Текст книги "Экономические очерки. История идей, методология, неравенство и рост"

По некоторым оценкам, в период 1760–1820 гг. Великобритания демонстрировала более слабый экономический рост по сравнению как с предыдущим, так и с последующим периодами, не говоря уже о показателях современных экономик. Возможно, это было связано с тем, что она «пыталась делать две вещи одновременно – индустриализироваться и вести дорогостоящие войны, физически не имея ресурсов для той и другой» [Williamson, 1984, p. 689]. Никакого сдвига к более защищенным правам налогоплательщиков не наблюдалось и экономика Англии развивалась не благодаря, а вопреки резко возросшим налогам и расходам государства.

Как показывают исследования по экономической истории и истории права, в большинстве европейских обществ защищенные права собственности на землю, капитал и другие активы формировались постепенно на протяжении примерно полутысячелетия. Нигде они не были защищены идеально, но нигде и не отсутствовали полностью, постепенно улучшаясь с течением времени. Англия двигалась в том же направлении, что и большинство других европейских стран, и с этой точки зрения в ней не было ничего уникального, что могло бы объяснить, почему она первой начала движение по пути индустриализации: «Экономический рост никак не удается приписать внезапному переключению от незащищенных к защищенным правам владения, использования и распоряжения ресурсами. Он оставался практически незатронутым постепенными изменениями, происходившими в режиме прав собственности» [Ogilvi, Carus, 2014, p. 459][169]169
  Ср. также с итоговой оценкой Дж. Ходжсона: «Славная революция не создала новых законов относительно собственности. Она произвела на свет лишь несколько указов, обеспечивших увеличение значимости парламента. Ее непосредственным результатом не стало укрепление гарантий прав собственности и ускорение темпов экономического роста или увеличение экономического веса буржуазии» [Ходжсон, 2017, с. 85].


[Закрыть].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исторический нарратив, предлагаемый панинституционализмом, держится на предположении, что в доиндустриальных обществах права собственности отсутствовали даже формально либо в лучшем случае существовали только на бумаге, подвергаясь непрерывным хищническим атакам со стороны элит, обладавших высоким потенциалом насилия. Многочисленные исторические исследования показывают, что этот нарратив – фикция: охраняемые права собственности стары как мир и существовали в десятках самых разных стран в самые разные периоды времени. Но если убрать из-под нортианской схемы эту опору, то рушится вся конструкция. От ее объясняющей способности остается только банальный вывод о том, что страны, погруженные в институциональный хаос (скажем, охваченные гражданской войной), не могут быть экономически успешными. Конечно, у Норта и Аджемоглу можно найти немало интересных и глубоких частных наблюдений, но связная картина экономической истории из них не складывается.

Вместе с этим рушится и другая опора панинституционализма. Если история знает множество гораздо более ранних случаев, когда государство выступало гарантом прав собственности, мирно разрешавшим конфликты по их поводу, то ему нельзя отводить роль демиурга современного экономического роста. Тогда переход от мальтузианского к шумпетерианскому росту должен быть связан с действием каких-то иных сил, не имеющих прямого отношения к деятельности государства. Если выполнение государством третейских функций защитника и арбитра – достаточно рутинная практика, то Первая промышленная революция не могла быть ее продуктом.

Это не значит, что права собственности не имеют значения. Напротив: именно потому, что они так важны, их в том или ином виде имело любое институционально стабильное общество. Вообще общество вправе называться «обществом» только тогда, когда оно в состоянии обеспечивать хотя бы минимальную их защиту. Охраняемые права собственности были непременным спутником всякого «благоустроенного» государства. Но как раз потому, что в доиндустриальном мире они были широко распространены, ссылками на них невозможно объяснить «прыжок» от мальтузианского к шумпетерианскому экономическому росту.

Естественно, при систематических насильственных отъемах имущества или запредельных грабительских налогах экономическая активность останавливается. Но воздержание государства от катастрофических форм вмешательства в экономику – недостаточное основание, для того чтобы отводить ему роль «крупнейшего игрока» в процессе экономического роста [North, 1991].

