Текст книги "Чувства: Нейробиология сенсорного восприятия"

Панглоссианский аргумент состоит в следующем. Мы ассоциируем свет сверху с высокими звуками, потому что другие организмы, которые мы видим над нами, обычно имеют меньшие размеры. Например, если вы сидите на улице и хотите определить не глядя, какие живые существа находятся над вами, то вряд ли вам придет в голову назвать гиену. Скорее всего, над вами могут мельтешить птицы или белки (если вы сидите в Центральном парке в Нью-Йорке, есть шанс, что пролетит краснохвостый ястреб). Эти создания действительно меньше нас и издают тонкие, высокие звуки. И большинство организмов, обитающих над нами и издающих тонкие звуки, освещены лучше, чем организмы, которые находятся ниже. У адаптивной истории есть еще один аспект. Организму нужно понимать, должен ли он спасаться бегством, то есть относится ли встреченное существо к категории «я от тебя убегаю», потому что выживание часто зависит от распознавания чего-то опасного и счет в таких ситуациях идет на доли секунды. Обычно организмы не убегают от существ, которые меньше их самих, и тех, кто издает высокие звуки. И наоборот, низкий звук означает нечто совершенно иное.

Рис. 16.2. Эффект падающего сверху света. На двух левых изображениях наша зрительная система обрабатывает картинку А как выпуклую в центре, а В – как вогнутую. Это происходит из-за присутствия эффекта падающего как будто сверху света. Справа два левых изображения перевернуты вверх ногами. То же самое изображение, что воспринималось как выпуклое (изображение А справа), теперь выглядит вогнутым (перевернутым А), и наоборот

Мне потребовалось около пятисот слов, чтобы описать эту адаптивную историю, однако существует более простое объяснение. Чарльз Спенс и Офелия Дерой предполагают, что правильными соответствиями на самом деле являются сочетания света с размером и размера с высоким тоном. Поскольку кроссмодальные соединения являются транзитивными, то есть переходными, то, как только существо осознает соответствие размера и света или размера и звука, в сознании соединяются свет и звук. Поэтому кроссмодальная связь света и звука в мозге не является врожденной и прямой, это может быть приобретенный эффект. Этот альтернативный сценарий также предполагает, что сначала нужно изучить экологический контекст потенциальной кроссмодальности и только потом делать заявления о врожденной прямой кроссмодальности и синестезии. Панглоссианское объяснение может слишком легко нас обмануть. Но если кроссмодальность реализуется нейронными связями, можно ли найти различия в нейронных связях в мозге среди организмов? И что же нас тогда отличает на нейронном уровне, когда линии позвоночных расходятся?

В процессе эволюции некоторые части мозга увеличиваются, а другие образуют все большее и большее количество связей с другими частями мозга. История с мозгом приматов, который понадобилось свернуть в рулончики – извилины и борозды, отлично демонстрирует, что различные части мозга становятся больше в нашей линии развития. На самом деле хорошо известно, что у общего предка Homo erectus, H. neanderthalensis и H. sapiens произошел огромный скачок в объеме мозга. Некоторые из наших старых предков, связанных с австралопитеками и очень ранними отошедшими от нашей ветки видами рода Homo, имели размеры мозга менее 704 см³ (43 кубических дюйма), а шимпанзе – 294 см³ (18 кубических дюймов). Напротив, мозг H. neanderthalensis, как и у H. sapiens, был порядка 1507 см³ (92 кубических дюйма) (при этом средний мозг неандертальца был немного больше, чем средний мозг H. sapiens). К сожалению, нет никакой возможности углубиться в изучение вопроса, какие нейронные связи были у наших предков с этими видами рода Homo. В отличие от мозга Леборна, который сохранился в формалине, и мозга Молисона, который был разрезан на тысячи тонких кусочков, у нас просто нет сохранившегося мозга или изображений мозга этих давно вымерших видов Homo. Однако мы располагаем информацией о нейронных связях шимпанзе, других приматов и млекопитающих. Что они могут рассказать нам о переходе в человеческое восприятие и, возможно, даже о развитии сознания в нашей линии?

