Текст книги "Политический порядок в меняющихся обществах"

На всех стадиях преторианства общественные силы взаимодействуют непосредственно друг с другом и мало, если вообще, заботятся о том, чтобы соотносить свои частные интересы с общественным благом. В преторианской олигархии политика – это борьба между личными и семейными кликами; в радикальном преторианском обществе борьба между институциальными и профессиональными группами дополняет борьбу между кликами; в массовом преторианском обществе основными актерами на политической сцене становятся общественные классы и общественные движения. По мере того как общественные силы, участвующие в политической жизни, становятся крупнее, мощнее и разнообразнее, напряжение и конфликты между ними становятся все менее терпимыми. В институциализованном обществе участие новых групп в политической системе смягчает напряжение; новые группы инкорпорируются в систему посредством институтов политической активности – как это было, к примеру, в классическом случае расширения границ электората в Великобритании. В преторианских же обществах участие новых групп скорее усиливает, нежели смягчает напряжение. Оно приводит к умножению ресурсов и методов, используемых в политической деятельности, и способствует тем самым дезинтеграции общества. Новые группы мобилизуются, но не инкорпорируются. Расширение участия населения в политической жизни Великобритании привело к слиянию «двух наций» Дизраэли[28]28
  Имеется в виду роман Бенджамина Дизраэли (1804–1881) «Сибилла, или Две нации» (1845), в котором автор противопоставлял аристократии рабочий класс.


[Закрыть] в одну. Рост же политической активности в Аргентине превратил существовавшие здесь и прежде две нации в смертельных врагов.

Стабильность гражданского общества, таким образом, прямо пропорциональна масштабам участия населения в политике; в преторианском обществе она обратно пропорциональна участию. Его жизнеспособность понижается, когда политическая активность растет. Преторианские олигархии могут жить веками; системы среднего класса – десятилетиями; массовые преторианские системы обычно живут лишь несколько лет. Либо массовая преторианская система трансформируется через захват власти тоталитарной партией, как в веймарской Германии, либо же традиционные элиты пытаются понизить уровень участия населения в политике посредством авторитарных мер, как это было в Аргентине. В обществе, лишенном эффективных политических институтов и неспособном их создать, конечным результатом социальной и экономической модернизации становится хаос.

От олигархического преторианства к радикальному: перевороты-прорывы и солдат как реформатор

Олигархическое преторианство доминировало в Латинской Америке XIX в. Имперская власть как Испании, так и Португалии не поощряла развитие автономных местных политических институтов. Войны за независимость породили институционный вакуум (они, по словам Морза, «обезглавили» государство⁶), который креолы попытались заполнить, копируя конституционные порядки США и республиканской Франции. Последние, конечно же, не могли укорениться в обществе, которое оставалось в высокой степени олигархическим и феодальным. В результате политическую ситуацию в Латинской Америке характеризовали противостоящие друг другу общественные силы и неэффективные политические институты, неспособные модернизировать общество. Это, в свою очередь, породило такой тип корпоративной или синдикалистской политики, который в большинстве этих стран сохранялся и в процессе роста политической активности. Даже в XX в. олигархическое преторианство все еще сохранялось в странах Карибского региона, Центральной Америки и района Анд и в Парагвае. Это же устройство было обычным и для Ближнего Востока. Здесь распад Османской империи и ее лишь частичная замена британским или французским правлением привели к вакууму легитимности и отсутствию эффективных политических институтов.

При преторианской олигархии доминирующими общественными силами являются крупные землевладельцы, верхушка клира и военные. Общественные институты остаются относительно недифференцированными, и представители правящего класса беспрепятственно и часто совмещают руководящие позиции в политической, военной, религиозной, социальной и экономической сферах. Наиболее активными в политической жизни остаются группы в основном аграрного характера. Семейства, клики и племена беспрестанно борются друг с другом за власть, богатство и общественный статус. Политика приобретает индивидуалистический, гоббсианский образ[29]29
  Состояние «войны всех против всех», которое, согласно Томасу Гоббсу (1588–1679), сделало необходимым учреждение государства.


[Закрыть]. Не существует консенсуса относительно средств разрешения споров. Нет или недостаточно политических организаций или институтов.