Как можно было убедиться, в нормативных вопросах панинституционализм занимает амбивалентную позицию. С одной стороны, он вроде бы выражает приверженность нормативным установкам, которые традиционно ассоциируются с классическим либерализмом. Но, с другой – видит в государстве главного агента институциональных изменений и считает одним из обязательных условий существования «хороших» институтов «большое правительство». Но о том, с чем либеральные принципы сочетаются лучше – с традиционной для классического либерализма идеей ограниченного правительства или с характерной для панинституционализма идеей «большого правительства», – пусть читатели судят сами…

ПРИЛОЖЕНИЕ ПАТЕНТНОЕ ПРАВО – ФУНДАМЕНТ ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ?

Как известно, непосредственным триггером Промышленной революции стал бум технического изобретательства, охвативший Англию с середины XVIII в. и принявший форму настоящей эпидемии. В рамках панинституцонализма он, как и следовало ожидать, объясняется появлением (впервые за всю историю!) защищенных прав собственности – на этот раз прав интеллектуальной собственности в форме патентов. Англии посчастливилось иметь патентную систему с 1624 г., а Славная революция обеспечила надежную защиту прав изобретателей, когда они получали патенты на свои изобретения.

Каноническая для панинституционализма трактовка была предложена Д. Нортом [North, 1981]. Темп технологического прогресса он поставил в зависимость от того, есть ли у изобретателей возможность «прибирать» к рукам основную часть выгод от своих инноваций или нет. Если да, то устойчивый технологический прогресс гарантирован: сделайте изобретения предметом частной собственности и они польются бурным потоком! Согласно Норту, эту задачу как раз и решает патентное право, которое позволяет приблизить частные нормы отдачи от изобретений к социальным: «Укрепление стимулов благодаря развитию патентного права, законов о коммерческой тайне и других нормативных актов повысило прибыльность инноваций, а также привело к созданию “промышленности изобретения” и ее интеграции в процесс экономического развития современного Западного мира» [Норт, 1997, с. 100]; «Все изменилось после Славной революции. Государство… твердо защищало… права собственности на идеи, закрепленные в патентах, что было необыкновенно важно для стимулирования инноваций» [Аджемоглу, Робинсон, 2016, с. 143]; «Не случайно, что промышленная революция началась в Англии всего спустя несколько десятилетий после Славной революции. Великие изобретатели… могли воспользоваться коммерческим потенциалом своих изобретений, будучи уверенными, что их права собственности священны. Кроме того, у них был доступ на рынок, где они могли с выгодой продать свои изобретения другим» [Там же, с. 144]. Одним словом, без эффективной патентной системы, надежно защищавшей права на интеллектуальную собственность, Промышленная революция не состоялась бы.

Изложив основные пункты нортовской трактовки, Дж. Мокир задается вопросом: «Что же в этой картине не так?» И отвечает: «Да практически все» [Mokyr, 2009, p. 349]. Прежде всего, она не объясняет, почему число патентов стагнировало на протяжении более чем 100 лет после принятия патентного законодательства и только в середине XVIII в. вдруг продемонстрировало резкий скачок вверх. Систему патентного права, действовавшую тогда в Великобритании, трудно назвать эффективной: плата за получение патента составляла огромную по тем временам сумму – 100 фунтов в Англии (что примерно равнялось среднему годовому доходу представителей среднего класса) и 350 фунтов в других частях Соединенного королевства. Соответственно получить патент удавалось лишь считанным единицам достаточно состоятельных людей.

Кроме того, после получения патент должен был быть подтвержден судом, что, как правило, требовало от заявителей длительного пребывания в Лондоне, связанного со значительными дополнительными издержками, поскольку оно могло растягиваться на многие месяцы. Суды того времени крайне враждебно относились в любым формам монополии, считая патенты одной из них, так что чаще всего они отвечали заявителям отказом: за период 1770–1850 гг. из 12 тыс. выданных патентов было подтверждено судами только 257 [Ibid., p. 349]. Многие выдающиеся изобретатели так и не смогли подтвердить своих патентов в суде (например, Р. Аркрайт) и кончили жизнь в нищете. Не подтвержденные судами патенты не обеспечивали практически никакой защиты от кражи идей другими и потому не приносили почти никакой денежной отдачи[170]170
  «Система патентов практически не защищала большинство инноваций… и любые новшества быстро перенимались другими производителями. …Последняя серьезная реформа патентной системы была произведена в 1689 г., более чем за 100 лет до того, как повышение эффективности приняло повсеместный характер. Кроме того, патентная система сама по себе сыграла незначительную роль в большинстве инноваций времен английской промышленной революции» [Кларк, 2012, с. 333].