Если коротко, есть только некоторые связи. А если давать более развернутый ответ, то нужно рассмотреть понятие коннектома. Это относительно новый термин в области изучения мозга, и относится он к отображению аксональных синаптических связей в мозге. Образован термин благодаря привычке современных биологов добавлять суффикс – ом– к любым подходам, которые в природе располагают большим объемом данных. Один из способов – посмотреть на клеточную структуру мозга, как в случае с мозгом Генри Молисона, описанным в главе 10. Этот подход был использован для модельных организмов, имеющих мозг, поддающийся коррекции, таких как нематоды (C. elegans), и он требует, чтобы мозг (или первомозг – см. главу 2) этой нематоды был разрезан на сотни очень тонких участков, которые затем последовательно просматриваются в просвечивающем электронном микроскопе. Каждая секция фотографируется с увеличением так, чтобы можно было идентифицировать все нервные клетки. Затем фотографии совмещаются с помощью системы компьютерной визуализации, и различные нервные клетки могут отслеживаться и изображаться на графике. Если провести этот опыт полностью со всем мозгом, можно обнаружить связи всех видимых нервных клеток. В превосходном исследовании, сделанном в 1986 году, ученые смогли определить, что коннектом нематоды состоит из 279 клеток. Это около одной четверти от общего числа клеток, которых в этом крошечном червеобразном организме около тысячи. Кроме того, есть четко видимых 6393 синапса, соединяющие 279 клеток с 1410 соединениями этих нервных клеток с мышцами. Тем не менее этот примитивный червь чувствует свет, тактильные ощущения, запахи и вкус. Однако нет никаких доказательств того, что нематода обладает какой-либо кроссмодальной сенсорной способностью.

Этот подход действительно настолько утомителен, каким и представляется, однако он весьма информативен. Он дает сведения о коннектомах, а другие подходы рисуют их крупномасштабную картину. Методы, используемые для более широкой демонстрации коннектомов, включают МРТ и ДТМ (см. главу 15). Объединив информацию из сотен исследований в богатую базу данных, ученые попытались построить схему сети нейронных связей. Основным аналитическим инструментом, который они используют для построения коннектомов различных организмов, служит теория графов. В принципе каждая картина нервной системы – будь то реальный вид, наблюдаемый под микроскопом, или просто информация о связности, основанная на других наблюдениях, – может быть представлена в виде графа, который затем используется для анализа и интерпретации данных.

Граф – это просто математическое описание сети связей одной области мозга с другой. Места соединения называются узлами, и результирующий граф дает обширнейшую информацию. Объединить графы из разных источников – задача нетривиальная, поэтому подходы теории графов необходимы, чтобы понять колоссальное количество данных (big data)[56]56
  В современной терминологии Big Data – это, грубо говоря, отрасль накопления, обработки и передачи больших массивов данных. Но при этом термин Big Data применяют, как правило, только в отношении цифровой трансформации общества (иногда ее еще называют четвертой технической революцией).


[Закрыть]. Теория графов подводит нас к трем очень интересным аспектам нейронных сетей: концентраторы (хабы), блоки (клубы) и сообщества. Концентратором называется узел или нейрон с высокой связностью; блок – это пучок нейронных связей более высокого порядка, чем общий фоновый уровень связей; сообщество – взаимосвязанный набор нейронов. Все три аспекта графов можно использовать, чтобы получить подробную картину связей в мозге различных организмов и вывести некоторые универсальные понятия о коннектомах.

Анализ коннектомов с применением теории графов показывает, что сообщества связей локализуются независимо от вида в определенных частях мозга. Этот паттерн означает, что кластеризация нейронов чаще всего происходит в локализованных пространственно-ограниченных областях мозга большинства млекопитающих. Некоторые связи выходят из этих сообществ, но преобладающее их количество происходит среди близких или соседних нейронов. Кроме того, сообщества могут быть связаны с определенными функциями, такими как рассмотренные ранее (см. главу 15) сенсорные области мозга. Существует также сохранение этих областей между относительно близкородственными видами, так что, например, мыши, обезьяны и люди демонстрируют некоторые очень похожие лимбические и когнитивные сети. Если ветви на древе жизни расходятся – к насекомым или даже к рыбам, эти сходства либо исчезают, либо их очень трудно обнаружить.