Почти все преторианские олигархии в конечном счете эволюционируют в радикальные преторианские системы. При этом не все радикальные преторианские системы в прошлом были преторианскими олигархиями. Некоторые суть продукт эволюции централизованных традиционных монархий. Такие политические системы обычно обладают высокой степенью легитимности и эффективности, пока политическая активность остается ограниченной. Их политические институты, однако, остаются негибкими и хрупкими перед лицом социальных перемен. Они не способны адаптироваться к ситуации вхождения в политику групп среднего класса. Появление таких групп приводит к свержению или крушению традиционной монархической системы правления и предвещает переход общества в преторианскую фазу. Общество эволюционирует от гражданского традиционного строя к радикальному преторианскому. Ценой роста политической активности оказываются институционный упадок и разрушение гражданского порядка.

Третьим источником радикального преторианства является западный колониализм. В Африке, на Ближнем Востоке и в Южной Азии он ослабил, а часто и полностью разрушил местные политические институты. Даже там, где он принимал форму «косвенного правления», он подрывал традиционные источники легитимности, поскольку власть местных правителей очевидным образом зависела от поддержки со стороны империалистического государства. Оппозиция колониализму обычно возникала в среде младших поколений местных элитных и субэлитных групп, которым была свойственна глубокая приверженность ценностям модернизации и которые по своему внешнему виду, занятиям и поведению были типичным средним классом. Поскольку в военном отношении империалистические страны были в большинстве случаев очевидным образом сильнее, стремление к независимости принимало идеологический и политический характер. Интеллигенция, получившая образование в Лондоне и Париже, идентифицировала себя с национальной независимостью и народным правительством и пыталась создавать массовые организации для достижения этих целей. Колониальная система, охраняя свою власть, часто препятствовала созданию политических организаций, а затем резко выпускала бразды правления из своих рук. Это сочетание колониальной оппозиции развитию политической организации с поспешным предоставлением независимости колониям приводило к тому, что местные элиты получали независимость прежде, чем они могли создать политические организации. Даже там, где в годы борьбы за независимость массы оказывались в большой мере вовлеченными в события, это очень часто происходило на очень низких уровнях социальной мобилизации и было, таким образом, несколько искусственным феноменом, не поддающимся организации на постоянной основе.

Во всяком случае, обретение независимости нередко оставляло немногочисленную, модернизированную, интеллектуальную элиту лицом к лицу с большим, аморфным, немобилизованным, все еще в высокой степени традиционным обществом. Африка в 1960-е гг. не слишком отличалась от Латинской Америки 1820-х. В последнем случае креолы пытались навязать республиканские институты, непригодные для их общества; в первом элита пыталась навязать массовые институты, также непригодные для общества. В обоих случаях имел место упадок политической власти и политических институтов: латиноамериканские конституции превращались в клочки бумаги; африканское однопартийное государство превращалось в государство без партий. Институционный вакуум заполнялся насилием и правлением военных. В Латинской Америке низкий уровень модернизации означал сильно затянувшийся период олигархического преторианства. В Африке менее стратифицированный характер общества и другое историческое время обусловили появление радикального преторианства. «Прорыв» к политическому участию среднего класса произошел под руководством гражданской националистической интеллигенции, которую отстранило от власти офицерство, также происходившее из среднего класса; отстранение это стало возможным ввиду отсутствия у интеллигенции постоянной мобилизованной политической опоры и организованной политической силы для того, чтобы заполнить вакуум власти и легитимности, возникший с уходом колониальных правителей.

В процессе перехода от абсолютной монархии или преторианской олигархии к радикальному преторианству, напротив, военные играют ключевую роль. Средний класс впервые появляется на политической сцене не во фраке коммерсанта, а в эполетах полковника. В условиях преторианской олигархии борьба за власть нередко принимает форму переворотов, но эти перевороты оказываются всего лишь «дворцовыми революциями», в которых на смену одному представителю олигархии приходит другой. Высшее руководство меняется, но никаких существенных изменений ни в масштабах правительственного контроля, ни в масштабах политической активности не происходит. Военные институты и военное управление не имеют автономного существования. На вершине олигархического общества вполне может стоять «генерал», он обычно одновременно является и помещиком, предпринимателем, и носителем в высшей степени личной власти, который, в духе Сомосы[30]30
  Сомоса, Анастасио (1896–1956) – диктатор Никарагуа, президент в 1936–1947, 1950–1956 гг.