[Закрыть]. Лишь отдельным счастливчикам удавалось сколотить на своих изобретениях крупные состояния (так, получение патента на паровую машину обогатило Дж. Уатта).

Не менее важно, что патенты были лишь одним из многих возможных способов получения материальной выгоды от изобретения. Изобретатели могли вознаграждаться солидными денежными премиями от парламента, а также от благотворительных ассоциаций, специально учрежденных для этой цели (самую большую премию – 30 тыс. фунтов – получил от британского парламента создатель вакцины против оспы Э. Дженнер). Наградой могло также служить предоставление им государственных синекур или высокооплачиваемых рабочих мест в частном секторе. Некоторые изобретатели демонстрировали на промышленных выставках свои изобретения (делая их таким образом всеобщим достоянием) только для того, чтобы привлечь внимание потенциальных работодателей к своим талантам.

Наконец, для огромного числа ученых и изобретателей денежная мотивация оставалась вторичной: многие из них крайне враждебно относились к самой идее частной собственности на идеи. Согласно их этическим представлениям, новые знания должны были становиться общим достоянием всего человечества. Так, М. Фарадей, как и многие другие выдающиеся ученые и инженеры того времени, из принципа отказывался брать патенты на свои изобретения. Главной наградой для себя они считали признание их заслуг обществом, а не состояния, которые можно было бы сколотить благодаря выдвинутым ими идеям.

Если патентная система и способствовала ускорению технологического прогресса, то в очень ограниченной степени. По имеющимся оценкам, в период Промышленной революции запатентованные изобретения составляли лишь 11 % общего их числа [Moser, 2005; 2007]. Более того, во многих случаях патенты оказывались серьезным тормозом на пути технологического прогресса. Патент на паровую машину, полученный Дж. Уаттом, на несколько десятилетий задержал ее распространение в английской экономике, так что во всеобщее употребление она смогла войти лишь во второй половине XIX в.

Опыт других стран также не дает оснований считать права на интеллектуальную собственность в виде патентов необходимым условием успешного технологического развития. Сама идея патентной системы родилась в Венеции, которая, однако, ничем не прославила себя в области науки и техники. В Нидерландах патентная система была введена раньше, чем в Англии, – еще в XVI в., но в XVIII в. число выданных в ней патентов резко упало, так и оставаясь крайне низкой до начала XIX в. Несмотря на то что Нидерланды были одними из пионеров патентного права, они оказались в числе аутсайдеров промышленной революции, которая началась в них намного позже, чем в большинстве других европейских стран. Обратный пример: на протяжении практически всего XIX в. Швейцария успешно занималась кражей идей английских изобретателей, не стремясь к созданию собственной патентной системы, но оставаясь при этом одним из наиболее активных участников процесса технологического развития.

Итоговый вывод, к которому приходит Мокир, звучит приговором нортовской трактовке: «Энтузиазм, продемонстрированный Нортом по отношению к патентной системе как одному из решающих факторов технологического прогресса той эпохи, следовало бы остудить рядом неоспоримых исторических фактов и данных. …Оценку важности патентной системы для британской Промышленной революции пора бы сильно поумерить» [Mokyr, 2009, p. 352–353].

Пример с английской патентной системой важен, поскольку он демонстрирует, что плохо защищенные права собственности (в данном случае права интеллектуальной собственности) далеко не всегда оказываются непреодолимым препятствием для процесса «созидательного разрушения». При определенных условиях современный экономический рост может успешно идти несмотря на слабую защищенность прав частной собственности, а возможно, даже благодаря ей.