И все это означает, что по мере развития мозга по линии приматов (и по мере его увеличения) большая масса порождала более тесно связанные сообщества нейронов, что, в свою очередь, приводило к потенциалу специализированных функций локализованных сообществ. Мартийн ван ден Хьювел, Эдвард Буллмор и Олаф Спорнс, делая обзор коннектомов, предполагают, что сильная модульность структур, наблюдаемых в коннектоме, обусловила то, что сенсорная и моторная информация локализуется в кортикальной области. Кроме того, они считают, что по мере организации этого коннектома в хабы, блоки и сообщества это также способствовало увеличению латерализации мозга и эволюции специализированных нейронных функций, таких как язык. Стоит отметить, что приобретение высших когнитивных функций, которые делают нас тем самым видом, в который мы эволюционировали, скорее всего, не было бы возможным без этих общих правил кластеризации нейронных клеточных связей в коннектоме. И что касается кроссмодальных эффектов и синестезии, о которых я говорил в главе 15, по общему правилу образования коннектомов короткие нейронные пути более предпочтительны, чем длинные, и поэтому между сообществами образовалось больше связей, что и привело к кроссмодальным эффектам.

Однако это еще не все, потому что история не заканчивается простым наблюдением сходства. Есть также различия между людьми и другими млекопитающими, особенно другими приматами. Наиболее релевантными для обсуждения являются те, которые относятся к низшим приматам – макакам, к нашим ближайшим живым родственникам – шимпанзе и собственно к нам (рис. 16.3). Удивительным результатом сравнения коннектомов этих приматов с нашими коннектомами становится то, что в итоге возникают гипотезы, касающиеся высших когнитивных и поведенческих аспектов нашей эволюционной истории.

Рис. 16.3. Коннектомы человека, шимпанзе и макаки

Связи в мозге, претерпевшие эволюционные изменения, можно определить с помощью различных методов визуализации мозга, рассмотренных ранее (см. главу 15). Серое и белое вещество, две основные ткани мозга, где связи обладают решающим значением, имеют четкие различия у приматов. Белое вещество является белым по внешнему виду и состоит в основном из отростков нервных клеток, называемых аксонами, которые проходят через эту часть мозга и действуют как проводники к серому веществу. Серое вещество имеет розовато-серый цвет и организовано сложнее, чем белое, поскольку содержит другой вид отростков нервных клеток, называемых дендритами, а также концы аксонов, которые приходят из белого вещества. Концы аксонов образуют синапсы с дендритами. Серое вещество обычно находится во внешних слоях мозга, а белое вещество – ближе к внутренней части.

Пути коннектома расположены в основном в белом веществе, и действительно, именно здесь проходят наиболее важные проводящие пути нервной ткани, участвующие в более сложных связях. Диффузионно-тензорное изображение особенно хорошо показывает связи путей в белом веществе. Люди по сравнению с другими приматами и даже млекопитающими отличаются плотностью белого вещества. Это означает, что также, по всей вероятности, существуют и различия в плотности связей. В частности, в человеческом мозге более высокое соотношение белого и серого веществ, и это наиболее заметно в префронтальной коре (рис. 16.4).

Что касается связи, то исследователи определили следующее: только одна четверть заметных связей между приматами общая для обезьян, человекообразных обезьян и людей. Есть также определенные области человеческого мозга, где расположено чрезмерное количество связей, и они коррелируют с определенными функциями мозга. Хорошими примерами являются такие области, как области Брока и Вернике, которые отвечают за уникальную человеческую способность – речь. Исследование с помощью ДТМ показывает, что связи в нескольких частях мозга приматов (в основном во внешней средней части мозга) сохраняются и у обезьян, и у человекообразных обезьян, и у людей. Но другие части префронтальной коры и нижняя теменная часть (область, расположенная чуть позади префронтальной коры) мозга демонстрируют очень интересное и более сложное отличие человека.

По мере того как низшие приматы расходились в эволюционном плане с обезьянами, а человекообразные обезьяны, в свою очередь, тоже делали это, мозг увеличивался. В более продвинутом мозге (таком, как наш) образовывалось большее количество связей. Системы зеркальных нейронов у приматов являются хорошим примером этой тенденции. Зеркальный эффект был впервые показан у макак, но это свойство проявляется также и у шимпанзе, и у людей. Методы визуализации мозга, такие как ДТМ, раскрывают нейронные связи зеркальной системы, и исследователи до мельчайших деталей изучили эти связи. Диффузионно-тензорная визуализация показала, что у приматов системы зеркальных нейронов имеют три уровня организации. У макак, шимпанзе и людей присутствуют зеркальные нейронные связи в лобно-височной части мозга, и они распространяются в лобно-теменной области мозга с помощью очень специфических нервных клеток. Но именно в этой области останавливается путь зеркальных нейронов у макак. У людей же и шимпанзе зеркальные связи распространяются в нижнюю височную кору. А вот там зеркальные связи шимпанзе заканчиваются, и только у людей они распространяются в верхнюю теменную кору. Эрин Хехт и ее коллеги построили модель, объясняющую эти различия, и предположили, что именно таким образом и появились «различия в зеркальных системах связности и способности реагировать (учитывая видовые различия в поведении, включая адаптацию к подражанию и социальное обучение использованию инструментов)».