[Закрыть] или Трухильо, не делает различия между своими ролями. Он, в сущности, пользуется всеми теми политическими средствами – подкупом, насилием, обманом, угрозами, демагогией, – которые в более сложном преторианском обществе становятся специфическими для различных групп. Участие военных или групп военных как коллективов в политике начинается только с выделением офицерского корпуса как полуавтономного института, сопровождающим формирование среднего класса.

Со временем офицерский корпус приобретает особый облик и дух; все чаще в его состав рекрутируются люди скромного социального происхождения; его члены получают уникальные возможности для получения образования на родине и за рубежом; офицеры становятся восприимчивы к заграничным идеям национализма и прогресса; у них вырабатываются управленческие и технические навыки, редкие в других слоях общества. Наряду со студентами университетов, особенно теми, кто учился за рубежом, офицеры – это самая современная и самая прогрессивная группа в обществе. Офицеры из среднего класса, часто тесно связанные с такими гражданскими группами, как школьные учителя, государственные чиновники и инженеры, начинают испытывать все большее отвращение к коррупции, некомпетентности и пассивности правящей олигархии. Со временем офицеры и их гражданские союзники образуют клики и тайные общества для обсуждения будущего нации и свержения ее правителей. В какой-то момент заговор осуществляется, и олигархия оказывается свергнутой. Этот переворот отличается от правительственных переворотов олигархической эпохи тем, что его руководителями являются представители не высшего, а среднего офицерства; этих офицеров объединяет скорее верность общей цели, чем принадлежность к личному окружению одного лидера; у них обычно есть программа социальных и экономических реформ и национального развития; и часто происходит резкий скачок в масштабах сопровождающего переворот насилия.

Это изменение характеризует совершившуюся перемену: на смену олигархическому типу правительственных переворотов, или дворцовых революций, приходят перевороты радикальные, ориентированные на реформы и совершаемые представителями среднего класса⁷. Ирак, к примеру, был прочно во власти олигархического преторианства со времени получения независимости в 1932 г. до 1958 г., и его политическая жизнь сводилась к политике переворотов и контрпереворотов внутри господствующей военной элиты. Свержение в 1958 г. премьера Нури Саида не покончило с преторианской политикой. Но с концом монархии и провозглашением новых лозунгов и программ революции и национального развития наметилось качественное изменение характера политики и источников легитимности. Наметилось также существенное расширение границ политической активности, связанное с приходом к власти офицеров среднего звена, происходящих из среднего класса, и открытием путей вхождения в политику чиновников и специалистов. Свержение военными парламентского режима в Сирии в 1949 г. также привело к расширению границ политической активности – от немногочисленной элиты до представителей среднего класса⁸.

Переход от традиционной правящей монархии к преторианству среднего класса также совершается с участием военных. В типичном случае именно военные составляют самую современную и сплоченную силу в составе бюрократии централизованной монархии, и монархия, как правило, становится жертвой тех, кого она усилила для того, чтобы они ей служили. При этом в отличие от того случая, когда переход совершается от преторианской олигархии, переворот, приводящий к власти военных среднего класса в традиционной монархии, представляет собой разрыв с предшествующей практикой и кровавое нововведение в области политических технологий. Он разрывает нить легитимности и кладет конец тому, что прежде было мирным, хотя и полицейским правлением[31]31
  В оригинале игра слов: peaceful (if policeful) rule, т. e. правление, исполненное мира (peaceful), и в то же время «исполненное полиции» (policeful, неологизм).


[Закрыть]. Так, свержение военными бразильской монархии в 1889 г. знаменовало переход власти из рук владельцев сахарных плантаций на северо-востоке в руки производителей кофе и торговцев Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. Тайская «революция 1932 г.» против абсолютной монархии означала установление власти в основном бюрократических, военных элементов среднего класса, пришедших на смену традиционным правящим кликам, связанным с двором и королевской семьей. Переворот в Египте в 1952 г. привел к власти представителей военных из среднего класса, хотя в этом случае свергнутая монархия не обладала ни прочной легитимностью, ни большим авторитетом.