ЛИТЕРАТУРА

Аджемоглу Д., Робинсон Дж. А. Почему одни страны богатые, а другие бедные. М.: АСТ, 2016.

Арсланов В.В. География, институты и истоки глобального неравенства: критика концепции экономического развития Аджемоглу и Робинсона (научный доклад). М.: Институт экономики РАН, 2016.

Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. Сравнительные очерки по социологии религии. Введение / Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. М.: РОССПЭН, 2006. С. 213–240.

Заостровцев А.П. Об историческо-институциональных причинах отставания в развитии: концепция Асемоглу – Робинсона. (Препринт М-34/13). СПб., 2013.

Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс, 1978.

Кларк Г. Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира. М.: Изд-во Института Гайдара, 2012.

Натхов Т.В., Полищук Л.И. Политэкономия институтов и развитие: как важно быть инклюзивным. Размышления над книгой D. Acemoglu, J. Robinson. “Why Nations Fail”. Ч. I. Институты и экономическое развитие. Институциональный выбор // Журнал Новой экономической Ассоциации. 2017a. № 2. С. 12–38.

Натхов Т.В., Полищук Л.И. Политэкономия институтов и развитие: как важно быть инклюзивным. Размышления над книгой D. Acemoglu, J. Robinson. “Why Nations Fail”. Ч. II. Институциональная динамика и выводы для России // Журнал Новой экономической Ассоциации. 2017б. № 3. С. 12–32.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «НАЧАЛА», 1997.

Норт Д. Функционирование экономики во времени // Отечественные записки. 2004. № 6. С. 82–103.

Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд-во Института Гайдара, 2011.

Пайпс Р. Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований, 2008.

Расков Д. Институциональные исследования как будущее социальных наук // Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд-во Института Гайдара, 2011. С. 9–31.

Тамбовцев В.Л. Идеи и интересы, экономическая политика и институты // Вопросы экономики. 2019. № 5. С. 26–45.

Хайек Ф.А. Конституция свободы. М.: Новое издательство, 2018.

Ходжсон Дж. 1688 год и все такое: права собственности, Славная революция и подъем британского капитализма // Вопросы экономики. 2017. № 11. С. 63–92.

Acemoglu D. Growth and Institutions // The New Palgrave Dictionary of Economics / ed. by S.N. Durlauf, L.E. Blume. L.: Palgrave Macmillan, 2008. Vol. 3. P. 2598–2603.

Acemoglu D., Johnson S.H. Unbundling Institutions // Journal of Political Economy. 2005. Vol. 113. No. 4. P. 949–995.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J.A. Institutions As a Fundamental Cause of Long-Run Growth // Handbook of Economic Growth / ed. by P. Aghion, S.N. Durlauf. Amsterdam; L.: Elsevier, 2005a. Vol. 1A. P. 385–472.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J.A. et al. From Education to Democracy? // American Economic Review. 2005b. Vol. 95. No. 2. P. 44–49.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J.A. et al. Income and Democracy // American Economic Review. 2008. Vol. 98. No. 3. P. 808–842.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J.A. et al. Reevaluating the Modernization Hypothesis // Journal of Monetary Economics. 2009. Vol. 56. No. 8. P. 1043–1058.

Allen D. The Institutional Revolution. Chicago: Chicago University Press, 2011.

Bates R. Essays on the Political Economy of Rural Africa. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.

Bekar C.T., Reed C.G. Land Markets and Inequality: Evidence from Medieval England // European Review of Economic History. 2013. Vol. 17. No. 2. P. 294–317.

Berman S. Ideational Theorizing in the Social Sciences since “Policy Paradigms, Social Learning, and the State” // Governance. 2013. Vol. 26. No. 2. P. 217–237.

Boldrin M., Levine D.K., Modica S. A Review of Acemoglu and Robinson’s “Why Nations Fail” / Unpubl. manuscript, 2012. <http: www.dklevine.com/general/aand rreview.pdf>.

Boyd R., Richerson P.J. Culture and the Evolutionary Process. Chicago: University of Chicago Press, 1985.

Boyd R., Richerson P.J. Not by Genes Alone: How Culture Transformed Human Evolution. Chicago: University of Chicago Press, 2005.

