Текст книги "Скиф"

Глава 21

Варя поймала себя на том, что ждет появления Макса. От одной мысли о нем в груди становилось тепло и волнительно. Только к чему это все? У него своя жизнь, у нее своя.

Девушка перестала приглаживать волосы и критически рассматривать себя в зеркало – смотрела на свое отражение исподлобья, соображая, что с ней происходит.

Начинает привязываться? Почему этой привязанности не возникло ни к Сане Пелегину, ни к Пашке, ни к Художнику, ни к другим ребятам?

«Неужели тебе мало и ты готова войти в ту же воду»?

Отражение молчало, но в глазах появилось отчаянье.

Варя вышла из ванной комнаты и с силой захлопнула дверь. Взгляд ушел в сторону часов – время всего двенадцать, а она уже ждет, прихорашивается, словно важно, как будет выглядеть в глазах посетителя. Неправильно перечеркивать последние полгода, когда она хоть как-то, но жила, а не существовала. Она вновь превращается в женщину, уподобляется Маше в своих порывах и желаниях, а грабли все еще там, где были и ждут, когда она вновь наступит на них и получит в лоб.

Нет, не заманите, ― качнула головой и лихорадочно закрутилась по палате, собирая вещи. Бежать! Бежать от него, от себя, той дуры, что так и не умерла, и еще на что-то надеется, и так хочет верить и любить вопреки голосу рассудка, жуткому опыту.

Варя шмыгнула носом, натягивая брюки – она лучше поживет мужчиной, второй раунд общения с ними, как женщина, ей не выдержать.

Спихала в пакеты свои вещи и накинув косуху, вылетела в коридор, протаранила врача, стремясь прочь из отделения.

– Ээ! Косицина! Вы куда?!

– Отвали! ― рыкнула, вываливаясь на лестничный пролет, скатилась вниз. Выпала на улицу и вздохнула стылого свежего воздуха, что мгновенно обжег легкие и закружил голову. Уперлась в стену, с трудом ориентируясь. Слабость навалилась, тошнотой придушила.

– Вам плохо? ― озаботился незнакомый старичок, видно из посетителей. ― Помочь?

– Да. До угла… пожалуйста, ― поняла, что сама не дойдет.

– Или обратно?

Варя оттолкнулась от стены и заставила себя сделать шаг по аллейке – прочь из больницы. Домой, в тишину и покой. Пару дней и окрепнет и дурь из головы вылетит, и не вспомнит она Максима Смелкова.

И рухнула бы, не поддержи ее старик.

– Вам нужно в приемный покой, вам плохо…

– Мне… отлично… ― прохрипела, с трудом сдерживая дурноту. ― Все, ― отпихнула его, ― спасибо.

Зашла за угол и сползла на снег у фасада здания. Глаза закрыла, выискивая телефон по карманам, а руки не слушаются – плывет все каруселью.

– Давайте помогу. Вам куда? ― склонился над ней заботливый посетитель.

– Домой, ― прошептала, чувствуя, что близка к обмороку.

– Хорошо, хорошо, я сейчас, ― успокоил ее, выставляя ладони. А сам головой покачал – ох, молодежь, не берегут себя, все думают, что из железа кованы.

Варя скрючилась, с трудом сдерживая тошноту. А с каким порывом она ушла? Так быстро и легко… и недалеко. Вот загнется здесь и что – кому что доказала?

Но ровно уже – плывет перед глазами, звон в ушах.

Стошнило.

– Да ее в больницу надо, ― услышала над ухом.

– Говорил – не хочет. Вы уж помогите.

– Эй, красавица, тебе куда?

Варя мало что, соображая, уставилась на маячившую перед глазами физиономию, пролепетала адрес. Ее подняли, помогли дойти до машины.