На этих ранних стадиях политической модернизации офицеры играют важную роль в деле модернизации и прогресса. Они противостоят олигархии, выступают за социальные и экономические реформы, за национальное единство и в какой-то мере за расширение границ политической активности. Они выступают с критикой расточительности, отсталости и коррупции и способствуют популяризации высоких идей среднего класса, таких, как эффективность, честность и патриотизм. Подобно протестантам-предпринимателям Западной Европы, солдаты-реформаторы в незападных обществах демонстрируют и пропагандируют пуританские ценности, которые, хотя и не столь радикальны, как у решительных революционеров, достаточно тем не менее новы для их обществ. Военные лидеры и военные группы сыграли эту инновационную роль в крупнейших и наиболее сложно организованных обществах Латинской Америки в конце XIX в. В Бразилии, Мексике и других странах офицеры и их гражданские союзники взяли на вооружение позитивизм в качестве своей философии развития.

В XX в. профессионализация офицерского корпуса привела к еще большей приверженности идеалам модернизации и национального развития и к тому же изменила типичные формы участия военных в политике: место единоличного лидера заняла хунта⁹. В Чили и Бразилии в 1920-е гг. военные группы среднего класса выдвигали радикальные программы социальных реформ. Во время Второй мировой войны и после нее аналогичные программы выдвигались офицерами в других латиноамериканских странах, таких, как Боливия, Гватемала, Венесуэла, Сальвадор, Перу и Эквадор, где традиционный консерватизм и олигархия сохраняли свое влияние. На Ближнем Востоке после Второй мировой войны солдаты играли аналогичную роль: военные среднего класа, сторонники модернизации, захватили власть в Сирии в 1949 г., в Египте в 1952 г. и в Ираке в 1958 г. Военные перевороты в Пакистане и Бирме в 1958 г. приняли сходные формы, хотя здесь различия в социальном происхождении между свергнутыми политическими элитами и пришедшими им на смену военными лидерами были не столь велики, как на Ближнем Востоке.

Становление радикального преторианства – длительный и сложный процесс. Он обычно связан с чередой переворотов и других перемен, когда различные группы карабкаются по спинам других в борьбе за политическую власть. Как свержение традиционных политических институтов, так и разрыв с олигархическими формами политики протекают обычно более сложными путями, чем может показаться. Самому перевороту нередко предшествуют годы обсуждений и подготовки. «Промоторы» 1932 г. в Таиланде – это порождение организованных в Париже в 1920-е гг. дискуссий студентов и молодых офицеров. В Египте кадеты военного колледжа организовали обсуждение темы «Социальная и политическая напряженность в Египте» в 1938 г. В 1940-е гг. сформировался и выступил с инициативами реформ целый ряд националистических групп, связанных с военным истеблишментом. 1949 г. – год официальной организации группы «Свободные офицеры»; тремя годами позже эта группа захватила власть¹⁰. Нередко бывает так, что офицеры среднего класса делают несколько неудачных попыток захватить власть, прежде чем им удается свергнуть существующий режим. Эти «предваряющие попытки» составляют часть процесса выявления источников поддержки и оппозиции, проверки на прочность правящей монархии или олигархии. Подавление этих попыток правящими группами и казнь или высылка «злоумышленников» отвечают ближайшим интересам режима, лишая «контрэлиту» части ее элементов, но в конечном счете ослабляют режим, поскольку способствуют сплочению сохраняющихся элементов контрэлиты, делают их более осторожными и изощренными.

Политическую схему, в соответствии с которой происходит смещение традиционного или олигархического режима путем военного переворота, можно рассматривать как упрощенный вариант известной бринтоновской[32]32
  Крен Бринтон – американский историк, автор работ по истории Великой французской революции и общей политологии революции (см. гл. 7).


[Закрыть] модели революции. При формировании коалиции военных и гражданских элементов с целью осуществления переворота обычно бывает необходимо сделать акцент на тех целях, которые обладают максимальной притягательностью, и поставить во главе заговора умеренного, склонного к компромиссам военного лидера, который способен завоевать доверие всех участвующих в предприятии групп и к тому же более, чем другие члены этих групп, связан со старым режимом. За крушением старого режима следует, таким образом, видимый приход к власти умеренных. Вскоре, однако, проблемы обостряются, в среде участников переворота возникают разногласия, и со временем более радикальные, якобинские элементы пытаются вырвать власть из рук умеренных и совершают переворот ради консолидации. Этот «консолидационный переворот» окончательно определяет судьбу старого режима; с его успешным завершением элементы среднего класса утверждаются в своем положении ведущих актеров на политической сцене.