Рис. 16.4. Белое и серое вещество в поперечном сечении мозга

Но вот еще один панглоссианский момент. По-видимому, основная цель сравнения размеров и связей мозга макаки, шимпанзе и человека заключается в объяснении огромных различий в поведении видов. Нет никаких сомнений, что именно мозг – источник той огромной разницы, которую мы видим между собой и другими видами приматов. Тем не менее мы должны быть осторожны, прислушиваясь к бездоказательным выводам доктора Панглосса о том, что эти различные связи зеркальной системы мозга привели к эволюционному скачку, подобному созданию инструмента. Впрочем, такое предположение – прекрасная гипотеза, требующая проверки.

17. Лица и галлюцинации
Узнавание лиц и галлюцинации как высшая форма восприятия

Мне не нужны наркотики. У меня и так галлюцинации.

Томас Пинчон, писатель

Макаки отлично распознают лица, что очень важно для их социальной организации. Мои читатели, если у них нет когнитивного расстройства, называемого прозопогназией, наверняка в курсе, какое значение для представителей нашего вида имеет узнавание лиц. Есть два вида прозопогназии: травматический и врожденный. В обоих случаях страдает латеральная затылочно-височная извилина, расположенная глубоко в области височной доли и отвечающая за обработку зрительной информации. Следовательно, там и обрабатывается необходимая для распознавания лиц информация. И действительно, именно в том месте у макак могла бы находиться нейронная сеть, отвечающая за эту способность. У людей ответственная за распознавание черт лица структура находится ближе к задней части мозга (и ниже), чем у макак, и объяснить эту разницу можно, рассмотрев путь развития мозга обезьяны и человека. Четкую разницу между человеком и макакой показывает связанность ответственных за распознавание лица нейронов. Результаты исследований связанности нейронов у людей показали, что в области мозга, отвечающей за распознавание лиц, существуют два потока нейронов, выполняющих эту функцию. Данные потоки работают примерно так же, как зрительные потоки «что» и «где», описанные в главе 13. Один из потоков распознавания лиц дорсальный, а другой вентральный, и между ними существует лишь слабая связь. У макак, как и у людей, есть дорсальный поток и множество связей внутри его, но у человека второй поток в процессе эволюции развился независимо. Поэтому результаты свидетельствуют о наличии существенной разницы в механизме распознавания лиц у макак и людей. Но как насчет шимпанзе, которые гораздо ближе к человеку, чем макаки?

Джессика Тауберт и Лиза Парр исследовали реакцию шимпанзе на лица. Чтобы понять подход исследователей, важно знать, что распознающие лица области человеческого мозга гораздо более детерминированно реагируют на лица, чем на другие предметы, такие как обувь или стулья. Все лица содержат изображение буквы «Т» (рис. 17.1). Два глаза образуют горизонтальную перекладину Т, а нос и рот – вертикальную. Согласно выводам ученых, распознавание этой Т-образной формы и есть информация первого порядка о распознавании лица. Это первый шаг, который позволяет продвинуть информацию дальше по нейронному потоку, отвечающему за распознавание лиц, в так называемые потоки второго порядка. Тауберт и Парр сначала задались вопросом: служит ли информация первого порядка (то есть определение Т-образной формы) основой реакции шимпанзе на лица? Или же эта реакция более сложна и обезьяны используют так называемые «лунные» картинки? Это изображения лиц или других предметов с максимальной контрастностью, когда остаются только черный и белый цвета и почти нет информации, которую можно трактовать как черты лица.