Она не помнила, как смогла набрать номер отца, что скрипела ему в трубку, как такси встало у подъезда и шофер помог, буквально сгрузил девушку на руки Скифарина. Как он тащил ее наверх, как раздевал и укладывал на постель. Как причитал, переходя от ворчания на сетование и, то шипел, то кричал, то грозил, то молил. У нее и без его речитатива в голове переливалось, и тошнило, тошнило, разбивая слабостью.

Очнулась уже к вечеру и уставилась на сидящего рядом отца, что подперев подбородок ладонью, смотрел на дочь осуждающе и с печалью:

– Когда же ты в себя придешь, Варенька? Зачем из больницы ушла?

– Там… Смелков… ― выговорила и взгляд отвела. Мужчина вздохнул, подал ей таблетки, помог запить.

Макс ехал в больницу и поглядывал на коробочку с орхидеей на переднем сиденье рядом. Вроде в точку – и цветы, а вроде не букет, мелочь, а внимание и вроде ничего не значащее. Нет, все верно, пусть стоит у Вари на тумбочке, радует.

Или глупо сделал? Не стоило вовсе цветок брать? Форсирует?

Припарковал машину у больницы и пару минут рассматривал коробку, решая дарить девушке или нет. И сгреб – больно хороша орхидея, и не букет, в конце концов.

Прошел в палату в самом радужном настроении, и как обухом по голове получил – санитарочка перестилала постель.

– А здесь… ― начал, указывая на кровать, но слова закончились и, душно стало от мысли, что Варе опять плохо, опять в реанимацию уехала.

– Так ушла, ― развела руками женщина.

– В смысле?

– Вот так. Швы не сняли, а она шасть и нету! Дебилки малолетние, что с них взять.

Макс растерялся. Вышел в коридор и встал у окна, соображая – как ушла? Куда, зачем? Ведь рано. Как она смогла? Слабая еще.

В прострации нашарил рукой ай-фон в кармане, набрал номер Чилигина.

– Привет. Я здесь у палаты стою и пытаюсь понять, что за хрянь мне втирают…

– Ушла твоя мамзель, ― проворчал Костя. ― Промчалась, как локомотив – только пыль клубилась под копытами.

– Это не смешно.

– А кто смеется? Забей, старичок. Бывает такое.

– Но она же еще… нет, подожди, Костя – как «ушла», как это «бывает»? Ей швы сняли? Как ее состояние? Я не понимаю…

– Забей, говорю. Сбежала девица – тупо и просто. Дура? Да. Но свои мозги не вставишь. Что будет? Не – зна-ю!

Смелков выругался и бездумно, в порыве, смял коробку с орхидеей.

– Где ее искать?

– Хочешь вернуть? Хорошая мысль. Но мне лишние хлопоты со строптивым пациентом не нужны. Она приняла решение, девочка взрослая, в смысле, совершеннолетняя.

– Она ребенок еще. Она не понимает…

– Зато я понимаю!.. И не парь мне мозг. Что случилось – то случилось. Не удивлюсь, если завтра – послезавтра в другой больничке нарисуется. Только меня это уже не касается, ― отрезал.

Смелков зубы сжал так, что треск пошел. Нажал со злостью «отбой» и уставился перед собой: спокойно – где искать? – вопрос первый и главный.

И губы потер от тревоги и непонимания: что ж ты творишь, Варенька? Что вдруг решила бегать?

И вспомнил, лихорадочно перелистал записную, нажал кнопку «вызов», найдя номер Вари. И напрягся, услышав пиликанье в палате. Прошел и увидел оставленный ай-фон в руках санитарки.

– От ты глянь, чего творят! Как голову-то не забывают?! На! ― всучила ему телефон и пакет с банками сока, пюре.

Смелков голову склонил, разглядывая белый корпус телефона – не взяла. И первая мысль – херня все советы Даричевой: не прошел номер, не помог совет психолога.

Осторожно поставил пакет на постель и вышел.

Закурил на улице: горько и тоскливо стало. Не приняла Варя его подарок, вспугнул все-таки, не получилось у него вчера сомнения ее развеять. От него сбежала, чтобы не объясняться, чтоб не видеть, не знать.