Эта сложная комбинация «предваряющего», «прорывного» и «консолидационного» ударов по старому режиму характеризовала большинство случаев перехода от традиционного или олигархического режима к преторианскому режиму среднего класса. В Египте группа «Свободные офицеры» намечала переворот на март 1952 г., но он был отложен. Однако в связи с ростом политической напряженности «Свободные офицеры» вынуждены были захватить власть в июле. В последующие 18 месяцев революция прошла через несколько консолидационных этапов: последовательно уничтожались оппозиционные группы коммунистов, «Вафда» и «Братьев-мусульман», и в апреле 1954 г. на смену Нагибу, популярному умеренному лидеру, за спиной которого пытались объединиться более консервативные элементы, пришел более радикальный Насер¹¹.

Падение абсолютной монархии в Таиланде следовало аналогичной в каких-то чертах схеме. Первый переворот произошел здесь в июне 1932 г., когда группа гражданских и военных лиц захватила власть, арестовала королевскую семью и убедила короля согласиться на ограниченную монархию. Премьером стал достаточно консервативный гражданский Фья Мано (Манонакон Нититада). Весной 1933 г. возник кризис, когда премьер отклонил экономический план, выработанный гражданским интеллектуальным лидером переворота Приди Панамионгом. Военные руководители вышли из состава кабинета и затем выступили против правительства. «Был совершен второй, столь же бескровный и успешный переворот – на этот раз направленный против Фья Мано и его сторонников, которых обвинили в том, что они стремятся к полной реставрации монархии». Этот второй переворот завершил дело, начатое первым. «После первого переворота «промоторы» либо проявили большую скромность, либо весьма хитроумно ждали своего часа, поскольку, вместо того чтобы выдвигать своих людей и заполнять ряды гражданской службы, они объявили, что, ввиду своей неопытности, считают необходимым сохранить некоторые административные посты за монархистами. Входе второго переворота эта тактическая ошибка была исправлена: на этот раз «промоторы» сменили всех должностных лиц старого режима и поставили всюду своих людей, сколь бы они ни были неопытны»¹².

Аналогична связь между переворотом, который совершил в Сирии в марте 1949 г. полковник Хусни Захим, свергнувший правительство президента аль-Куватли и положивший этим начало приходу к власти в Сирии среднего класса, и переворотом августа 1949 г., когда Захима сместил полковник Сами Хиннави: «Постепенно становилось ясно, что второй переворот был, в сущности, завершением первого, исполнением его первоначального замысла. Те, кто были товарищами Захима в деле свержения режима аль-Куватли, должны были избавиться от него, чтобы осуществить изначальную задачу первого заговора, которая состояла в том, чтобы убрать тех, кто оказался неспособным к управлению государством и ведению палестинской войны, и заменить их в системе государственного управления теми, кто был в числе наиболее бескомпромиссных и способных критиков старого режима»¹³.

Сходным образом происходили и «прорывные» перевороты в Латинской Америке. Поражение Боливии в войне Чако побудило молодых офицеров-реформаторов к свержению в мае 1936 г. старого режима и к созданию «социалистической республики» во главе с полковником Давидом Торо. Этот режим начал осуществлять ряд реформ, но в июле 1937 г. «подполковник Герман Буш, кому и принадлежал замысел переворота, приведшего полковника Торо к власти, сместил Торо». Правительство Буша, в свою очередь, «продолжило и углубило общую политику администрации Торо»¹⁴. В Гватемале непрерывному олигархическому правлению был в начале 1940-х брошен вызов усилиями по свержению традиционалистского режима генерала Хорхе Убико. Наконец, в июне 1944 г. произошел успешный переворот, приведший к власти умеренное правительство во главе с генералом Понсе Вальдесом, «который пытался защитить старый порядок»¹⁵. Но Понсе был не в состоянии остановить процесс перемен. «Молодые армейские офицеры, многим из которых обучение, пройденное ими во время войны в США, помогло осознать потребность Гватемалы в реформах, теперь получили долгожданный шанс. Вместе с «ладино» (метисами), профессионалами из среднего класса и капиталистами-интеллектуалами, они планировали свержение генералов»¹⁶. В октябре 1944 г. в результате консолидационного переворота был свергнут Понсе, и в конечном счете к власти пришла радикальная администрация Аревало.