Тауберт и Парр создали «лунные» изображения лиц шимпанзе, человеческих рук и неодушевленных предметов, таких как обувь. Фокус в том, чтобы создать серию таких картинок с градуированными черно-белыми тонами различной контрастности. Если говорить о людях, то при оптимальном контрасте таких изображений путь второго порядка системы распознавания человеческого лица уменьшается, и единственное, что мы используем для распознавания изображения, – это информация первого порядка. Информация второго порядка – это то, что мы применяем для узнавания определенных людей. Поэтому в случае высококонтрастного лица на картинке мы сможем распознать его как лицо, но не сможем узнать человека.

Рис. 17.1. Т-образное лицо из фруктов и овощей на изображении картины Джузеппе Арчимбольдо справа, и оно же вверх ногами слева. Форма «Т» легко узнается на перевернутом рисунке (справа), и поэтому мы интерпретируем эту картину как человеческое лицо. Даже когда картина расположена правильно (слева), некоторые люди видят на ней лицо, потому что они распознают перевернутую «T», а затем зрительная информация передается на обработку нейронной сети, отвечающей за распознавание лиц

Шимпанзе легко определяют лица и запросто отличают их от руки или обуви. Как и люди, шимпанзе обращаются к информации первого порядка, если контрастность усиливается, и способность идентифицировать человека снижается. Результаты этих экспериментов показывают, что и шимпанзе, и человек имеют один уровень организации для распознавания лиц. Это означает, что в процессе развития у шимпанзе (так же, как у человека) был дополнительный шаг разделения двух зрительных потоков нейронов, отвечающих за распознавание. Этот вывод весьма разумен, так как у нас с шимпанзе 5–7 миллионов лет назад был общий предок. Это также означает, что у тех видов рода Homo, о которых мы говорили в главе 16, была, вероятно, более сложная зрительная схема распознавания лиц.

Почему распознавание лиц столь важно? Многие биологи утверждают, что эта способность – неотъемлемая часть социализированного поведения человека и других приматов. Визуальное распознавание лиц и других объектов действительно важно в адаптивном контексте. В этой дискуссии трудно отказать доктору Панглоссу в праве голоса. В главе 10 я уже говорил, что некоторые травмы головного мозга приводят к интересным девиациям в распознавании лиц. Это и синдром Капгра («я знаю, что вы похожи на мою маму, но я не реагирую на вас так, как будто вы и есть моя мама, поэтому вы наверняка самозванка»), и эффект расщепления мозга «Майк или я». Эти девиации являются хорошими примерами того, как именно происходит процесс работы с лицами. Но как насчет других объектов, которые сбивают с толку наши глаза? Возьмем нечеткую фотографию собачьей задницы, которая напоминает лицо длинноволосого бородатого мужчины – в точности, как изображают Спасителя. Шерсть на изображении, которое всего за одну неделю обошло весь интернет и набрало почти двести тысяч просмотров, действительно выглядит как тело в тунике с вытянутыми руками. Мозгу (по крайней мере моему) нужно совсем немного, чтобы увидеть на этой фотографии лик Спасителя.

Это не единственный пример явления, когда люди видят икону в странных и неподходящих местах. Зафиксированы случаи, когда лик Девы Марии люди обнаруживали на дорожных ограждениях. Около десяти лет назад поджаренный на гриле кусок хлеба с сыром, на котором виднелось изображение Богоматери, был продан с аукциона за двадцать восемь тысяч долларов. Эти видения нельзя считать веянием нашей эпохи, потому что явления Девы Марии «наблюдали» на протяжении многих веков. Художниками создано великое множество известных (в том числе и печально известных) изображений Девы Марии. И она появляется снова и снова, все время в разных обличьях.

У этого феномена есть название – парейдолия, или зрительная иллюзия. Это специфическая форма нервного процесса, называемого апофенией. Апофения – это интерпретация мозгом случайной информации как чего-то значимого. Название «парейдолия» (pareidolia) происходит от греческого para, что означает «вместо», и eidolon, то есть «образ». В данном контексте это означает «ошибочный образ». Примеров парейдолии предостаточно, и это не только изображения икон. На этом явлении основана идея знаменитых тестов Роршаха. В тесте необходимо интерпретировать сделанные довольно случайным образом чернильные мазки или кляксы. Психологи делают свои выводы относительно психологического состояния человека, используя парейдолические интерпретации. Есть также слуховые версии парейдолии. Возможно, самыми известными примерами являются фраза I buried Paul («Я похоронил Пола»), предположительно услышанная в конце песни The Beatles Strawberry Fields, и некое сатанинское пение, возникающее при проигрыше задом наперед песни Led Zeppelin Stairway to Heaven.