И вроде – все, самое время точку поставить, а на душе черти колобродят и не дают разумный итог принять.

Зажмурился, соображая, что теперь делать. И откинув сигарету, рванул к машине, вспомнив означенный в паспорте адрес. Надежда небольшая, но была. А вот вопроса – зачем это ему – уже не было.

Уже выруливая, скрипел зубами, понимая, что пролетел по всем фронтам – он ведь так и не знает, где она живет, где учится. Найди в огромном городе некоего Владислава Скифарина, особенно если он вновь превратится в Варвару Косицину.

Не мельтеши, спокойно, ― закурил, пытаясь успокоиться.

Что имеем? ― прищурил глаз на бампер «хонды» впереди: адрес прописки. Скорей всего либо липа, как сам паспорт, либо штамп по договору – оплата налом за печать. В том и другом случае, мимо. Тупик.

Хорошо, ― свернул налево, пристроился за джипом: пойдем с другой стороны – место учебы. На Фонтанке она появлялась и довольно часто, значит либо живет рядом, либо учится. Надо поднять инфу по учебным заведениям в округе. Что еще?

А ничего, ― тормознул у обочины, понимая, что не может вести машину – трясет.

Закурил и уставился на противоположную сторону, начал прохожих считать, избавляясь от волнения. Немного и вроде легче стало, завел мотор.

Но поездка оказалась напрасной, как и предполагал. В Девяткино по означенному адресу жила немолодая, какая-то словно пришибленная, женщина. Выслушала, губы поджала и дверь захлопнула, бросив: нет здесь таких!

Смелков постоял, соображая над странной реакцией, и спустился вниз.

Что ж ты делаешь, Варенька? ― прислонился к машине, не понимая, что делать дальше, где ее искать.

Сел в салон, закурил и начал листать записную, выискивая тех, кто мог бы помочь. И осенило – вытащил подаренный ай-фон, пролистал последние звонки и нажал кнопку вызова – отец. Он точно в курсе, где девушка.

– Да? ― услышал несмелое, даже смущенное.

– Здравствуйте, это Смелков.

– Да, да.

– Варя ушла из больницы. Это неправильно, она еще слишком слаба, не долечилась…

– Она дома и с ней все в порядке. И… знаете, спасибо вам, но не стоит больше нам звонить.

– Я всего лишь хочу узнать, как здоровье Вари.

– У нее все хорошо.

– Простите, не верю. Я хотел бы подъехать и убедиться. Всего пару минут. Пожалуйста. К тому же, у меня вещи, которые Варя оставила в палате. Мне нужно вам передать их.

– Ээээ… Простите, ― снизил голос до шепота. ― Поймите правильно – Варя очень неоднозначно реагирует на внимание к себе. Я бы не хотел травмировать ее.

Макс понял, что был прав и, девушка сбежала из больницы от него, от его посещений, его внимания. Значит, перегнул, значит, вчера все-таки сглупил.

– Виктор?..

– Николаевич.

– Виктор Николаевич, я очень хотел бы поговорить с вами. Обещаю, Варя об этом не узнает. Я подъеду и вы выйдите буквально на пару минут – передам вещи и мы пообщаемся. Все. Где мне вас найти, куда подъехать?

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Виктор Николаевич, вы отец Вари, и уверен, хотите ей только добра. Поверьте, я хочу того же для нее. У меня нет ни малейшего желания причинить ей вред в любом виде. Наоборот, я искренне хочу ей помочь. Она славная, замечательная девушка и достойна самого лучшего. Если бы я хотел плохого, то согласитесь, не стал бы связываться с вами, я бы вообще избегал общения с кем-то кроме Вари. Но это не так. Думаю, и вам будет спокойнее, если мы познакомимся и поговорим. И я… признаюсь, меня шокировал сегодняшний поступок Вари. Она должна еще находиться в больнице, у нее не то состояние, чтобы бегать от врачей. Поверьте, я искренне беспокоюсь. И мог бы помочь. В конце концов, если ей так претят больничные стены, можно решить этот вопрос лечением на дому.

