отодвинулся, разглядывая дорогую игрушку, и улыбнулся, не скрывая довольства:

– Ну, спасибо.

– Не за что, ― бросил сухо и в упор уставился. ― Психолог есть? Хороший.

– Тебе?

– Санитарке тете Клаве, ― отрезал – вопросы тупые при себе оставь.

Жесткий взгляд был – Чилигина проняло. Помялся, соображая. В ящик стола залез, копаться принялся. Минут пять бумаги перекладывал и нашел – протянул визитку мужчине.

– Даричева Лариса Дмитриевна, ― прочел Смелков.

– Скажешь: от меня. Баба хорошая и цены не ломит. Своим так и задаром помогает.

– А вот на это мне ровно, ― поднялся и, не прощаясь, вышел.

Ему действительно стало плевать на траты. Одно стояло, как гвоздем в мозг вбили – Варю на ноги поставить. Во всех отношениях. И цена значения не имела.

Не хотел он больше уродом себя чувствовать, не хотел даже близко представлять, что может быть, что сегодня пережил, вновь переживать. Откупался? Нет – покупал. Спокойный сон и чистую совесть. Себе. А это всего дороже – точно знал.

Закурил на крыльце, покрутил визитку и достал телефон. Откладывать не будет.

– Слушаю, ― раздался приятный женский голос. Макс даже растерялся на пару секунд. Он ожидал услышать нечто с нотками недовольства – выходной ведь, или строгий, учительский тон, а тут как колокольчик, и будто не психологу звонит, а в салон «брачных услуг».

– Ээ… Здравствуйте. Я от Константина Чилигина, мне нужна ваша консультация.

– Да, да, слушаю, ― появился уже неподдельный интерес в голосе.

– Мы могли бы встретиться?

Пауза была небольшой, но знаковой – видно не к месту Даричевой в субботу лишние посетители.

– Да, конечно, ― ответила меж тем тактично, ничуть не давая понять неуместность просьбы.

– Я понимаю, что возможно не вовремя звоню, но у меня срочное и серьезное дело. Недолгое. Наверное. Я мог бы заехать за вами, мы бы посидели в каком-нибудь приличном ресторане, поговорили. Выходной день, я все понимаю.

– Не нужно оправдываться – надо, значит, надо. Вас как зовут, простите?

– Макс. Максим.

– А по отчеству?

– Думаю, не стоит Лариса Дмитриевна.

– Ну, хорошо, тогда и вам меня не стоит величать. Когда вы хотите встретиться?

– Эээ… Да вообще-то – сейчас.

Пауза на этот раз была значительной. Смелкову пришлось нажать:

– Мне очень нужно, и уверяю, ваше время не будет потрачено зря.

– Ну – у, не знаю даже… Я живу на Ветеранов…

Макс глянул на часы:

– Прекрасно. Я буду у вас через сорок – пятьдесят минут, ― прикинул время на дорогу. По КАДу он легко обойдет пробки и будет на месте в срок. ― Говорите адрес.

– Ну – у… Хорошо. Если вы друг Константина…

– Я друг Константина. Можете позвонить ему, он подтвердит, что друг, и что лично дал мне вашу визитку и рекомендовал.

Женщина подавила вздох и продиктовала адрес. Его Макс запоминал уже садясь в машину.

Даричева оказалась утонченной, более похожей на балерину, чем на педагога-психолога, женщиной. Даже черты лица были тонкими, как у фарфоровой статуэтки. Такие Максу не нравились – казались ненастоящими, ассоциировались с игрушками. Но главное было сейчас, чтобы она оказалась хорошим специалистом, а что там у нее с мордой лица, дело третье.

Женщина куталась в норковую шубку, смешно переставляя ножки на высоченных шпильках. Макс помог, подхватив под локоть.

– Скользко.

– Да, ― улыбнулась смущенно.

Мужчина помог ей сесть в авто и захлопнул дверцу, сел сам.

– Максим, ― кивнул, изобразив самую добрую из своих улыбок.

– Я поняла. У меня просьба – мы посидим, где-нибудь здесь.

Найти нормальный ресторан на проспекте Ветеранов – задача не из легких, учитывая, что этот район Смелков вообще плохо знал.

– Тогда руководите.

– Я не знаю, ― пожала плечами. ― Мне просто добираться потом сложно будет.

– Понял, ― завел мотор. ― Я доставлю вас к подъезду. Извините, подумал, что это само собой разумеющееся, поэтому не обговорил заранее, ― и вырулил на проспект, влился в поток, устремляясь к известным местам.

Минут через двадцать Смелков уже помогал Даричевой снять шубку.

Проводил к столику и выказал пачку сигарет: ничего, если буду курить. Нормально – чуть улыбнулась.

Заказ она сделала скромный, вновь подивив мужчину. Он сидел, и соображал с чего начать, одновременно рассматривая женщину. Одета со вкусом, но не броско. Скромный кулончик на витой цепочке, кофта под горло, обтянула широкие плечи, как у пловчихи, и маленькую грудь. Сама стройная, но уж больно высокая.