Briggs C. English Serfdom, c. 1200 – c. 1350: Towards An Institutional Analysis // Schiavitu e servaggio nell’economia europea. Secc. XI–XVIII. (Slavery and Serfdom in the European Economy from the 11th to the 18th Centuries). XLV settimana di studi della Fondazione istituto internazionale di storia economica F. Datini / ed. by S. Cavaciocchi. Florence: Firenze University Press, 2013.

Britnell R. The Towns of England and Northern Italy in the Early Fourteenth Century // Economic History Review. 1991. Vol. 44. No. 1. P. 21–35.

Campbell B.M.S. The Agrarian Problem in the Early Fourteenth Century // Past & Present. 2005. No. 188. P. 3–70.

Clark G. The Political Foundations of Modern Economic Growth: England, 1540–1800 // Journal of Interdisciplinary History. 1996. Vol. 26. No. 4. P. 563–588.

Cowen T. The Great Stagnation: How America Ate All the Low-Hanging Fruit of Modern History, Got Sick, and Will (Eventually) Feel Better. N.Y.: Penguin Group, 2011. eSpecial from Dutton.

Cox G.W., North D.C., Weingast B. The Violence Trap: A Political-Economic Approach to the Problems of Development. 2015. <https://ssrn.com/abstract=237062>.

Crafts N. The First Industrial Revolution: Resolving the Slow Growth/Rapid Industrialization Paradox // Journal of the European Economic Association. 2005. Vol. 3. No. 2–3. P. 525–534.

Deakin S. Legal Origin, Juridical Form and Industrialization in Historical Perspective: The Case of the Employment Contract and the Joint-Stock Company // Socio-Economic Review. 2009. Vol. 7. No. 1. P. 35–65.

Eisenstadt Sh.N. Traditional Patrimonialism and Modern Neopatrimonialism. Beverly Hills: Sage Publications, 1973.

Goldstone J.A. Efflorescences and Economic Growth in World History: Rethinking the “Rise of the West” and the Industrial Revolution // Journal of World History. 2002. Vol. 13. No. 2. P. 323–389.

Greif A. Institutions and the Path to the Modern Economy: Lessons from Medieval Trade. Cambridge: Cambridge University Press, 2006.

Greif A., Mokyr J. Comment Institutions and Economic History: A Critique of Professor McCloskey // Journal of Institutional Economics. 2016. Vol. 12. No. 1. P. 29–41.

Harris R. Government and the Economy, 1688–1850 // The Cambridge Economic History of Modern Britain. Vol. 1: Industrialisation, 1700–1860 / ed. by R. Floud, P. Johnson. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 204–237.

Hodgson G. 1688 and All That: Property Rights, the Glorious Revolution and the Rise of British Capitalism // Journal of Institutional Economics. 2017. Vol. 13. No. 1. P. 79–107.

Hoppit J. Patterns of Parliamentary Legislation, 1660–1800 // The History Journal. 1996. Vol. 39. No. 1. P. 109–131.

Jones Ch.I. Growth and Ideas // Handbook of Economic Growth / ed. by Ph. Aghion, S. Durlauf. Amsterdam; L.: Elsevier, 2005. Vol. 1. P. 1063–1111.

Kang D.C. Getting Asia Wrong: The Need for New Analytical Frameworks // International Security. 2003. Vol. 27. No. 4. P. 57–85.

Lipset S.M. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Political Science Review. 1959. Vol. 53. No. 1. P. 69–105.

Macfarlane A. The Origins of English Individualism: The Family, Property and Social Transition. Oxford: Blackwell, 1978.

McCloskey D.N. Bourgeois Dignity: Why Economics Can’t Explain the Modern World. Chicago: University of Chicago Press, 2010.

McCloskey D.N. The Great Enrichment: A Humanistic and Social Scientific Account // Scandinavian Economic History Review. 2016a. Vol. 64. No. 1. P. 6–18.

McCloskey D.N. Comment: The Humanities Are Scientific: A Reply to the Defenses of Economic Neo-Institutionalism // Journal of Institutional Economics. 2016b. Vol. 12. No. 1. P. 63–78.