– Да, да, ― вздохнул Скифарин и тихо добавил. ― Пожалуй, нам действительно стоит познакомиться и поговорить. Только умоляю – ни слова Варе, не пытайтесь ее увидеть.

– Обещаю, если она не пожелает, я близко не подойду. Диктуйте куда подъехать.

– Луначарского двенадцать, парадное одно, не прогадаете.

– Буду минут через тридцать. Серый «мерседес», номер. Буду у парадного. Спасибо, Виктор Николаевич.

Макс отключил связь и перевел дух. Одна проблема решена.

Скифарина все не было. Смелков курил и топтался возле машины, обозревая высотку.

Наконец из подъезда вышел знакомый седобородый мужчина – тот самый, с кем Максим уже сталкивался у больничной палаты.

– Виделись, не так ли? ― подал руку мужчина, видно, тоже узнав. Макс пожал ладонь, кивнул.

– Было. Я Максим Смелков. Нам, похоже, нужно было познакомиться сразу.

– Да, наверное. Но такие обстоятельства, ― поежился, застегивая пальто. Взгляд мужчины то и дело уходил в сторону. Ему словно было неловко или стыдно. ― Спасибо вам за помощь. Я возмещу…

– Нет, об этом речи не идет. Вы ничего не должны – Варя была в частной клинике, там работает мой друг, так что, в этом плане говорить не о чем.

– Но вы спасли ее.

– Вы бы сделали тоже самое. Как она сейчас? Почему ушла?

Мужчина странно посмотрел на него и Макс четко ощутил насколько устал этот немолодой человек.

– Вы, наверное, заметили, Варя странная. Она получила серьезную травму год назад. Понимаете, Максим, у нее свое направление, своя дорога.

Что он хочет сказать? ― силился понять Смелков и оборвал мямленье:

– Извините, Виктор Николаевич – как Варя сейчас?

– Плохо, ― вздохнул, признаваясь. Макс отодвинулся к машине, достал сигареты. Закурил и опомнился – протянул пачку. Мужчина несмело взял сигаретку и оглянулся, будто боялся, что кто увидит его и заругает, что курит.

– Я вижу, вы серьезный взрослый человек, ― затянулся, поглядывая на Максима. ― Надеюсь, вы верно поймете. Варя имеет мужскую ориентацию, хотя рождена девушкой…

– Не надо, ― поморщился Макс, смерив его неприязненным взглядом. ― Вам ведь самому противно повторять эту ложь. Вы просто идете на поводу у дочери. Я все знаю, Виктор Николаевич, и понимаю, почему она прячется под образ парня.

Лицо Скифарина вытянулось, в глазах появилась тоска и страх.

– Вы…

– Нет, с моей стороны не ждите опасности.

– Но, как вы узнали… нет, это невозможно.

– Виктор Николаевич, ― откинул окурок и нахмурился, глядя на мужчину. ― Как вы, верно заметили – мы взрослые люди. Варя же еще ребенок. Вам не справиться одному с ее травмой, с последствиями. Я искренне хочу помочь и вам и вашей дочери. Мотив простой, не стану скрывать – мне… нравится ваша дочь. Я считаю себя обязанным помочь вам и ей.

– Вы не понимаете, ― мотнул головой. ― Мы прошли с ней три курса реабилитации – толку нет.

– Никто не говорит, что все будет легко и просто. Я всего лишь прошу доверять мне и не мешать.

– Не знаю, не знаю, ― покачал головой. ― Она сбежала от вас, испугалась чего-то.

– Да, я знаю, понял уже. Я сказал ей о себе – кто и что. Ее испугало, что у меня свой бизнес и он оказался удачным.