В Сальвадоре события пошли по несколько иному сценарию: первый шаг в направлении свержения власти «Лос Каторсе Грандес» (четырнадцати «грандов», т. е. семейств, которые, как считалось, правили страной) принял форму всеобщей забастовки в апреле 1944 г. против тринадцатилетней диктатуры генерала Максимилиано Эрнандеса Мартинеса. «Забастовка была сравнительно стихийным предприятием со стороны среднего класса города Сан-Сальвадор». Он привела к тому, что на смену Мартинесу пришел умеренный гражданский политик Кастанеда Кастро. Четыре года спустя в «революции 1948 г.» группа младших офицеров сместила его и сформировала новое правительство, призванное осуществить «управляемую революцию». Действия этих офицеров напоминали действия тех, кто возглавлял аналогичные движения на Ближнем Востоке.

«Армейские офицеры, управлявшие сальвадорской политической жизнью с 1948 г., имеют существенные общие характеристики. Почти все они имели звания майоров и подполковников, т. е. принадлежали к тому среднему звену офицерского корпуса, где продвижение по службе происходит медленно, так что политическая активность выглядит многообщающей альтернативой фрустрациям, которые порождает отсутствие перемен в рамках военной иерархии.

Еще более важно, видимо, то, что эти молодые офицеры по своим установкам сильно отличались от старой военной касты, которую они лишили власти. Многие из них происходили из нижних слоев (lower-middle) и среднего класса. В соответствии с местом жительства, образованием, общественными связями, экономическим статусом и притязаниями, а также социальными ориентациями они идентифицировали себя в большей мере с формирующимся средним классом, нежели с экономическими элитами. Большинство из них провело некоторое время в военных колледжах США и имело тесные связи с американскими военными миссиями»¹⁷.

В более сложных обществах Латинской Америки политические институты были более развитыми, переход от консервативных, традиционных режимов к реформистским правительствам среднего класса произошел в более ранний исторический период и был связан с кооперацией между военными клубами и политическими партиями. В Аргентине в 1889 г. был организован Унион Сивика (Гражданский союз), реформистская партия среднего класса. В следующем году возникла Лохиа Милитар (Военная ложа), основанная группой прогрессивных офицеров, которые совместно со своими гражданскими союзниками организовали серию неудачных мятежей в 1890,1893 и 1905 гг.¹⁸. Эти «предваряющие» перевороты давали основания предполагать, что в конечном счете реформаторы из военного среднего класса совершат успешный переворот и придут к власти. Оказалось, однако, что в этом нет необходимости: Аргентина к тому времени была лишь отчасти преторианской страной и правительство в результате мирных выборов 1916 г. возглавили радикальные гражданские союзники военных, Унион Сивика Радикаль (Радикальный гражданский союз).

В Чили политические партии были еще более зрелыми, правящая олигархия более открытой для проникновения в ее ряды представителей гражданского среднего класса, а армия более профессиональной. В результате вмешательство военных сыграло лишь вспомогательную роль в процессе перехода к режиму среднего класса. Основной импульс, подтолкнувший реформы, исходил от Либерального альянса, лидер которого Артуро Алессандри Пальма был избран президентом в 1920 г., когда «кончилось господство олигархии»¹⁹. После того как Конгресс заблокировал реформаторскую программу Алессандри, в сентябре 1924 г. произошло вмешательство в политику военных, которые добились от Конгресса одобрения программы. Алессандри ушел в отставку, и на его место пришла Хунта де Гобиерно, состоявшая из высших генеральских чинов. Генералы, однако, заняли умеренную позицию и планировали возвращение власти в руки консервативных гражданских политиков. В результате в январе 1925 г. восстали молодые офицеры, обединенные в весьма реформаторски настроенную организацию «Хунта Милитар», которые и осуществили «консолидационный» переворот, приведший к власти подполковника Карлоса Ибаньеса. Его реформистская и репрессивная диктатура закончила свое существование в 1931 г., и на смену ей на кототкое время пришла другая военная хунта, провозгласившая «социалистическую республику»²⁰.