И тут возникает вопрос: что сбивает с толку наши глаза и уши, заставляя нас видеть и слышать то, чего на самом деле нет? Что же такое происходит в мозге, что он позволяет себе такое? Большинство ответов связано с «несовершенством» эволюции мозга и взаимодействия клеток мозга друг с другом и с внешним миром.

Последний аспект описанного феномена заключается в том, что мозг, видимо, предпочитает давать религиозные объяснения необычным явлениям. Большинство доказательств этого весьма ненаучны, но есть и экспериментальные (хотя и спорные) доказательства. Неофициальные данные исходят из эволюционной психологии – отрасли эволюционной биологии, раньше называемой социобиологией, в которой человеческое поведение трактуется с точки зрения эволюции. Как правило, эволюционная психология объясняет зависимость человека от всего божественного тем, что религия обеспечивает социальную сплоченность общества, практикующего это вероучение, и становится эволюционным преимуществом. И да, здесь мне тоже надо бы сделать предупреждение доктору Панглоссу.

Другое предполагаемое доказательство того, что мы инстинктивно склонны давать явлениям религиозные объяснения, – это результат достаточно дурацких экспериментов с электромагнитной стимуляцией определенных областей мозга. Эти эксперименты предполагают использование так называемого «шлема Бога» – устройства, разработанного Майклом Персингером. Стимулирование мозга и последующее наблюдение за его поведением – далеко не новый подход к изучению функций мозга. Вспомните, еще нейрохирург Уайлдер Пенфилд щекотал различные области мозга пациентов во время операций, спрашивая тех, что они чувствуют (как указывалось ранее, поверхность мозга не имеет болевых рецепторов, поэтому некоторые операции на мозге выполняются у пациентов, находящихся в полном сознании и способных поддержать диалог). Эти исследования позволили Уайлдеру составить карту областей мозга, ответственных за специфические сенсорные и моторные функции. Сенсорные и моторные гомункулы, о которых я рассказывал в главе 3, появились в результате этой важной работы.

Используя тот же принцип, но обходясь неинвазивным способом, Персингер создал шлем, способный передавать электромагнитное излучение в определенные области мозга. Электромагнитное излучение, видимо, изменяет функцию нейронов в области воздействия. Персингер надеялся продемонстрировать существование специфической области мозга, ответственной за экстатические религиозные чувства. Находясь под действием шлема, некоторые испытуемые сообщали о легком головокружении и ощущении благополучия наряду с присутствием духовного чувства. Другие, такие как знаменитый эволюционный биолог Ричард Докинз, говорили, что вообще не чувствуют никакого влияния шлема. Несмотря на то что доказательства наличия божественной области мозга и божественного гена не подтверждены наукой, наше социальное поведение необычно для животного мира. Зависимость человека от религии и духовных практик для поддержания сплоченности общества, скорее всего, представляет собой результат быстрой культурной эволюции. Докинз считает, что «религия – это превращение непроверенного утверждения в непоколебимую истину с течением времени и с помощью институтов власти». Но реальность видений и призраков, о которых многие рассказывают после религиозного экстаза, – это уже другая история. Возможно, мы найдем ключ к разгадке в ответе Докинза на вопрос довольно ревностного религиозного прихожанина. Тот спросил, как Докинз может объяснить тот «факт», что вопрошающий во время молитвы действительно ежедневно видит религиозные образы и явления Марии и Спасителя? Докинз ответил, что не сомневается в том, что этот человек и другие, к кому приходят подобные видения, на самом деле «видят», и уж конечно верит в искренность их утверждений. Но затем добавил: «Сэр, я думаю, что у вас галлюцинации». Вспоминается еще одно упоминание образа Девы Марии в популярной культуре. В знаменитом сериале «Клан Сопрано» здравомыслящий «Поли» Галтиери на мгновение видит Деву Марию рядом с пилоном в стрип-клубе Bada Bing. В данном случае его видение было не парейдолией, а скорее мимолетной галлюцинацией, и это еще одна история о путанице мозга, заслуживающая внимания.