Скифарин повел плечами, оглядев мужчину пристально и въедливо:

– Это послужило поводом?

– Сам удивлен.

– Она знает, что вы знаете?

– Нет, и не собираюсь говорить. Не стоит травмировать снова. Что было – прошло. Моя цель помочь Варе начать жить полноценно.

– Зачем вам это? ― уставился на него мужчина снизу вверх – маленький и такой же как дочь, ранимый.

– Долг. Обычный долг человека и мужчины. Варя не должна страдать от того, что однажды на ее дороге появился скот. Это неправильно.

– Она действительно нравится вам? ― Скифарин не верил, но очень хотел поверить. Было видно, что он смертельно устал и буквально раздавлен, выбился из сил.

Макс подал ему ай-фон.

– Передайте ей и не говорите о нашем разговоре, вообще не говорите, что мы виделись. Сейчас не нужно, боюсь, неверно поймет. Скажите, что ездили в больницу, там вам и отдали. Я договорюсь с врачом, к вам на дом будет приходить медсестра. Курс лечения нужно продолжить. В остальном – у вас есть мой номер, у меня ваш. Я хочу, чтобы вы поверили мне и поняли – я буду рядом с Варей, буду помогать ей. Где она учится, Виктор Николаевич?

– Эээ…

– Впрочем, неважно. Если что – звоните сразу. Пока поостерегусь звонить Варе сам, пусть остынет, восстановится.

– Вы… влюблены? ― выгнул бровь мужчина. И видно – сам сомневался. Максим же вовсе растерялся, отодвинулся даже – бред какой.

– Нет. Это долг.

– Да, да, ― закивал Скифарин поспешно, уставился на телефон в своей руке. ― Я передам. Ну, что ж, ну…

Макс затоптался – все мысли пропали.

– Пожалуй, поеду, ― протянул неуверенно. ― Позже позвоню, скажу вам на счет патронажной медсестры. Часа через два.

– Да, да.

Макс натянул перчатки, не соображая, что делает.

– Спасибо, что согласились встретиться… Спасибо, ― кивнул и тот в ответ. С минуту стояли и смотрели друг на друга в неловкости. И вот, мужчина махнул рукой.

– Да, да, конечно. Спасибо и вам, Максим. Езжайте, да, ― отступил на шаг, второй, и вот развернулся, ссутулившись, потрусил к парадному.

Смелков смотрел ему в спину и словно провалился – в ушах все еще стояли его слова: «вы влюблены»? Что ему в голову пришло? Почему нельзя просто помочь?

Ерунда, какая, ― сел в машину и уставился перед собой.

Ему было жаль этого немолодого, интеллигентного мужчину, на плечи которого свалился груз, видимо, не по силам. И стало понятно, отчего он так сказал, почему вел себя зажато и странно, но не отталкивал, а с готовностью принял предложение о помощи. Наверное, очень хотелось покоя, да и не ведущий он – сразу ясно – ведомый. Таким всегда трудно принимать решения. Варя же не в состоянии их принимать в принципе по неадекватности, вполне понятной, но страшной по сути. И ясно, отчего Скифарин шел у нее на поводу, достал паспорт, смолчал и на эпатажную выходку по смене образа. Все, чтобы хоть относительное спокойствие было, хоть видимость благополучия.

Макс поморщился от мысли, что у него тоже могли быть дети, и не дай Бог, попали бы в такую ситуацию. Наверное, он бы не смог как Скифарин, да наверняка.

Взгляд мужчины стад жестким и холодным: я бы удавил. Всех.

И завел мотор, выехал со двора, набирая номер Чилигина. Переговорил и перезвонил Виктору Николаевичу.

– Я договорился – медсестра придет к двенадцати. Капельницы и инъекции два раза в день еще трое суток… Как Варя?

– Спит, ― вздохнул Скифарин. ― Ей было очень плохо. Спасибо вам, Максим. Не скрою, благодарен вам за помощь.