– Не нравлюсь? ― спросила в лоб, и вроде с улыбкой, а вроде всерьез. Макс немного смутился, но смог улыбнуться в ответ.

– Думаю, с чего начать.

– А вы не мучайтесь – начните с главного. У вас внутренний конфликт?

– У меня? ― удивился и закурил, соображая – действительно.

– Вы волнуетесь, но для вас это непривычно. Вы флегматик, я права?

– В общем.

– Так что у вас стряслось, Максим?

– Не у меня, ― сложил руки на столе. ― У одной знакомой. Молодая девушка.

И молчит, силясь подобрать слова, а по челу все мысли и переживания. Лицо стало жестким и в то же время расстроенным, а он и не заметил.

– Что-то серьезное? Простите, это и так понятно. Хотя ко мне и по мелочам обращаются.

– Это не мелочь.

Смелков потер подбородок. Получил кофе и хлебнул, опять потер уже щеку и губы. Закурил, и начал крутить пачку с сигаретами.

– Я нашел дневник одной девушки. Случайно. Дернуло залезть. А там… Сначала восторги о первой любви, а потом как… обухом по голове.

Помолчал и отодвинул пачку, уставился в упор на женщину: смысл слова подбирать?

– Ее изнасиловали. Предали и бросили.

Даричева нахмурилась, перестала жевать салат, и было чувство, что он ей в горле встал. Сглотнула и пригубила сока.

– Вы обращались в полицию?

– Нет, ― отмахнулся: не то. ― Дело давнее, да и не в этом суть. Как помочь?

– Нуу, ― Лариса растерялась, уставилась в сторону. ― Вы хотите найти ту, которой принадлежит дневник?

– Нет. Я уже нашел ее. Она его и выкинула. Правда, я был уверен, что это парень. Оказалась девушкой.

Даричева хлопнула ресницами, и окончательно потеряв интерес к салату, оперлась локтями о стол, сложила пальцы замком.

– Не понимаю.

– Ее зовут Варя, но живет она под именем Владислава.

– А вы не думали, что… ― начала осторожно, намекая на понятное. Смелков чуть поморщился:

– Нет. Однозначно. Никаких отклонений. Она стопроцентная девушка. Женщина. Парень – антураж. Она ведет себя как мужчина, верней, как ей кажется, что так ведут себя мужчины. Но боится как девочка. А еще она ищет смерти. Истории больше года, а она никак не выходит из нее.

Даричева грустно посмотрела на него и принялась крутить по столу нож.

– Год вообще не срок в таких делах. Но чтобы сменить пол, даже номинально, должна быть очень, очень серьезная причина. Изнасилование – серьезная психологическая травма, не говоря о физической. Но в моей практике не встречались пациентки с подобными последствиями, в плане, смены пола. Вы что-то недоговариваете?

Смелков вновь потянулся за сигаретами, закурил, подвигав челюстью, и бросил:

– Она была девочкой. Ее взяли, в общем, силой. Она продала себя, чтобы достать деньги для любимого. Нужна была операция. На деле – развели. Тот, ради которого она пошла на это, ее бросил, после того, как получил нужную сумму. А тот, кто взял ее – отдал своим друзьям и охране.

Даричева во все глаза исподлобья смотрела на мужчину. Он ронял слова, как камни и было ясно, что эта история касается его более глубоко, чем он хочет показать.

Лариса не знала, что сказать. Пара фраз, а ввели ее в ступор на минуту, не меньше. Ей представился ужас, что испытывала девушка и мурашки по спине прошли. И удивляло, как она еще жива, и рождало уважение внимание мужчины, его забота.

– Кто она вам? ― спросила тихо.

– Никто, ― повел плечами, и Даричева поняла, что он сам еще не знает, что она уже кто-то для него.

– Тогда почему вам так важно ей помочь?

– Потому что я человек, во всяком случае, хочу себя таковым считать, ― посмотрел ей прямо в глаза.

– А что хотите от нее в итоге? Вернее – ей?

Смелков затянулся, не спуская взгляда с женщины, и думал.

– Хочу, чтобы вернула себе себя и была счастлива. Чтобы поняла, что мир не черный, и не все мужчины подонки. Чтобы научилась жить, не прячась за чужую маску. Чтобы…

Дрогнул, отводя взгляд. Помолчал и закончил:

– Чтобы ее любили, и она узнала, что это такое, и больше не путала страсть, похоть с искренним чувством. Поняла, что на свете есть ради чего жить. Перестала смерть искать.

А у самого перед глазами ее глаза, и страх в зрачке, паника. И… ее фигурка, ладная, красивая… запаянная в корсет, закрытая мешком скейтборки и штанами с массой карманов, грейдерами и широкоплечей, клепаной курткой. И волосы дыбом, и ошейник с шипами…