В книге «Галлюцинации» Оливер Сакс откровенно повествует о том, как в молодости экспериментировал с изменяющими сознание наркотиками. Он рассказывает о своем самом первом опыте с ЛСД: вместе с другом они приняли таблетку, заказанную по почте, и под музыку Игоря Стравинского ждали, когда та подействует, надеясь услышать что-то умопомрачительное. Друзья быстро поняли, что пьеса Стравинского звучит так же, как и всегда: принятая ими доза подействовала бы разве что на кошку. В другой раз Сакс вколол себе большую дозу морфия и наблюдал за битвой при Азенкуре, развернувшейся на рукаве его халата. В его восприятии действо длилось несколько минут, тогда как на самом деле прошло двенадцать часов.

Галлюцинации могут быть вызваны наркотиками, как показывает опыт Оливера Сакса, но к ним могут привести также травмы головного мозга, мигрень или деменция. Бывают они и симптомами психических расстройств. Галлюцинации иногда случаются при шизофрении – психиатрическом заболевании широкого спектра, а также при болезни Паркинсона и других формах старческого маразма. Галлюцинации затрагивают все основные органы чувств, включая вестибулярную систему, то есть равновесие. Четыре из пяти основных чувств – зрение, слух, осязание и обоняние – принимают участие в большинстве галлюциногенных переживаний пациентов с шизофренией. Чаще всего эти люди испытывают слуховые галлюцинации, за ними следуют зрительные. Также довольно распространены у людей с шизофренией зрительно-слуховые галлюцинации. Поскольку шизофрения – расстройство широкого спектра, трудно определить, как именно она влияет на органы чувств.

Еще одна группа психических расстройств, при которых возникают галлюцинации, – это маразм, или деменция. Два расстройства – болезнь Паркинсона и деменция с тельцами Леви – сгруппированы в основную категорию, называемую деменцией с тельцами Леви. В начале XX века Фредерик Леви, еврейский невролог, родившийся в Берлине и работавший в лаборатории Алоиса Альцгеймера в Мюнхене, прежде чем сбежать из нацистской Германии и стать американским гражданином, обнаружил заметные аномалии в клетках головного мозга у пациентов, умерших от слабоумия. Это были клетки, продуцирующие дофамин и расположенные в области мозга, называемой черным веществом. Эта область мозга представляет собой затемненную область на кончике варолиева моста – отдела ствола головного мозга. Аномальные нервные клетки выглядят совсем иначе, чем не затронутые заболеванием, если их определенным образом окрасить и рассмотреть под микроскопом. Они набухают и усеивают ткань мозга людей с определенными видами деменции. Похоже, что они заполняются альфа-синуклеином – белком, который снижает количество нейронов, продуцирующих дофамин. У людей с болезнью Альцгеймера также найдены тельца Леви, но основной локус патологии для таких пациентов находится в гиппокампе. Кроме того, тельца Леви локализованы в черном веществе, и поэтому болезнь Альцгеймера не оказывает радикального влияния на общую структуру головного мозга у людей с деменцией этого вида.

Интерпретация галлюцинаций – один из трех методов, используемых врачами для диагностики деменции с тельцами Леви. Галлюцинации, о которых рассказывают сами люди, – это один из способов узнать об их существовании. Но есть и другой, более объективный метод: использовать только что рассмотренный эффект парейдолии. В одной из версий теста испытуемым в течение минуты показывают несколько размытых природных пейзажей и просят их за это время описать как можно подробнее то, что они видят. Тестируемые должны указывать на описываемые предметы на фотографиях, но им не говорят, правильно ли они отвечают. Ответы классифицируются по трем категориям. Самый простой случай – когда испытуемый заявляет, что не может распознать изображение или какие-либо предметы. Вторая группа – точное описание картины и деталей. К третьей категории относятся любые иллюзии или неправильно идентифицированные предметы. Если выявляется потенциальный воображаемый предмет, человека спрашивают, есть ли этот предмет на картинке и похож ли он на то, что было описано. В других вариантах теста используется тот же принцип идентификации воображаемых предметов, причем степень озвученных зрительных иллюзий коррелирует с количеством воображаемых предметов, наблюдаемых испытуемым. Использование парейдолии для диагностики деменции с тельцами Леви – это хороший способ объективно идентифицировать расстройство. Также с ее помощью можно исследовать людей с данным расстройством для выявления нейрофизиологической основы галлюцинаций.