– Не стоит, не за что.

– Сейчас большая редкость, когда люди помогают просто так. Вы уникальный человек.

– Вы не правы, Виктор Николаевич. Я обычный и таких, как я, как раз очень много. Мне жаль, что с вами вообще все это произошло. Особенно с Варей. Так не должно быть в принципе, ни с кем. Передайте ей… Нет, ничего не передавайте. Мы не виделись.

– Да, да, я помню.

– Хорошо. До свидания, Виктор Николаевич.

– До свидания, Максим… эээ?

– Просто – Максим.

Смелков убрал ай-фон в нагрудный карман и, встав на перекрестке у светофора, хмуро смотрел на пешеходов. Пуржило. Молоденькая мама тащила огромную коробку с искусственной елью, и вела за руку девочку лет пяти, которая гордо несла торт. Идиллия, счастливая девочка, счастливая мама. Но стало страшно от мысли, что какая-то тварь может раздавить и ту и другую. Просто так, просто потому что захотелось.

Перед глазами как наяву встала Варя – страх в ее расширенных зрачках, паника, белеющее лицо и губы.

Смелков потер лицо – прочь, и уставился на светофор – желтый. Поехали.

Остановился уже перед своим домом и сложил руки на рулевом колесе, поглядывая на парадное. В квартире Макс – его единственный друг, и тишина, никого больше. А в это время Варе, возможно, нужна помощь. А ее отец не на многое способен. Было бы хорошо, если б она… да, это было бы замечательно, но насколько возможно? ― вздохнул, оглядывая этажи.

Может поговорить с Даричевой, чтобы помогла как-то вселить в голову Вари мысль, что она… что ей… что…

И головой мотнул – думай хоть, о чем мечтаешь. Вылез и закрыл машину, вошел в подъезд.

«Немец» запрыгал от радости, увидев хозяина. Макс погладил его, присел:

– Хороший мальчик, хороший. Умница, Макс.

Собака лизнула его в щеку, взвизгнув и, мужчина невольно улыбнулся. Потрепал верного друга. Прошел в кухню, положил ему кушать, и сидел рядом, гладил, смотрел, как тот ест.

– Вдвоем мы с тобой. Два холостяка. Просто, как старая дева с кошкой.

И хмыкнул – а ведь верно – одинокие женщины заводят кошек, одинокие мужчины – собак.

Бред, ― нажал кнопку кофеварки и закурил, поглядывая на овчарку.

А почему, собственно, он считает, что мечтает не о том? Возможно, Варя сама тяготится вниманием отца – она же заявила, что у нее никого нет, вычеркнула его легко и просто. Может и она и он будут лишь рады, если начнут жить отдельно.

Макс прислонился к стене, оглядывая пространство кухни, гарнитур – этой идеальной, скорее магазинной, выставочной красоте очень не хватает домашнего беспорядка.

И потер лоб, невольно улыбаясь – представилось, что у стола стоит Варя в своем халатике – длинные стройные ножки притягивают к себе взор. И вся она своя, трогательная, разливает кофе по чашкам, а он подает ей сахар, смотрит в глаза…

Дурак ты, ― хмыкнул. Какой сахар? Да обнял бы, прижал к себе и целовал до одури.

И встал, сделал себе кофе сам.

Варя проснулась ближе к ночи – отец растолкал. Заставил выпить бульон и осторожно положил рядом с подушкой ай-фон.

– Что это? Откуда? ― сразу насторожилась девушка, взгляд нехорошим стал, подозрительным.

– Я в больницу ездил, ― помялся мужчина. ― Вот отдали, сказали – оставила. Договорился, чтобы дома лечение продолжить. Хорошо? Завтра в двенадцать медсестра придет, прокапает, укол сделает. Потом врач сам подъедет, ну и швы снимут.

Варя успокоилась, кивнула – сил не было перечить. И закрыла глаза, положив ладонь на телефон.