Mokyr J. Intellectual Property Rights, the Industrial Revolution, and the Beginnings of Modern Economic Growth // American Economic Review. 2009. Vol. 99. No. 2. P. 349–355.

Mokyr J. Culture, Institutions, and Modern Growth. Paper presented at the Conference on Understanding Institutions and Development Economics: The Legacy and Work of Douglass C. North. 2010. <https://archive.econ.msu.ru/ext/lib/Category/x0c/xe4/3300/file/2_(2)_Joel_Mokyr.pdf>.

Moser P. How Do Patent Laws Influence Innovation? // American Economic Review. 2005. Vol. 94. No. 4. P. 1214–1236.

Moser P. Why Don’t Inventors Patent? / NBER Working Paper. No. 13294. Cambridge, MA: NBER, 2007.

Mukand S., Rodrik D. The Political Economy of Ideas: On Ideas Versus Interests in Policymaking / NBER Working Paper. No. 24467. Cambridge, MA: NBER, 2018.

Murrell P. Design and Evolution in Institutional Development: The Insignificance of the English Bill of Rights // Journal of Comparative Economics. 2017. Vol. 45. No. 1. P. 36–55.

North D.C. Structure and Change in Economic History. N.Y.: Norton, 1981.

North D.C. Institutions, Institutional Change, and Economic Performance. N.Y.: Cambridge University Press, 1990.

North D.C. Institutions // The Journal of Economic Perspectives. 1991. Vol. 5. No. 1. P. 97–112.

North D.C., Thomas R.P. The Rise of the Western World. Cambridge: Cambridge University Press, 1973.

North D.C., Weingast B.R. Constitutions and Commitment: The Evolution of Institutions Governing Public Choice in Seventeenth-Century England // Journal of Economic History. 1989. Vol. 49. No. 4. P. 803–832.

O’Brien P.K. Fiscal Exceptionalism: Great Britain and its European Rivals from Civil War to Triumph at Trafalgar and Waterloo / LSE Department of Economic History. Working Paper. No. 65/01. L.: LSE, 2001. <http://www.lse.ac.uk/Economic-History/Assets/Documents/WorkingPapers/Economic-History/2001/WP6501.pdf>.

Ogilvie Sh., Carus A.W. Institutions and Economic Growth in Historical Perspective // Handbook of Economic Growth. Vol. 2A. Amsterdam; L.: Elsevier, 2014. P. 403–513.

Pollock F., Maitland F.W. The History of English Law before the Time of Edward I. Cambridge: Cambridge University Press, 1895.

Reckendrees A. Weimar Germany: The First Open Access Order that Failed? // Constitutional Political Economy. 2015. Vol. 26. No. 1. P. 38–60.

Schumpeter J.A. Science and Ideology // American Economic Review. 1949. Vol. 39. No. 2. P. 345–359.

Smith R.M. English Peasant Life-Cycles and Socio-Economic Networks: A Quantitative Geographical Case Study / Unpubl. PhD. Dis. Cambridge: University of Cambridge, 1974.

Stasavage D. Credible Commitment in Early Modern Europe: North and Weingast Revisited // Journal of Law, Economics and Organization. 2002. Vol. 18. No. 1. P. 155–186.

Swedberg R. Tocqueville’s Political Economy. Princeton: Princeton University Press, 2009.

Treisman D. Democracy by Mistake / NBER Working Paper. No. 23944. Cambridge, MA: NBER, 2017.

Weingast B.R. Exposing the Neoclassical Fallacy: McCloskey on Ideas and the Great Enrichment // Scandinavian Economic History Review. 2016. Vol. 64. No. 3. P. 189–201.

Whittle J. Individualism and the Family-Land Bond: A Reassessment of Land Transfer Patterns among the English Peasantry // Past & Present. 1998. No. 160. P. 25–63.

Whittle J. The Development of Agrarian Capitalism: Land and Labour in Norfolk, 1440–1580. Oxford: Clarendon, 2000.

Williamson J.G. Why Was British Growth so Slow during the Industrial Revolution? // Journal of Economic History. 1984. Vol. 11. No. 36. P. 687–712.